Текст книги "Избранная лирика"

Автор книги: Уильям Вордсворт

 
               Milton! thou shouldst be living at this hour;
               England hath need of thee: she is a fen
               Of stagnant waters: alar, sword, and pen,
               Fireside, the heroic wealth of hall and bower;
               Have forfeited their ancient English dower
               Of inward happiness. We are selfish men;
               Oh! raise us up, return to us again;
               And give us manners, virtue, freedom, power.
               Thy soul was like a Star, and dwelt apart;
               Thou hadst a voice whose sound was like the sea:
               Pure as the naked heavens, majestic, free,
               So didst thou travel on life's common way,
               In cheerful godliness; and yet thy heart
               The lowliest duties on herself did lay.
 

 
                   Нам нужен, Мильтон, – ты! Отчизна ждет.
                   Трясина дней, стоячее болото
                   Священника, солдата, рифмоплета,
                   Пустопорожних мнений и хлопот —
                   Таков, порвавший с прошлым, этот год,
                   Поправший нашу праведность. Забота
                   Лишь о себе к нам ломится в ворота.
                   Вернись! верни свободу и почет,
                   Былую доблесть и благую силу.
                   Ты был звездой, сиявшей с высоты.
                   Реченья, величавы и просты,
                   На берег Альбиона набегали,
                   Как волны, – но послушные кормилу.
                   Ты понимал и низкие печали.
 

 
               Nuns fret not at their convent's narrow room;
               And hermits are contented with their cells;
               And students with their pensive citadels;
               Maids at the wheel, the weaver at his loom,
               Sit blithe and happy; bees that soar for bloom,
               High as the highest Peak of Furness-fells,
               Will murmur by the hour in foxglove bells;
               In truth the prison, unto which we doom
               Ourselves, no prison is; and hence for me,
               In sundry moods, 'twas pastime to be bound
               Within the Sonnet's scanty plot of ground:
               Pleased if some Souls (for such there needs must be)
               Who have felt the weight of too much liberty,
               Should find brief solace there, as I have found.
 

 
                   Монашке мил свой нищий уголок,
                   В пещерной тьме аскет не знает скуки,
                   Мила студенту цитадель науки,
                   Девица любит прялку, ткач – станок.
 
 
                   Пчела, трудясь, летит искать цветок
                   На дикий Фернс, – жужжит, и в этом звуке
                   Лишь радость, ни усталости, ни муки.
                   И кто в тюрьме свой дом увидеть смог,
 
 
                   Тот не в тюрьме. Вот почему не ода,
                   Но тесного сонета краткий взлет
                   И в радостях мне люб, и средь невзгод.
 
 
                   И кто, как я (не шутит ли природа!),
                   Горюет, что стеснительна свобода,
                   В сонете утешение найдет.
 

 
                 Earth has not anything to show more fair:
                 Dull would he be of soul who could pass by
                 A sight so touching in its majesty:
                 This City now doth, like a garment, wear
                 The beauty of the morning; silent, bare,
                 Ships, towers, domes, theatres, and temples lie
                 Open unto the fields, and to the sky;
                 All bright and glittering in the smokeless air.
                 Never did sun more beautifully steep
                 In his first splendour, valley, rock, or hill;
                 Ne'er saw I, never felt, a calm so deep!
                 The river glideth at his own sweet will:
                 Dear God! the very houses seem asleep;
                 And all that mighty heart is lying still!
 

 
                     Нет зрелища пленительней! И в ком
                     Не дрогнет дух бесчувственно-упрямый
                     При виде величавой панорамы,
                     Где утро – будто в ризы – все кругом
 
 
                     Одело в Красоту. И каждый дом,
                     Суда в порту, театры, башни, храмы,
                     Река в сверканье этой мирной рамы,
                     Все утопает в блеске голубом.
 
 
                     Нет, никогда так ярко не вставало,
                     Так первозданно солнце над рекой,
                     Так чутко тишина не колдовала,
 
 
                     Вода не знала ясности такой.
                     И город спит. Еще прохожих мало,
                     И в Сердце мощном царствует покой.
 

 
                Fair Star of evening, Splendour of the west,
                Star of my Country! – on the horizon's brink
                Thou hangest, stooping, as might seem, to sink
                On England's bosom; yet well pleased to rest,
                Meanwhile, and be to her a glorious crest
                Conspicuous to the Nations. Thou, I think,
                Should'st be my Country's emblem; and should'st wink,
                Bright Star! with laughter on her banners, drest
                In thy fresh beauty. There! that dusky spot
                Beneath thee, that is England; there she lies.
                Blessings be on you both! one hope, one lot,
                One life, one glory! – I, with many a fear
                For my dear Country, many heartfelt sighs,
                Among men who do not love her, linger here.
 

 
                       Вечерняя звезда земли моей!
                       Ты как бы в лоне Англии родном
                       Покоишься в блистании огней,
                       В закатном упоении своем.
 
 
                       Ты стать могла бы светочем, гербом
                       Для всех народов до скончанья дней.
                       Веселым блеском, свежестью лучей
                       Играла бы на знамени святом.
 
 
                       Об Англии, простертой под тобой,
                       Я думаю со страхом и мольбой,
                       Исполненный мучительных тревог.
 
 
                       В единстве жизни, славы и судьбы
                       Вы неразрывны – да хранит вас Бог
                       Среди пустой, нелюбящей толпы.
 

 
               The world is too much with us; late and soon,
               Getting and spending, we lay waste our powers:
               Little we see in Nature that is ours;
               We have given our hearts away, a sordid boon!
               This Sea that bares her bosom to the moon;
               The winds that will be howling at all hours,
               And are up-gathered now like sleeping flowers;
               For this, for everything, we are out of tune;
               It moves us not. – Great God! I'd rather be
               A Pagan suckled in a creed outworn;
               So might I, standing on this pleasant lea,
               Have glimpses that would make me less forlorn;
               Have sight of Proteus rising from the sea;
               Or hear old Triton blow his wreathed horn.
 

 
                    Нас манит суеты избитый путь,
                    Проходит жизнь за выгодой в погоне;
                    Наш род Природе – как бы посторонний,
                    Мы от нее свободны, вот в чем жуть!
 
 
                    Пусть лунный свет волны ласкает грудь,
                    Пускай ветра зайдутся в диком стоне —
                    Или заснут, как спит цветок в бутоне:
                    Все это нас не может всколыхнуть.
 
 
                    О Боже! Для чего в дали блаженной
                    Язычником родиться я не мог!
                    Своей наивной верой вдохновенный,
 
 
                    Я в мире так бы не был одинок:
                    Протей вставал бы предо мной из пены
                    И дул Тритон в свой перевитый рог!
 

 
                 It is a beauteous evening, calm and free,
                 The holy time is quiet as a Nun
                 Breathless with adoration; the broad sun
                 Is sinking down in its tranquillity;
                 The gentleness of heaven broods o'er the Sea:
                 Listen! the mighty Being is awake,
                 And doth with his eternal motion make
                 A sound like thunder – everlastingly,
                 Dear Child! dear Girl! that walkest with me here.
                 If thou appear untouched by solemn thought,
                 Thy nature is not therefore less divine:
                 Thou liest in Abraham's bosom all the year;
                 And worshipp'st at the Temple's inner shrine,
                 God being with thee when we know it not.
 

 
                 Прелестный вечер тих, час тайны наступил;
                 Молитву солнце льет, горя святой красою.
                 Такой окружена сидела тишиною
                 Мария, как пред ней явился Гавриил.
 
 
                 Блестящий свод небес уж волны озарил!
                 Всевышний восстает, – внимайте! бесконечный,
                 Подобный грому, звук гремит хвалою вечной
                 Тому, кто светлый мир так дивно сотворил.
 
 
                 О милое дитя! о по сердцу родная!
                 Ты думой набожной хотя не смущена,
                 Со мной гуляя здесь, – но святости полна;
 
 
                 Невинностью своей живешь в блаженстве рая,
                 Ты в горний храм всегда летишь душой, —
                 И Бог, незрим для нас, беседует с тобой.
 

PERSONAL TALK
ЖИТЕЙСКИЕ ТЕМЫ

 
                I am not One who much or oft delight
                To season my fireside with personal talk. —
                Of friends, who live within an easy walk,
                Or neighbors, daily, weekly, in my sight:
                And, for my chance-acquaintance, ladies bright,
                Sons, mothers, maidens withering on the stalk,
                These all wear out of me, like Forms, with chalk
                Painted on rich men's floors, for one feast-night.
                Better than such discourse doth silence long,
                Long, barren silence, square with my desire;
                To sit without emotion, hope, or aim,
                In the loved presence of my cottage-fire,
                And listen to the flapping of the flame,
                Or kettle whispering its faint undersong.
 

 
                    Признаться, я не очень-то охоч
                    До тихих радостей молвы скандальной:
                    Судить соседей с высоты моральной
                    Да воду в ступе без толку толочь,
 
 
                    Внимать речам про чью-то мать – иль дочь
                    Невзрачную – весь этот вздор банальный
                    Стирается с меня, как в зале бальной
                    Разметка мелом в праздничную ночь.
 
 
                    Не лучше ль, вместо словоговоренья,
                    С безмолвным другом иль наедине
                    Сидеть, забыв стремленья и волненья? —
 
 
                    Сидеть и слушать в долгой тишине,
                    Как чайник запевает на огне
                    И вспыхивают в очаге поленья?
 

 
                 «Beloved Vale!» I said, "when I shall con
                 Those many records of my childish years,
                 Remembrance of myself and of my peers
                 Will press me down; to think of what is gone
                 Will be an awful thought, if life have one."
                 But, when into the Vale I came, no fears
                 Distressed me; from mine eyes escaped no tears:
                 Deep thought, or dread remembrance, had I none.
                 By doubts and thousand petty fancies crost
                 I stood, of simple shame the blushing Thrall;
                 So narrow seemed the brooks, the fields so small!
                 A Juggler's balls old Time about him tossed:
                 I looked, I stared, I smiled, I laughed: and all
                 The weight of sadness was in wonder lost.
 

 
                   Я думал: "Милый край! Чрез много лет,
                   Когда тебя, даст Бог, увижу снова,
                   Воспоминанья детства дорогого,
                   Минувшей дружбы, радостей и бед
 
 
                   Мне будут тяжким бременем". Но нет!
                   Я возвратился, – и тоска былого
                   Меня не мучит, не гнетет сурово,
                   И слезы мне не застят белый свет.
 
 
                   Растерянно, смущенно и сутуло
                   Стоял я, озираючись вокруг:
                   Как съежились ручей, и холм, и луг!
 
 
                   Как будто Время палочкой взмахнуло…
                   Стоял, смотрел – и рассмеялся вдруг,
                   И всю мою печаль, как ветром, сдуло.
 

 
                  O gentle Sleep! do they belong to thee,
                  These twinklings of oblivion? Thou dost love
                  To sit in meekness, like the brooding Dove,
                  A captive never wishing to be free.
                  This tiresome night, О Sleep! thou art to me
                  A Fly, that up and down himself doth shove
                  Upon a fretful rivulet, now above,
                  Now on the water vexed with mockery.
                  1 have no pain that calls for patience, no;
                  Hence am I cross and peevish as a child;
                  Am pleased by fits to have thee for my foe,
                  Yet ever willing to be reconciled:
                  О gentle Creature! do not use me so,
                  But once and deeply let me be beguiled.
 

 
                    О сон! Когда в душе – тоски приток,
                    Забвения даруешь ты крупицы.
                    Обычно ты смиренней пленной птицы,
                    Страшащейся покинуть свой шесток.
 
 
                    Но этой ночью ты – как мотылек,
                    Порхающий беспечно у границы
                    Воды и неба: сядешь на ресницы,
                    Но миг один – и ты уже далек.
 
 
                    Я весь пылаю в нетерпенье жгучем
                    И, словно своенравное дитя,
                    То на тебя ропщу, досадой мучим,
 
 
                    То жажду примиренья не шутя.
                    Ты был врагом, о сон! Стань другом лучшим
                    И сердце убаюкай, низлетя.
 

 
                 A flock of sheep that leisurely pass by,
                 One after one: the sound of rain, and bees
                 Murmuring; the fall of rivers, winds and seas,
                 Smooth fields, white sheets of water, and pure sky:
                 I have thought of all by turns, and yet do lie
                 Sleepless! and soon the small birds' melodies
                 Must hear, first uttered from my orchard trees;
                 And the first cuckoo's melancholy cry.
                 Even thus last night, and two nights more, I lay
                 And could not win thee, Sleep! by any stealth:
                 So do not let me wear to-night away:
                 Without Thee what is all the morning's wealth?
                 Come, blessed barrier between day and day,
                 Dear mother of fresh thoughts and joyous health!
 

 
                     Земля в цвету и чистый небосвод,
                     Жужжанье пчел, медлительное стадо,
                     И шум дождя, и шум от водопада,
                     И зрелость нив, и поздних птиц отлет.
 
 
                     Я вспоминаю все – а сон нейдет,
                     Не долго ждать уже рассвета надо.
                     Ворвется щебет утреннего сада,
                     Начнет кукушка свой печальный счет.
 
 
                     Две ночи я в борьбе с бегущим сном
                     Глаз не сомкнул, и вот сегодня – эта!
                     Настанет утро – что за радость в нем,
 
 
                     Когда не спал и маялся до света.
                     Приди, поставь рубеж меж днем и днем,
                     Хранитель сил и ясных дум поэта!
 

 
               With Ships the sea was sprinkled far and nigh,
               Like stars in heaven, and joyously it showed;
               Seme lying fast at anchor in the road,
               Some veering up and down, one knew not why.
               A goodly Vessel did I then espy
               Come like a giant from a haven broad;
               And lustily along the bay she strode,
               Her tackling rich, and of apparel high.
               This Ship was nought to me, nor I to her,
               Yet I pursued her with a Lover's look;
               This Ship to all the rest did I prefer:
               When will she turn, and whither? She will brook
               No tarrying; where She comes the winds must stir
               On went She, and due north her journey took.
 

 
                     Все море сплошь усеяли суда, —
                     Их, как по небу звезды, разметало:
                     Одних на рейде волнами качало,
                     Других несло неведомо куда.
 
 
                     И Шхуну заприметил я тогда:
                     Чуть вздрагивая под толчками шквала,
                     Она из бухты весело бежала,
                     Своей оснасткой пышною горда.
 
 
                     Что мне она! Но, глаз не отрывая,
                     Я, как влюбленный, вслед глядел с тоской;
                     Ей не страшна погода штилевая:
 
 
                     Ее приход встряхнет любой покой…
                     Она прошла вдоль мыса, покидая
                     Залив, – и вышла на простор морской.
 

 
                   Stay near me – do not take thy flight!
                   A little longer stay in sight!
                   Much converse do I find in thee,
                   Historian of my infancy!
                   Float near me; do not yet.depart!
                   Dead times revive in thee:
                   Thou bring'st, gay creature as thou art!
                   A solemn image to my heart,
                   My father's family!
 
 
                   Oh! pleasant, pleasant were the days,
                   The time, when, in our childish plays,
                   My sister Emmeline and I
                   Together chased the butterfly!
                   A very hunter did I rush
                   Upon the prey:-with leaps and springs
                   I followed on from brake to bush;
                   But she, God love her, feared to brush
                   The dust from off its wings.
 

 
                   Побудь со мной – не отнимай свой лет!
                   Пускай подольше взор мой счастье пьет!
                   И сладок мне твой вид, и горек,
                   О младости моей историк!
                   Ты будешь тут, не упорхнешь —
                   В тебе вся явь былого.
                   Веселый эльф, рождая дрожь,
                   Ты образ милый мне несешь —
                   Я в отчем доме снова.
 
 
                   О, сладки, сладки были эти дни,
                   Когда мы, шалые от беготни,
                   Вдвоем с сестрою Эммелиной
                   За мотыльком гнались долиной.
                   И я охотницу толкнул
                   На жертву – вскачь, что было сил,
                   Мы мчались, словно ветер дул,
                   Но так летун и не стряхнул
                   Пыльцу с дрожащих крыл.
 

 
                      My heart leaps up when I behold
                         A rainbow in the sky:
                      So was it when my life began;
                      So is it now I am a man;
                      So be it when I shall grow old,
                         Or let me die!
                      The Child is father of the Man;
                      And I could wish my days to be
                      Bound each to each by natural piety.