Текст книги "Трепет (СИ)"

Автор книги: Тревьон Бёрнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Но он зажал палочку между зубами, втянул щеки, зажимая во рту леденец еще сильнее и выпрямляясь на своем сиденье. Мужчина переключил передачу, когда загорелся зеленый свет. Он двинулся вперед, перевернув леденец во рту так, что одна его щека стала выпуклой.

– Эй! – закричала Веда, снова усаживаясь на свое сиденье, когда машина поехала быстрее, чем она ожидала. – Этой мой леденец. Это был последний. Ты не слышал меня, когда я сказала тебе, что он меня успокаивает?

– С леденцом или без, если ты уверена в том, что можешь сохранить трезвый ум, то тебе не нужна никакая помощь.

Он хихикнул, поворачивая на дорогу, которая вела к ее квартире.

Если бы он знал, насколько она безумна. Она вспомнила, что несколько недель назад он практически узнал об этом. Она уже миллион раз отблагодарила Бога, что избавилась от того маникюра в последний момент.

Она скрестила руки на груди и надулась.

– Ну? Чувствуете травку, офицер?

Он подъехал к другому светофору и начал перекатывать леденец во рту, пробуя его на вкус.

– Неа, – он искоса посмотрел на нее, палочка приглушила его голос. – Сладко.

У Веды в груди все сжалось, когда он посмотрел на нее, и спустя несколько долгих секунд она заставила себя отвести взгляд.

В машине повисла тишина. Ни один из них не нарушил ее, пока они ехали к ней домой.

Когда Линк потянулся и включил музыку погромче, улыбка расцвела на ее лице.

– Я не могу поверить, что ты слушаешь олдскульный R&B. Когда я села в машину и услышала, как у тебя играет Джо (прим.: американский исполнитель R&B), у меня чуть не случился удар.

Он склонил голову набок и пригладил свою эспаньолку. Он улыбался, но улыбка не достигла его глаз.

Голос Веды стал громче.

– И это даже была не самая ожидаемая песня Джо. Человек, начинающий слушать R&B послушал бы песню «I Wanna Know». Но ты включил песню «ll the Things Your Man Won’t Do»? На самом деле? – она вскрикнула. – Эта песня. Большинство белых мальчиков даже не знают о ее существовании. Особенно такие длинноволосые, как ты.

Он облизнул губы, поворачивая руль одной рукой.

– Это было все, что слушала моя мать, когда я был маленький. И мне это передалось от нее.

– Я была полностью уверена, что ты был поклонником тяжелого рока. Только одному Богу известно, сколько еще сюрпризов ты хранишь. В следующий раз наверно, ты скажешь мне, что идешь на бал-маскарад в следующие выходные.

Он усмехнулся, что было достаточным подтверждением того, что он предпочел бы съесть кусок стекла, чем сделать это.

– Я пойду, – сказала она.

Он кивнул.

Веда вздохнула, думая, как же иногда тяжело вести с ним диалог, позволяя тишине вновь опуститься и надеясь, что он не забудет высадить ее в квартале от ее квартиры.

Он помнил, медленно останавливаясь на обочине. Улица была пустынной. Было очень тихо.

Веда начала выбираться в открытую дверь, но остановилась и посмотрела на него через плечо.

– Мы не сдадимся, – сказала она. – Да?

Вместо того чтобы ответить, он вздохнул, положив руку на подголовник ее сиденья.

– Пожалуйста, напиши мне, когда будешь внутри, чтобы я знал, что с тобой все в порядке.

Веда слегка надула губы, открыла дверь и выскочила на тротуар. Все, на что она была способна, – это натянутая улыбка и резкий кивок, прежде чем захлопнуть дверь за собой.

Она не оглянулась назад, но пока шла через небольшой квартал к своему дому, девушка чувствовала, как он взглядом прожигает ее спину. Мягкий гул от двигателя его грузовика не отставал от нее. Он не отъезжал от тротуара, пока она не открыла стальные ворота, ведущие в ее жилой комплекс.

К тому времени, как звук двигателя затих полностью, она уже дошла до входной двери. Она вошла в прихожую и достала телефон.

Как только она нашла номер Линка, ей пришло сообщение.

Линк: Ты в порядке?

Теплая улыбка появилась на ее губах.

Веда: Я в порядке.

Глава 16

Каждый уголок особняка Блэкуотер вызывал у Веды посттравматический стресс.

При взгляде на гостиную, которая ничуть не изменилась, и где она впервые посмотрела Тодду Локвуду в глаза, у девушки остановилось сердцебиение. От вида лестницы, по которой он заставил ее подняться, когда она спотыкалась о собственные ноги от того, что он добавил в ее напиток, у Веды перехватило дыхание. Увидев дверь в главную спальню, которая была видна с первого этажа, ту самую спальню, куда, в конце концов, пришли девять его друзей, Веду чуть не стошнило.

Несмотря на то, что столовая в Блэкуотере не играла роли в постоянном кошмаре, который повторялся в ее сознании, каким-то образом одному виду этого помещения все же удалось до боли скрутить ее желудок.

Благодаря окнам от пола до потолка сводчатые потолки казались в десять раз выше. За окнами виднелись черные скалы, от которых и пошло название Тенистая Скала, которые сейчас почти исчезли в ночном звездном небе. Но желтая луна излучала достаточно света, разоблачая их существование и придавая им призрачный вид. Вдалеке проплыл круизный лайнер с семейным названием, этакое белое тело, выделяющееся на черном небе даже ярче самой Луны. Грохот океанских волн был едва слышен, но этого было достаточно, чтобы Веда захотела большего.

Через полчаса после начала обеда ее желудок скрутило. Даже теплого прикосновения руки Гейджа, который сидел рядом, обхватив ее бедро и сжимая его каждый раз, когда его мать бросала на Веду кислый взгляд – а это повторялось часто – было не достаточно, чтобы облегчить ее состояние.

Селеста Блэкуотер была именно такой, какой ее описал Гейдж. Высокой, стройной и хрупкой, с бледной кожей, которая почти сливалась с белым обеденном стулом, на котором она сидела. Она надела черное платье, которое словно обнимало каждый дюйм ее тела, и нацепила улыбку, которая никогда не сходила с ее лица.

Веда никогда не понимала, сколько эмоций может выразить улыбка, пока не оказалась напротив Селесты, наблюдая, как та переживает все: гнев, раздражение, нетерпение и почти презрение. Но только не приветливость. И не счастье.

Гейдж крепче сжал бедро Веды, и она посмотрела направо, встретившись с ним взглядом. Когда она увидела, как он нервничает, то тоже положила руку на его бедро, произнеся тихую молитву благодарности, что это дерьмо почти закончилось, ведь семейный повар уже убрал закуски. Но тут же были поданы основные блюда в сервизах из чистого серебра и китайского фарфора. Приятный запах ягненка наполнил воздух.

Но Веде еда не понравилась. Если она немедленно не выплюнет ее в тот момент, когда проглотит, то это будет не что иное, как чудо.

Она могла только молиться, чтобы не подали десерт.

Она не спускала взгляда с того молчаливого края стола, где отец Гейджа, Дэвид Блэкуотер, изо всех сил старался притвориться, что Веды не существует. С того момента, как она с Гейджем приехали, он еще ни разу не смотрел ей в глаза. Его волосы были потрясающе белыми, глаза – ледяными, на нем был дизайнерский костюм, идеально скроенный, как и у Гейджа. Веда поняла, откуда Гейдж унаследовал свои блестящие манеры. У него был прекрасный самоконтроль, он всегда знал, что делало его тело и как оно реагировало на внешний раздражитель.

Даже дед Гейджа, Пирс Кинкейд, который сидел прямо напротив Дэвида во главе стола, был безупречен и полностью контролировал исходящие от него флюиды. Его голова была абсолютно лысой и достаточно вытянутой, но все же не походила на конусообразную. Седая козлиная бородка была идеально подстрижена, брови тоже были седыми и затеняли пару красивых – и Веда могла поклясться – бирюзовых глаз, самых прекрасных, которые она когда-либо видела. Даже с сильно морщинистым лицом, обвисшей кожей, большими ушами, широким носом и тонкими губами Пирса, на него было легче всего смотреть за столом. У него был добрейший взгляд. И самая искренняя аура.

– Итак, Веда, – Пирс улыбнулся ей, когда все занялись поеданием пищи.

Веда подняла брови на Пирса, благодарная за то, что отвлеклась от ледяных глаз Селесты.

– Гейдж сказал нам, что ты анестезиолог.

Голос Пирса был не слишком глубоким, но очень ему подходил. Такой гладкий и уверенный. Веда обнаружила, что ожидала, когда проскользнет английский акцент.

До этого момента она отлично справлялась с тем, чтобы просто сидеть молча. Такова была ее стратегия. А не пытаться завоевать людей, которые должны были ее ненавидеть. Людей, которые никогда не примут ее. Она лишь хотела дать понять Гейджу, как сильно она его любит. Что сделает для него все.

Вес его руки на ее бедре было единственным, что удерживало ее собранной.

– Да, – ответила она. – Сейчас уже прошло несколько месяцев моей ординатуры.

– В какой медицинской школе ты училась? – спросил Пирс.

– В Стэнфорде.

Его глаза превратились в маленькие щелочки, когда он улыбнулся.

– Как необычно.

– Не так необычно, как Университет Джона Хопкинса… – вскочила со своего места Селеста, хлопая ресницам и тепло улыбаясь Веде. – Или Гарвард, или даже Вашингтон…

– Мама, – вмешался Гейдж, стараясь говорить ровным голосом.

Веда похлопала Гейджа по бедру, убеждая его таким образом, что у нее было все под контролем.

Он похлопал ее в ответ, бросив на нее гордый взгляд.

– Веда родилась и выросла на Холме, преодолела все трудности в жизни и пробилась в один из лучших медицинских университетов страны. Она была второй по успеваемости в своем выпуске, – он перевел взгляд на Пирса. – Ты абсолютно прав, дедушка. Она необыкновенная. Она преодолела невероятные трудности, просто невероятная женщина.

Селеста подскочила меньше чем через секунду после того, как Гейдж закончил, словно находилась на грани того, чтобы прервать его похвалу.

– Веда, мне вот любопытно… почему Тенистая Скала?

– А почему бы и нет? – Веда приподняла брови. – Тенистая Скала – мой дом.

– Конечно, девушке с пригорода не к чему возвращаться домой. Полагаю, девушка, вырвавшаяся из района, покинет этот остров и никогда не оглянется назад. Особенно, столкнувшись с таким количеством возможностей, которые наверняка появились в Стэнфорде.

– Мама…

Селеста посмотрела на Гейджа широко раскрытыми зелеными глазами, изображая невинность.

Дэвид сидел рядом с ней тихо, как мышка, наслаждаясь обедом, хотя его впалые щеки пылали.

– Я просто хочу познакомиться с ней поближе, дорогой, – ответила Селеста. – Можно? Из всех знаменитых больниц мира, Веда, ты выбрала Тенистую Скалу. Это просто озадачивает меня, вот и все.

– Вас озадачивает, что я решила работать в больнице, построенной вашей семьей? – уточнила Веда. – Даже как-то интересно, что я больше вас верю в вашу семью.

Селеста расплылась в ледяной улыбке.

– Хотя я испытываю глубокую гордость за каждую компанию, носящей имя Блэкуотер, все же не питаю иллюзий, что наш госпиталь может конкурировать с квалифицированностью госпиталя Салютатора в Стэнфорде.

Веда попыталась сглотнуть, но в горле застрял комок. Она почувствовала пульсацию в каждом дюйме тела, включая подрагивающие губы.

– Я соскучилась по дому, – сказала Веда.

– Твоя семья все еще живет здесь? – спросила Селеста.

– Нет, – откашлялась Веда, – мои родители уехали несколько лет назад.

– Не представляю, по чему можно так скучать, если не по своей семье.

Веда посмотрела на Гейджа и увидела, как тот сжал челюсти и бросил на мать накаленный взгляд. На этот раз, когда Веда сжала его бедро, раздражение на лице Гейджа не исчезло.

– Гейдж как-то сказал мне, что в Тенистой Скале есть нечто, что пробирается прямо в душу. Что даже не чувствуешь, как это происходит, пока оно не попадет в кровоток и не захватит все тело, – Веда глубоко вздохнула и снова посмотрела на Селесту. – Наверное, я страдаю хроническим заболеванием под названием «Тенистая Скала». Должно быть, в местной воде что-то содержится.

Улыбнулись лишь Гейдж и Пирс.

Селеста закатила глаза, убедившись, что Веда заметила это, и поднесла бокал к губам. Она не спеша сделала глоток.

– Честно говоря, Веда, я и представить себе не могла, что увижу день, когда мой сын влюбится в провинциалку. Возможно, в воде действительно что-то есть.

Она тихонько засмеялась.

Веда посмотрела на отца Гейджа, который до сих пор избегал ее взгляда, но теперь тоже слегка улыбнулся. Веде стало жарко, и она поймала себя на том, что была не в состоянии прикусить язык.

– Поскольку мы обсуждаем наши странности, Селеста, мне вот стало любопытно, как тебе удается выглядеть такой красивой и свежей? Я могу только молиться, чтобы в твоем возрасте оставаться молодой и подтянутой, – Гейдж сжал ее бедро, но на этот раз Веда поняла, что это был не знак утешения, а мольбы. Он умолял ее прекратить, но она уже перешла черту, ее сердце колотилось в груди. – Тебе не дашь больше сорока.

Селеста попыталась оскалить зубы сквозь улыбку.

– Мне тридцать девять, и я не стану развлекать тебя нравоучениями о том, как грубо заводить разговор о возрасте женщины в компании, где есть мужчины. Полагаю, там, откуда ты родом, все делают иначе.

Веда пожала плечами.

– Просто хочу узнать тебя получше, Селеста. Можно? – Веда была уверена, если Гейдж еще раз хорошенько сожмет ее бедро, то сломает его пополам. Она подняла взгляд к потолку, накручивая локон на указательный палец. – Черт возьми, я не закончила Гарвард, а посчитать реально трудно, моя математика Стэнфорда может никуда и не годится, но если тебе тридцать девять… – Веда притворилась, что считает на пальцах, осознавая, что Гейдж теперь тряс ее ногу под столом, молча умоляя ее остановиться. Но она не могла остановиться. Она вытянула губы, делая вид, что считает на каждом пальце, затем наклонилась вперед и широко раскрыла глаза. – Значит, тебе было… тринадцать, когда ты родила Гейджа?

Селеста глубоко вдохнула. Ее глаза засияли. Бокал шампанского в ее дрожащей руке, казалось, вот-вот разлетится вдребезги.

– Честно говоря, мне кажется, что ты похожа на большинство девушек, с которыми я росла на Холме, – Веда улыбнулась, но улыбка мгновенно исчезла, когда она тяжело сглотнула, уверенная, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. – Однако в отличие от тех девушек на Холме, тебе было легче выносить жизненные невзгоды и познавать жизненные уроки, не сталкиваясь с дискриминацией и преследованиями со стороны людей, которые считают себя лучше тебя. Даже если эти люди совершили те же самые ошибки. Боже, тринадцать лет. Должно быть, было замечательно вынести такой сложный жизненный урок без того, чтобы на тебя давило чужое мнение и раздавило тебя, словно какого-то насекомого. Тот самый мир, который раздавит тебя, словно жука, а потом обернется и обвинит тебя в том, что твои внутренности выплеснутся наружу и уродливо размажутся по тротуару.

В голосе Веды звучал сарказм.

– Но я полагаю, что девушки на Холме должны жить по другим правилам, верно? Полагаю, твои ошибки были более простительны, так как ты совершила их в белом каменном особняке, а не в лачуге на Холме.

– Прошу прощения, – Селеста бросила салфетку и встала из-за стола. Стук ее каблуков по деревянным полам еще долго слышался после того, как она исчезла за углом.

Веда вздохнула, когда хватка на ее бедре исчезла. Она бросила взгляд на Гейджа, когда он, тихо выругавшись, встал и покинул свое место, следуя за матерью.

Дэвид тоже встал со своего места, и, не глядя на Веду, отправился за Гейджем и Селестой.

Пирс поднялся из-за стола последним, вытер рот черной салфеткой, прежде чем откашляться и тоже покинуть столовую.

И Веда осталась одна.

Да. Она полностью потеряла хладнокровие.

Да. Спор, который она затеяла с Гейджем этим вечером, скорее всего, войдет в историю.

Но оно того стоило.

Реально стоило.

Глава 17

Грейс Хилл усмехнулась, когда Линк запихнул еду в рот через несколько секунд после того, как она положила третью порцию еды на белую одноразовую тарелку перед ним. Ее тарелка с наполовину съеденной порцией стояла по другую сторону складного столика в крошечной кухне. Она поспешила обратно к своей лимонно-зеленой печке, заправляя за ухо грязные светлые волосы с секущимися кончиками, отчаянно нуждающиеся в стрижке. Она быстро схватила еще одну одноразовую тарелку, наполнив ее горой жареных свиных отбивных, кукурузным хлебом, макаронами с сыром, и услышала, как Линк чуть ли не хрюкал, пока уничтожал еду на тарелке перед собой. Она улыбнулась тому, как его огромное тело едва помещалось на складном стуле, на котором он сидел, а хлипкие ножки, вероятно, от одного неверного движения сломались бы под ним. Она снова вернулась к столу.

Она поставила перед ним вторую тарелку и заправила прядь его каштановых волос за ухо, прежде чем вернуться на свое место. Схватив из пепельницы, стоящей в центре стола, горящую сигарету, она быстро затянулась, наблюдая за ним краем глаза.

Окно над раковиной было открыто, но шум океанских волн был едва слышен из-за музыки, доносившейся из клуба по другую сторону улицы.

– Всякий раз, когда начинаю скучать по тем временам, когда ты жил со мной, я всегда напоминаю себе, что могла заплатить по закладной на те деньги, которые потратила на твое питание,– она выдохнула белый дым, затушила сигарету и подняла свою пластиковую вилку, улыбаясь, в то время как он даже не поднял глаз.– Приходи в любое время, дорогой.

Линк проглотил еду и встретился с ней взглядом. Он кивнул в сторону окна, откуда доносилась музыка из нового бара на другой стороне улицы.

– Как долго это продолжается?

Она пожала плечами, вонзая вилку в макароны с сыром, ее хриплый голос был едва слышен из-за громкой музыки, которая сотрясала пол дома.

– Только до трех часов ночи.

– Трех часов ночи?

– Мне все равно, ты же знаешь, что я сова,– ее левый глаз дернулся, один из многих показателей того, что у нее была наркотическая зависимость. – Иногда приятно слышать, как смеется молодежь, как они болтают о всякой чуши, когда выходят из клуба. Этот тихий старый дом кажется чуть менее одиноким.

– Если они и дальше будут строить здесь все эти клубы, кофейни и студии йоги, этот дом, возможно, ненадолго останется твоим. Я слышал, что в этом квартале есть большой супермаркет. Тебя скоро вытеснят.

– Они не смогут меня вытеснить, дорогой. Я говорю так: «Плати, черт возьми, или убирайся с моей территории». Когда-нибудь какой-нибудь идиот предложит мне в десять раз больше, чем я заплатила за эту кучу дерьма и кирпичей, и я буду только за, – она хрипло рассмеялась. – Где, черт возьми, мне расписаться?

Он усмехнулся.

Грейс наслаждалась моментом.

– Люблю, когда ты улыбаешься.

Прежде чем вернуться к еде, он отмахнулся от одного из насекомых, залетевших в открытое окно.

– Не думай, что я забыла о том, что ты пообещал сходить со мной на встречу.

Линк застонал при мысли о встрече анонимных алкоголиков, которой едва избежал несколько недель назад.

– Я этого не избегаю. Просто был завален работой.

– Я слышала,– она заерзала. – В новостях его зовут «Мясник Тенистой Скалы».

Линк показал на себя вилкой.

– Я это придумал. Отдай мне должное, женщина.

– Ну, и как дела?

– Не очень. На мгновение я подумал, что она была у меня в руках.

– Она? Это женщина?

– Думаю, да. Мы отработали каждую зацепку, вплоть до кусочка лака для ногтей на месте преступления. Ничего. В каждом салоне города говорили, что такой дизайн для ногтей слишком популярный, чтобы сузить поиски до одного человека. Кто знал, что такой животный принт так популярен? Кроме того, нет никакого способа узнать, делает ли преступник ногти самостоятельно.

– Не верится, что это женщина.

– Может, и нет. Природа преступления почти комична, поэтому никто не может увидеть, что это на самом деле преступление было совершено в состоянии сильного гнева. Темное. Интимного характера. Это что-то личное. Тодд и Юджин животные. Кто бы это ни был, это, вероятно, женщина, которую они оба глубоко ранили, и мы оба знаем, что на этом острове нет недостатка в них.

– Думаю, что посеешь, то и пожнешь, да? – она наклонилась, снова забыв о еде, и некоторое время смотрела на него. Ее взгляд упал на обручальное кольцо. – Ты в последнее время встречался с какими-нибудь хорошими девушками?

Он застонал.

– Ну, я просто поддерживаю чертов разговор.

– Ты лезешь в мои дела, – он скорчил гримасу. – Разве не ты говорила мне, что начинать новые отношения – это плохая идея?

– Нет, я сказала, что начинать новые отношения в первый год твоей двенадцатиступенчатой программы – плохая идея. Твое состояние было слишком шатким в начале, чтобы принять на себя стресс отношений, но ты преодолел все это. Ты чист уже больше года.

– И что, сейчас можно начинать встречаться? – он усмехнулся. – Я не подозревал, что ты считаешь.

– Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Линк. Уже прошло пять лет, дорогой. Ты хочешь сказать, что на всем острове нет ни одной девушки, которая бы тебя хоть немного заинтересовала?

Линк положил вилку и оперся о стол локтями.

Он колебался.

У Грейс отвисла челюсть, а глаза заблестели.

– Надень рубашку на пуговицах.

Он нахмурился, глядя на нее через стол, и замер, подняв стакан с содовой.

Она сцепила пальцы и оперлась на них подбородком.

– Хоть раз сними футболку и джинсы и приведи себя в порядок. Нет ничего сексуальнее для женщины, чем хорошая, накрахмаленная рубашка на пуговицах.

– Какой женщины, мам? Нет никакой женщины.

Грейс взглянула на него.

Он закатил глаза и вернулся к своей еде.

На ее лице появилась многозначительная улыбка.

– Только погладь ее сначала. Хорошо? Ты должен выглядеть шикарно, а не наоборот, а то при виде тебя у женщины сразу пропадет интерес.

– Можем мы поговорить о чем-нибудь другом? – взмолился он.

Грейс хмыкнула и, казалось, хотела поспорить, но затем сдалась и, надув губы, вернулась к своей тарелке.

Линк поднес вилку с едой ко рту и нахмурился.

– И пожалуйста, больше не заводи подобные беседы о женщинах.

Их тихий смех заполнил маленькую кухню и разнесся по всему скромному дому, оставив тепло, которое мог принести только Линк. То, которое останется здесь, пока он не вернется в следующий воскресный вечер и не наполнит его своей аурой снова.

***

– Никогда в жизни меня так не оскорбляли! – воскликнула Селеста. Ее бледная кожа светилась в лунном свете, льющемся в куполообразные эркеры семейного кабинета. Она стояла за столом, крепко скрестив на груди изящные руки. Комната от пола до потолка была уставлена книжными шкафами и наполнена запахом старых страниц. С потолка свисала люстра со свечами.

Дэвид и Пирс стояли по обе стороны от нее. Когда Пирс успокаивающе положил руку ей на бедро, Селеста фыркнула и отошла в сторону, ударив Дэвида по плечу.

– Никогда, Гейдж. Как ты смеешь приводить ее в этот дом и позволять ей так со мной разговаривать?

Гейдж остановился посреди кабинета, расстегнув пиджак и уперев дрожащие руки в бока. Все, чего он хотел, – это выйти из кабинета, схватить Веду, которая все еще находилась одна в столовой, уйти и никогда не возвращаться. Но он смотрел на свою мать и не мог заставить себя уйти.

Селеста продолжала.

– Эта женщина никогда не переступит порог моего дома, пока я жива.

– Ради Бога, мама, пожалуйста, не стой здесь и не притворяйся, что ты не провоцировала ее весь вечер. Конечно, она отреагирует, она же человек. Ты сама начала себя вести агрессивно. Ты никогда бы не приняла ее!

– Не повышай голос, когда разговариваешь с матерью,– серые глаза Дэвида вспыхнули. Он положил руку Селесте на талию, и она прижалась к нему, спрятав лицо у него на плече. – Только посмотри, как ты ее расстроил. Тебе должно быть стыдно.

Гейдж запустил руки в волосы. Он повернулся к двери, ему до боли захотелось уйти, но вместо этого он обернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть дедушку, обходящего стол.

– Вот как мы поступим, Гейдж, – сказал Пирс, продолжая кончиками пальцев касаться стола, пока обходил его, а другую руку засунул в карман. Он облокотился на стол, скрестив ноги в лодыжках и сцепив пальцы. – Я верю, что твои родители и я были очень терпеливы к тому, что ты нас не слушался, но то, что я видел сегодня здесь, абсолютно неприемлемо.

Глаза Гейджа расширились. Он затаил дыхание и ощутил слабость в голосе еще до того, как заговорил.

– Дед…

– Теперь я понял, что упустил из виду тот факт, что эта… Веда – единственная причина, по которой моя компания понесла убытки в 500 миллионов долларов менее чем за тридцать дней. Но чего я не могу и не хочу понимать, так это твою вопиющую импульсивность, не говоря уже о вопиющем отсутствии рациональных решений и здравого смысла.

Гейдж тяжело дышал. Он перевел взгляд на мать, которая сидела, уткнувшись лицом в плечо отца.

– Как председатель совета директоров, я бы очень хотел, чтобы мой единственный внук стал президентом «Блэкуотер Круиз», а в один прекрасный день, возможно, даже генеральным директором, но я слишком много работал над созданием этой компании, чтобы закрывать на все это глаза. Если это… – Пирс указал на дверь, его лицо исказилось от отвращения. – Эти отношения не заканчиваются немедленно и прямо сейчас, то ты не только будешь освобожден от обязанностей генерального директора больницы «Блэкуотер», но и каждый цент твоего трастового фонда будет заморожен первым делом в понедельник утром.

Гейдж резко выдохнул, так и не привыкнув к великолепному самообладанию деда. Не разу ни его дед, ни кто-либо из сидевших за обеденным столом не намекнул Веде, что их раздражает ее присутствие. Гейдж не мог поверить, что ожидал чего-то другого. Его глаза зажгло. Он оглянулся на дверь, потом на свою семью, снова и снова, пока они не стали расплывчатыми от слез, заполнивших его глаза. Последнее, что он увидел,– это поднявшиеся седые брови деда, ожидавшего ответа Гейджа. Ожидая его капитуляции.

Гейдж сделал глубокий, дрожащий вдох.

– К черту всех вас.

Последнее, что он услышал, был резкий вздох Селесты и стук ее каблуков по деревянному полу.

– Дорогой, умоляю тебя!

Однако стук ее каблуков и слезные мольбы стихли, когда Гейдж распахнул дверь кабинета и вышел, не оглядываясь.

***

Все еще сидя на краю стола и глядя на дверь, из которой только что вышел Гейдж, Пирс Блэкуотер вздохнул. Тихие всхлипы Селесты, приглушенные от того, что она снова уткнулась в грудь Дэвида, наполнили воздух. Пирс оторвал взгляд от двери и посмотрел на телефон на столе, колеблясь лишь мгновение, прежде чем нажать на красную кнопку внизу телефона.

Меньше чем через минуту дверь кабинета открылась. Высокий мужчина с лохматыми каштановыми волосами, завитыми возле ушей, серо-голубыми глазами, которые всегда были широко открыты (из-за этого он всегда выглядел ошеломленным), и резко очерченным подбородком, вошел внутрь.

Его глаза были такими светлыми, что почти сливались с белками, а бледно-розовые губы почти невидимы на фоне молочно-белой кожи. Его уникальное лицо часто пугало людей, особенно маленьких детей, большинство из которых мгновенно пугались при одном его виде.

Пирс, как всегда, поежился, когда их глаза встретились, хотя они знали друг друга много лет.

Мускулы на руках мужчины легко угадывались под тканью пиджака. Он сцепил руки перед собой и кивнул Пирсу, давая понять, что прибыл так быстро, как только мог.

– Джакс, – обратился Пирс к главе семейной службы безопасности. – Кажется, у нас возникла небольшая проблема… – Пирс вздохнул, когда Селеста громко всхлипнула.

Глаза Джакса, такие ясные, что они казались почти демоническими, резко переместились с его бледного лица на Селесту. Увидев, в каком она состоянии, он откинул нижнюю часть пиджака, обнажив кобуру с пистолетом.

– Ничего такого не произошло,– Пирс вытянул руку. – Пока что.

Джакс отпустил свой пистолет и резко кивнул, ожидая продолжения.

– Сейчас мне нужно, чтобы ты кое за кем проследил,– Пирс вздернул подбородок, лицо его потемнело. – Мне нужно, чтобы вы выяснили все… о ВедеГабриэллеВандайк.

Глава 18

Веда стояла на тротуаре перед особняком Блэкуотеров, обхватив себя руками. Пронесся порыв ветра, наполненный прохладой от плещущихся сразу за высоким утесом холодных океанских вод. Внизу волны бились о черные скалы. Утес, на котором стоял особняк Блэкуотеров, был самым «громким» на острове не только потому, что здесь был самый сильный прилив. Еще и водопады, что обрушивались со скал, смешивались, создавая громкий навязчивый звук, внушая любому человеку, стоявшему слишком близко, чувство страха, что эти волны могут их поглотить в любой момент.

Веда чувствовала себя ничтожной, стоя на краю этого черного утеса и осознавая, какой же все-таки, по большому счету, она была маленькой. Она не понимала, почему ощущала себя такой маленькой: массивность скалы, обширность океана или белый каменный балкон на втором этаже этого дома. Балкон, где она пережила худшую ночь в своей жизни. Возможно, это было сочетание всех трех причин. Стоя на этом тротуаре, с каждой секундой она все сильнее ощущала, что становится все меньше и меньше, пока не превратится в маленькую пылинку, если ее такси не приедет в ближайшее время.

Прохладный ветерок снова пронесся мимо нее. Ее колени дрожали, заставляя подол зеленого коктейльного платья длиной до колен развиваться по ветру.

– Не могу поверить, что я надела это гребаное платье, – проворчала она, выжидающе глядя на тихую улицу, вдоль которой выстроились особняки, будто уходящие крышами в ночное небо, и осознавая, что обманула себя.

Она никогда не будет принадлежать этому месту.

Дверь дома распахнулась за ее спиной, и, коротко выдохнув, она оглянулась через плечо. Последовал еще один вздох, на этот раз более глубокий, когда она увидела Гейджа, выходящего из высоких скошенных стеклянных дверей роскошного дома его семьи.

Увидев ее, он заметно выдохнул, в глазах было заметно облегчение, когда он бросился вниз по ступенькам, как будто шел по невидимой линии, которая вела к ней.

– Господи Иисусе, Веда… – он обхватил ее щеки ладонями и притянул к себе, пока кончик ее носа не коснулся пуговиц его рубашки. Он со вздохом отстранился и посмотрел ей в глаза. – Когда я зашел в гостиную, а тебя там не было, я испугался.

– Я… я позвонила в такси, – ее ошеломленный взгляд прошелся по его лицу. – Когда ты ушел вслед за своей матерью из гостиной, я подумала…

Он наклонился и запечатлел страстный поцелуй на ее губах, застонав от ее мгновенной реакции и от прикосновения ее мягкого языка и ласки. Он сделал тоже самое, касаясь ее языка.

Веда держала глаза закрытыми, когда он отстранился.

– Гейдж, я бы никогда не попросила тебя выбрать меня вместо них.

– Хорошо. Потому что мне бы не хотелось, чтобы ты тратила время на такой нелепый вопрос с таким очевидным ответом. Тут даже не должно быть вопроса, Веда.

Она подняла на него взгляд и почувствовала, что глаза наполняются слезами.

– Мне не следовало так нападать на твою мать. Я потеряла самообладание. Теперь она никогда не примет меня. Мне очень жаль.