Текст книги "Погнутая сабля"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)
Глава пятнадцатая
I
Росс прибыл в Санс в пятницу в шесть вечера и переночевал в местной гостинице. Отсюда до Парижа оставалось меньше ста двадцати километров. Чтобы преодолеть это расстояние, ему потребовались тридцать два часа.
Ливень превратил дорогу в потоки грязи. В Мелёне снарядили армию, чтобы дать отпор наступлению Наполеона, так что среди сельских жителей, так и не определившихся в своих симпатиях, царило крайнее беспокойство. К тому же в десяти километрах от Санса – именно там, где не от кого ждать помощи в починке – у дилижанса сломалась ось. Дождь продолжал неумолимо лить.
Кучера отправились на поиски новой оси, и пассажиры два часа терпеливо ждали. Наконец, один кучер вернулся и сообщил, что они доехали до самого Бре, откуда обещали прислать помощь в течение часа. По пути, всего в миле по дороге, они обнаружили ферму, где путешественники могли бы отдохнуть и перекусить во время ожидания. Дорога раскисла, так что две пожилые дамы шли медленно. Священник не переставал жаловаться, а видный адвокат по фамилии Хассар и Росс помогали женщинам. Большой и продуваемый ветрами фермерский дом находился в плачевном состоянии, но в нем нашлись хлеб, сыр и котелок с крепким дымящемся кофе, а также бутылка сливовицы. Утро сменилось днем, но экипаж так и не приехал. Дамы задремали у огня, а священник читал требник. Хассар ходил из угла в угол, поглаживая седую эспаньолку.
Росс понятия не имел об угрозе, надвигающейся на Париж, но догадывался, что вчера, вскоре после его отъезда, Наполеон дошел до Осера и, вероятно, объединился с маршалом Неем. Учитывая, с какой скоростью он продвигался в последнее время, едва ли стоит надеяться, что он задержится для осмотра Кафедрального собора или Сен-Жерменского аббатства. Вероятнее всего, вчера он заночевал в лагере Осера, недавно покинутом чужаками вроде англичанина Полдарка, а сегодня снова тронулся в путь. Учитывая небезосновательное предположение, что спицы его экипажей куда лучше перенесут дорожную тряску, сейчас он может быть очень близко.
Ранним вечером, увидев у фермы повозку, Росс вышел и понял, что этот человек – странствующий торговец, проезжающий этим путем каждый месяц и продающий всякую всячину: коробочки для трута, металлические кремни, хворост, кастрюли и башмаки, палантины из кроличьей кожи и шерстяные чулки. Он говорил с таким сильным акцентом, что Росс с трудом его понимал, но все же разобрал, что торговец живет в Мелёне и надеется доехать туда до полуночи. В повозке как раз оставалось одно место рядом с возницей, а натянутая на переднюю часть ткань, напоминавшая женский чепчик, защищала от дождя. Росс уехал на этой повозке.
Тревожное путешествие. Да еще и холодное, потому что с севера надвигался дождь. Из Angleterre [16]16
Англии (фр.)
[Закрыть], как иронично заметил Жозе. Росс знал, что поездка не будет прямой: нужно обслужить и другие фермы. Но он не представлял, как надолго затянутся визиты его попутчика и как сильно станут торговаться даже за самую безделицу. Но решившись путешествовать таким образом, он уже не мог ничего изменить. Правда, его обнадежило осторожное замечание Жозе о том, что он найдет место для ночлега, и что у сына Жозе есть лошадь, которую он готов продать или сдать внаем.
Когда они въехали в Мелён, уже начали сгущаться сумерки. Дороги были запружены войсками, некоторые солдаты расположились прямо на обочинах: кто-то топал по грязи, кто-то пытался готовить, укрывшись под голыми деревьями, а кто-то на лошадях подвозил орудия к позициям. Офицеры разъезжали туда-сюда, собираясь в группы в тех местах, где открывался лучший обзор, и тревожно обсуждали обстановку. Играли полковые оркестры. Это была последняя линия обороны. Завтрашний день решит исход битвы за душу Франции.
К темноте они добрались до дома Жозе, чья неряшливая жена вовсе не обрадовалась гостю. Но Жозе заверил, что его кузен, живущий в соседнем переулке, обеспечит Росса ужином и ночлегом, а утром они найдут ему лошадь.
Росса проводили до коттеджа размером чуть больше, где его неискренне поприветствовал рябой и вонючий кузен торговца Жозе. Еда оказалась сносной, разве что кровать пропахла мышами. Росс провел беспокойную ночь. У него снова заболела лодыжка, к тому же пришлось прятать бумажник в рукаве из-за опасения быть обворованным.
К утру дождь прекратился. Жозе встретил его новостью, что Бонапарт достиг Фонтенбло, до которого всего восемнадцать километров, так что сражение неизбежно. К несчастью, вчера сын Жозе уехал в Нанжи и все еще не вернулся, так что пока у них нет свободных лошадей. Но он в любой момент может вернуться. Из-за чрезвычайной, кризисной ситуации, из-за возвращения императора, «маленького капрала» и отца народов, стоило ожидать, что наступит неразбериха. Жозе сражался в прежних кампаниях, в великих, победоносных битвах при Маренго и Аустерлице, но получил ранение и зажил скромной, но комфортной жизнью в Мелёне. Его работа, связанная с частыми отлучками из дома, помогла не оказаться под каблуком у жены. Конечно, она не сравнится со службой в великой армии, но казалась вполне сносной.
Его сын вернулся в полдень. Потрепанный, но симпатичный юноша с пылающим от волнения лицом.
– Сражение отменяется! Все уже приготовились, артиллерия собиралась палить, а кавалерия атаковать, как вдруг откуда ни возьмись появился открытый экипаж, в котором сидел Наполеон, и с ним небольшой конный эскорт. Кавалеристы тут же спешились, обняли старых товарищей, и через минуту все уже кричали: «Vive Napoleon! Vive Napoleon!». Вся армия переметнулась к нему!
Кобыла оказалась старой и плешивой, но на ней Росс мог добраться до Парижа. Императора от столицы теперь отделяли всего несколько часов. Росс знал, что делать: забрать жену и детей и, как только Наполеон въедет в Париж через одни ворота, покинуть город через другие. Он до последнего выполнял свое задание, и не его вина, что обстоятельства вынуждают уехать раньше.
Уезжать было жаль, потому что Росс наслаждался поездкой. Встречи со множеством людей, в основном французскими офицерами, борьба с незнакомым языком, который с каждым днем становился все понятнее, испытание свежими мыслями и взглядами, путешествия за город и светская жизнь Парижа – все это нравилось его неугомонной, любознательной натуре. А еще он знал, что Демельза тоже получает огромное удовольствие. Ему нравилось, что ее живость, свежесть и искренность вызывают восхищение как женщин, так и мужчин. А новые наряды придали ей еще больше шарма и красоты. Его забавляли люди, полагающие, будто она его вторая жена. Белла, справившаяся со своим детским увлечением Хавергалом, постоянно чему-то училась. И миссис Кемп с Генри тоже никто не причинил вреда.
Жаль, что они не смогут провести Пасху в Париже вместе с Энисами, Джереми и Кьюби. Прекрасная бы вышла неделя. Но прежний Хозяин Европы опять на свободе, и все планы придется отложить, пока его снова вернут на Эльбу.
Росс пересек Сену и въехал в Париж со стороны Шарантона. Ему пришлось проехать через старую часть города, и он отметил непривычную для полудня понедельника тишину. Лавки были закрыты, но в кафе полно людей. Кое-где уже висели трехцветные флаги, и Росс заметил нескольких торговцев, снимавших королевские знамена и вешавших на их место имперских пчел и орлов. На площадях мужчины забирались на столы и заводили разговоры с прохожими. Группа рабочих сидела на скамьях, распевая «Vive l’Empereur».
Демельза наверняка волнуется, что он задерживается. Хотя Росс ничего не ел с самого завтрака, он поспешил и добрался до улицы Виль-Левек к четырем. Он оставил усталую лошадь у коновязи и, перепрыгивая через три ступени, поднялся наверх. Дверь оказалась заперта, и никто не отворил на стук. Наполовину раздраженный, наполовину встревоженный, он нащупал ключ и открыл дверь.
Окна закрыты ставнями, камин потушен. Он увидел записку.
Росс спустился вниз.
– Прости, подружка, – мрачно сказал он старой кобыле. – Еще несколько улиц.
Высокие внешние двери посольства, ведущие во двор, оказались закрыты и заперты. Как будто готовы отразить нашествие любых чужаков. Но спешившись, он заметил за занавеской верхнего окна над конюшней какое-то движение. Россу сейчас было не до деликатности; и когда он изо всех сил затрезвонил в колокольчик, ему с неохотой открыли. Караульный провел его через центральный вход в посольство, где их впустил заместитель секретаря. Росс читал письмо Демельзы за супом и бокалом вина, а Фицрой Сомерсет стоял спиной к огню и смотрел на него.
– Я советовал ей уехать. Все советовали. Отношение Бонапарта к противникам, особенно к англичанам, непредсказуемо. Если бы вашу семью задержали, ситуация оказалась бы безвыходной.
Росс кивнул, перечитывая письмо:
– Когда они уехали?
– Вчера поздно вечером. Или сегодня рано утром. Другой проблемой был экипаж. У нас не осталось лошадей, и если бы Демельза не уехала с мадемуазель де ла Блаш, то могло бы оказаться слишком поздно.
– Да, понимаю.
– А вы?
– Я? Моя захудалая кобыла протянет еще несколько миль.
– А деньги, чтобы купить ей замену?
– Вполне достаточно.
– Тогда я бы посоветовал вам уезжать. Нынче же ночью, если возможно. Для Наполеона сейчас лучшее время, чтобы войти в Париж. В худшем случае мы предоставим вам убежище. Но если вы располагаете лошадью, я бы посоветовал этим воспользоваться.
Росс допил вино.
– Лошадь нужно покормить, а это займет больше часа. Мадемуазель де ла Блаш не говорила, куда держит путь?
– Мы с ней не виделись, но полагаю, она поедет обычной дорогой до Кале.
– Тогда я смогу перехватить их там. Но вряд ли на этой кобыле.
Фицрой Сомерсет отошел от огня.
– Крайне досадная ситуация. Интересно, что об этом думает герцог?
– Что теперь снова будет сражаться, – ответил Росс.
– Не думаю, что теперь он надолго задержится в Вене. Вы ведь знаете, что Союзные державы объявили Наполеона вне закона? Если он не переубедит их аннулировать эту декларацию, начнется война... Но вся его великая армия, воевавшая на полуострове, теперь рассредоточена – часть в Америке, часть вообще расформирована! Если дойдет до сражения, герцогу придется командовать разрозненными частями и солдатами.
– А как поступите вы?
– Я? – откликнулся Сомерсет. – Уеду, как только позволит дипломатия. Хватит с меня посольской работы! Я должен присоединиться к армии, где бы она ни была и как только мне это позволят.
II
Росс снова привел лошадь в конюшню позади квартиры, чтобы ту накормили, напоили и дали ей отдохнуть. Ожидать, что это займет меньше двух часов, не приходилось.
Затем он поднялся наверх, в холодные и пустые комнаты. Открыл несколько ящиков и увидел, что его одежда по большей части лежит на месте, как и многие вещи Демельзы и детей. Получается, они уехали налегке. Вскоре, не в силах сохранять терпение, он снова вышел из дома и направился в дом де ла Блашей, который находился всего в полумиле, на улице д'Антен.
Въездные ворота оказались приоткрыты; он прошел через двор и постучал в дверь. Прошло несколько минут, а затем послышались шорохи, и кто-то приоткрыл дверь, не снимая цепочки.
– Мадам Виктуар, – произнес он.
Это оказалась мрачная экономка Жоди.
– Oui, monsieur? – она, разумеется, его узнала.
– Ваша госпожа, мадемуазель де ла Блаш, уехала?
– О да, monsieur. Hier soir. [17]17
Вчера вечером (фр.)
[Закрыть]
– В котором часу?
Экономка пожала плечами.
– Neuf heures, neuf heures et demie [18]18
Часов в девять – в половине десятого (фр.)
[Закрыть]. Не помню точно.
Поскольку он не собирался уходить, она с неохотой сняла дверную цепочку и впустила его в зал. Внутри царил ужасный беспорядок.
– Кто-нибудь приходил после ее отъезда?
– Три человека из Service de Sûreté [19]19
Служба безопасности (фр.)
[Закрыть]. А я здесь совсем одна, не считая Марселя, который практически слеп.
– И чего хотели эти люди?
– Сказали только, что хотят побеседовать с мадемуазель де ла Блаш.
Росс огляделся.
– Моя жена и дети, как вам наверняка известно, уехали с мадемуазель де ла Блаш. Она делилась какими-то подробностями маршрута, которым поедет?
На угрюмом лице Виктуар сверкнул интерес.
– Monsieur? О нет, monsieur. Ни леди Полдарк, ни ее детей не было в экипаже. Мадам уехала в компании всего одного господина.
Росс уставился на нее.
– Но в письме жена говорила, что мадемуазель де ла Блаш взяла ее с собой! И детей.
– Я ничего об этом не слышала, monsieur. Об этом открыто говорили в моем присутствии, и я видела, как они уходили. Они уехали вдвоем в экипаже мадам. Я наблюдала за ними до конца улицы, затем поднялась в дом, заперлась и отправилась в постель.
Росс не спускал пристального взгляда с Виктуар. Пусть эта женщина напрочь лишена обаяния, ее честность очевидна.
– А кто тот мужчина, уехавший с вашей хозяйкой?
– Сир Меньер. Он известный при дворе человек, я видела его здесь и до того. Все решилось всего за несколько часов до отъезда. Из дворца пришло письмо, приказывающее мадам взять сира Меньера с собой. Возможно, именно поэтому планы изменились. Но имя леди Полдарк не упоминалось. Быть может, ей помог кто-то из друзей мадам. Скажем, мадам де Мезоннёв или мадам д'Энен. Все, кто только мог, уехали. А тем, кто остался, придется лишь ждать и сдаваться на милость тирана.
– Но в моем письме... – Росс остановился на полуслове. Продолжать спор было бессмысленно. – А эти люди... Эти люди из полиции спрашивали вас, куда уехала мадемуазель де ла Блаш?
– Разумеется. Я сказала, что она покинула Париж. И что мадам мне не доверяла, а потому я не знаю, куда и с кем она поехала.
На улице уже темнело. Росс направился обратно в квартиру. Его лодыжка болела не так сильно, как вчера. Возможно, ветреная погода скоро переменится.
А если он просто возьмет лошадь и уедет? Демельзе и детям наверняка удалось как-то уехать из города, иначе они бы ждали его в квартире. Планы могли резко измениться. Росс немного знал мадам д'Энен, но никогда не слышал о мадам де Мезоннёв. Возвращаться в посольство бесполезно. А что Анри де ла Блаш? Теперь, когда король уехал, а сопротивление под Мелёном débâcle [20]20
разгромлено (фр.)
[Закрыть], Анри мог вернуться в Тюильри, чтобы руководить эвакуацией дворца. Стоит ли рискнуть? Ведь это всего полмили отсюда.
Росс подошел к дворцу со стороны улицы Ришелье. Улицы по-прежнему были очень тихими и пустынными, но, дойдя до площади Каррузель, он услышал отдаленный гул голосов, и вскоре ему уже приходилось пробираться через громадную толпу людей, в которой оказалось немало солдат, они переговаривались, ворчали, переминались с ноги на ногу и сбивались в группы, чтобы перекурить.
Он почти достиг ступеней дворца, когда понял, чего все ждут. Раздавшийся где-то вдали крик мгновенно разлился по толпе, наступая на него, как морская волна в Корнуолле. Причина этого шума надвигалась, принося с собой все больше звуков. Теперь во всем дворце сияли огни. Распахнулись окна и зажглись свечи.
К дворцу приближался открытый экипаж, окруженный сверкающей кавалькадой, которая, однако, мало напоминала официальную кавалерийскую процессию. Большинство всадников достали сабли из ножен и торжественно размахивали ими, крича во все горло. Росс прекрасно разобрал слова.
Карета со скрипом остановился, и кучер спрыгнул на землю. В дверях дворца появились приветственно кланяющиеся и машущие люди. Человек двадцать соскочили с коней и бросились к карете. Сидящий в ней маленький коренастый человек поднялся на ноги и вяло взмахнул рукой, приветствуя толпу. Его подхватили и уже через несколько секунд понесли на руках. Люди вокруг Росса кричали, как сумасшедшие.
Коренастого человека пронесли по площади к распахнутым дверям дворца. Его опустили на землю и помогли подняться по ступеням. Несколько раз махнув рукой, он исчез внутри. Россу показалась, что на губах Бонапарта играет спокойная, уверенная улыбка.
Глава шестнадцатая
I
Карета выехала из Бурже в восемь часов утра двадцатого числа и направилась в Санлис. Они надеялись добраться до Сен-Кантена до темноты.
– Думаю, Росс никогда не простит меня за то, что я вовлекла его жену и детей во французскую политику, но поверь, предложив уехать со мной, я сделала это ради тебя.
– Да, не сомневаюсь.
– Ради тебя, но, честно признаюсь, и ради собственной безопасности. Но я понятия не имела, что меня попросят взять с собой месье Меньера.
Демельза взглянула на медленно плывущую за окном сельскую местность. Резкий солнечный луч пронзил густые облака, обещая долгожданный солнечный день. Белла играла в щелчки с Генри. Месье Меньер с прямой спиной сидел в своем углу, с заветной шкатулкой на коленях. Миссис Кемп заявила, что ночью не сомкнула глаз, а теперь дремала в уголке и не слышала разговор напротив.
– Когда стало ясно, что Бонапарт может войти в Париж, нужно было помешать ему захватить короля и королевскую сокровищницу. Короля Людовика могли бы взять в заложники, хотя кое-кто считает, что в этой ситуации он бы стал помехой. Но двух мнений о ценности королевских сокровищ быть не может. Бонапарт однажды уже закладывал их, чтобы профинансировать военную кампанию, ничто не помешало бы ему поступить так снова...
– Autre Fois le Rat de ville, – напевала Белла, забыв о тоске по отцу, – invita le Rat des champs.
– Это необходимый риск, – сказала Жоди. – Если бы короля предали и взяли в плен, драгоценности тут же оказались бы в руках Бонапарта. Мы до сих не знаем, да и не должны знать, в безопасности ли король, но Анри и другие решили, что разумнее незаметно вывезти драгоценности и переждать опасность. Время покажет, разумно ли это.
После этих слов в карете повисла тишина. Лишь Белла и Генри копошились в своем углу. Местность за окном выглядела опустевшей, холодной и безлюдной. Они проезжали мимо запертых и притихших домов. Даже в полях никто не работал.
– Преданные королю люди сбежали, чтобы сохранить ему верность, – заметила Жоди. – А те, кто поддерживает императора, бросились в Париж, чтобы поприветствовать его. Вот бы лошади бежали быстрее!
К утру они достигли Санлиса, где наконец-то получили возможность выйти, размять ноги и немного подкрепиться, пока меняли лошадей. К ним подошли конюх и трактирщик – угрюмый мужчина с неизменными оспинами. Пассажиры придерживались истории, что экипаж принадлежит леди Полдарк, которую сопровождают ее компаньонка, мадам Эттмайер, и секретарь, месье Ренар. Трактирщик обслужил их сам, сказав, что понятия не имеет, куда подевались остальные работники. Жоди притворилась, что выполняет поручение госпожи, и расспросила о самочувствии и местонахождении трех своих друзей из богатых домов Санлиса, но выяснилось, что все они уехали. Дома оказались пустыми и заколоченными. Карета доехала до следующей станции, в Эстре-Сен-Дени, где путешественники поужинали и снова сменили лошадей.
Не успели они отъехать от этого городка, как экипаж со скрипом затормозил. Бенуа спрыгнул и постучал в окно.
– Мадам, приближается кавалерийский отряд. Не опускайте шторки, иначе привлечете их внимание. Пусть лучше заметят в окнах детей.
– Вы не видите, кто они?
– Пока нет. Но подозреваю, это люди императора.
Он ушел.
Карета тронулась. Не считая привычного цокота копыт и дребезжания экипажа, а также стука колес, слышался характерный грохот приближающегося конного отряда. Доносилось фырканье, ржание лошадей и цокот копыт, а потому дети без всяких уговоров прижались к окнам. Меньер отпрянул, чтобы остаться незамеченным в тени. Карета вновь остановилась, съехав на обочину. Всадники, человек двадцать, двигались в ту же сторону и вскоре их обогнали. На шлемах, нагрудниках и эфесах сабель играли отблески солнца. Командир отряда что-то крикнул Бенуа, и тот ответил, но всадники не остановились. Белла высунулась в окно, чтобы проводить их взглядом.
Через минуту сир Меньер показался из тени и сказал что-то Жоди.
– Польские уланы из гвардии Наполеона, – пояснила Жоди Демельзе.
II
Вопреки плану, они не доехали до Сен-Кантена, а заночевали в Руа. Когда в пять они остановились, чтобы немного отдохнуть, путешественник, едущий в другую сторону, сообщил, что у всех, кто пытается попасть в Сен-Кантен, тщательно проверяют паспорта. Задержки возникают еще и потому, что полиция считает документы, выданные королевским правительством Парижа, недействительными, необходимо получать новые разрешения.
И все же у Руа нашлось одно преимущество: Жоди знала местного мэра, и когда его наконец-то сумели отыскать, тот оказался чрезвычайно полезным. В местной гостинице для них нашлись спальни с прилегающей гостиной, а месье Сюже сказал, что если они останутся на ночь, к утру он добудет для них действующие паспорта. Хозяин гостиницы тоже оказался ревностным роялистом; вскоре он догадался, что вовсе не леди Полдарк владеет экипажем. Но, поняв деликатность ситуации, он ни о чем не спросил, а лишь позаботился, чтобы путешественникам предложили лучшие блюда, которые имелись в гостинице.
Не прошло и десяти минут с приезда в гостиницу, как Изабелла-Роуз нашла внизу маленький пыльный клавесин. Она больше двух месяцев не прикасалась к музыкальному инструменту и стала умолять Демельзу попросить разрешения дать ей сыграть. Но Демельза слишком устала от поездки, а также бесконечного самобичевания и размышлений о том, стоило ли уезжать из Парижа до возвращения Росса. «Утром, утром», – нетерпеливо отозвалась она, но неугомонная Белла помчалась вниз и с помощью жестов и корявого французского добилась разрешения хозяина. Вскоре снизу донеслись звуки старого клавесина, звучавшего, к удивлению Демельзы, крайне изыскано.
Ужин им принесли наверх, в гостиную, и все оказалось таким вкусным, что хоть Демельза и не чувствовала голода, но съела все, что ей принесли, так что даже корсет стал тесноват. Уже в девять все готовились лечь спать, как вдруг снаружи раздался странный звук. Месье Меньер быстро подошел к окну. Жоди последовала за ним.
– Это уланы, – проговорила она.
К ним зашли горничные, чтобы убрать посуду и развести огонь. Но за звоном тарелок и треском углей все равно слышались незнакомые голоса. Когда служанки ушли, одна из них оставила дверь приоткрытой. На лестнице раздались тяжелые шаги, а затем в дверь вежливо постучали.
– Oui? – отозвалась Демельза.
Хозяин гостиницы, так и не войдя в комнату, раскланялся в извинениях. За его спиной стояли двое в алых мундирах и серебряных кирасах. Высокие кивера из овчины придавали им еще более грозный вид. У старшего офицера были светлые волосы и светло-голубые глаза, каких Демельза никогда не видела. Второй, черноволосый, темноглазый и с усами, смотрел настороженно.
Старший офицер поклонился Демельзе, словно отдавая дань ее красоте, а затем заговорил на быстром, но сбивчивом французском.
Демельза повернулась к Жоди, и та почтительно произнесла:
– Мадам, этот офицер говорит, что состоит под командованием полковника, барона Термановски. Он просит, чтобы вы сообщили о цели и маршруте вашего путешествия.
– Переведите, что я англичанка, меня зовут леди Полдарк, и я возвращаюсь в Англию вместе с детьми и слугами.
Жоди перевела.
– Офицер спрашивает, есть ли у вас муж.
– Скажите, что мой муж остался в Париже, но посчитал, что мы должны вернуться в Англию.
– Он интересуется, почему.
– Скажите, что, по его мнению, после смены режима так безопаснее.
– Офицер говорит, что вы и сейчас в безопасности. Бонапарт не воюет с женщинами и детьми.
– Что ж, спасибо ему. Но разве порой он их не задерживает?
– Это я переводить не стану, – заметила Жоди. – Nous vous remercions, monsieur. Pour tout. [21]21
Благодарю вас, сэр. Это все. (фр.)
[Закрыть]
Польский офицер все еще пристально смотрел на Демельзу. Казалось, он был не прочь нарушить принцип Бонапарта. Через мгновение темноволосый шепнул что-то офицеру, и тот снова заговорил.
– Он хочет видеть наши паспорта, мадам.
– Скажем ему правду?
– Да.
– Сообщите офицеру, что они... Оказались просрочены после перемен во Франции, и что мэр города забрал их, чтобы заменить.
– Очень хорошо, – вставила Жоди, прежде чем перевести.
Белокурый оглядел комнату. Миссис Кемп неподвижно сидела в углу с полусонным Генри на руках. Сир Меньер расположился у огня и читал старый номер «Вестника». Уголок одной страницы слегка подрагивал. Белла так и не появилась.
– Qui est-ce? [22]22
А это кто? (фр.)
[Закрыть] – спросил поляк, указывая на Меньера.
Демельза не стала дожидаться перевода.
– Это месье Ренар, секретарь моего мужа, он сопровождает нас в Англию.
Не успела Жоди перевести, как ей задали следующий вопрос.
– Он интересуется, зачем мы держались запада до самого Руа, если направляемся в Англию. Полагаю, мадам, я должна сказать, что мы выбрали этот маршрут, чтобы нас не задержали другие экипажи, едущие в Кале?
– Да, пожалуйста.
Поляк рассмеялся, обнажив белые хищные зубы, и на своем языке сказал что-то спутнику, который пожал плечами, не оценив шутки. Офицер медленно обошел комнату и уставился на спящего Генри. Указав на мальчика, он спросил, не сын ли это Демельзы. Та кивнула и позволила себе легкую улыбку.
– Mes compliments [23]23
Мое почтение (фр.)
[Закрыть]. – Он обернулся и уставился на Меньера, который все еще притворялся, что читает газету. Тут его взгляд упал на черную шкатулку.
– А это что?
Сир Меньер не шелохнулся.
– Скажите, что это принадлежит моему мужу. Просто кое-какие бумаги и личные вещи.
– Она заперта. Прикажите отпереть.
Меньер перелистнул газету.
– Скажите, что у меня нет ключа, – отозвалась Демельза. – Ключ только у моего мужа.
– Разумеется, у вашего секретаря есть ключ.
– Скажите, что нет. Ключ только у моего мужа.
Светловолосый поляк колебался. Он явно размышлял, не попробовать ли просто взломать висячий замок, но ему не хотелось случайно повредить саблю. Он сообщил что-то сержанту, тот наклонился к огню и поднял кочергу. Он попробовал взломать замок, но конец кочерги оказался слишком тупым, чтобы сойти за рычаг.
– Пожалуйста, спросите офицера, по какому праву он портит частную собственность моего мужа. Разве он не говорил, что женщинам и детям нечего бояться?
Офицер посмотрел на нее бледными глазами, ухмыльнулся и похотливо облизнул губы. Он пожал плечами и снова улыбнулся, пока его спутник попытался открыть замок концом кочерги.
И тут снизу донеслись звуки музыки. Но от робости и гармоничности, которые слышались в ней перед ужином, не осталось и следа. По клавишам бедного инструмента колошматили со всей силой. А затем раздалось пение, и сильный, одновременно мелодичный и фальшивый голос мог принадлежать только Изабелле-Роуз.
И что же она пела? Вовсе не куплет изящной песенки о городской и деревенской крысах. Это была песня, когда-то называвшаяся «Гимн Рейнской армии», но впоследствии ставшая гимном республики и революции, песня, которой ее научил непримиримый якобинец Этьен:
Aux armes, citoyens!
Formez vos bataillons!
Marchons! marchons,
Qu ’un sang impur
Abreuve nos sillons. [24]24
«К оружью, граждане,
Сомкнём наши ряды,
Вперёд, вперёд!
И нивы наши и сады,
Вмиг кровь нечистая зальёт!» (фр.) – строки из «Марсельезы».
[Закрыть]
Поляки остановились, прислушиваясь. Когда к пению присоединился мужской голос, они понимающе улыбнулись и заговорили о чем-то на своем языке. Кажется, их мнения разделились. Затем светловолосый офицер что-то повелительно сказал подчиненному, давая понять, что вопрос закрыт. Он снова обернулся и взглянул на двух женщин, стоящих напротив и готовых обороняться. Брюнет опустил кочергу, смахнул пыль с мундира и вышел.
Сказав что-то Жоди по-польски, офицер еще раз поклонился Демельзе и последовал за сослуживцем, ожидающим его за дверью.
III
После их ухода в комнате повисла тишина. Сир Меньер вдруг отложил газету и затрясся, словно у него начался паралич. Жоди что-то резко сказала ему, призывая взять себя в руки. Потом повернулась к Демельзе.
– Ты держалась... Magnifique... Великолепно!
Демельза пропустила комплимент мимо ушей.
– Белла! – сказала она. – Она внизу. Господи Боже, что же она... Опасность...
– Благослови ее Господь, – начала Жоди. – Думаю, именно Белла спасла всех нас. Оставь ее, дорогая. Пока она продолжит играть на клавесине...
– Нет! Там солдаты! Поляки! Как знать, что... – страшные предположения одно за другим проносились в голове Демельзы. Она отмахнулась от Жоди, схватила кочергу и помчалась к открытой двери. Жоди бросилась за ней, пытаясь схватить Демельзу за руку.
– Пожалуйста, не спеши. Если мы снова привлечем внимание...
Она могла бы и промолчать, потому что Демельза уже вышла на лестницу. Там она остановилась, присела и выглянула в отверстия между перилами. Теперь она видела комнату с клавесином, где сидела Белла. Вернее, виднелась только прядь ее черных волос, завязанная бантом лента и часть тонкой девичьей спины: все остальное перегородили широкие плечи военных.
Жоди тоже вышла из комнаты и опустилась на колени рядом с Демельзой и предостерегающе взяла ее за руку.
Белла пела еще пять минут, но для наблюдавших сверху они показались вечностью. Наконец, блондин что-то приказал, и стоявшие у клавесина мужчины начали расходиться. Стало видно улыбающуюся Беллу, по-прежнему целую и невредимую.
Уланы продолжали болтать друг с другом. Кто-то явно говорил какие-то двусмысленности, а остальные смеялись. И все же они друг за другом надели высокие кивера, подтянули портупеи и вышли. Снаружи послышались звон и клацанье копыт – там седлали лошадей. По команде все замолчали, прозвучал приказ, и кавалькада из двадцати всадников, скользя по мощенной галькой улице, медленно двинулась в направлении Амьена.
Белла вернулась к клавесину и тут увидела разгневанное лицо матери, выглядывающей из-за перил. Она помчалась наверх, перепрыгивая через три ступени. Демельза едва удержалась, чтобы не ударить ее.
– Неужели это не весело, мама! Неужели не весело?! И ты знаешь, они все меня поцеловали!
– Я заметила, – отозвалась Демельза.
