Текст книги "Погнутая сабля"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
Глава вторая
I
Леди Харриет Уорлегган слегла в постель вечером в среду, двенадцатого декабря, и схватки продолжались до утра тринадцатого числа.
Харриет и Джордж ладили между собой не слишком хорошо. Харриет без конца капризничала, терзалась из-за несчастного случая и тем самым злила Джорджа. Он же воспринимал как нарушение договора и как личное оскорбление, что его жена и этот выскочка, которого Джордж ненавидел, о чем Харриет прекрасно знала, ограбивший его средь бела дня, открыто и вызывающе вместе ездили верхом; что она поставила под угрозу жизнь их сына ради какой-то идиотской скачки по пересеченной местности... До сих пор не прояснилось, Харриет бросила вызов Стивену или наоборот, но Джордж был совершенно уверен в том, что они состязались друг с другом. Он также подозревал, что имела место сексуальная подоплека.
И в самом деле, с тех пор как Харриет фактически пошла на шантаж, чтобы Джордж не разорял Стивена, его подозрения насчет Харриет росли. Довод, что Клоуэнс спасла ее пса, не убедил Джорджа. Учитывая, что собаки Джорджу никогда не нравились – терпел он только гончих, поскольку они были неотъемлемой частью излюбленного национального развлечения – он не понимал пристрастий Харриет. Стивен – мужчина представительный, если хвастуны кому-нибудь по душе, и он суетился вокруг Харриет. Она явно питала к нему слабость, и только опасность подорвать доверие Клоуэнс заставляла ее скрывать истинные чувства. Уже то, что они вместе катались верхом – скакали галопом! – свидетельствует о том, что Джордж не ошибся.
Что ж, оба получили по заслугам, когда тот сломал чертов позвоночник. Чудо, что она не свалилась и не отняла у него надежду получить наследника.
Смерть Стивена вызвала у Джорджа смешанные чувства. Само собой, туда ему и дорога. Теперь можно начать с чистого листа. Лучше бы его арестовали за преступление, тогда бы он закончил жизнь с петлей на шее. Ему все-таки удалось избежать такой участи. И вместе с его смертью ушла надежда на поимку двух сообщников. Глава закончена, страница перевернута. Теперь Джордж мог отыграться только на Клоуэнс.
Однако Джордж не собирался этого делать. Росса Полдарка подкосила утрата старшего сына. Его старшая дочь (ах да, есть же еще одна, та, с хриплым голосом) решила пока остаться в Пенрине; и Джордж решил, что вполне может с ней подружиться. Пусть она и Полдарк, и частично унаследовала их заносчивость, но она интересовала его с тех самых пор, когда он впервые столкнулся с ней в большом зале Тренвита, куда она забрела босиком, беззастенчиво вторгшись в его владения. Можно сказать, встреча с юной Клоуэнс, с букетом ворованных наперстянок в руках, и вернула ему интерес к женщинам, что в итоге привело к ухаживаниям за леди Харриет Картер и последующему браку.
Если не считать пару похотливых взглядов, Джордж не испытывал к молодой вдове серьезного влечения, но если получится с ней подружиться, то это может вызвать, так он думал, раздражение и подозрения давнего соперника, а может, даже досаду и ревность собственной жены.
В эту темную декабрьскую ночь, томясь в ожидании, Джордж мерил шагами просторную гостиную Кардью. Лелеял надежды, взращивал обиды и прислушивался к шуму наверху. Это случилось более часа назад. Когда к доктору Бенне присоединился недавно прибывший доктор Чартерис, Джордж зашел с ними в спальню. На лбу жены выступила испарина, повитуха держала ее за руку. Заметив его, Харриет процедила сквозь зубы:
– Уйди с глаз долой!
Он тут же попятился, вспыхнув от ее грубости. Ладно, все дело в неприятных ощущениях, женщины мучаются от боли и порой необдуманно кидаются словами; и само собой, такая высокородная дама, как Харриет, привыкла грубо выражаться; но непростительно так обращаться к нему в присутствии двух докторов и повитухи! На протяжении многих лет у него репутация человека, которого все одновременно уважают и опасаются; даже Бенна, привыкший игнорировать пациентов, считался с сэром Джорджем. И только жена, собственная супруга осмеливалась так с ним разговаривать. Он чувствовал себя оскорбленным и униженным.
Он зашел в комнату к дочери. Малышка Урсула сейчас была в школе. Хотя уже не малышка. Она превратилась в крупную девушку с полными ляжками и большой грудью. Ей как раз исполнилось шестнадцать в минувшее воскресенье, и для нее устроили праздник, невзирая на близость «срока» мачехи. На праздник пригласили лучших представителей графства, и те, кому далеко ехать, остались на ночь.
Жаль, что Урсула не унаследовала привлекательную наружность матери, ее белокурые волосы, хрупкость и длинные стройные ноги. Напротив, она пошла в свою бабку по отцу. Увы, для девушки внешность имеет большое значение. Вся в породу Джорджа Уорлеггана. Радует, что не в бабку по отцу в отношении практичности и дальновидности. У матери Джорджа, дочери мельника, были простые понятия. Она так и не привыкла к роскоши, которой муж старался ее окружить, всегда предпочитала варить варенье и печь хлеб, а не ездить в экипаже с двумя форейторами или развлекаться на полную катушку.
Подобные вопросы вряд ли волнуют Урсулу. Не интеллектуалка – Боже упаси! – но на редкость смышленая, ее привлекала коммерция и деньги. С точки зрения Джорджа, просто совершенное дитя, если бы родилась мальчиком. Но поскольку она девочка, лучше бы ей стать более обаятельной.
Тем не менее, думал он, когда придет время, можно все согласовать и уладить. У наследницы окажется вдоволь женихов. Ей останется только право выбора; они сами упадут к ее ногам.
Ему не приходило в голову, что трещиной в его личной броне является слабость к хорошеньким личикам. И все же он надеялся, что за огромное приданое Урсула найдет себе лучшего мужа, так же как он надеялся женить сына на Кьюби Тревэнион, чтобы заполучить землю и замок. И Тревэнион при этом оказалась очень недурна собой! Вместо этого, втайне от отца, Валентин намеренно и умышленно женился на красивой вдовушке на десять лет его старше. Джордж уж постарался, чтобы Валентину не досталось ни пенни, не говоря уже о недвижимости. Он вычеркнул его из завещания и своей жизни.
И в эту минуту наверху появляется на свет новая жизнь, и если это сын, дай Бог, то он изменит все его планы. Вообще-то уже начинает их менять. Мальчика надо назвать Николас, в честь деда. Второе имя может дать Харриет на свое усмотрение, назвать любимым семейным именем. Может, назовет Томасом, в честь первого герцога. Николас Томас Осборн Уорлегган, звучит прекрасно.
В пятнадцать минут третьего ночи в доме стало холодно и темно. Наверху топили камин, особенно в ЕЕ КОМНАТЕ, внизу камин тоже горел, но в доме все равно сквозило; если присесть на корточки поближе к огню, то станет тепло и даже жарко. Но когда слишком нервничаешь и сидишь в одном положении долгое время, вскоре начинаешь ощущать сквозняк и тьму. Даже свечи плевались дымом.
В это время ночи человек поневоле окончательно падает духом. Пока Джордж вышагивал туда-сюда, он вспоминал похожую ситуацию декабря 1799 года, когда были живы его родители и родители Элизабет. Теперь же все покинули этот мир. Шестнадцать лет пролетели быстро. Скоро ему исполнится пятьдесят семь. Многие умирают в этом возрасте. Джордж ощущал скоротечность жизни, неотвратимость беды. Тренвит больше ему не принадлежит, он вернулся к Полдаркам.
Этот же огромный особняк, который он купил, отремонтировал и заново обставил, расширив на четверть по сравнению с тем, каким он был сто лет назад, стал основным его домом. Надолго ли он останется у семьи Уорлегганов после его смерти? Отступник Валентин обосновался на северном побережье с богатой вдовушкой и двумя ее падчерицами. Урсула может выйти замуж и остаться здесь. Кто знает, может, он найдет ей правильного мужа и убедит юношу не только жениться на дочери Уорлеггана, но и взять ее фамилию.
Но всего этого не понадобится, если ночью Харриет разродится здоровым сыном. Уорлегганом, который унаследует все, за исключением приданого Урсулы, и вдобавок к тому, что это сын сэра Джорджа Уорлеггана, но еще и внук герцога Лидса! Блестящая перспектива. Правда, когда сыну исполнится восемнадцать, Джорджу уже будет семьдесят пять. Но, отбрасывая прочь недавние мрачные мысли, он припомнил, что Уорлегганы – долгожители; его родители прожили почти восемьдесят лет, и престарелый дядя Кэрри в свои семьдесят шесть еще очень не скоро ляжет в землю.
Тик-так, размеренно отстукивали часы в зале. Двадцать минут третьего. Проклятое ожидание становится все тягостней. У Элизабет роды никогда так не затягивались. С ней не было проблем. Само собой, Харриет тридцать четыре. Поздновато для первого ребенка. В каком возрасте Элизабет родила Урсулу? Он не мог вспомнить. Кажется, в тридцать пять. Но Урсула ее третий ребенок.
Свечи качнулись и поклонились, как придворные. Дивная ночь, но ветреная, холодная и одинокая, с россыпью звезд меж облаков. Половина слуг ушла спать, остальные бодрствовали в ожидании звона колокольчика. Нанкивелл разводил огонь.
– Сэр, вам нужно что-нибудь?
– Нет.
Джордж выпил немало бренди, на каминной полке остался недопитый бокал.
Он сел за стол, вытащил из ящика бумаги и раздраженно пододвинул к себе канделябр, чтобы лучше видеть. Дело было связано с карманным округом Сент-Майкл. Когда-то он сократил число избирателей округа с сорока до тридцати простым, но решительным приемом, переселив десять человек из обветшалых домов за две мили, в новое лучшее жилье, которое он специально отремонтировал. Теперь они не могли пожаловаться на тяготы, поскольку новое жилье гораздо лучше старого, но их лишили синекуры и возможности жить за счет денег за голосование. Их лишили голоса, а тем самым и средств к существованию.
Джордж бесстрастно отметил, что некоторые даже сумели устроиться на работу. С тех пор оставшееся число выборщиков сократилось до двадцати пяти, шестеро из них – члены одной семьи. Мистер Танкард, управляющий и стряпчий Джорджа, явился в начале месяца и сообщил, что теперь эта семья просила ссуду в три сотни фунтов. Якобы на строительство пекарни, но все знали, что на эти деньги они намереваются прожить до следующих выборов, когда о ссуде благополучно забудут, как они надеялись.
Джордж не собирался подчиняться шантажу, невзирая на дружеский совет сэра Кристофера Хокинса, что на это стоит пойти. Хокинс сказал: «Такую уж цену вы платите, друг мой. Не берите в голову. Лучше подумайте о выгоде иметь двух членов Палаты, исполняющих любые указания». Но Джордж такого не потерпит. Он не обязан откупаться от прогнившей никчемной семейки дармоедов. И накажет их за наглость. Он твердо решил так поступить и именно поэтому сегодня ночью вытащил письма с пометками Танкарда. Хоть как-то отвлечься от того, что творится наверху...
Примерно с минуту он изучал документы и возился с очками, ощущая, как внутри нарастает былое возмущение. Вскоре он бросил бумаги и встал из-за стола. Даже это...
И тут он услышал жуткий звук, то ли вой, то ли рев, скорее звериный, чем человеческий. Он покрылся холодным потом. А вдруг Харриет умрет? Если мальчик выживет, это не столь важно. А если умрут оба? Джордж столкнется с полным одиночеством, оно разверзнется перед ним, подобно шахте. Несмотря на невыносимые привычки Харриет, она удивительная личность, и ему будет ужасно не хватать ее грубости. А если и дитя умрет...
Он вышел в коридор и прислушался. Снова наступила тишина. В камин бросили полено, и вскоре пламя осветило мрачную комнату, где столько раз царило веселье. Где Харриет и Валентин устроили большой прием в честь отступления Наполеона от Москвы; где только несколько дней назад друзья Урсулы...
Снова тот же звук, только более приглушенный. Джордж вытащил носовой платок, промокнул лоб и стал подниматься по лестнице навстречу звуку, а потом остановился, озадаченный, злой и потрясенный. Сердце бешено колотилось. По коридору прошел конюх, и, судя по всему, двигался в том же направлении.
– Смоллвуд!
– Да, сэр?
– Ты куда?
– Наверх, сэр, с вашего разрешения. Леди Харриет сказала, когда я...
– Неважно, что она там сказала, тебе нечего делать наверху.
– Нет, сэр. Она просто сказала, чтобы я присмотрел за...
Жуткий звук опять повторился, теперь уже громче. У Джорджа волосы зашевелились от ужаса.
– Убирайся! – рявкнул он.
– Да, сэр. Я просто подумал, что может, собаки тревожат ее милость...
– Собаки? Какие еще собаки?
– Кастор и Поллукс, сэр. Ее милость велела мне разместить их в голубой комнате, пока она... пока она рожает, так сказать. Ее милость не хотела, чтобы они бродили по дому, пока ей плохо, и решила, что лучше бы им не мешать вам... то есть всем. Я запер их в голубой спальне и слежу, чтобы у них были корм и вода. Вот почему я осмелился...
– Этот звук, этот вой, – перебил Джордж, – получается, это псы воют?
– Да, сэр. Думаю, надо проверить...
– Так сходи и проверь! – крикнул Джордж. – Заткни эти проклятые пасти и глотки, можешь даже их перерезать! Дай какую-нибудь отраву, лишь бы только они заглохли!
– Слушаюсь, сэр.
В страхе Смоллвуд на цыпочках проскользнул мимо хозяина и, спотыкаясь, быстро преодолел оставшиеся ступеньки, затем, тревожно оглядываясь, пошел по коридору к голубой спальне.
Джордж медленно спустился, гневно и облегченно перевел дух. Негодование его росло. Это возмутительно! Расположить псов в спальне! А он все гадал, куда они подевались. Характерные для Харриет самоуверенность и безрассудство! Он бы разъяснил ей и дал точную оценку такому нелепому спектаклю. Боже всемогущий, на минуту, на какое-то время он решил, испугался...
Позади послышались шаги.
Джордж резко обернулся. Доктор Бенна. Закатанные рукава. Черный жилет и золотая цепочка. Седые волосы стоят торчком. На лице застыло глупое выражение.
– Ну, так что?
– С радостью сообщаю вам, что ее милость благополучно разрешилась близнецами.
– О чем вы говорите?
– Я подозревал примерно с десяти часов минувшего вечера, но не хотел вас лишний раз обнадеживать. Мать и дети чувствуют себя хорошо. Осложнений нет. Мои искренние поздравления, сэр Джордж.
Пораженный Джордж не сводил глаз с доктора. Тревога и гнев настолько его переполняли, что сбивали с толку.
– Второе дитя чуть меньше, но прекрасно себя чувствует, – поспешил добавить Бенна. – Она родилась на час позже сестры.
– Сестры? – переспросил Джордж. – Получается...
– У вас замечательные дочери, сэр Джордж. Вы будете чрезвычайно ими гордиться. Леди Харриет очень стойкая, я дам ей еще опия, как только вы их увидите.
Глава третья
I
Снова навестив Клоуэнс, четырнадцатого числа Демельза вернулась. Кьюби гуляла по пляжу с Изабеллой-Роуз, Генри был с миссис Кемп. Росса Демельза обнаружила в саду.
– Вот как, – сказала она, – я и не знала, что ты способен отличить одно растение от другого. Надеюсь, ты не выкапываешь мои новые луковицы.
– Кьюби об этом позаботилась, – откликнулся Росс и поцеловал ее. – С тех пор как она их привезла, Кьюби каждый день смотрит, не проклюнулись ли они.
Демельза опустилась на колени и разгребла почву пальцем.
– Она сказала, что это поздние тюльпаны. Они не зацветут до мая.
Росс присел рядом с ней.
– Как Клоуэнс?
– Лучше. Хотя бы начала есть. Она сильно исхудала. Не думаю, что она приедет на Рождество, Росс.
– Ясно.
– Она сказала мне: «Мама, конечно, я с удовольствием приеду, если ты хочешь, если хочешь собрать на Рождество всю семью. Но я бы предпочла остаться здесь, с Верити. Не знаю, как объяснить, но это Рождество будет совсем не таким, как в прошлом году или вообще в любом другом. И думаю, я буду чувствовать себя лучше, считая его просто двадцать пятым декабря, обычным днем месяца, – так она сказала, – обычным днем месяца, и попытаюсь забыть все случившееся».
Росс выпрямился, осознав, что лодыжке не нравится такая поза. Он и сам возражал против приезда Клоуэнс так скоро – по собственным и совершенно другим причинам, опасаясь, что в такой тяжелый момент ей слишком часто будет попадаться на глаза Бен Картер. Такое странное предчувствие. А еще он думал о Демельзе. Но ни при каких обстоятельствах он не стал бы говорить об этом с ней.
– Ты сильно расстроена? – спросил он.
– Нет, если она останется с Верити.
– Как она разбирается с делами?
– Оба судна в плавании. Тот парнишка, его племянник, на «Адольфусе», а капитаном там некий Картер. «Леди Клоуэнс» отплыла по Темзе с грузом глины. А в порту ей помогает странный коротышка по фамилии Ходж. Смотреть на него жутковато, но Клоуэнс, похоже, ему доверяет. Он умеет читать, писать и вести счета. И Морской банк тоже помогает – Стивен оставил немало денег после авантюры с каперством.
– Съезжу сам на следующей неделе, проведу там пару дней.
Ветер набросился на шляпку Демельзы. Она придержала ее рукой.
– Она изменилась, Росс. Я... Я думаю, она сильно страдает – разумеется, из-за утраты, но подозреваю, что дело не только в этом. Она как будто больше не уверена в собственных суждениях, не только горюет, но и в смятении. Я не умею объяснять... Но она стала другой. С ней нужно обращаться очень бережно...
– Нам?
– Надеюсь на это. И вообще – жизни в целом.
Росс нахмурился и посмотрел на море.
– Даже с окончанием войны, – сказал он, – суда приносят неплохую прибыль. Если она не хочет жить с нами, то может путешествовать. У нее нет детей, а она еще так молода... Какая грустная ирония, что рядом с нами оказались две молодые вдовы.
– Не думаю, что она хочет продать корабли, по крайней мере пока. Похоже, она считает, будто Стивен хотел бы, чтобы она их сохранила. Они дадут ей почувствовать себя независимой, сильнее, чем просто деньги, которые можно за них выручить. А еще она хочет позаботиться о племяннике Стивена, хотя бы несколько месяцев. Говорит, он никак не может оправиться.
– Ей нужно время, чтобы привыкнуть. Это займет несколько месяцев, а то и лет. Разумеется, в мире есть и другие мужчины. Но не так скоро.
– Знаешь, что она мне сказала? Это так странно!
– Что?
– Мы разговаривали, просто болтали, и я сказала, как только что ты, что она еще так молода, вся жизнь впереди. У меня и в мыслях не было говорить, что она снова выйдет замуж. Это непристойно, неподобающе и слишком рано. Но она как будто прочитала мои мысли, или это каким-то странным образом висело в воздухе. – Демельза сняла шляпку и позволила ветру взъерошить волосы. – Она сказала: «Однажды, мама, я уже вышла замуж по любви, и если я выйду еще раз, то не по любви, а только ради богатства или положения».
Росс молчал.
– Это тебя не удивляет? – спросила Демельза.
– Я поражен. Ты права, она изменилась. Но это значит...
– Это, разумеется, значит, что ее брак был не вполне счастливым.
– Многие семьи не вполне счастливы. Оглянись вокруг. Но печально, что она обнаружила это так рано. И это самое ужасное.
– Но всё же она совершенно точно любила Стивена. Не понимаю.
Росс взял из ее рук шляпку, и они пошли к дому.
– Леди Харриет родила близнецов, как я слышала, – сказала Демельза. – Девочек. Все трое хорошо себя чувствуют.
– Джордж будет вне себя от огорчения, – не без удовлетворения заметил Росс.
– Надо думать, он возлагал большие надежды на то, что она родит сына. Его примирение с Валентином невозможно, так ведь?
– Весьма маловероятно, – ответил Росс.
Демельза впилась в него взглядом.
– Валентин ведь заходил сюда в мое отсутствие?
– Кто тебе рассказал?
– Миссис Кемп обмолвилась.
– В октябре. Он не вошел в дом. Мы прошлись вместе от Грейс и несколько минут поболтали.
– Он сказал, что никогда не примирится с Джорджем?
– У меня создалось такое впечатление.
– Никогда – долгий срок. Я бы предпочла надеяться, что они могут помириться... Он чего-то хотел?
– Только попрощаться перед отъездом в Кембридж.
Демельза задумалась.
– А почему ты говоришь, что они никогда не примирятся?
– Просто мне так кажется.
– Он что-то сказал.
– Просто мне так кажется.
Демельза хорошо чувствовала нюансы в голосе Росса, но через секунду решила, что не стоит напирать.
– Я слышала, Валентин и Селина не вернутся домой к Рождеству.
– Вот как?
– Мне сказал Бен. Они проведут рождественские каникулы в Лондоне с ее дочерьми. Кэти услышала об этом и рассказала матери.
– Никаких намеков на примирение Бена и Кэти?
– Пока нет. А ты не встречал в последнее время Певуна? Он стал совсем другим.
– Похоже, некоторые люди меняются в браке. А другие не меняются ни капельки.
– Думаешь, нас брак изменил? – спросила Демельза.
– Мы создали друг друга заново по образцу в глазах другого.
– Это сложновато для моего скромного ума, но надеюсь, что поняла, о чем ты.
Они вошли в дом.
– Значит, Рождество будем отмечать в узком кругу, – сказал Росс. – Джеффри Чарльз с Амадорой и Джоанной в Париже. Дрейк, Морвенна и Лавдей наверняка вернутся в Лоо, на верфи возникли какие-то трудности. Остаются только Дуайт, Кэролайн и девочки, а еще кто-то из Тренеглосов и Келлоу.
– Может, Клоуэнс права, и в этом году стоит сделать вид, что нет никакого Рождества. – Войдя в гостиную, Демельза увидела вазу с цветами, розовыми и полосатыми гвоздиками, и воскликнула: – Матерь Божья! Откуда они взялись?
– Прислали Данстанвилли. Нынче утром.
– Как любезно с их стороны, Росс! Как мило.
И глаза Демельзы ни с того ни с сего наполнились слезами.
– Цветы поставили в воду, как только их принесли. Кьюби сказала, что она их расставит, но я ответил, что ты сама захочешь это сделать. И виноград из оранжереи!
– Я им напишу. Или ты напиши. Да, в вазу побольше, как ты считаешь? И к ним я нарву папоротник и плющ. Еще есть время до темноты.
– Как раз хватит.
В дверях Демельза остановилась, и совсем не элегантно утерла слезы.
– Мы не можем совсем уж позабыть про Рождество. Есть же Генри. И Белла. И Софи с Мелорой придут. И Кьюби – она горюет, но носит ребенка. Можем мы пойти на... как ты это называешь?
– Компромисс?
– Да. Ты умеешь читать мои мысли...
– Долгая практика...
– Компромисс, точно. Не нужно пышно праздновать. Совсем тихо. В конце концов, следует же отметить рождение Христа.
Росс улыбнулся, потому что глаза Демельзы зажглись, чего он уже давно не видел.
– Да, именно так, – сказал он. – Именно так.
II
Во вторник перед рассветом он выехал из дома и в полдень добрался до Пенрина. Пообедал с Клоуэнс, а потом оба на лодке добрались до Фалмута и прошлись к замку Пенденнис, где много лет назад Росс с губернатором Мелвиллом обсуждал оборону графства. Как раз до шахтерских восстаний. С тех пор произошло еще несколько вспышек, но ни одна не закончилась так же трагично.
На этот раз Росс не стал туда заходить, они спустились по поросшему дроком холму в город. Клоуэнс заметила, что отец меньше хромает; Росс ответил, что если бы опять стало худо, он бы попытался за три месяца заключения это исправить. Они мирно и долго обсуждали различные темы, включая подробности гибели Джереми и смерть Стивена. Вместе поужинали, затем Росс лег спать, а утром отправился домой; по пути он отобедал в «Лисе и винограде», недалеко от Сент-Дея.
Переночевала Клоуэнс у Верити. Эндрю-младший до самого сочельника собирался пробыть на берегу, а потом снова отплыть в Нью-Йорк. Он проводил время в обществе Томасин и ее брата на танцевальном вечере, устроенной одним капитаном пакетбота. Пригласили и Клоуэнс, но она отказалась. Эндрю-старший, у которого случился слабый повторный приступ, пошел спать.
– Знаешь, это так странно, – заговорила Клоуэнс, – но после... после потери Стивена я столько раз говорила с матерью и отцом наедине, сколько в жизни не разговаривала. Раньше, само собой, мы постоянно сталкивались дома и на улице. Но ни разу не вели такие глубокие и емкие беседы, если ты меня понимаешь. Чаще всего, если бы случилось что-нибудь серьезное, мы бы собрались все втроем. Ты же понимаешь, предсказуемость обыденной жизни. А теперь мы так много разговариваем, но совсем по-другому.
– Твой отец выглядит гораздо лучше, – ответила Верити.
– Да, лучше, разумеется, лучше. Они оба выглядели ужасно, когда я приехала к ним после гибели Джереми. Но жизнь продолжается, – невесело улыбнулась Клоуэнс. – Даже моя.
– Тем более твоя, – заметила Верити.
– Да, наверное. Но сейчас я в подвешенном состоянии. Мне не особо хочется принимать решения, если я не обязана.
– Пусть пройдет год, дорогая. Стивен оставил тебе достаточно средств.
– Знаешь, я очень горевала, что он не успел сполна насладиться богатством. Вся его жизнь прошла в бедности... в изматывающей нищете. – Клоуэнс запнулась. – По крайней мере, я так считаю.
– О чем ты?
– Как раз перед его кончиной я узнала об одной допущенной им неточности при разговоре со мной. И это... это ставит под сомнение многое, что он говорил. – Клоуэнс встала, взяла журнал и полистала страницы. – Хотя нет, я не права. Он рассказал мне неправду касающуюся нашего брака. Вряд ли он придумал бы такие детали о своей бедности.
Верити не сводила глаз с высокой молодой племянницы. Демельза права: тяжелые испытания Клоуэнс и потеря веса сделали ее старше, но благотворно повлияли на внешность.
– Хотя я могу откровенно говорить с папой о многих вещах – я так и делаю! – но мне трудно с ним обсуждать Стивена, потому что он никогда его особо не любил. У них совершенно разные характеры, но при этом такие похожие.
– Похожие? Я не... кажется, я не совсем понимаю...
– Они оба очень сильные, физически сильные, мужественные, отважные, ни перед чем не остановятся... На этом их сходство заканчивается. К чему я это говорю? Наверное, пытаюсь разумно объяснить то, что другие сочтут неразумным – мою любовь к Стивену.
Верити встала и подложила угля в камин.
– Позволь мне.
Клоуэнс бросилась к камину. Верити успела заметить, как на уголь упала слеза.
– Нисколько не сомневаюсь, что отец поймет твои чувства.
– Ох, он понимает, что я любила Стивена. Не понимает только, почему любила. Видишь ли, сердцу не прикажешь. Я говорила это маме – год назад, но именно сейчас все возвращается на круги своя. Ты любишь человека, безмерно любишь, а другие – нет. А когда любишь, то приписываешь ему все добродетели, которых у него нет. Поэтому ждешь большего, а это неправильно... Тебе, наверное, непонятно, о чем я тут толкую, Верити. Просто мне хочется выговориться.
– Ты беспокоишься о Джейсоне?
– О Джейсоне? О нет. Не очень. Ты знаешь, что он сын Стивена от предыдущего брака?
– Я не знала. Твоя мать догадывалась.
– Правда? У мамы потрясающая интуиция. Но даже она не догадывается, я уверена, о том, что творится у меня внутри. И я не стану ей говорить. Тебе тоже не скажу, дорогая кузина, лучше похоронить это вместе со Стивеном.
Клоуэнс занялась камином. Верити взялась за вышивание, но не вытащила иглу.
Уже спокойнее Клоуэнс продолжила:
– Кое о чем я не осмеливаюсь рассказать папе. Это случилось в понедельник. Ко мне пришел гость. Ни за что не угадаешь. Сам сэр Джордж Уорлегган.
Верити уставилась на нее.
– Джордж?
– Он пришел с двумя конюхами. Я слышала цокот копыт и выглянула на улицу. Увидела, как он спешивается. Когда он приблизился вместе еще с одним человеком – кажется, его зовут Нанкивелл – я перепугалась. Решила, что он меня арестует!
– Что ему было нужно?
– Я открыла дверь, он снял шляпу и поприветствовал меня; я буквально потеряла дар речи, поэтому посторонилась, а он зашел. Он вовсе не такой высокий, как папа, но словно занял собой всю маленькую гостиную! Я пригласила его сесть, а он ответил, что, несомненно, я немного удивлена его визитом, но он заезжал в Пенрин и решил меня навестить и узнать, может, нужна его помощь. Между ним и моим супругом, сказал он, существовала некоторая враждебность, но теперь, когда Стивен, увы, покинул этот мир, он бы хотел напомнить об их с леди Харриет доброжелательном отношении ко мне и может оказать мне помощь, как вдове, в обществе или финансово, мне достаточно только сказать!
Верити промолчала. За тридцать лет о Джордже накопилось много плохих воспоминаний. Но она решила, что не стоит нагружать ими Клоуэнс.
– Дорогая кузина, я была... ошарашена! После несчастного случая я не виделась с Харриет. Стивен по какой-то причине с ней поссорился и не сказал о ней ни единого доброго слова. Наверное, я тоже решила, что она повела себя не очень хорошо, но... Она написала нам, когда Стивен болел, и после его кончины тоже написала, но я не ответила. А теперь вдруг вот запросто пришел Джордж... – Клоуэнс наморщила лоб. – Я поблагодарила его и сказала, что справляюсь. Сэр Джордж сказал, что Стивен оставил кое-какие средства, насколько ему известно, но если мне понадобится совет, он с радостью мне поможет. И когда срок траура закончится, меня приглашают на охоту или любое другое событие, если у меня появится потребность в общении. И всё так любезно и радушно, уверяю тебя.
– Джордж проявляет радушие и щедрость, когда захочет. Но не без причины.
– Вскоре он ушел, отказавшись от бокала канарского – а больше у меня ничего и не оказалось. Я гадала, зачем он пришел. С самой первой встречи с ним пять лет назад я считала, что он слегка ко мне неравнодушен. Но все же...
– У Джорджа слабость к некоторым женщинам. Насколько я помню, – Верити запнулась. – К белокурым особенно... Хотя второй брак этому противоречит.
– Еще одна странность! – воскликнула Клоуэнс. – Я поздравила его, мол, он наверняка рад рождению дочек, а он глянул на меня так, будто я издеваюсь или насмехаюсь.
– Дочь для Джорджа, – заметила Верити, – чуть ли не стихийное бедствие.
На минуту повисло молчание.
– Я бы выпила какао, – сменила тему Клоуэнс, – сделать тебе?
– Будет замечательно. Позвони в колокольчик. Анна не ложится до десяти.
Клоуэнс позвонила. Обеими руками она аккуратно привела волосы в порядок.
– Папа считает, что Кьюби родит мальчика.
– Почему?
– Он говорил что-то о законе средних чисел. У Джеффри Чарльза дочь. У твоего пасынка недавно родилась девочка. Теперь у Джорджа с Харриет – целых две! Не знаю, как именно работает закон средних чисел в таких делах.
– И все-таки это не столь важно, согласна? Любой ребенок принесет радость.
– Это касается папиного титула, только и всего.
Вошла Анна, и Верити попросила какао.
III
– Я давно собиралась задать тебе этот вопрос, Кэролайн. Что бы ты сказала, что бы почувствовала, если бы одна из твоих дочерей пожелала стать актрисой или, например, профессиональной певицей? – спросила Демельза.
Кэролайн вскинула брови.
– Мне не верится, что хоть у одной из них достаточно таланта, чтобы блистать, даже играя в любительском театре. С чего бы такой вопрос?
– На то есть причина. Думаю, ты догадаешься, что она связана с Беллой.
– У неё удивительный голос, это правда, хотя её отцу он и не нравится. Так она, выходит, пожелала стать певицей?
