Текст книги "Мегафон"

Автор книги: Томас Стриблинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

25

Спустя несколько дней мисс Литтенхэм сказала своему принципалу, что ее отец готов принять его сегодня в Пайн-Мэнор.

Каридиус едва удержался, чтобы не сказать. «Я уже назначен в комиссию по военным делам, следовательно, мне незачем отнимать время у вашего отца». Но он этого не сделал, а поблагодарил своего секретаря за внимание.

В самолете они разговаривали только о пустяках, касавшихся их повседневной работы. По приезде в Мегаполис они взяли такси и отправились в загородный дом Литтенхэмов.

На этот раз мисс Литтенхэм не отпустила машину у ворот и не пошла пешком по лесу. Они подъехали к главному подъезду, между желтыми башнями Пайн-Мэнор.

Мисс Литтенхэм спросила лакея, дома ли ее отец.

Тот ответил, что мистер Литтенхэм еще не прибыл, но звонил по телефону, что сейчас выезжает из своей конторы.

У себя дома, в роли хозяйки, мисс Литтенхэм пришлось разговаривать со своим гостем более сердечным тоном. Она провела его через холл в готическом стиле и небольшую гостиную в картинную галлерею, три стеклянных двери которой выходили на выложенную кафелем террасу. На террасе сидели какие-то люди и распивали коктейли. Мисс Литтенхэм представила Каридиуса; гости кивнули головой, пробормотали «очень приятно» и тотчас же вернулись к своим стаканам и прерванному разговору.

Один юноша и девушка спорили, будет ли такая-то лошадь в форме на скачках в Гавр де Грас. Две девушки и один мужчина обсуждали различные способы игры в гольф и тут же с помощью палки демонстрировали приемы.

Высокий юноша с мефистофельским профилем и молодая женщина беседовали об академической живописи.

– Взгляните на этот вид, – говорил он, указывая длинной худой рукой на аллею из темных сосен, в дальнем конце которой белели колонны греческого портика: – К чему художнику повторять этот пейзаж с точностью фотографа?

– Это красиво, – сказала молодая женщина.

– Нет, это бесспорно некрасиво. Истинная красота сочетает в себе поразительное, необычайное и… разумеется… ритмичное и симметричное. А в этом пейзаже есть только ритм и симметрия, но нет ничего необычайного. В этом и беда академических картин. Они так неинтересны, что второй раз на них уже не взглянешь. Посмотрите сами в папиной галлерее. Что вы там увидите? Висят по стенам, а ни одной не заметите.

– Странная мысль, – сказал Каридиус вполголоса, обращаясь к Мэри Литтенхэм. Ему казалось, что нет ничего легче, как отличить картину от стены.

– Это мой брат, – шепнула мисс Литтенхэм, – он собирает картины ультрамодернистов и запомнил, что ему говорили агенты при продаже.

Она подвела Каридиуса к маленькому столику. Выпив по коктейлю, мисс Литтенхэм и Каридиус снова пересекли картинную галлерею, прошли несколько комнат и поднялись по лестнице в небольшой кабинет во втором этаже. Там девушка представила Каридиуса человеку небольшого роста, с пепельными волосами и голубыми глазами. Он внимательно оглядел своего посетителя и весьма сердечно пожал ему руку.

– Наши лучшие цветы будут высажены недели через две. Вы непременно должны побывать у нас еще раз. Меня очень порадовало, мистер Каридиус, что вам удалось войти в ту комиссию Конгресса, которую вы предпочитали.

– Для меня это было большой радостью, – подтвердил Каридиус.

– Всегда хорошо, когда наша комиссия по военным делам пополняется энергичным человеком. Это чрезвычайно ответственное положение в наши дни, когда весь мир катится в пропасть войны, а возможно, полного хаоса.

– Надо думать, что инстинктивное стремление человека к какой-нибудь организации так или иначе спасает его от хаоса, – сказал Каридиус.

– Вот именно. Но теми организациями, которые удерживали человечество от анархии, всегда были военная и религиозная организация. У нас в Америке религиозные подмостки совсем расшатались. Только кое-кто из нас, стариков, еще думает о боге. Для молодого поколения единственной формой организации остается военная. Если людей нельзя держать в узде внутренней силой, приходится применять силу внешнюю. Вот почему должность в комиссии по военным делам – одна из самых ответственных в Конгрессе. Между прочим, знакомы вы с неким мистером Кумата?

– Да, я знаю его, – ответил Каридиус, удивленный этим неожиданным оборотом разговора.

– Он чрезвычайно заинтересован новым видом пороха, который осваивается нашей армией.

– А разве армия его осваивает? – быстро спросил Каридиус.

– Так, по крайней мере, я понял, – ответил мистер Литтенхэм. – И я считаю, что было бы очень полезно для нашего экспорта выпустить новый порох на заграничные рынки.

– Но разве это не значило бы выдать военную тайну? – спросил Каридиус.

– Все зависит от того, как посмотреть на это дело, с государственной точки зрения, разумеется.

– Я не совсем понимаю вас.

– Видите ли, все усовершенствования в области вооружения можно рассматривать либо как военные тайны, имеющие потенциальную ценность для будущего, либо как финансовые объекты, имеющие положительную ценность в настоящее время. Тут и возникает вопрос, что лучше для государства – придержать или продать. Я полагаю, что поскольку военная наука развивается с поразительной быстротой, будущая ценность военных тайн становится весьма сомнительной. Через несколько лет любая из них устареет, а потому нам выгоднее продать ее за наличные. Я, мистер Каридиус, всегда придерживаюсь старого испытанного правила: никогда не допускай, чтобы Америка осталась в убытке.

– Но разве сохранение военной тайны оставило бы Америку в убытке?

– Ну, разумеется. Тем самым мы допустили бы мысль, что наши изобретатели не изобретут в дальнейшем ничего лучшего. Это значило бы лишить Америку финансовых преимуществ ее нынешнего положения, словом – причинить ей убытки.

Каридиус лишь смутно понимал идеи, которые развивал перед ним финансист. Их разговор коснулся биржи, а затем недавней отмены золотого стандарта[6]6
  Имеется в виду акт правительства США от 19 апреля 1933 г., отменяющий размен банкнот на золото. Предварительно в Конгрессе был проведен чрезвычайный банковский акт, предусматривающий ряд мероприятий по охране золотых фондов: запрещение экспорта золота за границу и переплавки золота в монеты. Все золото – монеты, слитки, сертификаты – подлежало внесению в резервные банки под страхом наказания по закону.


[Закрыть]. Мистер Литтенхэм горячо восхвалял патриотизм тех граждан, которые, в ответ на воззвание правительства, несли свое золото в государственные банки. Он предсказывал, что в сущности они ничего не потеряют, так как повышение цен и заработной платы – неизбежный результат поглощения золота государством – с лихвой вознаградит их за временно понесенные потери.

– А вы, мистер Каридиус, – продолжал банкир, – вероятно, тоже заняты помещением своих денег в расчете на предстоящее повышение на бирже?

– Я уже подумывал об этом, – сказал он, – но работа в Вашингтоне отнимает столько времени…

– Ваш банкир должен был позаботиться об этом вместо вас, – заметил мистер Литтенхэм, – для того и существуют банкиры, чтобы действовать в качестве специалистов по финансовым делам для людей других специальностей.

– Собственно говоря, – сказал Каридиус и еле удержался от улыбки, вспомнив, как ему приходилось убеждать своего дядюшку уплатить за наем помещения, – собственно говоря, я никогда еще не пользовался услугами банкиров в этом смысле.

– Пора, следовательно, начать, мистер Каридиус, – посоветовал финансист. – Каждый человек обязан добиваться благосостояния. Вы еще молоды. Вы находитесь на весьма счастливом этапе своей карьеры. Вы должны воспользоваться открывающимися перед вами возможностями.

– Вы правы, – согласился Каридиус, с волнением ожидая, что за этим последует.

– В таком случае, почему же вы этого не делаете? – прямо спросил мистер Литтенхэм.

– Собственно говоря… я никогда не вел точного счета своим доходам… деньги приходили… и тратились…

– Ну, конечно… это понятно… беспечность политического деятеля…

– И начинать сейчас… вложить капитал… мне было бы не совсем удобно…

– Ничуть не бывало. Я уверен, что любой банк охотно откроет вам кредит. В наше время, как вам известно, деловая жизнь зиждется на кредите. Если бы при всякой сделке требовали наличные деньги, все остановилось бы.

Наличные – это разменная монета кредита для удобства бухгалтеров.

– Но беда в том, – возразил Каридиус в трепетном ожидании, – что получить кредит можно, только пользуясь кредитом. Когда машина уже приведена в движение, получается своего рода «перпетуум мобиле», но привести ее в движение очень трудно.

– Пустяки, пустяки, мистер Каридиус. Взять хотя бы Уэстоверский банк – он был бы в высшей степени польщен, если бы вы значились в списке его клиентов.

– Я также чувствовал бы себя весьма польщенным, – признался Каридиус, – но… мистер Литтенхэм… допустимо ли это?..

Мистер Литтенхэм выпрямился в своем кресле.

– Допустимо? Допустимо ли, чтобы человек обеспечил самых близких и дорогих ему людей?

– Я хочу сказать, что мне, члену Конгресса…

– А разве политический деятель обязан жертвовать собой в частной жизни для того, чтобы служить своему народу на общественной арене? Надеюсь, мистер Каридиус, наша цивилизация далеко ушла от тех дней, когда в угоду ей приносились человеческие жертвы.

– Я хочу сказать… допустимо ли, чтобы именно ваш банк открывал мне кредит?

Финансист облегченно вздохнул:

– Ах, вот оно что! Что же вы сразу не сказали? Но, дорогой мистер Каридиус, в списке наших почтенных клиентов значатся сенаторы, дипломаты, министры и члены Верховного суда – лучшие люди Америки. На этот счет не беспокойтесь. Вы попадете в прекрасное общество. Повидимому, у вас нет представления относительно суммы, которую вы хотели бы вложить?

– Нет.

– Что ж, прекрасно. Предоставьте это банку. Вероятно, у вас нет и определенного представления относительно количества ценных бумаг, которые вы хотели бы приобрести?

– У меня… у меня очень мало наличных денег.

Мистер Литтенхэм отмахнулся от этого замечания.

– Об этом позаботится Уэстоверский банк.

– Но какое обеспечение я предоставлю банку?

– Мистер Каридиус, ценные бумаги, приобретенные для вас, останутся в банке в обеспечение вашей задолженности. И помимо, и сверх этого материального залога, банку будет служить обеспечением ваше незапятнанное имя, мистер Каридиус.

26

Когда свиданье достопочтенного Генри Ли Каридиуса с хозяином Пайн-Мэнор закончилось, Мэри Литтенхэм велела привести из собачника Раджу и пошла провожать своего гостя до границы поместья.

Каридиус все еще испытывал какое-то головокружение после многообещающего разговора с финансистом. Он молча шагал рядом с молодой хозяйкой по направлению к греческому портику, белевшему среди сосен. Когда они огибали дом, кто-то окликнул их с террасы и мисс Литтенхэм в ответ помахала рукой.

– Не понимаю, как это люди могут проводить всю свою жизнь за игрой, на скачках, в театрах и на выставках, в то время как подлинная… вы меня понимаете… подлинная жизнь сама так сложна и так заманчива.

– Конечно, конечно, – с готовностью согласился Каридиус.

– Все это… – Она широким жестом повела рукой, как бы охватывая все вокруг, – в сто раз сложнее и интереснее, чем какая-нибудь… скажем, игра. Банки… пресса… заводы военного снаряжения… политика местного масштаба… политика в Вашингтоне. Не правда ли, когда представляешь себе, как папа держит все это в руках, рекорды какого-нибудь чемпиона кажутся детской забавой?

Каридиус кивнул головой.

– Может быть, за вашим желанием изучить все отрасли, которые контролирует ваш отец, тоже кроется спортивный интерес?

– Возможно… Но, видите ли, отец все это создал, и мне хотелось бы сохранить все и даже приумножить, если сумею… Вам это непонятно, мистер Каридиус?

– Я вполне понимаю вас, – убежденным тоном заявил достопочтенный Каридиус, захваченный этой атмосферой могущества и богатства и чистосердечно забыв об однокомнатной конторе в «Лекшер-билдинг», которую снимал для него дядя.

– Меня так редко понимают… Да, в сущности, я редко делюсь с кем-нибудь своими мыслями. Помните тот день, в Вашингтоне, когда я сказала вам, что хотела бы последовать примеру Берты Крупп? Мне так неловко было после этого разговора. Я упрекала себя: чего ради ты наговорила ему все это?

Каридиус взглянул на нее, осененный внезапной догадкой:

– Так вот почему вы после того стали такой замкнутой!

– Я не знала, что это заметно.

– Когда я после нашего разговора ушел из канцелярии… то есть, когда я уходил…

– Ну и что ж?..

Каридиус замялся:

– Нет, нет… ничего…

– О, мистер Каридиус! – воскликнула девушка, словно мучимая любопытством. – Не заставляйте меня теряться в догадках!

Каридиус сказал смущенно:

– Простите, я не подумал…

– Ну, теперь поздно… договаривайте.

– Но я не могу вам сказать, что я тогда подумал… Мы не настолько близко знакомы… я перестал бы уважать себя…

– Несомненно. Ни один человек не может высказать свои сокровенные мысли и сохранить уважение к себе – в этом и состоит проблема морали. Если солжешь, пропало самоуважение, а если не солжешь – тоже пропало. А потому не бойтесь и говорите: все равно одно на одно выходит.

Каридиус откашлялся:

– Ну, хорошо… хотя это и очень… так вот, когда я уходил в тот день из канцелярии… меня в коридоре ждал Бинг… вы, должно быть, не помните…

– Нет, помню.

– Так вот… я чуть было не… не поцеловал вас на прощание… Только не поймите меня превратно, – добавил он торопливо, – это было совершенно импульсивно… Я не хотел оскорбить вас…

Мисс Литтенхэм взглянула на него и молча подошла к белому карнизу. Она остановилась у мраморной лестницы и все так же молча стала смотреть на пруд.

– Вы не обиделись? – смущенно спросил Каридиус.

– Нет, конечно… но вот вам и причина, почему я решила быть более сдержанной.

Каридиус с трудом перевел дыхание. Он взял ее руку, лежавшую на мраморных перилах, с таким чувством, словно, овладев этой рукой, он легче поймет ее:

– Вы хотите сказать… что и вы…

– Мне кажется, что в нашей эмоциональной жизни мы должны поступать импульсивно… Как вы думаете?

– Конечно.

– По-моему, это и значит поступать морально… Как по-вашему?

– Мэри, вы знаете, что и я так думаю.

После столь неожиданного поощрения Каридиус протянул было руки, но мисс Литтенхэм отстранила его.

– Нет, не надо… не сейчас, – сказала она чуть дрогнувшим голосом. – Обнимать и целовать умеет всякий, а вот поговорить мало с кем можно. Я знаю, конечно, для вас, мужчин, все остальное неважно…

– Скажите мне, чего вы хотите? – спросил Каридиус, поднося ее руку к губам.

– Давайте поговорим… поговорим о нас с вами.

– Что же можно сказать о нас?

– Не особенно много.

– Мы одни на свете… дом с башнями, пруд, сосны – все это лишь зеленая с серебром рамка вокруг нас.

– Под прудом есть комната.

– …Что?

– Комната… подземелье. Папа велел ее сделать.

– Зачем?

– Он, кажется, боится забастовки рабочих, возмущения вкладчиков банка, революции… это убежище на крайний случай.

– Что навело его на эту мысль?

– Все вместе. Забастовки здесь… события в Европе.

– Знаете что… давайте, посмотрим эту комнату под прудом!

– Нет, нет, нет, туда мы не пойдем. Мы пойдем прямо к воротам, мистер Каридиус.

– Ради бога, не зовите меня мистер Каридиус!

– Нет, так лучше. Если я привыкну называть вас Генри, я могу нечаянно назвать вас так в канцелярии.

– Да, пожалуй, вы правы.

Мисс Литтенхэм потянула его за руку:

– Пойдем к воротам.

– Не хочу.

– Нам еще долго итти лесом.

Каридиус нехотя последовал за ней.

– У меня такое чувство, словно я покидаю рай, – сентиментально пожаловался он.

– Мистер Каридиус, поймите, мы ведь не такие, как те на террасе: мы не должны поступать, как все…

– Кто все?

– Ну, все эти артистические натуры, которые живут только настоящим… Искусство всегда живет настоящим… А мораль – она предусмотрительна, она смотрит вперед, в будущее. В этом вся разница между искусством и моралью. Оба эгоистичны, но в то время, как мораль берет векселя, искусство требует наличных.

– Но, Мэри… – взмолился Каридиус, – давайте не будем слишком предусмотрительны.

Мисс Литтенхэм снова двинулась по направлению к темным соснам. Каридиус нагнал ее и решительно обнял за талию.

– Мэри… послушайте… погодите… я люблю вас.

– Берегитесь Раджи, – предостерегла она.

Каридиус содрогнулся при мысли, что огромная собака бросится на него.

– Неужели вы думаете, что он…

– Не знаю, но если он бросится, он может загрызть вас.

Они чинно зашагали рядом по сосновой аллее, Раджа шел за ними по пятам.

– Я вам скажу, почему я… – откровенно сказала мисс Литтенхэм, – это из-за вашей жены…

– Моей жены! – Каридиус был совсем ошарашен. Он забыл об Иллоре.

– Вы могли бы быть счастливы без нее?

– Я был бы счастлив, если бы знал, что ей хорошо.

– Но тогда тот же вопрос возникнет с другой точки зрения: могла ли бы она быть счастлива без вас?

– Я думаю, могла бы, при условии, что в моей жизни нет другой женщины.

– Как вы думаете: она пошла бы на соглашение?

– Вы имеете в виду развод?

– Нам нет смысла портить себе жизнь тайной связью. Развод, в сущности, для того и существует, чтобы предоставить людям второй шанс.

– Послушайте, Мэри, – сказал Каридиус и остановился. – Если Иллора не захочет развода, если она будет очень страдать, я… я не смогу этого сделать… все равно, как не мог бы выбросить из автомобиля едущего со мной ребенка.

– Ворота уже близко, – сказала мисс Литтенхэм.

У Каридиуса перехватило дыхание.

– Значит, пора прощаться?

– Да.

Остаток пути до ворот оказался очень долгим. Вскоре они начали полушопотом говорить о том, что Каридиус должен немедленно развестись с женой.

27

На другое утро достопочтенный Генри Ли Каридиус оделся особенно тщательно и, взглянув на часы, чтобы удостовериться, что поспеет в аэропорт раньше, чем мисс Литтенхэм, вышел из дому.

Он знаком подозвал такси и сказал шоферу: – Чудесная погода!

Такси тронулось, но, услыхав позади сильный шум, шофер подъехал к тротуару и остановился.

– Глядите-ка, – проворчал он, кивнув головой, – вот еще один катит.

Каридиус высунулся из окна и увидел броневик, мчавшийся по улице.

– Куда это он? – спросил Каридиус, который был в самом радужном настроении и поэтому чрезвычайно словоохотлив.

– Не знаю… уже два таких обогнали меня, когда я ехал за вами.

– Ехали за мной? – удивленно воскликнул Каридиус.

– А то как же? Я каждое утро приезжаю за вами. А вы меня и не приметили?

– Я думал, что это случайность, – отозвался Каридиус.

– Нет, сэр, для меня вы – постоянный клиент… Да, так вот я и говорю… прижали меня эти машины… чуть крыло не снесли.

– Почему же вы не позвали полисмена?

Шофер рассмеялся:

– Так ведь рядом с шоферами на каждой машине сидело по два полисмена.

Аэродром был уже недалеко. Когда они подъехали к воротам, шофер сказал удивленно:

– Самолетов-то нынче сколько…

Каридиус увидел в западном углу поля два больших биплана и один моноплан с низко посаженными крыльями. Их окружали три бронированные грузовые машины и целый отряд полисменов.

Когда машина Каридиуса заворачивала к месту стоянки автомобилей, его шофер крикнул другому:

– Эй, Джонни, что это тут творится?

Джонни показал рукой на носильщиков, загружавших самолеты:

– Слыхал о курах, что несут золотые яйца? Вот они самые…

– Золотые яйца? Какие-такие золотые яйца?

– Золото грузят на самолеты.

– Какого чорта?…

– А как же? Правительство обратилось с воззванием ко всем американцам нести в казну все свободное золото. Так вот, Джимми, это какой-то отъевшийся клоп отвечает на призыв. Его золото не свободно, оно крепко привязано… и полетит сейчас в Канаду. – Шофер язвительно рассмеялся.

– Не вижу, что тут смешного, – сказал шофер Каридиуса.

– Я не этому смеюсь. Всякий миллионер хапает, что может. А мне смешно на мою дочку Мей. Ей тринадцать лет. Вчера она послала в Вашингтон золотую монету в два с половиной доллара. Дедушка подарил, когда ей два года исполнилось.

Каридиус вылез из такси и вошел в здание аэропорта. Там он оглянулся кругом, ища, к кому бы обратиться, и остановился на молодом человеке, который, сидя за решеткой, что-то заносил в книгу. Он подошел к нему и постучал по железной решетке.

– Скажите, – спросил он вполголоса, – эти самолеты увозят золото?

Клерк взглянул на Каридиуса, взял с края стола папироску, затянулся, положил ее обратно и продолжал писать.

Это подчеркнутое невнимание разгневало Каридиуса. Он приблизил лицо к решетке и сказал негромко, но внушительно:

– Молодой человек, моя фамилия Каридиус Я ваш представитель в Конгрессе, еду в Вашингтон. Моя обязанность знать о таких фактах, как вывоз золота из Соединенных Штатов.

Клерк несомненно получил истинно американскую тренировку по части лойяльности хозяевам.

– Да будь вы сам Иисус Христос на пути в рай, вам и то пришлось бы обратиться к кому-нибудь повыше. Мне по чину не полагается давать объяснения.

Каридиус оценил дипломатический ответ клерка, заключавший косвенное подтверждение. Выйдя снова на улицу, он увидел один из броневиков, возвращавшийся с аэродрома. Преградив дорогу машине, Каридиус крикнул властным голосом преуспевшего дельца:

– В город, за новой партией?

– Эге.

– Теперь из какого банка?

– Все из того же, сэр: из Уэстоверского.

Каридиус посторонился и махнул рукой в знак того, что больше у него вопросов нет. Мысль его лихорадочно заработала – как использовать столь ценные сведения? Тут он увидел Мэри Литтенхэм, входившую в аэропорт. Она почувствовала его взгляд и обернулась: лицо ее осветилось улыбкой, и она торопливо пошла ему навстречу. У Каридиуса промелькнула мысль: знает ли она о финансовой операции, производимой ее отцом? Они обменялись приветствиями, и мисс Литтенхэм сказала:

– Как вы думаете: следует ли нам вместе лететь в Вашингтон?

Каридиус посмотрел на нее, огорченный:

– Но почему же нет?

Она покраснела:

– Это может помешать вам, если вы решитесь…

Каридиус понял, что она намекает на развод и на то, что им лучше не показываться вместе до бракоразводного процесса.

– А я так мечтал, что мы полетим вместе.

– А я разве не мечтала? Я потому и подумала, что это может нам помешать.

– Вот и звонок.

– Я поеду вперед, – быстро решила мисс Литтенхэм. – Вылетайте со следующим самолетом. Я буду ждать вас в канцелярии.

Она прошла в ворота и оглянулась на него с трепетной улыбкой и влажными блестящими глазами страстно влюбленной женщины.

Оставшись один, Каридиус задумался о том, как бы поскорее получить развод. Лучшее, что он может сделать, это передать все дело адвокату, – тогда процесс автоматически пойдет своим ходом. Затем его мысли вернулись к вывозу золота и Уэстоверскому банку. Член Конгресса понял, что в его руки попала важная финансовая информация.

Его удивляло, что Меррит Литтенхэм экспортирует свой золотой запас, тогда как накануне сам выражал одобрение, даже восхищение теми частными лицами, которые предоставляли свое золото в распоряжение правительства. С одной стороны, Каридиус считал такое патриотическое решение вопроса не только естественным, но даже обязательным. Но, с другой стороны, шагая взад и вперед по площадке, он терзался мыслью о том, что, вероятно, уже поздно последовать примеру Литтенхэма. И эти соображения совершенно вытеснили патриотический порыв.

Правда, у него никакого золота не было. Он подумал было – не обратиться ли в Уэстоверский банк, где ему открыли кредит, но такое дело, разумеется, совершенно выходило бы за рамки обычных банковских операций.

В дальнем конце поля один из груженых золотом самолетов разбежался, поднялся на воздух и взял курс на север. Каридиусу стало невтерпеж: кому же сообщить об этом? Он перебрал в уме своих знакомых: Гиринг… Собри… Эссери… Крауземан. Может быть, Крауземан? – подумал он. И вдруг Каридиуса осенило: Сол Мирберг, его компаньон! Вот кто, наверное, сумеет извлечь из этого пользу. Сол знал, что надо делать решительно во всех случаях жизни.

Каридиус устремился к телефону общего пользования, вызвал своего компаньона и сообщил ему новость.

В трубке послышался взволнованный густой бас Мирберга:

– Что, что? Не может быть! О, боже, как история повторяется! Это можно было предвидеть. В моменты нехватки денег в стране американские банкиры всегда вывозили свое золото!

– Послушайте, – крикнул Каридиус, – я позвонил вам вовсе не для того, чтобы выслушать лекцию по истории.

– Нет, конечно, но мне обидно, что я свалял дурака. Вы сейчас где?

– В аэропорте, лечу в Вашингтон.

– Возьмите такси и приезжайте сейчас в контору.

– Но меня ждут в Вашингтоне через два часа.

– Пустое! Члены Конгресса ездят в Вашингтон, когда у них нет никаких важных дел… Приезжайте сейчас же, мне надо с вами посоветоваться. Информация – то ведь ваша!

– Ладно, ладно!

Каридиус дал отбой, выбежал из будки, секунду поколебался, затем торопливо подошел к телеграфному окошечку и отправил своему секретарю в Вашингтон телеграмму, что его задержали дела. После этого он вышел из аэропорта, подозвал такси и обещал шоферу дополнительную мзду, если он быстро доставит его на место.

Через двадцать четыре с половиной минуты Каридиус входил в «Лекшер-билдинг»; поднявшись на пятнадцатый этаж, он застал контору Мирберга в состоянии крайнего морального возмущения. Посреди канторы стоял Анджело Эстовиа, а Дэв Мелтовский кричал на него:

– Где это видано, чтобы конторский мальчик, служащий, облеченный доверием, брал, утаивал и преднамеренно присваивал себе принадлежащие конторе почтовые марки!

– Я наклеил их на письма, – уверял мальчик.

– А вот мистер Кох видел, что ты унес из конторы целый лист марок. Где же были письма… на улице? Вот мистер Каридиус, член Конгресса, как ты полагаешь, что он подумает о конторском мальчике, опустившемся до того, чтобы красть почтовые марки?

Анджело еле сдерживал слезы:

– Я наклеил их на письма.

Каридиус вынул из кармана свой золотой портсигар и достал оттуда папироску.

– Анджело, – сказал он, искренне возмущенный, – я изумлен тем, что ты оказался способен на такие проделки; ведь мистер Мирберг подобрал тебя на улице, дал тебе работу и положение.

– По-моему, надо позвать полицию, – сказал Кох.

– По-моему, тоже, – поддержал его Каридиус.

Кох подмигнул Каридиусу и указал мальчику на дверь.

– Ступай вон, ты уволен, – сказал он.

– Я считаю, что мы не имеем права поощрять преступные наклонности в молодежи, – рассудительно сказал Каридиус, захлопывая свой золотой портсигар и опуская его в карман.

Преступные наклонности Анджело Эстовиа были мгновенно забыты всем коллективом конторы, как только в комнату вошел щуплый человек с гладко зачесанными волосами. Он окинул взглядом собравшихся и посмотрел на себя в зеркало.

– Мистер Канарелли! – восторженно встретил его Мелтовский. – Мистер Мирберг ждет вас. Сол! Сол! Вот и мистер Канарелли!

Мирберг появился в дверях своего кабинета.

– Джо, зайдите ко мне вместе с мистером Каридиусом.

Не без угрызений совести вошел достопочтенный Каридиус в кабинет. Но он сказал себе, что политическим деятелям приходится иметь дело с представителями всех слоев общества, а кроме того, Канарелли, если не кто-то другой, оказал ему большую помощь при назначении в комиссию по военным делам.

Когда они втроем вошли в кабинет, Мирберг тщательно запер дверь.

– Я вызвал мистера Каридиуса, чтобы он повидался с вами, Джо.

– Да, так мне и сказал Мелтовский по телефону.

– Мне известно, Джо, что вас интересуют вопросы помещения денег. Мистер Каридиус, Джо ежедневно приходится решать проблему разумною помещения восьми или десяти тысяч долларов…

– Простите, – перебил его Канарелли, – делая ставку на какого-нибудь политического деятеля, я вовсе не рассчитываю получить деньги обратно. Когда я плачу, я плачу. Но я не хочу ничего получать от политических деятелей, чтобы не утратить доверия.

– Да подождите вы – взмолился адвокат. – Речь идет вовсе не о политике и не об обычном помещении денег. Речь идет о переводе ваших банковских операций из одной страны в другую.

Канарелли внимательно посмотрел на своего ментора:

– Зачем?

– Мистер Каридиус, расскажите ему, что вы видели.

Каридиус подумал, что ему следовало предвидеть это, когда он звонил Мирбергу. Он смутно почувствовал, что это дело чревато неприятными последствиями… но если золото поднимется в цене… Во всяком случае, он очутился в том самом положении, в какое ему не терпелось попасть, когда он был в аэропорте.

– Уэстоверский трест переправляет все свое золото в Канаду, – коротко объяснил он.

– А для чего?

– Да ведь золотой стандарт отменен, чорт возьми! – воскликнул адвокат. – Цена на золото будет подниматься…

– Какой же смысл отправлять его в Канаду?

– Смысл тот, что правительство намерено конфисковать все золото, находящееся в частных руках. Уже было оповещение. Дается непродолжительный срок для добровольной сдачи золота. Это звучит очень хорошо, и в то же время крупные банки получили возможность вывезти свое золото, что и требовалось доказать.

Канарелли был удивлен:

– Неужели правительство знало, что банкиры вывезут золото из страны?

Адвокат махнул рукой:

– Этот вопрос обойдем молчанием. Я только что говорил Каридиусу, что у нас это освящено историей. То же самое было у нас во время Гражданской войны. Американские банкиры всегда это делают. Для того и дается отсрочка.

Канарелли заволновался:

– У меня у самого куча денег в Уэстоверском банке. Эти плуты вывозят мои деньги из страны и играют на повышение.

– Это их право. Они могут пускать в оборот ваши денежки, как им заблагорассудится. Я вызвал вас сюда, чтобы узнать, не хотите ли вы сплавить что-нибудь в Канаду.

– Конечно, хочу. Канада вообще отличное место для человека, ведущего такие дела, как я.

– Для того, о чем вы думаете, Мексика – лучше. Но для хранения золота – нет лучше Канады.

– Скажите, – заторопился Канарелли, – может быть, приготовить самолет для перевозки моего золота?

– Пожалуй, – согласился адвокат. Потом, немного подумав, прибавил: – Предоставьте мне заняться самолетом, а вы снеситесь с банком.

Рэкетир кивнул головой, придвинув к себе один из телефонов и снял трубку. Пока он вызывал номер, Мирберг разглагольствовал о том, как хорошо, что членом их фирмы состоит депутат Конгресса, всегда находящийся в курсе финансового положения.

– Уэстоверский банк? Соедините меня с мистером Ричардсом… помощником директора Ричардсом. Мистер Ричардс, говорит Джо… Я хочу снять некоторую сумму со своего счета… семьсот пятьдесят тысяч… нет, наличными, никаких чеков… нет, не банкнотами… Я предпочитаю в звонкой монете… в золотой монете… что такое? Почему нельзя? Вы поговорите с директором? Знаете что, я сам поговорю с директором… Да, соедините меня с ним.

Снова наступила пауза, во время которой Канарелли сидел с трубкой возле уха, устремив глаза на Мирберга.

– Чорт знает что! Изволь разговаривать с директором, чтобы вынуть свои денежки! Алло! Говорит Джо Канарелли. Я хочу снять с моего счета семьсот пятьдесят тысяч золотом… Что? Нарушенное денежное обращение?.. Мне известно, что оно нарушено, потому-то я и… Нет, в банкнотах я не хочу. Вот что, мистер Литтенхэм, я приеду переговорить с вами… Хорошо, сейчас буду.

Он бросил трубку, вскочил на ноги и направился к дверям: