Текст книги "Слово президента"

Автор книги: Том Клэнси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 107 страниц)

Глава 36
Посыльные

Рейс 535 КЛМ – Нидерландских королевских авиалиний – вырулил от места посадки поздней ночью, в десять минут второго. В это время суток самолёт был полон усталых людей, которые, пробравшись к своим местам, пристёгивали ремни безопасности и принимали от стюардесс подушки и одеяла. Более опытные путешественники ждали стука убранного шасси, затем до предела откидывали назад спинки кресел и закрывали глаза, надеясь, что полет будет плавным и им удастся несколько часов поспать.

На борту авиалайнера летели пятеро из людей Бадрейна – двое в первом и трое в бизнес-классе. У всех чемоданы находились в багажном отсеке самолёта, а ручная кладь лежала под сиденьями впереди. Все пятеро слегка нервничали и с удовольствием выпили бы чего-нибудь, чтобы расслабиться, несмотря на религиозный запрет, но авиалайнер совершил посадку в исламском аэропорту, и спиртное не будут разносить до тех пор, пока самолёт не покинет пределы воздушного пространства Объединённой Исламской Республики. Все пятеро подчинились создавшимся обстоятельствам. Они получили подробный инструктаж и были готовы выполнить поставленную перед ними задачу. Посланцы Бадрейна прошли через аэропорт как обычные пассажиры и послушно представили свой ручной багаж для осмотра и просвечивания рентгеновскими лучами. Служба безопасности тут была ничуть не менее бдительной, чем в западных аэропортах, – пожалуй, даже более бдительной, поскольку рейсов было относительно мало, так что местная паранойя обнаруживалась более явно. В каждом случае на экране был виден бритвенный прибор, крем для бритья, документы, книги и тому подобные мелочи.

Все посланцы были образованными людьми. Некоторые закончили американский университет в Бейруте – одни, чтобы получить дипломы, другие – просто чтобы лучше узнать врага. Подчёркнуто аккуратные, в галстуках, узлы которых были сейчас свободно приспущены, они повесили свои пиджаки в шкафчики, расположенные в разных местах салона. Через сорок минут все пятеро вместе с остальными пассажирами погрузились в беспокойный сон.

* * *

– Итак, как ты оцениваешь ситуацию? – спросил ван Дамм. Хольцман взболтнул стакан, наблюдая за тем, как кубики льда кружат по поверхности.

– При иных обстоятельствах я мог бы назвать это заговором, но это не заговор. Для человека, который утверждает, что собирается восстановить порядок в стране, Джек делает многовато безумных шагов.

– «Безумных» – это уж слишком сильно сказано, Боб.

– Только не для них. Все утверждают, что он «человек не их круга», пришелец со стороны, и они резко реагируют на его инициативы. Даже ты должен признать, что его идея с изменением налогового кодекса несколько выходит за приемлемые рамки, но это всего лишь повод для того, что происходит, – по крайней мере, один из поводов. Игра, которую они ведут против него, ничем не отличается от обычной – пара случаев утечки информации, а то, как они представляют это, красноречиво говорит об их манерах.

Арни был вынужден согласиться. Наступление на Райана походило на то, как проезжающие по шоссе автомобили избавляются от мусора. Если аккуратно складывать мусор в специальные контейнеры на обочине, то на его уборку требуется всего несколько минут. Когда же пассажиры мчащихся автомобилей начинают выбрасывать мусор из окон, на уборку приходится тратить часы. Вот и в данном случае противники Райана ставят перед ним множество препятствий, и президент вынужден тратить драгоценное время на то, чтобы заниматься бесполезной и ненужной работой по очистке дороги, вместо того чтобы вести вперёд машину государства. Такое сравнение было грубым, зато точно соответствовало истине. Политика гораздо чаще заключается в том, чтобы затруднять действия политических оппонентов и заставлять их убирать с дороги препятствия, чем в ведении конструктивной работы.

– Кто организовал утечку информации?

Журналист пожал плечами.

– Остаётся только гадать. Кто-нибудь из ЦРУ, человек, который подпал под сокращение и не хочет уходить на пенсию. Согласись, что столь резкое увеличение штатов оперативного управления создаёт впечатление, будто мы возвращаемся в прошлое. Насколько сокращают разведывательное управление?

– Исходят из необходимости компенсировать рост числа оперативников. Смысл перестройки ЦРУ заключается в том, чтобы сократить общее финансирование, получать более надёжную информацию и повысить эффективность работы всего управления. Ты ведь понимаешь, – прибавил он, – что я не могу давать советы президенту о том, как совершенствовать разведывательную деятельность. В этом вопросе он настоящий эксперт.

– Мне это известно. Я уже подготовил серию очерков для публикации и собирался обратиться к тебе с просьбой об интервью с Райаном, когда мыльный пузырь лопнул.

– Вот как? В чём…

– Ты хочешь спросить, почему я проявляю такой интерес к этому? Дело в том, что этот сукин сын действует самым противоречивым образом. Некоторые его поступки производят просто потрясающее впечатление, зато некоторые… Иногда мне кажется, что он блуждает в лесу и не знает, как выбраться оттуда. Впрочем, даже такое сравнение излишне оптимистично.

– Продолжай.

– Райан мне нравится, – признался Хольцман. – Он – честный человек, причём не относительно честный, действительно честный. Я собирался рассказать, как всё обстоит на самом деле. Знаешь, что приводит меня в ярость? – Он сделал глоток, заколебался, прежде чем продолжать, и затем заговорил, не скрывая гнева:

– Кто-то в «Вашингтон пост» узнал о моей работе и сообщил об этом Эду Келти, а тот, наверно, организовал утечку информации, которая попала к Доннеру и Пламеру.

– И они воспользовались твоим материалом, чтобы распять Райана?

– Совершенно верно, – признался Хольцман. Ван Дамм с трудом удержался от смеха. Он сдерживался, насколько мог, но теперь это стало слишком забавным.

– Добро пожаловать в Вашингтон, Боб.

– Знаешь, среди нас есть люди, серьёзно относящиеся к проблемам профессиональной этики, – возразил журналист, хотя и не слишком убедительно. – Это был хороший материал. Я провёл огромную исследовательскую работу, сверяя и подтверждая каждый факт. У меня есть источник информации в ЦРУ – даже несколько, – но для этой работы я воспользовался сведениями, полученными из совершенно нового источника, от человека, который отлично знаком с происшедшим. Я получил от него эту информацию и проверил каждое слово, написал очерк, где говорилось о том, в чём я уверен и о чём догадываюсь, причём всегда подчёркивал разницу между первым и вторым, – заверил он главу администрации Белого дома. – И ты знаешь, что у меня получилось? Райан выглядел в моём материале очень хорошо. Действительно, временами он выбирал путь наименьшего сопротивления, но, насколько мне удалось установить, никогда не нарушал законов. Если когда-нибудь у нас возникнет критическая ситуация, именно такой человек нужен нам в Овальном кабинете. Но какой-то ублюдок украл мой материал, воспользовался моей информацией, полученной из моих источников, и все в ней переиначил в собственных интересах. Мне это совсем не нравится, Арни. Мои читатели верят мне, моя газета полагается на то, что я пишу, а кто-то обманул меня. – Он поставил стакан на стол. – Я знаю, что ты думаешь обо мне и о моей…

– Нет, не знаешь, – прервал его Арни.

– Но ты всегда…

– Я возглавляю президентскую администрацию, Боб, и должен быть лояльным по отношению к своему боссу. Вот почему мне приходится вести игру таким образом, чтобы защитить его. Но если ты думаешь, что я не уважаю прессу, то ошибаешься. Мы не всегда оказываемся друзьями, иногда нам приходится ссориться друг с другом, становиться врагами, но мы нуждаемся в вас так же, как вы в нас. Подумай, ради Бога, если бы я не уважал тебя, то какого черта ты сидел бы здесь и пил мой бурбон?

Это или искусный манёвр, или откровенное заявление, подумал Хольцман, и Арни слишком опытный игрок, чтобы можно было сразу определить разницу. Но самым правильным будет промолчать и допить виски, оставшееся в стакане. Жаль, что глава администрации Белого дома предпочитает покупать дешёвый бурбон и носить рубашки из магазинов готового платья Л. Л. Бина. К тому же Арни не умеет хорошо одеваться. Однако не исключено, что это часть тщательно продуманного им образа. Политическая игра становится настолько запутанной, что превращается в комбинацию классической метафизики и экспериментальной науки. Ты никогда не знаешь всей правды, и если тебе удаётся узнать её часть, то нередко это делается для того, чтобы лишить тебя возможности выяснить всё остальное, не менее важное. И всё-таки это самая увлекательная игра.

– О'кей, Арни, я согласен с тобой.

– Вот и правильно. – Ван Дамм улыбнулся и наполнил стакан своего гостя. – Итак, зачем ты позвонил мне?

– Мне даже неловко говорить об этом. – Наступила тишина. – Я отказываюсь стоять и безучастно наблюдать за тем, как распинают невиновного человека.

– Но раньше у тебя не было таких угрызений совести, – возразил Арни.

– Может быть. Но тогда речь шла о политических деятелях, так что рано или поздно это с ними все равно случилось бы. Мне кажется, что Райану нужно дать шанс проявить себя.

– К тому же ты рассержен тем, что у тебя украли твой материал и Пулитцеровскую премию, которую ты…

– У меня их уже две, – напомнил ему Хольцман. В противном случае главный редактор не поручил бы ему эту работу, но внутренние политические игры в газете «Вашингтон пост» велись с такой же жестокостью, как и во всей столице.

– Так что ты хочешь от меня?

– Мне нужны сведения относительно операции в Колумбии. Я хочу узнать о Джимми Каттере и обстоятельствах его смерти.

– Боже мой, Боб, ты не представляешь, что пришлось сегодня выслушать нашему послу в Боготе.

– Испанский язык словно предназначен для ругательств. – На лице журналиста появилась улыбка.

– Об этом нельзя рассказывать, Боб. Никак нельзя.

– Так или иначе, но про операцию в Колумбии все равно расскажут. Вопрос лишь в том, кто сделает это, а потому – с каких позиций о ней будут говорить. Я уже знаю достаточно, чтобы кое-что написать, Арни.

Как часто случается в Вашингтоне в такие моменты, все оказались в ловушке по вине обстоятельств. Хольцману нужно было написать статью. Если он сделает это должным образом, ему удастся, возможно, вернуться к первоначальной теме и стать кандидатом на очередную Пулитцеровскую премию – она была важной для всех журналистов, невзирая на предыдущие отрицания, и Арни знал это. Кроме того, в этом случае Хольцман даст понять ублюдку, организовавшему утечку информации для Эда Келти, что ему лучше самому уйти из «Вашингтон пост», прежде чем Боб узнает его имя и навсегда уничтожит его – или её – карьеру с помощью несколько умело пущенных слухов и заданий, ведущих в тупик. Арни чувствовал себя в ловушке из-за того, что был обязан защищать своего босса, и единственный способ сделать это заключался в том, чтобы нарушить закон и доверие президента. Наверно, подумал глава администрации Белого дома, есть и более простые способы заработать на жизнь. Он мог заставить Хольцмана подождать, сделав вид, что обдумывает его предложение, но оба понимали, что это всего лишь театральный жест, да и ситуация была слишком серьёзной.

– Только никаких записей и без магнитофона.

– Согласен, всего лишь для общего описания обстановки. В статье будет сказано «высокопоставленный источник», даже не «высокопоставленный источник из администрации президента».

– И я скажу тебе, где проверить полученную от меня информацию.

– Они знают про операцию?

– Даже в большей степени, чем я, – ответил ван Дамм. – Чёрт возьми, мне только что стали известны важные подробности.

Журналист удивлённо поднял бровь.

– Это пригодится, и на них будут распространяться те же правила. А кто действительно знает об этом?

– Даже президент знает не все. Я вообще сомневаюсь, что кому-то известна общая картина.

Хольцман сделал последний глоток и отодвинул стакан. Подобно хирургу в операционной, он никогда не смешивал алкоголь с работой.

* * *

Рейс 534 совершил посадку в Стамбуле в 2.55 по местному времени, пролетев тысячу двести семьдесят воздушных миль за три часа пятнадцать минут. Стюардессы разбудили пассажиров за тридцать минут до посадки и попросили на разных языках поднять спинки кресел в вертикальное положение. Теперь пассажиры с трудом приходили в себя. Авиалайнер плавно коснулся посадочной дорожки, и несколько пассажиров подняли пластмассовые шторки на иллюминаторах, чтобы убедиться, что они действительно находятся на ещё одном безымянном участке земли, освещённом белыми посадочными и синими рулежными фонарями, ничем не отличающемся от таких же аэродромов во всём мире. Те, кто прибыли к месту назначения, вставали и пробирались к выходу, чтобы окунуться в чёрную турецкую ночь. Остальные снова откинули назад спинки кресел, чтобы вздремнуть ещё сорок пять минут, перед тем как самолёт взлетит в 3.40 и начнётся заключительная половина полёта.

Рейс 601 авиакомпании «Люфтганза» совершался на двухмоторном аэробусе А-310 примерно такого же размера и вместимости, как «боинг» голландской компании КЛМ. На борту аэробуса тоже находились пять пассажиров из группы Бадрейна. Авиалайнер взлетел в 2.55 утра для беспосадочного полёта во Франкфурт. Вылет прошёл без всяких происшествий.

* * *

– Это прямо-таки сенсационная история, Арни.

– Да. Я познакомился с важными подробностями только на этой неделе.

– Насколько ты уверен в достоверности происшедшего?

– Все детали совпадают. – Он снова пожал плечами. – Не могу сказать, что мне это понравилось. Думаю, что мы все равно одержали бы победу на выборах, но, Боже мой, он просто отказался от борьбы. Представляешь себе, он намеренно провалил собственные выборы, но, – задумчиво покачал головой ван Дамм, – это был, наверно, самый мужественный и великодушный политический поступок нашего века. Я даже не подозревал, что он способен на такой шаг.

– Фаулер знает об этом?

– Я не говорил ему. Пожалуй, нужно рассказать.

– Одну минуту. Помнишь, как Лиз Эллиот подсунула мне подтасованные факты относительно Райана и как…

– Да, здесь все сходится. Джек вылетел в Колумбию, чтобы спасти брошенных там солдат. Сержант, который находился на вертолёте рядом с ним, был смертельно ранен, и Джек с тех пор выполнял данное ему обещание заботиться о его семье. Лиз заплатила за это. Когда в Денвере взорвалась атомная бомба, она разрыдалась и рассказала обо всём.

– Значит, Джек действительно так и поступил… Никто не знает всех подробностей случившегося тогда. Фаулер потерял самообладание и едва не запустил ракету с ядерной боеголовкой, нацеленную на Иран, – ему помешал Райан, правда? Это он остановил пуск ракеты. – Хольцман посмотрел на стоящий рядом стакан и решил сделать ещё глоток. – Как это произошло?

– Джек проник на «горячую линию», – ответил Арни. – Он отключил президента Фаулера и говорил непосредственно с Нармоновым. Ему удалось успокоить русского премьера. Фаулер вышел из себя и приказал агентам Секретной службы арестовать Райана, но, когда они приехали в Пентагон, все уже стихло. В тот раз ему повезло, слава Богу.

Хольцману понадобилась пара минут, чтобы обдумать услышанное, но и в этом случае все совпадало с тем, что было известно ему. Через два дня Фаулер ушёл в отставку, но это был поступок честного человека, который понял, что его моральное право управлять страной исчезло в тот момент, когда он отдал приказ о пуске ракеты с ядерной боеголовкой на город с ни в чём не повинными жителями. Райан тоже был так потрясён случившимся, что тут же ушёл с государственной службы и вернулся лишь после того, как Роджер Дарлинг попросил его об этом.

– Райан нарушил все существующие правила, словно ему нравится это. – Но разве справедливо так говорить? – подумал Хольцман.

– Если бы он поступил иначе, мы сейчас не сидели бы здесь. – Глава администрации Белого дома налил себе виски и вопросительно посмотрел на журналиста. Тот покачал головой. – Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? Если ты расскажешь все, как было, это может повредить нашей стране.

– Но тогда почему Фаулер рекомендовал Райана Роджеру Дарлингу? – спросил Хольцман. – Он ненавидел Джека, но всё-таки…

– При всех своих недостатках, а у Фаулера их немало, он честный политический деятель, вот почему. Да, он не любил Райана, может быть, это объяснялось личной антипатией, я не знаю, но Джек спас его, и Фаулер сказал Роджеру… Как это он сказал? «Надёжный человек в критической ситуации», вот, – вспомнил Арни.

– Жаль, что он не разбирается в политике.

– Джек быстро овладевает этим искусством. Ты ещё удивишься.

– Если у него будет такая возможность, он выпотрошит правительство. Я не могу… то есть, я хочу сказать, что мне лично он нравится, но его политика…

– Каждый раз, когда мне кажется, что я понял его, он делает что-то неожиданное, и мне приходится напоминать себе, что у него нет определённой программы, – сказал ван Дамм. – Он просто выполняет свою работу. Я приношу ему бумаги, он читает их и принимает решение. Он прислушивается к тому, что ему говорят, – задаёт разумные вопросы, внимательно выслушивает ответы, – но всегда сам принимает решения, словно ему известно, что правильно, а что нет. Но, черт побери, Боб, почти всегда он оказывается прав! Ты понимаешь, я не могу разобраться в нём. Впрочем, это тоже не так. Иногда я не понимаю, чем он руководствуется.

– Словно пришёл со стороны, – негромко заметил Хольцман. – Но…

Глава администрации кивнул.

– Вот именно – но. Но к нему относятся и пытаются его понять, словно он политический деятель с тщательно разработанной программой действий, которую он скрывает от всех.

– Значит, ключ к загадке Райана заключается в том, что нет никакой загадки… Вот ведь сукин сын! – засмеялся Хольцман. – А правда, что он ненавидит свою работу?

– Большей частью. Но ты бы видел его, когда он выступал на Среднем Западе. В тот момент Джек отдался этому всей душой. Люди, перед которыми он выступал, прямо-таки обожали его, а он тоже любил их, и это было заметно – и тогда он страшно испугался, что не сумеет оправдать их доверия. Никакой загадки? Совершенно верно, никакой. Как любят говорить игроки в гольф, самое трудное заключается в том, чтобы послать мяч прямо к лунке, верно? А тут все ждут от него каких-то хитростей. Да нет этих хитростей, нет совсем.

– Тогда в чём заключается фокус, если нет никакого фокуса? – фыркнул Хольцман.

– Боб, я просто пытаюсь контролировать средства массовой информации, понимаешь? Представления не имею, как ты изложишь это, разве что будешь придерживаться одних фактов, подобно тому как и полагается поступать журналистам.

Хольцману было трудно переварить услышанное. Он провёл в Вашингтоне всю свою профессиональную жизнь.

– Значит, все политические деятели должны быть такими же честными и прямыми, как и Райан. Но они не такие.

– А этот такой, – огрызнулся Арни.

– Но как я скажу это своим читателям? Кто мне поверит?

– Действительно, сложная проблема, – покачал головой ван Дамм. – Я занимался политикой всю жизнь, и мне казалось, что я знаю все. Чёрт возьми, я действительно знаю все. Я один из лучших специалистов в своей области, всем это известно, и тут внезапно в Овальном кабинете появляется этот неотёсанный мужлан и говорит, что король-то голый, и он прав. Никто не знает, что предпринять, разве что утверждать, что это не так. Система не готова для этого. Она способна заниматься только собой.

– И эта система уничтожит всякого, кто с ней не согласен. – Хольцман поморщился при мысли, что если бы Ганс Христиан Андерсен написал свою сказку «Новое платье короля» о Вашингтоне, то мальчишка, осмелившийся сказать правду вслух, был бы убит на месте собравшейся толпой лоббистов.

– Она прилагает все усилия для этого, – согласился Арни.

– Тогда что нам нужно предпринять?

– Это ведь ты сказал, что не хочешь стоять и наблюдать за тем, как распинают невиновного человека…

– Что же делать?

– Может быть, поговорить о беснующейся толпе, – предложил Арни, – или о коррумпированном королевском дворе.

Следующим отправлялся рейс 774 австрийской авиакомпании «Остриэн эйрлайнз». К этому времени процедура была отработана до мелочей и всё происходило в пределах технических параметров.

Баллончики от крема для бритья наполнялись всего за сорок минут до вылета. «Обезьяний дом» находился недалеко от аэропорта, время отправления тоже было удобным, а зрелище людей, спешащих к трапу за несколько минут до вылета, не было чем-то необычным во всех аэропортах мира, особенно когда авиалайнеры вылетали ночью. «Суп» наливали в нижнюю половину баллончика через пластмассовый клапан, невидимый при просвечивании рентгеновскими лучами. Жидкий азот попадал в верхнюю часть баллончика, рядом с изолированным сосудом, расположенным в середине. Процедура подготовки была простой и безопасной. В качестве дополнительной меры предосторожности, но вообще-то даже излишней, наружную поверхность баллончиков опрыскивали едкими химикалиями и тщательно протирали; это делалось для того, чтобы успокоить посланцев. Баллончики были, конечно, очень холодными, но это не представляло опасности. По мере того как жидкий азот медленно закипал, избыток паров выходил через клапан в окружающую атмосферу, где просто смешивался с воздухом. Несмотря на то что азот является важной составляющей взрывчатых веществ, сам по себе это инертный прозрачный газ, не имеющий запаха. Он также не вступал ни в какую химическую реакцию с содержимым баллончиков, а клапан сохранял необходимое количество находящегося под давлением газа, который будет выбрасывать наружу «суп», когда в этом возникнет необходимость.

Баллончики наполнялись армейскими медиками, которые работали в защитных скафандрах, – они отказались работать без них, а всякий приказ всего лишь привёл бы к тому, что они начали бы нервничать и проявлять излишнюю осторожность. Директор решил согласиться с их требованиями. Оставалось отправить ещё две группы по пять человек в каждой. Вообще-то Моуди знал, что все баллончики можно было приготовить в одно и то же время, но было решено без крайней необходимости не рисковать. При этой мысли по его телу пробежали мурашки. Не рисковать без крайней необходимости? С тем содержимым, которое находится в баллончиках? Конечно.

* * *

Этой ночью Дарейи не спал, что было для него необычным. Несмотря на то что с течением времени он чувствовал, что ему требуется меньше сна, он никогда не испытывал проблем с тем, чтобы уснуть. По ночам, когда наступала тишина и ветер дул со стороны аэродрома, Дарейи слышал, как ревели двигатели авиалайнеров при взлёте, – отдалённый шум, напоминающий грохот водопада, иногда думал он, или, может быть, землетрясения. Какой-то первобытный звук природы, далёкий и полный мрачных предзнаменований. И вот теперь он почувствовал, как прислушивается к нему, стараясь представить себе, действительно ли он слышит этот звук или ему просто кажется.

Может быть, он начал действовать слишком поспешно? Он был старым человеком и жил в стране, где многие умирали совсем молодыми. Дарейи помнил болезни молодости, а позднее узнал об их причинах, известных науке, – они сводились главным образом к отсутствию водопровода и канализации, поскольку Иран был отсталой страной на протяжении почти всей его жизни, несмотря на долгую историю мощной страны и цивилизации. Затем эта страна ожила благодаря нефти и колоссальным богатствам, принесённым ею. Мохаммед Реза Пехлеви – шах-ин-шах – король королей, как гласила эта фраза, – начал восстанавливать страну, но допустил ошибку, делая это слишком поспешно и создав себе слишком много врагов. В тёмном прошлом Ирана, как и в позднейшие времена, светская власть находилась в руках исламского духовенства, а шах, начав освобождение крестьян, задел чувства слишком многих, и его врагами стали те, чья власть была духовной и к кому простые люди обращались, чтобы найти порядок в жизни, ставшей хаотичной в результате наступивших перемен. Даже при таких обстоятельствах шах едва не добился успеха, но именно едва, а это слово является убийственным для тех, кого мир создал для величия и славы.

Что думают такие люди? Подобно тому как он сам постарел и превратился в старика, так и шах стал стариком, умирающим от рака, которому было суждено увидеть, как труд всей его жизни рухнул у него на глазах за несколько коротких недель, как были уничтожены во время непродолжительной оргии сведения счётов его соратники. И сам он вскоре умер, испытывая горечь из-за предательства своих бывших американских друзей. О чём думал шах в последние дни своей жизни? О том, что слишком спешил добиться процветания своей страны, что зашёл слишком далеко – или недостаточно далеко? Дарейи не знал этого, а ведь это было так важно теперь, думал он под отдалённый шум водопадов в тишине персидской ночи.

Двигаться вперёд слишком быстро – значит совершить непростительную ошибку, чему учатся молодые и о чём знают старики, но не двигаться совсем или двигаться недостаточно быстро, идти недостаточно далеко или не проявлять достаточной настойчивости – значит фактически отказаться от достижения целей, которые делают людей великими. Как горько, должно быть, лежать ночью в постели, не в силах погрузиться в целебный сон, столь необходимый, чтобы снова обрести способность мыслить чётко и ясно, думать и проклинать себя за навсегда упущенные возможности.

Наверно, он знает, о чём думал шах незадолго до смерти, признался Дарейи. В его стране, как и при шахе, начали проявляться тревожные приметы. Несмотря на то что аятолла был изолирован от народа и не общался с ним, он сумел заметить это. Приметы проявлялись как едва заметные перемены в одежде, особенно у женщин. Незначительные, недостаточные для того, чтобы преследовать их за отказ соблюдать мусульманские традиции, потому что даже истинные правоверные ослабли в своей преданности исламу. К тому же, оказывается, существует некоторая неопределённость в традициях ислама, и этим пользуются люди, чтобы узнать, что произойдёт дальше. Да, люди продолжали верить в ислам и все ещё верили в него, их духовного лидера. Но Коран по сути дела не был так уж строг, нация стала богатой, а чтобы стать ещё богаче, надо устанавливать деловые отношения. Как можно оставаться защитником веры, если не становишься, в конце концов, все богаче и богаче? Самые лучшие и умные молодые люди Ирана уезжали за границу, чтобы получить там образование, потому что в его стране не было школ и университетов, как на Западе у неверных, и почти всегда они возвращались обратно, овладев специальностями, в которых так нуждалась страна. Но вместе со знаниями они привозили в Иран многое другое, невидимое и неосязаемое – сомнения и вопросы, воспоминания о свободной жизни в другом обществе, где слабым доступны плотские наслаждения, а ведь все люди слабы. Вдруг Хомейни и ему самому, аятолле Дарейи, удалось едва лишь замедлить тот процесс, который начался при шахе? Люди, вернувшиеся к исламу из-за реакции на действия Мохаммеда Реза Пехлеви, начали теперь снова поддаваться на данные им обещания свободы. Неужели они не знают? Разве они не видят? Они могут обладать всей мощью и всеми благами того, что люди называют цивилизацией, и по-прежнему оставаться правоверными, по-прежнему сохранять духовную целостность, без которой все это не стоит ничего.

Но чтобы добиться этого, его страна должна стать поистине великой, и потому он не мог допустить никаких едва. Он должен добиться успеха, должен доказать, что он был прав с самого начала, что только непреклонная вера является подлинной основой мощи страны.

Убийство диктатора Ирака, несчастья, обрушившиеся на Америку – всё это было знамением, не могло не быть, правда? Он внимательно изучил их. Теперь Ирак и Иран стали единой страной, к этому он стремился на протяжении десятилетий, и буквально в это же время Америка оказалась парализованной. Дарейи полагался на советы не одного Бадрейна. Нет, у него были свои собственные эксперты по Америке, знакомые с тем, как функционирует её правительство. Он раскусил Райана за время их единственной важной встречи, заглянул в глаза американца, услышал смелые, но пустые слова и понял сущность человека, который мог стать теперь его главным противником. Он знал, что Райан не выбрал и не мог по законам своей страны выбрать преемника, способного заменить его, а потому во власти аятоллы оказался этот благоприятный момент, которым он должен воспользоваться. В противном случае история заклеймит его как едва – опять едва! – не добившегося успеха.

Нет, он не хотел, чтобы его помнили, как ещё одного Мохаммеда Пехлеви. Хотя он не стремился к благам, которые дарит власть, ему хотелось насладиться собственно ею. Ещё при жизни он возглавит весь исламский мир. Через месяц в его распоряжении будет нефть Персидского залива и ключи к Мекке, а это значит, что он сосредоточит в своих руках всю светскую и духовную власть. А уж затем его влияние как владыки исламского мира распространится повсюду. Всего через несколько лет его страна превратится в сверхдержаву во всех отношениях, и он оставит в наследство мощь, которой не знал мир со времён Александра Македонского, но вдобавок к этому страна получит безопасность, основанную на вере в Аллаха. Для достижения этой цели, для объединения мусульман, для того, чтобы выполнить волю Аллаха и заветы пророка Мухаммеда, он сделает всё необходимое, и если для этого нужно быстро двигаться вперёд, он так и поступит. В конце концов, процесс был достаточно простым, состоящим всего из трех простых шагов, причём третий, самый трудный, был уже начат, и ничто не могло остановить его, даже если все планы Бадрейна потерпели бы неудачу.

Но не спешит ли он? – в последний раз спросил себя Дарейи. Нет, он двигается к своей цели решительно и смело, пользуясь фактором неожиданности, рассчитав каждый шаг. Именно так будет говориться о нём в истории.

* * *

– Ночные полёты – это действительно сложное дело? – спросил Джек.

– Да, конечно, по крайней мере, для них, – ответил Робби. Ему нравилось вот так информировать президента, сидя поздним вечером в Овальном кабинете, со стаканом виски в руке. – Они всегда беспокоятся о технике больше, чем о людях. Вертолёты – в данном случае французские, у нас такими же снабжена береговая охрана – стоят немалых денег, и мы раньше не замечали, чтобы они проводили лётные операции по ночам. Ночные учения, которые они проводят, ориентированы главным образом на борьбу с подводными лодками. Возможно, они намереваются покончить со всеми голландскими подлодками, которые закупил Тайбэй в прошлом году. Кроме того, мы были свидетелями ряда операций, проведённых китайским военно-морским флотом совместно с военно-воздушными силами.