Текст книги "Фонд"

Автор книги: Уэс Демотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Делать этого не следовало. Большой Человек был молниеносен. Он слишком умен, его реакция слишком быстрая, и он слишком хорошо читает ее мысли. Мелиссе никогда не удалось бы превзойти его в скорости и тем более одержать над ним победу.

– Что бы я ни знала, все останется при мне. Нужно быть идиотом, чтобы думать, будто я стану сидеть здесь и болтать с вами о работе моего отца.

Он задвигался на кровати и оказался ближе к ней. Большой Человек не выглядел обеспокоенным. Она продемонстрировала ему свою скорость, он сделал то же самое. У нее не было ничего такого, что могло бы заставить такого мужчину, как он, почувствовать беспокойство.

– Возможно, я попытаюсь помочь вам, а может быть, стану вашим заклятым врагом. Вы должны сами решить, каким мне быть, а потом либо последовать моему совету, либо отвергнуть его.

Она подвинулась поближе, может, для того, чтобы держать его в состоянии неопределенности. Он не отодвинулся.

– И каков же ваш совет?

– Оставьте при себе то, что вам известно об отце. Я наблюдал за вами многие годы, думая, что вы, возможно, намереваетесь каким-то образом отомстить. До сих пор я не замечал, чтобы вы использовали то, что могли знать. И мой совет состоит в том, чтобы вы не сделали этого теперь.

Она пристально смотрела на него, размышляя о его лице. Возможно, она видела этого человека раньше? В магазине или в кабинете конгрессмена, а то и в гостиной отца? А может, и нет.

– Это все?

Он встал и, сохраняя приличную дистанцию, направился к двери.

– Последнее. Результаты расследования или ваше наследство создавали ощущение, что кто-то пытается взять рычаги управления делом вашего отца в свои руки? Я уверен, вам известно о том, что многие годы об этом было полно слухов.

Она сделала два шага в его направлении, два из пяти, остающихся до него.

– Даже если бы я знала, неужели вы думаете, что сказала бы вам?

– Нет.

– В таком случае вы неглупы. Возможно, даже достаточно сообразительны, чтобы понять: я собираюсь уничтожить вас и подобных вам презренных людишек. Когда я закончу, от дела моего отца не останется ничего. Так что на вашем месте я бы глаз не смыкала, думая о том, что кто-то другой возьмет власть.

Он улыбнулся.

– Слишком самоуверенное утверждение.

– Могу я теперь уйти?

Большой Человек распахнул дверь настежь – явное приглашение идти.

– Нет.

Он вышел из камеры, начал закрывать дверь, но остановился, словно ожидал, что она начнет просить.

Мелисса отвернулась и стала смотреть на стену. Неужели он мог подумать, что она из тех, кто просит?

Джек Кейн нагнал Джиттерса у мужского туалета. Джиттерс протер глаза и зачесал волосы на заживающую безволосую часть черепа. Однако продолжал дергаться, переполненный страстным желанием отомстить.

– Зайди сюда на минутку, Джиттерс.

Говоря это, Кейн улыбался. Джиттерс последовал за ним в ванную комнату.

– Не начинай называть меня этим прозвищем и никогда не прикасайся ко мне так, как сделал это. Мне наплевать на то, кто ты есть. Если прикоснешься ко мне хотя бы еще раз, я…

Кейн повернулся и схватил Джиттерса. Он крутил им как хотел, потом освободил рукоятку ножа от пальцев Джиттерса и глубоко вонзил этот нож мускулистому Джиттерсу в бок, прикрывая при этом свободной рукой ему рот. Глаза у Джиттерса остекленели, а тело окоченело. Впервые и навсегда.

Кейн по своей привычке убрал руку со рта, чтобы услышать последние слова жертвы.

– Почему? – прохрипел Джиттерс. – Почему, Джек?

Кейн знал, почему, хотя Джиттерс этого никогда не понял бы. Теперь он сам принимал решения, кто хороший, а кто плохой. В основе этих решений лежали не служебные полномочия, не проблемы «Диллон», не политическая паранойя. Действовали его собственные побудительные мотивы.

– Потому что пришло твое время, Джиттерс.

Джиттерс соскользнул с ножа и рухнул на пол. Кейн отошел в сторону и помыл руки. Он смыл пятнышки крови с рукава, потом позвонил по сотовому телефону в службу безопасности «Диллон», подождал двадцать секунд и вышел в вестибюль. По вестибюлю в его сторону бежали два тюремщика в униформе с пистолетами в руках.

Кейн дождался их приближения.

– Спрячьте свои пистолеты. В это помещение не входите. Скоро здесь появится группа по чрезвычайным ситуациям. И никого сюда не пускайте. Понятно?

Они не понимали. На самом деле ему и не хотелось, чтобы они понимали. Он просто желал, чтобы ребята стояли у двери и делали то, что приказано, – охраняли место преступления до прихода экспертов.

– Слушаемся, сэр.

– Спасибо.

Он ушел. На КПП взял удостоверение личности агента ФБР Джиттерса и пистолеты – свой и его.

Глава девятая

Джеймисон пробыл в музее Смитсона еще час. Он бродил по залам и устраивал засады на любых людей, которые могли перехватить телефонный разговор с Блевинсом, состоявшийся вчера вечером, или проследить за Блевинсом сегодня утром. В зоне сплошного поражения пистолета Джеймисона проходили дети с дешевыми камерами в сопровождении пузатых мужчин в свитерах и страдающих излишним весом мам в кроссовках. Никто из них не приводил в действие его датчиков, воспринимающих сигналы опасности, а череда представителей человечества завышенных размеров вызывала соблазн игнорировать свои защитные реакции и снова подумать, не преувеличивает ли он потенциальную опасность. Пока Питер не видел никого, кто мог бы вызвать его беспокойство.

Но ведь именно так и убивают людей, он это знал. Достаточно хотя бы слегка позволить себе усыпить бдительность, как ты либо зацепишь проволоку мины натяжного действия, либо не заметишь малейшего признака опасности, который мог бы спасти тебе жизнь.

Джеймисон спустился по эскалатору и вышел на авеню Конституции, присоединившись к толпе туристов и федеральных чиновников. Он не обращал внимания на них, а пребывание в среде живых дополнительного успокоения не приносило, потому что он во все более ускоряющемся темпе вовлекался в войну, точно так, как это происходило с ним несколько лет назад. Владеющее им безотчетное чувство подсказывало, что война обусловливает наличие потерь. Его роль в ней была все той же, будь то среди железобетонных громад, в земляных норах или в зарослях бамбука. Он был вооружен, раздражен и готов убить всякого, кто захочет покуситься на его жизнь. Где бы то ни было – это была война, а невинные люди вокруг него являли собой случайные одиночные открытые цели для снайпера, который мог оказаться впереди, или «бомбиста», который мог находиться на другой стороне улицы с передатчиком в руках.

Прошлую ночь он прятался, пребывал в бегах, тщетно пытался разобраться в окружающем и думал над тем, во что все это может в конечном счете вылиться. Но они взяли Мелиссу, и это уже слишком. Агенты ФБР, возможно, те самые, что убили Броновича, арестовали ее и убили партнера Блевинса. Представить себе, что в руках ФБР она будет в большей безопасности, он не мог. Ему хотелось вернуть ее. Питер все время думал о вчерашнем утре, когда Мелисса выходила из-под душа с мокрыми волосами и чувственной улыбкой на губах, и о том, как смотрела на него, только одним взглядом сводя с ума.

Это означало, что он охотился на людей, искал кого-то, кто мог бы не пускать ее к нему. И никакого значения не имели ни значок, ни униформа, ни фальшивые имена, которыми они пользовались, чтобы спрятаться от него. Покинув музей, он шел по улице с независимым видом, нарываясь на неприятности. Он вышибет ответы из своих жертв, как только борьба закончится. Так что он сознательно являл собой удобную цель в расчете на то, что они обстреляют его.

Ходьба усилила озлобление, и он был возмущен тем, что никто не появлялся. Но где же они? Питер пересекал улицы на красный свет, шел по краю водосточной канавы, делал все, чтобы привлечь к себе внимание. При этом он все время скрипел зубами, чуть не ломая их. Он был взбешен, но не слабоумен. «Неуправляемый псих» активизировался, но он сдерживал его. До сих пор Джеймисон только дважды наблюдал неподконтрольное безрассудство «неуправляемого психа», и отнюдь не желал повторения.

Мелисса, благодарение Богу, никогда «неуправляемого психа» не видела, но однажды была близка к подобному состоянию, в тот единственный раз, когда он исчез на американской земле. А вот Блевинс – видел. Он знал, на что способно это дикое животное, и Джеймисон был уверен, что тот ничего не забыл. Да и кто бы мог забыть такое?

Они несли патрульную службу. Шел очередной жаркий, вонючий день в поливаемой тропическими дождями Юго-Восточной Азии. Они с трудом плелись по джунглям, пробиваясь сквозь сплетение лиан в полной боевой выкладке и с сознанием грозящей им опасности. Они несли на себе смертоносное вооружение, которое пугало их своей убойной силой. Их снаряжение весило сорок фунтов вместе с письмами и фотографиями родных, аэрозольными средствами против насекомых, куревом, питьевой водой, гранатами, тальком для ног, сухими носками, личным оружием и М-16 в придачу. Они пробирались сквозь густые заросли бамбука и очень хотели остаться в тот день в живых, зная, что кто-то из них все-таки умрет.

В этом не было ничего от кино. Приходилось идти вдоль тропинок и видеть сны наяву о доме, об обеде с чистыми руками, о сне в сухой постели. Или о том, как ты целуешь девушку и прикасаешься к ее груди. А еще о том, что начинаешь день с горячего завтрака, а потом идешь на работу, где, для того чтобы получать жалованье, тебе не нужно убивать незнакомых людей. О таких вот простых вещах.

Сколько раз им приходилось вот так пробираться сквозь такие же джунгли, чтобы вызвать огонь на себя? И почему армия не позволяла им просто пойти и убить вьетнамца? Черт побери, любой салажонок знал, был уверен, что знает, где найти их. Только начальники, протирающие штаны в штабе, похоже, пребывали в полном неведении.

Но они осторожно пробирались в колоннах по одному, держась подальше от тропинки, чтобы обеспечить свою безопасность, но оставаясь достаточно близко к ней, чтобы не сбиться с пути. Командовал ими новый лейтенант Рич Блевинс. Рич, крепыш, только что прибывший из цивилизованного мира. Его предшественник лейтенант Траск запутался во вьетнамском малозаметном заграждении из колючей проволоки и был буквально разорван на куски пулями противника, когда пытался выпутаться из этого «спотыкача». Отряд Джеймисона вел ответный огонь, а изрешеченное тело Траска вертелось в страшном танце между противниками.

Блевинсу никто не доверял. Он был новым человеком, а новички ничего не знали, особенно офицеры. Да и где им было что-нибудь узнать – в колледже? В школе подготовки офицеров? Черта с два. Правила игры изучались в ходе самой игры, а это было первое боевое патрулирование, которым руководил лейтенант Блевинс. Но им приходилось слушаться приказов Блевинса, пока его команды не противоречили их собственному пониманию того, что нужно делать, чтобы выжить.

Джеймисону тогда было девятнадцать лет. Первую часть своей жизни он провел в разъездах по Америке с родителями. Его отец, один из первых специалистов по консалтингу в области управления городским хозяйством, находился в командировках продолжительностью от шести месяцев до года. Было множество школ, пропущенных уроков и уйма злоключений. Они обосновались в Вирджиния-Бич на довольно продолжительное время, что дало ему возможность окончить среднюю школу, но он очень отставал от одноклассников и сдал экзамен с большим трудом. После окончания школы армия предложила ему службу в своих рядах, что стало первым реальным шансом получить нечто постоянное. Сейчас он как раз думал об этом и о том, что сегодня вечером надо бы написать родителям, если только удастся дожить до вечера. Где они теперь живут? В Портленде? Нет, тот контракт уже закончился. Может…

Блевинс не допустил ни одной ошибки, но это был один из тех дней, когда в «зоопарке» происходили нехорошие дела. Блевинс вел колонну не хуже других, применяя на практике знания, которые получил во время подготовки, выглядел молодцом в своем новом отглаженном обмундировании и подавал четкие сигналы рукой. Джеймисон и пара других солдат только что закончили смеяться над тем, каким обеспокоенным он выглядел, отклоняя в сторону гигантские листья бананов и вглядываясь в непролазную стену джунглей в поисках прохода, достаточно широкого для того, чтобы по нему могли пройти его люди. Блевинс оказался первым, кто получил пулевое ранение – было видно, что две пули попали ему в живот, – но он повернулся, придерживая эту часть тела рукой, и дал сигнал своим людям, с какого направления им следует ожидать нападения, и только потом упал. Противник открыл автоматный огонь со стороны деревьев. По оценке Джеймисона, их было человек пять-шесть, пользующихся всеми преимуществами своей позиции – размещение на более высоком месте, наличие укрытия от огня, хорошая маскировка и внезапность. Он шел последним в колонне и едва ли попадал в «огневой мешок» вьетнамцев.

Они открыли ответный огонь из всех имеющихся у них огневых средств – ружей, гранатометов М-79, автоматических винтовок М-16 и всенепременных пулеметов М-60. Даже если бы над ними пролетел реактивный самолет, никто не услышал бы рева его двигателя. Его превзошел бы высокотехнологичный «разговор» М-16, перекрывающий механическое потрескивание автоматов АК-47, которыми были вооружены коммунисты. По звуку выстрелов можно было определить число стрелявших – американцев и вьетнамцев. Статистика была ужасающей. Группа лейтенанта Блевинса к тому времени потеряла половину, а то и больше личного состава. Перестрелка продолжалась не более минуты. Черт побери, менее чем полминуты, а они уже потеряли половину людей.

После обработки первой зоны сплошного поражения вьетнамцы перенесли огонь на Джеймисона. До сих пор он вел прицельный огонь одиночными выстрелами по целям, укрывающимся за листьями, но теперь все эти листья качнулись в его сторону. Дело усложнялось по-настоящему. Огонь М-16 стал редким. Стреляли, наверное, только он да еще один солдат, а огонь «Калашниковых» оставался довольно плотным. Вызвал ли хоть кто-нибудь авиационную поддержку? Или артиллерийскую? Вышел ли кто-нибудь им на помощь?

Он прислушивался к возможному шуму авиационных двигателей, страстно желал почувствовать горько-сладкий запах напалма, сброшенного в опасной близости чисто выбритым богоугодным пилотом штурмовика А-4. Но единственное, что было слышно, – стоны и крики солдат его группы, зловещее подтверждение того, что ты реально мог умереть среди них.

Именно тогда в его душе что-то оборвалось. Он почувствовал, как в нем родился другой человек. Человек настолько сильный, что почти не поддавался контролю. Сильный и безрассудно отважный, сумасшедший. «Неуправляемого психа» ничто не волновало. Он был смел и страшен, когда резко встал на ноги, прихватив с собой и Джеймисона. Во влажной жаре джунглей на секунду воцарилась абсолютная тишина, словно весь мир замер, чтобы затем сказать: «Черт побери. Ты только посмотри на выражение глаз этого мужика!»

Потом АК снова защелкали в его сторону.

«Неуправляемый псих» затмил сознание. Джеймисон чувствовал, как меняется, мог чувствовать изменения во всем своем теле – скачок кровяного давления, ватный привкус во рту, вздутие мышц и мысли, зациклившиеся на жестокости. Он стал несокрушимым и кровожадным. Он вскочил и побежал прямо на противника, стреляя, вставляя новые магазины и снова стреляя. Он бежал быстро и тяжело ступал… больше ждать он не мог. Какое необычное чувство… «Неуправляемый псих» испытывал абсолютную ажитацию от предчувствия того, что произойдет в скором времени, от возникшего шанса ворваться прямо в заросли, достичь проклятых инородцев, разбивая их черепа прикладом винтовки, и слышать, как разваливаются эти зрелые «тыквы».

Он пересек под углом тропу и быстрым шагом проник в заросли. Он сразу же был ранен, потом еще… «Неуправляемый псих» не обращал внимания на это. Он даже не мог точно сказать, где в тело вошли пули. «Неуправляемый псих» ревел, внушая Джеймисону сильнейший страх, но одновременно повергая в ужас и вьетнамцев внезапностью своего появления прямо перед ними. «Неуправляемый псих» очень жалел, что у него нет штыка, который он мог бы вонзить в спину маленького негодяя, но ему пришлось ограничиться короткой очередью в голову вьетнамца, и эта черепушка развалилась подобно бумажной мишени, а дрожащие ноги вьетнамца все еще продолжали уносить его тело.

«Неуправляемый псих» все еще не сбивался с широкого шага. Он даже не пошатнулся, когда получил пулевые ранения. Он сам был подобен пуле и быть пораженным ею просто не мог. Условия местности ничего не значили. Густая растительность ничего не значила. Он был способен полететь над ней, сквозь нее, прямо на своих врагов, прямо в их сердца.

Оружейная стрельба теперь велась где-то позади него. «Неуправляемый псих» резко развернулся вслед за своей винтовкой и оказался так близко от дула автомата противника, что Джеймисону захотелось отпрянуть назад. Но «неуправляемый псих» не позволил это сделать. Он ворвался внутрь вражеской позиции, оставаясь под прицелом АК, прижал ствол своей винтовки ко лбу коммуниста и дал короткую очередь, потом повернулся и снова выстрелил, убив еще одного, того, что вскочил и бросился бежать.

Джеймисон был ранен еще раз. Ну и что? Кто из вас, низкорослых негодяев, пополнит мой список?

Внезапно в джунглях воцарилась тишина. Джеймисон впервые начал замечать звуки, которые издавал сам. Они были такими же громкими, как звук двигателя танка, пробивающегося сквозь джунгли.

– Нет, пожалуйста. О Боже, нет. – «Неуправляемый псих» нарушил тишину с легкостью необыкновенной. – Не-е-ет! Возвращайтесь сюда, вы, сукины дети!

Но негодяи отходили, так что «неуправляемому психу» не оставалось ничего, кроме как произвести несколько выстрелов издалека по последним из них, двум вьетнамцам, которые лицезрели «неуправляемого психа», слышали его и отнюдь не хотели вступать с ним в бой. Они близко видели, на что он способен. Получили информацию из первых рук о том, что не имеют достаточно сил, чтобы остановить его.

После этого Джеймисон надолго ушел в джунгли – ему потребовалось время упрятать под замок своего «неуправляемого психа». Хотелось поскорее покончить с этим, вернуться в подразделение и оказать первую помощь раненым товарищам, но он не желал, чтобы и в этом случае им руководил «неуправляемый псих». Не желал его возвращения. Второй раз за день.

Он подождал, чтобы его эвакуировали после огневого боя, и услышал последний глухой удар автоматной очереди. Уложив еще двух человек, он направился к тому месту, где они попали в засаду, и сел рядом с Блевинсом, который, казалось, был чрезвычайно удивлен тем, что снова видит его. Лейтенант придерживал рукой живот, но боль, по всей видимости, ему не очень досаждала. Наверное, морфий.

– Так как вас зовут, еще раз?

Джеймисону не хотелось разговаривать. Он все еще продолжал выходить из боя и старался приготовиться к вхождению в нормальное состояние, когда оно наступит. По его расчетам, он должен был понять, что сделал, когда наконец почувствует, как болят раны.

– Джеймисон, Питер.

– Да, Джеймисон, это было по-настоящему здорово. Ты действовал как храбрая мать, защищающая своих детей.

– Это было глупо.

Блевинс насупился, но решил разговор на эту тему не продолжать.

– Я слишком неискушен, чтобы давать оценки. Но одно могу сказать: я представлю тебя к награде.

– Не нужно.

Блевинс подался вперед, отчего в воздухе запахло смесью крови и пищи. Пока лейтенанта рвало, Джеймисон поддерживал его. Потом Блевинс уперся спиной в дерево.

– Ты заслуживаешь награды. Они перестреляли бы нас всех. Мы все, все до единого, были бы сейчас в мешках для покойников.

– Не нужно, и все тут. О'кей? Мне даже не хочется об этом слышать.

Блевинс продолжал внимательно смотреть, но Джеймисон за короткое время успел понять, что это значит – жить с «неуправляемым психом» внутри себя. Подобное сожительство обещало быть трудным, а по возвращении в цивилизованный мир вообще невозможным. Ему не хотелось, чтобы люди отдавали почести этому «психу». Вот в чем он не сомневался.

На вашингтонской улице «неуправляемому психу» вообще делать было нечего. И все же, даже без его участия, Джеймисон был готов на это прямо здесь, прямо сейчас, мало размышляя о пытках и о месте, где их можно применить. Он готов на любое неравенство сил, если только они предложат ближний бой. Никакой стрельбы на дальние дистанции, в результате которой падут либо он, либо его противник. Только рукопашная, в которой можно получить ответы. Ответы, которые вернут Мелиссу и не дадут ей погибнуть.

* * *

Охранник «Диллон» Сэмюэль Мартин получил приказ. Отдавая его в тот вечер в складском помещении рядом с домом Мелиссы Корли, Кейн в подробности не вдавался. Тем не менее это был приказ и состоял он в том, чтобы наблюдать за Питером Джеймисоном, но не убивать его без крайней необходимости.

Проблема перед Мартином стояла простая. Хотя ему нравилась работа в службе безопасности, ему до чертиков не нравилось заниматься слежкой. Он предпочитал встречи лицом к лицу. Грубую силу. Окровавленные кулаки и перебитые носы.

Он был кулачным бойцом. И этому соответствовало его громоздкое тело. Ему больше всего на свете нравилось причинять людям боль, помимо, наверное, извлечения девочек-подростков из их шелковых трусиков. Но и в подобном случае выбирать было бы очень сложно.

Его склонность к насилию стоила ему работы в столичном полицейском управлении, а может быть, и работы в «Диллон», если бы не большая услуга, которую он оказал компании. Он убил одного из предателей компании, еще будучи полицейским, и сумел представить это как необходимую самооборону. Произошла обычная остановка транспортного потока, после которой раздался неистовый призыв по радио о помощи. Однако к тому времени, когда эта помощь появилась, он успел выстрелить подозреваемому четыре раза в лицо и сунуть в руку убитого пистолет, который в таких случаях обычно выбрасывается. Версия Мартина сошла даже при том, что «предатель» был известен как весьма миролюбивый человек.

То дело было простым – короткое преследование, а затем убийство, точно, как нравилось Мартину. Дерьмо, творящееся сейчас, напоминало игру в кошки-мышки, то есть было таким делом, которое действовало ему на нервы. Из-за этого Питера Джеймисона Мартин целую ночь провел в темном, кишащем тараканами складском помещении, наблюдая за квартирой Корли. Затем провел много часов в своей машине, бросал свирепые взгляды на любопытных прохожих, вел журнал наблюдения и расходовал одну за другой фотопленки, делая снимки. И то и другое вызывало у него отвращение. И то и другое могло прекратиться, стоило только убить Джеймисона.

Он проследовал за Джеймисоном до музея, удивляясь, откуда Кейн знал, что он туда пойдет. Кейн – человек по-настоящему поразительный. Информаторы у него повсюду. Они позволяют ему поддерживать свой статус самого выдающегося мордоворота в организации. Порой Мартин фантазировал – не часто, а оставаясь в одиночестве по ночам, может быть, сидя в автомобиле, представляя себя таким, как Кейн: умным, умелым, быстрым и скрытным, смертельно опасным.

Мартин, разумеется, кумира из него не творил. Его кумир – он сам. Кейн всего лишь источник вдохновения.

Джеймисон вышел из музея и побрел по улице в сторону Мартина.

– Не очень умно, – пробормотал Мартин неизвестно кому. – Вышел тем же путем, каким вошел. Я бы исчез через заднюю дверь или через окно. Научиться от него нечему. Я мог бы завалить его в любой момент и освободиться от этого поганого дежурства.

Внезапно подумалось, что это хорошая идея. Мартин не спал всю ночь, пил кофе, равно как и большую часть предыдущих суток, и понимал, что его мысли могут быть и не совсем правильными. Так какой же он получил приказ? Не убивать Джеймисона, если в этом не возникнет необходимости?

Он вывалил свое тело спортсмена-тяжеловеса из казенной машины и пошел по тротуару, находясь примерно в половине квартала позади, но, черт побери, ведь Джеймисон уже заметил его! Мартин видел, как он чуть повернул голову и с полсекунды рассматривал лица всех прохожих. Мартин попался. Он почувствовал на себе долгий взгляд Джеймисона. Очень долгий по меркам наружного наблюдения. Может быть, пару секунд. Достаточно большой срок и достаточно смелый взгляд, чтобы можно было решить, что условия их встречи, какими бы они ни были, для Джеймисона вполне приемлемы.

Мартина удивило и поразило бесстрашие Джеймисона. Возбудило его. Если повезет, это могло бы превратиться в настоящее противоборство. Не еще одно неравное противостояние между ним и каким-то там бумагомаракой, а честная борьба, если таковая в его случае вообще существовала, то есть борьба между ним и парнем, который был к ней готов не хуже его самого. Джеймисон в самом деле выглядел готовым к стычке, так что Мартин получил шанс слегка порисоваться. Вот здорово!

«Что за черт? Джеймисон сошел с ума, что ли? Что это он делает?»

Джеймисон не имел понятия, кто этот здоровый негодяй, но догадывался, что он из другого монастыря и соответственно имеет другой устав. Надо сбить его с ног, вышибить из него любую информацию и использовать ее для освобождения Мелиссы.

Мужик очень большого роста, и его легко заметить. Шесть, семь, а может, и восемь футов и весит триста фунтов. Гигант по большинству мерок, но Джеймисон решил, что сможет справиться с ним без помощи своего «неуправляемого психа». Справиться сразу, но осторожно – как хирург.

Джеймисон обернулся и остановился на тротуаре, полном людей, в наиболее шумном месте, где рабочие разбирали кирпичное здание. Люди бормотали что-то, бросали сердитые взгляды, с трудом обходя его, образовав в скором времени поток, подобно тому как река обтекает небольшой островок. Он ждал.

Громила остановился и глупо уставился на Джеймисона, когда тот, не скрывая, стал его разглядывать. Он внимательно посмотрел назад. Оба они оставались на своих местах, разделенные сотней футов и несколькими сотнями людей. Звуковое сопровождение этому стоп-кадру обеспечивали пневматические отбойные молотки и автомобильные сирены. В конце концов глупое выражение лица здоровилы поменялось на вульгарное и примитивное. Громила направился к Джеймисону.

Джеймисон ждал, наблюдал за руками мужчины и его походкой, высматривал, есть ли у него оружие или какие-то слабые места, но не обнаружил ни того, ни другого. Он подходил ближе, ближе… Здоровяк замедлил шаг. Теперь их разделяли всего десять футов. Верзила, похоже, удивился, поскольку Джеймисон не сходил с места. Еще медленнее – восемь футов, шесть, четыре… Громила остановился в трех футах. Это расстояние вытянутой руки, руки огромной. Бицепсы у него двадцать пять, а то и тридцать дюймов в объеме. Черт побери, какая разница! Теперь это не имело значения, потому что полновесный удар этих ручищ мог убить Джеймисона на месте. Поэтому он принял единственно правильное решение – пошел на мужчину и встал, почти касаясь его груди.

Гримаса – теперь уже, несомненно, удивления, а не глупости – исказила огромную морду громилы. Грудь размером с кресло-качалку втягивала в себя воздух наподобие огромного насоса, который, казалось, лишил квартал половины кислорода.

Джеймисон встал на цыпочки, пытаясь оказаться на уровне глаз гиганта.

– Где Мелисса?

Верзила, должно быть, провел одну из своих прежних жизней в образе хамелеона. Его физиономия то превращалась из удивленной в глупую, то возвращалась в исходное состояние. Сейчас она находилась в фазе глупости.

– А?

– Не акай мне, задница вонючая. Где Мелисса?

Громила улыбнулся и, черт побери, сделал это довольно быстро для такого большого человека. Он отставил правую ногу назад, уточнил расстояние, сжал кулаки и начал раскачиваться.

Джеймисон не дал ему возможности осуществить задуманное. Подобно тени он сделал шаг, удерживая дистанцию в один фут, потом ударил правым локтем гиганту по переносице, резко, сильно и быстро, как электрическим током. Хряп! Потом повторил то же самое, только с противоположной стороны, не желая слишком долго оставлять свои ребра незащищенными.

Из носа верзилы брызнула кровь. Толпа зевак отшатнулась назад. Здоровяк слегка пострадал, но, похоже, ничего против этого не имел. Он улыбнулся, потом медленно провел по лицу своей громадной лапой, измазав пальцы кровью и оставив четыре чистые полосы на окровавленной щеке. Потом навалился на Джеймисона, как медведь, зажав его своими огромными ручищами.

Джеймисон надавил ладонью на лицо противника, пытаясь вдавить разбитый нос гиганта как можно глубже, но промахнулся, а обнимающие руки здоровяка сцепились у него на спине, прижав к бокам его собственные. Лицом Джеймисон уперся в вонючую рубашку громилы. Огромные ручищи вот-вот должны были поставить его в невыгодное положение, так что нужно было быстро что-то предпринимать. Мощная хватка здоровяка выдавила из легких воздух и словно подняла вверх, к груди, другие зажатые органы.

Джеймисон правой ногой сильно ударил по ботинку верзилы примерно шестнадцатого размера, размозжив ему пальцы. Когда он пяткой коснулся ступни здоровяка, у него возникло ощущение, будто он стоит на пяти больших мышах.

Гигант ослабил хватку, но Джеймисон понимал, что еще не причинил противнику настоящей боли. На лице верзилы появилось странное выражение, такое, словно ему хотелось посмотреть вниз и понять, что происходит. Он позволил Джеймисону отодвинуться самую малость, чтобы можно было видеть собственные ноги.

Оказавшись на некотором удалении, Джеймисон нанес молниеносный удар кулаком снизу. Кулак, рассекая расстояние от пояса гиганта до массивного подбородка, достиг цели. Огромная костлявая челюсть подалась вверх, а сам здоровяк пошатнулся. Джеймисон быстро завел свою правую ногу за икроножную мышцу громилы и толкнул всем телом его в грудь. Великан оказался до невероятности устойчивым. Даже при том, что он отклонился назад, это было все равно что таранить слона в массивную заднюю часть. Джеймисон давил сколько было сил, не давая ему возможности сделать шаг назад. Постепенно Большой Мальчик начал падать.

Когда он свалился на тротуар, Джеймисон прыгнул на него, схватил за голову, прижал ее к железобетону и начал обрабатывать кулаком, нанеся по носу столько ударов, что тот превратился в плоскую кровавую массу. Но этого ему показалось мало. Он попытался ударить бедолагу головой о железобетон, чтобы раскроить череп. Но шейные мышцы здоровяка были слишком сильными, что не позволило нанести достаточно мощный удар.

Гигант закрыл лицо руками. Он казался совершенно сбитым с толку. Ситуация развивалась слишком неправильно и слишком быстро. Казалось, он никогда раньше не терпел такого поражения.