Текст книги "Драгоценный враг (СИ)"

Автор книги: Уинтер Реншоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

ШЕРИДАН

Я нахожу маму за кухонным столом рядом со стопкой почты. На подъездной дорожке нет машины скорой помощи. Машины отца нет. Ничего из этого не кричит о срочном кризисе.

– Я не понимаю, – говорю я. – Ты сказала, что была срочная ситуация?

У нее перехватывает дыхание. Какое-то тревожное, затаившие дыхание. А ее глаза налились кровью и опухли. Она плакала.

– Присаживайся, Шеридан, – говорит мама хриплым голосом.

Я сажусь на стул рядом с ней, руки дрожат, потому что я никогда не видела ее такой спокойной и одновременно такой расстроенной.

– Мы получили по почте счет от «Центуриона», – мама придвигает его ко мне. – Что мне показалось странным, потому что ты сказала, что мы получаем какой-то грант. Признаюсь, это казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой, но я доверяла тебе. Верила тебе. В любом случае, это был всего лишь стандартный счет, показывающий, что плата за этот месяц уже поступила… но я уже собиралась выбросить его в мусорную корзину, когда увидела вот это.

Она указывает на имя внизу.

– Шеридан, почему здесь указан Август Монро как наш плательщик?

Я тяжело вздыхаю, но прежде чем успеваю произнести какую-то ерундовую отговорку, задняя дверь распахивается, и входит отец с охапкой продуктов. Его взгляд проходит между нами, и он задерживается в дверном проеме, как будто боится ступить на минное поле.

– Что… происходит? – спрашивает папа.

– Очевидно, некто Монро оплачивает услуги моей сиделки, – говорит ему мама, хотя ее внимание приковано ко мне.

Папа кладет продукты на столешницу, оставляя их, чтобы самому осмотреть улики.

– Я не могла дозвониться до Адрианы, – говорит мама. – Поэтому позвонила ее маме. Она сказала, что тебя там не было, что они были в Чикаго на девичнике в эти выходные. На самом деле, она сказала мне, что не видела тебя несколько недель.

– Шеридан, это правда? – спрашивает папа, как будто у него есть хоть какое-то право уличить меня во лжи.

Мой желудок сжимается. Впервые в жизни два разочарованных взгляда приковывают меня к земле. Я больше не зеница их ока, я – ливень, испортивший их прекрасный пикник.

– Я так и знала, – говорит мама. – То, как ты ходишь здесь со звездами в глазах, наносишь дополнительный слой блеска для губ, завиваешь волосы. Я догадывалась, что ты влюблена в какого-то парня, но никогда за миллион лет не подумала, что это будет Монро.

Отвращение окрашивает ее тон.

Отец снова изучает заявление, зажав рот рукой.

– Шеридан, что ты наделала? Почему он платит за это? В какую переделку ты нас втянула? Он шантажирует тебя? У него есть что-то, что он…

– Нет, – говорю я.

– Тогда объясни это, – мама поднимается со стула, но тут же падает обратно.

– Ты накручиваешь себя, – говорит ей папа. – Пожалуйста, постарайся сохранять спокойствие. Шеридан нам все расскажет, а потом мы во всем разберемся.

Я беру для мамы стакан воды и одну из ее «успокоительных» таблеток и кладу их перед ней. Если она так реагирует сейчас, что будет, когда мама узнает правду? Что я люблю его? Что я хочу быть с ним?

– Я звоню доктору Смитсону, – говорит папа. – Я думаю, у нее опять приступ. Ты останешься здесь с ней.

Я кладу руку ей на плечо.

– Все не так плохо, как ты думаешь, мама. Клянусь.

Ее глаза затуманиваются, становятся расфокусированными.

– Доктор хочет, чтобы она приехала, – говорит папа, когда возвращается из соседней комнаты. – Немедленно.

Мы помогаем маме сесть в машину и едем в тишине, не произнося ни единого слова за всю поездку. Зная моего отца, он готовит свою лекцию в голове, приберегая ее для того момента, когда мы останемся одни и это не услышит мама. Мы не можем рисковать, расстраивая ее еще больше.

Отец может разочароваться во мне, но мама может умереть от разрыва сердца.

Я должна покончить с Августом.

Должна принять раз и навсегда, что я могу любить его, но никогда не смогу быть с ним.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

АВГУСТ

– Может быть, это был шок, – говорю я по телефону, после того как Шеридан вводит меня в курс дела тем же вечером.

Я сижу у бассейна, на том самом стуле, на который она бросила свою одежду в ту ночь, когда пробралась сюда. Грот освещен. Луна полная. И сверчки стрекочут. Но на другом конце моего телефона ситуация плачевная.

Я едва слышу ее. Между гулом больничных автоматов, возле которых Шеридан стоит, и тихим тоном ее голоса, как будто боится, что ее застанут за разговором со мной.

– Это мое мнение, – говорит Шер. – Это был шок. Мама была потрясена тем, что ты платишь за ее сиделку, что я общаюсь с тобой – и она не знает и половины того, чем мы занимались.

– Может быть, когда мама успокоится, ты сможешь поговорить с ней о нас? Может быть, в следующий раз это будет не таким сильным шоком? Раз уж она уже имеет какое-то представление?

– Я не хочу проверять эту теорию.

Я не виню ее. Я бы чувствовал то же самое, если бы это была моя мать.

– Я имела в виду то, что сказала раньше, – говорит Шеридан. – Я люблю тебя. Но я никогда не смогу быть твоей, ясно? Не в этой жизни. – Ее голос ломается. – Может быть, мы попробуем в следующей. Может быть, тогда мы не будем врагами?

Шеридан усмехается, как будто знает, насколько нелепо звучит, как будто это может смягчить слова, которые сокрушают мою душу.

Но я проживу тысячу жизней, если это означает, что я смогу провести с ней хотя бы одну из них.

– Мне нужно идти, – ее голос сломлен. Как и мой мир. – Прощай, Август.

Я отказываюсь говорить «прощай».

– Прощай, Август, – говорит она снова, чуть громче, словно думает, что я не услышал ее в первый раз.

Но я не могу. Я не могу повторить это. Это не прощание. Я не позволю.

– Пожалуйста, не делай этого. Не делай это тяжелее, чем есть, – ее голос – шепот в миллионе миль от меня.

Шеридан вдыхает. Бормочет какую-то долю слова, как будто собираясь сказать что-то еще.

Но потом связь прерывается.

Может быть, Шер думала, что я буду спорить или скажу что-то, что только ухудшит ситуацию.

– Август, – голос моего отца крадет у меня мгновение и укрепляет мой фасад. – С кем это ты только что разговаривал?

– Ни с кем, – говорю я.

– Это случайно не была дочь Рича Роуза, не так ли? – он садится в кресло рядом с моим и откидывается назад. – Ты можешь рассказать мне. Я все равно все об этом знаю. Гэннон выпустил кота из мешка.

Чертов Гэннон.

Он раскрыл мой блеф. Он знал, что угроза Кассандры – чушь собачья. Хотя если бы это было правдой, и у меня были бы доказательства, я бы бросил его предательскую задницу под автобус так чертовски быстро…

Я сжимаю кулаки так, что костяшки белеют, а кровь становится ледяной.

– Вообще-то я надеялся, что у меня будет шанс встретиться с ней на днях, – он закидывает руки на свою толстую шею. – Итак… какие у тебя намерения в отношении нее?

Я поднимаюсь. У меня нет сил для его выуживания информации.

– Ладно, хорошо. Не отвечай мне, – говорит он. – Но знай, что ты не должен сдерживаться по моей просьбе. Если, конечно, тебе нравится эта девушка.

Я кладу руки на бедра, изучая его. Я давно понял, что любой разговор с моим отцом требует, чтобы ты всегда был на шаг впереди него, что может быстро стать утомительным, если ты не будешь осторожен.

– Я думал, ты ненавидишь Роуз, – говорю я.

Отец смеется, поправляя свой шезлонг.

– Когда-то давно я ненавидел землю, по которой они ходили, и воздух, которым они дышали. Но, честно говоря, Август, у кого есть время на все это? Прошлое осталось в прошлом. Что хорошего в том, что мы продолжаем злиться на то, что не можем изменить?

– Я просто никогда раньше не слышал, чтобы ты так говорил. Годами ты только и делал, что говорил о том, как уничтожить Рича за то, что он сделал…

– Людям позволено меняться, – он надувает грудь, как будто я должен знать лучше, и не задавать ему вопросы. – Держать обиды вредно для здоровья. Может, это хороший способ зарыть топор войны? И черт возьми, если ты когда-нибудь женишься на этой девушке, это будет мощный пиар, это уж точно.

Я закатываю глаза. Неизбежно мысли отца всегда возвращаются к бизнесу и к тому, как он может извлечь из этого какую-то выгоду.

– Так ты простил Рича за то, что он сделал?

Он втягивает влажный воздух.

– Когда случается трагедия, Август, первое, что делают люди, это показывают пальцем. Мы хотим разобраться во всем этом. И в то время Рич имел наибольший смысл, учитывая наше прошлое и некоторые особенности произошедшего. Но в конце концов, ему так и не было предъявлено обвинение, потому что не было достаточно улик. Никто не смог доказать это.

Я задерживаю дыхание, когда неверие омывает меня, обжигая жаром.

– Полагаю, я клоню к тому, – продолжает отец, слегка пожимая плечами, – возможно, я был неправ.

Я никогда не слышал, чтобы мой отец признавал, что он в чем-то ошибался… никогда.

– То есть ты хочешь сказать, что если я буду с ней встречаться, ты не собираешься лишать меня наследства, наказывать меня или что-то в этом роде…

Мой отец хихикает, его живот подпрыгивает, а его девственно белые зубы почти светятся в темноте.

– За кого ты меня принимаешь? За монстра? Да ладно, ты же мой сын. Все, чего хочет отец, это чтобы его ребенок был счастлив. Если она делает тебя счастливым, сынок, то, во что бы то ни стало, не позволяй мне встать на пути к этому.

– Хорошо, детка, я готова, – кричит Кассандра позади нас. – О! Не знала, что мы не одни.

На моих глазах она хватает полотенце из кабинки и оборачивает его вокруг своего стройного, загорелого тела.

Я даже не хочу знать…

Направляясь внутрь, позволяю словам отца играть в моей голове по кругу всю ночь, рассматривая их со всех сторон.

Люди могут меняться – я тому живое доказательство.

Но это разворот на сто восемьдесят.

Тем не менее, это шаг в правильном направлении. Если мой отец готов двигаться вперед, может быть, Роуз тоже подумают о том, чтобы сделать то же самое. Если бы они могли уделить мне хоть минуту времени, они бы увидели, что я сын своего отца, но я не мой отец.

Лежа в постели, перечитываю старые сообщения от Шеридан. И прежде чем заснуть, отправляю ей сообщение.

Я: Шер, позвони мне, когда проснешься. У меня важные новости.

Сообщение доставляется, но так и остается непрочитанным. Уверен, что она спит. Прошел чертов день.

Я засовываю телефон под подушку и закрываю глаза, погружаясь в дремоту с тем, чего у меня не было час назад… надеждой и неумолимой решимостью похоронить прошлое, чтобы Шеридан Роуз стала моим будущим.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ШЕРИДАН

Завтра я уезжаю.

Складываю последнюю одежду и запечатываю пластиковую сумку. Мне удалось втиснуть все свои вещи в пять коробок, не считая вентилятора и случайных вещей, уже упакованных в машину.

Отец стучит в дверь. Он все еще не ответил на мои вопросы, заданные на днях, и мы не совсем в хороших отношениях, но ради мамы стараемся держаться радушно.

– Твоя мама отдыхает, – говорит он. – Мона уже в пути.

Я клянусь, мама вернулась домой из больницы более измученной, чем когда поступала в нее.

– Хорошо, – я не встречаюсь с ним взглядом. Я все еще не могу смотреть на него.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я завтра поехал за тобой туда? – спрашивает он. – Немного грустно, что я не смогу помочь своей дочери поступить в колледж.

– Это будет пустая трата бензина, если ты проедешь весь этот путь, чтобы помочь мне перенести пять коробок…

– Я не смотрю на это с такой точки зрения, – отец присаживается у изножья моей кровати, плечи опущены, выглядит более костлявым, чем обычно.

Я не знала, что он похудел. Наверное, я многого не замечала в нем в последнее время…

Папа смотрит, как я складываю коробки в углу. Мне нечего ему сказать.

– Это… из-за него? – спрашивает отец минуту спустя.

– Ты можешь назвать его имя.

Он колеблется.

– Я знаю, что ты не понимаешь. И я не могу винить тебя, Шеридан. Мы многое от тебя скрывали. Мы защищали тебя от многого. Мы думали, что поступаем правильно, и не хотели обременять тебя нашими семейными трагедиями. Сейчас я понимаю, что мы совершили ошибку. Мы должны были рассказать тебе, через что мы прошли, чтобы ты поняла, почему мы держимся подальше от Монро.

– Я читала статьи в мамином альбоме, – я стою к нему спиной, прижав руки к верхней части сумки, и смотрю в окно – то самое окно, через которое не так давно влезал Август. – Я знаю все.

– Ты не знаешь и половины, – говорит отец. – Как этот человек вымазал мое имя в грязи после того, что он сделал с моей сестрой. Его приспешники резали мои шины и изводили твою мать. Годами я не мог доехать до дома из продуктового магазина без того, чтобы за мной не увязалась полиция. И каждый год, в годовщины смерти Синтии и Элизабет Монро, наш почтовый ящик был забит письмами ненависти. И это только мелочи. И я не говорю о саботаже на работе. Однажды Монро пытался заплатить кому-то, чтобы тот подделал тест на наркотики, который я проходил для должности на мясокомбинате. Монро – чистое зло.

– Август совсем не такой.

– И откуда ты это знаешь? Потому что ты провела с ним половину лета? – усмехается отец. – Винсент был моим лучшим другом, Шеридан. С тех пор как мне было восемь лет. И он убил мою сестру и повесил это на меня из злости. Прости, но мне трудно поверить, что Монро способен воспитать порядочного молодого человека, достойного быть с моей дочерью.

Не знаю, что я могу сказать в этот момент, чтобы убедить отца, что знаю сердце Августа и оно не похоже на сердце его отца.

– Ты знаешь, Шер. Ты всегда можешь поговорить со мной о чем угодно. Я знаю, что это было тяжелое лето с твоей мамой, но, если ты захочешь поговорить о чем-нибудь, я здесь. Тебе не нужно убегать…

– Я пыталась поговорить с тобой несколько дней назад.

– Я имею в виду, ты можешь прийти ко мне со всем, что тебя беспокоит.

– Сообщения, которые я видела, определенно беспокоят меня.

У меня нет сил играть с ним в «милую», ходить вокруг да около или заставлять его признаться. Особенно когда он ведет себя так пренебрежительно.

Отец делает тяжелый вдох, сгорбившись и опираясь локтями на колени.

– Я уже рассказала о них двум людям, – добавляю я. – Так что, если с мамой что-нибудь случится, ты будешь первым, на кого они обратят внимание. Ты и Кара.

– Господи, Шеридан, – он зарывается лицом в свои руки. – Ты действительно думаешь, что я причиню боль твоей маме?

– Я не знаю, что и думать… Ты ничего мне не говоришь, кроме того, что это личное и конфиденциальное. По мне, так это очень похоже на интрижку.

– Ты все не так поняла, – отец смотрит на дверь, как будто ожидая, что мама войдет в любую секунду, а потом качает головой. – Послушай. Несколько месяцев назад я потерял работу. Я никому не сказал, даже твоей маме. Я не хотел причинять ей лишний стресс. Это была ерундовая причина, к которой, я уверен, приложил руку Винсент Монро.

Сколько я себя помню, мой отец начинал новую работу, пробивался наверх через пару лет, но его увольняли по какой-то идиотской причине. Он всегда подозревал, что за этим стоит Винсент, учитывая их историю и его склонность сеять хаос, но отец никогда не мог этого доказать.

– В общем, Кара – адвокат, специализирующийся на трудовом праве. Она собирает для меня дело о незаконном увольнении. По крайней мере, пытается. Похоже, они могут урегулировать дело во внесудебном порядке, возможно, в шестизначном диапазоне. Это изменило бы нашу жизнь. Мы могли бы выплатить обе ипотеки, впервые в нашей супружеской жизни водить надежную машину, оплатить все медицинские счета твоей матери, покрыть твое обучение, а остальное отложить на пенсию.

– Прости, но как ты можешь позволить себе адвоката, если ты не работаешь?

– Она делает это безвозмездно – в качестве одолжения для нас. Ты, наверное, была слишком маленькая, чтобы помнить, но Кара была довольно популярна здесь в те времена. Она вроде как смотрела на нас как на родителей, которых у нее никогда не было. Это я подтолкнул ее к получению юридического образования. Видимо, Кара почувствовала, что хочет отплатить, вернуть должок, или типа того.

– Хорошо… – я обдумываю это. – Так если ты не работал последние пару месяцев, куда ты ходил посреди ночи?

– В хижину, – говорит он, имея в виду однокомнатный рыбацкий домик друга семьи на озере Грейстоун. Они всегда давали папе право пользоваться им, и он находился примерно в тридцати минутах езды от города, так что это вполне правдоподобно.

– Так ты просто… тусуешься в хижине всю ночь? Пять ночей в неделю?

– Я не сижу без дела, – говорит отец. – Иногда я занимаюсь ночной спортивной рыбалкой. Иногда читаю книгу. Дремлю. Смотрю старый фильм на VHS. Время проходит достаточно быстро. (прим. спортивная рыбалка, при которой пойманную рыбу отпускают)

– И мама ни о чем не догадывается?

– Нет.

– Почему ты ей не сказал?

– Разве это не очевидно? Она не может справиться даже с малейшим стрессом. Представляешь, как она переживет американские горки судебного процесса? К тому же я не хотел обнадеживать ее, если вдруг ничего не выйдет. У нее было достаточно разочарований в жизни.

– Так почему ты не мог сказать мне?

– У тебя было достаточно забот. Я не хотел, чтобы ты волновалась. Ты уже подумывала о том, чтобы отложить колледж. Если бы ты знала, что я не работаю, я бы ни за что не уговорил тебя уехать.

Он прав. Я бы осталась, взяла бы полный рабочий день в магазине сотовых телефонов и настояла бы на том, что должна вносить свой вклад в доходы нашей семьи.

– Я хочу тебе верить, – говорю я, на мгновение задумавшись.

– Ну ты должна. Это правда.

– Почему ты никогда не говорил мне, что тебя обвиняли в убийстве твоей сестры? Что ты был арестован за это?

Отец складывает руки, сжимая их так, что костяшки белеют.

– Потому что это был один из самых мрачных моментов в моей жизни. И я боялся, что ты никогда не будешь смотреть на меня так же.

– Я бы предпочла услышать это от тебя, чем прочитать в выцветшей газетной статье.

Отец сжимает челюсти.

– В конце концов, я бы тебе рассказал.

Думаю, мы никогда этого не узнаем.

– Теперь, когда я рассказал тебе все, что тебе нужно знать, Шеридан, ты должна рассказать мне, что на самом деле произошло с сыном Винса. Скажи мне, почему он платит за сиделку твоей матери.

Я не могу рассказать ему все.

Просто не могу.

Но я могу рассказать ему сокращенную версию.

– Мы познакомились этим летом, – я ковыряю оторвавшуюся нитку в ковре. – И мы поладили. Я сказала, что беспокоюсь о маме, что ей может понадобиться помощь, пока меня не будет… он предложил.

Папа проводит ладонями по своим бедрам, расстроенный, не в силах посмотреть в мою сторону. Он не дурак. Я уверена, что он понял мою историю. В этой жизни ничто не достается даром.

– Мы действительно нравимся друг другу, – добавляю я, держа голову высоко поднятой, а голос кристально чистым. – Он хороший человек. Он не такой, как его отец. Может быть, если бы ты встретил его, ты…

Отец обрывает меня взмахом руки, поднимаясь.

– Я услышал достаточно.

– Что?

– Я никогда не встречусь с ним, и ты никогда не должна с ним общаться, – говорит он сквозь стиснутые зубы. – Ты понимаешь?

Я хочу сказать ему, что это неправильно, что они все еще используют Мону. Что он не имеет права ненавидеть Августа и одновременно пользоваться им. Но я уверена, что он откажется меня выслушать. И в итоге больше всех пострадает мама.

Я тоже поднимаюсь.

– Нет, папа. Я не понимаю тебя. Если бы ты мог просто…

– Это не обсуждается, – он идет к моей двери. – Мы не общаемся с Монро. Вот как оно есть. И так будет всегда.

Он делает паузу.

– Худшее, что ты можешь сделать, это принять деньги от одного из них. Как только ты окажешься у них в кармане, ты будешь должна им всю жизнь.

Я складываю руки.

– С Августом все не так.

– Теперь ты так думаешь, – он направляется к двери. – Покончи с этим. Немедленно. И никогда больше не говори о нем. Ты поняла?

Его слова пронизывают комнату ледяным холодом, и человек, произносящий их, совсем не похож на отца, который вырастил меня.

У меня пересыхает во рту, и я заставляю себя сглотнуть, держа голову высоко поднятой.

– Уже.

– Хорошо. А теперь извини меня, это были тяжелые дни. Я собираюсь пойти проведать твою мать. А тебе нужно немного отдохнуть. Утром тебе нужно ехать.

Он закрывает дверь, и я падаю на кровать, ложусь на живот и утыкаюсь щекой в плоскую подушку, уставившись в стену.

Мой телефон звонит на тумбочке, я тянусь к нему.

ДРАГОЦЕННЫЙ ВРАГ: Пожалуйста, позвони мне, Шер. Я уезжаю завтра. Мне нужно тебя увидеть.

Август пишет смс уже несколько дней, говорит, что должен сказать мне что-то важное и хочет сказать лично, но я игнорирую его, потому что знаю, как это произойдет. Он вернет меня обратно, и это сделает все в десять раз сложнее, чем есть. Я уже сказала ему то, что должна была. И я уже попрощалась. Чем скорее Август смирится с нашей судьбой, тем скорее мы оба сможем жить дальше, на что бы это ни было похоже.

ДРАГОЦЕННЫЙ ВРАГ: Я скучаю по тебе.

Со слезами на глазах я пишу ему ответ.

Это будет последний раз.

Я: Я тоже скучаю по тебе. Но я не могу.