Текст книги "Слово президента"

Автор книги: Том Клэнси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 107 страниц)

Глава 23
Эксперименты

Понадобилось несколько дней, чтобы все оказалось на своих местах. Президенту Райану пришлось встретиться с ещё одной группой новых сенаторов – некоторые штаты раскачивались слишком медленно, главным образом потому, что их губернаторы создали что-то вроде комитетов по выбору наиболее подходящих кандидатов из составленного списка. Это удивило многих экспертов в Вашингтоне, которые ожидали, что главы исполнительной власти штатов поступят и на этот раз, как и раньше, – обычно они назначали сенаторов буквально, пока едва успевало остыть тело скончавшегося представителя штата в верхней палате Конгресса. Однако оказалось, что выступление Райана всё-таки произвело определённое впечатление. Восемь губернаторов поняли уникальность ситуации и по некотором размышлении поступили по-другому, завоевав похвалу местных газет, хотя средства массовой информации, принадлежащие к истэблишменту, не отнеслись к их действиям с полным одобрением.

Первая политическая поездка Джека была экспериментальной. Он рано встал, поцеловал жену и детей по пути к двери и поднялся на борт вертолёта, ожидавшего на Южной лужайке, ещё до семи утра. Через десять минут он уже поднимался на борт президентского авиалайнера «ВВС-1», известного в Пентагоне как VC-25A. Это был «Боинг-747», подвергнувшийся значительной модификации, чтобы удовлетворить всем требованиям средства перемещения президента по всему миру. Райан миновал трап как раз в тот момент, когда пилот, полковник ВВС с громадным лётным опытом, говорил по системе внутренней трансляции, делая объявления, как на рейсовом авиалайнере перед вылетом. Посмотрев в сторону хвостового салона, Райан увидел почти сотню репортёров, которые пристёгивались к своим кожаным креслам, превосходящим кресла первого класса лучших авиакомпаний. Кое-кто из журналистов предпочитал не пристёгиваться – «ВВС-1» обычно ведёт себя спокойней, чем океанский лайнер при полном штиле. В тот момент, когда Райан повернулся, чтобы направиться в свой отсек, он услышал чьё-то громкое восклицание:

– На этом рейсе не курят!

– Кто это? – спросил президент.

– Один из телевизионщиков, – ответила Андреа. – Он считает, что самолёт принадлежит ему.

– Вообще-то он прав, – заметил Арни. – Не забывайте этого.

– Его зовут Том Доннер, – добавила Кэлли Уэстон. – Ведущий комментатор Эн-би-си. Он считает, что его испражнения не пахнут, а на причёску у него уходит больше спрея, чем у меня. Вот только часть волос приклеена.

– Проходите сюда, господин президент. – Андреа показала в сторону носового отделения. Кабина президента на «ВВС-1» находилась в самом носу главной палубы. Там были установлены обычные, хотя и очень удобные, кресла, а также пара диванов, которые при продолжительных перелётах раскладывались и превращались в постели. Под бдительным взглядом начальника личной охраны президент сел в кресло и пристегнулся ремнями безопасности. Остальные пассажиры могут поступать, как им вздумается, – Секретную службу журналисты не интересовали, – но президенту нарушать правила не разрешалось. Когда Андреа убедилась, что все в порядке, она дала знак члену экипажа. Тот снял телефонную трубку и сообщил пилоту, что можно взлетать. Сразу после этого заработали двигатели. Джек уже почти поборол страх перед полётами, но на взлёте обычно закрывал глаза и про себя произносил (в прошлом шептал вслух) молитву о безопасности всех пассажиров на борту, считая, что, если будет молиться только о себе, это может выглядеть в глазах Бога эгоистичным. А к тому моменту, когда молитва закончилась, начался стартовый разгон, который происходил несколько быстрее, чем на обычном «боинге». Президентский «ВВС-1» не нёс тяжёлого груза и потому больше походил на самолёт, чем на поезд, отходящий от станции.

– О'кей, – сказал Арни, когда нос самолёта приподнялся и устремился в небо. Президент намеренно не сжимал ручки кресла, как делал это обычно. – Этот этап лёгкий – Индианаполис, Оклахома и к ужину вернёмся домой. Толпы будут настроены дружески и так же реакционно, как и ты сам. – В его глазах мелькнула улыбка. – Так что тебе не о чём особенно беспокоиться.

Специальный агент Прайс, сидящая в одной кабине с президентом во время взлёта, терпеть не могла, когда говорили что-нибудь подобное. Глава президентской администрации – Секретная служба присвоила ему кодовое имя «Плотник», а Кэлли Уэстон была «Каллиопой» – относился к тем членам президентского окружения, кто не понимал трудностей, с которыми приходилось сталкиваться Секретной службе. Опасность, по его мнению, являлась сугубо политическим явлением, даже после катастрофы с «Боингом-747», разрушившим Капитолий. Поразительно, подумала она. Раман сидел в нескольких футах позади неё. Его кресло было повёрнуто в сторону хвостового салона, на случай, если появится репортёр с пистолетом в руках вместо карандаша. На борту авиалайнера находилось ещё шесть агентов, наблюдающих за всеми, даже за членами экипажа в форме ВВС. В каждом из двух мест назначения находилось по взводу агентов Секретной службы вместе с огромным числом местных полицейских. На базе ВВС Тинкер в Оклахома-сити под охраной агентов Секретной службы уже стоял автозаправщик на случай, если кто-то попытается испортить состав топлива, которое будет залито в баки президентского самолёта; охрана не будет снята до тех пор, пока «ВВС-1» не вернётся обратно на авиабазу Эндрюз. Транспортный самолёт С-5В «Гэлэкси» доставил в Индианаполис автомобили президента. Перевозить президента по стране было не легче, чем цирк «Барнум и Бейли» со всем его снаряжением, вот только в последнем случае не приходилось беспокоиться, что кто-то может покуситься на жизнь акробата на раскачивающейся трапеции.

Агент Прайс заметила, что Райан просматривает текст своей речи. Это было одним из его немногих нормальных занятий. Обычно они почти всегда нервничали перед его выступлениями – не от страха перед публикой, а скорее от беспокойства о том, как будет воспринято содержание речи президента. При этой мысли Прайс улыбнулась. Райан не беспокоился о содержании, он боялся сорвать само выступление. Это не страшно, он скоро овладеет этим искусством. Ему здорово повезло, что Кэлли Уэстон, причинявшая окружающим столько неприятностей своим поведением, при составлении речей проявляла незаурядный талант.

– Завтрак? – спросила стюардесса, когда самолёт поднялся на крейсерскую высоту и выровнялся.

Президент отрицательно покачал головой.

– Спасибо, я не голоден.

– Принесите ему яичницу с ветчиной, тосты и чашку кофе без кофеина, – распорядился ван Дамм.

– Никогда не пробуйте выступать с речью на голодный желудок, – посоветовала Кэлли. – Тут уж можете положиться на меня.

– И не пейте настоящий кофе. Кофеин может вызвать дрожь в руках. Когда президент выступает с речью, – начал утренний урок Арни, – он… Кэлли, помоги мне объяснить это.

– Сегодняшние два выступления вам не сулят ничего особо драматического. Вы просто выступаете в роли доброго соседа, зашедшего навестить парня, живущего рядом, потому что ему понадобился ваш совет по беспокоящей его проблеме. Обращайтесь к слушателям по-дружески, спокойно и убедительно. Вроде как:

«Понимаешь, Фред, мне кажется, что тебе следовало бы поступить следующим образом», – объяснила Кэлли, подняв для большей убедительности брови.

– Добродушный семейный доктор, советующий пациенту не увлекаться жирной пищей и, может быть, побольше играть в гольф – физические упражнения полезны для здоровья, что-то вроде этого, – добавил глава администрации. – В повседневной жизни ты поступаешь так каждый день.

– Значит, мне надо всего лишь сегодня утром сделать это перед четырехтысячной толпой, верно? – спросил Райан.

– И перед телевизионными камерами Си-Спан. Твою речь передадут в вечернем выпуске новостей…

– Си-эн-эн тоже будет вести трансляцию, потому что это ваше первое выступление во время поездки по стране, – добавила Кэлли. Нет смысла обманывать президента.

Господи! Джек снова посмотрел на текст своей речи.

– Ты прав, Арни. Лучше выпить кофе без кофеина. – Внезапно он поднял голову. – Есть ли курящие на борту? – спросил он. То, как он сказал это, заставило стюардессу ВВС обернуться.

– Хотите сигарету, сэр?

– Да, – несколько пристыженно произнёс Райан. Она передала ему «Виргиния слим» и с тёплой улыбкой поднесла горящую зажигалку. Не каждый день удостаиваешься чести оказать такую услугу своему верховному главнокомандующему. Райан затянулся и посмотрел на неё.

– Если вы скажете об этом моей жене, сержант…

– Это останется между нами, сэр. – Она повернулась и ушла готовить завтрак. Для неё это был счастливый день.

* * *

Жидкость была поразительно страшного цвета – темно-красная с коричневатым оттенком. Они контролировали процесс, время от времени рассматривая взятые образцы под электронным микроскопом. Обезьяньи почки, политые заражённой кровью, состоят из разрозненных клеток, и по какой-то причине вирусы лихорадки Эбола любили их, подобно тому, как лакомка обожает шоколадный мусс. Наблюдать за процессом их размножения было увлекательно и страшно. Цепочки вирусов размером в микрон касались клеток, проникали в них и в тёплой обогащённой биосфере тут же начинали размножаться. Это походило на сцену из научно-фантастического фильма, вот только происходило в действительности. Эти вирусы, как и все остальные, можно было назвать живыми лишь условно. Они могли функционировать только с посторонней помощью, и эта помощь поступала к ним от носителя, который, предоставив вирусам средство стать активными, одновременно приговорил себя к смерти. Вирусы лихорадки Эбола содержали только РНК, а для начала митоза[55]55
  Митоз (кариокинез) – один из способов размножения животной и растительной клетки.


[Закрыть] требовались ещё и ДНК. В клетках почек находилось и то и другое, цепочки вирусов искали их, и после соединения начинался процесс размножения вирусов лихорадки Эбола. Для этого требовалась энергия, которую обеспечивали почечные клетки, полностью разрушающиеся при процессе. Процедура размножения представляла собой микрокосм процесса распространения болезни в человеческом сообществе. Он начинался медленно, затем скорость нарастала в геометрической прогрессии – быстрее, ещё быстрее, ещё быстрее:

2 – 4 – 16 – 256 – 65 536 и так далее до тех пор, пока не поглощались все питательные вещества. После этого оставались одни вирусы, которые переходили в состояние спячки и ждали следующей возможности. Люди придают болезням самые разные ошибочные описания: болезни поджидают благоприятной возможности; они безжалостно убивают; они ищут свои жертвы. Моуди и его коллеги знали, что все это антропоморфическая чепуха. Вирусы не способны думать. Они не совершают ничего особенно зловещего. Все, на что способны вирусы лихорадки Эбола, – это пожирать, размножаться и затем возвращаться в состояние спячки. Но ведь и компьютер представляет собой только набор электрических переключателей, способных различать лишь единицу и ноль, хотя он делает это несравненно быстрее и эффективнее людей, пользующихся им. Вот и вирусы лихорадки Эбола обладали поразительной способностью размножаться с такой быстротой, что иммунная система человеческого тела, при обычных условиях являющаяся исключительно эффективным механизмом защиты, просто не выдерживала нападения, словно на неё набрасывалась армия плотоядных муравьёв. В этом, однако, заключалась слабость Эболы. Она была слишком эффективной, убивала слишком быстро. Механизм её выживания внутри человеческого тела убивал носителя до того, как он успевал передать болезнь дальше. Кроме того, вирусы лихорадки Эбола были в высшей степени приспособлены к специфической экосистеме. Они не в состоянии были выжить на открытом воздухе, да и то короткое время, когда сохраняли жизнеспособность, это происходило в атмосфере джунглей. По этой причине, а также потому, что они не могли существовать в организме человека-носителя больше десяти дней, а часто и того меньше, их эволюция происходила медленно, без следующего эволюционного этапа – способности переноситься по воздуху.

По крайней мере, так все считали. Может быть, «надеялись» будет более правильным словом. Штамм лихорадки Эбола, распространяемый аэрозолем, будет катастрофически смертоносным. Не исключено, что им удалось добиться именно этого. В их распоряжении был штамм Маинги, как они установили при неоднократных микроскопических исследованиях, и существовало подозрение, что именно этот штамм может распространяться по воздуху. Теперь им требовалось доказать это.

Глубокая заморозка (например, с использованием в качестве хладагента жидкого азота) убивала большинство нормальных человеческих клеток. При замерзании клеток вода, превращаясь в лёд, разрывала их стенки, оставляя после себя уже трупы. Вирусы же лихорадки Эбола были слишком примитивны для этого. Высокая температура убивала их, так же как и ультрафиолетовые лучи. Смертельными для вирусов были также и незначительные перемены в химическом окружении. Но стоило предоставить им тёмное холодное место, и они переходили в состояние мирной спячки.

Все операции осуществлялись в специальном ящике. Внутри находилась смертоносная среда, отделённая от окружающей атмосферы прозрачным лексаном, настолько прочным, что он мог выдержать попадание пули. С двух сторон в пластике были прорезаны по два отверстия, и к каждому надёжно и герметично была прикреплена перчатка из толстой резины. Моуди отсосал десять кубических сантиметров жидкости, кишащей вирусами, поместил её в пробирку, затем плотно закрыл пробкой. Медлительность процесса объяснялась не столько физической опасностью, сколько неудобством работы в резиновых перчатках. Плотно запечатанную пробирку он переложил из одной руки в другую, передал директору, который произвёл аналогичную операцию, и наконец положил её в маленький воздушный шлюз. Когда дверца шлюза закрылась, зажглась индикаторная лампочка, действующая от датчика давления, и крохотное пространство шлюза было обрызгано дезинфицирующим спреем – раствором фенола. Пробирка оставалась внутри шлюза в течение трех минут, гарантирующих безопасность находящегося там воздуха и наружной поверхности пробирки со смертоносным содержимым. И всё-таки, несмотря на это, никто не прикасался к пробирке руками, не защищёнными перчатками, да и врачи, производящие операции внутри пластикового ящика, были также одеты в герметические защитные костюмы. Директор извлёк пробирку из шлюза и бережно перенёс её на находившийся в трех метрах рабочий стол.

Для экспериментальных целей была приспособлена банка из-под аэрозоля, используемого для борьбы с насекомыми. Обычно её ставят на под, нажимают на головку и оставляют в таком состоянии, чтобы мельчайшие капельки жидкости образовали туман, заполняющий комнату. Банку полностью разобрали, трижды обработали горячим паром и затем собрали снова – возникли трудности с пластмассовыми частями, но о решении этой проблемы подумали ещё несколько месяцев назад. Это было примитивное устройство. Для операции будут изготовлены более совершенные. Единственной проблемой стал жидкий азот. Внешне он походил на воду, и стоило его брызгам попасть на перчатки, как они тут же замерзали и резина рассыпалась подобно чёрному стеклу. Директор отошёл в сторону, когда Моуди налил криогенную жидкость во внешнюю оболочку, которая будет находиться под давлением. Для предстоящего эксперимента требовалось всего несколько кубических сантиметров. Затем во внутренний сосуд из нержавеющей стали впрыснули красно-коричневую жидкость, кишащую вирусами лихорадки Эбола, и завинтили крышку. После того как банка была запечатана, её обработали дезинфицирующей жидкостью и промыли в соляном растворе. Пустую пробирку бросили в контейнер для сжигания в газовой печи.

– Ну вот, – сказал директор. – Мы готовы.

* * *

Полковник, сидевший за штурвалом президентского авиалайнера, совершил посадку поразительно мягко. Он впервые вёл самолёт, в котором находился новый президент, и ему хотелось продемонстрировать своё мастерство. Затем «ВВС-1» покатился, как обычно, по посадочной дорожке, взревели двигатели, включённые на реверс и затормозившие самолёт до скорости автомобиля, прежде чем нос его повернул налево. Из окон своей кабины Райан увидел сотни – нет, тысячи – людей. Неужели это встречают меня? – подумал он. Проклятье. В их руках через низкий забор по периметру авиабазы свешивались красные, белые и синие полотнища цветов национального флага, и когда самолёт наконец остановился, флаги начали поочерёдно подниматься, образуя волну. К двери подъехал трап, и стюард открыл её – именно стюард, называть стюардессой сержанта не правильно, – та самая, которая дала ему сигарету.

– Хотите ещё одну? – шепнула она.

– Потом, пожалуй. Спасибо, сардж.

– Сломайте ногу, господин президент[56]56
  Сломайте ногу (go break a leg) – в английском языке пожелание удачи.


[Закрыть] – только не на трапе, ладно? – Наградой ей был смешок.

– Готовы встретить босса, – услышала Прайс в наушнике голос руководителя группы агентов Секретной службы, высланных заранее. Она повернулась к президенту и кивнула.

– Пора начинать, господин президент.

Райан сделал глубокий вдох и встал в центре открытой двери, глядя в яркое солнце Среднего запада.

В соответствии с протоколом он должен спускаться по трапу первым и в одиночку. Едва его фигура появилась на верхней площадке трапа, как из толпы донеслись приветственные крики – и это от людей, которые его едва знали. Застёгнутый на все пуговицы, с откинутыми назад волосами, закреплёнными лаком (несмотря на все его возражения), Джек Райан спускался по ступенькам трапа, чувствуя себя не президентом, а последним дураком – пока не достиг земли. Стоящий там главный сержант ВВС щеголевато взял под козырёк, и Райан автоматически ответил ему тем же, настолько прочно закрепился у него рефлекс, даже после непродолжительного пребывания в морском корпусе. Толпа снова взревела. Он посмотрел по сторонам и увидел агентов Секретной службы, расставленных вокруг, причём почти все стояли спиной к нему, глядя по сторонам. Первым подошёл губернатор штата.

– Добро пожаловать в Индиану, господин президент! – Он схватил протянутую руку Райана и энергично потряс её. – Для нас большая часть быть первыми, кому вы нанесли официальный визит.

Встречу подготовили по высшему классу. Рядом выстроилась рота национальной гвардии. Оркестр грянул приветственный марш, за которым тут же последовал «Привет вождю», и тут Райан почувствовал себя уже настоящим мошенником. Губернатор шёл слева и на полшага позади него, и они ступили на красный – какой ещё? – ковёр. Выстроившиеся солдаты вытянулись и взяли на караул, а их старинное полковое знамя склонилось перед президентом, хотя звёздно-полосатое знамя страны гордо продолжало развеваться. Райан вспомнил, как однажды американский атлет заявил, что «Звезды и полосы» не склоняются ни перед одним земным королём или владыкой (он был американцем ирландского происхождения и отказался оказать такую честь английскому королю на Олимпийских играх 1908 года). Проходя мимо, Джек приложил руку к сердцу – этот жест он запомнил с детства, – и посмотрел на гвардейцев. Он их верховный главнокомандующий, напомнил себе президент. В случае необходимости он может отдать приказ, посылающий этих юношей на поле боя, и потому ему захотелось посмотреть на их лица. Вот стоят они, гладко выбритые, молодые и гордые, каким был он сам больше двадцати лет назад. Здесь они для него. И он всегда должен быть там для них. Да, подумал Джек, ты должен запомнить это навсегда.

– Позвольте мне представить вас местным гражданам, сэр? – спросил губернатор, делая жест в сторону забора. Райан кивнул и последовал за ним.

– Предельное внимание, он обменивается рукопожатиями, – произнесла Андреа в свой микрофон. Сколько бы раз это ни случалось, агенты президентской охраны не любили этой процедуры больше всего. Прайс всегда останется рядом с президентом. Раман и ещё три агента находились с обеих сторон, глядя на толпу через тёмные очки в поисках оружия, необычного выражения лица, сравнивая лица встречающих с лицами людей, которые они запомнили по фотографиям, пытаясь обнаружить все, чем-то отличное от обычного.

Их здесь так много, подумал Джек. Ни один из них не голосовал за него, а до самого недавнего времени почти никто не слышал его имени. И всё-таки они пришли сюда. Некоторые из них, возможно, государственные служащие, которых на полдня отпустили с работы, но не те, кто держали в руках детей, не все, кто стояли здесь, и выражение их глаз потрясло президента. Ещё никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. К нему тянулось множество рук, он пожимал их, двигаясь влево вдоль забора, пытаясь расслышать в общем шуме отдельные голоса.

«Добро пожаловать в Индиану!» – «Как поживаете, господин президент?» – «Мы верим вам!» – «Пока все идёт хорошо!» «Мы с вами!»

Райан пытался отвечать, но ему удавалось только повторять «спасибо, спасибо». Он открывал рот, чтобы выразить благодарность за поразительную теплоту встречи, за улыбки и взгляды, устремлённые на него. Этого было достаточно, чтобы забыть о боли в руке, но вот пришлось отойти от забора и приветственно поднять руки, что вызвало новый шквал возгласов.

Проклятье. Если бы они только знали, кто я на самом деле, подумал Джек, что сказали бы они тогда? Что я здесь делаю, черт побери? – пронеслось у него в голове, когда он направился к открытой дверце президентского лимузина.

* * *

В подвале здания их было десять, все мужчины. Только один был политическим преступником по обвинению в государственной измене. Остальные оказались на редкость отвратительными: четверо убийц, насильник, двое педофилов и два вора, повторившие преступления и потому по закону шариата приговорённые к отсечению правой руки. Их разместили всех вместе в помещении с контролируемой снаружи температурой. Каждый из них был прикован ножными кандалами к своей кровати. Все были приговорены к смертной казни, за исключением воров, и потому они не понимали, почему находятся в одном помещении с остальными. Приговорённые к смерти тоже не могли понять, почему ещё живы. Они не выражали протеста по этому поводу, но и не испытывали и иных чувств. Последние недели их скудно кормили, так что они ослабли и утратили всякую насторожённость. Один из них, сунув палец в рот, ощупывал больные и кровоточащие десны, когда открылась дверь.

В камеру вошёл человек в синем пластиковом костюме, какого они никогда раньше не видели. Человек – это был мужчина, хотя они едва различали его лицо через маску шлема, – поставил на бетонный пол цилиндрический контейнер, снял с него синюю пластмассовую крышку и нажал на кнопку. После этого он поспешно вышел. Едва закрылась дверь, как послышалось шипение и камера стала наполняться туманом, похожим на пар.

Один из преступников закричал, думая, что это ядовитый газ, схватил тонкую простыню и прижал её к лицу. Другой, находившийся ближе всех к контейнеру, просто наблюдал с недоумением за распространением тумана. Когда облако окутало его, он оглянулся по сторонам. Остальные не сводили с него глаз, ожидая, что он умрёт. Этого не случилось, и тогда они начали проявлять скорее любопытство, чем страх. Через несколько минут шипение прекратилось, и случившееся исчезло из их ограниченной памяти. Свет погас, и они уснули.

– Через три дня станет ясно. – Директор выключил телевизор, изображение на который поступало от камеры в помещении, где содержали преступников. – Похоже, банка сработала, дисперсия нормальная. У техников возникли трудности с механизмом замедленного действия. На банках серийного производства он должен срабатывать минут через пять.

Трое суток, подумал Моуди. Через семьдесят два часа станет ясно, какой кошмар им удался.

* * *

Несмотря на тщательную подготовку и затраченные деньги, несмотря на детальное планирование, Райан сидел на простом раскладном металлическом стуле и у него уже болели ягодицы. Перед ним протянулись деревянные перила, покрытые красно-бело-синим флагом, скрывающим листовую сталь, непроницаемую для винтовочной пули. Трибуна тоже была бронированной – в данном случае защита состояла из стали и кевлара, материала легче и прочнее стали – и предохраняла все его тело почти до плечей. Они находились в огромном спортивном зале университета, где обычно проводились игры университетской баскетбольной команды – правда, она проиграла в студенческом чемпионате страны уже на этапе отборочных соревнований. Зал был наполнен до отказа, «до самого потолка» скажут, наверно, репортёры, пользуясь стандартной фразой, означающей, что все места были заняты. Основную часть аудитории составляли студенты, хотя точно определить было невозможно. На Райана были устремлены многочисленные лучи прожекторов, и в их сиянии он не мог рассмотреть тех, кто собрались выслушать его речь. Президент со своим сопровождением вошёл через чёрный ход и миновал пахнущую потом раздевалку – это был самый короткий путь входа и выхода. Кавалькада машин промчалась главным образом по шоссе, но примерно четверть расстояния пришлось ехать по городским улицам. Тротуары города были заполнены людьми, они махали руками, приветствуя президента. Губернатор непрерывно расхваливал достоинства «штата неуклюжих»[57]57
  «Штат неуклюжих» (Hoosier state) – так американцы называют штат Индиана.


[Закрыть] и города Индианаполиса.

Джек хотел было спросить о происхождении такого странного названия штата, но потом передумал.

На трибуну снова поднялся губернатор, дав выступить трём ораторам – студенту университета, затем ректору и наконец мэру города. Президент старался прислушиваться к выступлениям, но все трое, с одной стороны, говорили одно и то же, а с другой – немногое из этого соответствовало истине. Казалось, они говорят о ком-то другом, о теоретическом президенте, обладающем врождёнными достоинствами и способном справиться с ошибочно истолкованными ими обязанностями. Может быть, это объяснялось тем, что здешние спичрайтеры имели дело исключительно с местными проблемами, решил Джек. Ну что ж, тем лучше для них.

– … имею честь представить вам президента Соединённых Штатов. – Губернатор повернулся и жестом пригласил Райана к трибуне.

Джек встал, подошёл к трибуне и пожал руку губернатору. Раскладывая папку с текстом речи на пюпитре, он смущённым кивком поблагодарил аудиторию, которой почти не видел. В первых рядах, на стульях, расставленных прямо на баскетбольной площадке, сидели самые видные граждане штата. В другое время и при других обстоятельствах они делали бы самые крупные взносы в избирательную кампанию. В данном случае Райан не был знаком с тем, как они отнесутся к нему. Не исключено, что взносы поступят от обеих партий. Затем он вспомнил, что самые крупные доноры всегда делали взносы в фонды избирательных кампаний обеих партий, чтобы при любом исходе выборов гарантировать себе доступ к власти. Сейчас они, наверно, уже обдумывают, как сделать взносы в его собственную избирательную кампанию.

– Господин губернатор, разрешите поблагодарить вас за это любезное приглашение. – Райан повернулся и представил людей, сидящих на сцене позади него, называя их имена по списку, напечатанному на первой странице своего выступления, своих «хороших друзей», которых он после этого визита в Индианаполис больше не увидит Их лица сияли уже потому, что президент назвал имена в правильном порядке.

– Уважаемые дамы и господа! Это мой первый визит в Индиану – «штат неуклюжих», как вы его называете, – но после такого тёплого приёма я уверен, что он не будет последним…

В зале тут же раздался гром аплодисментов, словно на телевизионном шоу, когда поднимают плакат с надписью «Аплодисменты». Райан только что сказал правду, за которой последовало то, что могло быть ложью, а могло и не быть, и хотя слушатели не могли не знать этого, они аплодировали ему. И тут Джек впервые понял нечто очень важное.

Господи, да ведь это действует как наркотик, подумал он, только сейчас начиная понимать, почему люди занимаются политикой. Нет человека, который мог бы стоять на трибуне, слышать приветственный шум, видеть восторженные лица и остаться равнодушным к этому. Он чувствовал это, несмотря на волнение перед началом выступления, несмотря на давящее чувство, что он занимает место, принадлежащее кому-то другому. Он, Джек Патрик Райан, стоит перед четырьмя тысячами людей, своих соотечественников, каждый из которых имеет равные с ним права перед законом, но в их представлении он кто-то совершенно иной. Он представляет Соединённые Штаты. Он – их президент, но не просто президент, а воплощение их надежд, их устремлений, образ их нации, и благодаря этому они готовы выразить свою любовь к человеку, которого не знают, поддержать приветственными возгласами каждое его слово, надеясь, что на мгновение он смотрит прямо в глаза каждому из них, и этот момент они запомнят навсегда как нечто необыкновенное. Это была власть, о существовании которой Райан даже не подозревал. Все, находящиеся в зале, всецело подчинялись его воле. Так вот почему люди посвящают свою жизнь стремлению стать президентом, окунуться в подобный момент, как в тёплую океанскую волну, в момент высшего преуспеяния.

Но почему они считают, что он чем-то отличается от них? Что делает его в их представлении каким-то особым? – удивлённо подумал Райан. Он стал президентом по чистой случайности, а при всех других обстоятельствах именно они, сидящие сейчас в зале, возводят человека на вершину власти, своими действиями превращают обычного человека в нечто совершенно иное – а может быть, дело даже не в том. Это всего лишь впечатление. Райан остался таким же, каким он был месяц или год назад. За это время он узнал мало нового, а мудрости приобрёл ещё меньше. Он остался тем же человеком, хотя и на другой должности, с внешними отличиями своего нового поста, но сам-то он, окружённый кольцом телохранителей, купающийся в потоке человеческой любви, к которой он никогда не стремился, был всего лишь созданием своих родителей, следствием детства, образования и житейского опыта, подобно тем, кто сейчас приветствовал его с таким энтузиазмом. Они считали его кем-то другим, не таким, как остальные, выдающимся и, может быть, даже великим, но это было впечатлением, а не реальностью. Реальность данного момента состояла в потных руках, сжимающих края бронированной трибуны, в речи, написанной кем-то другим, и в человеке, который знал, что он не на своём месте, каким бы приятным ни был этот момент.

Так как же мне сейчас поступить? – задал себе вопрос президент Соединённых Штатов, лихорадочно отыскивая ответ на него, пока стихнут аплодисменты. Он никогда не станет тем человеком, за которого его принимают. Он – порядочный человек, но не великий, а президентство было должностью, постом, исполнительной властью, и обязанности президента определены Джеймсом Медисоном[58]58
  Джеймс Медисон (1751-1835) – 4-й президент США (1809-1817). Один из авторов проекта Конституции США.


[Закрыть]. Как и все в жизни, президентство являлось местом перехода от одной реальности к другой. Прошлое – это то, что невозможно изменить, а в будущее ты пытаешься заглянуть. Лишь настоящее представляет собой то, где ты находишься в данный момент, и здесь, в настоящем, ты стараешься сделать все, что от тебя зависит. Может быть, если тебе повезёт, ты оправдаешь возлагаемые на тебя надежды. Надо заслужить это, оправдать надежды собравшихся в зале, потому что они, дав тебе власть, одновременно возложили на тебя огромную ответственность, и в ответ на выражения любви и надежды они требуют от тебя ревностного служения. Внезапно отрезвлённый, Джек посмотрел на стеклянную панель перед собой, в которой отражался текст его речи, сделал глубокий вдох и начал говорить, как он делал это, будучи преподавателем истории в Аннаполисе.