Текст книги "Дилогия об изгоняющем дьявола"
Автор книги: Уильям Питер Блэтти
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)
Спазмы душили его, грозя сорваться с губ словами гнева, однако он сумел справиться с внутренним раздражением. Ему стало вдруг стыдно. Взглянув в окно, он увидел здание пункта по оказанию помощи малоимущим, куда зимой по субботам она ходила за молоком и овощами, торопясь сделать это, пока он еще нежился в постели. Потом они проехали мимо зоопарка – там он часто бывал летом, когда она оставляла его и шла просить милостыню на площадь перед отелем «Плаза». Возле отеля Каррас не выдержал и несколько раз всхлипнул, однако быстро взял себя в руки и вытер жгучие слезы запоздалого сожаления. Ну почему, почему так происходит? Почему его любовь нашла лазейку и выплеснулась наружу лишь теперь, после стольких лет? Почему она напомнила о себе тогда, когда уже слишком поздно что-либо исправить? Все это время мать терпеливо и покорно ждала, пока Дэмьен вернется. Почему же все теплые человеческие чувства ограничились в нем хранением в бумажнике той самой церковной карточки: «В память...»?
Каррас вернулся в Джорджтаун к обеду, но есть ему совершенно не хотелось. Дэмьен слонялся взад-вперед по комнате. Приходили с соболезнованиями знакомые иезуиты, обменивались с ним парой фраз, обещали молиться за нее и уходили.
В начале одиннадцатого явился Джо Дайер. Он с гордостью вытащил бутылку шотландского виски и прокомментировал:
– Отличная марка!
– Откуда ты взял деньги? Позаимствовал из фонда для бедных?
– Не будь идиотом, это было бы нарушением обета нищеты.
– А откуда же они у тебя?
– Я украл бутылку.
Каррас улыбнулся и покачал головой. Затем достал стакан, кофейную кружку и, ополоснув их в крошечном умывальнике, промолвил:
– Я верю тебе.
– Такую безоглядную веру я первый раз встречаю.
Каррас вдруг почувствовал знакомую боль. Он отогнал ее прочь и вернулся к Дайеру. Тот уже сидел на его койке и открывал бутылку. Дэмьен устроился рядом.
– Ты когда предпочитаешь отпустить мне грехи: сейчас или попозже?
– Лей давай,– отрезал Каррас,– и отпустим грехи друг другу.
Дайер наполнил стакан и кружку.
– Президент колледжа не должен пить,– проговорил он.– Это было бы дурным примером. Пожалуй, я избавил его от большого искушения.
Каррас выпил. Он не поверил Дайеру. Слишком хорошо он знал президента. Это был очень тактичный и добрый человек. Дайер пришел, конечно, не только как друг: его наверняка просил об этом президент. Вот почему брошенное как бы невзначай замечание Дайера о том, что Дэмьен, возможно, «нуждается в отдыхе», вселило в душу иезуита-психиатра надежду и принесло ему некоторое облегчение: он воспринял эти слова как хорошее предзнаменование на будущее.
Дайер старался изо всех сил: смешил Дэмьена, рассказывал о вечеринке и об актрисе миссис Макнил, выдавал свежие анекдоты о префекте. Дайер пил немного, но стакан Карраса наполнял регулярно, и Дэмьен быстро опьянел. Дайер встал, уложил друга в постель и снял с него ботинки.
– Собираешься украсть... и мои ботинки? – заплетающимся языком проворчал Каррас.
– Нет, я гадаю по линиям стопы. А теперь замолчи и спи.
– Ты не иезуит, а вор-домушник.
Дайер усмехнулся и, достав из шкафа пальто, накрыл им Дэмьена.
– Да, конечно, но кому-то ведь надо оплачивать счета. Все, что вы умеете делать,– это греметь четками и молиться за хиппи на М-стрит.
Каррас ничего не ответил. Дыхание его было ровным и глубоким. Дайер тихо подошел к двери и выключил свет.
– Красть грешно,– вдруг пробормотал в темноте Каррас.
– Виноват,– тихо согласился Дайер.
Он немного подождал, пока Каррас окончательно заснет, и вышел из коттеджа.
Посреди ночи Каррас проснулся в слезах. Ему приснилась мать. Снилось, что он стоит у окна и видит, как она с коричневым бумажным пакетом в руках выходит из магазинчика возле метро и стоит на краю тротуара в ожидании его, своего Димми. Он машет ей, но она его не видит и в тревоге оглядывает улицу. Автобусы... Машины... Толпы неприветливых людей... Ей явно становится страшно, и она возвращается к входу в метро... Еще мгновение – и она спустится по ступеням,.. Каррас в панике мчится к ней, с рыданием в голосе окликает ее... Однако она исчезает в толпе, и он не может отыскать взглядом знакомую фигуру... При мысли о том, как она, растерянная, испуганная, мечется где-то там, глубоко под землей, он разражается плачем...
Дэмьену вспомнился телефонный разговор с дядей: «Димми, водянка мозга совсем свела ее с ума. Она не подпускает к себе врачей. Выкрикивает что-то, говорит странные вещи... Она даже с радио стала разговаривать. Думаю, надо отправить ее в клинику Бельвю. В обычной больнице ей делать нечего. Они не помогут. А там через пару месяцев ее приведут в чувство, и она будет как новенькая. Тогда заберем ее домой. Ты не против? По правде говоря, мы уже отправили ее туда. Сегодня утром приезжала скорая . Они сделали ей укол и увезли. Мы бы и говорить тебе об этом не стали, но нужно подписать кое-какие бумаги... Это должен сделать ты. Что? Частная клиника? А где взять деньги, Димми? У тебя они есть?..»
Дэмьен встал, чувствуя себя вялым и разбитым. Его не покидало ощущение страшной потери. Шатаясь, он прошел в ванную, принял душ, побрился и надел сутану. Было 5.35 утра. Он отпер дверь в Святую Троицу и начал молиться.
«Memento etiam...– шептал он в отчаянии.– Помни рабу твою, Мэри Каррас...»
В дверях молельни ему вдруг привиделось лицо сиделки из госпиталя Бельвю. Он услышал плач и причитания.
«Вы ее сын?»
«Да, я Дэмьен Каррас».
«Не заходите к ней сейчас. У нее приступ».
Через приоткрытую дверь он видел комнату без окон, с потолка свисала ничем не прикрытая электрическая лампочка. Обитые стены. Холодно. И никакой мебели, кроме больничной койки.
– ...Прими ее к себе, молю Тебя, помоги ей обрести мир и покой...
Их глаза встретились, мать вдруг замерла и, подойдя к двери, спросила его недоумевающе:
«Зачем это, Димми?»
Ее взгляд был кротким, как у ягненка.
– Agnus Dei,– прошептал Дэмьен и, наклонившись, ударил себя в грудь.– Агнец Божий, уносящий с собой грехи наши, помоги ей обрести покой...
Он закрыл глаза, взял гостию и увидел свою мать в приемной больницы. Руки сложены на коленях, лицо покорное и растерянное. Судья разъяснил ей заключение психиатра из Бельвю.
«Ты все поняла, Мэри?»
Она кивнула, но ничего не сказала. У нее вынули зубные протезы.
«И что ты об этом думаешь, Мэри?»
Она ответила с гордостью:
«Вот мой мальчик, и он будет говорить за меня».
Каррас склонил голову над гостией, и тихий стон сорвался с его губ. Он опять ударил себя в грудь, будто что-то хотел этим изменить, и прошептал:
«Domine, non sum dignus... Я недостоин... Скажи лишь слово и исцели мою душу».
После мессы он вернулся к себе и попытался заснуть, но безуспешно. Через некоторое время в дверь постучали. В комнату заглянул молодой священник, которого Дэмьен никогда прежде не встречал.
– Вы не заняты? К вам можно ненадолго?
В глазах священника застыла тоска. Какое-то мгновение Каррас не мог заставить себя взглянуть на непрошеного посетителя.
Он вдруг испытал необъяснимую ненависть к молодому иезуиту. Но это длилось всего несколько мгновений.
– Войдите,– тихо предложил Дэмьен.
В душе он злился на самого себя, на ту особенность своей натуры, которую он не в силах был контролировать и которая делала его беспомощным в подобных ситуациях. Внутри его словно свернулась кольцом некая змея, всегда готовая резко распрямиться и броситься на помощь тому, кто в ней нуждался. Из-за нее Каррас не знал покоя ни днем ни ночью. Она оставалась настороже, даже когда он спал. Где-то на периферии сознания он вдруг слышал зов, мольбу о помощи. И какой бы тихой ни была эта мольба,
Каррас немедленно просыпался с мучительным чувством невыполненного долга.
Молодой священник смущенно топтался на месте, не зная, с чего начать. Каррас заботливо усадил его. Предложил кофе и сигареты. Затем попытался изобразить на своем лице интерес. Проблема, приведшая к нему этого визитера, была известна: одиночество священника.
Из всех трудностей, с которыми Каррасу приходилось здесь встречаться, эта проблема наиболее волновала священников. Иезуиты были отрезаны от семейной жизни и вообще от женщин, поэтому они часто боялись проявлять чувство симпатии по отношению к своим товарищам или завязывать крепкую дружбу.
– Иногда мне хочется положить на плечо друга руку, но в этот момент я начинаю опасаться, как бы он не подумал, будто я гомосексуалист. Сейчас много говорят о том, что среди священников немало скрытых педерастов. Поэтому я ничего подобного не делаю. Я даже не хожу к друзьям послушать музыку, или поболтать, или просто покурить. Дело не в том, что я боюсь Бога, мне страшно подумать, что Он начнет опасаться за меня.
Каррас чувствовал, как тяжесть наболевшего постепенно покидает молодого священника и ложится на его, Кар-раса, плечи. Он не противился и терпеливо слушал своего гостя. Каррас знал, что теперь этот иезуит будет часто заходить к нему, ибо здесь он найдет спасение от одиночества. Потом они сделаются друзьями, и когда молодой человек обнаружит, что это произошло естественно и непринужденно, тогда, возможно, он начнет дружить и с другими священниками.
Дэмьен почувствовал слабость, и горе опять завладело всем его существом. Он взглянул на карточку, которую ему подарили на прошлое Рождество. На ней было написано: «Когда мой брат в печали, я разделяю его боль и в нем встречаю Бога».
В действительности у Дэмьена это не получалось, и в душе он винил себя. Мысленно Каррас всегда пытался разделить беду кого-либо из братьев, но только мысленно.
Дэмьену постоянно казалось, что его боль принадлежит только ему одному.
Наконец гость взглянул на часы. Пора было идти в трапезную обедать. Иезуит поднялся и собрался уходить, но в этот момент заметил на столе Карраса недавно вышедший роман.
– Не читал еще? – полюбопытствовал Каррас.
Молодой священник отрицательно покачал головой.
– Нет. Хорошая книга?
– Не знаю, я только что прочел ее, но не уверен, что все правильно понял,– солгал Каррас. Он поднял книгу и протянул ее гостю: – Хочешь взять? Мне очень нужно услышать чье-нибудь мнение.
– Конечно,– согласился иезуит, запихивая книгу в карман куртки,– я постараюсь вернуть ее дня через два– Настроение его явно улучшилось.
Когда дверь за гостем захлопнулась, Каррас на какое-то мгновение почувствовал умиротворение. Он достал требник и направился во двор, читая молитву.
После обеда к нему заглянул еще один гость, пожилой пастор из Святой Троицы. Он пододвинул стул поближе к столу и выразил свои соболезнования по поводу кончины матери Карраса.
– Я молился за нее, Дэмьен. И за вас тоже,– закончил он хриплым голосом с чуть заметным провинциальным акцентом.
– Вы так добры ко мне, святой отец. Большое спасибо.
– Сколько ей было лет?
– Семьдесят.
– Прекрасный возраст.
Каррас смотрел на молитвенную карточку, которую захватил с собой пастор. Во время мессы использовались три такие карточки. Они изготовлялись из пластика, и на них печатался текст молитвы, произносимой священником. Психиатру стало интересно, для чего пастор принес эту карточку.
– Послушайте, Дэмьен, сегодня у нас в церкви опять кое-что произошло. Еще одно осквернение.
Пастор рассказал ему о том, что статуя Девы Марии в углу церкви была размалевана под проститутку.
– А вот еще. Это было уже утром, в тот день, когда вы уехали в этот... в Нью-Йорк. В субботу, кажется. Ну да, в субботу. Ну, в общем, посмотрите. Я только что разговаривал с сержантом полиции и... ну... это самое... ну... посмотрите сюда, пожалуйста, Дэмьен.
Каррас взял в руки карточку. Пастор объяснил ему, что кто-то вставил отпечатанный на машинке листок между настоящим текстом и пластиковой пленкой. Фальшивка, в которой встречались опечатки и другие типографские ошибки, была тем не менее составлена на хорошем латинском языке. Текст представлял собой яркое и подробное описание вымышленной лесбийской любви между Девой Марией и Марией Магдалиной.
– Ну достаточно, это не обязательно читать до конца,– прервал пастор, забирая назад карточку, как будто боялся, что чтение может содействовать греху.– Это великолепная латынь, здесь выдержан стиль, это настоящая церковная латынь! Сержант заявил, что разговаривал с одним психиатром и тот поведал, что все это мог сделать... ну, это, в общем... это мог сделать священник... это очень больной священник. Как вы считаете?
Психиатр на секунду задумался. Потом кивнул.
– Да. Да. Возможно. Возможно, протестуя против чего-то, он делает это в состоянии лунатизма. Я, конечно, не уверен, но такое может быть.
– Вы кого-нибудь подозреваете, Дэмьен?
– Я вас не понимаю.
– Рано или поздно они ведь все приходят к вам, верно? Я имею в виду больных на территории колледжа, если такие есть. Не встречались ли вам среди них подобные? Я хотел сказать, те, кто страдает такого рода заболеваниями.
– Нет, таких нет.
– Я знал, что вы мне все равно не скажете.
– Святой отец, я ничего не смог бы узнать в любом случае. Лунатизм зачастую служит одним из способов избавления от проблем в конфликтных ситуациях, однако в основном это избавление бывает чисто символическим Поэтому я все равно ничего не узнал бы. И если уж речь идет о лунатиках, то, как правило, у них проявляется так назы-ваемая постериорная амнезия, то есть после пробуждения они ровным счетом ничего не помнят о том, что говорили и делали в состоянии сна Вот почему даже он сам – я имею в виду того священника, которого подозревает сержант,– скорее всего ничем не смог бы нам помочь.
– А если бы вы ему об этом рассказали? – осторожно спросил пастор, подергивая себя за мочку уха Этот привычный, судя по всему, жест, как успел заметить Каррас, свидетельствовал о том, что его гость хитрит или что-то недоговаривает.
– Поверьте, я действительно не знаю,– повторил психиатр.
– Да-да, конечно... Впрочем, я и не надеялся...– Пастор поднялся и направился к выходу.– Вы ведете себя как... как истинный священнослужитель,– с укоризной в голосе добавил он.
Каррас тихо рассмеялся. На полпути к двери пастор остановился, вернулся к столу и положил на него карточку.
– Мне кажется, вам все же следует изучить это повнимательнее,– пробормотал он.– Кто знает, быть может, вам придет в голову какая-нибудь идея.
Он вновь пошел к выходу.
– Они сняли отпечатки пальцев? – спросил Каррас.
Пастор остановился.
– Сомневаюсь. Зачем? В конце концов, никакого преступления совершено не было. Вероятнее всего, это дело рук неизвестного нам сумасшедшего прихожанина. Вы допускаете такую версию, Дэмьен? Не кажется ли вам, что виновником является кто-то из местного прихода? Лично я склоняюсь именно к такому мнению. Осквернитель не священник, а кто-либо из прихожан.– Он снова подергал себя за мочку уха.– Что вы на это скажете?
– Не знаю... Не знаю...– в который уже раз повторил Каррас.
– Да, понимаю. Иного ответа я, собственно, не ожидал.
В тот же день отец Каррас был освобожден от обязанностей советника и воспитателя и направлен в Джорджтаунский университет для чтения курса лекций по психиатрии. Ему было велено «отдохнуть»...
Глава вторая
Риган лежала на столе в смотровой Кляйна с раскинутыми в стороны руками и ногами. Врач обхватил пальцами ее стопу и согнул ее в направлении лодыжки. Несколько секунд он крепко удерживал стопу в таком положении, затем неожиданно отпустил. Стопа вернулась в нормальное положение.
Кляйн несколько раз проделал это, и каждый раз стопа неизменно возвращалась в первоначальное положение. Однако врач был явно недоволен таким результатом. Он попросил присмотреть за девочкой и вернулся в свой кабинет, где его ждала Крис.
Было двадцать шестое апреля. Кляйн отсутствовал в городе в воскресенье и понедельник, так что Крис смогла застать его только этим утром. Она сразу же рассказала ему о происшествии на вечеринке и о том, что случилось потом.
– Кровать действительно двигалась?
– Да, она двигалась.
– Долго?
– Не знаю. Может, десять секунд, а может, пятнадцать. То есть это то, что я сама видела. Потом Риган замерла, и я заметила, что кровать мокрая. Может быть, она намочила ее раньше, я не знаю. Но после этого она сразу же крепко заснула и не просыпалась до следующего дня.
Доктор Кляйн задумался.
– Что это может быть? – заволновалась Крис.
Когда она приезжала в первый раз, Кляйн сказал, что кровать может двигаться вследствие клонических судорог, когда мышцы то напрягаются, то расслабляются. В хронической форме эта болезнь называется клонус и свидетельствует о нарушении функции мозга.
– Да, но результат проверки этого не подтвердил,– недоумевал Кляйн и описал Крис процедуру. Он объяснил, что при клонусе прижимание стопы вызвало бы судороги. Врач сел за стол. Вид у него был крайне обеспокоенный.– Она никогда не падала?
– В смысле на голову? – удивилась Крис.
– Ну да.
– Нет, такого я не припомню.
– Чем она болела в детстве?
– Да ничем особенным. Корью, свинкой, ветрянкой.
– Раньше она ходила во сне?
– Нет, до этого случая ничего подобного я не замечала.
– То есть вы хотите сказать, что на вечеринке она все делала во сне?
– Конечно. Она до сих пор ничего не может вспомнить. Даже того, что с ней происходило недавно.
– Недавно? Что вы имеете в виду?
В воскресенье, когда дочь еще спала, позвонил Говард из Рима
«Что с Ригс?»
«Спасибо тебе за телефонный звонок в день ее рождения».
«Я не мог выбраться с яхты. Так что, Бога ради, отстань от меня. Как только я вернулся в отель, я сразу же ей позвонил».
«В самом деле?»
«Разве она тебе не сказала?»
«Ты с ней разговаривал?»
«Да. Поэтому я и решил, что мне следует пообщаться с тобой. Что там за чертовщина у вас происходит?»
Рассказывая об этом доктору Кляйну, Крис объяснила, что, когда Риган окончательно проснулась, она ничего не помнила ни о телефонном звонке отца, ни о том, что произошло на вечеринке.
– Тогда, вероятно, она говорит правду и насчет мебели, которую якобы кто-то двигает,– предположил Кляйн.
– Я не понимаю вас.
– Несомненно, она двигает ее сама, но делает это в состоянии прострации. Это называется автоматизмом. Состояние вроде транса. Пациент либо не понимает того, что делает, либо ничего не помнит.
– Да, но мне вот что пришло в голову, доктор. В ее комнате есть бюро из тикового дерева. Оно весит, наверное, полтонны. Как же она могла сдвинуть его с места?
– Патология часто связана с огромной физической силой.
– Да? А как это объяснить?
Доктор только пожал плечами:
– Этого никто не знает. Ну, а кроме того, что вы мне уже рассказали, больше вы не заметили ничего необычного в поведении дочери?
– Она стала очень неряшливой.
– Я имею в виду нечто действительно необычное, из ряда вон выходящее,– настаивал врач.
– Для нее это как раз и есть нечто из ряда вон выходящее. Подождите-ка, я вспомнила Вы не забыли ту планшетку, с которой она играла в капитана Гауди?
– В вымышленного друга?
– Теперь она его слышит.
Кляйн весь подался вперед и грудью лег на стол. По мере того как Крис рассказывала ему о дочери, в его глазах росло недоумение. Врач задумался.
– Вчера утром,– продолжала Крис,– я слышала, как Риган разговаривала с Гауди в спальне. То есть она бормотала какие-то слова, потом чего-то ждала, как будто играла с планшеткой. Когда я тихонько заглянула в комнату, планшетки у нее не оказалось. Ригс сидела одна. Она кивала головой, как будто соглашалась с ним.
– Она его видела?
– Не думаю. Ригс склонила голову немного набок. Она всегда так делает, когда слушает пластинки.
Врач в задумчивости кивнул головой.
– Да-да, понимаю. А еще что-нибудь в этом роде? Может быть, она видит что-нибудь? Или чувствует запахи?
– Запахи,– вспомнила Крис.'– Да, верно. Ей постоянно кажется, что у нее в спальне плохо пахнет.
– Пахнет горелым?
– Точно! – воскликнула Крис.'– Как вы догадались?
– Иногда это случается при нарушениях деятельности мозга. У вашей дочери эти нарушения, вероятно, возникли в височной доле.– Кляйн указал ей на переднюю часть черепа: – Вот здесь, в этой части. Теперь подобное встречается редко, но в таких случаях у пациента, в основном перед приступом, возникают необычные галлюцинации. Эту болезнь часто путают с шизофренией, но это не шизофрения. Возникает она вследствие поражения височной доли головного мозга. Мы не ограничимся проверкой на клонус, миссис Макнил. Я считаю, что теперь ей надо сделать ЭЭГ.
– А это что такое?
– Электроэнцефалограмма. Она покажет нам работу мозга в виде волнообразной кривой. Обычно параметры этой кривой помогают выявить все отклонения.
– Но вы действительно считаете, что у нее поражена височная часть мозга?
– Симптомы похожи, миссис Макнил. Например, ее нечистоплотность, драчливость, неприличное поведение, а также автоматизм. И конечно, эти припадки, из-за которых дергалась кровать. Обычно после таких приступов больной мочится, или его рвет, или и то и другое одновременно, а потом крепко засыпает.
– Вы хотите проверить Риган прямо сейчас? – забеспокоилась Крис.
– Да, я думаю, это надо сделать немедленно, но ей необходимо ввести успокоительное. Если девочка шевельнется или дернется, это скажется на результатах. Вы разрешите ввести ей, скажем, двадцать пять миллиграммов либриума?
– О Боже, конечно, делайте все, что необходимо,– выговорила Крис, потрясенная услышанным.
Она прошла с ним в смотровую. Увидев в руках врача шприц, Риган завизжала, и кабинет огласился потоком ругательств.
– Крошка, это поможет тебе,– произнесла Крис умоляющим голосом. Она крепко держала Риган, и доктор Кляйн сделал укол.
– Я сейчас вернусь,– пообещал врач.
Пока сиделка подготавливала в смотровой аппаратуру, он успел принять еще одного пациента. Вернувшись через некоторое время, Кляйн обнаружил, что либриум еще не подействовал на Риган. Врач очень удивился.
– Это была приличная доза,– в недоумении заявил он Крис.
Кляйн ввел девочке еще двадцать пять миллиграммов либриума и вышел, а когда вернулся, Риган была уже кроткой и послушной.
– А что вы сейчас делаете? – испугалась Крис, наблюдая, как Кляйн присоединяет трубки с физиологическим раствором к голове Риган.
– С каждой стороны по четыре провода,– начал объяснять врач.– Мы можем сравнить работу правого и левого полушарий мозга.
– А зачем их сравнивать?
– Так можно обнаружить значительные расхождения в работе обоих полушарий. Например, был у меня один пациент, которого мучили галлюцинации,– продолжал объяснять Кляйн,– как зрительные, так и слуховые. Я заметил отклонения, только сравнивая «волны» левого и правого полушарий, и оказалось, что галлюцинации возникали только в одной половине мозга.
– Это дико.
– Левое ухо и левый глаз функционировали нормально, лишь правая половина видела и слышала то, чего на самом деле не было. Ну ладно, давайте теперь посмотрим.– Он включил машину. На флюоресцентном экране вспыхнули волны.– Сейчас мы наблюдаем работу обоих полушарий,– пояснил Кляйн.– Здесь мы будем искать остроконечные волны, имеющие форму шпиля.– Он пальцами нарисовал в воздухе острый угол.– Надо искать волны очень высокой амплитуды. Они проходят со скоростью от четырех до восьми за секунду. Наличие этих шпилей и будет признаком поражения височной доли мозга,– закончил врач.
Он тщательно рассматривал на экране кривую линию, но никакой аритмии не обнаружил. Острых углов не было. Сравнивая работу правого и левого полушарий, Кляйн и здесь не выявил отрицательных результатов.
Врач нахмурился. Он ничего не мог понять. Повторил процедуру сначала. Никакой патологии не было.
Кляйн позвал сиделку и, оставив ее с Риган, прошел с Крис в кабинет.
– Так что же с ней такое? – осведомилась Крис.
Врач присел на край стола. Вид у него был задумчивый.
– Видите ли, ЭЭГ могла подтвердить мое предположение. Но отсутствие аритмии не опровергает его окончательно. Возможно, это истерия, но уж очень сильно отличаются кривые работы мозга до и после приступа.
Крис наморщила лоб:
– Доктор, вот вы постоянно повторяете «приступ». А как называется эта болезнь?
– Это не болезнь,– спокойно парировал врач.
– Ну все равно, ведь как-то вы это называете? Есть же какой-нибудь термин?
– Это называется эпилепсией, миссис Макнил.
– О Боже!
Крис упала в кресло.
– Не переживайте так сильно,– успокоил ее Кляйн.– Я по опыту знаю, что многие люди часто преувеличивают опасность эпилепсии и рассказы о ней большей частью обыкновенная выдумка.
– А это не наследственная болезнь?
– Предрассудки,– продолжал объяснять Кляйн.– Хотя так думают многие врачи. Практически каждый человек склонен к припадкам. Большинство людей рождается с сопротивляемостью к ним, но у некоторых эта сопротивляемость невелика Так что разница между вами и эпилептиками не качественная, а количественная. Вот и все. И это не болезнь.
– Тогда что же это, просто галлюцинации?
– Расстройство. Расстройство, которое можно вылечить. Оно имеет огромное количество разновидностей, миссис Макнил. Например, вот вы сейчас сидите передо мной и на секунду отключаетесь, в результате чего, скажем, упускаете несколько слов из моей речи. Это один из видов эпилепсии, миссис Макнил. Вот так. Это настоящий эпилептический припадок.
– Да, но с Риган происходит совсем другое,– возразила Крис,– и возможно ли, чтобы это проявлялось так неожиданно?
– Послушайте, мы же еще точно не знаем, что с вашей дочерью. Может быть, вы были правы, когда хотели отвести ее к психиатру. Мы не исключаем, что это расстройство все лее носит психосоматический характер. Хотя я лично в этом сомневаюсь. А что касается ответа на ваш последний вопрос, миссис Макнил, то приступ эпилепсии может быть спровоцирован любым нарушением деятельности головного мозга – причиной судорог может стать беспокойство, тошнота, эмоциональное напряжение и даже определенное звучание того или иного музыкального инструмента.
Однажды, например, у меня был пациент, приступы у которого всегда начинались в одно и то же время и в одном и том лее месте: в автобусе, всего лишь за одну остановку до его дома,– и больше нигде. Мы очень долго пытались понять, в чем именно дело, пока наконец не выяснили, что виной всему вспышки света: лучи фар отражались от белых перекладин забора и попадали в окно автобуса. Если этот человек возвращался домой в неурочный час или автобус двигался с иной, чем обычно, скоростью, ничего не случалось. Понимаете? В этих случаях никаких судорог не было. В детстве этот человек чем-то переболел, и в результате появилась так называемая лезия – повреждение тканей мозга.
У вашей дочери, возможно, тоже имеется некое поражение мозговой ткани – в передней части. И как только этот участок подвергается воздействию некоего, скажем так, электрического импульса определенной частоты, немедленно возникает резкая аномальная реакция. Вы понимаете, о чем я говорю?
– В общем и целом – да,– ответила Крис.– Но, по правде говоря, не могу понять только вот что, док. Каким образом за столь короткий срок мог измениться ее характер? Почему она стала совсем другой?
– Когда речь идет о передней доле мозга, это не такое уж редкое явление, миссис Макнил. Причем изменения столь стремительны и кардинальны, что лет двести или триста назад таких больных считали одержимыми дьяволом.
– Что-что?
– Считали, что мозгом таких людей управляет бес. Одно из обывательских объяснений раздвоения личности.
Крис закрыла глаза и упала лбом на сжатую в кулак ладонь, лежащую на столе.
– Послушайте, ну скажите мне хоть что-нибудь хорошее,– еле слышно попросила она.
– Вы особенно не переживайте. Если это поражение мозга, то в каком-то смысле вам повезло. Надо только удалить этот шрам.
– Я уже ничего не понимаю.
– Может оказаться, что это всего лишь внутричерепное давление. Надо сделать несколько рентгеновских снимков черепа. У нас в этом здании есть специалист. Может быть, мне удастся направить вас к нему прямо сейчас. Хорошо?
– Да, конечно, договоритесь с ним.
Кляйн позвонил по телефону, и ему ответили, что Риган примут сразу же.
Он повесил трубку и написал на клочке бумаги: «Комната 21-я на 3-м этаже».
– Я позвоню вам завтра или в четверг. Надо пригласить еще невропатолога. А пока что назначаю ей либриум.
Он вырвал из блокнота рецепт и протянул его Крис.
– Будьте всегда рядом с дочерью, миссис Макнил. В состоянии транса, если это транс, она может удариться или упасть. Ваша спальня находится рядом с ее комнатой?
– Да.
– Это хорошо. На первом этаже?
– Нет, на втором.
– В ее спальне большие окна?
– Одно окно. А почему вас это интересует?
– Закрывайте получше окно, а еще лучше, сделайте так, чтобы оно запиралось на замок. В состоянии транса она может выпасть из окна. У меня был...
– Пациент...– с усталой и горькой усмешкой продолжила вместо доктора Крис.
Он невесело усмехнулся.
– Но у меня их действительно было немало, да и сейчас тоже...
– Имеется парочка, как я догадываюсь,– вновь перебила она, а потом подперла лицо ладонями и задумчиво проговорила: – Вы знаете, я сейчас подумала кое о чем.
– О чем же?
– Вы говорили, что после припадка она должна сразу же крепко засыпать. Как в субботу вечером. Ведь вы так говорили?
– Да,– согласился Кляйн.– Все правильно.
– Но как же тогда объяснить, что, жалуясь на дергающуюся кровать, моя дочь всегда бодрствовала?
– Вы мне про это не рассказывали.
– Но это так. И выглядела Риган очень хорошо. Она просто приходила в мою комнату и просилась ко мне на кровать.
– Она мочилась в кровати? Или ее рвало?
Крис отрицательно покачала головой:
– Риган прекрасно себя чувствовала.
Кляйн задумался на мгновение и закусил губу.
– Давайте подождем результата рентгеновских снимков.
Крис отвела Риган в рентгеновский кабинет и подождала, пока будут сделаны все снимки. Потом она отвезла дочь домой. После второго укола Риган вела себя необычайно спокойно и все время молчала. Теперь Крис решила как-нибудь занять девочку:
– Хочешь, поиграем в «Монополию» или еще что-нибудь придумаем?
Риган отрицательно покачала головой и взглянула на мать невидящими глазами. Казалось, что девочка смотрит куда-то вдаль.
– Я хочу спать,– выговорила она голосом таким же сонным, как ее глаза. Потом Риган повернулась и направилась в спальню.
«Наверное, действует либриум»,– подумала Крис, глядя вслед дочери. Она тяжело вздохнула и пошла на кухню. Здесь Крис налила в чашку кофе и села за стол рядом с Шарон.
– Ну, как дела?
– Не спрашивай.
Крис вытащила рецепт.
– Лучше позвони в аптеку, пусть принесут вот это,– произнесла она и рассказала Шарон все, что говорил врач.– Если я буду занята или уйду куда-нибудь, смотри за ней хорошенько, ладно, Шар? Он...
Вдруг она что-то вспомнила.
– Да, кстати.
Крис встала из-за стола и поднялась в спальню Риган. Дочка лежала в кровати и, похоже, уже спала.