Текст книги "Шифр Александра"

Автор книги: Уилл Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

– Воинствующий!

– А где вы учились?

– В Кембридже.

– О! – Гейл поморщилась.

– Что такое? – удивился Нокс. – Даже не представляю, как можно не любить Кембридж!

– Дело не в самом Кембридже, а в одном человеке, который там учился.

– Он тоже археолог? – усмехнулся Нокс. – Прекрасно! Кто такой?

– Не думаю, что вы знакомы, – ответила Гейл. – Его зовут Дэниел Нокс.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

– Чудесно! – Огюстен даже захлопал в ладоши, когда Нокс пересказал ему события прошедшего вечера. – Это же просто чудесно! И что ты?

– А что я? – проворчал Нокс. – Сказал, что никогда не слышал о таком, и сменил тему.

– И ты понятия не имеешь, откуда такая неприязнь? Может, ты оттрахал ее однажды, а потом забыл позвонить?

– Нет.

– Уверен? Со мной такое частенько случается.

Нокс нахмурился.

– Не сомневаюсь.

– Тогда что?

– Не знаю. – Он беспомощно развел руками. – Даже придумать ничего не могу. Разве что…

– Что?

– Нет, не может быть… – Он вдруг густо покраснел и хлопнул себя по лбу. – О Господи!

– Что?

– Ты, идиот, сказал, что ее зовут Гейл Дюма. Может, не Дюма, а Боннар?

– Какая разница, Дюма или Боннар? Ладно, если она Гейл Боннар, то что тогда?

– Тогда она – дочь Ричарда. Вот в чем все дело. – Он вздохнул и уныло добавил: – Неудивительно, что Гейл меня ненавидит.

2

Хотя балконная дверь и оставалась открытой, в комнате все равно было душно. И зачем она только помянула этого Дэниела Нокса! Марк сразу как-то изменился, перескочил на другую тему и вообще поник. А ведь до того все складывалось как нельзя лучше. Вот уж действительно, язык мой – враг мой. Конечно, Марк знал Нокса. Было бы удивительно, если бы два археолога, учившихся в Кембридже примерно в одно время, не были друзьями или по крайней мере знакомыми.

Причины для ненависти бывают разные. Кого-то ненавидят по принципиальным соображениям. Кого-то – в силу личных обстоятельств. Каждый раз, когда Гейл думала о Дэниеле Ноксе, которого ни разу не встречала, в душе ее сплетались, как две змеи, ненависть личная и ненависть принципиальная. Ее мать пела в ночном клубе. С отцом у нее случился короткий роман, за которым последовали беременность и вынужденный брак, не имевший с самого начала абсолютно никаких перспектив, особенно после того, как Ричард понял, что его привлекают не столько женщины, сколько мужчины.

Гейл исполнилось четыре, когда он не выдержал и сбежал в Египет. Мать, потрясенная тем, что прожила столько лет с гомосексуалистом-мужем, и переживающая закат недолгой карьеры, выместила обиду и разочарование на дочери. Она всегда искала утешение в крепких напитках, потребляя без разбора все, что попадалось под руку, пока однажды, накануне своего пятидесятилетия, не совершила ошибку, обошедшуюся ей слишком дорого.

В детстве Гейл держалась как могла, терпя и материнский гнев, и жестокость, и невнимание, но вечно так продолжаться не могло. В конце концов она, наверное, рехнулась бы, не выдержав постоянного напряжения, если бы не следила за давлением, уезжая каждое лето на месяц к отцу, проводившему раскопки то в Северной Африке, то в Леванте. Эти отлучки из дома были для нее настоящим праздником.

В свое семнадцатое лето Гейл должна была отправиться в местечко к западу от Маллави, что в Среднем Египте. Целых одиннадцать месяцев она изучала коптский, иероглифический и иератический языки, дабы доказать свою пригодность в экспедиции и заставить отца признать, что без нее он как без рук, и согласиться принять ее на постоянную работу. Но за три дня до вылета он сам неожиданно объявился в их парижской квартире. Мать закатила очередной скандал и категорически запретила ему видеться с дочерью. Гейл стояла за дверью гостиной и слушала. Работавший в ее комнате телевизор то и дело взрывался неестественным смехом, так что услышала она не все. Но достаточно. Отец откладывал командировку в Маллави, чтобы уладить какие-то неотложные личные дела, а значит, о поездке Гейл не могло быть и речи, поскольку потом начинались занятия в школе.

Тот сезон принес отцу триумфальный успех. Через восемь недель он нашел птолемеевский архив, признанный настолько важным, что работы в Маллави взял под личный контроль будущий генеральный секретарь Верховного совета по древностям Юсуф Аббас. Гейл в это время была дома. Ее место в экспедиции занял молодой египтолог, выпускник Кембриджа и подающий большие надежды исследователь Дэниел Нокс. Именно за ним Ричард Боннар прилетал в Европу! Оскорбленная предательством, Гейл отвернулась от отца. Он пытался связаться с ней, объясниться, но она не дала ему такого шанса. И хотя увлечение Египтом не прошло, а египтология стала ее профессией, она не ездила туда, пока отец был жив и пока Елена не застала ее врасплох неожиданным предложением.

Нокса она не знала и знакомиться с ним не имела ни малейшего желания. Но он после смерти отца прислал письмо с соболезнованиями, содержавшее трогательный рассказ о последних годах жизни Ричарда Боннара. Нокс утверждал, что отец постоянно говорил о ней, что он погиб, сорвавшись со скалы в Западной пустыне, что спасти его не было никакой возможности и что, умирая, он думал о ней. Странно, но письмо тронуло ее и одновременно утешило. Потом пришла посылка из оазиса Сива с личными вещами и документами отца. Был там и полицейский отчет о несчастном случае с показаниями двух проводников, которые утверждали, что Нокс мог бы при желании спасти Боннара, но ничего для этого не предпринял. Оба свидетельствовали также, что смерть последовала почти мгновенно и что к тому времени, когда они и Нокс спустились, тело уже остыло. Следовательно, никаких последних распоряжений он отдать уже не мог. Письмо Нокса было ложью. Все было ложью.

До получения отчета Гейл ненавидела Дэниела Нокса исключительно по принципиальным соображениям. Получив отчет, она возненавидела его лично.

3

Еще будучи солдатом, Нессим изучил физиологию страха. Знание того, что происходит в твоем теле, помогает контролировать его. Сердце бьется быстрее и дыхание становится жарким; металлический привкус во рту – работа желез, закачивающих в систему адреналин перед дракой; пощипывание в кончиках пальцев, опустошение кишечника и мочевого пузыря – это кровь перераспределяется туда, где в ней большая потребность.

Набирая номер Хасана, он стоял у окна в комнате отеля и смотрел на широкую реку с высоты десятого этажа.

– Ты его нашел? – спросил Хасан, когда их соединили.

– Еще нет, господин. Но подвижки есть.

– Подвижки? – язвительно переспросил Хасан. – Ты и вчера говорил мне о подвижках.

– У меня сильная команда.

– Команда. Это хорошо.

– Да, господин.

Команда и впрямь подобралась хорошая. Старые товарищи, готовые поработать и не раз доказавшие свою надежность и умение держать язык за зубами. Каждый получил необходимую информацию: имя объекта, номер машины, фотографии и еще кое-какие сведения. Одни вели наблюдение по тем адресам, где жили знакомые Нокса, другие проверяли отели и вокзалы. Нессим договорился о том, чтобы мобильный Нокса взяли на контроль, и как только телефон включится, у них будут его координаты с точностью до сотни метров. Банковские счета и кредитные карточки, если он попытается снять наличные, тоже могут навести на след беглеца. В Египте возможно все – если есть деньги.

– Послушай, мне не нужны подвижки. Мне нужен Нокс.

– Да, господин.

– Позвони завтра. Я жду хороших новостей.

– Да, господин.

Нессим положил трубку. Рука дрожала. Он опустился на кровать. Вытер взмокший лоб. Еще один симптом. Полный набор. Может быть, снять деньги со счета и просто исчезнуть? Но Хасану слишком много о нем известно. И не только о нем. О его сестре. О Фатиме и их сыне. Да и профессиональная гордость не позволяла прятаться в кусты только потому, что проблема оказалась слишком трудной и в воздухе запахло бедой. Нессим взял со стола папку с досье Нокса и, наверное, в десятый уже раз пробежал глазами по почерневшим строчкам. Информация не пополнялась несколько лет. Некоторые из указанных в досье сменили адрес или вообще покинули Египет. Других просто не найти. Но ничего лучшего у Нессима не было, так что оставалось только надеяться на удачу и молиться.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1

Рано утром Огюстен и Нокс первым делом отправились на раскоп, горя желанием поскорее приступить к делу и надеясь, что рабочие уже откачали воду из каких-то помещений. Оба хорошо знали, какие трудности их ожидают. Известняк – камень чрезвычайно пористый и воду впитывает, словно огромная губка. Как только помпа заработает, эта губка начнет освобождать свой резервуар, восстанавливая нарушенный баланс. На многое рассчитывать не приходилось, по крайней мере с имеющимися в их распоряжении средствами, но какое-то время выиграть можно.

Однако, едва прибыв на место, археологи поняли – случилось нечто серьезное. Помпа хрипела, как догоняющий автобус завзятый курильщик. Они поспешили вниз. Судя по всему, древние печати на нескольких нишах не выдержали, и вода разлилась по полу македонского захоронения. Под мутной жижей тускло мерцали лампы.

Огюстен метнулся наверх, торопясь выключить насос. Нокс отсоединил кабели, потом разулся, стащил брюки и начал собирать лампы и вентиляторы, складывая их на ступеньки лестницы. Помпа заглохла, в шлангах заурчало. Подождав немного, Нокс снова подсоединил кабели и осмотрелся. Спустившийся на пару ступенек Огюстен горестно вздохнул и покачал головой:

– Merde! [5]5
  Черт! (фр.).


[Закрыть]Мансур мне яйца оторвет.

– Мы можем спустить помпу сюда?

– Я только договорился, чтобы ее привезли. Откуда мне знать, как эта штуковина работает? – проворчал француз, но тут по его лицу разлился свет озарения. В следующее мгновение он исчез, а через минуту вернулся с четырьмя корзинами и, бросив две Ноксу, принялся собирать воду.

– Ты это серьезно? – удивился Нокс.

– Есть идея получше? – огрызнулся Огюстен.

Ноксу ничего не оставалось, как последовать его примеру. Воды в корзины вмещалось много, таскать их было тяжело, а резина оставляла на пальцах красные полосы. Они успели сделать несколько ходок, когда появились первые рабочие. Увидев, что случилось, они схватили корзины и поспешили на помощь. Вскоре собралась вся команда. После дюжины корзин коленки у Нокса дрожали, а руки онемели. Решив передохнуть и не мешать другим, он вышел в главный зал. Вопреки его ожиданиям идея Огюстена полностью себя оправдала. Уровень воды значительно понизился, и выступившие верхние ступеньки разделили оба зала и двор на три отдельных водоема. Присев на корточки и опустив распухшие пальцы в холодную воду, Нокс заметил кое-что любопытное. Уровень воды в главном зале был ниже, чем в соседнем помещении, и ниже разделяющих их ступенек.

Усталость мгновенно улетучилась. Поднявшись, он вернулся во внутренний дворик.

– Есть у кого-нибудь спички?

2

Прибыв на раскоп, Гейл сразу поняла, что произошло. Она еще не закончила фотографировать главный зал, а потому первой ее реакцией было беспокойство – уж не упустила ли она свой шанс. Сбросив туфли и закатав брюки, девушка спустилась вниз, чтобы самой оценить масштаб бедствия. Ее новый знакомый уже был там и, стоя по колено в воде, бросал по углам сломанные спички.

– Лишние зубочистки?

– Посмотрите, – сказал он, указывая на передний зал. – Видите? Уровень воды там выше.

Гейл сразу поняла, что это значит.

– Хотите сказать, что она уходит туда?

– Вот именно, – кивнул Нокс. – Вероятно, помещение вырублено в более твердой, скорее всего скальной породе. – Он разбросал последние спички, наблюдая за тем, как они дрейфуют друг к другу.

– Мне вчера было хорошо, – негромко сказала Гейл.

– Мне тоже.

– Может быть, повторим как-нибудь.

– С удовольствием, – ответил он и тут же поморщился. – Послушайте, Гейл, мне нужно кое-что вам сказать.

– Насчет Нокса, да? Он ведь ваш друг?

– Здесь не самое подходящее место. Может, я зайду к вам вечерком?

Она улыбнулась.

– А потом сходим куда-нибудь, хорошо? Сегодня я угощаю.

За спиной у них зашлепали торопливые шаги, из-за угла появился Мансур. За ним следовала Елена.

– Что тут происходит? – загремел египтянин.

Гейл посмотрела на нового знакомого, ожидая его объяснений, но тот опустил голову, схватил корзины и исчез. Мансур и Елена проводили его недоуменными взглядами.

– Это еще кто такой? – спросил Мансур.

– Приятель Огюстена. Дайвер. – Гейл пожала плечами. – Возможно, это он придумал привезти сюда насос.

– Ага! Ну что ж. Надеюсь, он не думает, что я злюсь на него. А вот с Огюстеном хотелось бы потолковать. – Мансур пожал плечами, вероятно, удивленный странным поведением приятеля француза. – А спички для чего?

Гейл привлекла его внимание к разнице в уровне воды.

– Оттуда ее никто не вычерпывал. Мы решили узнать, куда она уходит.

– И что?

– Спички дрейфуют к постаменту. – Все трое направили лучи фонариков в одно место – туда, где из-под воды поднимались серебристые струйки воздушных пузырьков. – Акил из тридцати трех. Лучший из всех и почитаемый выше многих.

– Надпись над входом? – нахмурился Мансур. – Что в ней такого?

– Греки любили каламбурить.

– Ладно, выражайтесь яснее, – буркнула Елена.

Гейл сделала серьезное лицо – а то еще сочтут ее сумасшедшей.

– Надпись не нужно понимать так, будто остальных почитали меньше.

Мансур рассмеялся и пристально посмотрел на нее:

– Вы ведь фотограф, да?

Она покраснела, чувствуя на себе обжигающий взгляд Елены.

– Вообще-то я занимаюсь языками.

– Нужно привести сюда Ибрагима, – сказал египтянин. – Пусть увидит все сам.

3

Нокс нашел приятеля внизу, где тот уже надевал водолазный костюм.

– Что Елена? Узнала тебя?

– Кажется, нет. А тебя Мансур не поймал?

– Не успел. – Огюстен потряс рукой, словно обжегся. – Уф! Как вареный омар. – Он ткнул пальцем в воду под ногами. – Мудрец знает, когда исчезнуть с глаз. Ты со мной?

– Конечно.

Несмотря на поломку, насос успел хорошо поработать ночью, так что воды осталось по голень. Лабиринт открылся им во всей своей запутанности, со сложными переходами и залами, так что друзья только переглядывались и качали головами, понимая, как им повезло выбраться из него живыми. В одном помещении они обнаружили стену с намеченными краской нишами, вырезать которые, по-видимому, не успели. Почему, стало ясно, когда Нокс увидел дыру в потолке – возможно, кто-то из рабочих просто провалился через пол. Он посветил фонариком.

– Посмотри-ка сюда.

Огюстен подошел поближе.

– Что за черт?

– Помоги.

Француз подставил руки, Нокс подтянулся и пролез в верхнюю камеру. Она оказалась достаточно большой и высокой, чтобы стоять в полный рост. Он провел рукой по шершавой стене, сложенной из блоков, скрепленных рассыпающимся пылью раствором.

– Дай руку, черт возьми, – проворчал Огюстен. – Я тоже хочу посмотреть.

Огляделись. Вправо вел узкий коридор. Небольшой проем в конце его выходил к другому коридору, тоже сложенному из блоков, а вот внешняя стена третьего уже представляла собой скальный грунт. Получалось, что помещение площадью примерно в шесть квадратных метров разделялось внутренними стенами на три коридора, соединявшихся друг с другом в конце и образовывавших фигуру наподобие буквы «Е». Они прошли до конца центрального коридора. Пять ступенек вели вверх, потом поворачивали под прямым углом, и следующий пролет уходил в потолок. Сверху доносились глухие удары, от которых со стен осыпалась пыль.

– Господи, – пробормотал Нокс, – это еще что такое?

Огюстен постучал кулаком по потолку, и его губы растянулись в улыбке.

– Ротонда. Это, должно быть, первоначальная лестница. Да. Македонцы зарылись слишком глубоко и достигли уровня грунтовых вод. Что делать? Они построили эти вот опорные стены, выложили новый пол, покрыли его мозаикой. А лет через пятьсот сюда случайно провалились строители некрополя.

4

К тому времени как Ибрагим появился на участке, воду из главного зала уже откачали полностью. Спустить вниз тяжелое грузовое оборудование оказалось задачей не из легких, так что Мансур призвал на помощь Мохаммеда. Вдвоем они подсунули ломы под плиту, поднатужились, и каменная глыба медленно и неохотно поддалась, протестуя громким скрипом против вмешательства в ее многовековой покой. Зазор достиг нескольких дюймов, но на большее просто не хватало сил – мышцы взбугрились, ломы прогнулись от напряжения, однако дальше дело не шло.

Ибрагим и Елена, опустившись на колени, посветили под плиту фонариками, но обнаружили только круглую, около метра в диаметре, черную дыру в полу. Плита оказалась настолько тяжелой, что даже Мансур и Мохаммед не могли удерживать ее долго. Археолог сдался первым, предупредив криком напарника; потом отпустил Мохаммед. Плита грохнулась на место, во все стороны ударила пыль. Ибрагим закашлялся и отступил.

– Ну? – спросил Мансур, отряхиваясь.

– Шахта, – ответил Ибрагим.

– Хотите, чтобы мы сдвинули плиту? – поинтересовался Мохаммед.

– А это возможно?

– Понадобится дополнительная помощь и кое-какое оборудование, но мы ее уберем.

Все выжидающе посмотрели на Ибрагима, однако тот медлил с ответом. Николай обещал двадцать тысяч долларов, но пока поступила только половина, остальное обещали прислать по завершении работ. И лишь при условии достижения положительного результата. Катерина сделала особый упор на слове «положительный», дав понять, что отсутствие находок положительным результатом считаться не будет. Держать открытие в секрете он не мог – Елена уже видела шахту. В какой-то момент перед глазами встала больная дочь Мохаммеда, жизнь которой висела на волоске.

– Минутку, – сказал Ибрагим. – Мне нужно позвонить. – Пригласив Елену следовать за ним, он поднялся наверх и набрал номер Драгумиса. В трубке заиграла музыка. Египтянин с грустью потер переносицу.

Музыка оборвалась.

– Да? Это Николай.

– Ибрагим. Из Александрии. Вы сказали позвонить, если мы что-то найдем.

– И?

– Под македонским захоронением есть что-то еще. Возможно, шахта.

– Шахта? – Голос Драгумиса зазвенел от волнения. – Куда она ведет?

– Скорее всего никуда. Чаще всего так и бывает. Но чтобы в этом убедиться, нужно поднять плиту. Я только потому звоню, что вы просили держать вас в курсе.

– Верно.

– Я собираюсь сдвинуть плиту. Позвоню вам, как только…

– Нет, – решительно оборвал его грек. – Я сам там буду.

– Но у нас нет времени, – заволновался Ибрагим. – Мы должны…

– Завтра во второй половине дня, – стоял на своем Николай. – Буду к часу. До тех пор ничего не предпринимайте. Вы меня поняли?

– Да, но ждать чего-то особенного не стоит. Вы проделаете такой путь, потратите время. А потом окажется, что там ничего…

– Я должен присутствовать при этом, – бросил грек. – Решено. Имейте в виду, туда никто не должен попасть. Обеспечьте охрану. Поставьте стальные ворота.

– Да, но…

– Сделайте это. Счет пришлете Катерине. И я хочу поговорить с Еленой. Она там?

– Да, но…

– Передайте ей трубку.

Ибрагим беспомощно пожал плечами:

– Он хочет поговорить с вами.

Она кивнула, взяла телефон и, отойдя в сторонку, повернулась к нему спиной – чтобы не подслушал.

5

Закончив разговор с Еленой, Николай положил трубку, откинулся на спинку кресла и постарался восстановить дыхание. Вот так новость. Дэниел Нокс в Александрии! Мало того, на раскопе. В самое неподходящее время. Он поднялся, подошел к подоконнику, потер поясницу.

Дверь открылась. В кабинет со стопкой бумаг вошла Катерина. Увидев, что шеф разминает спину, она улыбнулась.

– Что случилось? Уж не Дэниел ли Нокс, случайно, позвонил?

Он посмотрел на нее так, словно собирался покрошить на кусочки.

– О! – Она положила бумаги на стол и торопливо ретировалась.

Николай снова сел. Мало кому удавалось доставить ему столько неприятностей, как это получилось у Нокса. Десять лет назад англичанин на протяжении шести недель вел возмутительную кампанию клеветы против его отца и компании, а они слушали, смотрели и… ничего не делали. Отец распорядился не трогать Нокса, и слово отца было законом, но пережитое унижение не забылось. Николай подался вперед и нажал кнопку громкой связи.

– Простите, господин, – выпалила Катерина, прежде чем шеф успел что-то сказать. – Я не хотела…

– Забудьте, – коротко оборвал ее Николай. – Завтра после полудня мне нужно быть в Александрии. Наш самолет свободен?

– Полагаю, что да. Сейчас проверю.

– Спасибо. И еще… Тот египтянин, у которого мы в свое время покупали папирусы, он ведь, если не ошибаюсь, и другими делами занимается? – Растолковывать, о каких именно делах идет речь, Катерине не было нужды.

– Господин Муним? Да.

– Хорошо. Найдите, пожалуйста, его номер. У меня для него работа.