Текст книги "Любовь на первой полосе"
Автор книги: Труди Пактер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Труди Пактер
Любовь на первой полосе
Мужу Найджелу посвящаю…
ПРОЛОГ
Мужчина в сером костюме очень спешил. Лайнер, снижающийся над лондонским аэропортом Хитроу, еще не успел коснуться земли, а мужчина уже отстегнул ремни безопасности и вскочил с кресла, не дожидаясь полной остановки самолета.
Впрочем, это еще не означало, что пассажир доберется до аэровокзала первым. Но, как и все ньюйоркцы, Тед привык полагаться на собственные силы, поэтому, едва открыли люк, он довольно бесцеремонно пробился в начало выстроившейся очереди. Многим пассажирам это не понравилось, однако Тед не обратил внимания на их недовольство. У него была цель, а все остальное не имело никакого значения.
Он ступил на горизонтальный эскалатор, с помощью которого надеялся быстрее добраться до аэровокзала.
«Интересно, у нее сейчас та же прическа? И большие роговые очки, за которыми она прячет смущение перед незнакомыми людьми?»
Тед вспомнил их первую встречу в «Алгонкине». В памяти всплыло ее растерянное лицо, и он улыбнулся. Перед встречей у них состоялся телефонный разговор, и она держалась так, что Тед решил: эта женщина привыкла обедать в дорогих ресторанах. Однако в «Алгонкине» он понял свою ошибку. И вообще ему стало ясно, что девочка не из Нью-Йорка. Это сразу бросалось в глаза: волосы у нее были длиннее, чем требовала мода, а юбка – слишком короткая.
Она и сама все поняла, как только вошла в зал. Поняла и растерялась. Впрочем, моментально овладела собой, чем привела Теда в восхищение. И он сразу решил, что если даже выбить почву у девчонки из-под ног, она все равно найдет точку опоры и лишь мило тебе улыбнется.
«Кейт… Моя Кейт. Ты плохо одевалась, от тебя пахло дешевыми духами. И все же ты выглядела лучше всех женщин, находившихся тогда в зале».
Тед сунул руку в карман и достал паспорт и въездные документы, которые нужно было предъявить английским таможенникам. Из кармана выпала фотография Кейт, с которой он никогда не расставался. В смуглом лице строгой девушки угадывался особый стиль, присущий, кажется, всем уроженкам Восточного побережья. Как и у Али Макгроу, когда она была моложе. У Кейт же он сохранится, очевидно, до смертного часа.
Наклонившись, Тед поднял фотографию с земли. «Почему она охотилась за мной с таким упорством? Что во мне такого особенного? Ну, пожалуй, волевое лицо. К тому же открытое. Но происхождение ведь не скроешь, ни дорогой прической, ни костюмом от «Брукс бразерс». В Манхэттене я только работал, а вырос-то совсем в другой части города, и едва ли этим можно гордиться. А в Кейт чувствовалось хорошее воспитание. Сразу было видно, что она из приличной семьи. Почему же якшалась с такими, как я? Хватило бы и одного свидания. Ну, в лучшем случае, мы могли переспать еще разок, если ей на самом деле понравилось».
Он трезво себя оценивал, поэтому удивился, когда она пришла снова, а затем еще.
И Теда понесло по течению. Другого выхода не оставалось – он потерял голову. Со временем глянец новизны потускнел, сквозь яркий блеск ему наконец открылся облик земной женщины, но он все плыл по течению. К тому моменту никто из них уже не мог остановиться.
«Мы были так уверены в своей правоте, так убеждены в своей непорочности. Ради любви могли пойти на любые преступления, любую ложь. Особенно если лгать приходилось самим себе».
Сунув фотографию в карман, Тед пристроился в хвост очереди у паспортного контроля. Взглянув на часы, он увидел, что уже половина десятого. «Интересно, надолго ли меня здесь задержат?»
Небо над Гудзоном темнело. Рут задернула шторы на окнах, из которых открывалась великолепная панорама города.
– Надо бы пройтись по лавочкам в поисках модных тряпок, – заметила она.
– Надеюсь, ты догадаешься сначала купить что-нибудь для Кейт? – сказала Бетти Маккуин, редактор «Моды», наливая себе водки в бокал со льдом. Серьезное питье. Как раз для редактора.
Рут она налила кока-колу. Общение с трезвенниками имеет свои плюсы: не нужно, к примеру, тратиться для них на выпивку.
– Ты мне уже все уши прожужжала о подарке для Кейт, – раздраженно отозвалась Рут. – Что ей купить? Что вообще можно купить такому человеку, как она?
– Ты меняспрашиваешь, дорогая? Она же твоя подруга, не моя.
– Точнее, была подругой. Мы не виделись три года, и, судя по всему, за это время она сильно изменилась. Возможно, сейчас ее уже не устроит то, что устраивало раньше.
Рут прошлась по комнате. На это потребовалось некоторое время, ибо комната была громадная. Почти с кегельбан. По мнению Рут, здесь слишком много показухи. Впрочем, именно так и должны выглядеть роскошные апартаменты.
– Не заводись, – посоветовала Бетти. – Девушка, выходящая замуж за мешок с деньгами, не станет особенно привередничать. Всякие бытовые штуки; которые обычно дарят молодоженам, ей не нужны.
– Дело не в этом, – сказала Рут. – Мы долго не виделись, а я – самая близкая ее подруга, и, если поднесу какую-нибудь безделушку от «Тиффани», Кейт может не понять. Она ждет от меня большего.
Бетти с восхищением посмотрела на Рут. Подруги не виделись три года, будущий муж Кейт, говорят, при больших деньгах, а Рут всерьез беспокоится о том, как подруга воспримет ее подарок.
– Не понимаю, чего ты нервничаешь. Одной безделушкой в куче больше, одной меньше. Кейт даже внимания не обратит. Знаешь, сколько у нее их теперь будет?
– Ты думаешь, она его любит? – вдруг спросила Рут.
– А почему бы ей его не любить? Во-первых, ему нет еще пятидесяти, во-вторых, богат, в-третьих, большая шишка. Будь я помоложе, сама бы потеряла от него голову.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – недовольно скривилась Рут. – Конечно, он ей нравится. Но любовь… Это другое. По крайней мере, для нее.
– Полагаю, ты имеешь в виду Теда Геблера? – негромко спросила Бетти. – Какой же ты романтик! Кейт и Тед давно распрощались. То, что было между ними, кануло в Лету. Закончилось. Она и имени-то его, наверно, уже не помнит.
– Думаю, ты совсем не знаешь Кейт. Иначе не стала бы говорить подобной чепухи. Ни одна женщина не любила мужчину так, как она любила Теда. Ни одна. Да она пошла бы за ним босой по раскаленным углям. То, что между ними было… Я такого никогда не видела. И, ради Бога, не говори, чего не знаешь. Кейт не могла забыть его. Имя Теда останется с нею до конца дней, она унесет его с собой в могилу.
Бетти села на обтянутый золотистой парчой диван, выпрямившись, как и полагалось законодателю моды.
– Очень тронута твоим эмоциональным порывом. Честное слово. Но ответь: если они так безумно любили друг друга, какого же черта Тед не развелся с женой?
– Что-нибудь внесли в декларацию? – осведомился таможенник.
– Нет, – заявил Тед. – Я приехал ненадолго. Не знаю даже, успею ли выпить здесь литр виски.
– А пальто? – Служащий кивнул на плащ из верблюжьей шерсти.
– Я купил его в Нью-Йорке, – уже несколько раздраженно ответил Тед.
Если так пойдет и дальше, то Кейт не только успеет выйти замуж, но и ее медовый месяц закончится, пока он будет стоять здесь.
– Тогда предъявите чек магазина.
– Я сделаю лучше. – Тед поставил кейс на землю. Вывернув плащ наизнанку, он показал таможеннику фирменную бирку: – Смотрите, черт бы вас побрал, – «Брукс бразерс». Полагаю, в вашем «Сэйвил роу» таких еще нет. Во всяком случае, пока.
С этими словами он подхватил кейс и решительно направился по коридору. Если молодому идиоту захотелось пошутить, то не на того напал.
Тед вошел наконец в здание аэровокзала, задержавшись лишь у окошка «Барклай-банка», чтобы получить деньги по чеку.
Такси удалось остановить почти сразу. Он назвал адрес Кейт – Найн-Итон-Мьюз. Звучало очень по-английски.
По дороге Тед старался представить ее дом и не смог. Кейт, которую он знал когда-то, не имела собственного дома. Ее просторная квартира в Нью-Йорке, в сущности, была лишь местом, где можно спать, переодеваться и получать корреспонденцию. «Впрочем, когда там появился я, квартира стала использоваться и еще кое для чего».
Но улыбка сразу исчезла, едва он вспомнил, как в тот последний вечер привратник не пустил его в квартиру.
– Ее нет дома. Мисс Кеннеди переехала. И не вернется.
Он тогда чуть не умер. Словно кто-то убил его душу, уничтожив все его чувства, и оставил вместо нее лишь глухую пустоту.
Вот уже три года он пребывал в таком состоянии. Санди даже назвала его зомби. Вспомнив об этом, Тед поморщился. Он, конечно, причинил жене боль, но поделать ничего не мог.
Даже самая любящая жена на свете не заставит мужа почувствовать хоть что-то, если он мертв душою. Сначала Тед еще старался изображать какие-то эмоции, только актером он оказался скверным, и, в конце концов, Санди посоветовала ему не утруждаться.
Может, тогда-то она и стала подыскивать себе другого. Или любовник к тому времени уже был? Не важно. В один прекрасный день он пришел и забрал ее. Официальный развод стал лишь ничего не значащей формальностью. Простым сообщением миру о том, что они больше не являются мужем и женой.
На самом деле семья распалась задолго до того, как встал вопрос о разводе. Разрыв произошел даже раньше, чем это поняла Санди: Тед отвернулся от жены в тот самый день, когда впервые увидел Кейт. Просто сначала он не хотел в этом признаваться. Даже самому себе.
«Каким же я был дураком. Каким идиотом! Если бы сразу расставил все точки над «i» в отношениях с Санди, Кейт вышла бы замуж за меня, а не за этого раздувшегося от денег англичанина».
Тед снова взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Церемония назначена на шестнадцать тридцать. Он покосился на шофера. Какого черта он так медленно тащится?
Санди лежала на бортике плавательного бассейна. Ее спину немилосердно жарило лос-анджелесское солнце, сжигая масло для загара, по телу сбегали ручейки пота.
Рядом под зонтиком сидел высокий загорелый мужчина и играл в шахматы с компьютером.
– Дорогая, по-моему, на сегодня достаточно, – сказал он, – не хочу, чтобы ты погибла от солнечного удара всего через два дня после приезда сюда.
Когда Санди встала, он подал знак слуге, и тот подкатил второй шезлонг с зонтиком, куда она рухнула, словно школьница после урока физкультуры. Весьма удачное сравнение, поскольку, несмотря на свои тридцать с хвостиком, Санди еще во многом напоминала девчонку. На лице играл юный румянец, а длинные белокурые волосы, ниспадающие до самого пояса, делали ее похожей на Лолиту. Дэвиду это нравилось.
– Ты уже собрала вещи? – спросил он, глядя, как она прикуривает. – Трогаемся с рассветом, поэтому мне не хочется, чтобы ты откладывала все до последней минуты.
– Нам обязательно ехать в Лондон?
– Конечно. Нужно поймать Чарли, пока он не исчез, ведь он собирается провести свой медовый месяц на Барбадосе.
– Разве ты не можешь позвонить ему? Или дело настолько важное, что тебе необходимо увидеться с ним с глазу на глаз?
Дэвид вздохнул. Вот они женщины!
– Дорогая, когда у тебя будет столько же агентов, сколько у меня сейчас, ты поймешь, зачем иногда требуется смотреть этим прохвостам в глаза. Лишь так можно определить, водят они тебя за нос или нет. А я не хочу, чтобы меня провели с новым контрактом. Вайзман – человек непокладистый, и, если Чарли не позаботится обо всем, мне достанутся от этого фильма рожки да ножки. А ведь ты любишь жить красиво. Значит, нужно хорошо зарабатывать. Не так ли?
Санди позволила себе улыбнуться. Едва заметно.
– Хорошо, уговорил. Но если ты сейчас не пообещаешь мне кое-что, я не сдвинусь с места, и ты улетишь в Лондон один.
– Ладно, кошечка, о чем речь?
– Я не хочу с ней встречаться. С Кейт. И требую абсолютной гарантии, что эта костлявая дамочка не попадется мне на глаза. Иначе я за себя не отвечаю.
– А если Чарли пригласит нас к себе? Ведь накануне нашего приезда он женится. Или ты всерьез надеешься, что он станет вести себя, будто ничего не произошло? Он наверняка захочет похвастаться своей молодой женой. И если ты думаешь, что я откажусь от бокала шампанского у него дома, то сильно ошибаешься. Мы с Чарли знаешь сколько знакомы? У наших отношений долгая история.
Санди надела верхнюю часть купальника. В гневе необходимо выглядеть, по крайней мере, прилично.
– А у меня с Кейт не долгая? – холодно заметила она.
– Неужели ты еще злишься на нее? – удивился Дэвид. – Я думал, все давно прошло. Ведь она бросила твоего мужа за несколько лет до вашего развода. И, если честно, не возьму в толк, почему ты винишь именно ее. После Кейт он, возможно, имел еще черт-те сколько девчонок.
Глубоко затянувшись, Санди выпустила дым, швырнула окурок в воду и молча ушла в дом.
Господи, да что он знает про Кейт? И вообще, что могут знать про нее мужчины?
Они въехали в Лондон. Зимой этот город внешне ничем не отличался от любого другого. Скажем, от Франкфурта или Брюсселя. Лишь в теплое время года, когда все зелено, его не спутаешь ни с тем, ни с другим.
На Итон-сквер Тед понял, что не прав. В облике города есть нечто величественное, чему не смог бы подражать ни Нью-Йорк, ни тот же Брюссель. Достаточно увидеть Итон-сквер с ее аккуратными дорогими особняками, чтобы составить представление обо всем городе. Всякая уважающая себя лондонская площадь имеет либо сквер, либо даже маленький парк, а у каждого англичанина, если ему позволяют средства, есть при доме садик.
Интересно, у Кейт тоже есть сад, раз она теперь живет здесь?
Нет, он не мог представить себе Кейт, подрезающую розы. А вдруг она сильно изменилась? Нет, этого не может быть.
Кейт должна остаться такой, какой он видел ее в последний раз. Гордой. Роскошной. Американкой до мозга костей. Женщины вроде нее не меняются.
Такси остановилось перед коттеджем с аркой и верандой.
На мгновение Теду захотелось все бросить и уехать обратно в аэропорт. Прошлое было в прошлом. Зачем его ворошить? Ведь Кейт этого не делает. Он достал из кармана ее фотографию, и на него опять нахлынули воспоминания. Неумолимые. Зовущие вперед, а не назад.
Нет, он должен увидеться с Кейт еще раз. Сказать, что любит. Что свободен… и готов дать ей то, чего она когда-то хотела.
Спрятав фотографию, Тед расплатился с таксистом. Потом он стоял и глядел на ее дом, как три года назад глядел на ее запертую нью-йоркскую квартиру. Но теперь он знал, что застанет Кейт. Именно она откроет дверь на его звонок.
О дальнейшем Тед не думал. Только вперед. Ради них обоих.
Позже он не мог вспомнить, как звонил в дверь, как ему открыли. Помнил только стоявшую на пороге Кейт. Казалось, они смотрели друг на друга целую вечность. Затем она пригласила его войти.
Спустя три года прошлое наконец встретилось лицом к лицу с настоящим.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
Она была слишком умна для простой секретарской работы, но, окончив в 1978 году Рэдклифф, Кейт Кеннеди поняла, что молоденьких девушек никто на ответственные должности не берет.
Но она не сдалась. Кейт вообще не относилась к той категории людей, которые легко сдаются. Окончив колледж по специальностям «английский язык» и «журналистика», она твердо решила сделать себе имя в средствах массовой информации, Если придется немного подождать, ничего.
Семья Кейт принадлежала к католической общине в Вестчестере. Отец был хирургом окружной больницы, а мать растила Кейт и пятерых ее братьев и сестер, а также работала в местной церковной благотворительной организации.
Они жили в аккуратном белом доме, каких много в зажиточных пригородах Нью-Йорка. Отцу Кейт пришлось немало потрудиться, чтобы добиться всего этого. Он был членом гольф-клуба, считался одним из столпов общины и не без оснований гордился своими достижениями.
Он сумел передать это чувство и детям.
Кейт учили, что если много трудиться, то можно добиться всего, чего захочешь. Господь помогает целеустремленным, так, по крайней мере, она думала. Начав работать в «Нью-Йорк пост», девушка почти не сомневалась, что быстро станет знаменитым репортером. Но спустя год Кейт уже казалось, что Господь позабыл о ней.
«В чем моя ошибка?» – удивлялась она, возвращаясь по вечерам домой. Ведь она все делала правильно. Так ей казалось.
Кейт частенько бывала в редакции, прислушивалась к разговорам сотрудников, и всякий раз, когда она могла что-то посоветовать, она это делала. Только ее советы никого не интересовали, на нее смотрели как на пустое место, голос ее тонул в общем шуме, и никто к нему не прислушивался.
Тогда Кейт изменила тактику и стала ходить в бар, где проводили свободное время репортеры. Это было маленькое ирландское заведение в одном квартале от редакции, и для газетчиков оно являлось чем-то средним между домом, до которого они редко доходили, и офисом. Мелкие придирки главного редактора, упущенные сенсации, репортажи с первой полосы – все это без конца обсуждалось и переваривалось в «Донахью» за кружечкой пива.
Кейт здесь нравилось. Шумный зальчик всегда был забит до отказа. Она взяла за правило болтать о том, о сем с барменом Стивеном О'Грейди и покупать ребятам пиво, когда те, измотанные, вваливались сюда после «жаркого денька». Ей хотелось, чтобы они принимали ее за свою, приглашали к разговору, посвящали в свои проблемы, водили с ней дружбу, наконец.
Через три недели непрерывного сидения в «Донахью» Кейт поняла, что, ухлопав деньги на пиво, так ничего и не добилась. Нет, на нее обращали внимание ребята: кое-кто приглашал ее на свидания, другие – сразу в постель. Она им нравилась. Но не в том смысле, в каком бы ей хотелось.
Кейт была для них лишь очередной девчонкой. Стоило ей подойти к их столу, как тут же возникала неловкая пауза. Затем разговор переводился на другую тему, и все начинали обсуждать закуску или качество пива.
Говорили о чем угодно, только не о том, что бы ей хотелось услышать. Ее лишали самого драгоценного – профессиональной болтовни газетчиков. Словно ребята объединились в некий закрытый клуб, куда ее ни за что не хотели допускать.
Кейт решила серьезно проанализировать ситуацию и понять, в чем дело. Она умна, работы не боится. Доказательство тому – оценки, с которыми она закончила колледж. Однако, всего этого недостаточно, чтобы считаться в их кругу своей.
Что еще она может им предложить? Остроумный разговор? Кейт пользовалась популярностью среди друзей в Вестчестере, с которыми вместе росла. Но аплодисменты зеленых юнцов ее не интересуют. Ей хотелось общаться со взрослыми людьми, которые уже что-то значат в этой жизни. Хотелось, чтобы ее слушали. А они даже не замечали ее. Точнее, видели в ней только женщину.
Может, этим как раз и стоит воспользоваться? Кейт, разумеется, не считала себя Мерилин Монро, но знала, что обязательно понравится тем, кого интересуют высокие худые смуглые девушки. У нее были длинные темные волосы и загорелая, медового оттенка кожа. Загар никогда не сходил, поскольку она всегда проводила много времени на свежем воздухе, не опасаясь палящих лучей солнца. Кейт Кеннеди была привлекательна, однако, в то время модным считался другой тип: пухленькая блондинка с большим задом. Последним Кейт похвастаться не могла. Но если уж она решила избавиться от проблем с помощью секса, то нужен такой партнер, который даст ей реальную возможность добиться своей цели.
Среди тех, кому она нравилась, было немало птиц высокого полета, фамилии которых не сходили с газетных полос. Но Кейт уже попала впросак с дармовым пивом для подобных ребят и не хотела ошибиться снова. Нет, ей нужен человек поскромнее.
И Кейт решила принести себя в жертву тридцатипятилетнему Стену Бруксу.
Каждый день он приходил на работу с пакетиком сандвичей и циничным выражением на физиономии. Судьба редко ему улыбалась, поэтому его весьма смутило, когда Кейт начала проявлять к нему интерес.
Стен не отличался ни красотой, ни, если честно, большим умом, но все же понял, на что ему намекают, и был заинтригован. Многие уже пытались лечь в постель с этой девчонкой, которая успела намозолить ребятам глаза, только ни у кого пока не вышло. Почему же вдруг он?
Впрочем, Стен недолго искал ответ. Таким, как он, редко выпадает в жизни счастливый шанс, а инстинкт говорит, что, когда это происходит, надо не рассуждать, а хвататься за него.
В ближайшие же выходные Стен пригласил Кейт на ужин с гамбургерами в «П. Дж. Кларк».
Ирландские заведения были для него естественной средой обитания, и «П. Дж.» мало чем отличался от «Донахью». Разве что чуть получше, да находится в фешенебельной части города, хотя и работает не круглые сутки.
Столы были накрыты яркими клетчатыми скатертями. Это все-таки ресторан, а не бар, здесь можно спокойно поесть, а не перехватить на ходу какой-нибудь сандвич. Правда, и услуги здесь стоили дороже, но Стен не жалел денег, ибо был уверен: расходы окупятся. Стоимость ужина на двоих можно считать его компенсацией за удовольствие, которое ждало впереди.
Не будь Стен журналистом, Кейт умерла бы с ним от скуки. А раз он давно работал в газете, она жадно ловила каждое его слово, пока он рассказывал о номере, над которым сейчас пыхтел, о придирках редактора. Через несколько лет все это превратилось для Кейт в обыденную рутину, однако в тот вечер, сидя у бара на круглой табуретке, она чувствовала себя так, будто ее посвящают в какие-то головокружительные тайны неведомого мира. И когда Стен пригласил ее к себе домой на стаканчик «чего-нибудь крепенького», она с готовностью согласилась, понимая, что если уж надумала с его помощью войти в мир газетчиков, ему нужно во всем угождать.
Другого выхода нет.
Кейт со вздохом посмотрела на толстого человека с помятым лицом, который сидел перед ней. Однако, вспомнив о своей цели, тут же взяла себя в руки.
– Веди, Стен Брукс, – очаровательно улыбнулась она. – Всегда мечтала посмотреть, где ты живешь.
Очутившись в его холостяцкой квартире, Кейт с громадным трудом скрыла отвращение. Казалось, будто сюда попал артиллерийский снаряд. На полу валялись пустые банки из-под пива, окурки из набитых доверху пепельниц не выбрасывались, похоже, уже много недель. Испачканная обивка стульев и дивана местами треснула, в квартире стоял отвратительный запах кухни.
Кейт подавила желание спросить, где Стен держит веник и тряпку. Полчаса работы, и этот свинарник мог бы приобрести более или менее жилой вид. Но она тут же вспомнила, что пришла сюда не за этим. Ее вдруг охватила паника, во рту пересохло, сердце бешено забилось.
«Я могу уйти. Еще не поздно».
Внутренний голос приказал ей взять себя в руки. «Ты вступила в новый жестокий мир и научись жить в нем так, чтобы не сломаться».
– Ну? – спросила Кейт. – Где же твой обещанный стаканчик?
– Может, перейдем в спальню? – предложил Стен.
Намереваясь провести с ней целый вечер, он купил заранее жареного цыпленка. Теперь настала пора действовать.
– Как хочешь, – ответила Кейт с показной храбростью, которой отнюдь не испытывала. – Не откажусь от виски. У тебя есть, надеюсь?
Если бы он предложил ей сейчас пива, она бы умерла. Предстоящее казалось настолько страшным, что Кейт необходимо было что-то вроде наркоза.
Стен подошел к шкафчику, в котором держал выпивку, и достал полбутылки «Бушмиля».
– Не всякого гостя потчую этим, – объявил он, плотоядно глядя на нее. – Держу для особых случаев. Как этот, к примеру.
Кейт одним махом осушила стакан и, вспомнив про пиво, которым он угощал ее в «П. Дж.», мысленно усмехнулась: «Знал бы он, что до сих пор я пробовала лишь кагор на причастии». Выпив несколько глотков виски, она засмеялась. Голова немного кружилась, на душе стало легко-легко.
«За тебя, мистер Бушмиль, ты изобрел радикальное средство от девственности».
Комната почему-то вдруг поплыла, и Кейт бессильно опустилась на постель.
Стен воспринял это как сигнал к действию. Присев перед ней на колени, он стал неловко стягивать с нее платье. Кейт сидела неподвижно, похожая в эту минуту на безвольную тряпичную куклу, и наблюдала за происходящим как бы со стороны. Только когда платье за что-то зацепилось, Кейт раздраженно ухватилась за него, чтобы помочь Стену. Наконец обоюдными усилиями они справились. Теперь преградой между нею и Бруксом оставались только бюстгальтер да трусики.
Кейт нащупала стакан с ирландским виски и быстро вылила содержимое в рот. Она смутно чувствовала, как Стен торопливо стягивает с нее трусы. Потом он навалился на нее и с силой, какой она от него совсем не ожидала, раздвинул ей ноги.
Его пальцы скользнули внутрь, ощупывая, изучая путь. «Господи, делай же скорее и оставь меня в покое!»
Казалось, Брукс прочел ее мысли, потому что с удивительным проворством расстегнул штаны и спустил их до колен.
«Боже мой, – ужаснулась Кейт, глядя на толстый пенис, – он же не поместится во мне, я, наверно, умру…»
Но Кейт не умерла, хотя кошмарная пытка, казалось, никогда не закончится. Стен был ненасытен и заставлял ее принимать разные положения: он брал ее лежа, стоя, положив ее ноги себе на плечи. Завершающим стало сношение в анус. Когда она вскрикнула от боли, Брукс засмеялся:
– Тертая сучка. Только не говори мне, что у тебя не было такого раньше. Ты просто создана для того, чтобы ублажать мужчин. Держу пари, все ребята из «Донахью» уже попробовали эту маленькую штучку.
Наконец – спустя, казалось, целую вечность – Стен отпустил ее и, натянув штаны, без сил повалился на кровать.
– Пожалуй, всхрапну маленько, – довольно сообщил он. – Толкни меня, если захочешь устроить матч-реванш.
С этими словами Брукс уснул, а Кейт заплакала от стыда. На грязной простыне алела кровь. Ее кровь. Бедра и ягодицы были в синяках, малейшее движение отзывалось такой болью во всем теле, словно ее переехал грузовик.
Неуклюже, будто сломанная кукла, она поднялась с кровати и осторожно, чтобы не разбудить храпящего Брукса, стала одеваться.
К тому времени, как он очухался, Кейт уже ехала в такси в сторону Центрального вокзала, надеясь успеть на последнюю электричку. Сама не понимая, откуда у нее еще берутся силы, она быстро шла по платформе рядом с отходящим поездом, чтобы, улучив момент, ухватиться за поручни. Несмотря на ужасную боль в теле, Кейт вскочила на подножку, нажала на ручку двери и упала в тамбур.
Ее подхватили чьи-то сильные руки. Подняв глаза, она увидела Брэда Джонса, который тоже постоянно ездил на этой электричке и так же, как и она, пользовался месячным проездным.
– Боже мой, Кейт, – воскликнул он, помогая ей встать. – Ты же могла убиться!
Пожав плечами, она вошла в вагон, бросив на ходу:
– Да, Брэд, могла. А знаешь, никому бы до этого не было никакого дела. И в первую очередь мне самой.
Сначала она хотела уволиться. После всех ее неудач этот шаг выглядел бы логичным. Ублюдки попользовались всем, что у нее было: обаянием, пивом, которое она им покупала, даже телом, а получив удовольствие, выбросили ее, как мусор.
Ничего, можно добиться успеха на ином поприще. Есть множество других профессий, пусть менее престижных, зато в них куда легче добиться успеха новичку.
Но внутренний голос убеждал Кейт не отступать. Она вспомнила, как сдавала экзамены в колледж. Матери очень хотелось, чтобы Кейт поступила в Рэдклифф. Самой Анне Кеннеди не довелось там поучиться: она вышла замуж, родились дети, затем появилась работа в церковном комитете.
Но мечта осталась. И она вдруг поняла, что ее можно попытаться осуществить через дочь.
О, как же Кейт готовилась к тем экзаменам! Вечера напролет, когда все девчонки бегали на свидания, она просиживала над учебниками и зубрила, пока голова не начинала гудеть. Около половины одиннадцатого в комнату заходила мама с чашкой горячего кофе и фруктовым печеньем.
– Отличница моя, – любовно глядя на дочь, говорила она. – Я тобой горжусь.
Кейт на всю жизнь запомнила те несколько дней до оглашения результатов экзаменов. Она не могла ни есть, ни спать. Мама ходила на цыпочках, словно Кейт болела и ее ни в коем случае нельзя беспокоить.
Когда наконец вывесили оценки, Кейт не могла поверить своим глазам. Она не прошла. Впрочем, не совсем. В экзаменационной комиссии сказали, что у нее полупроходной балл и при желании она может повторно сдать экзамены по окончании семестра. В подобной ситуации большинство абитуриентов, как правило, забирали документы и поступали в другие учебные заведения, где требования были не такие строгие. Кейт стояла перед выбором: колледж в округе Оранж или в Вашингтоне. Лично она с радостью согласилась бы на любой из них, однако, сердце матери навечно принадлежало Рэдклиффу. Она сказала, что если Кейт предложили вновь сдать экзамены через полгода, значит, она должна это сделать.
Анна Кеннеди наняла дочери репетитора, католического священника. Денег пришлось истратить больше, чем можно было себе позволить, но мать не скупилась, ибо твердо решила, что Кейт закончит Рэдклифф. С Божьей помощью.
Со второй попытки она успешно сдала экзамены, хотя из-за подготовки к ним пропустила целый семестр, однако это можно было наверстать. Ей на всю жизнь запомнились долгие вечера, когда она не видела ничего, кроме унылой физиономии монаха. Зато наградой за ее мучения стала счастливая улыбка матери.
Вечером семья собралась на торжественный ужин. Не обычный, а именно торжественный, со свечами на столе и зажаренным гусем. Кейт дали грудинку, лучший кусок. И овощной гарнир мать положила сначала ей, и самая большая порция лимонного пирога тоже досталась Кейт.
Впервые в жизни она была центром внимания, чувствовала всеобщую любовь. Глядя на старших братьев и младших сестренок, Кейт думала: «Мама любит вас. Она любит вас потому, что вы никогда ее не подводили. Теперь она любит и меня».
Эта мысль наполняла радостью душу Кейт, ведь одобрение матери было для нее самой дорогой вещью на свете.
Итак, она нашла способ пробудить в маме любовь к себе, хотя потребовалось только успешно сдать экзамены. Подняться на ступеньку вверх.
Однако, таких ступенек много, и Кейт Кеннеди чувствовала, что они будут манить ее до конца жизни.
Она заставила себя забыть неприятный эпизод с Бруксом. Ей нужно выжить, это единственное правило в игре под названием жизнь. А жизнь требовала от Кейт стиснуть зубы и вернуться к работе в «Нью-Йорк пост». Она решила вести себя так, будто ничего не произошло. Но затем поняла, что угощать их дармовым пивом уже не сможет. Да и с какой стати?
Чего она ждет от этих газетных псов, которые ведут себя с окружающими так, словно они, по меньшей мере, голливудские суперзвезды? Да кто они такие вообще? Их семьи нисколько не лучше, чем ее собственная. Извилин у них столько же, сколько у нее. Просто они опытнее и удачливее. В какой-то момент им выпал шанс, а ей пока нет.
К своему удивлению, Кейт обнаружила, что с оптимизмом смотрит в будущее. Это было на уровне подсознания, некий инстинкт самосохранения. Да, пока удачи нет, но ей лишь двадцать два года. Жизнь не закончена. И вести себя нужно достойно. Во всяком случае, прислуживать она больше никому не станет. Особенно таким, как Стен Брукс.
