Текст книги "Погнутая сабля"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)
– А ты не опубликовал номера банкнот? – спросила Харриет.
– Разумеется. Но мы подстроили ловушку. Известны были далеко не все номера банкнот. По правде говоря, только двенадцати. Мы сообщили номера семи, а пяти скрыли. Ни одна из семи не всплыла на свет, но вот одна из пяти объявилась. Ее внесли в наш банк в Труро. Это был наш первый прорыв, первая зацепка, первое достижение. А знаешь, кто ей расплатился?
Харриет помотала головой.
– Ты, моя дорогая.
– Что? О чем ты вообще толкуешь?
– Я о том, что в один из игровых вечеров, когда ты развлекалась с молодыми друзьями, кое-кто проиграл тебе и расплатился этой самой банкнотой.
– Чтоб меня! – наконец выговорила Харриет после некоторого замешательства и потерлась щекой о балдахин.
– Мы записали имена всех молодых джентльменов, игравших в нашем доме в ту неделю. Это Энтони Трефузис, Бен Сэмпсон, Стивен Каррингтон, Эндрю Блейми, Перси Хилл, Джордж Треветан и Майкл Смит. Когда я ненавязчиво спросил тебя, как прошла игра, ты ответила, что больше всех проигрались Энтони Трефузис, Эндрю Блейми и Стивен Каррингтон. Так что я провел расследование, где самым вероятным подозреваемым оказался Стивен Каррингтон.
– Так вот откуда ветер дует, – проговорила Харриет, не отрывая взгляда от Джорджа. – Но погоди-ка. Ведь банкноты переходят из рук в руки. Стивен уже какое-то время занимается торговлей. Тем утром он ведь мог от кого-то еще получить эту банкноту!
– Нет никаких на то доказательств. Зато есть серьезные основания для подозрений.
– И что же случилось потом? По всей видимости, что-то их подкрепило.
Джорджу не понравился тон жены.
– В день ограбления в Лискерде в экипаж сел мистер Артур Роуз, пожилой адвокат, настоявший на этом, поскольку место оказалось свободным. Не знаю, было ли на тот момент ограбление в самом разгаре, может, он его прервал, но он не заметил ничего предосудительного и вышел в Добуолсе. Но в отличие от других, у него была возможность рассмотреть трех пассажиров вблизи. Будучи юристом, он человек наблюдательный, и позднее, когда стало известно об ограблении, он заявил, что узнает воров в лицо, если они предстанут перед ним.
– Так он...
– После обнаружения банкноты благодаря карточной игре я устроил прием и пригласил всех молодых людей, посетивших наш дом на той неделе, пригласил также и мистера Роуза по другому делу. Я решил, что он поможет раскрыть личность одного или более грабителей.
– И тот скончался! – воскликнула Харриет. – Я помню тот прием! Ты ждал таинственного мистера Роуза, а он так и не объявился!
– Ему стало плохо в экипаже, когда его сопровождал Гектор Трембат. Он умер в Труро, – с горечью завершил рассказ Джордж.
Харриет рассмеялась низким контральто.
– Я часто думала о том вечере. Ты был так близок к поимке преступников. Так значит, все закончилось крахом? Но подозреваю, совсем недавно что-то произошло?
– Совершенно верно. Кое-что случилось. Месяц назад Каррингтон явился ко мне в контору, и во время заверения документа присутствовал Трембат. После ухода Каррингтона Трембат вспомнил, что мистер Роуз говорил ему в карете – у лейтенанта Моргана Лина не хватает клыка с левой стороны. А у Стивена Каррингтона, как ты наверняка заметила, не хватает клыка именно с левой стороны.
Огонь в камине затухал, и Харриет поднялась с кровати и надела шелковый халат. Даже в начале мая в доме царил холод.
– И что? Что ещё?
– Больше ничего. Этот идиот не догадался сказать раньше. Но и этого достаточно.
– Суд ты этим всё равно не убедишь.
– Само собой! И не пытаюсь! – рассердился Джордж. – Я прекрасно знаю, что пока нам не привлечь этих людей к ответственности. Если только не выпадет счастливый случай. Но мне хватает свидетельств против Каррингтона, чтобы в нем усомниться. Есть общее описание этого человека, возраст, телосложение, а брови легко перекрасить. Потом появление банкноты, а теперь еще зуб. И наконец, он где-то раздобыл денег для организации торговли и покупки двух торговых судов. Я твердо убежден, и этого вполне достаточно.
Харриет поерзала на кровати. Ее лицо ничего не выражало; Попытки Джорджа уловить в ее взгляде хоть что-нибудь оказались безуспешными.
– Дорогая, я пытаюсь быть с тобой совершенно откровенным, – проговорил он деликатно, хоть и с неохотой. – Ты спрашивала о причинах. Теперь ты знаешь и полностью их одобришь.
– Ты заподозрил Каррингтона, как только всплыла на свет банкнота.
– Я счел его наиболее вероятным подозреваемым. И в отличие от остальных, неизвестно, чем он занимался в тот день.
– Но если все это время ты его подозревал, то зачем согласился помочь, когда Стивен приходил к тебе минувшей осенью?
Джордж закусил губу. С женщинами не стоит слишком откровенничать.
– Он сбил меня с толку. Я тогда поссорился с Валентином. Ограбление отошло на задний план. Я решил, раз доказательств нет, так пусть сомнения толкуются в его пользу.
– И значит, клык существенно все меняет?
– Да, клык все меняет. Для тебя, может, это и не очень убедительно. А вот для меня все встало на свои места...
– Если ты его подозревал, почему не сказал ему об этом в лицо?
Джордж сердито втянул голову в плечи.
– Невозможно, – об этом он никогда не задумывался и считал такое предложение возмутительным. – Нельзя в таком обвинять! Будь Роуз жив, все сложилось бы иначе! – он чихнул. – Я простудился. Предательская погода.
– Но ты вынес ему приговор без суда и следствия. – Харриет потерлась щекой о балдахин.
«Какой глупый жест», – подумал Джордж.
– Правда, Джордж, я не шучу. Так не годится.
– Что значит – не годится? Я же сказал, дело сделано! А теперь пожелаю тебе доброй ночи.
– Я же сказала, – возразила Харриет, – мне нет дела до Стивена, но он женат на Клоуэнс. И я не хочу ее разорить, лишить нового дома и средств существования, и все из-за какого-то клыка! Как я говорила...
– Только не упоминай опять того пса!
– Кастор. Так его зовут. У него есть имя, Джордж, не забывай об этом. Ему девять лет, он у меня с двух месяцев, и я в долгу перед миссис Каррингтон за его спасение!
– А я повторяю, что дело сделано. Каррингтон больше не получит ссуду от моего банка. Доброй ночи!
– Джордж,– сказала Харриет.
Что-то в ее голосе остановило Джорджа у двери.
– У меня обязательства перед Клоуэнс, – продолжила Харриет, – и их надо исполнить.
– Значит, придумай для этого другой способ.
– Есть только один. Сделай это ради меня.
– Не могу и не стану!
– Просто побалуй меня.
– Побаловать тебя? – возмущенный Джордж уставился на нее. Что она имеет в виду? Впервые его просят о таком. – В последний раз говорю, я все решил! Мое решение остается неизменным! Если его не повесят, как он того заслуживает, я уж точно не позволю ему жить припеваючи за счет человека, которого он обокрал! Увы, он не сдохнет в канаве и не угодит в тюрьму за долги, как я надеялся. Я совсем позабыл их связи с банком Корнуолла. Вот досада. Но ему придется продать дом! Он все продаст и хоть в какой-то мере вернет мне украденное. И я прослежу за тем, чтобы в Корнуолле он больше не смог работать!
Харриет смотрела на серое и суровое лицо мужа с долей отвращения.
– И тебе нет до меня дела?
– До тебя? О чем ты говоришь? Само собой, мне есть до тебя дело. Но не настолько, чтобы позволить этому негодяю преуспевать, когда его надо приструнить!
– Но меня действительно надо побаловать, Джордж.
Он стукнул по распахнутой створке двери ладонью и выкрикнул:
– Побаловать? Побаловать? Что за тупое и дурацкое словечко! Я не понимаю, о чем ты толкуешь.
– Речь о новой жизни, – ответила Харриет.
Джордж шмыгнул носом и вытер влагу.
– Что ж, не знаю, к чему ты клонишь, но могла бы сказать и утром. А раз уж нет...
– Я о том, – сурово процедила Харриет, – что я в интересном положении, беременна, в тягости, жду потомства, называй как угодно. Есть множество наименований для производства ребенка, как и для действия, благодаря которому зарождается жизнь. Если ты...
– Это что, какой-то розыгрыш? – снова крикнул не на шутку рассердившийся Джордж, всматриваясь в нее так, словно его зрение внезапно ухудшилось.
– Тебе может так показаться. Но нет. Я сама удивлена, поскольку никогда раньше не зачинала ребенка. Но, в конце концов, это естественное следствие соития. В моем возрасте рожать первого ребенка опасно, мне тридцать четыре, но рожали и женщины постарше. Больше всего меня злит и расстраивает, что всё случится в разгар охотничьего сезона. Полагаю, дитя родится на Рождество. Ужасная досада.
Дверь под рукой Джорджа слегка задрожала.
– Ты точно меня не разыгрываешь?
– Разумеется, нет. Если бы.
Последовало долгое молчание. Наконец, Харриет встала и наклонилась к камину, чтобы кинуть пару поленьев.
– Так ты, – чуть слышно вымолвил Джордж, – это и подразумевала под тем словом?
– Каким словом?
– Побаловать.
Харриет мрачно усмехнулась.
– Да, Джордж. Пожалуй, так оно и есть.
Глава пятая
I
От леди Полдарк из Лондона старшей дочери в Фалмут.
Дорогая Клоуэнс!
Я получила письмо от отца!!! Оно дошло благодаря стараниям премьер-министра и приказу из Вердена, он сообщает, что здоров и не испытывает лишений. Я бы прислала тебе письмо, но не в силах с ним расстаться. Само собой, он скажет, что здоров, только бы меня успокоить, но что-то в письме заставляет меня ему верить. Он ужасно злится, что его держат взаперти, но, пожалуй, этим все ограничится, надеюсь на это. Еще он сообщает, что привык к французской пище и придется потрудиться, чтобы угодить ему, когда он вернется в Нампару! Пока точно не определен срок его содержания под стражей, и это меня страшно беспокоит, но я хотя бы получила письмо, и это важно, он шлет горячий привет тебе и всем остальным!!! Кажется, он прибыл в Париж всего через пару часов после нашего отъезда. До сих пор не могу себе этого простить.
Я задержусь в Лондоне еще на несколько недель, а Изабелла-Роуз с Генри вернутся домой вместе с Кэролайн. Лучше бы мне последовать их примеру, но мне кажется, что тут я ближе к твоему отцу, чем в Корнуолле. Это так отличается от его предыдущих отлучек, когда я присматривала за домом, шахтой, детьми, хозяйством и всем остальным, ведь я знала, что он постарается поскорее вернуться домой и что ему не причинят вреда.
В конце концов, мне все равно придется вернуться домой без него. Наши отношения с Францией ухудшаются, нельзя заглянуть в будущее, но я волнуюсь за Джереми.
Кстати, представь себе, на обеде у миссис Пелэм (тетушки Кэролайн) я столкнулась с Эдвардом Фитцморисом, и он пригласил нас на чай в дом Лансдаунов, повидаться с тетушкой Изабел. Она просто нечто, даже передать тебе не могу, пригласила меня после возвращения детей домой пожить у нее пару недель, поскольку Лансдауны находились в Бовуде, а она пожаловалась на одиночество! Поэтому я согласилась.
Боже ты мой, наверное, ты считаешь, что мой нрав изменился, раз я принимаю подобное приглашение, но мне слишком одиноко и радует мысль побыть с друзьями, пусть даже такого благородного происхождения, потому что тяжело переносить отсутствие твоего отца в комнате на Георг-стрит, а также я любыми средствами пытаюсь помочь ему, и если вернется лорд Лансдаун, то, вероятно, он мог бы оказать какую-нибудь помощь.
Больше всего меня выводит из себя, что хотя в Англию из Франции приходят письма, посылать письма во Францию запрещено. И все потому, что Бонапарт считается преступником, а пока он властвует над Францией, то и Франция считается преступной. Я говорила с лордом Ливерпулем, и тот сказал, что попытается обойти – вроде он произнес именно это слово – все эти правила, я написала вашему отцу длинное письмо, надо срочно ему сообщить, что у нас всё хорошо.
Я не написала тебе в письме из Парижа, поскольку тогда это показалось незначительным, но на приеме в посольстве Белла познакомилась с одним английским юношей, и они чрезвычайно увлеклись друг другом. Его зовут лейтенант Кристофер Хавергал, по его словам, он служил у Джеффри Чарльза в Испании. Ему почти двадцать один, и само собой, он слишком взрослый для Беллы, но она очень высокая и выглядит старше своих лет, так что многие в Париже решили, что ей семнадцать. Мы обе знаем, что Белла еще слишком юная, но она так не считает. Что ж, мы не стали противиться их флирту, поскольку через пару недель он возвращался в Бельгию. Когда он уехал, Белла несколько дней хандрила, а ты знаешь, какой она тогда становится, но потом все прошло и вроде забылось.
Но вдруг он объявился в Лондоне! Уже неделю он постоянно нас навещает и спрашивает, можно ли ему прогуляться с Беллой, и иногда я ее отпускаю, но только вместе с миссис Кемп. Еще одна причина для возвращения Беллы с Кэролайн в Корнуолл. Все это так глупо, и я боюсь, лейтенант Хавергал, пусть и кажется таким обаятельным, но играет детскими чувствами. Он очень привлекателен, и лучше бы он уделял внимание другой юной леди своих лет. Я совсем его не понимаю.
А я все о себе да о нас, и ни слова о тебе, но ведь на то оно и письмо. Прошу, напиши хоть какие-нибудь новости, хоть самую малую часть. Ты ездила в Нампару – как там дела, как Стивен и как ты поживаешь сама? Пусть мы далеко друг от друга, но слава Господу, в одной стране, и письма писать нам никто не запретит, к тому же времени и терпения у нас предостаточно.
Разумеется, миссис Кемп вернется с Кэролайн и детьми, и до моего возвращения присмотрит за ними вместе с Энисами. Не буду просить, ведь ты и так их навестишь, и они во всех подробностях расскажут о наших приключениях, потому что в письме невозможно обо всем рассказать. Может, вернись твой отец раньше, и не случись войны, я бы чувствовала себя иначе, но вряд ли теперь мне захочется когда-либо уезжать из Англии.
Со всей любовью к вам обоим,
Мама
II
Однажды утром в начале мая к Россу прибыл гость. Погода стояла прекрасная, и, проведя полчаса, разглядывая в окно отблески солнца на деревьях и реке, Росс, обернувшись, не сразу узнал крепкую фигуру в дверном проёме.
Затем воскликнул:
– Гастон!
Вошел генерал Руже, и солдат закрыл за ним дверь. Руже пожал Россу руку.
– Друг мой, ужасно, что вы всё еще здесь! Я не знал! Думал, вы уже давно, очень давно благополучно добрались в Англию! Что случилось? Прошу вас, расскажите.
Росс объяснил. Руже потер длинный багровый шрам.
– Но это бесчестно! Я не понимаю. Вы просто приняли мое приглашение, и все! Вы еще куда-то ездили во Франции?
Росс рассказал. Он и раньше не был до конца откровенен с Руже касательно задания Ливерпуля и решил, что теперь и подавно не самое лучшее время для признаний. В любом случае, вряд ли найдут доказательства того, что он отправлял депеши, и ничто в них не угрожает новой Франции, даже если их перехватили. Последние депеши положили в почтовую сумку в посольстве, пока Наполеон все еще находился в Лионе.
Руже обвел комнату хмурым взглядом.
– Вам здесь удобно? Вас не может такое устраивать! Я поражен. Понимаю, наши государства не ладят друг с другом, впрочем, как и все европейские державы с Францией. Они стремятся подавить нас, навязать свои взгляды главе страны, повернуть время вспять. Но никто не собирается объявлять войну. Нет причин и оправдания для задержания британских подданных просто потому, что отдыхая во Франции, кто-то всего лишь навестил группу войск, расквартированную под Парижем! Сотрудники вашего посольства давным-давно уехали. Вряд ли ни с того ни с сего задержали много ваших соотечественников в Париже или иной части страны; хотя их выезд и откладывался из-за паспортных формальностей. Но почему именно вы? Я это выясню.
Только Росс собрался ответить, Руже поднялся и шагнул к двери. Появился солдат, и Руже попросил:
– Подай коньяк. И еще печенья... Найди чего-нибудь, – он посмотрел на Росса. – Я наведу справки. Угощайтесь пока, я скоро вернусь.
Росс допивал третью рюмку коньяка, недовольство жизнью уменьшилось, и тут вернулся Руже. Но лицо друга отнюдь не сияло триумфом. Он налил рюмку коньяка, залпом выпил и озадаченно воззрился на Росса.
– Друг мой, это не касается военных, а дело полиции. Вы встречались с генералом Вирионом?
– Да, когда впервые сюда приехал.
– Он говорит, что всего лишь подчиняется приказам из Парижа. Показал мне приказ. Он озаглавлен «Министр полиции Его Величества Императора» и подпись: «герцог Отрантский». Официальное распоряжение о заключении под стражу. Без права выйти на поруки.
– Мне предлагали, – ответил Росс, – а я отказался.
– Вот досада! Вам бы жилось куда свободней и с большими удобствами.
– Я надеялся сбежать. Но пока не представилось такой возможности.
– Вижу, они предельно осторожны... А разве вам не предъявили обвинений?
– Скорее всего, мне нечего предъявить.
– Все это по приказу Фуше. Вы с ним виделись?
– Виделся.
– В Европе он считается самым умным жандармом. Вы с ним ссорились?
– Я не скрывал неприязни.
– Вот оно что, – француз наполнил оба бокала и поднял темно-янтарную жидкость к свету. – Если это личное, то все гораздо сложнее, ведь сейчас он очень влиятельный человек. Попасть бы к самому императору...
– Гастон, – обратился к нему Росс, – я безмерно благодарен, что вас волнует мой покой и благополучие. Но не подвергайте опасности самого себя из-за моих проблем. Со мной приключилось беда, но к вам это не имеет никакого отношения. Поэтому оставьте все, как есть, в должное время меня освободят.
– Само собой, освободят. Но я ваш друг, пусть даже наши страны на ножах, и сделаю все от меня зависящее. За меня не беспокойтесь. Франции нужны военные, особенно артиллеристы, и вряд ли глава полиции мне что-то сделает, – Руже улыбался и прихлебывал коньяк. – Кажется, я напугал охрану, когда попросил принести коньяк генерала Вириона.
Они молча выпили.
– Вас допрашивали? – вдруг спросил Руже.
– О да. Дважды. Шесть часов подряд.
– С вами обращались дурно?
– Нет.
– Ох уж эти жандармы. Нельзя всецело им доверять. О чем вас спрашивали?
– В Париже я подружился с мадемуазель де ла Блаш. Впервые я познакомился с ней много лет назад, в Англии.
– О да, я ее знаю. Бывшая баронесса Эттмайер. Какое-то время была любовницей маршала Нея.
Росс удивленно вскинул брови.
– Я не знал.
– Два или три года. Всякий раз, когда он приезжал в Париж, их видели вместе.
– Ее считают шпионкой Бурбонов. Она уехала из Парижа как раз перед прибытием Наполеона.
– В таком случае я ее не виню! Фуше моментально набросился бы на нее, как только у него появились полномочия.
– Судя по всему, моя жена с детьми и мадемуазель де ла Блаш покинули Париж вместе. Это и породило подозрения, что я так или иначе причастен к ее деятельности.
– Ох уж эти жандармы, – повторил Руже. – У них изощренный ум. Если уж вобьют себе в голову, их не разубедишь. Я должен как-то сообщить императору...
– Я видел, как он прибыл в Париж.
– Видели? Правда? Наверное, незабываемая минута, – Руже пригладил волосы. – И все же Европа против него. Даже некоторые районы Франции ропщут и проявляют недовольство. Но если дойдет до войны, Бонапарт одержит верх.
– Надеюсь, до такого не дойдет.
– Я тоже! Да все мы на это уповаем! Никто так не ратует за мир, как обычный француз. Но все против нас.
– Против Бонапарта.
– Да, но он высадился на южный берег Франции с парой сотен человек и через три недели вновь завладел страной без единого выстрела! Если это не ваша демократия, то тогда не знаю, как это называется! Такова воля подавляющего большинства людей! И теперь он тоже желает мира. Наверняка вы слышали, что императора лишили возможности воссоединиться с сыном, королем Римским. Это стало для него большим ударом. Теперь он покинул Тюильри, появляется там только в особых случаях, ведет тихую жизнь в Елисейском дворце в окружении родственников, друзей и личных советников.
– А Фуше? – спросил Росс.
– Нет, Фуше там нет. Он не выходит из кабинета и плетет сеть интриг. Знаете, говорят даже, что когда вечером двадцатого числа прибыл император и назначил встречу, Фуше появился уже в два часа ночи. Ваша мадемуазель де ла Блаш успела как раз вовремя! Уф, на ее месте я бы не стал ему доверять. Он с той же легкостью предаст императора, как предал короля. Его следовало казнить на гильотине еще много лет назад!
Чудесное весеннее утро омрачилось плывущим облачком. Это напомнило Россу погоду в Корнуолле, солнечную и переменчивую. Интересно, как там сегодня в Нампаре. Прибой лазурного моря все так же шумит, накатываясь на песок? Его дом, дым из трубы по ветру, шепот травы, ржание лошади в конюшне, крестьяне в поле. А шахта? Как там две его шахты? Почему он так глупо покинул дом и отправился на это нелепое задание, которое не послужило благой цели и закончилось провалом? Честолюбие? Вряд ли. Чувство долга? Но кому и чем он обязан? Или все дело в его извращенной натуре, жажде нового и приключений?
Но ведь все шло так хорошо, в самом деле хорошо. Росс знал, что его необычная хорошенькая жена-корнуоллка со всей своей житейской мудростью и чувствительностью наслаждалась первыми неделями пребывания в Париже. Это ее воодушевило и возродило. Развлечения и восторг опьяняли, она вновь расцвела.
Если бы не поездка в Осер...
Руже не сводил с него глаз.
– Вы где-то далеко, друг мой.
– Да.
– Я собирался сказать... Хотя, может, это неважно. Лучше промолчать.
– Прошу, расскажите.
– Хочу вам сообщить отнюдь не радостные вести: заводы и фабрики Франции работают в усиленном режиме, по всей стране призвали оружейников, а также национальную гвардию, забрали тысячи дополнительных лошадей; из-за Рейна поступает оружие, его провозят контрабандой на баржах и малых судах, императорская гвардия полностью укомплектована. Нет нужды объяснять, что эта подготовка не ради мирных целей, но до военных действий дойдет, только если Германия с Англией выступят против нас в Бельгии.
– Почему в Бельгии?
– Она долго принадлежала нам. Мы почти один народ.
Подумав, Росс ответил:
– Мне не кажется, что Англия станет сражаться ради реставрации Людовика. Но многие хотят независимости Бельгии, даже виги, которые благоволят Наполеону.
– Очень жаль, – высказался Руже, похрустев пальцами. – Но должен сообщить, что совсем скоро в армии на севере у нас будет сто пятьдесят тысяч человек. У Веллингтона не останется ни единого шанса со смешанной и ненадежной армией, которую он теперь возглавляет... Хотя есть вероятность заключения соглашения, компромисса. Молю об этом Бога.
– Аминь. Но если придется воевать, как вы поступите?
– О... Сейчас мы собираемся неподалеку от Филиппвиля и Бомонта. Но большего не имею права рассказывать. Да и не могу, поскольку не знаю планов императора.
Росс заметил, что наполовину заполненная бутылка коньяка уже опустела.
– А еще в этом участвует, – заговорил он, – человек по имени Тальен. Впервые я встретил его на приеме в посольстве. Фуше, как вы помните, тоже там присутствовал.
– Ах да, Тальен. Шакал Фуше.
– Меня арестовал Тальен с жандармами. Наверняка он и есть причина моего задержания. Однажды я повздорил с ним, потому что он обхаживал мою жену.
– И что с того? Мерзкий и мелочный развратник. По сравнению с Фуше он ничто. Но Фуше его защищает. Раньше было все наоборот. В те безумные девяностые Тальен был председателем Конвента. Я слышал, что Тальен защитил и спас Фуше от гильотины. Говорят, Фуше никогда не забывает о помощи и об оскорблении.
– Я так и понял.
– Трудно поверить, что Тальен старше меня всего лет на восемь-девять, но в то время я был совсем юнцом. Что ж... – Руже вытянул ноги. – Может, поговорим о более приятном, как вам? Ваша супруга в добром здравии? А дети? Это хорошо. Уже что-то... Надо вызволить вас из западни, друг мой. Наберитесь терпения, мы вас вытащим.
