Текст книги "Амундсен"

Автор книги: Тур Буманн-Ларсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц)

Глава 6
НАЧАЛЬНИК

Одномачтовая «Йоа» сидела в воде с полной осадкой, поскольку была нагружена провиантом, снаряжением и горючим на целую вечность вперед. Смелые мореходы искали Северо-Западный проход свыше пятисот лет. Теперь предстояло потратить на его поиски еще несколько зим.

На палубе, зажатые между грузами, притулились шесть ездовых собак. Они остались от второй экспедиции Сверд-рупа на «Фраме», вернувшейся в Норвегию в прошлом году. Собак держали на привязи, пока «Йоа» не вышла далеко в Северное море. Зато команду привязывать не требовалось: все ее члены вышли в море добровольно. Их тоже было шестеро – не считая «Начальника», как они называли Руала Амундсена.

Ни одна полярная экспедиция не обходится без заместителя начальника. На «Йоа» его звали Годфредом Хансеном. Ему было 27 лет, и он имел звание лейтенанта. Хансен родился в Дании, его отец был в свое время бургомистром королевского Копенгагена. Почему должность морского офицера на норвежском полярном судне исполнял датчанин? Возможно, потому что «Йоа» направлялась к датским землям? Или Хансен был обязан этим своим многочисленным специальностям? Амундсен называет его «штурманом, астрономом, геологом и фотографом». Кроме того, он разбирался в электричестве. В общем, старший лейтенант на «Йоа» был красивый и разносторонне образованный человек… разве что несколько субтильный для полярной экспедиции.

Прежде с Амундсеном ходил на «Йоа» только один член экипажа – тридцатилетний старший механик Педер Ристведт. Они познакомились три года назад, на военных учениях, и Руал считал его самым надежным человеком во всей команде.

Старпомом шел Антон Лунн, один из двух уроженцев Тромсё на борту «Йоа». Ему уже исполнилось тридцать девять, и он превосходил остальных как возрастом, так и опытностью: за плечами у Лунна было свыше двадцати лет плавания в полярных морях. Дома у него осталась жена.

Второй помощник был тоже из Тромсё и на шесть лет моложе Антона. Ради того, чтобы отправиться в плавание с Амундсеном, Хельмер Ханссен покинул жену и первенца. С Начальником он познакомился при отбытии «Бельгики» и будет сопровождать его в экспедициях на протяжении многих лет, дольше всех других.

Хельмера Ханссена нашел для «Йоа» аптекарь Фриц Г. Цапфе. Амундсен свел знакомство с Цапфе во время своего долгого пребывания в Тромсё, и тот, надо думать, пришелся по душе нашему путешественнику. Аптека «Полярная звезда» на долгие годы стала личным представительством Амундсена в столице северных морей. Аптекарь выполнял массу его поручений, из которых, вероятно, наиболее важным была вербовка моряков, вернувшихся из полярных широт. Хельмер Ханссен оказался его наиболее ценной находкой: «Очень милый парень, немного застенчивый и, похоже, хорошо воспитанный, ср. росту. Несомненно, самый достойный рекомендации из всех прочих». Единственным «но» в отношении Ханссена было его супружество, ставшее для экспедиции дополнительным финансовым бременем. Впрочем, Цапфе утверждал, что кроны, истраченные на содержание г-жи Ханссен, должны окупиться, и в своей рекомендации писал о Хельмере: «…он показался мне очень симпатичным, степенным, добропорядочным… от него Вам наверняка будет только радость». Пройдет почти двадцать лет, прежде чем Хельмер Ханссен перестанет доставлять Амундсену радость.

Из шести моряков лишь один последует за Руалом Амундсеном и в его антарктическую экспедицию: легендарный полярный кок Адольф Хенрик Линдстрём [24]24
  Это неточно, поскольку Хельмер Ханссен тоже ездил в эту экспедицию.


[Закрыть]. Этот плотного сложения господин из Хаммерфеста родился в 1865 году, причем не в какой-нибудь иной день, а 17 мая. Он только недавно вернулся из четырехлетнего похода на «Фраме», где служил коком, и вот уже снова устремился в море. Несмотря на многочисленные достоинства Линдстрёма, капитан Свердруп не был в восторге от добродушного кока: помимо еды, тот питал слабость к спиртному.

«Последним мы наняли Густава Юэля Вика», – в феврале 1903 года писал Леону Руал из Потсдама, где завершал свое скоротечное образование в области магнетизма. «Он имеет звание флотского унтер-офицера, сдал экзамен на штурмана, но работал в канцелярии». Амундсену виделся в двадцатичетырехлетнем уроженце Хортена будущий ученый. «Теперь он сменит меня на курсах, так как ему предстоит помогать мне в наблюдениях и следует освоить приборы». Самый юный и жизнерадостный член экспедиции оказался натурой чувствительной и склонной к размышлениям. Никто из счастливой команды вышедшего в море суденышка и предположить не мог, что по ту сторону Северо-Западного прохода Густаву Вику суждено встретить свою смерть.

***

В Годхавне, на западном побережье Гренландии, экспедиция в последний раз сходит на берег в более или менее цивилизованном краю, в том числе чтобы пополнить запасы керосина и собак. Местные эскимосы устраивают в честь путешественников праздничное представление. «Особенно удались им пляски. В жизни не наблюдал такого чувства ритма и такой уверенности в движениях, – отмечает в недавно начатом экспедиционном дневнике Руал Амундсен. – К тому же обтягивающие штаны до колен отдают должное фигуре. Чисто эскимосских лиц совсем немного. В большинстве случаев внешность наполовину датская».

31 июля экспедиция отправляется дальше, в еще более девственные воды. Через две недели плавания вдоль западного берега «Йоа» оставляет позади первую преграду. «Как по велению Господа, льды расступились, – записывает капитан, – и мы без помех спешным ходом пошли в направлении суши». Так они миновали залив Мелвилла – отрезок пути, пользовавшийся крайне дурной славой. «Сердечная благодарность Богу за то, что вывел нас».

«Йоа» уже достигла божественных широт. «Я не мог отвести глаз и мыслей от ледника, с которого наш храбрый соотечественник Эйвинн Аструп вместе с Пири начал свое путешествие через гренландский ледовый панцирь», – напишет Руал Амундсен в отчете об экспедиции, который будет называться «Северо-Западный проход. Плавание на судне "Йоа". 1903–1907».

22 августа им впервые попадаются следы пропавшей экспедиции Франклина и нескольких экспедиций, организованных для ее спасения: могилы, мраморные памятники, разгромленные склады. «Кругом валяются пустые консервные банки; всё, что могло бы пригодиться, уничтожено», – отмечает Амундсен в дневнике после безрадостного осмотра заповедного места. Единственные оставшиеся ценности – «порядочно американской подошвенной кожи и большой запас угля».

Покинув гренландское побережье, «Йоа» берет курс на юго-запад, между североканадскими островами. Такова стратегия Руала Амундсена: искать Северо-Западный проход к югу от тех маршрутов, что избирали его предшественники.

Утром 31 августа капитана, который отстоял ночную вахту и теперь спал у себя на койке, разбудил сильный удар по корпусу «Йоа». Судно вел лейтенант. Амундсен выскакивает на палубу. Вскоре там появляется и Педер Ристведт. «Сначала я увидел возвышающегося на палубе Начальника в трусах, затем услышал голос датчанина, который победоносно возгласил: "Сидит!" Несмотря на предупреждения Вика и X. Ханссена [25]25
  В дневниковых записях этого периода фамилия Хельмера Ханссена пишется с одним «с». Во избежание путаницы с Годфредом Хансеном эта особенность норвежской орфографии в переводе не сохранена.


[Закрыть], он посадил нас на мель, причем мель эта распространялась во все стороны по меньшей мере на четверть мили». Это описание взято из экспедиционного дневника Ристведта.

Снять судно с мели – не самая большая проблема. Куда более серьезная – сам Годфред Хансен, старшийлейтенант датского военно-морского флота. Для команды «Йоа» давно не секрет, что он совершенно не умеет управлять судном, не зря его прозвали Руки-Крюки. Вик в дневнике называет лейтенанта «маменьким сынком», человеком, который «не умеет даже помыться, а одежду и проч. свои вещи разбрасывает по всей палубе, и это при нашем обожающем порядок Начальнике!». По мнению Ристведта, вообще-то Хансен «симпатичный парень, готовый спать днями напролет и очень смелый в хорошую погоду, но стоит погоде испортиться, а морю начать штормить, как от его смелости не остается и следа».

К вящему изумлению полярников, старший лейтенант отращивает длинные кудри и украшает их шелковыми бантами. Более того, заплетает из своих светлых волос косички! «Теперь он похож на школьницу», – утверждает Ристведт. В дневнике не только у него, но и у Вика подробно описаны диковинные прически лейтенанта. «На фоне остальных он выглядит с этими прическами чистым шутом, хотя уверен, что вызывает всеобщее восхищение», – пишет Вик.

Постепенно старший лейтенант доказывает свою непригодность по всем специальностям, которыми якобы владеет, в том числе как электрик и фотограф. Тем не менее Амундсен продолжает покровительствовать ему. «Мы с Ристведтом не раз вступали в жаркий спор с Начальником о том, какими практическими навыками обладает его заместитель, – замечает Вик. – Разумеется, Начальник считает его главным умельцем во всей команде». Амундсен прекрасно понимал, что ему придется смириться с Годфредом Хансеном. И не только потому, что разжаловать старшего лейтенанта Королевского датского флота было непросто. Слабый заместитель имел по крайней мере одно преимущество: он не был сильным.

Через несколько дней «Йоа» опять садится на мель. Теперь сняться с нее помог шторм, и то по прошествии суток, под конец которых положение стало критическим: «Судно подскакивало на самой высокой точке рифа. Я был уверен, что пришел наш последний час. Удар за ударом. Один страшнее другого, – записывает Амундсен в дневнике. – Мы торопливо сбросили за борт стоявшие на палубе ящики с провиантом. Тут "Йоа" снова чудовищно сотряслась – и сползла с рифа. Я пламенно, от всего сердца возблагодарил Господа за наше спасение».

По версии Педера Ристведта, благодарность заслужил и кое-кто еще: «Наверху, в бочке, находился X. Ханссен, который блестяще снял нас с мели и вывел на глубокую воду. В подобных случаях и делается ясно, кому следовало поручить командование. Лейтенант же только стоял с выпученными глазами».

***

Одержав верх в единоборстве со штормами, пожаром и мелями, «Йоа» 9 сентября 1903 года заходит в гавань на острове Кинг-Уильям и устраивается на свою первую зимовку. Судну предстоит провести там почти два года. Гавань «Йоа» [26]26
  На современных картах обычно употребляется англицированное название: Йоа-Хейвн.


[Закрыть], как нарек это место Начальник, располагалась к югу от 70-й параллели, а значит, к югу и от пункта отправления в Тромсё, – вдали от цивилизации и вблизи от последнего местонахождения Северного магнитного полюса, определенного в 1831 году сэром Джеймсом Россом.

Этот дальний оплот цивилизации состоял из двух частей: суденышка (вскоре занесенного снегом и вмерзшего в лед) и обсерватории (на холме по-над бухтой). Обсерваторию соорудили из ящиков, сбитых вместе медными гвоздями, и назвали «Вилла "Магнит"». Рядом с научным центром поселили Вика и Ристведта, которым 29 октября 1903 года довелось наблюдать первую встречу Руала Амундсена с местными жителями.

На возвышенности напротив «Йоа» появилась горстка эскимосов. Амундсен двинулся им навстречу в сопровождении Лунна и Хельмера Ханссена, из которых оба были с ружьями. «Сцена получилась безумно смешная, и мы сверху видели ее во всех подробностях, – пишет Ристведт. – Начальник размахивал руками и кричал "Вейми" [27]27
  Амундсен в своей книге передает это слово как «Тейма».


[Закрыть], что, вероятно, должно было означать эскимосское приветствие, однако оказалось неверным словом. Эскимосы, вероятно, лучше соответствовали обстановке и также на ходу кричали «Маниктуми»».

В «Северо-Западном проходе» Руал Амундсен описал эту уникальную встречу двух культур с некоторой иронией. В автобиографии – спустя два десятилетия и одну мировую войну – ирония отодвинута в сторону, зато на первый план выступает заполярный Наполеон: «Во всяком случае, вид у них был воинственный, но нам ничего не оставалось, как только встретиться с ними лицом к лицу. Оба отряда подошли друг к другу на расстояние около пятнадцати шагов, после чего остановились. Я обернулся к моему войску и приказал ему демонстративно бросить ружья на землю. Затем я повернулся лицом к эскимосам. Увидав такой миролюбивый поступок, их предводитель последовал нашему примеру и, обернувшись к своим спутникам, отдал им какое-то приказание. Они бросили наземь луки и стрелы. Безоружный, я подошел к ним».

Во всех вариантах сцена кончается похлопыванием по плечу, крепкими объятиями и братанием. «Мы с Ристведтом лежали на холме и держались за животы от хохота, настолько уморительно это выглядело со стороны», – завершает свой рассказ Вик.

Всякая полярная экспедиция страшится однообразия зимовки. Надо ежедневно проводить магнитные и метеорологические наблюдения, в остальном же полностью занят только повар. Руал Амундсен заимствует старый нансенов-ский рецепт – из времен зимовки «Фрама» в Ледовитом океане – и гонит свое воинство кататься на лыжах. Из дневника: «Каждое утро с десяти до половины одиннадцатого у нас моцион на ближайшей горке. Горку, ясное дело, назвали Холменколленом [28]28
  Гора в окрестностях Осло, известная как место соревнований по прыжкам с трамплина.


[Закрыть]».

Однажды в ноябре двое обитателей «Магнита» получают разнос за десятиминутное опоздание к завтраку. «Потом надо было идти на лыжах, – не без злорадства рассказывает Ристведт. – Мы с Лунном прихватили лопаты и, в отместку за меня, соорудили большой трамплин с довольно крутым столом отрыва. Первым спускался Начальник, и я с радостью увидел, что он упал. Прыгнул-то он, понятное дело, красиво, только приземлился на заднее место да еще заехал себе лыжей по лбу, так что вскочила здоровая шишка. Потом подошла очередь лейтенанта: тот грохнулся на самом трамплине и увлек за собой весь насыпанный нами снег».

У Педера Ристведта (он был едва ли не самым полезным членом экипажа, сочетая в себе моториста, метеоролога, кузнеца, охотника и собачьего смотрителя) уже вырабатывается стойко агрессивное отношение к Начальнику. Конфликты возникают, в частности, из-за собак. «Сегодня была небольшая стычка с Начальником, – пишет Ристведт 20 ноября. – Некоторое время назад мы с Виком попросили разрешения ухаживать за щенками Стиллы, которые должны народиться в конце месяца. Мы бы ее заранее взяли к себе, кормили и всякое такое. Начальник отверг наше предложение, скорее всего, даже наверняка потому, что считал необходимым с самого начала закалять щенят, иначе, дескать, из них не вырастет хороших собак. В результате Стилле негде было прилечь и сегодня она ощенилась прямо на снегу, в тридцатиградусный мороз. Я стою у наковальни и вдруг вижу, бежит Стилла и тащит в зубах щенка, а следом – вся собачья свора. Щенка, понятное дело, отняли и тут же сожрали. Я поскорей завел собаку к нам, где она и останется, пока не выродит всех».

На следующий год Силле (теперь она уже не «Стилла», а «Силла») удается ощениться под защитой Вика и Ристведта. Но и тут не обходится без вмешательства капитана: «Сегодня Начальник отобрал у Силлы щенят, хотя им не исполнилось и месяца, теперь они на судне и жалобно пищат. Какого только вздора не выдумает этот человек!» Зато на другой день: «Сегодня Силла донельзя удивила нас, пройдя по ледовой тропке прямо к судну. Невероятно, на какие подвиги может толкнуть материнская любовь. Она приволокла одного щенка назад, остальные под надзором капитана; либо он ничего не понимает, либо у него склонность мучить животных, во всяком случае, щенкам у него плохо, кормит он их скудно, и они лежат в моче и экскрементах…» И через два дня: «Начальник устал от своих приемышей и сегодня вернул их Силле. Щенки пробыли у него четыре дня, но когда я утром спросил Начальника, что они пили, то услышал в ответ: а я еще не пробовал ничего им давать, может, они не хотят!.. Вот живучее зверье!»

Густав Вик – сосед Ристведта по «Вилле "Магнит"» – разделяет его скептическое отношение к Начальнику как к смотрителю за животными, однако склонен замечать у того и положительные стороны. Ристведт же упорно держится мнения, составленного о руководителе первой осенью. Как-никак, для Ристведта это не первый поход с Начальником.

Помимо самого Амундсена и лейтенанта к образованной части экспедиции принадлежит юный Вик. Их с руководителем объединяют общие знакомые в столице и общие занятия в Потсдаме. Наедине Руал Амундсен проявляет к Вику доверие, делится с ним своими мыслями, обсуждает планы. В первый день рождения, который Вик встречает на борту «Йоа», он перед завтраком обнаруживает на тарелке подарок от капитана Амундсена – книгу Ялмара Юхансена о пережитом с Нансеном. Так что поначалу Вик не сомневается: «Начальник во всех отношениях потрясный мужик, простой и милый». Потом, однако, он изменит свое мнение, как прежде у самого Амундсена изменилось мнение о командире «Бельгики». Вик молод и впечатлителен. Он ведет откровенный и весьма обстоятельный дневник, так что из всех членов экипажа нам легче всего проследить за настроениями Густава Вика. [29]29
  См.: Амундсен Р.Северо-Западный проход. Плавание на судне «Йоа». Л., 1939.


[Закрыть]

***

Когда норвежцы ближе знакомятся с эскимосами и осваивают язык новых друзей, Руал Амундсен узнаёт много подробностей о судьбе франклиновской экспедиции, рчевид-но, тело адмирала нашли неподалеку от гавани «Йоа», на противоположном берегу острова Кинг-Уильям. (По величине эта «Королевская земля» занимает среднее положение между островами, лежащими на севере того же архипелага и названными в честь братьев-пивоваров [30]30
  Они субсидировали так называемую вторую экспедицию «Фрама» под начальством Отто Свердрупа, в 1898–1902 годах завершившую в основном открытие островов Канадского Арктического архипелага, по южной кромке которого и проходило плавание «Йоа».


[Закрыть]– Эллеф-Рингнес и Амунд-Рингнес.) Амундсен готов с утра до вечера выменивать у эскимосов кустарные изделия для своей этнографической коллекции. Тем более его интересуют время от времени предлагаемые туземцами вещи европейского производства, которые могли попасть к ним с корабля Франклина. Ему рассказывают и о меновой торговле, практиковавшейся тут англичанами два поколения назад. «В обмен на пустой ящик или что-нибудь в таком роде белые получали на всю ночь эскимосских женщин», – помечает он в дневнике.

Весной 1904 года наступает пора искать Северный магнитный полюс. Вместе с незаменимым Педером Ристведтом Амундсен отправляется в санный поход на север. Идти к источнику магнитного поля оказывается ничуть не легче, чем продвигаться среди дрейфующих льдов: условия постоянно меняются. «Начальник делает наблюдения и пытается определить, куда делся полюс», – пишет в отчете о санной экспедиции Ристведт [31]31
  Со времени открытия Северного магнитного полюса Джеймсом Кларком Россом во время зимовки 1830–1831 годов его положение значительно изменилось, что и пытался выяснить Амундсен.


[Закрыть].

Поскольку определить точное местонахождение полюса не удалось, решают устроить грандиозное празднество не в связи с его открытием, а на 17 мая. «После завтрака мы выкатились наружу, водрузили на палатке флаг и сфотографировали всю сцену, – сообщает Ристведт. – Потом были тосты за родину, короля, Линдстрёма и т. д.».

По прошествии нескольких месяцев магнетизм утрачивает свою привлекательность для Амундсена. Спустя полгода Ристведт записывает: «Вик неукоснительно ведет магнитные наблюдения. Лейтенант с Начальником читают романы и курят, изредка выходят пройтись. Уму непостижимо, чтобы человек мог так перемениться, как переменился за год Начальник. В прошлом году он с утра до вечера был занят исследованиями. В этом он их забросил, а все наблюдения, которые мы сделали во время весеннего похода на нартах, оказывается (по его собственному утверждению), проводились неправильно».

Зато Руала Амундсена стали больше привлекать другие вещи: он неустанно изучал эскимосский образ жизни и мыслей. Разумеется, команду «Йоа» интересовали и туземные женщины. «Некоторые из этих женщин – подлинные красавицы, – пишет в дневнике Амундсен. – Ростом они невелики, но сложение у них прекрасное». Не меньше его занимают и связанные с этой пикантной стороной жизни местные обычаи. 26 августа он записывает в дневнике: «Мужья предлагают своих жен по цене… чуть было не сказал чего угодно… в общем, по бросовой цене. Жены обязаны повиноваться, хотя, как мне кажется, они делают это скорее по доброй воле. Я еще не до конца разобрался».

Амундсен отмечает не только обмен женами, но и случаи, когда у одного мужчины две жены. Однако: «Из-за преобладания среди эскимосов мужчин чаще бывает иначе: у одной женщины два мужа. Практичный народ!»

Пока Начальник с Ристведтом искали пропавший полюс, юный Вик назначал на «Вилле "Магнит"» невинные свидания Кималлер, «самой красивой женщине из доселе виденных нами – сыскать вторую такую красавицу будет нелегко». Когда муж охотился, молодая жена «с одной-двумя подругами» навещала жизнерадостного ученого. Не обошлось без стрелы в сердце Вика: «…сегодня я грущу из-за ее отъезда… конечно, эта женщина мне нравилась, даже очень. Надо же иметь такого наглеца-мужа – большего лентяя, чем он, я еще не встречал. Она бы давно умерла от голода, если б я не подкармливал ее, таская с судна еду. Хорошо бы нашелся человек, который бы всадил ее муженьку пулю в лоб, большего одолжения мне трудно было бы придумать».

Руал Амундсен разделяет мнение Вика об Ангудью, муже Кималлер. «В высшей степени достойно сожаления, что такая женщина попала в лапы к подобному мерзавцу, – пишет Амундсен в «Северо-Западном проходе». – Ее привлекательность увеличивали еще красивые глаза с глубоким грустным выражением. Она действительно обладала какой-то прелестью, которую мне с трудом удавалось обнаружить у остальных представительниц прекрасного пола племени нетчилли» [32]32
  Современное название этой группы эскимосов – нетсилик.


[Закрыть].

Кроме эскимосов и их жен самым большим развлечением для участников экспедиции была охота. Лишь двое не разделяли этой страсти. Линд стрём предпочитал заниматься чучелами (в набивке которых был непревзойденным мастером). Начальник же плохо видел дичь, продолжая при этом твердо держаться мнения, что очков полярные исследователи не носят. Впрочем, у некоторых из тех, кто выходил на охоту, добыча случалась не совсем обычная.

«Сомнительно, чтобы они притащили с собой оленя, – записывает Густав Вик в сентябре, когда уроженцы Тромсё снарядились поохотиться. – Я заподозрил неладное еще вчера вечером, когда заметил какие-то переговоры у эскимосских палаток. Хоть Лунн и Ханссен – люди взрослые и давно женатые, оба чрезвычайно восхищены здешними женщинами, и теперь дело явно заходит слишком далеко». Обитатели «Магнита» следят за охотниками в бинокль. Вскоре те, соединившись с эскимосами, направляются в обетованные края.

На пятый день Ристведт с Виком видят «две усталые, бредущие на полусогнутых фигуры. При ближайшем рассмотрении они оказываются чинно-благородно женатыми и незаменимыми дляэксп. северонорвежцами: это Л. и X. X. уже покинули своих женщин и возвращаются к мясным котлам Линдстрёма». Судя по дневнику Вика, эти господа из «губернского города Тромсё» отнюдь не впервые вступают в подобные сделки. Научный помощник явно оскорблен – за себя, за норвежских жен, за экспедицию. Как-никак, в обмен на любовные услуги эскимосок идут «предметы из эксп. снаряжения» [33]33
  Результат слишком близкого знакомства с моряками преимущественно промысловых судов, среди которых было немало страдавших (выражаясь терминами XIX века) «любострастными» заболеваниями. О якобы доступности эскимосок (характерной для многих малочисленных народов, живущих в условиях относительной изоляции от остального мира) нельзя судить по нормам европейской морали, что хорошо объясняют специалисты-этнографы и понимали выдающиеся моряки прошлого (например, Джеймс Кук об аборигенах Полинезии).


[Закрыть].

Спустя почти сорок лет Хельмер Ханссен напишет в книге воспоминаний, что «никакого спроса на монголоидных женщин не было, так что о торговле ими не может быть речи даже в отношении четырех неженатых членов экспедиции». Ее руководитель в своей автобиографии также выражает крайне принципиальную позицию. По его утверждению, эскимосы видят в белом человеке нечто вроде божества… до тех пор пока он не разрешает себе вольностей с туземными женщинами: «Поэтому я воспользовался первым же предлогом завести серьезный разговор со своими товарищами и предупредил их, чтобы они не поддавались подобным искушениям».

В походных дневниках не сказано, что это был за «первый же предлог». Зато там упоминается о другом эпизоде, когда Начальник посчитал необходимым «завести серьезный разговор». 3 февраля 1905 года в гавани «Йоа» появляется больной эскимосский мальчик. «При осмотре выяснилось, что его ноги – начиная от ступней и кончая бедрами, с заходом на поясницу – усеяны отвратительными болячками, часть из которых покрыта толстой коркой, тогда как другие открыты и гноятся. Боли он не испытывал. Насколько мы можем судить, это самый настоящий сифилис. Мальчик говорит, что такая сыпь есть у родителей и у братьев с сестрами. Его бабушка жила в Эйвили [34]34
  Поселок на берегу Гудзонова залива. То же, что Рипалс-Бей.


[Закрыть]с каблуна[этим словом эскимосы обозначают «белого человека». – Т. Б.-Л.] и, очевидно, подхватила болезнь там. Сегодня вечером я созвал всех членов экспедиции и сообщил им новость, прибавив, что болезнь наверняка широко распространена в племени».

Этот важный эпизод, о котором не упоминается в «Северо-Западном проходе», кто-то вырезал из весьма откровенного дневника Густава Вика – как случилось со многими другими страницами сего уникального документа о первой экспедиции Руала Амундсена.

Через неделю после возвращения Лунна и Ханссена в палаточный поход с эскимосами собирается уже Начальник.

«Разумеется, поход называют охотничьим, – помечает в дневнике крепко озадаченный Вик. – Приборов с собой не берут, и вообще дело темное; Начальник сам говорит, да и судя по тому, что мы видели и слышали, – стрелок из него никудышный».

***

Между фактически незавершенной санной экспедицией к Северному магнитному полюсу и осуществлением второй части плана – покорения Северо-Западного прохода – экспедиция «Йоа» пребывает в состоянии внутреннего разложения. Как пишет Густав Вик: «Странно видеть, что менее чем через год члены экипажа утратили всякую охоту трудиться и хотят только уйти с судна и залечь где-нибудь в палатке… или же вовсе не вставать с койки». В последней фразе содержится намек на вечно читающего романы лейтенанта.

Удивляется и Ристведт: «Начальник явно не любит подолгу оставаться на борту». Амундсен перестал быть человеком, собирающим всех в гавани «Йоа». Скорее наоборот: «живет сам по себе, уходит и приходит, когда ему вздумается». Со времени санного похода у него болит нога. Он в подавленном настроении и держится замкнуто; по всеобщему убеждению, Начальник страдает цингой.

Несмотря на подозрительные вылазки, зиму в основном проводят на «Йоа». Команда играет в вист, а брат Леон позаботился не только о рождественских подарках, но и о настоящем коньяке. Хотя Начальник в этот период – сугубый трезвенник, то один, то другой член команды перебирают пуншу, начинают «колобродить» и «шататься из стороны в сторону». В кают-компании зачастую сильно накурено. «Когда мы только начали плавание на "Йоа", ни Начальник, ни Г. Хансен не увлекались табаком, теперь же Начальник превратился в самого заядлого курильщика из нас всех, поскольку непременно должен выкурить трубочку после еды и многажды в промежутках», – сообщает Вик, все еще находящийся под обаянием руководителя («наш Начальник – человек необыкновенно приятный и занимательный в компании»).

Самым надежным, незыблемым членом экипажа проявляет себя Линдстрём. Хорошее настроение кока не в состоянии сломить даже полярная ночь. «Сегодня наметились первые признаки весны, – записывает Ристведт к концу второй зимовки. – Линдстрём ходил на куропаток. Со времени ледостава кок впервые сошел на берег. Забавный парень. Толстый и жирный, как свинья, зато всегда всем довольный, всегда в превосходном настроении, хотя у него как раз поводов для ворчания больше, чем у всех нас вместе взятых».

Начальник, который со своей непредсказуемостью, частой сменой настроений и вечной непоседливостью представляет собой полную противоположность коку, смотрит на основательного, пусть даже не всегда трезвого Линдстрёма с интересом ученого: «Если он что себе наметил, старается не отступать. Его попытки чего-то добиться всячески вышучиваются. Он же лишь добродушно улыбается и спокойно продолжает делать свое дело. И в большинстве случаев оно ему после нескольких попыток удается». Поначалу казавшийся простоватым кок постоянно раскрывается с новых сторон: вот он уже «технический гений» и умелый зоолог. «По-моему, более толкового человека в полярной экспедиции нельзя и желать».

Грузный Линдстрём и долговязый Амундсен суть противоположности еще в одном отношении. Кок совершенно не интересуется эскимосами, ему безразличны их обычаи и язык. Зато Начальник обнаружил в туземцах новое – крайне захватывающее для себя – поле научной деятельности. Одним из главных его увлечений становится меновая торговля с эскимосами. Строго говоря, только Начальник имеет право обменивать экспедиционное имущество. Ристведту поручены кузнечные работы, и он без устали кует ножи, топоры и другие вожделенные предметы для мены. А Начальник с его помощью обзаводится бесценными произведениями искусства, которые приносят пользу экспедиции и должны понравиться норвежским музеям.

Впрочем, наш исследователь хочет привезти на родину не только неодушевленные предметы и музейные экспонаты; больше всего он мечтает вернуться в лоно цивилизации с живым эскимосом. «У нас появился еще один участник, – записывает под Рождество 1904 года Ристведт. – Начальник купил оставшегося круглым сиротой мальчишку, примерно 10 лет от роду. Сегодня его вымыли, постригли и обрядили в новые одежды. Его воспитание возложено на лейт-та». Что дикаря доверили Годфреду Хансену, объясняется самым высоким уровнем образования, которым обладал степенный копенгагенец. В дальнейшем Амундсен намеревался усыновить мальчика, о чем заявил во всеуслышание. «Ему дали спальный мешок и отвели койку в каюте Начальника».

Эксперимент длился недолго, но Руал Амундсен еще не раз пробовал обзавестись детьми среди примитивных народов.

Через некоторое время Начальник не только заводит на судне целую свиту эскимосов, которые днюют и ночуют там, но назначает плутоватого Ангудью личным адъютантом. И таких, по словам Вика, около него «крутится множество. Совершенно не понимаю, для чего они ему. Ест каждый из них за троих, тогда как кормить собак у Начальника не хватает средств».

Густава Вика взяли в экспедицию помогать Амундсену с магнитными наблюдениями, и со временем ему все труднее мириться с тем, что руководитель предпочитает изучать туземные обычаи. 22 января 1905 года он констатирует: «Десять из 12 месяцев я вынужден был производить магнитные набл. в одиночку. Почему Начальнику приспичило уезжать теперь, в самую холодную пору, не знаю, хотя ясно, что лежать в иглу куда приятнее, чем оставаться на месте, пытаясь справиться с постоянно возникающими трудностями».

***

В основном представители разных народов живут в гавани «Йоа» мирно и проявляют терпимость друг к другу, но даже для Амундсена соседство туземцев становится иногда навязчивым и утомительным. В середине февраля 1905 года Ристведт отмечает, что Начальник настроен к эскимосам «крайне воинственно». Это совпадает с тем, что Амундсену докладывают о пропаже [35]35
  Известно, что в экспедиционном хозяйстве нередко «пропажи» сопровождаются последующими «находками» в силу специфики самого хозяйства и нередкой неразберихи. Однако нельзя не учитывать неблагоприятные последствия влияния на эскимосов пришельцев из «цивилизованных» стран, хотя первоначально путешественники отмечали присущую аборигенам честность.


[Закрыть]с экспедиционного склада «четверти ящика сухарей для санных партий» и «около двухсот упаковок пеммикана [36]36
  Пеммикан– сухой корм для полярных экспедиций, состоящий из мясного или рыбного порошка с жиром, иногда с добавлением овощей и круп.
  Пемикан —смесь порошка из разных сортов мяса с различными добавками растительного происхождения (вплоть до шоколада) на разного рода жире, заимствованная европейскими путешественниками у североамериканских индейцев. Широко использовалась в зарубежных полярных экспедициях.


[Закрыть]».

На сей раз капитан Амундсен проявил твердость характера и решительно обратился к верховной власти пустынного края. Он составил обращение к местным племенам, где, в частности, говорилось: «Если сюда посмеют заявиться воры, мы их безжалостно пристрелим». Кроме того, Начальник распустил слух, что «у склада стоят двое сторожей и первого, кто к нему приблизится, ждет пуля».