Текст книги "Слово президента"

Автор книги: Том Клэнси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 107 страниц)

– Вы уверены?

– Совершенно уверен, – подтвердил чиновник суданского Министерства здравоохранения. – Я видел результаты анализов. Пациентом занимается доктор Иан Макгрегор, один из британских врачей. Он отличный практикующий врач.

– Кто-нибудь знает об этом?

– Никто. – Чиновник отрицательно покачал головой. – У нас нет оснований для паники. Пациент полностью изолирован и находится в палате для инфекционных больных. Персонал больницы знает своё дело. Мы обязаны известить об этом Всемирную организацию здравоохранения, направить туда соответствующие материалы.

– Вы уверены, что нет опасности эпидемии?

– Никакой опасности. Как я уже сказал, приняты все меры предосторожности. Лихорадка Эбола – опасная болезнь, но мы знаем, как уберечься от неё, – уверенно ответил врач.

– Тогда почему вы собираетесь извещать ВОЗ?

– В подобных случаях они высылают группу экспертов, чтобы вести наблюдение за ситуацией, давать рекомендации по методам борьбы с заболеванием, искать источник инфекции для того, чтобы…

– Этот Салех, он ведь подхватил болезнь не здесь, правда?

– Нет, конечно. Если бы в стране возникла такая проблема, мне немедленно сообщили бы об этом, – заверил врач представителя МИДа.

– Таким образом, раз нет опасности распространения болезни и он прибыл в Судан уже больным, значит, ничто не угрожает здоровью населения страны?

– Разумеется.

– Понятно. – Представитель Министерства иностранных дел повернулся и посмотрел в окно. Присутствие бывших иракских генералов в Судане по-прежнему хранилось в секрете, и в интересах его страны хранить этот секрет и дальше. Сохранение секретов означает их сохранение от всех. Он отвернулся от окна.

– Вы не будете извещать Всемирную организацию здравоохранения. Если о присутствии иракца в Судане станет известно, это может обернуться дипломатическими осложнениями для нашей страны.

– Но тут может возникнуть проблема. Доктор Макгрегор молод и полон идеализма…

– Предупредите его. Если он будет возражать, я пошлю кое-кого ещё поговорить с ним, – произнёс дипломат, подняв бровь. Подобные предупреждения, переданные должным образом, редко не принимались во внимание.

– Как пожелаете.

– А этот Салех – он выздоровеет?

– Вряд ли. Смертность при лихорадке Эбола составляет восемь из десяти, и симптомы заболевания стремительно развиваются.

– Вы не знаете, как он заразился?

– Нет. Он отрицает, что раньше приезжал в Африку, но такие люди редко говорят правду. Я могу снова поговорить с ним.

– Это может оказаться полезным.

* * *

«Президент рассматривает кандидатуры консерваторов в состав Верховного суда» – гласил заголовок. Персонал Белого дома никогда не спит, хотя эта привилегия время от времени выпадает на долю президента. Пока город спит, сюда доставляют экземпляры разных газет, и сотрудники просматривают их, выбирая материалы, представляющие особый интерес для администрации. Эти статьи вырезают, склеивают и с них снимают ксерокопии для «Ранней пташки» – неофициального издания, которое позволяет сильным мира сего узнать, что происходит или, по крайней мере, что думает о происходящем пресса. Иногда это соответствует действительности, иногда – нет, а большей частью находится где-то посредине.

– У нас произошла крупная утечка информации, – сказал один из сотрудников, вырезая статью из «Вашингтон пост».

– Похоже на то. И посмотри, как быстро распространяются слухи, – заметил его коллега и стал читать «Нью-Йорк таймс»:

+++

«В документе Министерства юстиции, предназначенном для внутреннего пользования, приводится список судей, кандидатуры которых рассматривает администрация Райана для возможного назначения на девять вакантных должностей членов Верховного суда. Каждый из этих юристов является старшим судьёй апелляционных судов Соединённых Штатов, и в список входят исключительно крайне консервативные кандидаты. В нём нет ни единого судьи, кандидатура которого выдвигалась бы президентами Фаулером или Дарлингом.

Обычно подобные кандидатуры сначала представляются для рассмотрения комитету Американской коллегии адвокатов, однако в данном случае список был составлен высокопоставленными сотрудниками Министерства юстиции под руководством Патрика Дж. Мартина, кадрового прокурора и главы Департамента уголовного розыска.»

+++

– Прессе это не нравится.

– Ты полагаешь, это такая уж суровая критика? Тогда прочитай вот эту передовицу. Боже мой, как быстро они отреагировали.

* * *

Им никогда ещё не приходилось выполнять такую тяжкую работу. Они трудились по шестнадцать часов в сутки, почти не пили пива по вечерам, да и пищу готовили наспех. А развлекало их только радио. В данный момент его пришлось включить на полную мощность. В котле кипел расплавленный свинец. Оборудование ничем не отличалось от того, каким пользовались водопроводчики: цилиндр с пропаном и горелкой, напоминающей перевёрнутый кверху ракетный двигатель, готовый для статических испытаний, и котёл с расплавленным свинцом, подогреваемый ревущим пламенем. Жидкий свинец черпали ковшом и затем разливали в формы для круглых пуль. Это были огромные пули, калибром 0,58 и весом 505 гранов[77]77
  В метрической системе это составляет соответственно 14 мм и 33 г.


[Закрыть], предназначенные для ружей, заряжающихся с дула, похожих на те, которыми пользовались горцы в двадцатые годы прошлого века. Их заказали по каталогу. Всего было десять форм, и в каждой по четыре выемки для пуль.

Пока, подумал Эрни Браун, все идёт хорошо, особенно с точки зрения безопасности. Продажа селитры, используемой в качестве удобрения, не контролировалась государством, и дизельное топливо тоже. Да и свинец продавался свободно. К тому же каждую покупку они делали в разных магазинах, чтобы не привлечь внимания большим объёмом, и нигде это не вызвало интереса.

Это была однообразная скучная работа, но, как заметил Пит, Джим Бриджер, один из пионеров, начавших осваивать Запад, тоже не прилетел туда на вертолёте. Нет, он ехал верхом, наверняка ведя в поводу ещё пару тяжело нагруженных лошадей, проезжал за день пятнадцать или, может, двадцать миль, потом ловил бобра на ужин, делал все своими руками, в одиночку, временами наталкивался на другого пионера и обменивался с ним товарами, получая от него бутыль самогона или табак. Так что они должны поступать в соответствии со старинными традициями. Это очень важно.

У них все получалось неплохо. Сейчас с ковшом работал Пит, и с того момента, как он заливал первую форму с четырьмя впадинами для пуль, до того, как он заканчивал десятую, проходило достаточно времени, чтобы отливки в первой форме затвердели, так что оставалось всего лишь окунуть форму в воду, раскрыть две половинки – внешне форма походила на огромные плоскогубцы, – и лежащие внутри пули уже успевали приобрести должную форму. Их бросали в пустую бочку из-под машинного масла, а формы вставлялись обратно.

Самой трудной частью операции оказалось приобретение бетоновоза, однако после поисков в газетах они нашли объявление об аукционе подрядчика, разорившегося и распродававшего своё имущество. Там они купили всего за двадцать одну тысячу долларов грузовик фирмы «Мак», выпущенный только три года назад и с 70567 милями на одометре, в отличном состоянии. Ночью, конечно, они пригнали его домой, и теперь он стоял в амбаре рядом, в двадцати футах, и огромные фары смотрели на них, как глаза чудовища.

Работа была трудной и однообразной, но на стене висела карта центральной части Вашингтона, и Эрни, мешая жидкий свинец, порой поворачивался и смотрел на неё. Его мозг неустанно работал, воспроизводя в памяти картины, которые он запомнил во время посещения Белого дома, сравнивая их с изображением на листе бумаги, в который раз рассчитывая расстояния – именно расстояния играли первостепенную роль в проведении операции. Агенты Секретной службы считали себя такими умными, полагали, что сумели предусмотреть все. Они перекрыли Пенсильвания-авеню именно для того, чтобы никто не мог доставить бомбу к дому президента. Так вот, они просчитались. Они упустили из виду всего одну маленькую деталь.

* * *

– Но я обязан сделать это, – настаивал Макгрегор. – Они требуют от нас извещения о возникновении эпидемии.

– Я запрещаю, – произнёс чиновник Министерства здравоохранения. – К тому же это не вызвано необходимостью. Пациент «Зеро» приехал в Хартум уже больным. Вы провели необходимые мероприятия по его изоляции. Персонал больницы выполняет свои обязанности – ты отлично подготовил их, Иан, – добавил он, чтобы снять напряжение. – Моей стране будет неприятно, если об этом станет известно. Я обсудил проблему в Министерстве иностранных дел, и меня заверили, что будут приняты все меры, направленные на то, чтобы об этом прискорбном случае не стало известно за рубежом. Это понятно?

– Но…

– Если ты будешь настаивать, нам придётся попросить тебя покинуть страну.

Макгрегор покраснел. У него было бледное лицо северянина, и кожа лица слишком легко отражала его эмоциональное состояние. Этот сукин сын наверняка сможет позвонить ещё раз, и к нему домой явится полицейский – так их здесь называли, хотя они весьма отличались от цивилизованных, дружески настроенных «бобби», с которыми ему доводилось встречаться в Эдинбурге, – и прикажет ему собрать вещи и ехать в аэропорт. Такое уже однажды случилось с врачом из Лондона, слишком резко напомнившим государственному чиновнику об опасности распространения СПИДа. А если он уедет, в больнице останутся его пациенты. В этом заключалась уязвимость Макгрегора, как хорошо знал чиновник из Министерства здравоохранения, и Макгрегор понимал, что это его козырная карта. Иан был молод и предан своей профессии, он заботился о пациентах, как надлежит врачу, и ему не хотелось передавать их в другие руки, по крайней мере, не здесь, где слишком мало компетентных врачей для такого количества больных.

– Как дела у пациента Салеха?

– Сомневаюсь, что он выживет.

– Мне очень жаль, но ничего не поделаешь. Вы не знаете, как он мог заразиться?

Лицо молодого врача снова залило краской.

– Нет, и в этом всё дело!

– Я сам поговорю с ним.

Чертовски трудно с расстояния в три метра, подумал Макгрегор. Но ему нужно было подумать и о других вещах.

Анализ крови Сохайлы показал, что она тоже больна лихорадкой Эбола. И тем не менее маленькая девочка выздоравливала. Температура у неё спала ещё на полградуса. Внутреннее кровотечение прекратилось. Макгрегор провёл и другие анализы. Печень Сохайлы функционировала почти нормально. Врач не сомневался, что она выживет. Каким-то образом девочка заразилась лихорадкой Эбола и почему-то сумела побороть её – однако не зная первого, Макгрегор мог только гадать о причинах выздоровления. А вдруг Сохайла и Салех заразились при одинаковых обстоятельствах? – подумал врач. Нет, вряд ли. Какой бы мощной ни была иммунная система ребёнка, она не может быть настолько сильнее, чем у здорового взрослого мужчины, а именно таким был Салех. И всё-таки взрослый мужчина несомненно умирал, тогда как ребёнок будет жить. Почему?

Какие посторонние факторы повлияли на эти два случая заболевания? В Ираке не было отмечено заболеваний лихорадкой Эбола, ни единого, причём при такой густонаселённости. А вдруг в Ираке разрабатывается программа биологической войны? Разве не могло там произойти вспышки болезни, которую скрыли? Нет, ведь иракское правительство рухнуло, об этом говорилось в новостях, передаваемых по телевизионному каналу «Скай-ньюз», который он принимал у себя в квартире, а при таких обстоятельствах трудно сохранить что-то в тайне. Начнётся паника.

Макгрегор был врачом, а не детективом. Во Всемирной организации здравоохранения, в институте Пастера в Париже и в Центре инфекционных заболеваний в США тоже работали врачи, пусть более опытные и с иной подготовкой, но вряд ли кардинально отличающиеся от него.

Сохайла. Нужно внимательно наблюдать за ней, регулярно делать анализ крови. А вдруг она всё ещё может заразить других? Макгрегор решил почитать медицинскую литературу. Пока он был уверен лишь в одном: иммунная система одного пациента не выдержала, тогда как иммунная система другого победила болезнь. Если он хочет получить ответ на эти вопросы, нужно довести дело до конца. Может быть, потом ему удастся сообщить о случившемся, но пока он должен остаться здесь.

К тому же, прежде чем проинформировать кого-то в Судане, он успел отправить образцы крови в институт Пастера и в Атланту. Самодовольный чиновник не знает этого, а если последуют телефонные звонки, то звонить будут не в Министерство здравоохранения, а непосредственно в больницу, Макгрегору. Он сможет передать предупреждение, сможет сообщить о политической обстановке в стране, которая не позволила ему соблюсти необходимые правила. Он сможет задать вопросы и передать некоторые сведения. А пока нужно согласиться.

– Если вы считаете это необходимым, доктор, – сказал он чиновнику. – Разумеется, вы будете соблюдать все меры предосторожности.

Глава 31
Волны и круги на воде

Сегодня утром ему предстояла расплата, и снова пришлось выдержать испытание макияжем и лаком для волос.

– Нужно бы, по крайней мере, приобрести настоящее кресло, как в парикмахерской, – заметил президент, пока миссис Эббот делала своё дело. Только накануне он узнал, что президентский парикмахер является в Овальный кабинет лишь по вызову и стрижёт и бреет президента прямо в его кресле. Он подумал, в какой ужас приходят агенты его личной охраны, когда человек держит ножницы и раскрытую опасную бритву всего в дюйме от сонной артерии президента. – О'кей, Арни, как мне вести себя с мистером Доннером?

– Начнём с того, что он может задать тебе любой вопрос, какой пожелает. Это значит, что тебе придётся подумать об ответах.

– Я стараюсь, Арни, – нахмурился Райан.

– Подчеркни то обстоятельство, что ты всего лишь простой гражданин, а не политический деятель. Для Доннера это, может быть, и не будет иметь значения, а вот на телевизионную аудиторию, которая сегодня вечером будет смотреть твоё интервью, может произвести благоприятное впечатление, – посоветовал ван Дамм. – Приготовься к коварному вопросу относительно состава Верховного суда.

– Каким образом произошла утечка информации? – недовольно проворчал Райан.

– Мы никогда этого не узнаем, а попытаешься выяснить, будешь только походить на Никсона.

– Всякий раз, когда я делаю что-то, средства массовой информации… черт их побери… – вздохнул Райан, когда Мэри Эббот кончила заниматься его причёской. – Я ведь сказал это Джорджу Уинстону, правда?

– Ты учишься, и у тебя неплохо получается. Если ты поможешь какой-нибудь старушке перейти улицу, обязательно найдётся активистка феминистского движения, которая заявит, что ты вёл себя снисходительно. Если же ты не сделаешь этого, то Ассоциация защиты престарелых обвинит тебя в бесчувствии по отношению к нуждам стариков. Это же относится и к любой другой заинтересованной группе людей. У всех у них есть свои программы, Джек, и эти программы для каждого куда важнее твоей. Старайся поступать так, чтобы обиженными чувствовало себя как можно меньше людей. Это не значит, что ты должен стремиться не обижать никого. Если только ты попытаешься поступать таким образом, то оскорбишь всех, – объяснил глава президентской администрации.

– Вот теперь я понял! – Райан округлил глаза в притворном удивлении. – Мне нужно говорить так, чтобы все чувствовали себя оскорблёнными, – и тогда меня полюбят.

Арни поморщился.

– И учти, что всякий раз, когда тебе захочется пошутить, твоя шутка непременно кого-нибудь оскорбит. Почему? Да потому, что юмор кому-нибудь всегда кажется жестоким, и к тому же есть люди, у которых вообще отсутствует чувство юмора.

– Иными словами, всегда найдутся те, кто хотят сорвать злость на ком-нибудь, а я для них самая подходящая цель.

– Я ведь говорил, что ты быстро учишься, – мрачно кивнул глава администрации. Слова президента вызвали у него беспокойство.

* * *

– На Диего-Гарсия у нас находятся транспортные суда, – сказал Джексон, указывая на соответствующую точку на карте.

– Сколько их там? – спросил Бретано.

– Мы только что перестроили ТОС…

– Что это такое? – прервал его министр обороны.

– Таблица организации и снаряжения, – пояснил генерал Майкл Мур. Он занимал должность начальника штаба армии США. Во время войны в Персидском заливе генерал командовал бригадой Первой бронетанковой дивизии. – На них можно погрузить чуть больше бригады, полной бригады тяжёлой пехоты вместе со снаряжением и запасами, рассчитанными на месяц боевых операций. Кроме того, у нас есть снаряжение в Саудовской Аравии. Оно практически совершенно новое – тяжёлые танки М1А2, боевые машины пехоты «брэдли», бронетранспортёры, ракетные установки. Новые артиллерийские установки на гусеничном ходу будут отправлены через три месяца. Саудовская Аравия, – добавил он, – помогает нам финансировать хранение. Часть оборудования, строго говоря, принадлежит им, считается резервом армии, но мы обеспечиваем техническое обслуживание, и все, что от нас требуется, это перебросить на самолётах наш персонал, они откроют ворота складов и выкатят все это наружу.

– Какая часть будет переброшена туда первой, если саудовцы обратятся с просьбой о помощи?

– Всё зависит от ситуации, – ответил Джексон. – Скорее всего первой частью, переброшенной в Саудовскую Аравию, станет один из моторизованных полков. Если возникнет ситуация, не терпящая отлагательства, мы можем перебросить по воздуху личный состав Десятого моторизованного полка, находящегося в пустыне Негев. Это можно осуществить за сутки. Для боевых действий – Третий моторизованный полк из Техаса или Второй из Луизианы.

– Моторизованный полк, господин министр, представляет собой полностью укомплектованную, хорошо сбалансированную воинскую часть силой в бригаду. Это мощная сила, обладающая превосходным вооружением. Полк вполне может постоять за себя, и противник серьёзно задумается, прежде чем вступить с ним в бой, – объяснил Мики Мур и добавил:

– Перед тем, однако, как развернуть такой полк для длительного пребывания, ему понадобится батальон боевой поддержки – подразделение, занимающееся снабжением и ремонтом.

– У нас все ещё находится авианосец в Индийском океане – сейчас он стрит у Диего-Гарсии вместе с остальными кораблями боевой группы, чтобы личный состав мог побывать на берегу, – заметил Джексон. Он знал, что моряки теперь разгуливают по всему атоллу, но это был уже другой вопрос. По крайней мере, они могут выпить пару бутылок пива, размяться и поиграть в софтбол[78]78
  Софтбол – игра, напоминающая бейсбол, но на площадке меньшего размера и с мягким мячом.


[Закрыть]. – Кроме того, у нас есть авиакрыло истребителей F-16, почти полное авиакрыло, в пустыне Негев, что является частью нашей гарантии безопасности Израиля. Это авиакрыло и Десятый моторизованный полк составляют немалую силу. Их задача вести совместные учения с силами обороны Израиля, и потому они всё время в деле.

– Солдаты любят учения, господин министр. Это гораздо интересней, чем сидеть без дела, – добавил генерал Мур.

– Мне понадобится побывать там и посмотреть на снаряжение, – заметил Бретано. – Как только закончу с бюджетом – по крайней мере, с начальной его стадией. Судя по тому, что вы говорите, джентльмены, мне кажется, что у нас недостаточно мощные силы.

– Это верно, сэр, – согласился Джексон. – С ними нельзя вести войну, но их может оказаться достаточно, чтобы не допустить её начала, если дойдёт до того.

* * *

– Будет ли новая война в Персидском заливе? – спросил Том Доннер.

– Не вижу причины для этого, – ответил президент. Самым трудным было следить за голосом. Ответ был уклончивым, но голос его должен звучать уверенно и твёрдо. Это была ещё одна форма лжи, поскольку правда могла коренным образом изменить ситуацию. Такой стала форма «манёвра» – игры столь фальшивой и искусственной, что она превратилась в нечто, напоминающее международную реальность. При ней говорили то, что не было правдой, для того чтобы защитить правду. Черчилль однажды сказал: «… во время, войны правда становится настолько драгоценным товаром, что нуждается во лжи в качестве телохранителей». Но в мирное время?

– Однако наши отношения с Ираном и Ираком не были дружественными длительное время.

– Прошлое остаётся в прошлом, Том. Мы не можем его изменить, зато можем извлечь из него урок. Нет причины, по которой между Америкой и странами этого региона должна сохраняться вражда. Почему нам нужно оставаться врагами? – риторически спросил президент.

– Значит, мы вступим в переговоры с Объединённой Исламской Республикой? – не успокоился Доннер.

– Мы всегда готовы вести переговоры, особенно с целью установления дружеских отношений. Регион Персидского залива имеет огромное значение для всего мира. В интересах всех стран сохранить мир и спокойствие в этом регионе. Там было достаточно войн. Иран и Ирак воевали друг с другом в течение скольких лет? – восьми, причём война причинила колоссальный урон обеим странам и стоила неисчислимых жизней. Далее, возьмите множество конфликтов между Израилем и его соседями. Все, на этом следует поставить точку. Теперь мы наблюдаем за рождением новой страны. Ей предстоит сделать очень много. Её граждане нуждаются во многом, но, к счастью, у этой новой страны достаточно ресурсов, чтобы удовлетворить эти нужды. Мы желаем им счастья. Если мы сможем помочь им, то придём на помощь. Америка всегда готова протянуть руку дружбы.

Наступил короткий перерыв, означающий, по-видимому, время рекламного блока. Интервью будет показано по телевидению сегодня вечером, в девять часов. Затем Доннер повернулся к своему коллеге, Джону Пламеру, которому предстояло задавать вопросы во время следующего отрезка беседы с президентом.

– Вам нравится быть президентом?

– Я постоянно говорю себе, что не был выбран президентом, а меня приговорили к этой должности, – Райан наклонил голову и улыбнулся. – Хотите, чтобы я дал честный ответ? Мне приходится трудиться с утра до позднего вечера, занимаясь утомительной работой, причём она намного труднее, чем я предполагал раньше, зато мне здорово повезло. Арни ван Дамм прямо-таки гениальный организатор, а персонал Белого дома состоит из превосходно подготовленных людей. Я получаю десятки тысяч писем от людей за пределами кольцевого шоссе, опоясывающего Вашингтон, и в них содержатся слова поддержки и пожелания удачи. Мне хотелось бы воспользоваться предоставившейся возможностью, чтобы поблагодарить их и сказать, что из этих писем я черпаю силы.

– Мистер Райан. – Джек сделал вывод, что его научная степень доктора больше не имеет значения, – какие перемены вы намереваетесь ввести? – задал следующий вопрос Пламер.

– Джон, это зависит от того, что вы имеете в виду под словом «перемены». Моя главная задача заключается в том, чтобы правительство функционировало эффективно. Таким образом, правильнее было бы говорить не о переменах, а о восстановлении. Именно к этому я и стремлюсь. У нас по-прежнему нет Конгресса и не будет, пока не состоятся выборы в палату представителей, так что я не могу представить Конгрессу бюджет на будущий год. Я постарался подобрать хороших специалистов на основные посты в кабинете министров. Их работа заключается в том, чтобы успешно руководить своими министерствами.

– Вашего министра финансов, Джорджа Уинстона, подвергли критике за то, что он хочет внести радикальные изменения в федеральный Налоговый кодекс, – заметил Пламер.

– Я могу сказать только то, что полностью поддерживаю министра Уинстона. Налоговый кодекс постепенно стал очень сложным, да и в своей основе несправедлив. Министр финансов намерен внести поправки, которые не скажутся на сборе налогов. Более того, это заявление даже слишком пессимистично. В конечном итоге объём собираемых налогов увеличится благодаря сокращению административных расходов.

– Но многие критикуют его проект за регрессивную направленность…

Райан поднял руку.

– Минутку, Джон. Одна из проблем в этом городе заключается в том, что исказился смысл слов, которыми пользуются люди. Сбор налогов со всех в равной степени не является регрессивным. Термин «регрессивный» означает шаг назад, положение, при котором с бедных берут больше, чем с богатых. Мы не собираемся делать этого. Употребляя это слово в не правильном смысле, вы вводите людей в заблуждение.

– Но таким образом описывалась в течение многих лет налоговая система, – запротестовал Пламер. Никто не подумал о том, чтобы указать ему на необходимость усовершенствовать свою грамматику.

– Это отнюдь не значит, что она хорошая, – напомнил ему Райан. – В любом случае, как я уже сказал, я не политический деятель, Джон. Я знаю лишь одно – говорить нужно прямо и откровенно. Собирать налоги со всех в равной пропорции соответствует приводимому в словаре определению слова «справедливый». Перестань, Джон, ты ведь знаешь, как ведётся эта игра. Вы с Томом получаете огромные деньги – намного большие, чем я, – и каждый год ваш адвокат и бухгалтер тщательно изучают ваши доходы и расходы. У вас есть, наверно, капиталовложения, сделанные с целью сокращения налогов, которые вы платите, правда? Каким образом вы получили эти льготы? Очень просто, лоббисты убедили Конгресс в необходимости внести небольшие изменения в налоговое законодательство. Почему? Да потому что богатые люди заплатили им за это. И что произошло? Так называемой «прогрессивной» системой манипулируют таким образом, что возросшие налоги по сути дела не применяются к богатым, потому что у них есть юристы и бухгалтеры, знающие, как избежать этого, как обойти существующую систему. За это они получают крупные гонорары. Таким образом, повышенные налоги, которые вроде бы платят богачи, это обман. Разве не так? Когда политические деятели принимали налоговое законодательство, они все это отлично понимали.

Теперь ты видишь, Джон, куда мы зашли с так называемой «прогрессивной налоговой системой»? Никуда. Мы оказались в тупике, Джон. Существующая налоговая система – это огромная азартная игра, при которой напрасно тратится время, обманывается общество и те люди, что способны обойти закон, получают колоссальные деньги. А откуда идут эти деньги? Из кармана рядовых налогоплательщиков, это они платят за все, что происходит. Так вот, Джордж Уинстон хочет изменить эту систему, мы одобряем её. И что же происходит? Люди, которые привыкли обходить систему и умеют играть в эту игру, прибегают к нечестным приёмам и употребляют слова, вводящие общество в заблуждение, чтобы представить новый налоговый кодекс как несправедливый. Эти люди, привыкшие наживаться на других, представляют собой самую опасную и вредную для общества группу.

– И вам это не нравится, – улыбнулся Джон.

– Чем бы я ни занимался – работал ли брокером на бирже, преподавал ли историю и так далее, – я старался говорить правду. И сейчас не собираюсь изменять себе. Может быть, кое-что в Америке следует изменить, и я скажу вам, что именно: все родители в нашей стране убеждают своих детей, что политика – это грязное, отвратительное и жестокое дело. Ваш отец говорил об этом, и мой тоже. А мы соглашаемся с этим, словно это разумно и правильно, так и должно быть. Но это ошибочная точка зрения, Джон. На протяжении многих лет мы принимали как само собой разумеющееся, что политика… Впрочем, давай сначала найдём правильное определение, ладно? Политическая система – это способ управления страной, то, как мы принимаем законы, которые обязаны выполнять, и собираем налоги. Все это важно, не так ли? Но в то же самое время мы позволяем заниматься этим людям, которых не пожелали бы пригласить к себе в дом, не разрешили бы присматривать за своими детьми. Скажи, Джон, это не кажется тебе несколько странным, а?

Мы позволяем заниматься политикой людям, которые постоянно искажают факты, меняют законы в угоду спонсорам, дающим им деньги на избирательные кампании. Некоторые из этих политических деятелей просто лгут обществу. И мы не боремся с этим. Вы, все те, кто заняты в средствах массовой информации, тоже не выступаете против. Разве вы допустите подобное поведение в своей собственной профессии? Это невозможно в медицине, в науке, в бизнесе, как и в поддержании правопорядка.

Значит, здесь что-то не так, – продолжал президент, подавшись вперёд, и впервые в его голосе прозвучала страсть. – Ведь речь идёт о нашей стране, и потому нормы поведения, которые мы требуем от наших представителей, не должны быть ниже, чем у всех остальных её жителей, – наоборот, они должны быть выше. Мы должны требовать от наших политических деятелей, чтобы они соблюдали нормы честности и порядочности. Вот почему я выступаю с речами по всей стране. Джон, в политическом плане я зарегистрирован как независимый, я не принадлежу ни к одной из политических партий. У меня нет никакой политической программы, кроме как стремиться к улучшению жизни народа. Я принёс присягу и обязан добиваться этого. Я привык соблюдать данное мной слово. Правда, я узнал, что это расстраивает некоторых. Признаюсь, мне искренне жаль. Но я не собираюсь менять свои убеждения для того, чтобы завоевать одобрение каких-то особых групп общества, содержащих армию платных лоббистов. Я нахожусь здесь, чтобы служить всем, а не только тем, кто шумит больше других и зарабатывает больше всех.

Пламер скрыл своё удовольствие от этой страстной речи президента.

– О'кей, господин президент, тогда начнём с того, как вы относитесь к гражданским правам?

– Моя точка зрения сводится к тому, что Конституция не различает цвета. Дискриминация людей по причине их внешнего вида, разницы их мнений, церковной принадлежности или того, из какой страны прибыли их предки, запрещена законами нашей страны. Эти законы будут соблюдаться. Все мы должны быть равными в глазах закона как при соблюдении его, так и при нарушении. В последнем случае ими будет заниматься Министерство юстиции.

– Вы не считаете это идеализмом?

– А что плохого в идеализме? – задал ответный вопрос Райан. – В то же самое время, почему бы иногда не прибегнуть к здравому смыслу? Вместо того, чтобы наблюдать за тем, как множество людей стараются добиться преимуществ для себя или для той небольшой группы, которую они представляют, почему бы нам всем не работать вместе? Разве мы прежде всего не американцы?.. Почему не попытаться работать усерднее и не найти разумные методы решения проблем? Наша страна была создана не для того, чтобы одна группа людей хватала за горло другую.

– Некоторые полагают, что в такой борьбе каждый получает справедливую долю, – заметил Пламер.

– И одновременно потворствует коррупции политической системы, – добавил Райан.

Пришлось сделать перерыв, чтобы дать возможность операторам сменить кассеты в камерах. Джек посмотрел страдающим взглядом на дверь в комнату секретарей. Ему так хотелось закурить. Он потёр руки, стараясь выглядеть спокойным и собранным, но, несмотря на то что ему предоставилась возможность высказать взгляды, которые он вынашивал на протяжении многих лет, от этого он почувствовал только большее напряжение.