Текст книги "Амундсен"

Автор книги: Тур Буманн-Ларсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 41 страниц)

***

Он прав: весть из ледяной пустыни о том, что в покорении Южного полюса будут участвовать две экспедиции, накаляет страсти в цивилизованных краях. Как докладывает брату Леон, «в Англии новость была воспринята со смешанными чувствами, на родине же она способствовала мгновенной смене настроения». Наконец-то у норвежцев проснулся их соревновательный инстинкт. Соперники в Антарктиде и в средствах массовой информации приготовились к старту. Борьба ведется на разных фронтах – в чистом поле и в печати, на собственной территории и на территории противника. «Осмелюсь заявить, что с нашей стороны кампания велась крайне дипломатично и теперь даже в английских изданиях признают: ни о каком нечестном состязании не может быть и речи. Этим мы в значительной степени обязаны высказываниям Нансена, особенно его статье в „Тайме“».

Леон констатирует перемену настроения: «…теперь каждое из государств приняло сторону своего соотечественника». В кои-то веки начинается и приток капитала: «Первые известия столь живительно воздействовали на англичан, что они стали собирать деньги, недостающие Скотту; затем это поветрие перекинулось сюда, в результате чего теперь и у нас занялись тем же, т. е. сбором средств для похода "Фрама" к Северному полюсу».

Леон прощупывает почву, нельзя ли объявить о сборе пожертвований в масштабах всей Норвегии. У него налажена связь с такими ключевыми фигурами, как братья Нансен, известный спонсор полярных экспедиций Аксель Хейберг и Херман Гаде, из которых «последний с удовольствием возьмется за это дело».

Пока Руал Амундсен будет покорять новые земли в Антарктике, его лучший друг Херман Гаде совершит не менее героическую попытку закрепиться у себя на родине. Перед самым отплытием «Фрама» из Норвегии Руал добился от министра иностранных дел Иргенса согласия взять Гаде на дипломатическую службу. Более того, уговорил министра сделать Джона Гаде, Херманова брата и одного из главных финансовых благодетелей экспедиции, рыцарем ордена Святого Олава [75]75
  То есть наградить его орденом Святого Олава низшей степени.


[Закрыть].

Пристроить склонного к свободомыслию американского предпринимателя на поприще скандинавской дипломатии оказалось отнюдь не просто. У Хермана Гаде быстро возникли непримиримые разногласия с правительством и стортингом, и Леон сообщает брату: «…наметившаяся было дипломатическая карьера приостановлена и куда зашли дела Хермана с Иргенсом, неясно».

Леону также поручили сохранять наилучшие отношения с семейством Нансен. Фактически речь шла прежде всего об Александре. Правда, между управделами и адвокатом иногда возникают трения из-за нечеткого распределения обязанностей, однако к добрым вестям из южных широт прислушиваются многие: «Алекс тоже, можно сказать, преобразился с тех пор, как получены известия от тебя, и очень даже вовремя, поскольку он давно был в расстроенных чувствах. Постараюсь проявлять к нему возможно больше терпимости, ибо подобная тактика явно предпочтительнее».

И все же наипервейшая из стоящих перед Леоном задач – воплощать переход через ледовый континент в кроны и эре. «Это совсем не просто – добиваться наибольшей отдачи от столь необычайного предприятия, но я буду извлекать из него все, что только можно, в надежде на твое возвращение с победой». Любая телеграмма, статья, книга и лекция будут стоить разные деньги в зависимости от результата похода, в зависимости от того, покорится или не покорится Руалу Южный полюс. 5 июня 1911 года, в канун Троицына дня, Леон Амундсен едет в Лондон. Борьба за общественное мнение будет происходить прежде всего там; там же следует подписывать договоры и обеспечивать потенциальный приток средств. В имперской столице, на территории противника, братья Амундсен обретут нового, неожиданного для себя союзника.

Леон посещает в Лондоне давнего импресарио Фритьофа Нансена, Кристи, и они обсуждают дела брата. Вскоре в разговоре всплывает имя еще одного полярного путешественника: «Мы вспомнили Шеклтона, и Кристи посоветовал мне навестить его, к чему я, по правде сказать, не был склонен. Тогда Кристи сам позвонил по телефону Ш., и он без малейших колебаний сказал, что хочет побеседовать со мной. Я тотчас отправился к нему, где познакомился и с самим Шеклтоном, и с его бывшим капитаном Дейвисом, которому предстоит вести корабль австралийской экспедиции под руководством д-ра Моусона на мыс Адэр… Позже объявился также д-р Моусон. В свое время они очень нападали на тебя в газетах, теперь же, к моему вящему удивлению, тон их совершенно переменился и все присутствующие держали твою сторону против Скотта. У Шеклтона чувствуется досада на Скотта и зависть к его походу на юг. Этот Скотт, стоило Шеклтону вернуться из путешествия, когда тот еще не успел прийти в себя, решил предпринять собственную экспедицию, об участии в которой Шеклтон при создавшихся обстоятельствах не мог и помыслить. (Кстати, Кристи утверждает, будто Ш. тогда заявил, что не намерен более идти на юг.) Как бы то ни было, Шеклтон рвет и мечет, а потому предоставил себя в мое распоряжение, обещав снабжать новейшими сведениями и принимать всяческие меры (разумеется, в строгой тайне от всех, поскольку официально он может лишь поддерживать Скотта). Кап, Дейвис также выразил пожелание, чтобы ты обогнал Скотта; в его случае это объясняется тем, что Скотт, несмотря на предварительную договоренность с д-ром Моусоном, собирается высадиться на сушу в другом месте. Можно сказать, обстоятельства складываются для тебя в Англии весьма благоприятно, так как Шеклтон пользуется тут большим влиянием: поместив всего один призыв в "Дейли мейл", он за четыре дня собрал для экспедиции Моусона почти 12 тысяч фунтов, а еще у него есть масса сподвижников, которые выступают за него против Скотта».

Сразу по возвращении в Норвегию Леон связывается с министром иностранных дел Юханнесом Иргенсом: «Он остался весьма доволен моим рассказом про Ш. Сам И. как раз едет в Англию, где будет представлять нашего короля во время коронации, и хочет пригласить Ш. на обед для беседы с ним». (Под коронацией имеется в виду вступление на престол брата норвежской королевы Мод Георга V, унаследовавшего английский трон после смерти Эдуарда VII.) Таким образом, Леону удалось наладить весьма щекотливый в дипломатическом отношении контакт между норвежским министром иностранных дел и английским героем сэром Эрнестом Шеклтоном. На всякий случай не мешало бы наградить того орденом: «…дабы окончательно заручиться поддержкой Ш.».

Едва ли Руал Амундсен взвесил международные последствия вызова, брошенного им английскому морскому офицеру. Заботиться о том, чтобы состязание не нанесло ущерб отношениям между великими державами, пришлось политикам. Как-никак, речь шла о покорении целого материка, седьмой части света.

Что касается остальных членов Королевского географического общества, они отнеслись к Амундсенову изменению планов со смешанными чувствами. «…Маркем настроен крайне отрицательно (но его считают пустозвоном), Скотт-Келти чуть ли не в нервическом припадке (Ш. не советовал мне заезжать к нему), зато президент общества вполне доволен и рассуждает: "Let the best man win" [76]76
  Да победит сильнейший (англ.).


[Закрыть]». В целом поездка еще более укрепила Леона в мысли о «необычайности» такого предприятия, как поход к Южному полюсу: «Поскольку речь идет о двух экспедициях, возникает слишком много альтернатив. Например, первой доберется до полюса либо одна, либо другая… или одна достигнет цели, а вторая нет… или это не удастся ни той ни другой… так что должен сказать, предприятие настолько усложнилось, что в нем едва ли кто-нибудь разберется, пусть даже примерно».

Глава 14
ДЕНЕЖНЫЙ ТУЗ

Весной 1911 года самую животрепещущую проблему для управделами представляет собой «Фрам». Покинув Китовую бухту, корабль прибывает в столицу Аргентины, откуда, согласно планам, должен отправиться в океанографическую экспедицию по южной Атлантике. Собственно говоря, подобное использование полярного судна в научных целях не имеет ничего общего с походом к Южному полюсу. Экспедиция предпринимается исключительно в виде алиби и чтобы задобрить обитателя люсакерской башни.

Что задание не числилось среди приоритетных у руководства экспедицией, подтверждается письмом от 9 мая, направленным лейтенантом Нильсеном Леону Амундсену: «Когда мы прощались с начальником, он сказал, что к нашему приходу в Буэнос-Айрес там все будет готово, а дел тут намечалось невпроворот, как с кораблем, так и всяких прочих. Сразу по прибытии я посетил норвежского посланника и дона Педро Кристбферсена, которые прежде всего спросили, есть у меня письмо от начальника, чего я им предъявить не мог. Ни тот ни другой не дали ни гроша, и, чтобы заплатить за ночевку в гостинице, мне пришлось разжиться деньгами у норвежского торговца провиантом». Капитан «Фрама» оказался в незавидном положении: у него не было средств ни на жалованье команде, ни на уплату портовых сборов, ни на закупку провизии, которой оставалось на борту всего десять ящиков.

За какую-нибудь неделю до выхода из Кристиансанна Руал Амундсен получил телеграфное сообщение от министра иностранных дел по поводу сказочно богатого землевладельца дона Педро Кристоферсена. Этот стареющий аргентинец норвежского происхождения вызвался снабдить экспедицию при ее заходе в Монтевидео всем необходимым. Теперь стало очевидно, что дон Педро, видимо, не одобряет изменения Амундсеном курса и что рассчитывать на снабжение в Латинской Америке не приходится. Не только океанографическая экспедиция, но и сам «Фрам», от которого зависело возвращение путешественников с Южного полюса, рисковали потерпеть финансовый крах.

Надеяться, что спасение придет по официальным каналам, было нельзя. Леон еще в январе выяснил у министра иностранных дел, что ожидать выделения дополнительных средств не стоит. Если поднять вопрос в стортинге, то, по словам Леона, «со всех сторон обрушится такой поток критики, что это скорее повредит делу; высказываются даже опасения, что в случае ассигнования средств они будут предназначены исключительно для немедленного возвращения "Фрама" на родину и постановки его на прикол».

***

К этому времени дон Педро Кристоферсен не был лично знаком с Руал ом Амундсеном. Да и в будущем им представлялось крайне мало возможностей для встреч. Тем не менее дону Педро с его богатством и неизбывной щедростью предстояло стать одним из столпов, на которых зиждилась вся дальнейшая карьера полярного исследователя.

Петер Кристоферсен, как его звали поначалу, родился в 1845 году и в юном возрасте эмигрировал в Аргентину. Он занимался судоперевозками, но главное – сумел благодаря двум удачным бракам стать крупным землевладельцем. Руал Амундсен должен был испытывать по отношению к знатному помещику примерно такие же чувства, как нищий художник по отношению к меценату-королю.

В многочисленных письмах сему распорядителю земными благами полярный путешественник нередко выражался в панегирическом стиле, на манер придворных поэтов прошлых веков: «В обыденной жизни мы столь часто сталкиваемся со скверной и подлостью, что они фактически сводят на нет то немногое, что есть на свете хорошего и доброго». А вот как начинает Руал Амундсен свои обращенные к благодетелю рассуждения зимой 1913 года: «Меня не раз одолевал соблазн взять на вооружение теорию, согласно которой человечество состоит из дурных, безответственных созданий, не желающих никому ничего хорошего. Но когда мне кажется, что я уже дошел до этой точки и всё вокруг окутано туманом равнодушия, холода и беспросветности, тут (слава Тебе, Господи) проглядывает солнышко и появляетесь Вы – неизменно достойный и благородный, и я могу лишь возблагодарить Бога за то, что Вы встретились на моем пути».

Как и во многих других сходных отношениях, речь идет о товарообмене: обмене золота – на внешний блеск, чистогана – на отсвет славы от имени и подвигов Руала Амундсена, что должно было выразиться в официальных наградах и названных в честь покровителя горных вершинах. Всё это, однако, не исключало и более бескорыстных чувств, особенно со стороны полярника: «…Вы говорите о списании долгов в обмен на дружбу. Прошу и заклинаю Вас – никогда не лишайте меня своей дружбы, позвольте мне сохранить ее навсегда, даже если между нами не останется невыплаченных долгов». В сочетании со вполне понятным расчетом солнцеликий богач вызывает у Амундсена некую средневековую потребность служить великому аристократу-повелителю, пусть даже страдая под его игом: «Благодарю Вас и намерен выказывать Вам свою глубочайшую признательность, пока в моих жилах течет хоть капля крови… мне никогда не отдать Вам должное за все Ваши деяния». По своей едва ли не детской униженной почтительности это напоминает преданность юного Амундсена к Фритьофу Нансену. В отличие от взаимоотношений с Нансеном, которым предстоит рано или поздно испортиться из-за конфликта интересов, отношения с доном Педро на протяжении всех лет будут строиться весьма прямолинейно: один поставлял деньги, другой – славу.

Как и у гораздо более младшего Хермана Гаде, у дона Педро было два брата, которых также привлекли к делам Руала Амундсена. Если братья Гаде представляли полярного путешественника в северном полушарии, то седобородые братья Кристоферсен стали представлять его в Южной Америке. В обеих семьях основой их благополучия была не только экономика, но и дипломатия.

Серен Андреас, который был младше дона Педро на три года, тоже жил в Буэнос-Айресе. С 1906 года он был норвежским посланником в Аргентине, Парагвае и Уругвае. Второй брат, пожилой дипломат и политик Вильхельм Кристофер Кристоферсен, жил в Норвегии. Этот холеный господин родился в 1832 году и был всего неделей моложе Бьёрнстьерне Бьёрнсона, тем не менее с 1908 по 1910 год он занимал пост министра иностранных дел в «левом» правительстве Гуннара Кнудсена. Интерес Вильхельма к покорению новых земель в Антарктике не был связан с его официальной деятельностью: он лишь служил связующим звеном между остававшимися в Аргентине братьями и новым руководством министерства иностранных дел в Норвегии. Кроме того, с ним поддерживал постоянный контакт Леон Амундсен.

***

После двух мучительных недель на рейде Буэнос-Айреса дон Педро решил наконец раскошелиться и предоставить экспедиции возможность посвятить себя исследованиям морей. Лейтенант Нильсен мог вздохнуть с облегчением, хотя и опасался возникновения новых непредвиденных обстоятельств: «Не в каждой гавани найдется такой дон Педро».

Если по приходе в Южную Америку – без денег и каких-либо гарантий – Турвалл Нильсен почувствовал себя брошенным на произвол судьбы, то в отношении океанографических исследований нашелся по крайней мере один человек, которому и они, и Нильсен были небезразличны. Юный капитан «Фрама» был очень рад, получив письмо от самого Фритьофа Нансена. Профессор напирал на важность поставленной перед капитаном задачи: «Было бы великолепно, если бы норвежцы и тут сумели продемонстрировать свое превосходство перед другими. К тому же Ваша экспедиция докажет всему свету, что поход "Фрама" носит не только спортивный характер, как это пытаются утверждать некоторые, а представляет собой серьезное научное предприятие, к которому следует относиться с должным уважением».

Впоследствии профессор Нансен останется весьма доволен результатами океанографических изысканий, проведенных в южной части Атлантического океана. Главным исследователем на борту «Фрама» был отнюдь не норвежец, а талантливый русский по имени Александр Кучин [77]77
  Александр Степанович Кучин(1888–1913) – из поморской семьи, окончил в 1909 году Архангельское торгово-мореходное училище, жил в Норвегии, ходил на норвежских судах на Ян-Майен и Шпицберген, прошел практику по океанологии у профессора Б. Хелланн-Хансена в Бергене, по рекомендации его и Нансена был зачислен Амундсеном в экипаж «Фрама». По возвращении в Россию принял предложение В. А .Русанова на должность капитана экспедиционного судна «Геркулес», с экипажем которого пропал без вести в Карском море после 1912 года. По результатам судебно-криминалистической экспертизы человеческие останки, обнаруженные несколько лет назад в окрестностях п-ова Михайлова (Таймырский п-ов), атрибутированы Кучину.


[Закрыть]. О том, что занятиям наукой не придавалось в экспедиции какого-либо значения, свидетельствует жалованье в 60 крон, за которое трудился Кучин, – почти самое низкое из всех членов команды.

Летом, когда «Фрам» уже снова вышел в море, Леон получил письмо из Аргентины, в котором дон Педро объясняет проявленную им щедрость. Оказалось, что землевладелец воспринял изменение Амундсеном курса совершенно иначе, чем ограниченные норвежские меценаты. Новый план показался ему «самой удачной идеей этого необыкновенного, гениального человека».

Как истинный джентльмен, дон Педро не видит оснований жалеть о том, что на него свалилось все бремя расходов по дальнейшему снаряжению «Фрама»: «Мне выпал счастливый случай, благодаря которому я не просто частично финансирую поход, что предполагалось ранее, а должен был целиком взять на себя спасение государственного корабля из весьма неприятного положения, когда судно очутилось у наших берегов без средств к существованию, так что теперь капитан Нильсен сможет полностью выполнить намеченную руководителем программу, и сделать это за относительную меньшую сумму». Право, Большой крест Святого Олава редко присуждался столь заслуженно.

Дон Педро оказался бесценной находкой, золотым прииском среди аргентинских степей. В расчетливой голове Леона мгновенно возникла идея долгосрочного сотрудничества. Он посоветовал брату как можно скорее «лично познакомиться с доном Педро – у него очень милые дети (взрослый сын и дочь), и я убежден, что он и далее сумеет в случае необходимости оказывать тебе помощь». И все же Леон посчитал своевременным присовокупить к этому отчасти деловому, отчасти личному призыву предупреждение: «Не забывай об одном: аккуратно записывать, сколько ты получил от него денег, – будучи предпринимателем, он это оценит». На мгновение представив себе брата, Леон добавляет: «Можешь попросить об этом Нильсена, у которого имеется опыт таких занятий». Вычислить, какую сумму потратил дон Педро, было затруднительно, поскольку он просто-напросто взял на себя оплату всех связанных с «Фрамом» расходов.

По возвращении из Атлантики именно Турваллу Нильсену приходится стать связующим звеном с семейством Кристоферсен. Вскоре у лейтенанта не остается сомнений в том, что дон Педро будет финансировать поход и на Южный, и на Северный полюс: «Надо сказать, это один из милейших и добрейших людей, которые мне только встречались в жизни; впрочем, мне кажется, не последнюю роль в развитии событий сыграл и рыцарский крест. Возможно, он не слишком потешил тщеславие самого дона Педро, но уж точно оказал такое воздействие на его супругу. Я слышал, что аргентинцы падки до почестей вроде орденов и проч., а его жена, как известно, президентская дочка и вообще принадлежит к одному из самых знатных семейств страны. Во всяком случае, когда я впервые посетил д. Педро (2 сент.), и его супруга, и дочь были совершенно очаровательны. Впрочем, не исключаю, что я навоображал себе все это, а потому пусть последнее останется между нами». Да уж, простой лейтенант мог навоображать себе Бог знает чего в отношении и матери, и дочери.

***

Как выяснилось, средства можно изыскать не только в аргентинских краях: у полярного путешественника находится высокий покровитель и в северных широтах. 28 июня Леон сообщает, что – пока неофициально – хочет давать деньги король Хокон: он предложил выплачивать по пять тысяч крон за каждый год задержки, вызванной дополнительным походом на юг. «Этот дар крайне приятен не только крупностью суммы, но и тем, что король таким образом выразил одобрение перемене планов да еще подал хороший пример, которому непременно последуют».

Через неделю Леону Амундсену назначают аудиенцию во дворце: «Король был весьма любезен и продержал меня целых три четверти часа». Хотя участники встречи не причисляют себя к полярникам, оба живо следят за развитием событий в Антарктике. Во время аудиенции Его величество высказывает мнение, что американец Пири, хоть он и адмирал, никак не мог побывать в самой северной точке земного шара. Посему король Хокон тоже считает, что Руалу Амундсену следует вернуться на родину «только после похода к Северному полюсу».

Как организатору потенциальных телеграмм в связи с покорением Южного полюса Леону весьма пригодится этот разговор с монархом. В силу обстоятельств их необычайное предприятие разыгрывается на довольно высоком уровне: «Само собой разумеется, англичане завидуют нам, а французы держат их сторону (из политических соображений), немцы же всецело поглощены Фильхнером. [В 1911 году Вильгельм Фильхнер отправился на корабле "Дойчланд" к берегам Антарктиды. – Т. Б.-Л.] Я надеялся заинтересовать американцев, и, возможно, мне это удастся».

Примерно 1 сентября 1911 года Леон заканчивает письмо к брату, которое «Фрам» должен доставить тому из Буэнос-Айреса: «Здесь уже наступает осень, но для тебя это означает начало весны, так что нынешняя смена сезона грустна менее обычного. Я знаю, что теперь ты предпримешь основной бросок на юг, и буду мысленно следовать за тобой каждый день твоего долгого и опасного пути».