Текст книги "Мегафон"

Автор книги: Томас Стриблинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

33

На следующее утро, за завтраком, газета, только что из типографии, и еще не успевшая просохнуть, сообщила достопочтенному Генри Ли Каридиусу все новости дня. Первая страница была занята отчетом о больших маневрах, которые американский флот проводил в Тихом океане. Тут Каридиус почему-то вспомнил об Эссери и Розе Сейлор – то есть миссис Эссери – и об электрическом аппарате, который они увезли в Японию. Все же он не осуждал Эссери за то, что тот старался извлечь, что можно, из своего изобретения, вместо того чтобы дать ему также уплыть в руки компании.

На второй странице он прочел о пыльных ураганах на Западе, в той местности, где по распоряжению правительства урожай был перепахан, дабы уменьшить запасы зерна до размеров, обеспечивающих выгодный сбыт.

Женские клубы собирались созвать всеамериканский митинг в Вашингтоне. Федеральная полиция взяла на себя охрану поселка при заводе военного снаряжения.

Каридиус заморгал глазами и еще раз пробежал эту заметку. Федеральная полиция… поселок при заводе… Это значит – конец работе Канарелли… если только он не договорится с федеральной полицией, как договорился с местной…

Каридиуса удивило, что федеральная полиция взяла на себя чисто муниципальные функции. Это, конечно, рука Меррита Литтенхэма.

Вспомнив о финансисте, Каридиус, естественно, вспомнил и Мэри Литтенхэм. Он сложил газету, оставил ее возле прибора жены, затем взял шляпу и вышел на улицу. Полчаса спустя, приехав в аэропорт, Каридиус начал озираться по сторонам в надежде увидеть своего секретаря.

Впрочем, он отлично знал, что ее здесь нет. Они ведь сговорились не летать вместе в Вашингтон.

Он вылетал в десять часов, а она следовала за ним в одиннадцать.

Он подумал, что если бы было наоборот, он приехал бы в аэропорт на час раньше, чтоб хоть издали помахать ей рукой.

Каридиус, вероятно, до самого приезда в Вашингтон продолжал бы думать о своей возлюбленной, если бы один из пассажиров не прервал его мыслей.

– Глядите! Глядите, там, в конце поля! – воскликнул он взволнованно. – Видите, красный самолет и в нем парень с белыми волосами?

– Да, – ну и что же?

– Он из шайки Канарелли. Учится летать. Совсем мальчишка, а денег, говорят… Самолеты покупают, каково?

Поскольку Каридиус лично знал самого Канарелли, он не особенно интересовался его подручными, но подумал не без иронии, что рэкетир, повидимому, решил обзавестись собственной воздушной службой связи, чтобы не повторился случай с Уэстоверским банком.

– Нет, вы только посмотрите на него! – кричал пассажир, провожая глазами красный самолет. – Он делает мертвую петлю! Новичок – и мертвая петля!

– А почему вы думаете, что он новичок?

– Мне сказал сторож… уж и отчаянный народ эти рэкетиры.

– Я не знал, что тут разрешают тренироваться любителям.

– Нет, здесь не разрешают. Он просто приземлился и сейчас же опять пошел вверх. Летная школа где-то в восточной части города. А любопытно посмотреть на настоящего, живого рэкетира!

* * *

Приехав к себе в канцелярию, Каридиус увидел на полу телеграмму, просунутую под дверь. Он поднял ее и вскрыл. Телеграмма была от Сола Мирберга и гласила:

«Политическое дело крайней важности возвращайтесь Мегаполис немедленно жду вас полудню Мирберг».

Каридиус прочел телеграмму и огорчился. Было совершенно немыслимо вернуться в Мегаполис, не повидав Мэри Литтенхэм. Он решил позвонить Мирбергу по телефону. Не могло быть такого политического дела, в котором он был бы лично крайне заинтересован, поскольку он уже занимал депутатское кресло в Конгрессе. Затем ему пришло в голову, что дело касается какого-нибудь приятеля Мирберга, заинтересованного в проведении того или иного билля, и Мирберг желает, чтобы он для этого пустил в ход все возможные пружины. Что-нибудь в таком роде… для того Мирберг его и вызывает, и нечего ему сновать между двумя городами, точно ткацкий челнок!..

Взяв трубку, он вдруг заметил письмо, очевидно, намеренно положенное на крышку пишущей машинки. Он перегнулся через стол, взял конверт и узнал почерк Мэри Литтенхэм. Сердце у него екнуло. Должно быть, накануне вечером, перед уходом из канцелярии, она решила не снимать квартиру, а возможно, и отказаться от службы у него.

Он вскрыл свободной рукой конверт и прочел:

«Я прилетела утром восьмичасовым самолетом, чтобы иметь время поискать квартиру. Думаю пойти на Джей-стрит. Мне хочется снять что-нибудь недорогое, поскромнее, чтобы не внушать подозрений. Я возьму зеленое такси, так что вы можете найти меня, если бы я понадобилась вам для какой-нибудь непредвиденной работы…

Мэри».

Каридиус прочел записочку и с облегчением вздохнул. Нетерпеливый голос твердил в телефонную трубку:

– Междугородняя! Отвечает междугородняя!

– Простите, я ошибся номером! – крикнул Каридиус, повесил трубку, торопливо вышел на улицу, сел в такси и поехал на Джей-стрит.

Джей-стрит – широкая грязная улица, обсаженная деревьями и окаймленная двумя рядами чрезвычайно мрачных и, словно нарочно, не приспособленных для жилья домов.

Каридиус предупредил шофера, что он ищет зеленую машину, которая должна стоять где-нибудь у тротуара, и убедительно просил его внимательнейшим образом оглядывать правую сторону улицы, в то время как он займется левой. Так они проехали всю улицу, пока им не преградила путь железнодорожная ветка.

Каридиус ворчал на шофера, утверждая, что тот пропустил зеленое такси. Они повернули и поехали обратно, причем теперь Каридиус оглядывал правую, а шофер левую сторону. Вскоре шофер заметил зеленое такси и подъехал к нему. Каридиус был озадачен.

– Такси, очевидно, пересекло улицу, пока мы разворачивались, – сказал он.

– Должно быть, так, сэр, – согласился шофер, останавливая счетчик и выпуская Каридиуса.

Каридиус с бьющимся сердцем подошел к трехэтажному кирпичному дому, поднялся на пять ступенек и дернул медную ручку звонка. Дверь открылась, и он увидел Мэри Литтенхэм, старуху с повязанной головой и молодого человека в засаленном черном халате. Мисс Литтенхэм познакомила их.

– А вот и мой дядя, о котором я вам говорила, миссис Сиббатс; мой дядя, мистер Линч, а это мистер Гейзу, дядя.

– Я только что говорила вашей племяннице, что лучше и дешевле квартирки вам нигде в Вашингтоне не найти.

– Да, но здесь нет ванны, – сказала Мэри с озабоченным видом. – На этой улице ни в одной квартире нет ванн. Я все дома обошла.

– Вот именно, мисс, – кивнула головой хозяйка. – В Вашингтоне ни в одной квартире нет ванн личного пользования. Ванны-то имеются, но не личного пользования, а у этих комнат, что я показала вам, большое преимущество потому, что они рядом с ванной. Вот джентльмен, который освободил их на прошлой неделе, бывало, спит себе, а кто-нибудь из верхних жильцов выскользнет из постели, чтобы опередить его, – так куда там! Только лестница заскрипит, он уже проснулся, скок из постели и всегда раньше всех прибежит! Я сама сколько раз слышала, да и вы, верно, тоже, мистер Гейзу?

– Не только слышал, а десятки раз видел, как он прыгал в ванную перед самым моим носом, – поддержал хозяйку джентльмен в черном халате.

– Вот почему я так и написала в объявлении: «ванна полуличного пользования», – пояснила миссис Сиббатс.

– Сколько у вас жильцов в доме? – спросил Каридиус.

– Двадцать четыре.

– И одна ванна для всех!

– Ну, сама я ванной не пользуюсь. Я ночую в подвале и устраиваюсь по-другому.

– Но боже мой, двадцать четыре человека.

– Да, да… но ведь вы тоже государственные служащие, так?

– Да, конечно.

– Значит, все прекрасно уладится.

– Каким образом?

– А как же! В государственных учреждениях часы начала занятий установлены с таким расчетом, чтобы служащие успевали принять ванну перед уходом на работу. Вот, например, мистер Гейзу. Он служит в бюро патентов. Он как раз ждет своей очереди на ванну. А на работу ему надо уходить еще только в одиннадцать сорок пять. Вот так все и улаживается.

– Правильно, – подтвердил мистер Гейзу, – вы скоро сами убедитесь, что здесь, в Вашингтоне, работа чиновников весьма рационально планируется применительно к нехватке ванн.

– Но почему не завести в каждом доме больше ванн? – спросил удивленный Каридиус.

– Незачем заводить, – объяснил мистер Гейзу. – Дома с комнатной системой битком набиты, – зачем же домохозяевам итти на лишние расходы, раз они ничего на этом не выиграют?

– А почему бы правительству не построить дома получше?

– Это значило бы, что правительство посягает на права частных лиц, вступает с ними в конкуренцию. И, кроме того, правительство считает, что может дать работу значительно большему числу служащих, распределяя часы их занятий так, чтобы при настоящих условиях каждый мог принять ванну.

Разговор, вероятно, принял бы еще более отвлеченный характер, если бы Мэри не прервала его:

– Попробуем снять на месяц. Сколько вы хотите за месяц?

Миссис Сиббатс занялась вычислением в уме:

– Значит, комнаты стоят пятьдесят семь с половиной долларов в неделю. Если вы берете на месяц, полагается как будто скидка… скажем, ровно пятьдесят семь долларов в неделю, четырежды семь – двадцать восемь, четырежды пять – двадцать, прибавляю два… значит, в месяц двести двадцать восемь долларов.

– Верно, – сказал мистер Гейзу. – В Вашингтоне домохозяева не уступают в прозорливости правительству. Достаточно им взглянуть на чиновника, чтобы совершенно точно определить, сколько он зарабатывает в месяц, и назначить ему такую плату, после которой у него останутся только деньги для проезда на службу… да и то один конец придется итти пешком…

Плеск воды и стук захлопнувшейся наверху двери заставил мистера Гейзу подхватить полы своего халата и стремглав броситься вверх по лестнице. Пробил час ванны и для него.

Когда Каридиус вместе со своим секретарем сел в зеленое такси, он стал возражать против подобной квартиры. Но Мэри настойчиво твердила, что ей давно хочется посмотреть, как живут обыкновенные люди. Впрочем, Каридиус скоро забыл о квартире. Они ехали в зеленом такси, овеянные запахами весны, которая была прекрасна даже на грязных улицах Вашингтона. Они влюбленно смотрели друг другу в глаза, держались за руки, сгорая от нетерпения остаться наедине хотя бы в своей канцелярии.

Когда они приехали и вошли в холл, швейцар окликнул Каридиуса и протянул ему телеграмму. Каридиус сунул ее в карман и почти бегом помчался к своей канцелярии. Он отпер дверь, и они вошли… Каридиус, стараясь не шуметь, дважды повернул ключ в замке. Потом они бросились друг другу в объятия со всем пылом любовников, которые были в разлуке целых двадцать четыре часа.

– Мэри… – бессвязно шептал он, – ты такая чудная, ты… хорошо бы иметь квартиру получше…

– О милый, мы будем жить там совсем, как наши предки. Должно быть, так жили первые колонисты в те времена, когда мой прапрадедушка переселился в Америку… без ванн, без мебели.

Кто-то снаружи задергал ручку двери. Каридиус и его секретарь отскочили друг от друга и быстро приняли непринужденные позы, которым явно противоречили краска на щеках и учащенное дыхание.

Каридиус открыл дверь. Вошел телеграфный рассыльный.

– Отправитель требует ответа, – объявил он хриплым голосом.

– Хорошо, хорошо, – поспешно сказал Каридиус, смущенно спрашивая себя, заметил ли мальчик что-нибудь, и тут же успокаивая себя тем, что вообще не важно, заметил или не заметил телеграфный рассыльный. Он вскрыл телеграмму.

– От кого это? – спросила Мэри, стараясь говорить деловым тоном.

– От Мирберга. Он пишет, что послал мне уже две телеграммы, вызывающие меня в Мегаполис.

– Неужели? Где же они? – воскликнула Мэри.

– Вот… одна у меня в кармане… другая – на столе, а третью я держу в руках.

– Ответ будет, сэр? – спросил мальчик. – Отправитель требует ответа.

– Да, запишите ответ: «Полная невозможность быть вечером Мегаполисе важные законодательные дела ночное заседание»…

Как по вашему, ночное заседание комиссии или всей Палаты? Скажем, комиссии… «важное ночное заседание комиссии».

– Постойте, дело, должно быть, серьезное, мистер Каридиус. – остановил его секретарь. – Мистер Мирберг не стал бы так настаивать, не имея к тому достаточных оснований.

– Но, дорогая, вы знаете, что я не могу уехать сегодня… когда у меня ночное заседание!

– Нет, нет, можете.

– Но мой долг законодателя, Мэри! – взмолился член Конгресса.

– Пишите, мальчик, – повелительно сказала мисс Литтенхэм. – «Буду Мегаполисе десятичасовым самолетом ждите меня». Подпись: «Каридиус». Мы пообедаем вместе в Вашингтоне и полетим при лунном свете. Кажется, сейчас полнолуние…

Мальчик разорвал бланк, который начал заполнять, бросил его в мусорную корзину и взялся за новый.

34

Полет из Вашингтона в Мегаполис при лунном освещении состоялся, после чего влюбленные расстались, и Каридиус направился в «Лекшер-билдинг». По дороге его злость на Сола Мирберга все возрастала, и, когда он, наконец, оказался лицом к лицу со своим компаньоном, он окинул его свирепым взглядом и крикнул:

– Какого чорта вам понадобилось телеграфировать мне весь день!

Мирберг приподнялся ему навстречу:

– Слава богу, что вы, наконец, явились! Я получил телеграмму, извещающую о вашем приезде, но не очень-то ей поверил.

– Почему не поверили?

– Не ваши были выражения… не вы ее писали.

– Нет, писал мой секретарь.

– Ну, а раз писали не вы, я и подумал, что вас не было в канцелярии, и неизвестно, вернетесь ли вы, а ваш секретарь, может быть, хотел сказать, что вы приедете, если вернетесь.

Каридиус обошел молчанием вопрос, был ли он в канцелярии или отсутствовал, когда отправлялась телеграмма.

– Ну вот, теперь я здесь… Что вам от меня нужно?

– Сейчас скажу… Каридиус, что вы скажете о Сенате?

Гнев Каридиуса сразу улегся.

– Вы меня прочите в Сенат?

– Да, вас… улыбается вам такая перспектива?

Каридиус подумал, как бы это обрадовало Мэри Литтенхэм.

– Конечно, я не прочь… но ведь у нас сенатор Лори…

– Сенатор-то он сенатор, но знаете, что он натворил… втоптал в грязь права нашего штата, чтобы заслужить милость алчной компании! – торжественно проговорил адвокат.

– Что он сделал? – переспросил Каридиус в полном недоумении.

– Нарушил права нашего штата… Джо! Джо! Идите сюда, расскажите мистеру Каридиусу, что сделал сенатор Лори.

Внутренняя дверь кабинета открылась, и вошел Джо Канарелли.

– Джо, расскажите мистеру Каридиусу, что сделал сенатор Лори.

– Он расставил людей вокруг завода военного снаряжения и помешал мне работать.

– Каких людей?

– Федеральную полицию, – объяснил рэкетир.

– На каком основании… по какому праву?

– Я направил туда своих людей, чтобы собрать то, что Литтенхэм украл у меня в банке, – продолжал Канарелли. – И кто же помешал мне? Лори, тот самый Лори, которого я на всех выборах проводил в Сенат!

– Не понимаю, как он мог привлечь федеральную полицию, когда это обязанность полиции штата? – повторил Каридиус.

– Вот под этим лозунгом мы и проведем кампанию за вас, – с энтузиазмом подхватил Мирберг. – Лори обратился в федеральный суд с представлением, что завод военного снаряжения выполняет межштатную работу, а Канарелли нарушает ход этой работы. Отсюда, по мнению Лори, следует, что охрана завода должна находиться в ведении федеральной полиции. Это не что иное, как новый подвох, при помощи которого федеральное правительство расширяет свою власть за счет автономии штата! Это создает недопустимый прецедент узурпации полицейской власти, принадлежащей свободному и независимому штату! Это издевательство над мудростью наших предков – творцов государственного строя Соединенных Штатов! Это превращает нашу федерацию в недостойный маскарад, а индивидуальную свободу – в позорный фарс! И мы в праве вынести это дело на суд народа и на предстоящих выборах выкинуть Лори из сенатского кресла!

– Я плачу полиции штата и города, – сказал Канарелли, – а когда я посылаю своих людей собрать то, что мне должен банк, – там оказывается федеральная полиция, которая не хочет слушать никаких доводов и срывает мне все дело.

– Конкретно – что я должен сейчас делать? – спросил Каридиус.

– Протестовать против нарушения прав штата и тем самым открыть кампанию за место в Сенате!

– Правильно! – отрезал рэкетир. – Мне нужен собственный сенатор! Я больше не могу иметь сенатора на пару с Литтенхэмом. Отныне нам с Мерритом Литтенхэмом не по пути.

– Джо хочет сказать, что он употребит все свое политическое влияние на поддержку прав штата, – разъяснил Мирберг. – Он верит в эти права, и он готов отдать свои деньги, заработанные тяжким трудом, на борьбу за то, в чем он видит высочайшие государственные идеалы.

– Независимо от того, чего хочет или не хочет Канарелли, нет сомнения, что централизованная, деспотическая государственная власть полностью противоречит духу американской конституции и американского народа! – заявил Каридиус.

– Вы слышите, Джо? – крикнул Мирберг. – Мистер Каридиус стоит выше мелких преходящих распрей и глазами государственного мужа и патриота заглядывает далеко вперед, в грядущую историю Америки!

– Что же все-таки сейчас надо делать? – спросил Каридиус, думая о Мэри Литтенхэм и о том, есть ли какая-нибудь возможность убедить ее вернуться с ним в Вашингтон сегодня же, ночным самолетом.

– Вот почему мы так искали вас, – сказал Мирберг. – Вы должны оформить свою кандидатуру сегодня же. Должна быть представлена петиция от имени председателя вашей партии за подписью двадцати четырех граждан. Петиция представляется за шестьдесят дней до выборов, и сегодня срок истекает. Наша петиция должна быть подана в Капитолий штата до того, как пробьет полночь.

Каридиус заволновался:

– Мистер Канарелли, для меня это совершенно неожиданно. Я должен отнестись к вопросу с полным сознанием ответственности. Вы разрешите мне побеседовать несколько минут с глазу на глаз с моим компаньоном?

– Пожалуйста, – любезно согласился итальянец и вышел в приемную.

– Сол, – понизив голос, начал Каридиус, – у меня деньги в Уэстоверском банке.

– Сколько?

– Я купил угольные акции, и на днях мне очистилось что-то около семи тысяч долларов.

– Гм… это после того как вы прошли в комиссию по военным делам?

– Да.

– Вы, конечно, понимаете, что в комиссию вы попали благодаря этому самому Джо…

– Мне казалось, что раз мне открыли счет в Уэстоверском банке…

– Послушайте, мой друг. В политике надлежит действовать политически. Нельзя допускать, чтобы отдельная личность или расположение отдельной личности становились между вами и более высокой должностью, на которой вы полнее могли бы отдаться служению родине.

– Согласен.

– Патриотизм – вот, Генри, причина тому, что в политике нет и не может быть места личным симпатиям.

– Над этим я никогда не задумывался, но теперь вижу, что вы правы.

– И, кроме того, сенаторское кресло, которое вам предлагает Канарелли, имеет исключительно важное значение. Оно сделает вас связующим звеном между общественным дном и общественной верхушкой. Вы сможете контролировать, смягчать и до известной степени цивилизовать уголовные элементы нашей страны, и тем самым защищать от них американский народ.

Каридиус слушал и кивал головой.

– Если бы вы, с вашими возможностями и талантами, допустили, чтобы мелкая услуга со стороны Меррита Литтенхэма помешала вам полностью отдаться служению родной стране, это было бы государственной изменой, Генри Каридиус!

– Сол, я понимаю. А мы успеем подать петицию до полуночи?

– Она уже готова, подписана солидными, уважаемыми гражданами и ждет только вашей подписи. У Канарелли есть летчик, некий Ланг, дьявол, а не человек, он доставит ее в Капитолий штата меньше, чем за час.

– А пройду ли я? Ведь за Лори стоит Крауземан!

– Мы с Джо организуем свою выборную машину.

– Что вы говорите?!

– И мы непрочь испытать ее.

– А вдруг и народ примет участие в нашей борьбе и будет голосовать по-настоящему?

– Ну, навряд ли… это ведь не выборы президента…

* * *

Когда достопочтенный Генри Ли Каридиус поздно вечером возвращался из конторы Мирберга к себе домой, доводы адвоката продолжали звучать у него в голове. Каридиус знал, что для адвоката все эти рассуждения – чистая казуистика, но он, Генри Каридиус, со своим англо-саксонским идеализмом сумеет осуществить на деле то, что его компаньон только сформулировал в словах. Он подумал о том, сможет ли Мэри Литтенхэм понять ту роль, которую он во имя принципа автономии штатов будет играть в решительной борьбе против кандидата ее отца, старого Лори… Принцип автономии штатов – это, другими словами, американский индивидуализм. То ничтожное обстоятельство, что местный рэкетир ищет в нем защиты для своих афер, не может набросить тень на мудрый и спасительный принцип правления, который, точно драгоценное наследство, передавался от поколения к поколению с самого основания американских колоний…

Тут красноречию, с которым он мысленно убеждал Мэри Литтенхэм в правомерности своего желания пройти в Сенат, помешал прилив острой физической тоски по ней. Если б не эта история с Сенатом, он сейчас держал бы Мэри в объятиях.

Немного позже, подходя к дому «Элбмерл», он подумал об Иллоре, о том, как она обрадуется положению жены сенатора. Этим он как бы вознаградит ее за свою любовную связь с Мэри Литтенхэм, как бы сбалансирует свой счет с ней. Да и потом для человека, занимающего столь высокое положение, вполне естественно вести двойную жизнь.

Он вошел в спальню с приятным сознанием, что может доставить радость Иллоре. Наклонясь над супружеским ложем, он дотронулся до округлой аппетитной руки, лежавшей поверх одеяла.

– Иллора! Иллора! – шепнул он.

Она встрепенулась и растерянно уставилась на него.

– Который час?

– Иллора, я буду баллотироваться в Сенат! – объявил он восторженным шопотом.

Это не произвело никакого впечатления.

– Где ты был до сих пор?

– В конторе у Мирберга, – радостно сообщил Каридиус, – мы обсуждали подробности моей выборной кампании. Заявление о том, что я желаю выставить свою кандидатуру, послано самолетом. Сейчас оно уже в пути…

– А эта… Конни Стотт тоже была там с вами?

– Дорогая, очнись. Конни Стотт уже давно Конни Мирберг, и, по меньшей мере, неудобно называть ее «эта».

– Так ты не провожал ее в такси и не подарил ей тысячу долларов?

– Господи, ну конечно нет… Дорогая, я буду баллотироваться в Сенат.

– Знаю, знаю, ты вечно провожаешь замужних женщин в такси и даришь им по тысяче долларов…

Тут сон снова сморил ее.