Текст книги "Погнутая сабля"

Автор книги: Уинстон Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Глава вторая

I

Повезло, что им вообще удалось удрать – к счастью, «Адольфус» атаковал «Призрак» с правого борта, так что французский куттер оказался между «Адольфусом» и фрегатом, и последний не смог бы открыть огонь по англичанам, не причинив ущерба «Призраку».

Люди Стивена в панике спасались бегством – обратно через борт и на свой корабль, по пути рубя абордажные крюки, которые не удавалось снять. Стоило последнему матросу спрыгнуть на палубу, и Картер налег на штурвал. Теперь оба корабля шли тихим ходом рядом друг с другом. Картер искусно использовал уже поднятый парус, и они оказались с наветренной стороны. Довольно быстро «Адольфус» скользнул в туман, но в последний момент фрегат открыл по ним огонь. Пара ядер достигла цели – погиб один матрос родом из Труро, еще один остался без ноги. Но теперь их было уже не достать.

Однако солнцу оставалось еще светить около часа, и все зависит от того, не рассеется ли туман в самый неподходящий момент. Но он никуда не делся, тяжелый и мрачный. Стивен вытер испарину со лба и огляделся. Самое ужасное разочарование в его жизни. Явно ценный трофей, уже фактически сдавшийся, перспектива возвращения в Англию с триумфом и щедрой добычей – и все это он добыл, только чтобы выпустить прямо из рук! Фрегат, очевидно, привлекла стрельба. Да им чертовски повезло, что удалось уйти!

Стивен огляделся в поисках Джейсона и обнаружил, что его нет.

II

– Выбора нет, – произнес Стивен. – Следуем за ними.

– Я видал его с Джаго и Эдвардсом. Они рванули вперед и затерялись в суматохе. Всех троих нет. Ставлю шиллинг, они попались!

– Следуем за ними? – переспросил Картер. – Дык это легче сказать, чем сделать, в полном тумане-то. Еще не хватало опять нарваться на фрегат.

– Туман рассеивается, – процедил Стивен сквозь зубы. – Гляди, вон там, где садится солнце, небо светлеет. Будем догонять. Всю ночь, если потребуется.

Капли дождя ударили в лицо. Они стояли у штурвала и вглядывались в легкую дымку. Розовый туман за их спинами становился красным. Скорее всего, с наступлением темноты начнется дождь. Но это был не полный перечень их проблем.

– Где мы?– спросил Стивен.

– А Бог его знает! – ответил Картер. – Пока звезд-то не видать. Да и потом можно будет только догадываться, как далеко земля. Но сдается мне, мы уже очень близко к французскому берегу.

– Не думаю. С чего ты взял?

– Вы видели две французские рыбацкие лодки, что появились, когда мы собирались высадиться на куттер? Ловцы крабов. Они не отходят далеко от побережья.

– По-твоему, мы в районе Динара?

– Не так далеко. Скорее, у мыса Кап-Фреэль.

– «Призрак» шел из Сен-Пьера, – заметил Ходж, – там было написано.

– Где этот Сен-Пьер?

– К северу от Сен-Мало. Я хорошо знаю эти места. Когда-то, доставляя товары в Роскофф, мы высаживались восточнее, в Сен-Пьере. Там спокойнее, и цены выгоднее.

Стивен ходил взад-вперед по палубе. Плавание заняло больше недели, а теперь придется возвращаться пустыми. И он потерял Джейсона. К его собственному удивлению, это перевешивало все остальное.

– Думаешь, сможешь найти Сен-Пьер? – спросил он у Ходжа.

– Попробуем, если туман рассеется.

– Сейчас все зависит от тебя и Картера, – сказал Стивен, – я не бог весть какой знаток этих берегов, знаю только, что тут полно скал. И приливы смертельно опасны. Но я желаю догнать «Призрак».

Ходж вытащил часы.

– Если мы рядом с Кап-Фреэлем, как сказал Майк, то подойдем к Сен-Пьеру в полночь. И раз мы снова не столкнулись с фрегатом, то могли бы войти в порт и разведать обстановку.

III

В час ночи они зашли туда, чтобы выяснить, как обстоят дела.

Сен-Пьер – мелкая рыбацкая деревушка, в Корнуолле таких полно. Подковообразная гавань, каменные дома на крутом гранитном склоне. Мол, приливная протока, церковный шпиль высоко в небе. Даже в такое позднее время сверкали огоньки.

Для грядущего налета погода как раз подходящая. Дождь лил как из ведра при слабом юго-западном ветре. Луна только что взошла и скрылась за облаками, но гавань не полностью погрузилась во тьму.

В кромешной тьме «Адольфус» бросил якорь рядом с молом. Моряки погрузились в две шлюпки. По счастью, на море хватало света. В переполненных шлюпках сидели даже на планшире, едва хватало места для замаха весла. Каждый держал наготове абордажную саблю. Стивен запретил брать ружья и даже пистолеты.

– Можем попасть друг в друга, – объяснил Стивен. – Они-то все равно не смогут стрелять в нас в темноте.

Не считая промозглой сырости, дух опасности не ощущался.

В крошечной гавани стояло всего три корабля, и матросы с легкостью обнаружили «Призрак», самый крупный и с необычным внешним видом. Поодаль в песке стоял десяток гребных лодок. В одном доме мерцал свет. На «Призраке» тоже, чуть ниже палубы. Фонарик покачивался всякий раз, когда кто-нибудь проходил по причалу.

Стивен решил не причаливать к куттеру, они медленно проплыли мимо, а затем обе лодки привязали к заросшей водорослями лестнице, что поднималась к молу. В лодках осталось по одному человеку. Остальных Стивен повел к мощеному булыжником причалу.

Наверху он внимательно осмотрелся, но мерцание фонаря исчезло. Деревушка вроде бы спала.

С «Призрака» все еще пробивался свет, и когда Стивен осторожно нырнул в форпик, то заметил, что свет идет из кормовой каюты. Он и еще шестеро, в том числе Ходж, пробрались на палубу и прокрались дальше. Свет пробивался из-под двери каюты. Стивен вытащил абордажную саблю и зашел внутрь.

За столом сидел капитан и вписывал цифры в бортовой журнал. Рядом перед раскрытой книгой сидел пожилой мужчина в темном сюртуке.

Капитан не успел вскочить, как Стивен ворвался в каюту и приставил к его горлу нож. Ходж встал позади пожилого, похожего на торговца. Остальные столпились  рядом, последний вошедший тихо закрыл за собой дверь.

– Спроси у него, – велел Стивен, – где они держат заключенных.

Ходж резко заговорил с капитаном, который пытался скосить глаза на нож у горла. Когда Ходж задал вопрос еще раз, капитан встрепенулся и быстро ответил.

– Их заперли в рыбном погребе у конца причала, – перевел Ходж.

– Скажи ему, чтобы отвел нас туда, – продолжил Стивен, – а если хоть пикнет, я перережу ему глотку. Ты, Вадж, и ты, Мун, останетесь с этим. Если он хоть одно слово скажет, заткните его. А теперь...

Капитана дернули с места и вытолкали из каюты. Стивен шепотом приказал матросам оставаться на палубе, пока он их не позовет, и притаиться. Потом он вызвал троих из каюты и Ходжа, и они ушли.

Мрачная вереница протопала до края причала. В полной тишине кто-то споткнулся о неровную плиту, и камешек бултыхнул в воду. Не желая подвергать жизнь опасности, капитан вел себя предельно тихо. Он остановился перед большим каменным сараем на краю деревни. Издали виднелся один фонарь, хотя на самом деле их горело несколько, в окнах постоялого двора. Оттуда слышались разговоры и смех.

Капитан встал перед дверью сарая и беспомощно раскинул руки.

– Что он говорит? – спросил Стивен.

– Что у него нет ключа от замка.

Стивен еще ближе приставил нож к горлу француза.

– Где он?

– Говорит, ключи у жандарма. А он в «Золотом льве».

Стивен наклонился и посмотрел в замочную скважину. Он велел Ходжу взломать замок саблей, но потом понял, что клинок сломается.

– Лучше нам свалить, – пробормотал один матрос. – Заключенным ничего плохого не сделают...

– Закрой пасть! – рявкнул Стивен. – Кест, возвращайся на куттер и найди свайку. Давай поживее и не шуми.

– Есть, – отозвался Кест и направился обратно.

Делать нечего, пришлось праздно ждать и слушать шум с постоялого двора. Моряки праздновали благополучное возвращение из длительного рейса. В особенности, думал Стивен, они праздновали то, что чудом избежали плена и длительного заключения в Англии.

Он подергал дверь и прислушался. Внутри не слышалось ни звука, и тут в голову пришла чудовищная мысль, что французский капитан мог его обмануть. Если так, то он поплатится жизнью. Оставив Ходжа с капитаном, Стивен обошел подвал: ни одного окна, но должен же быть еще один вход. Все верно, только дверь вела в комнатушку с мешками соли. Он вернулся обратно и остановился у запертой двери.

– Джейсон, – позвал он.

Тишина.

– Передай ему, – велел Стивен Ходжу, – если заключенных здесь нет, я его убью.

Только Ходж собрался перевести, как Стивен сказал:

– Погоди-ка.

Тут на постоялом дворе раздался хохот.

– Джейсон! – позвал он громче.

– Отец! – послышался шепот.

Стивен возликовал.

– Джейсон, спокойно, парень. Мы тебя вытащим. С тобой все в порядке?

– Джаго повредил ногу. Со мной все нормально. И Том Эдвардс. Отец, ты можешь открыть дверь?

– Пока нет. Потерпи. Не шуми. Джаго может ходить?

Внутри пошептались.

– Говорит, попробует.

– Ему придется.

Чья-то рука предупреждающе коснулась Стивена. Дверь постоялого двора распахнулась, и оттуда вышли двое. Фонарь осветил мощеную улицу, и те двое рука об руку двинулись к притаившейся команде Стивена. Затем свернули на пристань и направились к «Призраку».

Оба хорошенько набрались и поддерживали друг друга, когда спотыкались по дороге.

Они были на полпути к пристани, когда Кест выскользнул из мрака рядом с ожидающими его людьми, которые так неотрывно следили взглядом за французами, что не заметили, как он вернулся. Он принес две свайки.

– На случай, если одна сломается, – пояснил он.

Стивен принялся сбивать замок, на этот раз не очень стараясь, чтоб вышло тихо. Когда два француза ступят на борт, их там поджидают люди Стивена. Однако смогут ли они избавиться от французов, не перебудив весь город? Там будет видно.

Первая свайка согнулась, но вторая, забитая сверху, сделала свое дело. Замок сломался. Заскрипела дверь. Джейсон вышел первым и раскинул руки, обнимая отца.

– Я же говорил, ребята! Я говорил, что он придет за нами!

– Тихо! – сказал Стивен, обняв сына, – И быстро. Давайте, шевелитесь. Еще многое надо успеть. Но тихо, тихо!

Два моряка помогли Джаго. Эдвардс тоже хромал. Все это время настороженный Ходж продолжал держать нож у горла капитана.

Тем временем с «Призрака» не доносилось ни звука, а значит, о вернувшихся матросах уже позаботились.

Отряд пошел по пристани обратно. Дождь лил с такой силой, что невозможно было рассмотреть друг друга с расстояния в пару ярдов.

Они подобрались к «Призраку». Двенадцать человек спустились по трапам к шлюпкам, притянутым к корме куттера, еще четверо пробежали вдоль судна и сбросили канаты в лодки, которые пришли в движение. Ходж спустился вниз с капитаном. Джаго и Эдвардс остались на борту. Кест и еще один матрос отбросили кормовые концы, крепившие «Призрак» к швартовной тумбе. Стивен и Джейсон спустились, чтобы сбросить носовой швартов.

И тут раздался крик:

– Стой! Именем Республики! Кто идет?

Внезапно из освещенного луной тумана появился французский солдат. Секунду они смотрели друг на друга. Стивен поднял саблю. Солдат направил ружье прямо в лицо Стивену.

Кремень ударил по огниву, но порох не воспламенился.

Стивен громко рассмеялся и ткнул солдата абордажной саблей в грудь. Он не сумел вытащить клинок и оставил его в упавшем. Джейсон отцепил конец, и Стивен запрыгнул на борт «Призрака».

Моряки налегли на весла, и две лодки начали буксировать куттер из гавани, а на его борту корнуольцы быстро ставили паруса, чтобы убраться восвояси.

Глава третья

I

Если бы кто-то сказал Демельзе о «тёмной ночи души», она не узнала бы, откуда эти слова, но прекрасно поняла бы, что они означают.

Кода много лет назад умерла Джулия, Демельза сама только что выздоровела после тяжёлой болезни. Потеря стала для неё тяжёлым ударом, от которого она едва оправилась. Джулии было полтора года. Но они с Россом тогда были молоды, и после отчаяния, суда, грозящего Россу казнью, и близкого банкротства, каким-то образом сумели выкарабкаться из ямы, которая после этого никогда больше не становилась так глубока.

Но Джереми, их второму ребёнку, было двадцать четыре. Рождённый в тяжёлые времена, он прошёл с ними через все превратности жизни, радости и печали. Именно из-за этого все эти годы он был больше частью семьи, чем трое младших, и даже Клоуэнс, которая всего на три года моложе. Демельза сказала Кэролайн правду – думая о Джереми, она вспоминала тысячи дней любви и внимания.

Когда в прошлом декабре они виделись в последний раз, он выглядел куда лучше. Высокий и гибкий молодой человек, чью склонность к сутулости искоренила армейская подготовка, повзрослевший, с длинными волосами, кожа на лице огрубела, а улыбка стала более искушённой. Неудивительно, что Кьюби в него влюбилась.

Поздно спасать его от армии, звания капитана и смертельного похода в грязи Фландрии. Демельза знала, что Клоуэнс винит в этом Кьюби, считая, что в армию его подтолкнуло разбитое сердце. Возможно, но Демельза не была так уверена – существовала и другая причина, которую, вероятно, знала она одна. Хотя где-то жили ещё один мужчина и одна женщина, которые могли пролить на это свет, и один из них, возможно, её зять. Впрочем, она не хотела проливать свет. Лучше этому навсегда остаться в тени, как и мешкам, спрятанным в тёмной пещере Лестницы Келлоу.

Когда Джереми в последний раз был дома, он, казалось, был готов ей что-то сказать, попытаться объяснить то, чему нет оправдания. «Может быть, вступая в армию, я пытаюсь сбежать от себя». А потом, увидев чашу любви, которую Демельза так старательно вычистила, отполировала и поставила на буфет, он сказал: «Когда-нибудь – не сейчас, может, когда оба мы станем старше на несколько лет, я хотел бы с тобой поговорить».

А она улыбнулась ему и ответила:

– Не откладывай слишком надолго.

Кто же знал, что это станет пророчеством. Если бы не война, скорее она умерла бы раньше него. Как хотелось бы, чтобы это было так.

В воскресенье, 16 июля, Демельза, наконец, осталась одна. С течением дней ей не делалось легче. Этим утром она дошла по берегу только до Уил-Лежер и повернула обратно – не было ни сил, ни желания идти дальше. День выдался на редкость хороший и тёплый, ночной ветер с восходом стих, волны поднимались, набегали на берег, разбивались и снова вставали, демонстрируя свою вечную силу и власть. Было время отлива, и прибой не так уж силён, но даже сейчас пенящаяся вода то и дело подбиралась к её ногам, заливая туфли и подол юбки.

Она подумала – может, вернуться в дом, попить чаю, хотя не чувствовала ни жажды, ни голода. Просто чтобы делать хоть что-нибудь.

Неожиданно перед ней оказался Джон Гимлетт. Демельза подняла взгляд.

– Хозяин вернулся.

– Что? Когда?

– Да уж с полчаса. Я не знал, где вас искать, мэм.

Демельза прибавила шаг, но не слишком. Она не была уверена, что в состоянии с ним встретиться.

Росс ждал в саду – в её саду, разглядывал цветы. Она не сразу узнала мужа, так сильно он постарел.

Демельза подошла к калитке, открыла. Он услышал щелчок засова и поднял взгляд.

– Росс!

Она бросилась к нему.

Гимлетт тихонько скрылся за дверью во двор.

II

– Налей ещё чаю, – сказала она. – Ты, должно быть, проголодался после долгой дороги.

– Твой сад, – сказал он. – Ему недостаёт твоих рук.

– Как и много чему ещё. Но теперь всё изменится.

– Твои мальвы...

– Джейн сказала, они пострадали от ночных заморозков. А сирень твоей матери, мне кажется, поскорее нужно подрезать, не то куст погибнет.

– Ты сейчас ходила на шахту?

– Нет-нет, я просто гуляла... С Беном всё хорошо. Все здоровы. А ты так похудел, Росс.

Где-то в долине замычала корова. Далёкий, привычный звук, почти растворившийся в тишине дома.

– Мне так много нужно тебе сказать, – заговорил Росс. – Не знаю, с чего начать.

– Может, первый день, когда ты вернулся домой, не самое подходящее время.

– Прошлую ночь я провел в Треготнане. Я сошел в Сент-Остелле, думал, что смогу добраться домой. Нанял клячу, а она охромела... Есть в моей истории одна повторяющаяся тема – всякая лошадь, какую я ни найму, обязательно охромеет... Или её подо мной подстрелят...

– Под тобой подстрелили лошадь?

– Если честно, аж двух. Но об этом как-нибудь в другой раз. Демельза...

– Да?

– Можешь представить, что мы уехали отсюда только в январе? А кажется, прошла целая жизнь.

– Даже больше, чем жизнь.

– Это да.

Она суетилась, подливала чай сначала ему, потом и себе. Оба пили с молоком, но без сахара. Чай с сахаром – не в корнуольской традиции.

– Маленькую Джейн Эллери вчера укусила собака, – сказала она. – Бродячая, возле Сола. Пёс вёл себя очень странно, рычал и бросался, так что, думаю, его пристрелили. Позвали Дуайта, он для безопасности надрезал место укуса, чтобы очистить рану, а потом продезинфицировал азотной кислотой. Бедняжка Джейн вопила без памяти, но конфеты быстро её успокоили. Но, конечно, пару дней они ещё будут тревожиться.

Росс отхлебнул чая. В гостиной воцарилось молчание.

– А в пятницу Сефус Биллинг убил гадюку с пятью детёнышами, – сказала Демельза. – Он копал картошку. У края Длинного поля.

– Им всегда нравилась та стена, – сказал Росс, – отец меня часто предупреждал.

– Джуд называл их длинными уродинами, – сказала Демельза.

– Я помню.

После яркого солнца снаружи гостиная казалась мрачной.

– А как Кьюби? – спросила Демельза.

– Приедет позже. Я сказал, что ей нужно остаться с нами, пока не родится ребёнок. А потом она может устраивать свою жизнь. Ты согласна?

– Конечно, да.

– Большую часть времени она очень хорошо держалась. Сорвалась только раз. Никогда я не слышал, чтобы женщина так рыдала. Такие страшные звуки, как будто пилят дрова.

– Не надо.

– Мне так повезло, что я нашёл тогда Джереми, – продолжал Росс. – Кажется, он не чувствовал боли. Он... он просил передать, что любит тебя, просил нас присмотреть за Кьюби.

Демельза встала, взяла носовой платок, нежно промокнула ему глаза. Потом утёрла свои.

– У нас здесь столько дел, Росс. Мы совсем запустили дом. Часть зерна ещё не посеяна. И нам надо продать ягнят – я ждала тебя, чтобы решить, сколько. И пятно от сырости на потолке в библиотеке всё увеличивается.

Он смотрел на неё.

А она всё говорила.

– А ещё у нас есть белый турнепс. Кэл Тревейл меня вчера спрашивал...

– Почему ты вот так, одна? Думал, ты не останешься в одиночестве.

– Они сделали, что могли... На той неделе вернулся Стивен после какой-то удачной вылазки. Когда он услышал про Джереми, сразу приехал, оставался две ночи. Потом ему надо было уехать, но Клоуэнс хотела остаться. Я сказала ей – нет. Не стоит, ты ведь скоро вернёшься, да и мне хотелось ненадолго остаться одной. Это правда, у меня нет сил говорить. Язык перестал шевелиться с тех пор, как я это узнала.

– А другие. Верити, и...

– Верити уехала во вторник, потому что Эндрю очень плох. Что-то с сердцем. Обе девочки Кэролайн сейчас дома, и она целый семестр их не видела. Генри в бухте с миссис Кемп, они скоро вернутся. Изабелла-Роуз в школе.

– Ты отправила её в школу?

– К миссис Хемпл, на половину семестра. Ещё до того, как получила твоё письмо.

– Как она пережила эту весть?

– Как и следовало ожидать, – небрежно сказала Демельза, стараясь держаться. – Роялю срочно нужна настройка. Сырой воздух плохо влияет на струны. А тот старый спинет, как ты думаешь, может, нам выбросить его, Росс?

– Ни за что. Это слишком большая часть нашей жизни... Фалмуты передают свои соболезнования и сочувствие.

– Да, хорошо. Думаю, они расстроились из-за Фицроя. Столько людей выразили нам соболезнования, любовь и сочувствие, Росс. Столько добрых слов, это очень поддерживает. Даже мистер Оджерс... Я думаю, с мистером Оджерсом уже пора что-то делать, Росс. В прошлое воскресенье в церкви он снял парик, и, мне сказали, швырнул его в хор. Потом объяснил, что отгонял цикад. В этом году их развелось ужасно много, этих цикад. Думаю, это из-за тёплого лета.

– А как Клоуэнс? – спросил Росс.

– Неплохо. Но ты же понимаешь, как она переживает за Джереми.

– А Стивен?

Демельза поставила на поднос свою чашку и встала.

– Ты не сводишь меня поплавать, Росс?

– Что? – удивился он.

– Море такое спокойное, и солнце греет. Я не купалась с прошлого года – не могла без тебя.

Росс колебался.

– Это не слишком прилично – в мой первый день дома.

– Точно, – согласилась Демельза. – Но я хочу, чтобы ты это сделал, для меня и со мной. До ужина ещё остаётся время. Это поможет – я думаю, что поможет – смыть наши слёзы.

III

– Меня беспокоит Демельза, – сказал Росс.

– Да, – ответил Дуайт, а потом кивнул. – Да.

– По-твоему, физически она здорова?

– Она не жаловалась. Конечно, до сих пор в шоке.

– Но в некотором смысле, не до такой степени, как я ожидал. Я рад, если это искренне, но... понимаешь, она так поглощена делами Нампары, словно ничего не случилось.

– Такой она тебе показалась? До твоего приезда Демельза была совсем не такой. Ничто её не интересовало. Часто она даже не разговаривала с родными. Общалась с Кэролайн, но совсем мало. Большую часть времени просто сидела.

– Значит, ты думаешь, она создаёт видимость оживления ради меня?

– Она очень сильная личность, Росс. Возможно, она чувствует, что должна тебя поддержать.

– Если это лишь видимость, остаётся только гадать, что за ней кроется и как долго она продлится.

– Это может и не измениться. Стоит надеть маску, как она прирастает к лицу.

Росс прискакал верхом и нашёл Дуайта в его лаборатории. Кэролайн и дети уехали. Дуайт вышел к нему, и они устроились на деревянной садовой скамейке с видом на лужайку и рощицу, за которой, если пройти чуть подальше, можно увидеть церковь Сола.

– Так трудно рассказывать ей, как это случилось, – сказал Росс. – Она меня отвлекает, меняет тему, говорит о другом. Что ж, возможно, это естественно. Нельзя всё время бередить рану, да и не нужно, наверное. Прошлой ночью...

Он прервался. Дуайт молчал, пристально наблюдая за скачущей по ветвям дерева белкой.

– Прошлой ночью, – продолжал Росс, – она едва позволила к себе прикоснуться. Мы лежали рядом в кровати и просто держались за руки. А когда утром я проснулся с первыми лучами солнца, она уже поднялась и стояла, глядя в окно. Услышала, что я шевельнулся, скользнула обратно в постель и снова взяла меня за руку.

– Когда Кэролайн потеряла Сару... Ты помнишь? – ответил Дуайт. – Она ушла от меня, уехала в Лондон и осталась у своей тётки. Случившееся хуже, куда тяжелее и для Демельзы, и для тебя. Сара была малышкой, как ваша Джулия. А Джереми совсем недавно счастливо вступил в брак, перед ним была целая жизнь. Не могу даже представить, что вы чувствуете.

Белка исчезла. Где-то хлопали крыльями грачи, как аплодисменты не слишком довольной публики.

– Конечно, я многого не могу ей сказать, – продолжал Росс, – и не стану. Ты видел моё письмо к ней?

– Да.

– Я не слишком много рассказывал про тот последний день... Когда Веллингтон вручил мне послание для принца Фридриха Нидерландского, я знал, что расстояние там миль десять, и рассчитывал вернуться вскоре после полудня. Но по пути назад – может быть, я задумался и слишком приблизился к линии сражения – я чуть было не попал под атаку французской кавалерии. Моя лошадь погибла, и я почувствовал, как в грудь – чуть ниже солнечного сплетения – ударил осколок ядра. Примерно на полчаса я лишился сознания и только спустя некоторое время с трудом смог подняться.

Росс порылся в кармане и извлёк кусок искорёженного металла, в котором Дуайт опознал часы.

– Отцовские, – сказал Росс. – Единственная вещь, которую французы оставили мне, когда я был под арестом. Когда я бежал, то собирался продать их, чтобы купить еду или заплатить за ночлег, может, раздобыть какое-нибудь оружие. Но в итоге этого не понадобилось. Если бы я это сделал, сегодня меня бы здесь не было.

Дуайт повертел в руке раздавленные часы. Циферблат полностью уничтожен, корпус сплющен как после удара молотком.

– Выходит, тебе необыкновенно повезло.

– Часы предназначались Джереми. Если бы я отдал их ему, то возможно, он был бы здесь вместо меня. Лучше бы так и случилось.

– Ты показывал их Демельзе?

– Нет. И не собираюсь.

– Да... Пожалуй, не стоит. По крайней мере, пока.

Два старых друга умолкли. Их пригревало выглянувшее солнце.

– Я многое не могу ей сказать, – наконец заговорил Росс, – даже если бы она стала слушать. Той ночью, после смерти Джереми, я не мог уснуть. Я не чувствовал голода, только болезненную пустоту в животе, меня мучила жажда, я почернел от пороха и с трудом двигался из-за легкого ранения. Некоторое время я лежал в хижине, пытаясь укутаться в старое одеяло, но спустя какое-то время снова встал и побрёл к полю битвы. Там ещё оставалось множество раненых, зовущих на помощь, но я был слишком разбит, да и в любом случае не сумел бы помочь – ни лекарств, ни повязок, ни даже воды. Ты когда-нибудь видел поле боя, Дуайт?

– Нет.

– Я видел. Или думал, что видел. Не такое. Ничего подобного, никогда. Ты, конечно, участвовал в морском бою, видел ужасы лагеря военнопленных...

– Да...

– Перед смертью Джереми говорил про лошадей. Это было самое страшное. Некоторые валялись там с вывернутыми внутренностями, но ещё живые. Другие тащились по полю с ужасными увечьями. Некоторые просто брели, потеряв хозяев. Я поймал одну такую и поскакал на юг, к Катр-Бра, где в пятницу шли бои.

– Сражение при Ватерлоо к тому времени уже кончилось?

– Почти. Там ещё оставались части пруссаков, хотя стрелять им было уже не в кого. Несколько лагерей, бивуаки, кухни. Но основная часть войск ушла. Катр-Бра являл собой жуткую картину. Ты лучше многих знаешь, что происходит с телом после смерти.

– Да...

– Эти, в Катр-Бра, большей частью были мертвы два дня. Стояла ясная лунная ночь, только изредка свет закрывали набегавшие лёгкие облака. В лунном свете они выглядели как негры.

– Да...

– Гротескно вздувшиеся тела. Разорванные мундиры – у тех, на ком они ещё оставались. Многие догола раздеты крестьянами, а те, кто не был – лежали лицом вниз, без обуви и с вывернутыми карманами, повсюду валялись их документы. Конечно, это сделали не только крестьяне. Сами солдаты – французы, когда шли вперёд, британцы и немцы, когда отступали французы... Вонь стояла невыносимая... Возможно, ты удивлён – зачем я тебе всё это рассказываю.

– Нет. Я думаю, об этом следует говорить.

– Мне больше некому. Когда я в молодости воевал в Америке, то многое повидал. Но не такое. Там была перестрелка. Здесь – чудовищное кровопролитие.

Некоторое время они сидели в молчании. Росс тронул пальцем свой шрам.

– Одного я нашёл ещё живым. Вот почему я пошёл к той ферме – там был колодец, я хотел принести раненому воды. Не знаю, почему он остался в живых, череп у него был раздроблен, но некоторых не так-то легко убить. Он был француз, и когда увидел, что я его понимаю, стал просить, чтобы я убил его, прекратил страдания.

Дуайт бросил взгляд на исхудавшее и встревоженное лицо друга. Измождённое, как никогда раньше, а на шее вздулись вены.

– Я понял, что не могу, Дуайт. Там было пролито так много крови. Три дня меня окружала смерть. А потом я вспомнил французского бригадного генерала, к которому относился с огромной симпатией и уважением, хоть он и бонапартист. Знаю, он сказал бы, что убить этого страдающего человека – милосердие. Может быть, даже долг. Но всё-таки я не мог.

– Я думаю, ты был прав.

– Большую часть времени на том поле боя я провёл рядом с ним. Я обмыл его лицо и разбитую голову, попытался перевязать другие раны. А потом поставил рядом фляжку с водой, и покинул его – видимо, умирать.

– А лекарей поблизости не было?

– Было несколько. Они отчаянно старались помочь самым тяжелым раненым. Но судя по тому, что я видел – и тогда, и затем в Брюсселе, боюсь, они больше убили раненых своей помощью, чем вылечили.

– Наша наука до сих пор примитивна.

Росс поднялся.

– Ей-богу, Дуайт, это я должен так думать! Но ты часто мне говорил, что твоя профессия – больше, чем просто лекарь. Ты пускал кровь своим пациентам куда реже, чем большинство докторов. А так называемые хирурги пускали кровь тем, кто и так уже потерял половину!

Дуайт тоже встал, похлопал по ноге маленькой тростью для верховой езды, которую захватил с собой.

– С точки зрения медицины, если рана инфицирована, то кровопускание помогает уменьшить воспаление. Как ты знаешь, я не вполне разделяю эту теорию, но я не был там и не могу судить тех хирургов. Боюсь, большая часть физических способов лечения довольно груба, но вполне эффективна. В особенности на войне.

– Отрубая руки и ноги! Да, мы оба прекрасно знаем, что лучше их отрезать в случае гангрены, сделать что угодно, только бы ее остановить... Но потом обрабатывают горячей смолой, и не исключено, что сделают мыльную клизму и дадут пилюлю из сала с листьями сенны, чтобы очистить соки организма!

Они стали прогуливаться по участку среди редких деревьев.

Через минуту Дуайт спросил:

– Как твоя лодыжка?

– Нормально.

Они пошли дальше.

– Где сейчас Демельза?

– Я оставил её в саду с Мэтью-Марком Мартином. Джейн Гимлетт говорит, что Демельза почти не бывает дома после того, как вернулась.

– Мы никогда не говорили о твоём титуле баронета. Полагаю, его следовало принять.

– Стоило? Боже мой! Какая ирония, ведь теперь с нами больше нет Джереми, чтобы унаследовать титул.

– Его примет Генри.

Росс поднял взгляд.

– Возможно. Ну да. Если выживет.

– Нам надолго хватило этой войны, поэтому следующие войны грянут еще не скоро. А если и грянут, Генри не обязательно в них участвовать. У тебя осталось ещё трое прекрасных детей.

– И внук на подходе... Как странно, что я встретил Кьюби. И как ужасно. В понедельник утром мне удалось позаимствовать на ферме телегу, я запряг в неё лошадь, которую воскресной ночью подобрал на поле боя. Я поднял положил моего сына в телегу и накрыл одеялом. Дорога обратно в Брюссель была невыносимой – больные и раненые, возвращающиеся солдаты, медицинские повозки и фургоны, но мы шли в общем потоке. Потом я увидел карету, что ехала навстречу. Впереди скакал всадник с саблей наголо, заставлял людей уступить дорогу. Я не обращал на них внимания, поскольку погрузился в своё горе. Но помню, что лошади, запряжённые в карету, ржали от страха – приближаясь к полю битвы, они чуяли запахи крови и разложения. Неожиданно я услышал голос: «Капитан Полдарк!». Это была Кьюби, моя невестка.

Они остановились у края выгона. Там, в сочной траве, пышно разрастались купырь, кукушкин цвет и дикие маргаритки. Росс вытер лоб.

– За все время того сражения этот момент стал для меня вторым самым страшным. Ее лицо, и без того встревоженное, смертельно побледнело. Она спрыгнула и настояла на том, чтобы увидеть Джереми, открыла его лицо... Потом... потом взглянула на меня так, будто я вонзил кинжал ей в сердце. Да так и было, и я бы с радостью отдал жизнь, только чтобы все изменить.