Текст книги "Погнутая сабля"

Автор книги: Уинстон Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

В зарослях наперстянки жужжали пчёлы, ныряли в колокольчики и выбирались наружу, как толстые грабители из пещеры с сокровищем.

– Сэр Уильям де Ланси, начальник штаба Веллингтона, – заговорил Росс, – был тяжело ранен, и его жена отправилась к Ватерлоо, чтобы увидеть мужа. Кьюби попросила место в карете, если найдётся, и её взяли... Среди всей той неразберихи встречались и другие женщины, разыскивавшие мужей в надежде застать их живыми. Магдалена де Ланси нашла супруга и неделю ухаживала за ним в домике в Ватерлоо, а потом он умер.

Они повернули обратно.

– Сегодня жарко, – сказал Дуайт. – Давай зайдём в дом. Не хочешь стакан лимонада?

Росс безрадостно усмехнулся.

– Все самые тяжёлые моменты жизни – когда Элизабет вышла за Фрэнсиса, трагическая потеря Джулии, проблемы с влюблённостью Демельзы в Хью Армитаджа – тускнеют в сравнении с таким горем. И все их я заливал бренди. А ты предлагаешь мне лимонад!

– Если хочешь, найдётся и бренди.

– Я совсем мало пил после смерти Джереми. Сначала потому, что было нечего – кроме найденной полупустой фляжки с джином. Потом окунулся в заботы о Кьюби. Потом похоронные хлопоты. Так, одно за другим... По дороге домой я пил больше обычного, но не чувствовал вкуса. Как мой доктор, ты посоветуешь мне стакан лимонада в таком состоянии?

– Один, пожалуй, стоит.

– Лимонад даст мне забвение?

– Так же, как и бренди – в дальней перспективе.

– Не уверен, что хочу что-то загадывать на дальнюю перспективу... Слушай, Дуайт, меня очень беспокоит одна вещь...

– Да?

– Ты ведь помнишь, Демельза всю жизнь хорошо относилась к спиртному – в основном, к портвейну. Когда я вчера вернулся – никаких признаков. Ты что-нибудь знаешь?

– Я почти не видел её вечером, но Кэролайн наверняка бы заметила.

– Знаешь, один раз она напилась. Я вернулся ночью домой и нашёл её в невменяемом состоянии. Это случилось около года назад.

– Я не знал. Сожалею.

– С тех пор такого не повторялось. Возможно, это был мимолётный случай. Человеческая природа непостижима, согласен? Демельза потеряла любимого сына, однако остаётся трезвой. Возможно, горе – настоящее горе – делает рассудительнее. Или мы становимся старше и больше не видим смысла в жестах протеста?

– Полагаю, тебе предстоит пережить ещё много жестов протеста, – ответил Дуайт, – но если смотреть на них через дно стакана с бренди, легче не станет.

Глава четвёртая

I

– У тебя сейчас тяжёлое время, – сказал Стивен, – и поверь, для меня это грустно. Всё, что я говорил твоей матери – правда. Джереми был мне настоящим другом. Мы через многое прошли вместе. Всё то время, когда мы с тобой отдалились друг от друга, с ним мы оставались друзьями. В тот год, он, конечно, никогда не принимал мою сторону против тебя, но всегда поддерживал мои чувства. В самом деле, мы с ним оба были отвергнуты. Это так обостряет чувства. Он был храбрым и очень горько, что ушёл сейчас, когда вступил в счастливый брак, и его жена ждёт ребёнка. Я об этом глубоко сожалею.

– Спасибо, Стивен.

Он греб с ней на лодке, возвращаясь с «Адольфуса», который Клоуэнс впервые посетила после знаменательного плавания.

– И благодарю тебя за прекрасный подарок, – добавила она, касаясь пальцами тяжёлого кораллового ожерелья на шее. – Оно изумительно, мне вообще не хочется его снимать.

– И носи. И новые, что я тебе куплю.

Он перестал грести, предоставив лодке скользить по инерции.

– Смерть Джереми, – заговорил он, – омрачила хорошие плоды моей поездки, но не может не радовать, что всё остальное получилось у меня... у нас наилучшим образом. Я не могу не радоваться этому, Клоуэнс, видит Бог, это тоже правда.

– Я другого и не ждала. Через месяц, может быть, через несколько, я надеюсь, смогу разделить твою радость.

– Может быть, прямо сейчас тебя обрадует, что все наши трудности позади!

– В самом деле, мы в безопасности?

– О да. Да. И надолго.

– Может, расскажешь ещё раз? – попросила Клоуэнс, зная, как ему этого хочется. – В Нампаре, в спальне, всё выглядело нереальным – всё, кроме смерти Джереми. И я мало что поняла. Ты захватил тот корабль под названием...

– «Призрак». Это куттер. В Англии мы нечто похожее называем шлюп. Этот куттер больше, чем английский шлюп. Больше «Адольфуса», больше пакетбота, на нем около двадцати пяти матросов, четыре четырехфунтовые пушки и куча стрелкового оружия. А когда мы спасли Джейсона и еще двоих, то забрали с собой капитана и богатого торговца, чтобы получить за них выкуп!

– Почему ты привел... куттер в Бристоль?

– Видишь ли, там у меня больше знакомых. И честно говоря, я опасаюсь сэра Джорджа. Понимаешь, влияние Уорлегганов простирается далеко, а после случившегося я не доверяю ему ни на йоту. Я решил, что он каким-либо образом попытается конфисковать часть груза в счет оплаты долга или назовет это противозаконным, потому что война закончилась, и груз придется вернуть, а то и состряпает липовое обвинение. Я решил, что в Бристоле мне безопасней. Сперва я подумал о Плимуте, но решил, что дома все-таки спокойнее.

Почему-то Клоуэнс слегка поежилась, хотя день стоял теплый.

Стивен ничего не заметил.

– Знаешь, иногда я жалел о своем выборе. Когда я благополучно пересек Ла-Манш и подошел к английскому берегу, не ожидая снова натолкнуться на французский фрегат, у Пензанса погода стала отвратительной, с юга налетел шквал. Нас могло выбросить на берег, поэтому я поднял все паруса и ушел подальше в море. «Призрак» находился на юго-востоке от нас и держался хорошо. Никогда не видел «Адольфус» в такую погоду. Он так решительно разрезал волны, что пенные брызги долетали аж до самых марселей. Я постоянно думал, что паруса вот-вот снесет ветром. Но все обошлось, а через час опасность миновала. Еще до темноты оба корабля обогнули мыс Лендс-Энд.

Клоуэнс опустила руку и провела по воде.

– А что с грузом?

– Любовь моя, мы разбогатели! Не по меркам Уорлеггана, но у нас появились средства, чтобы больше не зависеть от него. «Призрак» восемнадцать дней назад отчалил из Нью-Йорка. Все виды мехов для шуб; кожа и сапоги; седельная сбруя; пятьдесят тонн чугуна, стальная арматура, пять ящиков с аптекарским товаром, тридцать шесть колес и осей, сорок восемь котелков, сбился со счета... Это не говоря о стоимости самого судна!

– И что теперь будет?

– Корнуольский Морской банк имеет в Бристоле банк-корреспондент, как его называют. Когда деньги поступят, их переведут на мое имя в Фалмуте. Ужасно хотелось остаться, но я решил, что пора вернуться и рассказать замечательные новости. Увы, оказалось, что у тебя тут дурные вести!

– Тебе ведь надо расплатиться с пайщиками?

– О да. А еще с матросами. Но я уже рассчитал экипаж. Они ревут от восторга и считают себя богачами, хотя их доля куда меньше моей. – Стивен обогнул плавающие у причала обломки. – Доля пайщиков – тридцать пять процентов. Остальное все наше.

– Ты сходил в банк Уорлегганов?

– Нет. Завтра пойду. Всю дорогу домой – а плавание для июля-месяца оказалось очень неспокойным – я все раздумывал, как поступить. Сначала я решил откровенно высказать все, что о них думаю. Размышлял, что именно сказать. Но потом я хорошенько пораскинул мозгами и передумал. Решил действовать так, как действовал бы он на моем месте.

– Как именно, Стивен?

– Буду вести себя очень вежливо. Ничего не стану рассказывать о своих делах или полученной прибыли, хотя Уорлегган скоро узнает обо всем, если уже не узнал. Завтра пойду туда, а когда увижу Ландера, просто скажу: «Добрый день, мистер Ландер, так уж случилось, что у меня появилась возможность получить финансирование в другом банке, и поскольку они не налагают никаких ограничений, я решил к концу недели перенести свой счет туда. Любой подписанный мной вексель, мистер Ландер, будет погашен в срок, а я продолжу с вашего позволения, мистер Ландер, заниматься торговлей в Пенрине и Фалмуте, как независимый грузоперевозчик». Что-то в таком духе, только чуть мягче. «Доброго дня, мистер Ландер», скажу я. «Надеюсь, вы в добром здравии. Так уж случилось, и совершенно случайно, ко мне обратился другой банк и предложил нужную ссуду без определенных ограничений, касающихся превышения кредита...»

– Я рада, что ты так поступишь, потому что...

– Главным образом, это из-за Харриет, которая помогла мне продержаться. А также, ну как бы это сказать, мы иногда можем наведываться в Кардью. Раз Джордж оказался таким лицемером, то почему бы и мне так себя не вести?

Они доплыли до причала, до пары гнилых громадин, давным-давно утопающих в грязи. Прилив продолжался, и ракушки переливались на солнце зеленым, черным и оранжевым.

– Так значит, снова примешься за законную торговлю?

– О да. Другого выбора нет. Война закончилась. Вовремя всё это сыграло нам на руку.

– Точно, нам.

Теперь он заметил ее дрожь.

– Прости, прости, просто уже давно наболело.

Минуту спустя Клоуэнс спросила:

– А Джейсон?

– Джейсон?

– Он... останется с тобой?

– Наверное... – Стивен отпустил весла, их подтолкнуло легким течением. – Знаешь, я никогда не забуду ту секунду, когда ворвался в рыбный погреб и спас его. Наверное, именно тогда я оправдал его ожидания, как отец! А потом мы ускользнули с «Призраком» прямо у них под носом! Прямо как Нельсон! Знаешь, Клоуэнс, я завоевал себе кое-какую репутацию.

– Правда? – с улыбкой спросила она.

– Да. Когда я привел трофей в Бристоль, вот это было дело! Мы вошли в гавань всего на пять минут раньше «Призрака», который по традиции поднял британский флаг поверх французского, висевшего вверх тормашками. Боже, когда мы причалили, нас приветствовала толпа народа! А матросы кричали в ответ. Ты рискуешь жизнью, зная, что разделишь добычу на всех! И хотя я привел трофей в Бристоль, все те моряки были родом из Корнуолла, в основном из Пенрина и Фалмута, и они мигом рассказали народу об успешном плавании, и как мы провели французов! Если мне снова придется набирать команду, желающих будет хоть отбавляй!

Лодка неторопливо причалила к пристани. Стивен зацепил носовой фалинь за кнехт, выпрыгнул и подал руку Клоуэнс.

– Мы продолжим строить дом. И на сей раз я сам куплю отличную охотничью лошадь, не хуже Неро. Сначала выстроим конюшни, чтобы было куда поставить лошадей... А потом будем ездить и охотиться вместе на равных!

– Даже когда охота будет проходить в Кардью?

– Даже тогда. Об этом и речь. Еще одна причина не портить отношения с Харриет!

Он заразительно рассмеялся. Взявшись за руки, они пошли домой.

Прямо под ними кучка полуголых оборванцев по очереди прыгали в воду, зажимая носы. С восторженным визгом они выныривали на поверхность посреди плавающих водорослей, яблочных огрызков и щепок.

– А еще я подумываю, – продолжил Стивен, – купить корабль по сходной цене. Три – хорошее число, увеличивает прибыль и следить всего за тремя не слишком трудно.

– Эндрю вот-вот вернется из Нью-Йорка, – сказала Клоуэнс. – Но если это плавание оказалось успешным, вряд ли он захочет снова бросать пакетботы.

– Я думал вовсе не об Эндрю, – ответил Стивен. – Я думал о Джейсоне.

Клоуэнс ошеломленно уставилась на него, и Стивен продолжил:

– Ох, знаю, что он слишком молод. И ему еще учиться мореплаванию. Скажу прямо, я сам толком не все понимаю, а он совсем ничего не смыслит. Но все же через год-два его можно будет назначить капитаном. Не на такой большой корабль, как «Адольфус», но на «Леди Клоуэнс» в самый раз. Дорогая, в этом рейсе со мной были отличные люди, которых я нанял впервые. Картер славно управляет кораблем, а Ходж вообще находка. С Ходжем надо поддерживать связь. Им обоим я выдал особые премии. Если я приобрету судно, то один из них или оба окажутся идеальным вариантом для Джейсона в первых рейсах, чтобы держать его по курсу, так сказать.

Перед входом в дом она остановилась, сняла соломенную шляпку, и ветерок растрепал белокурые волосы. Стивен благодарно смотрел на нее. Жаль Джереми, само собой, но нельзя же вечно горевать, теперь у него есть небольшое состояние в банке – награда за дерзкую и опасную авантюру – и красотка-жена, самостоятельная, умная, ее отказ следовать общепринятым нормам притягивал его еще больше. Он желал ее, и она желала его, Стивен это точно знал. Жизнь прекрасна, и чувствовал он себя тоже прекрасно. И кто может его в этом винить?

Гавань внизу сверкала, переливалась радугой на солнце. Чуть дальше заводь реки Фал, окруженная пшеничными полями, напоминала волшебный сад. Суда с длинными мачтами раскачивались на якоре; по направлению к мысу Трефузис распускал паруса четырехмачтовый корабль. Перед отплытием он сделал сигнальный выстрел. Повсюду шныряли небольшие лодки. Люди грелись на летнем солнце на самом верху насыпи и делились сплетнями.

– Завтра поутру поеду во Флашинг, – сообщила Клоуэнс. – Мама сказала, что дядя Эндрю серьезно болен.

– Я тебя отвезу, – сказал Стивен с радостным пониманием, что наконец освободился от финансового бремени.

II

У Эндрю Блейми-старшего случился сердечный приступ, был учащенный пульс и проблемы с дыханием. Ему исполнилось уже шестьдесят семь, и аптекарь серьезно отнесся к проблеме. Однако другой лекарь по имени Мейзер, недавно приехавший из Бата, прописал новое лекарство – настойку наперстянки доктора Уильяма Уизеринга и ртутные пилюли, и это повлекло за собой настолько значительное улучшение, что когда Клоуэнс и Стивен приехали повидать лежачего больного, тот сидел внизу в своем любимом кресле и наблюдал через подзорную трубу за кораблями.

Стивен редко посещал этот дом, но теперь ему были весьма рады. Пусть он помог Эндрю-младшему оставить службу на пакетботах и пуститься в сомнительные авантюры, но все-таки умудрился поспособствовать ему вернуться на пакетбот, причем на ту же должность. Сегодня Стивен вел себя как нельзя лучше, прислушиваясь к капитану Блейми касательно мореходных дел, и скромно отвечал на вопросы Верити о собственных подвигах. Глядя на свою двоюродную тетку, которую всегда считала родной, Клоуэнс вспомнила, как отец однажды сказал: «Верити не красавица, но у нее самая красивая улыбка в Англии». Клоуэнс также слышала путаные рассказы о том, как ее мать, вопреки враждебности Полдарков к жениху Верити, организовала ей встречу с капитаном Блейми.

Однако их брак оказался счастливым, вот только жаль, что их единственный ребенок, хотя такой приятный и милый, не мог преодолеть тягу к азартным играм и выпивке.

Сегодня Клоуэнс гордились Стивеном. Когда он усмирял свой непокорный дух и подстраивался под людей, которых пришел навестить, к его манерам и поведению нельзя было придраться. Клоуэнс была несказанно ему благодарна. Вот что делает с человеком успех.

III

На северном побережье заболел еще один ровесник Блейми, но несмотря на заботы лучшего доктора на западе страны, он сознательно не шел на поправку. Старина Толли Трегирлс, однорукий распутник и проходимец, всю жизнь жутко страдавший от астмы, теперь умирал от совсем иного недуга. Росс успел его навестить. Умирал Толли там же, где и жил последние двадцать лет – у Салли-забери-покрепче. Когда пришел Росс, он приподнялся в постели.

– Ага, слыхал я, молодой кэп, не повезло тебе. Молодое деревце сгубили в расцвете лет, да? Мастера Джереми не стало. Бедный паренек. Печально.

Росс заметил, что местный народ продолжает звать его по-старому. Он все еще «кэп Полдарк» или просто «кэп». И на том спасибо. Но когда Толли не станет, некому будет звать его «молодой кэп», чтобы отличать от отца.

– Все эти войны, – произнес Толли, почесывая немытой рукой обезображенное шрамами испитое лицо. – Людские войны, как я их называю. Считай, тебе повезло, что ты вернулся из Америки целым и невредимым. Нет ничего хорошего в этих войнах. Ничего хорошего они людям не принесли. Войны местные и личные – дело другое, из них можно извлечь выгоду.

– К примеру, каперство, – ответил Росс, – или скинуть в воду таможенника.

Толли скривился, явив почерневшие остатки зубов.

– Точно, молодой кэп, все верно. Знаешь, тот хирург, которого мы давным-давно вытащили из лагеря для военнопленных. Отличное было приключение. Ты небось думал, он поставит меня на ноги из благодарности. Ага, из благодарности. Но у него не вышло. Знаешь, моя астма после стольких лет исчезла. Кашель тоже. При всем желании не получается покашлять. Вот уж месяца полтора как. Но есть не могу почему-то. Салли приносит вкусный суп. Но не лезет в глотку.

Росс оглядел грязную комнатушку. Толли поймал его взгляд.

– Я снял его, видишь? Надоело. – Он махнул культей на старый комод, оттуда угрожающе указывал на почерневшие потолочные балки крюк с кожаными ремнями. – Когда меня не станет, молодой кэп, забери его, ладно? Будет напоминать обо мне. Может, жене не шибко понравится, так что ты уж спрячь его у себя, куда она не заходит.

Росс отошел к открытому окну, где воздух был свежее.

– Спасибо, Толли.

Больше ему нечего было сказать.

Повисала тишина. Росс подумал о Джереми.

– Похоже, больше я тебе лошадей не продам, – сказал Толли.

– Ну, всё возможно, жизнь еще продолжается.

– Я хорошо помню эти места, молодой кэп. Родился я в Сент-Агнесс. Помню времена, когда здесь и вашего дома не было, Нампару ещё не построили. Там был пруд, как я помню. А старик из Меллина держал в нем уток. Иногда в засушливую пору жильцы Карнмора, ещё до времён доктора Чоука, гоняли сюда двух коров на водопой.

– Ясно, – сказал Росс. – А сколько тебе лет, Толли?

– Бог знает, да поди и он уже забыл. Помню двух братьев из Тренвита, Чарльза и Джошуа, твоего отца. Чарльз всегда завидовал младшему брату. Хотя дом у него был побольше, да и поместье побогаче, но Джошуа был красавчиком, женщины к нему так и липли. Потом он женился на самой красивой и переехал сюда, не думая больше ни о ком в графстве. Я помню, как Джошуа строил Нампару. Камень за камнем.

– Не помнишь, в каком году, Толли?

– Бог его знает... Мне было лет одиннадцать. Десять или одиннадцать. Строили в основном шахтеры, молодой кэп, с Уил-Грейс, и все остальные в округе. Вот почему дом такой примитивный, не как Тренвит. Видать, прапрадед Чарльза привез с севера хороших каменщиков. Старому кэпу всегда было плевать. Помню, однажды он сказал мне: «Чем дольше я живу, Толли, тем больше уверен, покарай меня Бог, что мудрецы никогда не приходили с востока!» Ох, и рассмешил он меня. Он просто хотел иметь свой дом, понимаешь? Построить его рядом с бухтой, чтобы удобно рыбачить и заниматься контрабандой, с видом на пляж, удить рыбу, купаться, гулять и скакать галопом по пескам. Он начал, а ты продолжил его дело, молодой кэп. Мастеру Джереми надо было остаться дома, следить за хозяйством. Но он решил иначе. Как жаль... Ну, может, малец – как там его звать?.. Генри возьмется за дело. Будет грустно, если за домом перестанут следить, если все развалится. Старый кэп начал дело, нельзя его запускать. Кто захочет быть королем в Лондоне, если он может быть сквайром в Корнуолле?

Ближе к вечеру Росс заметил деревенских оборванцев, идущих к постоялому двору. Большегрудая и щедрая Салли, изрядно постаревшая, получила прозвище из-за готовности налить в долг посетителям лишнюю рюмочку, «чтоб забрало покрепче». Они выплачивали долг по мере возможности, чаще всего после успешного рейса с контрабандой. Толли перебивался случайными заработками, торгуя лошадьми, брался за любую мелочевку и с тех пор как вернулся с моря, жил с Салли Треготнан – поговаривали, за ее счет. Похоже, Дуайт оказался прав, жизнь Толли подходит к концу.

Толли покашлял, но по сравнению с былыми временами совсем тихо.

– Я хорошо их помню, – сказал Толли. – Твою матушку, молодой кэп, я помню лучше, чем ты. Сколько тебе было, когда она преставилась? Девять? Десять? Я ей не нравился, думала, я дурно влияю на ее мужа. Вот смех-то. Кто мог повлиять на старого кэпа? Он был себе на уме... Но ее он слушал. Красивая девица. Такие длинные черные волосы. Иногда я подглядывал, когда она причесывалась. Нрав у нее был о-го-го. Вспыхивала так, словно сейчас вытащит меч, заточенный и сверкающий, и зарубит. Само собой, ему это претило.

– Что именно?

– Вести себя по-другому после женитьбы. Не привык он ходить по струнке. Понимаешь, он всегда нарушал законы, правила, нормы. Такой уж он был – смеялся, шутил, и черт подери, всем было плевать. Но он был осторожен. Все двенадцать лет – аж двенадцать, заметь! – я не видел его с другой женщиной. Понятное дело, он занимался другим – занимался контрабандой, плавал туда-сюда, обирал севшие на мель корабли при случае, ругался с землевладельцами и таможенниками. Но двенадцать лет хранил ей верность.

– Может, ему этого хотелось.

– Это уж точно, а иначе не стал бы! Клянусь призраком моего деда! Только не Джошуа Полдарк. Но когда она умерла, он вернулся к прежним играм. Увиваться за женщинами для него естественно. Джошуа был великим человеком. С тяжелым характером, но великим, молодой кэп. Он построил Нампару, и нельзя дать ей исчезнуть.

IV

Спустя два дня Толли не стало. Хотя Дуайт догадывался о причине смерти, но хотел удостовериться. Единственный сын Толли, отец пятерых детей, хилый, страдающий анемией и грыжей Лобб умер в прошлом году, единственной ближайшей родственницей осталась его дочь Эмма Хартнелл, хозяйка «Герба пройдохи» между церковью Сола и Фернмором. Туда и направился Дуайт, чтобы выразить соболезнования и осторожно попросить разрешения на вскрытие тела. Религиозно настроенные корнуольцы с их верой в Страшный Суд решительно возражали против хирургического вмешательства после смерти родственников. Это наводило на мысль о похитителях тел. Но на сей раз Дуайт мог отбросить осторожность. «Да хоть голову ему отрубите, мне плевать», вот как она ответила. Эмма, хорошая и добрая женщина, так и не простила отца за то, что он бросил их в детстве в работном доме.

Так что Дуайт вскрыл тело, вынул злокачественную опухоль и понес ее домой, чтобы рассечь и изучить ее структуру под микроскопом. Именно эту сторону медицины Кэролайн считала самой мерзкой, но отговаривать его все равно было бесполезно.

Он как раз приходил к любопытным выводам о характере злокачественного образования, когда к его немалой досаде слуга тихо постучал в дверь и сообщил, что Певун Томас просит срочно приехать в Плейс-хаус, потому что с хозяйкой, миссис Валентин Уорлегган, случился несчастный случай.

Раньше Дуайт частенько появлялся в их доме, потому что у старого мистера Поупа частенько случались приступы, но с появлением молодого Уорлеггана причин для тревоги не было. Дуайт подошел к Певуну – тот стоял на одной ноге, но вскоре опустил вторую. Выглядел он встревоженным. Поскольку он служил не в доме, то слышал лишь о том, что миссис Уорлегган упала и порезалась.

Это могло быть делом жизни и смерти, поэтому Дуайт немедленно собрал саквояж, сел на лошадь Певуна и галопом поскакал в Плейс-хаус. Певуну придется добираться самому.

Его встретила Кэти, она пролепетала что-то бессвязное и повела его наверх, в спальню. Бледная Селина с перевязанными наспех запястьями лежала в постели, рядом сидел Валентин.

– Это случилось в ванной, – резко сказал Валентин. – Я нашел ее там. Она потеряла много крови.

Селина была без сознания, но когда Дуайт тронул ее за руку, она распахнула голубые глаза, как у сиамской кошки, и, узнав его, снова закрыла.

Порезы на запястьях оказался тонкими, прямо там, где выступали вены, но кровь еще сочилась из ран.

Дуайт послал за теплой водой, промыл порезы, намазал целебным бальзамом (Селина поморщилась), осторожно перевязал оба запястья и дал ей немного настойки опия.

– Всё не так уж страшно, – обнадежил он Валентина и Селину, которая достаточно пришла в себя, чтобы проглотить дозу опия. – Вы еще где-нибудь поранились?

Она еле пошевелила губами:

– Нет.

– Она упала? – спросил Дуайт Валентина, хотя уже понял, в чем дело.

– Понятия не имею, – ответил тот. – Черт побери, наверняка упала. Ее нашла служанка, Кэти.

Дуайт еще минут десять поговорил с Валентином, наблюдая за пациенткой, а потом собрался уходить.

– Я спущусь с вами, – сказал Валентин. – С ней посидит Марта.

Они зашли в летнюю гостиную, которая мало изменилась после смерти старика, и выпили по бокалу канарского. Дуайту не терпелось вернуться к микроскопу, но пока он не мог уехать. Поскольку Валентин продолжал говорить о Кембридже, Дуайту пришлось самому сменить тему.

– Полагаю, вы уже поняли, что порезы на запястьях ваша жена нанесла сама.

Валентин скрестил, а потом выпрямил длинные худые ноги.

– Я догадывался, – произнес он.

Наступила тишина. Дуайт опустошил бокал.

– Еще вина? – спросил Валентин.

– Нет, благодарю. Мне пора идти.

– Это возмутительно, – продолжил Валентин. – Моя жена порезала себе запястья, потому что ей сообщили, что я был с другой женщиной. – Он зевнул. – А что прикажете делать мужчине?

– Я так понимаю, сведения оказались правдивыми?

– О да.

– Что ж, полагаю, в будущем вы от этого воздержитесь, – сказал Дуайт после недолгих размышлений.

Валентин встал и без спроса наполнил бокал Дуайта. Затем выпил и налил себе третий.

– Совсем воздержаться? Мой дорогой доктор Энис! Как-то даже наивно думать о таком.

– Все зависит от того, хотите ли вы сохранить брак.

– Это похоже на шантаж, – произнес Валентин, с прищуром глядя на бокал. – Жена грозится покончить собой, чтобы заставить меня соблюдать брачный обет! Насколько я понял, порезы не слишком глубокие?

– Не слишком. Но она явно не в себе, раз пошла на такое. И в следующий раз может нанести порезы и глубже.

– В следующий раз. Вот именно! В этом и состоит шантаж. Веди себя хорошо, или я покончу с собой!

– На это можно посмотреть и в более благожелательном свете.

– Разумеется. Согласен. Кстати, правда ли (где-то я об этом читал), что люди, которые угрожают покончить жизнь самоубийством, редко доводят дело до конца?

– Я тоже это слышал. Но вы когда-нибудь пробовали вскрыть себе вены на запястьях? Даже на такие неглубокие порезы требуется серьезная решимость.

Валентин опустил плечи.

– Проклятье, все это похоже на бурю в стакане воды. Черт побери, мы ведь не в каменном веке, чтобы вести себя так!

Дуайт поднялся.

– Что ж, мне пора.

– Нет, погодите. Послушайте. Допейте вино. Боже мой, вы же старинный друг. Знаете мою семью уже тридцать лет. Если уж рассказывать правду, то только вам.

Из окна Дуайт заметил, как Певун Томас идет по дороге из Тревонанса. Вряд ли из Киллуоррена он так быстро дошел пешком.

– Я взял Селину в жены, чтобы быть с ней и в радости, и в горе, как и она со мной. Понимаете? Я всецело ей предан ей, как всегда ей говорю. Она – моя, и я хочу прожить с ней всю жизнь! Мне правда этого хочется, чтоб я лопнул. В браке каждый приносит клятвы, обещает их соблюдать, отказавшись от остального, как там говорится. Сколько человек сдержали слово? Сколько?

– Пожалуй, не...

– Единственный мой недостаток – это честность. Через несколько месяцев после женитьбы я четко ей объяснил. Сказал, что она для меня – самая главная женщина в жизни, но вряд ли останется единственной. Я постоянно предупреждал ее об этом, черт меня подери, если она не поняла! Но даже ребенком я интересовался девочками, не мог этому сопротивляться. Поначалу они кажутся разными, хотя под конец все становятся похожими друг на друга! Мою природу не изменить, даже во имя мирной семейной жизни, черт возьми!

Валентин медленно прохаживался по комнате, на длинном узком лице читалась циничная решимость. Дуайт сделал еще глоток вина.

– После женитьбы у меня в Кембридже случилась всего пара интрижек. Думаю, она о них знала. Но это аж за целых полгода! А до того я вел себя почти как святой... Но когда мы вернулись домой на лето, я познакомился с Полли Кодригтон. Вы ее знаете?

– Нет.

– Нет, конечно, откуда же вам ее знать. Красотка, замужем за одним унылым сквайром из Кента, на тридцать лет ее старше. Она приехала погостить к мисс Дарси в Годольфин-холл. Мы с Селиной познакомились с ней у Пендарвсов. Она приехала только на месяц. Полли искала, с кем бы поразвлечься. А я попался на удочку, – вздохнул Валентин. – Заметьте, – он тщательно взвешивал свои слова, – не в открытую. Мы оба заметали следы. Я это делал по вышеупомянутым причинам, Полли – потому что мисс Дарси довольно строга, а Полли не хотелось расстраивать милую старушку. Что ж, мы пару раз встретились, но этого показалось мало, и мы договорились провести вместе ночь в «Красном льве» в Труро. Я выдумал предлог, что хочу наведаться в банк, она притворилась, что поехала к Харриет и моему отцу – она знакома с Харриет. И все прошло гладко. Очень даже неплохо, это точно. – Валентин облизнул губы. – В Труро меня не знают. Она тоже там впервые. А утром, когда мы спускались по лестнице, провидение решило сыграть с нами злую шутку – в коридоре мы столкнулись с мерзким гаденышем Конаном Уитвортом. Знаете, о ком я говорю?

Дуайт кивнул.

– Похоже, в тот день у гнусного мальчишки не было занятий в школе, и само собой, он остановился и хотел заговорить со мной, но я огрызнулся на него и поспешил спровадить Полли. Но исправить положение уже было нельзя. Жирная жаба тут же попрыгала домой и доложила обо всем своей мерзкой бабке, которая с огромной радостью растрезвонила об этом по всему графству!

– Это все усложняет.

– Не то слово, потому что вы поняли – само собой, поняли – это ударило по самолюбию Селины. Однако сделанного не воротишь! Такую ошибку может допустить любой! Но, черт побери, это ведь не повод резать вены и устраивать дешевый спектакль, притворяясь, что нашей совместной жизни конец! Полли Кодрингтон вернулась в Кент к своему мужу-зануде, и кто знает, приедет ли она вообще? Я все так же предан Селине и намерен остаться преданным мужем. Когда вас ждать в следующий раз – завтра?

– Да.

– Когда вы приедете, надеюсь, вы сумеете вразумить мою жену, чтобы она поняла мою точку зрения.

Дуайт улыбнулся.

– Вы просите меня о вещах, в которых я мало смыслю.

– Просто попытайтесь. Знаю, раненое самолюбие пиявками не излечишь, но хотя бы объясните ей, как чертовски глупо прибегать к подобным крайностям!