Текст книги "Гера"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Я так жалею, что не удержал тебя тогда! – говорит вдруг он.

– Когда? – спрашивает она, не открывая глаз.

– После выпускного.

         Ее лицо на миг искажается гримасой отвращения. Но она, словно переборов себя, говорит с улыбкой:

– У меня почти два года не было мужчины. Поцелуй меня, пожалуйста, на прощанье, Саша... Пусть это глупо.

         Сашка склоняется к ее холодным губам.

– Я люблю тебя...

– Да, – говорит она. – Я тебя тоже.

         Он выходит, останавливается на крыльце госпиталя и закрывает лицо руками. Слезы застилают глаза. Нет сил верить в лучшее. Проклятый город! Проклятая война! Проклятая жизнь!

         Сашка не замечает, что Весна выходит за ним следом и молча стоит рядом. Но она теребит его за рукав, и Сашка приходит в себя. Девушка протягивает записку с номером телефона.

– У нее нет мобильного. Это тебе, чтобы звонить сюда.

         Он вытирает лицо и берет бумажку.

– Спасибо.

         Она смотрит, качает головой, и ее улыбка, наконец, пропадает. Сашка спешит уйти, снова оставляя позади себя руины и обломки собственного сердца.

         По обочинам дорог растут тополя. Такие же, как дома, – и не такие. Тополя чужой страны. Дороги чужой войны. Сашка выберется, а Аня?

         А если она умрет? Если она уже умерла? Сколько раз эта мысль разрывала его сердце на куски, как взорвавшаяся бомба? Почему у этой золотоволосой девочки такая несветлая, такая недобрая судьба? Почему же она не стала моделью или диктором на телевидении? Она лучше, красивее, умнее многих. Может, потому что она не любит себя? Потому что сама выбрала чужбину, войну, боль и отчаяние?

         И он не помог ей. Не удержал за руку. Позволил ей мучить себя и мстить себе за что-то. Она хотела жить собственной жизнью. Она стремилась к боли. И она ее получила.

         В аэропорту Сашка предъявляет документы и даже не думает о том, будут ли досматривать вещи, но его беспрепятственно пропускают на борт боинга, летящего в Турцию. Так и продолжается его маршрут по болевым точкам карты.

В аэропорту Стамбула он находит «своего» человека. И «свой» человек проводит его на лайнер «Аэросвита». Самолет ныряет в облака, Сашка заказывает коньяк. И еще. И еще, чтобы стереть это ожидание.

Наконец, мысли начинают расплываться. В это время под крылом лайнера уже мелькают купола Киево-Печерской лавры.

– И мы улетим завтра вместе!

– Улетим? Домой?

         Он вернулся домой один. Ступил ногами на твердую почву и понял, что его качает. Коньяк, бессонная ночь, голод и горечь последних дней...

15. ГАИ

         В Киеве очень похолодало. Деревья совсем голые, и дождь, замерзая в воздухе, скользит по лицу льдинками.

         Сашка трезвеет. Идет по проспекту, кутаясь в кожанку, прячет руки в карманы и вдруг резко останавливается.

         Набирает с мобильного номер, записанный на бумажке.

– Весну...

         Ее ищут. Связь обрывается. Он набирает снова.

– Весну...

– Ее нет.

         Дежурства, дежурства. Она уже должна была смениться.

– Как Аня Полетаева?

– Ана?

– Ана Полетаева? Она жива?

         Связь обрывается. Он набирает еще раз – заканчивается карта. Сашка покупает карту и уже по памяти нажимает кнопки.

– Ана Полетаева?

– Без сознания, – отвечают Сашке по-английски. – Позвоните позже...

         Позже... Но она жива. Сашка набирает Грома.

– Я прилетел.

– Где ты?

– Машину свое ищу. Есть к тебе вопросы, Гром...

         Тот никак не реагирует. Повисает пауза.

– Подъезжай давай, – говорит, наконец. – Бабки зашли.

– Не про бабки вопрос.

– Я в офисе. Давай!

         Он отключается, но напряжение в трубке остается. Никак не рассеивается. Хотя... дележ денег всегда напрягает Грома, это в порядке вещей.

– Я прилетел! – сообщает он Леке.

– Жив-здоров?

– Вполне.

– Увидимся?

– Я занят пока. Перезвоню.

– Давай, целую!

– Целую.

         Целую? Он, конечно, вежливый парень – должен же был сказать ей, что цел и невредим, чтобы она не переживала. Ну, вот и сказал. Но видеть ее – честно – нет никакого желания. Не до этого сейчас...

         Наконец, находит свою «бэху» на автостоянке. Она дождалась его – тоже жива-здорова, цела-невредима.

– Привет, подруга! – здоровается Сашка, похлопыпая машину. – Соскучилась по мне?

         Сигнализация фыркнула, Сашка сел за руль, включил кондишн. Теперь – к Грому.

         Дороги  еще не подмерзли, но дождинки скользят...

– Теперь – к Грому, – повторяет Сашка машине, словно она знает маршрут. – Теперь – к Грому, потом – в Москву. Будем делами заниматься, милая... делами...

          И вдруг понимает, что хочется паузы. Единственное, чего хочется, паузы во всем: в этой гонке, в чувствах, в делах. Бешеный ритм сгибает.

         Как он вошел в него? Как увяз? С размаху – в делах, в бесконечной зоне опасности, в отношениях с Лекой? Как он влетел во все это?

         Он останавливается у какой-то забегаловки, что-то ест, пьет колу, тем временем темнеет. И Гром перезванивает: не выходит паузы.

– Ну, ты едешь?

– Еду.

– Где ты?

– Жру тут, в кабаке каком-то.

– Короче, я жду. С места не трогаюсь. Будешь?

– Буду, Гром, буду.

– Давай!

         Гром не давит. Он знает, что Сашка сейчас тянет за двоих. Что выжил чудом и вернулся – чудом. Гром – свой парень, он в позу без причины не встанет. Сейчас Сашке поесть надо и замедлиться – Гром будет ждать столько, сколько нужно. Не вопрос.

         Сашка медлит, садится в машину и снова думает о том, что что-то лишнее: то ли этот бизнес, то ли Лека, то ли он сам.

         Падает ночь и зажигаются фонари. Весь город вспыхивает рекламой сигарет и водки. Чудесное будущее чудесного города...

         На мосту вдруг тормозит гаишник.

– Добрый вечер. Документы?

         Сашка молча протягивает права. Здесь и поста-то никогда не было. Успевает отметить только, что в парне что-то странное: он смотрит не в документы, а только в лицо Сашке.

         И вдруг в его руке оказывается пистолет. Сашка машинально распахивает дверцу. Но выстрел уже звучит...

         Выстрел звучит. Сашка действует параллельно, и по тому, что действует, понимает, что жив. Боль обжигает грудь, и он – еще продолжая держать в руках ствол – врезается лицом прямо в асфальт у ног гаишника. Видит его ботинки. Слышит, что парень матерится.

         Что-то пошло не так. И у Сашки, и у этого парня. Его башмаки уходят в сторону. Он садится за руль Сашкиного авто и начинает обшаривать машину.

         Сашка, замерев на асфальте и едва дыша, видит, как парень достает рюкзак и прощупывает его. Наконец, вытаскивает пакет с героином.

         Но, к удивлению Сашки, поиски на этом не заканчиваются. Гаишник вспарывает пакет и высыпает содержимое, как обыкновенную пыль, а на его ладони остается что-то, что Сашка уже не может разглядеть.

         Он стреляет не поднимаясь. Гаишник с пробитой головой падает на сидение. Сашка приближается к машине, сам едва держась на ногах. Парень убит, в этом нет сомнения. Кровь растекается по кожаному салону машины. Сашка разжимает его руку и вынимает небольшой диск в прозрачном футляре. Маленький диск – ценой в человеческую жизнь.

         Документов у гаишника – никаких. Сашка, обняв его за плечи, подтаскивает к парапету моста. Несколько секунд вместе с убитым смотрит на темную воду внизу, а потом помогает ему упасть. И еще несколько секунд смотрит.

         Салон перепачкан героином и кровью. Сашка садится за руль и едет в офис. А потом резко останавливается. Что если это Гром? Элементарно – чтобы не делить на двоих деньги. Но Гром никак не мог знать о диске. А если бы и знал – больше других был бы заинтересован в его доставке, потому что его передача – финальная часть сделки и должна состояться, несмотря ни на что.

         Итак, Сашка привез диск. Документы или кино на нем, неизвестно. Это еще предстоит выяснить. И если бы не этот «гаишник», Сашка был бы уверен, что везет Северцеву пакет белого порошка – сахарную пудру для тортов и булочек.

         Гром встретил радостно. Едва не прослезился. Сашка еще раз вгляделся в него внимательно. Действительно, рад? Или просто удивлен, что Сашка вернулся живым? Рад, похоже. А там, кто его знает...

16. РАНЕНИЕ

И только в офисе вспомнил о своем ранении. Боль, заставившая его упасть, теперь словно ушла. Но, расстегнув куртку, Сашка увидел абсолютно красную и мокрую от крови рубаху.

В глазах стало темнеть. Гром со своими радостными возгласами будто скрылся в тень, а потом снова вынырнул. Сашка сел в кресло.

– Я человека убил.

– Убил? Ну и нах! На то она и война.

– Здесь, в Киеве. Пять минут назад. Он был в форме гаишника, но не гаишник. Без документов. И машина, если и ждала его где-то, уехала.

– И? – Гром помрачнел.

– И – с моста. Не было времени возиться с телом. Дело в том, что.., – Сашка распахнул куртку.

– Ты ранен?

         Гром вскочил.

– Сейчас организуем!

         Стал звонить своему хирургу.

– Серьезно, как думаешь? – спросил снова.

– Я упал от боли… сначала. Но этот парень – он был не профи, Гром. Профи бы прикончил меня без колебаний. А этот сначала устроил обыск в машине.

– И что нашел?

– То, что я должен отвезти в Москву. Это вторая часть сделки. Ради нее меня и выдернули… Так я понял.

– Какая еще «вторая часть»? Деньги уже зашли на счета.

         Сашка достал диск и потянулся к компу. Гром уставился на экран.

         Запись оказалась достаточно качественной и хорошо смонтированной. Комната, скорее всего, была отельной. За окнами виднелись вывески – похоже, на болгарском. За столом напротив двоих азиатов сидел хмурый пожилой человек в костюме.

– Это Северцев, – кивнул, наконец, Гром.

         Камера отлично фиксировала лица всех присутствующих. Разговор происходил на английском и речь шла о сделке по поставке оружия и техники в Ирак. Той техники, которую Сашка и встретил в Багдаде.

– Когда он туда ездил? – снова спросил Гром. – Похоже, он тогда еще не был крупным чиновником.

         Они досмотрели запись до конца.

– И зачем они так страховались? Разве Северцев кинул бы их? – Гром дернул плечами.

– Мог. Мог и кинуть, – кивнул Сашка. – Тогда запись наверняка попала бы в Штаты. И это была бы бомба.

– Это и сейчас бомба, – добавил Гром. – Думаешь, этот гаишник?..

– Не похоже. Лох какой-то. Но как он узнал о фильме?

         Гром покачал головой.

– А знаешь, что будет, если о нем узнает ФБР? Россия разрешила им самостоятельно проводить расследования на своей территории, если это касается международного терроризма. Любого, кто попадает на подозрение, они имеют право задержать и вывезти из страны. ФСБ их поддерживает – без вопросов.

– Я это знаю. Меня удивляет другое: Северцев положился на меня. Можно сказать – доверился.

         Гром тоже взглянул озадаченно.

– Может, у тебя имидж кристально честного чела. Но когда ты вернешь ему копию, не думаю, что твой имидж тебе поможет.

– А тебе твой?

         Он помолчал.

– Мы влипли, Гера. Мы влипли по самые-самые. Что дальше?

– А раньше… как ты с ним?

– Не напрямую, но он не обманывал нас. Мы же с ним по Чечне работали. Что делать, Гера?

– Без паники.

         Повисло молчание. В это молчание постучал хирург-Яшка. Осмотрел Сашкино плечо.

– Ну, как сказать? Пуля внутри. И ее надо доставать.

– Давай все здесь и быстренько. Человеку ехать надо, – намекнул Гром.

– Куда ему ехать? В дороге его совсем раскачает – ему лежать надо, отдыхать, – запротестовал Яшка.

– Не в этой жизни.

         Яшка свой, кажется. Ребят он штопал. Но Сашка впервые с ним сталкивается. Работает хирург неспешно, стерильно, в белом. Губы сосредоточенно сжаты.

         Он все делает сам: от местного наркоза до финишной перевязки. И Гром смотрит молча и только кряхтит иногда, словно больно ему самому, а не Сашке. Потом лезет в офисный сейф за деньгами.

– Дай Бог тебе здоровья, Яш.

– И тебе спасибо.

         Док берет деньги и, не считая, прячет в карман.

– Далеко собрался, орел? – бросает последний взгляд на раненого.

– Хочешь со мной? – улыбается Сашка все еще под действием сонной наркотической замедленности.

– Шутишь? – док усмехается. – Это ваше дело – по миру носиться. А мое дело – латать вас.

         И уходит. Сашка снова остается наедине с Громом.

– Разве это дело?

– Какое?

– Носиться по миру?

– Ну, раз за это платят, – Гром разводит руками.

         Сашка с трудом поднимается на ноги.

– Значит, так и решим. Я еду. А ты – ликвидируй здесь все: офис этот, бумаги. И теряйся пока, Гром. Я потом тебя найду, если вернусь.

         Гром отворачивается.

– Я должен ехать с тобой.

– Ничего ты не должен. Толку от этого не будет! – обрывает его Сашка. – Все обойдется. Я вернусь. Просто… не хочу, чтобы и ты рисковал сейчас. Хотя – ты все равно рискуешь, даже оставаясь здесь.

– Ну…

         Гром хочет попрощаться, сказать что-то доброе, но ничего из этого не получается. Только мотнул головой и бросил с досадой:

– Не знал я, что так завертится! Ты… живым возвращайся. Давай!

         Сашка ничего не ответил. Спустился к авто и сел за руль. Набрал длинный телефонный номер.

– Ана Полетаева?

         Секунда далекой тишины.

– Кто?

– Ана Полетаева?

– Из какой палаты?

– Пятнадцать.

– Я не знаю.

– Проверьте, девушка, пожалуйста! – молит Сашка далекую американскую сестру. – Пожалуйста…

         Снова тишина.

– Я не знаю.

– А Весна?

– Кто?

– Весна, сестра из Сербии?

– Ее нет.

– А когда она будет?

– Я не знаю.

         Она не знает. Она просто не знает. Это не значит, что Аня умерла. Это ничего не значит. Просто девушка не в курсе, много раненых, суета. Но это не значит, что Аня умерла. Не значит…

17. МОСКВА

         Люди в Москве отличаются от киевлян. Москва – более Европа, и люди здесь угрюмее, сдержаннее, сосредоточеннее. Все до одного похожи на хирурга-Яшку, который точно знает, что ему нужно делать и зачем. Может, их цели не столь благородны. Хотя и Яшка… берет за свою работу деньги, и немалые. Так или иначе, но здесь нет киевской расхлябанности: «Эй, привет! Куда тебя несет?! В такую рань-то?»

         Здесь общение уже нормировано, и лишнее – отсекается. Редко встречают знакомых на улицах и в метро. Больше психологических проблем сытой Европы. Хотя и жилищные еще остались, даже притом, что Москва – не Россия, а отдельное государство.

         Гром попытался вывести Сашку на Северцева через посредников. В итоге – свидание было назначено. Гром ушел в тень в Киеве, а Сашка вышел из тени – уже в Москве.

         Хотя – совсем холодно, и тень повсюду. Зябко в кожанке. Зябко рукам и особенно пробитому плечу. Сквозит, кажется. И в то же время голова горит, Сашка чувствует, что мысли путаются, он не может рассуждать здраво и адекватно оценивать ситуацию.

         Уже несколько раз в городе останавливали менты и поверяли документы – все в порядке. Он даже может пробыть здесь три дня без регистрации. Один день из трех уже на исходе.

         В семь вечера Сашка подъехал к ресторану «Сатурн» и остановился у входа. Мысли, спутанные лихорадкой, неслись стремительно и изматывали. Северцев никогда бы не появился в «Сатурне», не снизошел бы до хождения по улицам и посещения заведений подобного рода. Наконец, приблизились двое.

– К Ивану Кузьмичу?

– Да.

– Гера?

– Да.

– Идем, – тот, что здоровее, указал взглядом в сторону их автомобиля.

         Сашка покачнулся.

– Нет, ребята.

         Щупленький, с виду «интеллектуал», заглянул ему в глаза.

– Не пори горячку, парень. Гром заверил нас, что ты вполне вменяемый чел в очках. Не надо нас разочаровывать.

– Мне нужен Северцев.

– Это ясно. Ты решил, что сможешь просто зайти к нему в приемную?

         Сашка еще раз взглянул на их черный «мерс».

– Диск с тобой? – «интеллектуал» снова отразился в стеклах Сашкиных очков.

– Нет. В камере хранения.

         Здоровый переступил с ноги на ногу.

– А почему он там, скажи нам? Или ты решил затеять маленький бизнес?

– Нет. Дело не в бизнесе, – отрезал Сашка. – Я не отступаю от условий сделки. Просто я вам не верю.

         Был готов к тому, что может последовать даже выстрел. Но «интеллектуал» вдруг улыбнулся своему напарнику.

– Ну, парень прав в общем-то. Может, мы с тобой и похожи на агентов ФБР Малдера и Скалли. Только в таком случае, – он обернулся к Сашке, – ты бы уже поджаривался на электрическом стуле, и началась бы третья мировая. Так что не думай, что ты сейчас спасаешь планету, Бэтмен. Дело в том, что фильм представляет собой ценность только в качестве страхового полиса одной из сторон договора. Даже в случае его обнародования Буш просто обматюкает Путина по телефону – не больше.

– И для Ивана Кузьмича – не больше?

         Здоровый крякнул.

– Ок. Меня зовут Олег Дудков, это – он указал пальцем на «интеллектуала» – Игорь Шубин, мы сейчас для тебя – представители Северцева. И верить нам можно.

– Можно? – Сашка пожал плечами. – В любом случае, я никуда не поеду с вами. Мне нужно видеть Северцева – с глазу на глаз. Его, а не представителей…

– И что ты предлагаешь?

– Встретиться при других обстоятельствах.

         Шубин покачал головой.

– Какой ты сложный пацан! У меня такое чувство, что ты сейчас ствол выхватишь и всех тут перемочишь.

– Могу.

         Похоже, оба были в растерянности. Холодный воздух перед «Сатурном» застыл.

– Перестраховщик ты, Гера. Давай, Олег, иди с ним в ресторан – поужинайте. А я потом перезвоню, куда вам подъехать. Возьмите такси – пусть не паникует, – закончил Шубин, словно Сашки уже не было рядом.

         «Интеллектуал» уехал, а Дудков и Сашка вошли в «Сатурн».

– Чего ты напрягся? – спросил здоровый совсем по-свойски. – Вы, хохлы, вообще напрягаетесь из-за пустяков. Ну, подкинули бы тебя к Кузьмичу на дачу – да и все.

         Официант принес водку и бутерброды с икрой и салями. Сашка выпил и почувствовал, как руки стали оттаивать, а сверлящая боль в плече – затихать.

– На дачу, говоришь…

         Подумал, что с этой «дачи» он бы живым точно не выбрался.

– Ну, на кой черт ты Северцеву, если фильма у тебя нет?

– У меня есть номер камеры хранения и код.

– А если этот номер херня?

– А если не херня?

– Больше никто не знает о фильме? Только ты и Гром?

         И снова Сашку напрягло.

– В смысле?

         Дудков улыбнулся.

– Вижу, в чем заноза. Не веришь. Но приехал же…

– Просто в Киеве меня пытались убить и забрать диск…

         Розовощекое лицо Дудкова стало растерянным. Он отложил надкушенный бутер.

– Кто?

– Без понятия.

– Это все меняет. Значит, кто-то еще в курсе. Кто?

– Если бы я знал…

– Не знаешь?

– Нет.

– Совсем?

– Совсем.

– А Гром?

         И Сашка покачал головой.

– Это не Гром.

– Ну, не чучмеки же тебя сдали? Это исключено. Может, наугад кто-то. Ты… языком нигде не болтал?

         Сашка дернул плечами. Свои выводы он сделал: Дудков испугался. И это убедило в том, что он не только не был причастен к покушению, но и, действительно, был человеком Северцева.

– Эта фигня была в пакете с героином. И чел знал, где. А я сам – не знал.

– Про героин – слышал, – кивнул Дудков. – Это чтоб ты не грузился особо. Мол, наркота просто.

         Он снова осекся.

– Это очень хреново – то, что ты рассказал.

– Еще бы, – Сашка стащил куртку, оттянул горловину свитера – мелькнули бинты.

         Дудков выругался.

– Прости, мы с Шубиным… перегнули.

– Да, и я тоже, – он снова надел куртку.

– Сейчас Северцев решит, что дальше. Я в ауте, если честно… И ты все равно приехал! – запоздало поразился он. – Думал, это мы нашли тебя в Киеве?

– Думал.

– Сейчас не думаешь?

– Сейчас – нет.

18. СЕВЕРЦЕВ

До звонка Северцева прошло не менее получаса. Наконец, Дудков передал Сашке мобилу.

– Шеф…

– Гера? Здравствуй…

– Здравствуйте, Иван Кузьмич.

– Что ты моих орлов путаешь? Страхуешься?

– Есть немного.

– Приезжай в отель «Графит», Дудков знает. Я жду.

         И Сашка взглянул на Дудкова.

– «Графит».

– Ясно.

– А потом?

– В смысле?

– Меня уберут?

         Обычно Сашка спрашивает не для того, чтобы получить ответ. Он спрашивает исключительно для того, чтобы проверить реакцию собеседника. Путем нехитрых вычислений он установил, что Дудков и Шубин, действительно, приближенные Северцева, а теперь бегающий взгляд Дудкова убедил его в том, что мысль убрать его после завершения сделки у них есть. Может, они и сомневаются, но мысль есть. Однако – не в «Графите» же…

         По дороге застряли в пробке минут на пятнадцать. Дудков выругался, позвонил Шубину:

– Мы едем. Пробка здесь. Просто пробка.

         Лихорадка стала возвращаться. Маятник качнулся снова в сторону сумасшедшего риска. Только когда Сашка остановился у крыльца «Графита», Дудков вдруг взял его за руку, как малыша.

– Сейчас мы поднимемся в номер, ты не кипишуй, Гера. Тебя убирать команды не было. Кто шел за тобой в Киеве – мы не в курсе. Тебя приказано отпустить живым. Ты нас не подвел ни в чем.

         Все прозвучало вполне… вполне достойно и искренне. Если бы не этот растерянный взгляд, который сбил Сашку раньше. То, что в Киеве – не они – сто процентов. Но здесь – уйти живым – это задачка не для юного скаута, а для опытного агента.

         Северцев ждал в номере. Спокойно ждал, сидя в кресле и теряя свое «министерское» время по песчинкам. Сашка вошел и остановился на пороге. По сути – их первая встреча.

         «Интеллектуал» Шубин кивнул и шагнул за дверь мимо Сашки. А Сашка прошел в номер. Присел к столу и написал на отрывном листке название вокзала, номер камеры и код. Подтолкнул Северцеву.

         Северцев – крепкий черноволосый мужчина лет пятидесяти, с длинным носом и тонкими губами. Лоб высокий и немного выпуклый, а щеки впалые. Он выглядит моложе и бодрее, чем есть на самом деле. Взял листок и наморщил лоб складками.

         Сашка поднялся.

– Могу быть свободен?

         Северцева вопросами не прошибить.

– Можешь, Гера. Задергал ты меня своими непонятками. О неразглашении – сам знаешь. Не мне тебя учить.

         И еще раз всмотрелся в Сашку черными глазами:

– Говорят, большой шишкой становишься?

– Много чего в Киеве говорят…

– Это не в Киеве говорят, – усмехнулся Северцев.

         Сашка дернул плечами.

– Дудков передал мне об этом… покушении, – продолжил чиновник. – Ты это пробей, Гера. Чтобы не винить тех, кто не виноват.

         Северцев, наконец, поднялся и протянул ему руку.

– Давай, парень. Держись!

         Сашка ответил пожатием и вышел. В коридоре ждал Дудков. Тоже вежливо попрощался. В холле Шубин тоже кивнул – уже издали: бывай, мол, счастливого пути.

         Сашка выбрался на трассу. Взял такси. Потом снова пересел.

         В тот же вечер снял квартиру и остался ночевать в чужой столице. Позвонил, как  обычно, в багдадский госпиталь, и, как обычно, никто ничего не ответил.

– Ана Полетаева?

– Кто?

– Раненая, в пятнадцатой палате.

– Кто?

– Ана Полетаева, она работала у вас медсестрой. Ее ранило…

         Никакого ответа. Потом позвонил Грому:

– Все в порядке.

– Возвращаешься?

– Пока нет. Здесь нечисто что-то. Не с ним самим, а вокруг – как-то неспокойно.

– А чувствуешь себя как?

– Хреново.

– Ладно, спи давай, – Гром отключился.

         И Сашка понял, отчего Грому тяжело говорить: он далеко и ничем не может помочь. Лека тоже ответила как-то обиженно:

– Где ты? Почему входящие блокированы?

– За границей. Я скоро вернусь.

– Я думала, ты вообще исчез…

– Нет, не думай так. Не надо…

         Сашка не исчез. Просто ему нужно время, чтобы разобраться во всем. Чтобы разложить все по полочкам. Чтобы… выжить…

         Жар упирается в самую макушку. Голова гудит, как пчелиный улей. Гудит… И она прорывается в этот гул, дозваниваясь до него:

– Я хочу быть с тобой, Гера… Я хочу сейчас быть с тобой. Мне без тебя… очень плохо. Очень. Я хочу быть тебе нужна.

– Ты нужна мне. Очень нужна.

         Кому он говорит это? Кто из них бредит? Он? Или Лека, изнывающая от беспокойства в далеком Киеве?

         Наконец, ночь наваливается. Ночь душит и не оставляет ни одного шанса выбраться из этого города. Сашка поднимается и включает свет… Везде. Но ночь все равно стучится снаружи. Она ломится в дверь и что-то бормочет.

– Кто это? – спрашивает Сашка в бреду.

– Свои…

         Свои? В Москве? И как нашли его эти «свои»? Наконец, дверь открывается. Сама по себе, почти бесшумно. И Сашка понимает, что это было, может, его последнее дело. И более того – последнее дело Северцева, потому что на пороге стоит Шубин в компании людей воинственного вида в штатском.

         Вот, что было неспокойно. Эта ночь. Это напряжение вокруг Северцева. Сашку это не могло миновать…

– Да, он, – кивает Шубин своим людям. – В машину его. Только тихо здесь!

         Но Сашка успевает заглянуть в глаза «интеллектуалу»…

– Что ж ты… своему боссу сначала повестку не прислал?

– Прислал. Только он застрелился. Час назад. Так что придется тебе за него мемуары писать.

– Помечтай, Малдер!

         «Интеллектуал» с размаху бьет Сашку в челюсть. И Сашка совершенно проваливается в ночь. В чернющую ночь – без единой звездочки.

19. «АРГУМЕНТЫ И ФАКТЫ»

         Сашка пришел в себя в больнице. И только пришел – наткнулся взглядом на Шубина, сидящего на стуле у его постели и читающего газету. Газета называлась «Аргументы и факты».

         Шубин… Шубин… Зализанный интеллигент лет сорока, невысокого роста, сухощавый, поджарый, но крепкий. Это его удар увлек тогда Сашку в пучину ночи. Конечно, и ранение сказалось, и лихорадка, и вся эта круговерть.

         Шубин – агент ФБР или ФСБ? Если ФСБ – полбеды, и спасение возможно. Если же он американский агент, то это только начало сашкиных мытарств. И все предельно затянется. За десятилетия международного терроризма будет отвечать один Сашка – и все грехи Усамы Бен Ладена спишут на него одного. Сашка снова закрыл глаза.

         Неизвестно, сколько дней провел он в этой лечебнице. Убить Шубина сейчас и бежать? А кто ждет его за дверью? А, может, он уже в Америке, и за дверью – вооруженные до зубов агенты ФБР?

         Сашка сцепил зубы едва ли не до скрежета. Снова оглядел обстановку из-под опущенных ресниц: палата изолированная, белая, чистая, ни одной надписи – ни на одном языке. Разве что – «АиФ». Не привез же газету Шубин с собой в Штаты?

         Статья на первой странице – «Самоубийство замминистра – результат политического заговора». Но Шубин читает уже разворот – может, небылицы о жизни эстрадных звезд или какие-то анекдоты.

         О каком заговоре может идти речь? Кто-то копал под уютное место Северцева? Стимулировал расследование ФСБ? Этот фильм стал последней каплей в деле замминистра. Северцев застрелился. Похоже, что так… По сути, Сашка нужен только для того, чтобы еще больше очернить покойника. Нет, это не ФБР – сто процентов…

– Эй, Шубин, что пишут? – дернул посетителя.

         Тот ответил, не отрывая взгляда от газеты.

– Пишут, что ты, собака, три дня без чувств провалялся и следствие нам затормозил…

– Виноват, – оскалился Сашка.

– Ты не паясничай, больной, а жри витамины лучше. А то на нарах долго не протянешь.

         Только теперь Шубин вскинул глаза на Сашку и закрыл «Аргументы и факты».

– Дело вышло сложное, сам видишь. Резонирует. А лишний шум здесь не нужен. Этот процесс  должен оставаться внутри страны, поэтому.., – он сложил газету несколько раз, – поэтому нужно скорее расставлять все точки над і.

– А Дудков?

– Кто? Его-то как раз с фильмом и взяли. Ок, Гера. К тебе тоже есть ряд «запытань», как у вас говорят.

         Про себя Сашка отметил, что Шубин сменил тон. Удалая лихость уже стерлась. Видно, и ему прикрутили гайки, чтобы меньше лихачил на крутых поворотах. Внутреннее расследование не должно было перерасти в международный скандал.

– Ты пока обдумай все хорошо, Гера. Пока лежишь здесь спокойно – на казенных витаминах.

– А потом куда переложите?

– На кладбище, – пошутил Шубин и осекся.

         Поглядел вокруг хмуро.

– Мне бы телефон, – попросил его Сашка.

– Телефон?

         И вдруг Шубин протянул свою мобилу. Что-то переменилось в корне. Зачем бы так вдруг прилизанный эфэсбэшник стал заискивать в Сашке? Не хватает свидетельских показаний? Но ведь дело, считай, закрыто. И Сашка – не более чем пешка, чудом уцелевшая на шахматной доске после окончания партии.

         Сашка не стал раздумывать дальше и набрал номер.

– Ана Полетаева?

– Кто?

– Раненая из пятнадцатой палаты?

– Такой нет.

– Ана Полетаева, она работала у вас медсестрой, потом ее ранило…

– Ее нет.

– Она умерла?

– Не знаю, – сказал мужчина по-английски. – Господин, такой больной нет.  Я ничего о ней не знаю.

– Что с ней стало?

– Я не знаю.

– А Весна? Весна… медсестра из Сербии…

– Весна? Весны нет.

         Шубин покосился подозрительно.

– Может, номером ошибся?

– Может…

         Сашка вернул мобилу.

         И снова Шубин взглянул так, словно решился…

– Ты знаешь вообще, для чего я тут караулю твой приход в сознание?

– Вообще – нет.

– Ну, не валяй дурака. Ты толковый и сообразительный парень. Дело в том, что власть… немного поменялась. Министр подал в отставку. Скандал мы замяли. И нам не нравится, что в него оказался втянут кто-то еще, кого мы не можем контролировать.

– То есть?

– Были две стороны: Северцев и заказчики. И ты, который выступил посредником. Кто еще?

– В смысле?

– Кто пытался убрать тебя в Киеве?

– Не знаю, – Сашка мотнул головой.

– Вот это нас и беспокоит. И очень. И ты можешь это узнать, Гера. Если замешан кто-то еще, он должен быть ликвидирован. Но, если это не были ваши службы, то кто?

         Вот, оказывается, для чего им нужен Сашка. Чтобы он сам отловил своих преследователей. Или они отловились на него. Поэтому Шубин вовсе не намерен упрятать его на нары, как пообещал сгоряча. Наоборот, ему предстоит вернуться в Киев, чтобы расхлебывать все до конца, в том числе – и за Шубина.

– Может, ты мне еще и ставку назначишь?

– Ставку? Ах, ты скотина, скотина! Совсем совесть потерял. Или тебя все-таки на нары тянет? Или ты думаешь, что будешь абсолютно свободен и сможешь улизнуть, друг? Да за тобой будет такой надзор, что ты забудешь, как это – видеть в зеркале только одно отражение, когда бреешься. Это ясно?

– Ясно.

– Просто мы оценили тебя – как бы. Как бы оценили, – Шубин почему-то усмехнулся. – ты честный парень, нормальный. Бабки тебя не попортили.

– А Дудков?

– При чем тут Дудков? Показания сейчас дает твой Дудков о том, как участвовал в поставках российского оружия и военного оборудования в Ирак, как с тульскими конструкторским бюро договаривался и очки ночного видения лично примерял.

– Вы же это… вроде друзьями были.

– Были, пока я… как бы на Северцева работал.

– А теперь «как бы» на кого?

         Шубин поднялся.

– Семен Викторович Гагарин назначен новым министром обороны. Славная фамилия. Будем работать вместе…