Текст книги "Великолепный обмен: история мировой торговли"

Автор книги: Уильям Бернстайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 11.
ТРИУМФ И ТРАГЕДИЯ СВОБОДНОЙ ТОРГОВЛИ

Есть основания для опасений, что в грядущих веках или тысячелетиях Китай может оказаться в опасности соприкосновения с народами Запада.

Канси, император Китая, предостерегавший от английского присутствия в Кантоне в 1717 г. ^{478}

Тридцатого марта 1802 года восемнадцатилетний шотландец Уильям Джардин отплыл в Китай на корабле «Брауншвейг» в качестве помощника хирурга. Он был типичным предприимчивым служащим Ост-Индской компании. Его отец был скромным фермером, жившим в горах. После смерти отца Уильям с помощью своего старшего брата смог окончить медицинскую школу в Эдинбурге.

В те времена должность на торговом судне Ост-Индской компании была редкой удачей. Она заключалась не в жаловании (у Джардина оно составляло всего 5 фунтов, что соответствует примерно 800 долларов сегодня), а в доступном для экипажа «привилегированном тоннаже». Ост-Индская компания выделяла помощнику хирурга 2 тонны, хирургу – 3 тонны, а капитану 46 тонн на экспорт и 38 тонн на импорт. Члены экипажа могли сдавать в аренду свою долю грузоподъемности судна частным торговцам, получая от 20 до 40 фунтов за тонну. Однако такие предприимчивые люди, как Джардин, могли значительно с большей выгодой осуществлять собственные грузоперевозки. Карьера этого молодого человека (в последующем основавшего одну из крупнейших торговых компаний мира) ярко иллюстрирует изменения, произошедшие в мировой торговле в начале XIX века.

Хотя не сохранилось свидетельств медицинских способностей Джардина, он, без сомнения, выполнял свои обязанности добросовестно и в полной мере, так как уже в следующем плавании его повысили до корабельного хирурга. Но его настоящий талант относился к другой области. В течение шести рейсов на восток он сколотил приличное состояние на бартере серебра и товаров из Англии и Индии на товары из Китая (в основном, чай и шелк).

По стандартам XIX века его пятнадцатилетняя служба в Ост-Индской компании была достаточно рутинной, даже несмотря на тот факт, что 4 из 6 его путешествий пришлись на военное время. Во время своего второго путешествия в 1805 году «Брауншвейг» постигла злая судьба: близ побережья Шри-Ланки он был захвачен французами. Джардина отправили в тюрьму на мысе Доброй Надежды, принадлежавшем недавно завоеванной Наполеоном Голландии. Отсюда пленнику разрешили вернуться на родину на американском судне. Так как в компании было принято платить только за успешное плавание, жалование ему не выдали.

Вместе с тем, наиболее судьбоносным событием в этом путешествии было знакомство Джардина с колоритным и амбициозным торговцем-парсом Джамсетджи Джиджибоем, кто даже по стандартам своего времени выделялся экзотичностью. Хотя парсы этнически являлись индийцами и жили в районе Бомбея, они исповедовали зороастризм. Если принимать во внимание их персидско-индийские корни, неудивительно, что они принимали активное участие в торговле бассейна Индийского океана. Они торговали с Китаем, поставляя ему сырой и готовый хлопок, мирру, слоновую кость, акульи плавники и множество других товаров и заслужив репутацию «индийских евреев» ^{480} (при этом упускается из виду, что настоящие евреи жили в этой части континента многие тысячелетия, возможно даже со времен Соломона).

Джиджибой родился в 1783 году в бедной набожной семье. Он поступил в ученики к своему дяде, бутылочных дел мастеру. Вскоре юноше наскучила профессия, которую выбрала для него семья. Через год он отправился в Китай и за десять лет успел пожить в нескольких странах. Как и Джардин, он потерял деньги и товары после захвата «Брауншвейга», но в течение последующих сорока лет эти два собрата по торговому ремеслу заработали богатство и рыцарское звание (Джиджибой был первым в Индии, кто удостоился этой чести) путем авантюрной морской торговли между Индией и Китаем. Это называлось «провинциальной торговлей». ^{481}

Если Джардин являл собой новый тип английского торговца в Кантоне, то в лице чрезвычайного уполномоченного Линь Цзесюя амбициозный шотландец познакомился с китайским обществом и культурой. Линь происходил из семьи потомственных ученых и политиков. Он следовал традиционному меритократическому пути эпохи мандаринов: успешно сдал самые сложные экзамены и пошел вверх по государственной бюрократической лестнице. Он успешно проявил себя в таких должностях, как секретарь губернатора приморской провинции Фукиен, учитель в провинциальной академии, главный экзаменатор, окружной судья, соляной инспектор, член судейской комиссии, финансовый представитель, начальник речной охраны, губернатор провинции и генерал-губернатор провинции. Наконец в 1838 году он получил столь желанную для него должность чрезвычайного уполномоченного. В это же самое время он стал советником императора по опиумной политике, и как представитель императора противостоял Англии в той важной борьбе, которая и по сей день портит отношения между Востоком и Западом. ^{482}

* * *

Торговый мир, в котором вертелись Джардин, Джиджибой и Линь, жил в согласии с давно укоренившимися законами и традициями. В 1650 году маньчжурская династия Цин захватила Пекин и свергла династию Мин. Спустя несколько лет началось правление императора Канси, продолжавшееся с 1662 по 1722 год. Этот монарх был «азиатским вариантом Людовика XIV». В начале своего правления Канси отошел от изоляционистской политики Мин и открыл страну для торговли с иностранцами. Однако вскоре он взял обратный курс и установил жесткую систему дипломатических и торговых правил, известную как «Кантонская система», названную в честь города на юге страны, единственного из доступных иностранным торговцам. [53]53
  Кантонская система предусматривала девять правил. (1) Никаких военных судов в Жемчужной реке. (2) Никакого оружия в факториях. (3) Иностранные торговцы допускались в Кантон только в торговый сезон (с сентября по март). (4) Все экипажи китайских судов, нанимаемые иностранцами, должны быть лицензированы. (5) Число слуг у иностранцев было строго ограничено. (6) Посещение иностранцами собственно Кантона строго ограничивалось. (7) Не допускались контрабанда и предоставление кредита иностранцам. (8) Иностранные суда не должны были подниматься по течению выше острова Вампу. (9) Все транзакции осуществлялись через монополию факторий, санкционированную губернатором. См. Maurice Collis. Foreign Mud(New York: New Directions, 2002). P. 15.


[Закрыть]То, что Кантон был максимально удаленным от Пекина портовым городом, не было случайностью.

На момент первого приезда Джардина в Кантон главным европейским игроком в этой освященной веками системе был, конечно же, его работодатель – Ост-Индская компания (к тому моменту известная как Достопочтенная Компания). В течение более чем ста лет на ее монополию на торговлю с Восточной Азией постоянно покушались контрабандисты (среди которых попадалось все больше бывших сотрудников компании).

К концу XVIII века Достопочтенную Компанию все чаще стал терзать новый и более сильный внутренний враг – Адам Смит и его последователи, руководствующиеся в своих действиях новой наукой «политической экономии». Они внушали доверие, потому что не принадлежали ни к монополистам, ни к свободным торговцам. Как ни старались отстоять свою точку зрения Томас Мен и Джосайя Чайлд, они были директорами компании, получавшими выгоду от монополии в торговле с Востоком и, в то же время, страдавшими от нападок отечественных производителей текстиля. [54]54
  В 1772 году, за четыре года до публикации «Богатства наций» Смита хотели послать в составе комиссии Ост-Индской компании в Бенгалию для расследования преступления, но из-за парламентской оппозиции он не был отправлен. См. William J. Barber. British Economic Thought and India 1600-1858(Oxford: Clarendon, 1975). P. 88-89.


[Закрыть]И вот уважаемые ученые мужи, не имевшие финансовой заинтересованности в исходе дебатов, привели убедительные аргументы в пользу свободной торговли.

Подробный анализ действий Ост-Индской компании, проведенный Смитом, нанес ее монополии смертельный удар. Компания была не только крупнейшим коммерческим предприятием мира, но и королевской монополией. И неудивительно, что у Смита было много чего рассказать о ее делах.

Проведенный Смитом анализ политики компании в Индии и Китае невозможно правильно оценить без знания некоторых деталей истории Индии. В 1757 году молодой и дерзкий полковник Ост-Индской компании Роберт Клайв победил бенгальского наваба (могула) и его французских союзников в битве при Плесси. Эта победа подарила компании первую значимую территорию в данной части континента, площадью примерно со штат Нью-Мехико. Сейчас на этом месте находится Бангладеш и примыкающие области Восточной Индии. Что более важно, Клайв перенял древнее право Моголов «дивани», позволяющее вместо денег получать в качестве налогов часть продукции, производимой этой землей, в частности хлопок. [55]55
  Плесси было лишь одним из сражений Семилетней войны, по дарившей англичанам богатую добычу: не только Бенгалию, но так же Канаду и Малые Антильские острова.


[Закрыть] Испытывавшая недостаток в людях Ост-Индская компания теперь напрямую управляла небольшой частью Индии и поступила мудро, оставив управленческую структуру Моголов в неизменном виде. Один из эдиктов Ост-Индской компании отражал характер управления на местном уровне: «Не должно быть ограничений в том, сколько жен и наложниц захотят содержать принцы. Они не смогли бы употребить деньги более безопасным образом». ^{483}

Через 20 лет после битвы при Плесси Смит описывал Бенгалию как упадническое сообщество, где отсталые и невежественные жители «или погибнут с голоду, или вынуждены будут искать пропитания посредством нищенства или же тягчайших преступлений». ^{484}Он открыто возложил вину за такое скверное положение дел на Достопочтенную Компанию. Смит утверждал, что работа правительства – присматривать за своими подданными и быть уверенным, что множество предприятий могут соревноваться между собой в бизнесе и инвестициях капитала. Это было именно то, чего стремится избежать монополия. Таким образом, если позволить монополии управлять, это приведет к катастрофе, что и имело место после того, как Ост-Индская компания подавила свободную торговлю в Бенгалии и вызвала голод, уничтоживший шестую часть населения этих земель. ^{485}

В то время как сегодня имя Смита пользуется большим уважением, в свое время он был всего лишь одним из многих идеалистов. Он не имел значимого влияния на политику. Победа свободной торговли в Англии в течение XIX века была достигнута не экономистами, а их последователями, реалистами – капитанами индустриальной революции, владельцами манчестерских заводов, имевших очевидный интерес в открытии международных рынков для своих недорогих товаров.

Первая стычка состоялась с чартерным актом 1793 года, в котором парламент неохотно разрешил частным торговцам ежегодную квоту на перевозку трех тысяч тонн (грузоподъемность примерно пятнадцати судов). На «континентальную систему» Наполеона, запрещавшую союзникам Франции торговать с Англией, Великобритания ответила не менее печально известным «тайным советом» от 1807 и 1809 годов, направлявшим все суда, идущие в Европу, через английские порты. Это привело к войне 1812 года, в результате которой в Англию прекратились поставки американского хлопка. Внезапно оказавшись в зависимости от дорогого индийского хлопка и монополии Ост-Индской компании на его перевозку, владельцы ланкаширских фабрик пришли в ярость. Парламент отменил указ в 1812 году, но это было уже слишком поздно, чтобы остановить войну с американцами. В июле 1813 года парламент проголосовал за отмену монополии Ост-Индской компании в Индии. Так как Кантон на тот момент не был важен ни частным торговцам, ни ланкаширцам, компания сохранила свою монополию в Китае. Кантонская система просуществовала еще 20 лет. ^{486}

Кантонская система ограничивала бизнес европейцев лишь небольшим количеством уполномоченных китайских торговых компаний (называвшихся также факториями «Гон»). Кантон предоставлял иностранцам для колонии крошечную территорию (несколько сотен квадратных метров). Кроме того, торговцы не могли жить на ней постоянно, а только в течение нескольких месяцев между летним муссоном, с которым они приплывали, и зимним муссоном, надувавшим их паруса в обратный путь.

Дельта Жемчужной реки послужила сценой для драмы, сильно испортившей отношения между Востоком и Западом. Сначала взору прибывающего в Кантон моряка представала группа островов, закрывающих вход в залив на протяжении примерно 19 км. У западного конца гряды лежал небольшой мыс Макао, португальский торговый пост, а восточный край заканчивался островами Лантау и Гонконг с великолепным портом. Залив простирался на север на 64 км. Где-то в его середине находился остров Линтин, идеальное место для контрабандистов.

В северной оконечности залива находилось устье Жемчужной реки, так называемая протока Хумэнь (в переводе с китайского – «Врата тигра»). В ней император расквартировал большое количество артиллерии, чтобы защитить Кантон от вражеских и пиратских судов. С расположением этих пушек была одна проблема – они были фиксированы в одной позиции. Другими словами, из них нельзя было целиться. Как добавил один историк: «Они были не столько артиллерийскими орудиями, сколько фейерверком». Это обстоятельство самым болезненным образом подтвердилось в последовавшей вскоре опиумной войне. ^{487}Выше по течению река шла на север, а затем загибалась на запад, к Кантону. Длина речного маршрута составляла около 64 км. По его ходу располагалось множество небольших островов, наиболее важным из которых был Вампу у восточного берега Кантона. Кантонская система требовала, чтобы иностранные суда вставали здесь на якорь и перегружали товары на маленькие джонки.

Барьер между Востоком и Западом для Китая был не только географическим. Технически Китай вообще не участвовал в торговле. Вместо этого он принимал подарки для императора, который «отвечал» дарами заморским просителям. Однако на практике этот обмен не сильно отличался от обычной торговли в других азиатских империях. Китай ошибочно воспринимал Англию как своего вассала (подобно Сиаму). За это заблуждение пришлось заплатить высокую цену.

Непонимание друг друга в политике и торговле может быть одновременно трагичным и комичным. В 1793 году, когда Георг III отправил в Пекин лорда Джорджа Макартни в качестве посла, китайцы прикрепили к его лодке табличку с надписью: «Дань от Красных Варваров». Вопреки расхожей легенде, Макартни согласился выполнить обряд коутоу (комплекс движений, состоящий из девятикратно повторенной последовательности: поклона, коленопреклонения и касания лбом пола), но только при условии, что придворные императора сделают прежде то же самое перед портретом британского монарха, который Макартни предусмотрительно взял с собой. Шокированные китайцы вежливо отказались, поэтому ни одна из сторон в этот день не исполнила коутоу. ^{488}

Хотя некоторые европейцы научились говорить на китайских диалектах, китайцы почти никогда не учили ни один из европейских языков. Например, чрезвычайный уполномоченный Линь нанял самых лучших переводчиков, каких только смог найти. В дальнейшем оказалось, что их знание языка исчерпывалось уровнем пиджин-инглиш. Гораздо более важно, что пропасть, разделявшая Китай и Британию, имела культурную и классовую основу. В XVIII веке английские торговцы занимали в Британии самые высокие посты, в то время как в Китае уже много столетий торговцы причислялись к низам общества. ^{489}

Вначале Кантонская система вполне устраивала Ост-Индскую компанию. Фактории обладали монополией на торговлю с китайской стороны, а компания в течение предыдущего столетия эффективно вытеснила из Китая португальцев и голландцев и поэтому контролировала всю торговлю с европейской стороны. Следовательно, монополия факторий и монополия Ост-Индской компании подходили друг к другу как две детали паззла.

Но, если посмотреть глубже, все было не так хорошо. Во-первых, Ост-Индская компания могла опираться в финансовой политике на избыток капитала из Лондона, в то время как в Китае с трудом выживающий социум имел рудиментарный финансовый рынок, нищенский капитал и заоблачные цены. Это значительно ослабляло позиции факторий – партнеров Ост-Индской компании.

Высокий уровень цен – это палка о двух концах. С одной стороны, он позволял компании и зависящим от нее частным английским торговцам получить колоссальную прибыль, купив дешевый товар в Англии и продав его по астрономическим ценам в Китае. Но для Ост-Индской компании было невыгодно иметь хронически несостоятельных в финансовом плане торговых партнеров, которых постоянно надо было выручать. Даже сегодня международная торговля – рискованное предприятие и торговцам часто приходится терпеть убытки. Адекватный кредит для торговли – это то же, что высота для самолета: без него очень высока вероятность печального исхода на опасных поворотах бизнеса. Все предприниматели рано или поздно сталкиваются с потерей груза или с падением цен на рынке. Без достаточного резерва капитала и возможности занять деньги под низкий процент неизбежно банкротство. Если продолжить аналогию с самолетами, то фактории были летательными средствами, неспособными летать на безопасной высоте и, к тому же, одномоторными. В Китае не было системы страхования рынка: после пожара в Кантоне в 1822 году многие торговцы разорились. ^{490}

К середине XVIII века появилась еще одна проблема. В Англии все более увеличивался спрос на чай, однако интересы китайцев к английским товарам были сравнительно невысоки. По словам жившего в XIX веке английского торгового представителя Роберта Харта:

Китайцы имели лучшую в мире еду – рис, лучший в мире напиток – чай, лучшую в мире одежду – хлопок, шелк и мех. С этими и многими другими производимыми на родине товарами им незачем было тратить ни пенни, покупая что-либо из внешнего мира. ^{491}

Выручка за медь и технические новшества (единственное, чего Китай хотел от Запада) не покрывала даже малой части расходов на покупку чая. Англичанам приходилось платить за чай серебром. Записи Ост-Индской компании XVIII века свидетельствуют, что 90% экспорта из Англии в Китай составляли слитки. ^{492}Например, в 1751 году в Китай прибыло четыре британских судна, которые привезли товаров на сумму 10 842 английских фунтов и серебра на сумму 119 тысяч фунтов. ^{493}

Хотя английские товары не ценились в Китае, там пользовался спросом индийский хлопок, который в достатке имелся у Ост-Индской компании по праву «дивани» после битвы при Плесси. Китайцы и сами веками выращивали хлопок, но до 1800 года отечественной продукции было недостаточно, и им приходилось закупать у Индии как сырье, так и ткань. Установилась треугольная система, похожая на атлантическую: товары из Британии – в Индию, индийский хлопок – в Китай, а китайский чай – в Британию. Также Англия все больше и больше стала экспортировать в Индию и Китай изделия из хлопка ланкаширских фабрик.

К 1820 году из-за тяжелой экономической ситуации и увеличения собственных посевов спрос на индийский хлопок в Китае упал. Англичанам вновь пришлось вернуться к оплате чая серебром. Тут их взор обратился на другой продукт «дивани» – опиум. Основные его плантации располагались вокруг городов Патна и Варанаси, завоеванных Клайвом в 1757 году.

Люди уже несколько тысяч лет получали опиум из сока опийного мака, Papaver somniferum. Как и большинство современных культур, мак культивировался. Культурные формы плохо растут в дикой местности, поэтому в аграрном обществе относились к этим наркотикам столь же серьезно, как и к еде.

Вероятнее всего, впервые опиум стали употреблять в Южной Европе. Он был распространен в Древней Греции и Риме. В VIII веке н. э. арабские торговцы перевезли семена мака в более плодородные земли Персии и Индии, а затем и в Китай. ^{494}

На протяжении почти всей известной нам истории не было ничего позорного в том, чтобы употреблять опиум как обезболивающее, релаксант, стимулятор (для работы) и «социальную смазку» (т. е. средство для успокоения общества). Первыми начали курить опиум голландцы. В самом начале XVII века они добавляли несколько зерен мака из Индонезии к табаку из Нового Света. Китайцы, по-видимому, переняли эту практику у голландцев с Формозы (Тайвань). Отсюда опиумные трубки стали быстро распространяться в глубь континента. ^{495}В 1512 году Пиреш наблюдал торговлю опиумом в Малакке, задолго до того, как в эту торговлю включились англичане и голландцы. Это свидетельствует о том, что этот наркотик был ценным товаром на рынке стран Индийского океана еще до того, как Англия стала доминировать в этом регионе. ^{496}

В XIX веке европейцы поедали огромное количество опиума, а китайцы курили его. Так как ингаляция опиума вызывает большую зависимость, чем прием внутрь, было решено, что для китайцев он опаснее, чем для западных народов. В Англии садоводческие организации зарабатывали хорошие деньги, продавая обладающий особенно сильным действием мак домашнего разведения, хотя основная часть опиума поступала в Британию из Турции. Опиум без зазрения совести употребляли выходцы из самых разных слоев общества. Наиболее известные из них – поэт Сэмюэл Тэйлор Кольридж («Кубла Хан»), Томас де Куинси («Исповедь англичанина, употребляющего опиум») и Шерлок Холмс, персонаж Артура Конан Дойла. Наркотик продавался в Англии свободно до «Акта о фармации» от 1868 года. Другие западные страны не запрещали его использование где-то до 1900 года.

На момент завоевания Бенгалии Ост-Индской компанией португальцы уже в течение некоторого времени продавали в Кантоне опиум с Гоа. Китайские власти впервые запретили его использование в 1729 году, причем причины этого решения не вполне ясны. ^{497}К концу XVIII века Ост-Индская компания не могла быть замечена в прямом участии контрабанды опиума в Китай, так как это вызвало бы гнев императора. Вместо этого, Достопочтенная Компания, по словам историка Майкла Гринберга, «довела до совершенства технику выращивания опиума в Индии и избавления от него в Китае». ^{498}

Это было сделано путем строгого надзора за производством, поддержанием монополии на цены и контролем качества индийского звена цепи. Торговые марки Ост-Индской компании «Панта» и «Варанаси» (названные в честь индийских городов, в которых сосредоточивались основные службы, занимавшиеся опиумом) появились для того, чтобы подчеркнуть для китайских потребителей превосходство качества. После этого спрос на коробки с опиумом, носящим эти марки, повысился.

Ост-Индская компания продавала свою качественную продукцию частным торговцам (таким как Джардин), которые доставляли товар на остров Линтин в устье Жемчужной реки. Здесь существовала перевалочная база в плавучей крепости из корпусов судов у самого берега (а не у причала, как на острове Вампу, где разгружали легальный товар). Местные контрабандисты перевозили наркотики вверх по реке, не привлекая внимания кантонских инспекторов. Контрабандисты платили частным торговцам китайским серебром, которое последние клали в офисах Ост-Индской компании на счета, открытые для них компанией в Калькутте и в Лондоне. В свою очередь Ост-Индская компания использовала это серебро для покупки чая ^{499}. [56]56
  Единственное исключение из неучастия Ост-Индской компании в прямой продаже опиума имело место в 1782 году, когда из-за войны с Испанией не поступало серебра или товаров, чтобы оплатить чай, и генерал-губернатор Бенгалии, Уоррен Хастингс одобрил отправку двух судов с опиумом. См. Greenberg. Р. 108.


[Закрыть]

Популярный образ китайского народа и экономики, павших жертвами наркоторговли, неверен. Во-первых, наркотик был достаточно дорогим, и позволить его себе могли, в основном, мандарины и богатые торговцы. Во-вторых, как и в случае алкоголя, катастрофическая зависимость от опиума возникает лишь у небольшой части употребляющих его людей. Даже заслужившие дурную славу опиумные притоны не оправдывали свою нездоровую репутацию, как отметил разочарованный Сомерсет Моэм:

И когда вкрадчивый Евразии взялся проводить меня в опиумный притон, винтовая лестница, по которой мы поднимались, несколько подготовила меня к захватывающе жуткому зрелищу, которое мне предстояло вот-вот увидеть. Меня ввели в довольно чистое помещение, ярко освещенное и разделенное на кабинки. Деревянные настилы в них, застеленные чистыми циновками, служили удобным ложем. В одной почтенный старец с седой головой и удивительно красивыми руками безмятежно читал газету, а его длинная трубка лежала рядом. В другой расположились два кули, с одной трубкой на двоих, – они по очереди приготовляли ее и выкуривали. Они были молоды, крепки на вид и дружески мне улыбнулись. А один пригласил меня сделать затяжку-другую. В третьей кабинке четверо мужчин, присев на корточки, наклонялись над шахматной доской; дальше мужчина тетешкал младенца (загадочный обитатель Востока питает неуемную любовь к детям), а мать младенца – как я решил, жена хозяина, – миловидная пухленькая женщина, глядела на него, улыбаясь во весь рот. Это было приятное место, удобное, по-домашнему уютное. Оно чем-то напомнило мне тихие берлинские пивнушки, куда усталый рабочий может пойти вечером и мирно скоротать часок-другой. ^{500}

Академическое изучение потребления опиума в Китае подтвердило наблюдение Моэма: это был социальный наркотик, который повредил лишь малому проценту употреблявших его. Один из современных ученых утверждает, что хотя на момент 1879 года в Китае около половины мужчин и четверти женщин хотя бы раз употребляли опиум, лишь один китаец на сто человек выкурил достаточное количество этого наркотика, чтобы мог возникнуть риск зависимости. ^{501}

Император и мандарины были несколько возмущены деградацией, вызываемой опиумом, однако в большей степени их беспокоило нарушение баланса торговли, вызываемое наркотиком. Китаю был присущ такой же меркантилизм, как и любой европейской монархии XVII века. До 1800 года торговля чаем была (в терминах современной меркантилистской идеологии) сильно в пользу Китая. В Ост-Индской компании зафиксирована поворотная точка в 1806 году, когда поток серебра пошел в обратном направлении. После этой даты объем импорта опиума превысил объем экспорта чая. Впервые китайское серебро стало утекать из Поднебесной. После 1818 года серебро составляло уже одну пятую китайского экспорта.

В 1820-х годах влиятельная группа мандаринов начала кампанию по легализации опиума, чтобы снизить его стоимость и остановить отток серебра. Один из них, Сю Найчи, написал императору меморандум, заметив, что некоторые из наркоманов действительно деградировали, но нанесенный нации финансовый урон куда выше. Он рекомендовал легализацию с оговоркой, что опиум будет продаваться только по бартеру (предположительно в обмен на чай), а не за серебро. Активная циркуляция данного меморандума в Кантоне среди иностранных торговцев подарила им надежду, что легализация неизбежна. Однако предложение Сю потерпело поражение в ожесточенных битвах при императорском дворе. ^{502}

В начале XIX века Великобритании была подвластна лишь малая часть индийского субконтинента. Прошло немного времени, и торговцы-парсы (в частности, Джамсетджи Джиджибой) подключились к опиумному бизнесу Ост-Индской компании и стали продавать свой товар, называемый мальва (malva), из портов Малабара и Гуджарата. Мальвой назывался опиум, производимый не Ост-Индской компанией и поставляемый из западных портов (в противоположность брендам компании «Панта» и «Варанаси» из восточного порта Калькутта). Компания оценила преимущества централизации поставок мальвы из удобно расположенного порта в Бомбее и с 1832 года стала собирать с местных торговцев небольшую пошлину за транзит.

К началу XIX века монополия Достопочтенной Компании трещала по швам. Помимо использования независимых торговцев в доставке опиума в Китай, Ост-Индская компания начала лицензировать некоторых «провинциальных торговцев» на проведение легальной торговли на острове Вампу, используя всю оставшуюся власть монополии, чтобы держать этих предпринимателей «под каблуком». Американские торговцы мехом, возглавляемые Джоном Якобом Астором, добились первых послаблений в этой монопольной системе. Они начали продавать шкуры тюленей и морских выдр с северо-запада Тихого океана. Эти товары высоко ценились в Китае. [57]57
  Богатство Астора было обусловлено торговлей не только мехом, но также чаем и сандаловым деревом. В начале XIX века одно из пересекавших Тихий океан судов запаслось дровами на Гавайях. По прибытии в Кантон капитану предложили 500$ за тонну этого дерева. Астору удалось сохранять секрет своего бизнеса более 20 лет. За это время он вырубил на островах все сандаловые деревья и приобрел особняк на Манхэттене. См. статью «China and the Foreign Devils», Bulletin of the Business Historical Society»3, no. 6 (November 1929); 15.


[Закрыть]Ост-Индская компания опасалась обидеть агрессивную и непредсказуемую нацию, которая недавно жестоко разгромила Англию в Войне за независимость. Американцев оставили в покое.

Еще до появления торговцев мехом другие предприниматели (из Англии) придумали хитрость, позволявшую обойти монополию Ост-Индской компании, – дипломатическое прикрытие. В 1780 году англичанин Дэниел Биль отправился в Китай под австрийским флагом в качестве посла Пруссии. Он смог использовать свою должность для организации выгодных и свободных от контроля Ост-Индской компании торговых рейсов между Индией и Китаем. Другой англичанин, Джон Генри Кокс, крупный поставщик товаров в Китай, попытался избежать проблем с Ост-Индской компанией в составе шведской морской комиссии. Когда компания все же не пропустила его судно, он сменил шведский флаг на прусский. Польша, Генуя, Сицилия и Дания любезно (и, вероятно, за деньги) предоставляли британским торговцам дипломатические привилегии. ^{503}

Когда Джардин разбогател и в 1817 году вернулся в Лондон, он оставил службу в компании и организовал партнерство с другим бывшим корабельным хирургом Ост-Индской компании Томасом Уидингом. Последний получил от компании лицензию на частную торговлю в провинции. Эти двое объединились с парсом Фрамджи Ковасджи из Бомбея, ив 1819 году Джардин отплыл в Бомбей. Там он загрузил 649 ящиков мальвы, которую партнеры продали в Кантоне за $ 813 000. [58]58
  Китайские деньги переводились в универсальную валюту – испанские доллары. Испанский доллар (восемь реалов) был эквивалентен серебряному доллару США. Обменный курс составлял 5 долларов за фунт стерлингов.


[Закрыть](Далее в этой главе символ доллара означает испанский доллар, равный восьми реалам. Этот всем известный знак, вероятно, происходит от герба, отчеканенного на этих монетах.) Это должно было стать для Джардина началом серии выгодных контрабандных перевозок. В Бомбее он вновь связался с Джиджибоем, с которым у него тоже были давние и приносившие большую прибыль торговые дела. Там же Джардин познакомился с Джеймсом Мэтисоном. Позднее эти двое основали фирму, которая до сих пор носит их имена – «Джардин, Мэтисон & Со».

Мэтисон происходил из шотландской семьи, которая имела достаточно средств для покупки лицензии Ост-Индской компании на частную провинциальную торговлю. Это позволило ему избежать долгого пути «ученичества» в компании, который прошел Джардин. Вскоре Мэтисон стал «датским консулом» в Кантоне, что позволило ему избежать ограничений, накладываемых компанией.

Мэтисон придумал и другую хитрость, которая позже приобрела глобальные масштабы. В то время как перевозка товаров из Индии в Китай нарушала монополию Ост-Индской компании, можно было совершенно законно отплыть с товаром из Калькутты в Малаккский пролив (Малайзия), а из Малакки в Кантон. В 1822 году хитрый шотландец впервые применил эту дырку в законе, перегрузив товар с корабля на корабль в порту Сингапура, всего три года спустя после того, как Стэмофрд Раффлз основал этот город на болотистом малярийном острове. ^{504}

Богатство Мэтисона позволяло ему попутно заниматься наукой и журналистикой. Как и многие выдающиеся молодые предприниматели того времени, он разделял идеологию свободной торговли, изложенную Адамом Смитом в «Исследовании о природе и причинах богатства народов». В 1827 году Мэтисон основал первую англоязычную газету в Китае «Кантон реджистер», в которой печатались местные торговые новости, цены на опиум и тенденциозно критиковалась тирания Ост-Индской компании. В этом же году, после смерти своего партнера, испанца Ксавьера Ириссари, Мэтисон информировал своих китайских клиентов, что с этого момента управление всем его бизнесом поручается Уильяму Джардину. К 1830 году новая фирма, «Джардин, Мэтисон & Со», перевозила контрабандой в Китай около 5000 ящиков опиума в год. Как молодая и энергичная организация, она добивалась успеха во всех направлениях.