Текст книги "Слово президента"

Автор книги: Том Клэнси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 107 страниц)

Глава 25
Ореолы

На ферме был просторный амбар. Сейчас он использовался главным образом как гараж. Эрни Браун занимался строительством и неплохо заработал. Сначала, в конце семидесятых, он был членом профсоюза сантехников, затем, в восьмидесятые, основал своё дело и принял участие в строительном буме в Калифорнии. Несмотря на то что пара разводов уменьшили его состояние, он точно рассчитал момент и удачно продал свою фирму. На полученные деньги он купил большой земельный участок в районе, который ещё не стал достаточно шикарным, чтобы стоимость земли благодаря капризам голливудских кинозвёзд поднялась там до заоблачных высот. В результате у него оказался почти целый «участок» – квадратная миля – уединения. Вообще-то даже больше, потому что в это время года соседние фермы находились в состоянии спячки – пастбища замёрзли, скот в коровниках спокойно жуёт силос. Может пройти несколько дней, и не встретишь ни одного автомобиля на дороге – по крайней мере так им казалось в этой стране с высоким синим небом. Школьные автобусы, перевозящие детей, не в счёт, сказали они себе.

Пятитонный грузовик с открытым кузовом тоже был куплен вместе с фермой, причём у него оказался, что очень удобно, дизельный двигатель. Кроме того, рядом с амбаром находилась вкопанная в землю цистерна для дизельного топлива ёмкостью в две тысячи галлонов. Семья, продавшая ферму с домом и амбаром пришельцу из Калифорнии, не знала, что он собирается устроить здесь фабрику по изготовлению мощных бомб. Первое, чем пришлось заняться Эрни и Питу, это завести старый грузовик. На это им понадобилось сорок минут – и не только потому, что у грузовика намертво сел аккумулятор. Но Пит Холбрук был опытным механиком, и не прошло и часа, как двигатель грузовика, у которого не оказалось выхлопной трубы, заревел, так что, судя по всему, у них больше не будет с ним никаких трудностей. Грузовик не был зарегистрирован, но в округе с огромными земельными участками это было обычным делом, и потому их сорокамильная поездка в магазин, занимавшийся продажей товаров сельскохозяйственной надобности, прошла без приключений.

Приезд грузовика не мог быть более благоприятным знаком приближения весны для магазина. Скоро наступит время посева (в этом округе проживало много фермеров), и вот уже приехал первый крупный покупатель, выразивший намерение приобрести часть огромной горы удобрений, только что завезённых с оптового склада в Хелене. Они купили четыре тонны – обычное количество, – которые с помощью автопогрузчика, работающего на пропане, тут же оказались в кузове грузовика. Покупатели расплатились наличными, обменялись рукопожатиями и улыбками с хозяином магазина и уехали.

– Нам предстоит тяжёлая работа, – заметил Холбрук, когда они проехали половину обратного пути.

– Верно, и придётся делать все своими руками. – Браун повернулся и посмотрел на приятеля. – Или ты хочешь завести помощника? Какого-нибудь стукача?

– Я понял тебя, Эрни, – ответил Пит, глядя на промчавшийся мимо автомобиль полиции штата. Полицейский даже не посмотрел на них, хотя это был пугающий момент для обоих. – Сколько ещё нам надо?

Браун не раз проверял расчёты.

– Ещё столько же. Уж очень много места занимают удобрения. – Вторую покупку они сделают завтра в другом магазине, в тридцати милях к юго-западу от фермы. Сегодня вечером им придётся поработать, разгружая все это дерьмо в амбаре. Хорошее физическое упражнение для мышц. Почему в этом проклятом амбаре нет автопогрузчика? – подумал Холбрук. По крайней мере, наполнять топливную цистерну будет местная нефтяная компания. Это было утешением, хотя и небольшим.

* * *

На китайском побережье было холодно, и потому разведывательные спутники без труда засняли тепловые ореолы у кораблей на двух базах военно-морского флота. По сути «китайский военно-морской флот» являлся военно-морской службой Китайской народно-освободительной армии. Презрение к морским традициям в Китае было настолько очевидным, что западные ВМС предпочли правильное название вместо традиционного китайского. Фотографии были переданы через спутники связи в Национальный командный центр Пентагона, где попали к старшему дежурному офицеру.

– У китайцев запланированы учения? – повернулся он к своему специалисту по разведке.

– Нам об этом ничего не известно, – ответил эксперт. На фотографиях вытянулись в ряд двенадцать кораблей. У всех работали силовые установки, в то время как обычно они снабжались электричеством с берега. Более внимательное изучение фотографий показало, что по гавани движутся ещё и полдюжины портовых буксиров. Специалист по разведке был армейским офицером и потому обратился за помощью к моряку.

– Корабли готовятся к выходу в море, – последовал очевидный ответ.

– Значит, они не просто проворачивают машины с целью проверки или чего-то вроде того?

– Тогда бы им не понадобились буксиры. Когда следующий пролёт? – спросил капитан третьего ранга, имея в виду пролёт разведывательного спутника и глядя на временную отметку на фотографии. Она была сделана тридцать минут назад.

– Через пятьдесят минут.

– Вот тогда мы должны увидеть три или четыре корабля, вышедшими в море с обеих баз, и сделаем точный вывод. А пока можно лишь сказать – два против трех, – что они готовят крупные учения. – Он задумался. – Не было никаких политических выступлений?

– Нет, – покачал головой старший дежурный офицер.

– Тогда это военно-морские учения. Наверно, кто-то решил проверить готовность флота.

Они узнают больше, когда поступит пресс-релиз из Пекина, но до этого оставалось ещё полчаса, и так далеко в будущее они не могли заглянуть, хотя именно за это им и платили.

* * *

Директор лаборатории, как и следовало ожидать от человека, занимающего столь высокую должность, был религиозен. Талантливый врач и крупный учёный-вирусолог, он жил в стране, где политическая лояльность измерялась преданностью шиитской ветви ислама. Он всегда в нужное время произносил молитвы, и график работ в лаборатории был составлен таким образом, чтобы служащие могли отправлять религиозные обряды. Он следил за этим, потому что его преданность режиму была такова, что выходила за пределы доктрин ислама, о чём он даже не подозревал. Директор менял мешающие ему нормы, словно они были из резины, и в то же время говорил себе, что нет, он не нарушает требований Пророка или воли Аллаха. Как может он делать что-то, противоречащее исламу? Разве он не помогает возвращению всего мира в святое лоно истинной веры?

Заключённые, невольные участники эксперимента, все были приговорёнными преступниками. Даже воры, чьи преступления не столь уж значительны, четырежды нарушили заветы святого Корана, да и, возможно, на счёту у них есть и другие преступления – даже наверно, поправил он себя, – за которые они заслуживали смертной казни. Каждый день им сообщали о наступлении часа молитвы, и хотя преступники становились на колени и, склонив головы, бормотали нужные слова, наблюдая за ними по телевизионному каналу, он видел, что они просто выполняют рутинную обязанность, а не обращаются к Аллаху с открытой душой, как этого требовала истинная вера. Уже это делало их всех преступниками против религии, вероотступниками, а отступления от религии в этой стране карались высшей мерой наказания, несмотря на то что формально совершил такое преступление только один из них.

Этот преступник принадлежал к секте бахавистов, религиозному меньшинству, практически уничтоженному. Вера в бахавизм возникла после ислама. Христиане и иудеи, по крайней мере, упоминались в Святой Книге; какими бы ошибочными ни были их религиозные убеждения, они признавали существование того же Бога, правящего вселенной, единственным посланником которого являлся Мухаммед.

Бахависты появились позднее, они создали что-то одновременно новое и ложное и свели этим себя к статусу язычников, отрицающих истинную веру, чем и навлекли гнев правительства. Неудивительно, что именно этот человек оказался первым, подтвердившим успех эксперимента.

Поразительно, но заключённые до такой степени утратили способность мыслить из-за условий, в которых их содержали, что первые симптомы, напоминающие признаки заболевания гриппом, не вызвали у них сначала никакой реакции. Медики входили в камеру, чтобы взять образцы крови неизменно в герметичных защитных костюмах, и преимуществом ослабленного состояния заключённых являлось то, что они не обращали на их вид внимания и не оказывали сопротивления. Все находились в тюрьме уже долгое время, плохо питались, ослабели, вдобавок к этому тюремный режим был настолько суров, что научил их не возражать. Даже те из них, кто знали, что приговорены к смертной казни, не испытывали желания приблизить этот страшный миг. Все покорно позволили отлично подготовленным медикам взять у них кровь для анализа. Пробирки были пронумерованы в соответствии с номерами кроватей, и медики вышли из камеры.

В лаборатории кровь пациента номер три первой подверглась изучению под микроскопом. При тесте на антитела случаются ошибочные позитивные показания, а сегодняшний анализ был слишком важен, и директор не хотел рисковать. Поэтому приготовленные образцы поместили на предметное стекло электронного микроскопа сначала при увеличении в двадцать тысяч раз – для поиска участка исследования. Регулировка микроскопа производилась точнейшими механизмами, образцы передвигали влево и вправо, вверх и вниз, пока…

– А-а, – выдохнул директор. Он поместил образец в центре предметного стекла и установил увеличение в сто двенадцать тысяч раз… И вот они, проецируемые на монитор микроскопа в бело-чёрном изображении. Культурные традиции его страны были тесно связаны с разведением скота, и определение «пастуший посох» казалось ему идеальным. В центре поля обзора находилась цепочка РНК, тонкая и изгибающаяся внизу, с белковыми петлями в верхней части. Это был ключ к функционированию вируса – по крайней мере так считалось. Их точная функция не была известна, и это тоже нравилось директору в его истинном качестве специалиста биологической войны.

– Моуди, – позвал он.

– Да, я вижу, – ответил молодой врач и кивнул, подходя к этой стороне комнаты. Штамм Маинги заирской лихорадки Эбола находился в крови человека, преступившего религиозные убеждения. Моуди только что тоже провёл тест на антитела и увидел, что цвет крошечного вируса изменился. Это не было ошибочным позитивным показателем.

– Передача вируса лихорадки Эбола по воздуху подтверждается.

– Я согласен. – Выражение лица Моуди не изменилось. Результаты эксперимента не удивили его.

– Мы подождём ещё сутки – нет, двое суток для второго этапа. И тогда будем уверены. – А пока нужно было составить отчёт.

* * *

Заявление, сделанное Пекином, застало врасплох американское посольство. Оно было сформулировано в общих фразах. Китайский военно-морской флот намеревается провести крупномасштабные учения в Тайваньском проливе. Будут производиться стрельбы боевыми ракетами класса «корабль – воздух» и «корабль – корабль». Сроки учений ещё не определены (это будет зависеть от метеорологических условий, говорилось в пресс-релизе). Правительство Китайской Народной Республики предупреждает все гражданские авиалинии и компании, занимающиеся морскими перевозками, что им придётся соответствующим образом изменить маршруты авиалайнеров и судов. Помимо этого в пресс-релизе ничего не было сказано, что не могло не обеспокоить заместителя главы американской миссии в Пекине. Он немедленно провёл совещание со своими военными атташе и главой резидентуры ЦРУ. Никто из них не мог предложить никакого объяснения, за исключением того, что в пресс-релизе не упоминалось правительство Китайской Республики на Тайване. С одной стороны, это была хорошая новость – отсутствовали жалобы на продолжающуюся политическую независимость острова, который Пекин считал своей отколовшейся провинцией. С другой стороны, это была плохая новость – в пресс-релизе не говорилось, что это плановые учения и что китайские корабли не хотят причинять лишнего беспокойства. Извещение о проведении учений было именно извещением, без всяких объяснений. Информацию послали в Национальный командный центр Пентагона, в Государственный департамент и в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли.

* * *

Дарейи пришлось напрячь память, чтобы вспомнить лицо человека с этим именем. Наконец он вспомнил его, но это было не то лицо, поскольку оно принадлежало мальчику из Кума, а сообщение поступило от взрослого мужчины на другой половине земного шара. Раманахда, это Ареф Раман, каким он был умным и сообразительным мальчиком. Его отец занимался в Тегеране торговлей «мерседесами», продавая их могущественным людям и высокопоставленным чиновникам. Он не был человеком твёрдой веры. Но его сын оказался совсем другим. Он даже не заплакал, когда узнал о смерти родителей, случайно погибших от рук шахских гвардейцев, потому что оказались не там, где следовало и не в то время. Они попали в район антишахских волнений, к которым не имели никакого отношения. Ареф и его учитель молились за их души. Мальчик принял близко к сердцу этот урок: его родители погибли от рук тех, кому они доверились. Впрочем, надобности в таком уроке не было – к этому времени он уже был религиозным мальчиком, до глубины души потрясённым тем, что его старшая сестра стала любовницей американского офицера, покрыв позором свою семью и его собственное имя. Она тоже исчезла во время революции, осуждённая исламским судом за прелюбодеяние. Таким образом, из всей семьи остался один сын. Его можно было использовать самым разным образом, но именно Дарейи избрал для него особый путь. В компании двух пожилых людей он скрылся из страны вместе с состоянием своей семьи. Новая «семья» отправилась сначала в Европу и почти сразу переехала в Америку. Там они ничем не занимались и вели спокойный образ жизни, тихий и незаметный. Дарейи подумал, что старики уже умерли. Сын, выбранный для этой операции из-за того, что с детства отлично говорил по-английски, продолжил в Америке образование и стал государственным служащим, исполнял свои обязанности с тем блеском, который он проявил ещё в молодости, в самом начале революции, убив двух старших офицеров ВВС, состоявших на службе шаха, когда те пили виски в баре отеля.

Приехав в Америку, он стал в точности выполнять полученные им указания. Ничем не выделяться. Слиться с американским окружением. Исчезнуть. Помнить о поставленной задаче, но ничего не предпринимать. Аятолле было приятно узнать, что он правильно оценил способности мальчика, поскольку теперь из короткого сообщения стало ясно, что операция почти закончена.

Слово assassin, убийца, произошло от арабского слова hash-shash, означающего наркотик. Его давали членам одной из сект ислама, «низари», перед тем как поручить убийство, чтобы у них в воображении появилось вызванное наркотиком видение рая. На самом деле для Дарейи они были еретиками, а использование наркотиков – мерзостью. Члены этой секты были слабоумными, но преданнейшими слугами многих знаменитых палачей, начиная с Газан-хана и Рашидаддина[60]60
  Газан-хан (1247-1304) – монгольский правитель Ирана (с 1295), в целях сближения с иранскими феодалами принял ислам. Вместе с Рашидаддином (1271-Г318) проводил административные и экономические реформы.


[Закрыть], и на протяжении двух столетий помогали удерживать политическое равновесие в регионе, протянувшемся от Сирии до Персии. В этой концепции была гениальность, которая пленила священнослужителя с тех пор, когда он был ещё мальчишкой. Подумать только, заслать одного преданного агента в лагерь противника! Это была задача, рассчитанная на многие годы, и по этой причине для неё требовался истинный правоверный. Члены секты «низари» потерпели неудачу потому, что были еретиками, лишёнными истинной веры. Руководителю секты удалось завербовать нескольких экстремистов, но не более, потому что они служили одному человеку, а не Аллаху, и по этой причине для придания храбрости им требовались наркотики, подобно тому как неверному требуется алкоголь. Блестящая идея, но не доведённая до конца. И всё-таки блестящая. Дарейи всего лишь довёл её до совершенства, и теперь у него был человек, близкий к главе враждебного государства, – положение, о котором он мог только мечтать, не будучи уверен в успехе. Что ещё лучше, этот человек ждал указаний на дальнем конце канала, которым никогда не пользовались, канала, состоящего из людей, уехавших за границу больше пятнадцати лет назад. Такое положение дел было куда лучше, чем то, что он организовал в Ираке, потому что в Америке люди, за которыми могло вестись наблюдение, либо попадали под арест, либо на них переставали обращать внимание. В некоторых странах, когда случалось подобное и людям, которые вели наблюдение, надоедала слежка, они просто арестовывали тех, за кем следили, и чаще всего убивали.

Итак, требовалось всего лишь выбрать момент, и Раман закончит операцию. Прошло столько лет, а он всё ещё сохранил светлую голову, не осквернил себя наркотиками и прошёл подготовку в лагере самого Великого Сатаны. Новость была настолько грандиозной, что он даже не позволил себе улыбнуться.

И тут зазвонил телефон. Это была личная линия аятоллы и ею пользовались только избранные.

– Слушаю.

– У меня хорошие новости, – произнёс директор, – с обезьяньей фермы.

* * *

– Знаешь, Арни, ты был прав, – сказал Джек, направляясь по крытому переходу в Западное крыло. – Было чертовски интересно уехать отсюда.

Глава президентской администрации заметил, каким лёгким стал шаг Райана, но это не особенно обольщало его. «ВВС-1» доставил президента обратно в Вашингтон к спокойному семейному ужину, и он избежал обычного напряжения трех или четырех таких же выступлений, бесконечных часов общения с крупными бизнесменами, жертвующими деньги на избирательную кампанию, и последующего четырехчасового ночного сна после всего этого, причём часто в самолёте. Затем следовал короткий душ и новый рабочий день, искусственно увеличенный торжественными ужинами и приёмами после собраний. Поразительно, подумал Арни, что президентам вообще остаётся время на работу. Обязанности президента и без того были трудными, а их почти всегда приходилось подчинять тому, что мало чем отличалось от обычной рекламы, но это была необходимая функция президента в демократической стране, население которой хотело, чтобы он делал нечто большее, чем просто сидел за столом и занимался… своей работой. Президентство – дело, которое можно любить, хотя оно тебе и не нравится, – подобная фраза кажется на первый взгляд противоречивой, однако до тех пор, пока ты не займёшься этим и не убедишься сам.

– Ты хорошо справился с речами, – сказал ван Дамм. – То, что передавалось по телевидению, было идеальным, и интервью, проведённое каналом Эн-би-си с твоей женой, тоже прошло удачно.

– А вот Кэти интервью не понравилось. Она считает, что телевизионщики выбросили из него лучшую часть, – беззаботно ответил Райан.

– Все могло быть гораздо хуже. – Они не задали ей вопроса относительно абортов, подумал Арни. Для этого ему пришлось востребовать у компании Эн-би-си возвращения нескольких крупных долгов, которыми её руководство было обязано ему, и в придачу во время вчерашнего полёта обходиться с Томом Доннером, по меньшей мере, как с сенатором, может быть, даже как с членом кабинета министров. На следующей неделе Доннер будет первым ведущим из всех крупных телевизионных компаний, кто встретится с президентом с глазу на глаз в верхней гостиной, и Арни был вынужден дать согласие на то, что Доннер может задавать любые вопросы. А это означало, что придётся потратить несколько часов на брифинг Райана, чтобы он снова не наступил на президентские грабли. Но пока глава его администрации позволил Райану наслаждаться приятными воспоминаниями превосходного дня, проведённого на Среднем Западе, подлинная цель которого, если исключить необходимость вывезти президента из Вашингтона и дать ему почувствовать вкус того, чем на самом деле является президентство, заключалась в том, чтобы показать стране, что он выглядит по-президентски, и нанести очередной удар этому мерзавцу Келти.

Агенты Секретной службы были в таком же хорошем настроении, как и президент, потому что часто их настроение зависело от его расположения духа, и отвечали улыбками на улыбки: «Доброе утро, господин президент!» – повторилось четыре раза, пока президент не вошёл в Овальный кабинет.

– Доброе утро, Бен. – Райан сразу направился к письменному столу и опустился в своё удобное вращающееся кресло. – Расскажи мне, как выглядит сегодня мир.

– Не исключено, что у нас возникла проблема. Военно-морской флот КНР выходит в море, – сообщил исполняющий обязанности советника по национальной безопасности. Секретная служба только что присвоила ему кодовое имя «Шулер».

– Ну и что? – раздражаясь, спросил Райан, почувствовав, что эта новость испортит ему радостное утро.

– Похоже, что предстоят крупномасштабные учения китайского флота в Тайваньском проливе, и они заявили в пресс-релизе, что намереваются проводить учебные стрельбы боевыми ракетами. Реакции Тайбэя ещё не поступило.

– Не предстоят ли у них выборы или что-нибудь ещё, а? – спросил Джек.

– Только через год, – покачал головой Гудли. – Китайская Республика на Тайване продолжает щедро расходовать деньги в ООН, и они по-тихому лоббируют множество стран на случай, если примут решение обратиться с просьбой о членстве, однако в этом тоже нет ничего необычного. Тайбэй скрывает свои замыслы и не поднимает шума, чтобы не оскорбить континентального соседа. Их торговые отношения остаются стабильными. Короче говоря, мы не можем найти причины этих неожиданных учений.

– Какие силы у нас в этом регионе?

– Одна подводная лодка в Тайваньском проливе, ведущая наблюдение за китайскими подводными лодками.

– Авианосцы?

– Только в Индийском океане. «Стеннис» вернулся в Пирл-Харбор для ремонта, «Энтерпрайз» тоже там на ремонте, и оба авианосца не смогут выйти в море ещё некоторое время. Больше ничего в сундуке у нас нет. – «Шулер» напомнил президенту о ситуации, о которой сам он совсем недавно говорил другому президенту.

– А их армия?

– И здесь ничего необычного. Как и говорили русские, она находится в состоянии повышенной боевой готовности, но это продолжается уже долго.

Райан откинулся на спинку кресла и уставился на чашку кофе без кофеина, стоящую перед ним. Во время короткой поездки по Среднему Западу он обнаружил, что его желудок действительно лучше реагирует на такой кофе, и сказал об этом Кэти, которая только улыбнулась и ответила: «А что я тебе говорила!»

– О'кей, Бен, продолжай.

– Я посоветовался со специалистами по Китаю в Госдепе и в ЦРУ, – заметил Гудли. – По их мнению, не исключено, что китайская военная верхушка делает это по политическим соображениям внутреннего характера, увеличивая уровень боевой готовности, чтобы дать понять остальным членам Политбюро в Пекине, что армия продолжает играть важную роль. Если не считать этого, всё остальное – умозрительные рассуждения, а я не должен заниматься этим, помните, босс?

– А если ты говоришь «не знаю» – это значит, что ты действительно не знаешь, верно? – Это был риторический вопрос и один из любимых афоризмов Райана.

– Вы ведь сами учили меня этому на противоположном берегу Потомака, господин президент, – согласился Гудли, но без ожидаемой улыбки. – Вы также учили меня сомневаться в событиях, которые я не могу объяснить. – Офицер аналитической службы сделал паузу. – Они знают, что нам известно об их манёврах, и хотят, чтобы мы проявили к ним интерес. Они также знают, что вы недавно на посту президента, и понимают, что сейчас вам не нужны дополнительные заботы. Тогда зачем они так поступили? – тоже риторически спросил Гудли.

– Это верно, – негромко согласился Райан. – Андреа? – позвал он. Прайс, как всегда, находилась в кабинете, делая вид, что не замечает происходящего.

– Да, сэр?

– Где ближайший курящий? – спросил Райан без малейшего смущения.

– Господин президент, я не…

– К чёрту, мне нужна сигарета.

Прайс кивнула и исчезла в комнате секретарей. Она уже научилась распознавать признаки. Переход с обычного кофе на кофе без кофеина и теперь курение. Вообще-то удивительно, что ему потребовалось на это столько времени, и содержание разведывательного брифинга стало ей более ясным, чем со слов доктора Бенджамина Гудли.

Наверняка курит одна из женщин, понял президент через минуту. Опять тонкая сигарета. Прайс принесла даже спички и пепельницу вместе со своим неодобрительным выражением лица. Интересно, поступали они так же с Франклином Делано Рузвельтом и Эйзенхауэром, подумал Райан.

Райан сделал первую затяжку и погрузился в мысли. Китай был молчаливым, но явным участником предыдущего конфликта – он всё ещё не мог заставить себя произнести слово «войны» – с Японией. По крайней мере, таково было его предположение, которое основывалось на твёрдом убеждении в интересах Китая. Однако не было никаких реальных доказательств, чтобы включить это предположение в специальную разведывательную оценку национального положения страны, не говоря о том, чтобы ознакомить с ним средства массовой информации, которым часто требовались даже более убедительные доказательства, чем самому консервативному судье. Значит… Райан поднял телефонную трубку.

– Соедините меня с директором ФБР Мюрреем, – распорядился он.

Одним из положительных качеств президентства было впечатление от телефонного звонка. Простая фраза: «Одну минуту, с вами будет говорить президент», произнесённая секретарём Белого дома таким же тоном, каким заказывают порцию пиццы, всегда вызывала мгновенную, нередко паническую реакцию на другом конце провода. Редко требовалось больше десяти секунд, чтобы соединить президента с абонентом. На этот раз понадобилось шесть.

– Доброе утро, господин президент.

– Доброе утро, Дэн. Мне нужна твоя помощь. Как звали того японского полицейского инспектора, который приезжал сюда?

– Исабуро Танака, – последовал немедленный ответ.

– Какое мнение у тебя осталось после встречи с ним?

– Хорошее. Это один из самых опытных и надёжных следователей, с которыми мне приходилось работать. Что вам требуется от него?

– Полагаю, они ведут допросы этого Яматы?

– Это так же несомненно, как то, что дикий медведь не ищет сортира в лесу, господин президент. – Исполняющий обязанности директора ФБР сумел удержаться от смеха.

– Мне нужно узнать о его переговорах с Китаем, особенно о том, с кем он их вёл.

– Мы немедленно займёмся этим. Я попытаюсь связаться с Танакой прямо сейчас. Сообщить вам о результатах?

– Нет, расскажи обо всём Бену Гудли, а он свяжется с соседями по коридору, – произнёс Райан, пользуясь согласованной между ними фразой. – Бен сидит в моём бывшем кабинете.

– Понял, сэр. Позвольте мне сделать это немедленно. В Токио скоро будет полночь.

– Спасибо, Дэн. До свиданья. – Джек положил трубку. – Давай разберёмся в этом.

– Можете рассчитывать на меня, босс, – пообещал Гудли.

– Что ещё происходит в мире? Ирак?

– Те же новости, что и вчера, сэр. Расстреляно множество людей. Русские сообщили нам новое название – «Объединённая Исламская Республика», и мы считаем это весьма вероятным, хотя открыто ничего не было объявлено. Я собираюсь заняться этим сегодня, и…

– О'кей, принимайся за дело.

* * *

– И как нам следует поступить при создавшихся обстоятельствах? – спросил Тони Бретано.

Робби не любил делать что-то поспешно, но такова была работа недавно назначенного J-3, директора оперативного управления Объединённого комитета начальников штабов. За прошлую неделю он проникся уважением к исполняющему обязанности министра обороны. Бретано оказался крутым парнем, но он прибегал к жёсткому языку главным образом для того, чтобы создать соответствующее впечатление. За маской крутого парня скрывался необычайно острый ум, способный принимать мгновенные решения. Кроме того, Бретано был инженером – он отдавал себе отчёт в том, что есть вещи, неизвестные ему, и не стеснялся задавать вопросы.

– В Тайваньском проливе у нас находится «Пасадена» – ударная подводная лодка, занимающаяся рутинным наблюдением. Мы сняли её с работы по слежению за китайскими подводными лодками и перебросили дальше к северо-западу. Далее, мы посылаем в этот район ещё две или три лодки, распределяем между ними оперативные районы и даём указание следить за развитием событий. Устанавливаем прямой канал связи с Тайбэем – они будут сообщать нам обо всём, что видят и слышат. Они согласятся на это, как всегда. При обычных обстоятельствах в такой ситуации мы перебрасываем поближе один из наших авианосцев, но на этот раз у нас нет ни одного авианосца в непосредственной близости от этого региона, а при отсутствии политической угрозы Тайваню появление авианосца вблизи острова может быть истолковано как излишнее беспокойство с нашей стороны. С авиабазы Андерсон на Гуаме будут высланы самолёты дальнего электронного наблюдения, которые станут барражировать над проливом. Нам сильно мешает отсутствие близлежащей авиабазы.

– Короче говоря, мы занимаемся сбором разведывательной информации и не делаем ничего существенного? – спросил министр обороны.

– Сбор разведывательной информации является существенной работой, но я понимаю, что вы имеете в виду, сэр.

– Я знаю, – улыбнулся Бретано. – Мной построены спутники, которыми вы будете пользоваться. Что мы узнаем от них?

– Вероятнее всего, получим массу переговоров открытым текстом, что даст работу всем специалистам по мандаринскому наречию китайского языка в Форт-Миде, но это почти ничего не скажет нам о намерениях китайцев. Оперативные сведения окажутся полезными – мы узнаем немало нового об их возможностях. Насколько я знаю адмирала Манкузо – Барт занимает должность командующего подводными силами в Тихом океане, – он выделит одну или две из своих подлодок, чтобы поиграть в кошки-мышки с китайцами и убедиться, смогут ли они обнаружить его подлодки и преследовать их. Впрочем, всё пройдёт незаметно. Это один из способов показать, что нам не нравится, как будут проходить эти учения.

– Что вы имеете в виду?

– Я хочу сказать, что, если вы действительно хотите вселить Божий страх в морского офицера, нужно дать ему понять, что поблизости подводная лодка. Например, господин министр, подлодка появляется в середине вашего соединения за кольцом боевого охранения и тут же исчезает. Это жестокая игра, которая лишает моряков уверенности в себе. Наши парни имеют большой опыт в такой игре, и Барт Манкузо знает, как пользоваться своими подлодками. Без него мы не одержали бы верх над японцами, – уверенно сказал Джексон.

– Он действительно настолько хорош? – спросил Бретано. Имя адмирала Манкузо ничего не говорило министру обороны.