Текст книги "Погнутая сабля"

Автор книги: Уинстон Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

– Когда мы были в одном лондонском театре, её буквально переполняли эмоции. Я никогда не видела её такой заворожённой чем-либо. Но причина в другом. Во время нашего пребывания в Париже мы познакомились с молодым английским лейтенантом, который, должно быть, ее и подтолкнул… О, сейчас-то с этим покончено, но было  нечто поразительное в том, как это произошло… с настолько юной девушкой!

И Демельза рассказала обо всем: задорной дружбе, покровительственном ухаживании и неожиданном визите с серьёзным предложением.

Кэролайн молча слушала, трепля за уши Горация Третьего.

– А что Росс думает по этому поводу?

– Я ему не сказала. Начать с того, что я была слишком… слишком расстроена, чтобы думать о чём-либо, кроме Джереми. Потом эта новость о Кристофере Хавергале, о том, как он искалечен. А потом просто вылетело из головы, я знала, что ничего из этого не выйдет. Но мне часто хотелось спросить тебя…

– Белла знала о его предложении?

– О да. И разумеется, когда пришла новость о его ранении, она была страшно подавлена: сначала Джереми, затем Кристофер. Но с недавних пор Белла значительно оправилась от удара и пребывает в хорошем настроении, поэтому есть вероятность, что она обо всем забудет. Правда, мне любопытно, не могли ли те события оставить впечатления настолько сильные, что они способны проявиться через год-два. И ещё интересно…

– Что именно?

– Если через год или два Белла скажет, что хотела бы… хотела бы стать певицей или актрисой за… за плату. Что бы ты сказала, будь ты на моём месте? Что бы почувствовала, если бы это была, например, Софи?

Кэролайн с глухим шлепком опустила Горация на пол. Тот протестующе заворчал.

– Когда-нибудь тебе придётся сказать Россу. В большей степени всё будет зависеть от него, разве не так? Что касается меня, я бы рассматривала подобную перспективу с большой долей сомнения. Актёры и певцы почти не имеют социального статуса. Одни ведут весьма беспорядочную жизнь и известны своей сомнительной репутацией. Есть и другие, достойные уважения, но уважением не пользующиеся. И совсем небольшая категория певиц и великих актрис, таких как Сиддонс, от них отличается. Но таких очень мало… Разумеется, ещё один способ добиться признания – стать любовницей какого-нибудь принца. Но даже такой путь, как говорят, не ведёт к спокойной и комфортной жизни.

Демельза поёрзала на стуле.

– Кристофер – очень обаятельный молодой человек. Но, по правде сказать, эти отношения были, возможно, слишком тривиальны, слишком легкомысленны, чтобы принимать всерьёз. Немыслимы, одним словом. Но я рада, что Белла почти пришла в себя после всех тех событий.

– Очередное доказательство того, насколько забывчива юность, – заметила Кэролайн.

Глава четвёртая

I

– Ме-док, щёлк-бом, пузырёчек, трубкогром, – пела Изабелла-Роуз. – Чиу-чиу чиу-твит, вода журчит, сосна трещит, колокольчик все звенит, тьюти-тьюти, чиу-твит... Мамочка, слышишь? Так поёт соловей. Если бы мы только смогли положить это на музыку!

Демельза вошла в библиотеку. Кьюби сидела за пианино, Белла пританцовывала рядом.

– Достаточно мило, как ты говоришь, – сказала Кьюби.

– Но у мамочки хорошо получается подбирать песенки. Она не так хорошо играет, но у неё прямо нюх на весёлые песенки!

Наступил Сочельник. Снаружи мягкий серый день, внутри же больше огня, чем было необходимо, – свечи зажгли, чтобы оживить дом. Сегодня по домам ходил церковный хор, а завтра утром всех пригласили в Киллуоррен, где Энисы распорядились подать к ужину кабанью голову. В отличие от Полдарков, слуги в Нампаре работали в приподнятом настроении. Каждый оплакивал мистера Джереми и соболезновал овдовевшей мисс Клоуэнс, но это не смогло помешать проникнуть в дом традиционно сопровождающему Рождество веселью. Смех, свист и радостный трепет наполняли дом. И когда завтра Полдарки уедут, на старой кухне грянет пир – на кухне, где некогда царствовали Джуд и Пруди, – и один Господь знает, какой здесь будет шум. Росс гадал, скольких своих помощников он найдёт по возвращении трезвыми. Но его это мало заботило.

Демельзу убедили сесть за пианино вместо Кьюби, а Белла снова и снова звенела бубенцом, который достался ей от какой-то старушки. «Ме-док, щёлк-бом, пузырёчек, трубкогром», – пела она, пока Демельза старалась подобрать подходящие аккорды: «Чиу-чиу чиу-твит, вода журчит, сосна трещит, колокольчик все звенит, тьюти-тьюти, чиу-твит». Понемногу песенка начала складываться. Белла засветилась восторгом, а Кьюби и Демельза рассмеялись.

В этот момент вошёл Генри, и Белла подхватила его под руку. Демельза как раз играла рождественские песенки, которые так хорошо знала.

Библиотека, как и жилая комната, была украшена остролистом, плющом, папоротником и ранними примулами. Вчера все помогали украшать церковь в Соле. И хотя цветов было немного, кое-какие прислали из Плей-хауса и Киллуоррена. Ни Нампара, ни Тренвит не имели зимних садов, а Тренеглосы жили в приходе церкви святого Эрмина в Марасанвосе. Перед тем как отправиться в Киллуоррен, семейство собиралось посетить церковь в Соле, где мистер Кларенс Оджерс прочтёт молитвы и проповеди. Ради такого великолепного повода, как Рождество, пойдут даже слуги из Нампары.

Дуайт и Кэролайн тоже обещали прийти, хотя Дуайт не уставал подчёркивать, что в Англии праздновали 25 декабря ещё задолго до её обращения в христианство.

Сочельник прошёл достаточно мирно, из-за туч стемнело рано. В семь часов Кьюби сказала, что чувствует себя неважно, и раньше обычного поднялась к себе. Но всё же она слышала, как в дом пришёл хор. Кьюби встала и села у окна, чтобы послушать. Хор из сильных юношеских голосов пел всем известную рождественскую песнь.

Я спою о двенадцати вам.

Что о них ты поведаешь нам?

Песнь святую.

Давай же, какую?

Двенадцать – двенадцать апостолов славных.

Одиннадцать – в рай поднялись благонравных.

Десять правил Господь начертал.

В девять – луны яркий блеск нам послал...

Восемь архангелов с неба спустились.

На небе семь звезд вслед за ними явились.

Шесть – то посланник надежду вселил.

Пятым лодочник приплыл.

Четыре послал проповедника честных.

И трое из них никому не известных.

Из них два ребенка невинных по крови.

И оба младенца в зеленом покрове.

Один из них – вечно один, сирота.

И жизнь его будет совсем не проста.

Еще они спели «Рождество» и «Жил да был старик Иосиф».

После чего вся толпа ввалилась в гостиную, чтобы отведать пирогов с мясом и имбирного вина. На празднике присутствовали и Певун с Кэти, хотя теперь Певун пел только тенором, а Кэти вообще пела с трудом. Все это время они стояли вместе с бесстрашным несокрушимым видом.

На Рождество Кьюби снова прекрасно себя чувствовала, так что праздник продолжался. На рассвете всё заволокло дождевым туманом, но к полудню показалась кромка неба, и воздух стал суше. Тем не менее, пролитого за ночь дождя хватило, чтобы булыжные мостовые лоснились от воды, над скотным двором поднимался пар, дороги развезло от грязи. Обе шахты работали – слишком дорого закрывать их даже на один день. В тишине ритмичный стук подъемника и слышался более отчетливо.

В церкви мистер Оджерс надел лучшую рясу, которую берег для особых случаев, сливового цвета с медными пуговицами, уже сильно тесную, поскольку впервые он надевал её на собственное бракосочетание пятьдесят один год назад. Ряса не указывала на какой-либо богословский или церковный орден, ведь мистер Оджерс ни к одному из них не принадлежал. В то утро мистер Оджерс был в ударе и провел службу всего с двумя ошибками.

Двадцать первый псалом он начал с двенадцатого стиха: «Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет». Когда он дошел до двадцать первого стиха, «Душу мою от меча избавь, защити мою жизнь от псов», Демельза тихо вложила руку в ладонь Росса. Тот сжал ее.

После службы они поехали верхом до Киллуоррена, перед ними бежали слабые тени.

Они купили для Кэролайн отрез прекрасного французского кружева, Дуайту – шейный платок, а шелковые сарафаны для девочек; Энисы подарили Демельзе два винных кубка, Россу – перчатки для верховой езды, ребенку Кьюби – вязаный чепчик, Белле – сборник песен, Гарри – игрушечную лошадку, которую как сильно не толкай, она все время встает вертикально.

Из-за детей они рано поужинали и много смеялись, ели, пили хорошее вино и по большей части весело проводили время, хотя душу сковал лед. В Рождество надо гнать от себя мрачные мысли. Дьявольский год прошел; следующий будет лучше. Жизнь идет своим чередом. Прежде всего надо жить ради молодых, но даже ради себя самих. Стоял прекрасный ясный день, в камине потрескивал огонь, их окружала любовь и дружба, у них вдоволь пищи и напитков. Не надо думать о Джереми, который покоится в холодной фламандской земле.

Когда стемнело, зажгли свечи и подкинули в камин дров. Дочки Энисов исполнили дуэт под аккомпанемент фортепиано, за которым сидела Кьюби. Белла выступила с отрывком из своей новой соловьиной песни.

Чиу-чиу чиу-твит,

Вода журчит, сосна трещит,

Колокольчик все звенит.

Тьюти-тьюти, чиу-твит.

Ее мать сумела запомнить аккорды, сочиненные утром, и стишок превратился в приятную песенку.

К половине седьмого вечера Генри стал капризничать, поэтому Демельза, несмотря на возражения девочек, вынуждена была сообщить, что им пора. Они выехали около семи часов маленькой кавалькадой, возглавляемой Россом. Его старенький Колли ни разу не споткнулся и мог найти дорогу даже вслепую. Их сопровождал Боун с фонарем, хотя все заверяли Дуайта, что в этом нет нужды.

Стало совсем темно, ни луны, ни звезд, снова заморосил дождь и подул слабый ветер. Демельза держала Генри перед собой, но как только голова сына стала клониться во сне, передала его Россу, который сидя в седле мог держать его крепче. Ехали в тишине, за день все наговорились вдоволь. Вдалеке показались огни Нампары в ореоле тумана. Когда лошади зацокали по тропке под согбенными ветром деревьями, Росс подумал, как мало изменилось с тех времен, когда он проезжал здесь осенью 1783 года – тридцать два года назад, возвращаясь домой после войны в Америке и узнав, что отец скончался. В Нампаре царил упадок и зловоние, а Джуд и Пруди валялись в пьяном угаре в отцовской кровати.

Они пересекли мост и спешились перед парадной дверью. Росс помог спуститься сначала Демельзе, а потом Кьюби.

Соскользнув с его рук, Кьюби прошептала:

– Простите. Кажется, у меня начались схватки.

II

Это случилось дней на десять раньше срока. Росс окликнул Боуна с фонарем, который засобирался обратно.

– Боун!

– Да, сэр?

– Прошу прощения, моей невестке нездоровится. Не мог бы ты попросить хозяина прийти к нам?

Кьюби поднялась наверх и быстро разделась. Демельзе все сразу стало ясно, ошибки быть не может. Росс спустился в кухню и застал там даже меньший беспорядок, нежели ожидал. Сефус Биллинг спал под столом, а Эрн Лобб храпел в кресле, но остальные вскочили на ноги, как только он вошел.

Он улыбнулся.

– Как прошел ужин? Вижу, что хорошо!

Все с облегчением рассмеялись.

– О да, сэр!

– Это уж точно!

– Прекрасно, прекрасно, сэр!

Росс посмотрел на Мэтью-Марка Мартина.

– Окажи мне услугу. У миссис Джереми начались схватки. Наверное, преждевременно, но я послал за доктором Энисом. Не мог бы ты съездить в «Герб пройдохи» за миссис Хартнелл?

– Уже бегу, сэр!

Когда Эмма переехала в «Герб пройдохи» вместе с мужем и двумя детьми, доктор Энис вдохновил ее перенять обязанности престарелой миссис Хиггинс, служившей акушеркой в респектабельных домах. Удивительно, что эта «легкомысленная» девушка (дочь паршивца Толли Трегирлса), чья репутация некогда слыла слишком испорченной для брака с методистом Сэмом Карном, теперь, в зрелом возрасте, считалась человеком надежным и обладала большим авторитетом.

Демельза сидела возле Кьюби и жалела, что не ждала малыша раньше января, они дали миссис Кемп выходной, да и Клеменс не приедет раньше чем через неделю. Она беспокоилась и чувствовала себя неловко рядом с привлекательной и элегантной молодой женщиной, которая вот-вот произведет на свет ребенка Джереми.

Дуайт прибыл первым, почти сразу за ним появилась Эмма позади Мэтью-Марка. Демельза поцеловала Кьюби и вышла из комнаты. Она не хотела в этом участвовать. Не хотела видеть боль невестки. В последние месяцы отношения между ними наладились, Кьюби сказала сестре, что никогда не встречала женщину, которая понимала ее хотя бы вполовину так хорошо, как леди Полдарк. Это взаимопонимание было довольно сдержанным, и не сказать чтобы очень дружелюбным, но они искренне привязались друг к другу. Возможно, в нежелании Демельзы находиться рядом с невесткой во время родов таились зерна страха, что ненавистные чувства, которые она ощутила однажды, все еще не полностью побеждены.

Дуайт пробыл на верху полчаса, а затем вошел в гостиную, где Росс и Белла играли в карты. Демельза укладывала Генри спать.

– Все идет хорошо, – сказал Энис. – Не вижу никаких осложнений.

– Наверное, мы зря тебя побеспокоили, – ответил Росс. – Не успели уехать.

– О нет, как раз самое время! Схватки легкие и постоянные. Я бы сказал – завтра утром. Или чуть раньше.

– Твой ход, папочка, – сказала Белла.

– А сейчас что?

– А пока что я предлагаю всем хорошенько выспаться. Я дал ей мягкое успокоительное, оно должно помочь. Эмма заварит ей чашку чая. Еще раз поцелуй от меня Демельзу.

– Разумеется!

Росс пошел с червонного туза.

– Эмма останется на всю ночь, – заключил Дуайт, – и пусть кто-то из слуг будет под рукой, пошлешь его за мной, если понадобится.

– Ты выиграл, папочка! – сказала Белла.

III

В пять часов утра в день святого Стефана Кьюби Полдарк произвела на свет здорового ребенка весом в шесть фунтов. Обошлось без осложнений, и понимая, что находится в чужом доме, несмотря на всю теплоту и дружелюбие его обитателей, она стиснула зубы и перенесла боль, не издав почти ни звука. Вопреки прогнозам Росса, родилась девочка. Дуайт похлопал Кьюби по руке и заявил, что она очень храбрая. Того человека, который должен сидеть рядом и держать ее за руку, сейчас не было и никогда уже не будет. Сквозь туман слез, частично счастливых, но больше печальных, ее поцеловали и обняли все члены семьи. Генри рассмеялся, увидев ребенка.

Так в доме появился еще один ребенок, еще один Полдарк, хотя бы и девочка. Их первая внучка, дочка Джереми, новое поколение. Рождественский младенец, ребенок Христа, всё, что осталось от их сына-солдата.

Около двенадцати Демельза сказала Россу, что хочет дойти до конца пляжа и приглашает его с собой.

– Далековато для меня, – ответил Росс, – весь этот песок. Пока доберусь домой, наверняка буду хромать, как старый осел.

– Тогда давай поедем верхом? Не галопом, так, легким шагом.

– Если хочешь.

– Я хочу.

Колли и Календула, их старые лошади, не сгорали от нетерпения покатать всадников.

Демельза поднялась за чем-то наверх, и Росс, ожидая, когда приведут лошадей, подошел к двери и окинул взглядом свои владения. Он был частью этих мест. Его взгляд скользил по деревьям справа. Тонкий, отливающий медью ручей бежал из-под моста в сторону бухты Нампара. Прямо перед ним, на полпути к вершине холма, виднелся подъемник и крыши Уил-Грейс, а также гора пустой породы, плавно спускающаяся в сторону дома и наполовину заросшая бурьяном. В прошлом году по просьбе Демельзы убрали две оловодробилки, поскольку в Соле их и так предостаточно. Поля, в основном невозделанные, ожидали вспашки в феврале и были усеяны многочисленными воронами, пытающимися разжиться чем-нибудь съедобным. Обнесенный стеной сад Демельзы с воротами на пляж, полоска неровной земли между садом и пляжем. В полумиле отсюда, у первых утесов, виднелся подъемник и прочие постройки шахты Уил-Лежер.

За спиной возвышался дом, образец неописуемой архитектуры, с серой крышей, покрытой серым делаболским сланцем, если не обращать внимания на соломенную заплатку со стороны заднего двора, с разномастными дымоходами и толстенными каменными стенами – его дом, сооруженный грубыми шахтерскими руками для семьи, которой он давал кров вот уже шестьдесят лет.

– Я готова! – сказала Демельза, когда привели лошадей.

Они двинулись легкой рысью, старые товарищи, как и их лошади. Росс заметил у Демельзы маленький холщовый мешочек.

– Что там? – спросил он.

– Да так, прихватила кое-что.

Начался отлив, и хотя ветра не было, море щетинилось белыми зубцами. Некоторое время они скакали по кромке прибоя, поднимая брызги и позволив лошадям наслаждаться водой. Вдали чернели голые скалы, но вокруг Уил-Лежер их покрывала зелень, а у подножья росли черные, бурые и фиолетовые водоросли. Облака над горизонтом постоянно меняли форму. Корнуольская природа частенько меняет декорации.

– Итак, теперь у нас есть внучка.

– Да.

– Ты рада?

– Да, Росс, рада.

– А Кьюби?

– И Кьюби. Я уверена, она тоже довольна.

Они проехали еще немного.

– В первый ее приезд в Нампару, – прервала молчание Демельза, – в тот первый раз она казалась такой спокойной и самоуверенной, что я почти убедила себя невзлюбить ее. Но очень скоро, через пару дней, я поняла, что это всего лишь панцирь. Под ним она была такой мягкой, уязвимой, израненной, как больной зверь на кровавых изломанных лапах... Ты только представь, каково ей... Первый ребенок, без мужа и среди чужих людей.

– Любящих ее чужих людей.

– О да! Но если бы здесь был Джереми, солнце вышло бы из-за туч. Она сказала как-то раз: «Никто не произносил мое имя так, как Джереми. Он говорил «Кьюби» по-своему, как говорил только он..»

Подступили слезы, для Рождества это было уже слишком.

– Что ж, теперь блестящий титул, которым меня наградили по ошибке, достанется бедняге Генри, – резко сказал Росс.

– Мне это тоже по душе, Росс, несмотря на то, как ты об этом говоришь. Справедливо, по-моему, что титул перейдет к твоему сыну.

Они подъехали к сухому песку.

– Она не говорила, как хочет назвать ребенка, есть у нее мысли на этот счет?

– Хочет назвать ее Ноэль. Кажется, это предложил Джереми. И Франсис, в честь ее матери.

– Ноэль Франсис Полдарк. Звучит неплохо. Я рад, что она не последовала примеру семьи Хорнблауэр.

– Хорнблауэр?

– Джонатан Хорнблауэр, придумавший двухцилиндровый паровой двигатель, он умер в марте. У его отца родилось тринадцать детей, и всем он дал имена на Дж: Джеколия, Джедедайя, Джеруша, Джосайя, Джаби, Джонатан. Остальные я забыл, но когда-то помнил все.

– Расскажи об этом Кьюби. Быть может, она передумает до крестин.

– Кстати, – заметил Росс, – жаль, что у Джорджа не родились мальчики-близнецы. Назвал бы их Кастор и Поллукс.

Демельза рассмеялась. Как же приятно было снова услышать этот звук!

– Клоуэнс бы с этим согласилась.

Росс посмотрел вдаль.

– Помнишь тот песчаный холм? Как мы с тобой, Джереми и Клоуэнс любили с него скатываться? Какое это было удовольствие, когда они были маленькими!

– Даже слишком хорошо помню. Чудесное было время!

– Не могу представить, как я скатываюсь по нему с Гарри.

– Не волнуйся, твое место займет Ноэль.

Росс поправил поводья.

– Странное чувство. Не думаю, что когда-нибудь узнаю Гарри так же хорошо, как Джереми. Не так много я участвую в его жизни. Да еще все эти годы между нами... Иногда я чувствую себя его дедушкой!

– Что за вздор!

Вокруг не было ни души; только вспархивала иногда стайка чаек, песчанок или ржанок, встревоженных их приближением, птицы отскакивали подальше или лениво хлопали крыльями, чтобы отлететь на безопасное расстояние.

– Нужно написать Клоуэнс и Верити. Уверена, они будут очень рады!

– Не сомневаюсь!

– Росс, мне бы хотелось узнать о жизни Валентина и Селины в Лондоне.

– Что тебя может интересовать в их жизни?

– Не видятся ли они с Томом Гилфордом.

– Ты про... Ох, дорогая, еще слишком рано думать о таком...

– Я и не думаю ни о чем таком! Но Том – старый добрый друг Клоуэнс. Я уверена, если он приедет, это пойдет Клоуэнс на пользу, для ее настроения и самочувствия в целом... И не забудь, он стряпчий. Он мог бы оказаться для нее весьма полезен.

– В таком случае, нам следует послать записку Эдварду Фитцморису, чтобы оба могли стартовать одновременно.

– Росс, ты невыносим! Почему я тебя терплю?

– Что ж, ты упоминала, что по ее словам, если она снова выйдет замуж, то не по любви, а по расчету – ради состояния или титула. Тогда точно нужно включить в рассмотрение Эдварда.

– Ума не приложу, как можно быть таким циником, когда речь идет о собственной дочери!

– Цинично ли взглянуть в лицо фактам? Кьюби сейчас страдает, а Клоуэнс по-другому, но тоже страдает. Значит, нам не надо ничего предпринимать? Дать событиям идти своим чередом?

Всадники достигли середины пляжа, оставив позади старую штольню Уил-Влоу. Наконец, вдали показались Тёмные утесы, можно было разглядеть их глубокие расщелины и острые вершины.

– Что насчет тебя, Росс, – спросила Демельза, – ты удовлетворен?

Лицо Росса несколько секунд оставалось непроницаемым, потом он ответил:

– Что значит удовлетворен? Нечто большее, чем смирился? Я довольно много ем и сплю, занимаюсь делами. Единственное, чем я доволен, и более чем, это своей женой.

– Благодарю, Росс, я не напрашивалась на комплимент.

– Ты его и не получила. Но я дома почти полгода, а ты больше. Все эти месяцы мы скорбели. Но сейчас начинаем постепенно свыкаться. Тебе так не кажется?

– Да. Но когда нас навестит мистер Каннинг, если навестит, каков будет твой ответ?

– Ответ на что? Он не задавал вопроса.

– Но может спросить. Он обязательно попытается убедить тебя вернуться в политику.

– Тогда я откажусь.

– В самом деле?

– Да. Я продолжу заботиться о доме и своей обширной семье. И о жене, которая недостаточно обширна, чтобы меня это устроило.

– О, я понемногу набираю вес. Нужно снова выпустить несколько юбок, которые я ушила.

– Значит, ты тоже удовлетворена?

– Смирилась – так ты сказал? Это ближе. Но ты прав. Мало-помалу, крохотными шажками мы будем уходить всё дальше от нашего горя.

– Возможно, даже навстречу счастью?

– Ох, нет...

– Не в твоем характере, дорогая, быть несчастной. Ты отличный противовес моей природной хандре.

– Теперь это стало тяжелее.

Они поднимали брызги на мелководье, среди волнистых гребней песка.

– Старина Толли Трегирлс, – вспомнил вдруг Росс. – Знаешь, я навестил его перед кончиной. Я запомнил две вещи. Он процитировал моего отца. Тот когда-то сказал ему: «Толли, чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что мудрецы никогда не приходили с востока».

– Наверное, он прав.

– Но кое-что Толли сказал от себя лично, и это произвело на меня неизгладимое впечатление. Сболтнул мимоходом, не делая громких заявлений. Вот его фраза: «Куда лучше быть хорошим сквайром в Корнуолле, чем королем Англии».

Она взглянула на него, Росс улыбнулся в ответ.

– Наверное, я просто никогда не ценил свое счастье.

IV

У конца пляжа они спешились и вскарабкались к колодцу желаний. На самом деле это был просто маленькое естественное углубление у входа в пещеру, куда с замшелого потолка капала вода. Именно сюда много лет назад приходили с Джеффри Чарльзом Дрейк и Морвенна и молча поклялись друг другу в верности.

Росс не понимал, зачем Демельза захотела сюда приехать, с куда большей легкостью, чем он, огибая лужи и карабкаясь по поросшими водорослями камням. Но он согласился, лишь бы ее порадовать. Добравшись до колодца, они немного постояли молча. В пещере царил полумрак, но вокруг колодца было светло.

Демельза развязала холщовый мешок и вытащила оттуда серебряную вещицу. Ту самую чашу любви с выгравированной надписью на латыни «Любовь порождает любовь».

– Зачем тебе это? – спросил Росс.

– Кьюби передала мне записку от Джереми. Он написал...

– Ты мне не говорила...

– Там всего несколько слов.

– Ты мне не говорила. А он упоминал... Тогда в Бельгии он сказал, что написал тебе.

– Всего лишь записка, Росс. Кажется, у него было какое-то суеверие по поводу этой чаши. По-другому я не могу это объяснить. Если помнишь, я нашла ее на пляже, ее вынесло на берег море. Джереми считал ее дурным предзнаменованием. Если бы он вернулся из Франции, то забрал бы ее себе, а если нет, то я должна выбросить чашу, отдать обратно морю.

Росс нахмурился.

– Не понимаю. Она никогда ему не принадлежала. Бессмыслица какая-то.

– Непросто понять его чувства, Росс. Но однажды мы с ним об этом говорили, когда он приезжал домой в декабре. Тогда он мало что объяснил, но Кьюби привезла с собой записку.

– Я хотел бы увидеть записку.

– Я сожгла её, Росс.

Росс посчитал это настолько возмутительно наглой ложью, что не стал даже пытаться спорить. Демельза уничтожила письмо Джереми?

– И что ты собираешься делать с чашей?

– Брошу в колодец.

– Это не совсем море.

– Для меня это даже лучше, чем море. Колодец глубокий. Никто её не найдет.

– Это так важно?

– Нет-нет. Вовсе нет. Но это же колодец желаний. Я думаю... думаю, что он подойдет наилучшим образом, просто идеально.

– Что ж, меня это озадачивает, но делай, как считаешь нужным. Возможно, у тебя есть какое-то кельтское шестое чувство, которого я лишен.

– Ты корнуоллец не меньше меня, Росс.

– Наверное. Но жизненный опыт вытравил это из меня. Или старая Мэгги Дэвис научила тебя таким штучкам, которые знают только ведьмы.

Она ослепительно улыбнулась, но глаза не смеялись. Демельза опустилась на колени, закатала рукава и медленно опустила чашу в воду. Чаша наполнилась водой, на поверхности забулькали пузырьки. Демельза молитвенно закрыла глаза и выпустила ее из рук. Чаша утонула. На поверхность поднялась еще пара пузырьков, а потом все исчезло.

Как ни иронично, но это зрелище символизировало собой трагическую жизнь и кончину Джереми, хотя даже Демельза понимала это только отчасти. Теперь круг замкнулся.

С минуту она стояла на коленях, глядя в колодец. Затем осторожно поднялась, чтобы не вытирать руку, а подождать, пока она обсохнет. Тогда она опустила рукава, застегнула на пуговицы и натянула перчатку. И только в этот момент посмотрела на мужа. В ее глазах плескалась тьма.

– Дорогой Росс, пойдём домой. Нужно присмотреть за ребенком.

Переведено группой «Исторический роман» в 2018 году.

Домашняя страница группы В Контакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Над переводом работали: gojungle, liudmila511, zloyzebr, Lenchick, Agnishka, IriniDm, nvs1408, Blangr, Rianne, Oigene и olesya_fedechkin.

Подписывайтесь на нашу группу В Контакте!

Яндекс Деньги

410011291967296

WebMoney

рубли – R142755149665

доллары – Z309821822002

евро – E103339877377

PayPal, VISA, MASTERCARD идр.:

https://vk.com/translators_historicalnovel?w=app5727453_-76316199