Текст книги "Мегафон"

Автор книги: Томас Стриблинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Ну, знаете, народу было на что поглядеть и тогда, когда вы у себя на Западе перепахивали пшеницу, – многозначительно заметил Каридиус.

– На что же это?

– На прейскуранты рыночных цен.

Миссис Сассинет улыбнулась:

– Это правда, но прейскуранты не проживут так долго, как наши горы. А сами поля представляли собой далеко не изящную картину. Мой муж перепахал около двенадцати тысяч акров.

– Двенадцать тысяч акров! – воскликнул Каридиус, на этот раз искренне потрясенный. – Ваш супруг не снял ничего решительно с двенадцати тысяч акров?

– Да, пшеницу задисковали так поздно, что там уже ничего не могло расти, даже трава. И когда я смотрела изо дня в день на голую землю, мне и пришло в голову, не лучше ли было вложить этот труд во что-нибудь красивое. У нас из окон видны горы, вот я и придумала высечь из гор статуи.

После такого объяснения план миссис Сассинет показался Каридиусу уже значительно менее безумным, чем на первый взгляд. Нетрудно было представить себе, что женщина, которая день за днем смотрит на двенадцать тысяч акров голой земли, могла дофантазироваться нивесть до чего.

– Я говорила миссис Сассинет, – вставила мисс Литтенхэм, – что ей нужно обратиться в комиссию по памятникам. Я уже выяснила, кто председатель этой комиссии.

Каридиус с благодарностью взглянул на своего секретаря.

– Конечно, туда вам и надлежит направить ваш билль, миссис Сассинет.

– Но мы можем рассчитывать на вашу поддержку? – проворковала дама в соболях.

– Безусловно, – заверил ее Каридиус с невозмутимым видом. – Вы говорили, что узнали, кто председатель комиссии по памятникам, мисс Литтенхэм? Миссис Сассинет, разрешите мне представить вам мисс Литтенхэм. Это дочь Меррита Литтенхэма.

Миссис Сассинет обернулась с полуоткрытым от удивления ртом.

– Уж не того ли Меррита Литтенхэма?

– Того самого. Мисс Литтенхэм интересуется политикой…

– Ах, боже мой… в наши дни молодые девушки так честолюбивы… Я страшно рада с вами познакомиться, мисс Литтенхэм.

– Я провожу вас к председателю комиссии по памятникам, – предложила мисс Литтенхэм.

– О, вы меня очень обяжете… Как, эта собака тоже идет с нами?

– Это моя собака.

– А я все смотрю на нее… и удивляюсь… – Дверь закрылась за обеими дамами.

21

После ухода миссис Сассинет Каридиус чувствовал себя как человек, очнувшийся после дикого и в то же время смешного кошмара. Сначала эта женщина показалась ему почти неправдоподобной, но, пораздумав о ней спокойно, – благо ее уже не было в кабинете, – он увидел в ней просто-напросто типичную богатую американку, признанный гений в своем женском клубе. В конце концов на свой женский манер она лишь отражала действия своего супруга, уничтожившего двенадцать тысяч акров плодородной земли.

Пока Каридиус раздумывал, дверь его кабинета снова распахнулась, но вместо мисс Литтенхэм, которую он ожидал, он увидел Джима Эссери и Розу Сейлор. Он вскочил с кресла и радушно протянул им руки:

– Как приятно видеть психически здоровых людей! Садитесь.

– Психически здоровых?

– Да, нормальных, уравновешенных, трезво мыслящих. У меня сейчас была такая посетительница… Впрочем, члену Конгресса, вероятно, не подобает рассказывать о своих посетителях. Лучше вы мне расскажите о том, что делается у нас.

– Мисс Стотт и Мирберг поженились.

– Вот как?

– Да, перед нашим отъездом, сегодня поутру, мы видели ее у него в конторе. Она помогает ему в работе, – сказал Эссери.

– Очень хитро придумано, – заметила Роза Сейлор. – Взял ее к себе в контору, где она будет занята и счастлива, вместо того, чтобы, как подобает джентльмену, запереть ее в квартире, где она только и делала бы, что раздумывала, насколько ей жилось бы приятнее, если бы она вышла за кого-нибудь другого.

Каридиус ощутил смутное сожаление, что упустил Конни Стотт.

– А брат Паулы Эстовиа – тоже в конторе Мирберга, служит там рассыльным.

У Каридиуса мелькнуло подозрение: действительно ли эти перемены произошли по велению сердца Мирберга, или, может быть, он, устранял таким способом возможных свидетелей по делу Канарелли?!

Вслух он сказал:

– Видимо, Сол обрастает помощниками.

– Он в каждом человеке пытается открыть источник дохода, – сказал Эссери. – Так смотрят на мир все люди, умеющие богатеть.

– Против этого нечего возразить, – сказал Каридиус.

– Но это-то и делает общество бесчеловечным, – заметил изобретатель с некоторым раздражением. – Если бы на людей смотрели как на людей, а не как на орудия, которые можно использовать, то на свете не было бы таких вещей, как агрессивные войны, потогонная система и т. д., и в лабораториях компании Рэмб-Но не эксплоатировали бы ученых…

Выпад Эссери, с точки зрения высокой морали, против завода военного снаряжения показался Каридиусу забавным: было ясно, изобретатель силится обосновать собственное намерение нарушить контракт и утаить свое изобретение от Рэмбург-Норденской компании Вдруг он встрепенулся:

– Кстати, я должен предупредить тебя.

– В чем дело?

– Мой личный секретарь, мисс Литтенхэм, – дочь Меррита Литтенхэма, которому принадлежит завод военного снаряжения.

Эссери смутился.

– Да, да… неудобно получается.

– Она что тут, шпионить поставлена? – спросила мисс Сейлор.

– О нет, нет! Она очень милая, очаровательная девушка.

– Да, но как же это будет? – поморщился Эссери. – Мне нельзя ни телеграфировать тебе, ни позвонить о… нашем деле… она сейчас же обо всем узнает.

– А разве вы теперь не фирма? Все ведь будет делаться от имени компании Сейлор и Роз?

– Да, конечно, но тут легко сорваться… Как неприятно, что именно эта девушка твой секретарь. Теперь… все дело выглядит… в ложном свете. Ведь чего я добиваюсь? Хочу сохранить мое изобретение для военных нужд страны. Цель не коммерческая, а чисто патриотическая. Но как убедить в этом твоего секретаря?

– Послушайте меня, Джим, – перебила его Роза Сейлор. – Она, конечно, этого не поняла бы. Ни одна женщина не поняла бы. Лучше и не пытайтесь. Ваши чертежи с вами? Передайте их мистеру Каридиусу. А где эта девушка сейчас?

– Она вышла на минутку.

– Значит, она сейчас вернется. Вот тебе чертежи и формулы моего изобретения. Как американский гражданин-патриот, я хочу, чтобы они были переданы в Военное министерство. Как же ты намерен поступить с ними?

– Намерен передать в Военное министерство.

В эту минуту дверь открылась. Вошла высокая и очень красивая девушка.

– Мисс Литтенхэм, – встретил ее Каридиус, – я уйду не надолго с моими друзьями. Вернусь часа через два.

Они вышли из Дома канцелярий с таким чувством, словно по счастливому случаю избежали грозной опасности.

– Куда мы идем? – спросила мисс Сейлор.

– Я думаю, надо прямо обратиться в Военное министерство. Если они заинтересуются, они предложат комиссии по военным делам заняться этим делом.

– А ты член этой комиссии? – с надеждой спросил Эссери.

– Н-нет, пока еще нет.

Эссери подозвал такси, и они сели.

Каридиус продолжал:

– Я думал было о том, чтобы войти в военную комиссию, но тогда мне самому пришлось бы быть судьей твоего изобретения, а это было бы неудобно. Оставаясь же вне комиссии, я могу открыто защищать его. – Эта искаженная версия прозвучала так искренне и бескорыстно, что Каридиус не устоял против соблазна скрепить ее следующими словами: – Поэтому в интересах моих друзей я решил сохранить свободу действий.

– Каридиус, – сказал растроганный изобретатель, – я не хочу, чтобы ты ради меня жертвовал хорошей должностью.

– Об этом не беспокойся… Я займу другое место… Шофер, в Военное министерство, угол Семнадцатой улицы и авеню Конституции.

– Может быть, объяснить тебе, в чем заключается мое изобретение? – сказал Эссери. – Тогда тебе легче будет говорить о нем в Военном министерстве.

– Пожалуй.

– Это вовсе не новый вид пороха. Это метод обработки крупинок любого пороха, придающий им более эффективную форму.

– Это я понял еще у тебя в лаборатории.

– Тем лучше. – Помолчав, он прибавил: – А как ты думаешь, Военное министерство сохранит в тайне мое изобретение?

– Ну, безусловно.

– Я ведь только потому не беру на него патента, что боюсь, как бы о нем не проведали правительства других стран.

Каридиус поджал губы.

– А также потому, что Рэмбург-Норденская компания легко догадалась бы, кто скрывается за этим патентом.

– Нет, право, – запротестовал Эссери, – ведь я с легкостью мог продать свое изобретение японцу, с которым я приходил к Мирбергу… Он давал хорошую цену.

– Очень хорошую, – подтвердила мисс Сейлор. Похоже было, что она не одобряла отказа.

– Ну, в конце концов, – наставительно сказал Каридиус, – плоды трудов американских изобретателей, в первую очередь, должны быть предоставлены в распоряжение Америки. Наша страна вырастила тебя, дала образование… – Он пытался припомнить более глубокую причину, но ничего не приходило в голову.

– Я всегда говорю Джиму, – вмешалась мисс Сейлор неодобрительным тоном, – что у нас патриотизм – это просто нелепая смесь коллективной самонадеянности, тоски по родине и показного джингоизма[5]5
  Воинствующий национализм.


[Закрыть], которая проповедуется с церковной кафедры и на страницах газет в интересах миллионеров.

– Почему миллионеров? – с некоторым негодованием спросил Каридиус.

Мисс Сейлор только пожала плечами. Такси уже подъезжало к зданию Военного министерства. Это было длинное здание кремового цвета с плоским многооконным фасадом. Спутники отпустили такси и вошли в одну из высоких дверей главного подъезда. Каридиус спросил дежурившего у входа полисмена, как пройти в отдел боеприпасов, и услышал, что нужно подняться на третий этаж. Они отшагали два пролета лестницы, не выстланной даже ковром или дорожкой, и пошли по длинному коридору, мимо дверей с табличками, на которых значилось: «Запалы и Гранаты», «Бомбы», «Пиротехника», «Ручное Огнестрельное Оружие», и наконец – «Начальник отдела».

Добравшись до кабинета начальника отдела, они посовещались и решили, что сначала Каридиус войдет один, ознакомит начальника с целью их визита, а затем уже введет Эссери.

Начальник отдела оказался весьма доступным человеком. Дверь его кабинета была открыта. Девушка, стучавшая на машинке у самых дверей, взглянула на вошедшего Каридиуса и кивком головы указала ему на военного, сидевшего за письменным столом с телефонной трубкой в руке.

Когда телефонный разговор окончился, начальник указал Каридиусу на стул.

Член Конгресса представился и объяснил, что один из его избирателей недавно изобрел замечательное, совершенно необыкновенное взрывчатое вещество. Начальник едва заметно кивнул головой.

– И… гм… мой избиратель не желает проводить свое изобретение через Палату патентов, – продолжал Каридиус, – потому что…

– Потому что правительства других стран могли бы узнать его секрет… – докончил начальник.

– Да-а, – сказал Каридиус удивленно. – Такие случаи, повидимому, не редкость?

– Далеко не редкость, – ответил начальник. – Во время мировой войны, в среднем, три человека в день обращались к нам и под величайшим секретом предлагали за миллион долларов сообщить министерству о том, что смесь сахара с бертолетовой солью дает взрыв. Они не хотели проводить свой секрет через Палату патентов, так как противник мог узнать об этом. Побуждения у них всегда были самые возвышенные.

Каридиус засмеялся:

– А теперь больше не приходят?

– Теперь число их сократилось до двух-трех в месяц.

Каридиус хотел было сказать: «Мой изобретатель не дилетант, он профессиональный исследователь», но потом решил, что, пожалуй, может испортить дело. И вдруг вспомнил:

– Это не взрывчатое вещество, а способ обработки частиц взрывчатых веществ.

Тут начальник отдела впервые проявил интерес к беседе и слегка выпрямился на стуле.

– Как вы сказали?

– Не сумею вам объяснить. Изобретатель сам здесь, в коридоре. Он расскажет вам лучше меня.

– Попросите его войти, – предложил начальник.

Эссери, отрекомендовавшись мистером Роз, пустился в подробное научное объяснение своего пороха. Затем он вытащил две пробирки: одну – с обыкновенным порохом, другую – с обработанным.

– А какая между ними разница? – спросил начальник отдела.

– Посмотрите в микроскоп.

Начальник посмотрел.

– Гм-мм, а процесс обработки сложный?

– Заводы могут строиться секциями с производительностью до пяти тонн в день каждая. Оборудование секции обойдется в сорок пять тысяч долларов. У меня с собой все сметы и чертежи типовой секции.

Начальник кивнул со сдержанным одобрением военного.

– Наш технический отдел проведет испытание того и другого пороха. Кроме того, мы дадим вам образчик нашего пороха, чтобы вы обработали его по вашему методу. После этого увидим, что отдел боеприпасов найдет возможным рекомендовать военному министру.

Эссери поблагодарил.

– А какой адрес мне пометить на пробирках, мистер Роз?

– Мегаполис, «Лекшер-билдинг», комната 1515, для Сейлор и Роз.

Начальник надписал адрес, и его посетители удалились.

22

Выйдя из здания Военного министерства на авеню Конституции, Каридиус и его друзья разошлись в разные стороны. Все трое хотели вернуться вечером в Мегаполис, но Каридиус собирался лететь, а Эссери и Роза Сейлор предпочитали более спокойный и дешевый способ путешествия по железной дороге. Член Конгресса подозвал такси и поехал в аэропорт.

Небольшой низкокрылый самолет с медленно вертящимися пропеллерами словно приседал на ножках, готовый подняться. Каридиус выскочил из такси, помахал сторожу, чтобы тот задержал самолет на одну минуту, и бросился в контору за билетом. Выйдя оттуда, он успел заметить, как двое носильщиков подталкивали в багажное отделение самолета большую пятнистую собаку. Красивое животное со скучающим видом поворачивало идеально вымытую голову, словно желая проверить, что эти низшие существа проделывают с ним.

При виде большого дога Каридиус понял, что мисс Литтенхэм в самолете, и невольно подумал, отсидела ли она положенный рабочий день в его канцелярии. Он взглянул на часы, чтобы установить разницу между тем временем, когда она должна была уйти с работы, и тем, когда она фактически ушла. Если она воображает, что только потому, что она дочь богача, она может халатно относиться к своим обязанностям и не считаться с рабочими часами, то…

Поднимаясь по приставной лестничке, входя в дверь из дюралюминия, он напряженно думал о том, как сказать своему секретарю вежливо, но внушительно, что он желает, чтобы она отсиживала, как полагается, свои рабочие часы.

Мисс Литтенхэм сидела в кресле возле иллюминатора и смотрела на людей, толпившихся внизу – служащих аэропорта и не успевших еще сесть пассажиров. Он остановился подле нее и дипломатически спросил:

– Вы каждый день возвращаетесь домой?

Она подняла на него глаза и слегка подвинулась в кресле, как бы приглашая его занять соседнее.

– Да, очень приятно лететь домой после работы… Вы заходили еще раз в канцелярию?

– Нет, не заходил. Мисс Литтенхэм, когда вы уходите из канцелярии…

– Значит, вы не подписали писем, которые я напечатала? – сказала девушка, озабоченно наморщив лоб. – А два из них непременно надо было отправить сегодня же.

– Ну, уйдут завтра, – ответил Каридиус.

Мисс Литтенхэм взглянула на свои часики-браслет.

– Знаете что: если бы вы вернулись сейчас в канцелярию, это отняло бы у вас всего четверть часа… а следующий самолет будет через час.

Может быть, под ее давлением он и вылез бы из самолета и отправился в свою канцелярию, но в эту минуту пилот запер дверь кабины, моторы заревели, и самолет покатил по полю.

Каридиус решил переменить разговор:

– Хватает вашего жалованья на ежедневные полеты в Вашингтон и обратно?

– Кое-как свожу концы с концами. Мне ведь приходится доплачивать за проезд половины моей собаки.

– Половины вашей собаки?

– Да, разрешенное количество багажа соответствует половинному весу Раджи, провоз другой половины я оплачиваю.

– А вы не боитесь, что носильщики в один прекрасный день вздумают отделить платную половину от бесплатной?

Мисс Литтенхэм, даже не улыбнувшись, молча посмотрела на своего соседа.

Наступила пауза, во время которой оба пассажира смотрели, как под ними опускается летное поле, а затем город. Наконец самолет набрал высоту. Каридиус забыл о своей неудачной попытке сострить и стал думать о том, как он сказал Эссери, что не хочет места в Военной комиссии Конгресса. Пожалуй, это было политически правильно так сказать. Здесь он снова обратил внимание на своего секретаря и забыл об Эссери.

Мисс Литтенхэм была выше среднего роста – почти одного роста с ним, и Каридиус невольно подумал, что потомство богачей почему-то всегда рослое. Дети обычно крупнее родителей… Вероятно, более питательная пища… хороший уход… правильное физическое воспитание… ну, а воспитание моральное, насколько ему известно, дело другое…

Вдруг Каридиус заметил, что она улыбается. Может быть, она все-таки оценила его шутку.

– Чему вы? – дружески осведомился он.

– Вспомнила миссис Сассинет.

– Да, уморительная женщина, – согласился он слегка разочарованно.

– Она спросила меня, принадлежу ли я к ее Обществу. Я сказала, что нет. Тогда она заявила, что если я хочу вступить в него, то она порекомендует мне специалиста по генеалогическим делам, и тот доведет мою родословную вплоть до Войны за независимость. Я ей ответила, что мне это уже известно. Она была очень удивлена и спросила: «В таком случае, почему вы не вступаете? Это сэкономит вам пятьсот долларов по меньшей мере».

Каридиус расхохотался:

– Это не менее забавно, чем ее билль.

– А вы знаете, почему она добивается проведения этого билля?

– Очевидно, чтобы высекать статуи.

– Нет, у нее цель другая. Она хочет внести в законодательную палату такой ошеломляющий проект, чтобы все обратили на него внимание и выбрали ее председательницей Общества.

Каридиус кивнул головой, улыбаясь. Снова наступило молчание. Мисс Литтенхэм не принадлежала к числу женщин, которых надо непрерывно занимать разговором.

Самолет поднялся выше весеннего тумана, окутавшего землю, и теперь летел высоко, освещенный солнцем. Солнечные лучи падали через окно кабины на загорелое лицо мисс Литтенхэм.

Она достала портсигар и протянула его Каридиусу.

– В самолете курить, кажется, не разрешается, – заметил он.

– Да, это против правил, – согласилась мисс Литтенхэм, поднося к папиросе миниатюрную зажигалку. Она оглянулась вокруг. – Да вот, кстати, и надпись. – Она показала папироской на табличку и с наслаждением затянулась.

Логические элементы в сознании Каридиуса готовы были воспротивиться, но, видимо, эти элементы были не особенно сильны, так как в конце концов он решил, что ничего особенного тут нет, хочет курить – пусть курит. Что-то в этой девушке было такое, что ставило ее вне общеобязательных правил.

Внезапно с соседнего ряда кресел чей-то голос с иностранным акцентом окликнул Каридиуса и спросил, видел ли он мистера Эссери.

Член Конгресса посмотрел через плечо и удивился не столько тому, что увидал мистера Кумата, сколько тому, что сразу не заметил его. Он крикнул в ответ, что только недавно расстался с Эссери.

– Он уже начал переговоры? – осведомился японец.

– Простите, я на одну минуту, – сказал Каридиус. – Это мой знакомый.

– Пожалуйста.

Каридиус перешел на свободное кресло возле Кумата.

– Кое-что предпринял.

– Надо полагать, что вопрос еще не успели передать в комиссию по военным делам.

– Нет, конечно.

– А вы не входите в эту комиссию?

– Нет, не вхожу, – сказал Каридиус и хотел было повторить версию, которую он преподнес Эссери, но тут же спохватился: японец ни за что не поверил бы ему.

Мистер Кумата задумчиво покачивал головой в такт гудению мотора. Каридиус извинился перед ним и вернулся к мисс Литтенхэм.

Когда он уселся на свое место, она повернулась к нему и сказала:

– Я не знала, что вы хотите попасть в комиссию по военным делам.

Каридиус никак не думал, что она могла слышать их разговор при гуле моторов.

– Почему вы решили, что я хочу? – спросил он.

– Я поняла это по тону, каким вы сказали, что не входите в нее.

– Ну, значит, вам теперь это известно, – признался политический деятель с некоторой досадой.

– Вы что-нибудь предпринимаете для этого?

– Нет… пока нет.

– Ни к кому не обращались?

– Обращусь… может быть, – отозвался Каридиус, а про себя подумал: «К кому?» Крауземан ничем не обязан, наоборот, – он обязан Крауземану.

– Почему бы вам не съездить со мной в Пайн-Мэнор?

– Предложение очень заманчивое, – сказал Каридиус, думая про себя, что это, вероятно, было бы смертельно скучно, – но я не вижу связи между Пайн-Мэнор и комиссией по военным делам.

– Вы поговорили бы с отцом.

– О чем?.. О комиссии по военным делам?

– Да, он, должно быть, мог бы кое-что сделать, – попросил бы мистера Крауземана переговорить с мистером Уинтоном… Он почти всегда может что-нибудь сделать…

– Верно, верно! Это идея… Я подумаю.

– Хорошо, я скажу вам, когда вы можете застать отца дома.

– Очень вам благодарен. Непременно воспользуюсь вашим любезным приглашением.

Когда Каридиус вернулся домой, Иллора встретила его на пороге их квартиры в «Элбмерл», бросилась ему на шею и расцеловала его.

Несколько позже выяснилось, что этот бурный прилив чувств был связан с платьем, являвшимся в данное время собственностью фирмы Чебрен и Уилли, которая, однако, была готова расстаться с ним за семьдесят четыре доллара и девяносто восемь центов.

Это было, собственно, даже не платье, а костюм, насколько Каридиус мог уяснить себе из описания: юбка в складку и жакет потрясающего серого цвета, с меховым воротником и с поясом, так что можно было носить его и свободным и прилегающим, по желанию; модель настолько остроумная, что на улице это будет выглядеть как выходной туалет, на званом обеде как вечернее платье, на теннисном матче как спортивный костюм.

Объясняя все выгоды сделки, Иллора стояла, освещенная весенним солнцем; губы ее казались рубиновыми, кожа перламутровой, волосы совсем золотыми. Впрочем, Каридиус ничего этого не заметил.

– Ну, в чем же дело, – сказал он ласково, – поезжай и купи. – Про себя он решил, что новое платье обеспечит ей хорошее настроение, по крайней мере, на несколько дней.

Когда вопрос о платье был разрешен, Иллора вспомнила, что звонил Мирберг и просил, чтобы Каридиус явился в контору, как только вернется из Вашингтона.

В конторе фирмы «Мирберг, Мелтовский и Греннен» за письменным столом сидела миссис Конни Мирберг и читала книгу при свете канцелярской лампы под зеленым колпаком.

Увидев входящего Каридиуса, она радостно крикнула:

– Хэлло, Генри!

– Хэлло, Конни. Поздравлять еще не поздно?

– Не поздно будет и до конца моей жизни.

– Так пусть это будет как можно позже… Что вы здесь делаете?

– Изображаю конторского мальчика… штудирую законы.

– Штудируете законы?

– Да, мы с Солом решили, что в моем возрасте небезопасно иметь ребенка, вот я и изучаю законы.

– Гм-м, да… – Каридиус кивал головой, тщетно пытаясь найти связь между материнством и юриспруденцией. – А чем кончилось дело Эстовиа?

Миссис Мирберг прижала палец к губам и слегка покачала головой.

– Ш-ш! – И прибавила равнодушным тоном! – Ничего интересного.

Каридиус подошел ближе.

– Что случилось?

– Анджело Эстовиа служит здесь, в конторе.

– Ах, да! Я слыхал об этом. Как прошло дело?

– Ни один свидетель обвинения против Канарелли не явился, дело и прекратили. Говорят, это часто делается: платят свидетелям, чтобы те не являлись.

Каридиус покачал головой; все женщины, подумал он, по природе реформаторы, но только до тех пор, пока не выйдут замуж, а тогда… куда девается их реформаторский пыл? В мире уже не оказывается ничего плохого и требующего изменения.

– Это обычное явление, так уже повелось, – успокоила его Конни, полагая, что он раздумывает о деле рэкетира.

– Я знаю, но я рассчитывал начать мою работу на пользу общества с радикальной реформы, – сказал Каридиус. – Сол хотел меня видеть?

– Да. Он, кажется, сейчас один. Идите прямо в кабинет.

Каридиус вошел в кабинет и застал адвоката за работой у письменного стола. Мирберг выпрямился и помахал рукой:

– Хэлло! Я как раз пишу вам. Эссери звонил, что вы с ним ходили в Военное министерство. Ну как, произвело впечатление?

– Сначала – никакого. Но когда Эссери сказал, что продает не продукт, а процесс, – обратили внимание.

Мирберг покачал головой:

– Далеко ему еще до финиша. Не понимаю, почему Эссери не продал свою идею, когда ему предлагали за нее хорошую цену. А что слышно с комиссией по военным делам?

– Мое назначение?

– Да, подвигается дело?

– Как сказать. Я говорил с Уинтоном. Он настроен далеко не оптимистически. Спросил меня, разбираюсь ли я в военных делах.

– Надо было сказать, что вы разбираетесь в ассигнованиях.

– Нет, право, он говорил серьезно.

– Ну, если он в самом деле считает ваше знакомство с военным делом необходимым условием для проведения вас в комиссию, значит, вы туда не попадете.

– Мне тоже так кажется.

– Гм… А между тем, если бы вы были в комиссии, вы могли бы оказать существенную поддержку Эссери.

– Мне все равно было бы неудобно голосовать за проект, который я сам продвигаю.

– Конечно, конечно, а все-таки… Дайте подумать…

– Он взъерошил всей пятерней свои курчавые волосы.

– Есть один человек, который, по-моему, должен быть заинтересован в том, чтобы провести вас в комиссию по военным делам. – Он снял трубку внутреннего телефона. – Анджело, вызовите Банкрофт 27 – 476 и попросите его сейчас же зайти ко мне в контору.

– Кто такой Анджело? – спросил Каридиус, не решаясь спросить, что означает Банкрофт 27 – 476.

– Анджело Эстовиа… Мне было очень жаль, что они проиграли это дело. Собственно, в городе зря так злы на Джо Канарелли. В данном случае я не хотел защищать его, но моя цель была показать, что в основе его организации лежит принцип профессиональной самозащиты. В конце концов, Каридиус, должны же мелкие предприниматели как-то объединиться против богатых, а если порядки у них подчас несколько круты, – господи боже ты мой, а каковы порядки в трестах и акционерных обществах?

– Но какой же Канарелли мелкий предприниматель? Он ведь очень состоятельный человек.

– Одно другому не мешает. Цель всякого объединения – нажива. Нельзя осуждать то или иное предприятие только потому, что оно имеет успех. Закон должен относиться более терпимо к правонарушениям богатых, чем к правонарушениям бедняков, потому что в такой терпимости – залог успеха.

– А он так и относится, – сказал Каридиус.

– Верно, и я нахожу, что это единственное проявление логического смысла в американском правосудии.

Мирберг с минуту сидел, погруженный в раздумье.

– Вы не знаете, – спросил он, – кто-нибудь против вашего назначения в военную комиссию?

– Об этом я ничего не слыхал.

– А… Литтенхэм, например?

– Н-нет… его дочь… помните, я говорил вам о девушке, которую Крауземан навязал мне в секретари?

– Помню.

– Так вот, сегодня, когда я летел сюда в самолете с мисс Литтенхэм, она предложила мне поговорить об этом с ее отцом.

– Это хорошо… это даже очень хорошо.

Зазвонил телефон. Мирберг снял телефонную трубку, послушал и сказал:

– Хорошо, попроси его сюда.

Немного погодя дверь отворилась, и вошел Джо Канарелли. Он провел рукой по гладко зачесанным волосам и оглянулся вокруг, ища зеркала, какового не оказалось.

– Садитесь, Джо. Вы, конечно, знаете мистера Каридиуса?

– Да, конечно.

– Так вот… Джо. Мистер Каридиус – член Конгресса, это вам известно…

– Да.

– И он хотел бы пройти в комиссию по военным делам, но имеются, повидимому, препятствия к его назначению.

Мистер Канарелли пристально посмотрел на Мирберга:

– Так, а я тут при чем?

– Во-первых, вы помогли ему пройти в Конгресс… он вашего округа.

– Знаю, что помог.

– А те, кто противодействуют назначению мистера Каридиуса, повидимому, тесно связаны с военной промышленностью.

– А почему Литтенхэм и его шайка против него?

– Просто так… он человек новый и не особенно к ним расположенный, а комиссия контролирует ассигнования на военные нужды.

– А-а… понимаю.

– Ну, а если бы вы нашли возможным использовать свое влияние, чтобы помочь мистеру Каридиусу попасть в комиссию, у вас был бы там друг.

Канарелли несколько раз качнул головой, помолчал немного и, наконец, заговорил:

– Пожалуй, я это устрою. Чего ради треклятая литтенхэмовская банда перебивает мне дорогу? Я не открываю банков, не лезу в конкуренты ему.

– Ну, Джо, это не совсем так…

– Как не так? Его дома занимают два квартала на той улице, где я взимаю по шесть долларов с дома за членство в Обществе взаимопомощи домохозяев! Почему он не признает моих условий? Его-то условия я признаю? Когда он получил полтора миллиона долларов премии от Уэстоверского банка, где я держу свои деньги, я же не возражал. Я сказал себе: «Чорт с ним, это его рэкет». А он… ему принадлежат двадцать – тридцать домишек на улице, где я делаю дела… и он скулит, что приходится платить мне каких-нибудь несчастных сто двадцать долларов в месяц… Мразь это, а не человек!

Мирберг досадливо махнул рукой.

– Джо никак не может взять в толк, – сказал он, обращаясь к Каридиусу, – что Меррит Литтенхэм имеет законное право на получение премии от своего банка, что раз он сумел убедить правление, премия вполне законна, и ни одному вкладчику, ни одному акционеру до этого нет дела.

Канарелли тоже обернулся к Каридиусу:

– А я говорю ему, что и я имею такое же право. Раз я взимаю определенную сумму с каждого дома, эти деньги мне причитаются, хотя бы дома принадлежали Мерриту Литтенхэму!

– Но ведь ваши поборы незаконны!

– Подумаешь! Ничего не стоило бы их узаконить! Достаточно провести закон о том, что надо вступать в организации взаимопомощи и платить установленные взносы.

– Не знаю, можно или нельзя провести такой закон, – перебил его Мирберг. – Но дело в том, что законы для литтенхэмовских банков существуют давно, поэтому бесполезно говорить об его премии. Не хотите платить, можете взять свои деньги из его банка… и положить в какой-нибудь другой.

– Вот увидите, с домами, которые я контролирую, тоже так будет, и, может быть, даже очень скоро.

– Как бы то ни было, я совсем не для этих разговоров вызвал вас сюда.

– А о чем вы хотите говорить?

– Будет мистер Каридиус назначен в комиссию по военным делам?

– А-а… Если только это имеет какое-нибудь отношение к ассигнованиям на заводы военного снаряжения Меррита Литтенхэма… тогда… мистер Каридиус будет назначен в комиссию по военным делам… Покажу я проклятой литтенхэмовской банде, как совать нос в мои дела.