355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Том Арден » Султан Луны и Звезд » Текст книги (страница 34)
Султан Луны и Звезд
  • Текст добавлен: 7 сентября 2016, 17:54

Текст книги "Султан Луны и Звезд"


Автор книги: Том Арден



сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)

Глава 57
ГРОТЕСК В ДВУХ ТОНАЛЬНОСТЯХ

К музыкальной пьесе под названием «Хаос во время ритуала обручения» следует добавить коду. Действие происходит далеко от Куатани, в Агондоне. Высокий, худощавый, аскетического вида мужчина отворачивается от зеркала и разражается проклятиями. Этот персонаж – если можно его назвать персонажем – прежде не раз фигурировал в рассказе об этом приключении, хотя сам до сих пор ни разу не появлялся в нем лично. Для внешнего мира он носит личину Транимеля, верного премьер-министра его агонистского величества, короля Эджландии Эджарда Синего. На самом же деле он является воплощением антибожества Тота-Вексрага.

Злодей один в комнате, где горят свечи, задернуты шторы и яркий огонь в камине. За окнами – ясный день, пожалуй, даже слишком ясный. Город скован жарой. Но это ненадолго. Здесь, в северных землях, сезон Терона пролетает быстро. Вскоре вернутся холода и сожмут Эджландию, словно в латной рукавице, лишь на краткое время ослабившей свою хватку, чтобы затем она стала еще более жестокой. Очень скоро грязные разливы реки Риэль покроются льдом, а покои агондонской знати загородятся от холода точно так же, как сейчас – апартаменты Тота. Повалит снег, светать будет поздно, а темнеть – рано. Очень может быть, что нынешний сезон Терона – последний в истории Эджландии, ибо Эпоха Искупления быстро близится к концу. До начала тысячного цикла остается всего несколько лун.

Но все это сейчас не имеет никакого значения для антибожества. Он ходит по комнате из угла в угол, сжимает и разжимает кулаки и думает только о том, как он разъярен. Итак, его Пламенноволосый раб снова подвел его! На самом деле это воплощение с самого начала не отличалось устойчивостью. Тысяча сверкающих на площади лезвий – какой, казалось бы, мощный канал для вселения в тело Пламенноволосого, но и этого оказалось мало. Помимо этого, Тот ужасно устал после беседы с Агонисом. Однако в его последнем провале было повинно что-то еще. Он снова выругался. О, если бы удалось захватить Мерцающую Принцессу! Если бы удалось швырнуть ее в Священное Пламя!

Но Тот не намеревался сдаваться. Он ни за что не сдастся.

Он снова повернулся к зеркалу, в котором таяло изображение распростертого на помосте Полтисса Вильдропа. Тот знал, что сейчас Вильдроп уже бежал с площади и теперь, как последний трус, искал убежища. Зеркало показывало объекты сосредоточения антибожества только в те мгновения, когда их наполняла его сила.

Тот презрительно смотрел на изображение своего никчемного раба. Поначалу этот молодой человек казался столь многообещающим. Не могло ли быть так, что Вильдроп противился ему? Да, точно! Да, Тот в этом не сомневался! Но как настолько порочный, настолько исковерканный злобой человек, мог иметь какие-либо интересы, кроме неприкрытой злобы? А что представлял собой Тот, как не Зло, если Зло было имя того, кто противопоставил себя верховному богу Ороку и пятерым его детям, всем их деяниям и помыслам?

Тот забарабанил кончиками пальцев по стеклу зеркала. В его покоях стояла жуткая вонь и жара, но для него это не имело никакого значения. Он думал только о своем унижении. Как глуп он был, пытаясь сговориться с Агонисом! Как глуп он был, полагаясь на Полтисса Вильдропа!

Тот провел ногтями по стеклу, издав противный скрежет, затем бросился к камину, сунул в пламя руку, потом – ногу, подпрыгнул до потолка и прилип к нему, словно чудовищное, бесформенное насекомое. Потом он несколько раз ударился головой о потолок, и на ковер просыпалось изрядное количество штукатурки.

Затем Тот резко спрыгнул вниз. Его глаза пылали, губы злобно кривились. Нет, это они были глупцами, они – Агонис и треклятый Вильдроп. Если его брат – он называл его братом, ибо он и был ему братом – отказался от его предложения, что с того? Он еще жестоко пожалеет об этом!

Вот Вильдроп – другое дело. Беда была в том, что этот смертный сейчас находился слишком далеко. Еще несколько лун назад у Тота не было нужды в магическом зеркале для того, чтобы превратить своего раба в жуткого всадника, восседающего верхом на синем летучем драконе. Но тогда Вильдроп находился в Зензане и к тому же относился к своему служению со всем рвением. Теперь многое изменилось, и Тот был склонен винить в этом большое расстояние. Теперь без помощи отражения он был беспомощен, он даже не мог руководить собственным рабом! Ярость снова охватила его. Если бы только его могущество не ведало границ! Но как оно могло не ведать границ без Орокона?

Тот снова заметался по жаркой комнате. Он ползал по полу, по стенам и потолку, круша все, что попадалось на его пути. А потом он вдруг замер, а через несколько мгновений подошел к окну и раздернул шторы. Его взгляд пробежался по внутренним дворикам, скользнул ниже, туда, где за жарким маревом текла издававшая дурные миазмы грязная река.

Только теперь он вспомнил о жаре и о холодах, которые вскоре должны прийти к ней на смену. Да-да, последние холода, которые скуют Эджландию и больше никогда не отпустят! Скоро, очень скоро здесь воцарится хаос, и тогда Тот-Вексраг вступит в свои права. Какая власть тогда станет принадлежать ему, какая бесконечная власть, когда Орокон будет принадлежать ему, а этот порочный мир, мир его отца, наконец будет уничтожен!

Время было на его стороне. Кроме того, как он и сказал своему брату Агонису, могущество Тота-Вексрага проистекало из тайного источника. Правда, этот источник пока мало что давал ему. Новые силы прибывали к Тоту только тогда, когда он переставал черпать из этого источника, когда источник иссякал...

Но и это было всего лишь делом времени...

Его враги не могли победить, не могли!

Антибог запрокинул голову и расхохотался. Он снова взбежал на потолок и, проворно спустившись, бросился к зеркалу. В зеркале теперь отражалась только приведенная в полный беспорядок комната. Глаза Тота сверкнули. Зеркало затуманилось. Тот искал Вильдропа. Куда он подевался, трусливая крыса?

Что ж, совсем неплохо было то, что его раб знал, что исхода нет, что он нигде не спрячется.

Для него и не могло быть исхода.

* * *

– Что теперь с ним такое? – шепотом спросила Дона Бела.

Джем негромко отозвался:

– Он еще хуже, чем раньше.

– Поглядите, как он задается!

– Как, интересно, можно задаваться, когда сидишь за столом? – пробормотал Джем.

– Он может! – вздохнула принцесса. – Меня от него трясет.

Малявка сказал:

– В «Царстве Под» Прыщавый таким не был.

– И на борту «Катаэйн» Прыщавый таким не был, – подхватил Джем. – Но с другой стороны, у него и выбора не было... Малявка! Перестань облизывать ложку!

Малыш смущенно улыбнулся и сунул ложку со сладким кремом в рот.

Джем был встревожен. Он взволнованным взглядом обвел призрачных гостей, весело пирующих в зале. Вести счет дням в мире мечты было невозможно, и Джем не знал, на скольких пиршествах побывал с тех пор, как здесь появились новенькие. Одно было ясно: чем дальше, тем сильнее Джема поражало поведение бывшего корабельного буфетчика. Разодетый в роскошные одежды, Прыщавый восседал за столом рядом с Альмораном и возбужденно разговаривал с хозяином писклявым голосом. Улыбка не сходила с его изуродованного прыщами лица, с губ то и дело слетали любезные словечки. Прыщавый превозносил вкус того или иного изысканного блюда, но когда это блюдо ему подавали, он набрасывался на него и поглощал, забыв о приличиях, словно неотесанный деревенщина. Стол около него и его одежда были усыпаны огрызками, губы и подбородок перепачканы соусами. Альморан снисходительно улыбался и вел себя с Прыщавым так, будто это был настоящий принц.

До сих пор бывший буфетчик расточал свои любезности только перед хозяином и лишь изредка бросал взгляды на своих соседей по столу. Казалось, он упражняется в новообретенной самоуверенности, проверяет ее в разговорах с Альмораном. Но вот сегодня, похоже, репетиция закончилась. На протяжении пиршества Прыщавый то и дело поворачивал голову к своим соседям и обращался к ним с какими-нибудь любезностями. Голос его звучал еще более напряженно, чем прежде, а манеры выглядели совсем уж несуразными. «Не правда ли, погода нынче превосходно зашибенная, господин Джемэни?» – говорил Прыщавый. Или: «Представляете, я сегодня взмок, как мышь, в саду!» Или: «Малявка, мальчик мой, ты уже пробовал омара? Исключительно вкусная дрянь, позволь заметить. Только смотри, не проглоти кусок панциря, а не то слуге придется помочь тебе стошнить».

Особое внимание Прыщавый уделял принцессе. Теперь Альморан все чаще усаживал девушку рядом с бывшим буфетчиком, и тот бесконечно надоедал ей своими ухаживаниями.

«Позвольте, милая, предложить вам заливного угря. Быть может, поедая этого угря, вы задумаетесь кое о чем, что схоже с ним по форме...»

«О, о, какая чудесная ручка! Жду не дождусь, когда она сыграет свою роль в близости, которая скоро наступит...»

«Несомненно, моя красавица, вы окружены кавалерами. Скажите, что вы думаете о... замужестве?»

Джем пылал возмущением. Уже не раз его переполняло желание вскочить и повалить Прыщавого на пол. Только умоляющие взгляды принцессы сдерживали Джема, но повиновался он очень и очень неохотно.

Казалось, этот идиотский спектакль никогда не закончится. Мелькали и мелькали лиловые пальцы, ухмылялись губы, обнажая зеленые гнилые зубы. Блестели, отливая то красным, то синим, прыщи. Неужто Прыщавый и вправду думал, что он – красавец? И как принцесса могла это выносить?

– Это все Альморан подстроил, правда? – прошептала Дона Бела, когда ее воздыхатель на время оставил ее в покое и переключил свое внимание на рыбу под соусом карри. Как Джему хотелось выхватить шпагу и проткнуть эти мерзкие прыщи, один за другим! Он содрогнулся от отвращения, но вместе с отвращением к нему пришла мысль о том, что он несправедлив.

Принцесса была права. Все происходящее с Прыщавым было какой-то уловкой Альморана.

– Или джинна? – проговорил Джем вслух. Много раз волшебный толстячок появлялся рядом с ними и до тех пор, пока Альморан не прогонял его, приставал к Прыщавому с расспросами – нет ли хоть чего-нибудь на всем свете, чего бы ПОЖЕЛАЛ его господин и повелитель.

– Нет, джинн тут ни при чем, – пробормотал Малявка. – Джинн может только исполнить третье желание Прыщавого. Но Прыщавый не станет ничего желать.

– Не станет? – выдохнул Джем. – Интересно, почему?

– А может, ему слишком сильно нравится это желание, – прошептала принцесса, незаметно стряхнув прилипшие к ее рукаву ошметки тунца.

– О да, оно ему нравится, – с горечью подтвердил Джем, – а старик его обманывает, за нос водит. Это ясно. Но Прыщавый на это купился.

– Бедняга, – вздохнул Малявка. – Нищий, как я.

Джем смягчился и потрепал волосы малыша.

– Ты прав, Малявка. Прыщавый задается, и это выглядит смешно, но почему бы ему и не позадаваться немножко? Ведь он всю жизнь был уродом, изгоем – а теперь... Надо бы посочувствовать ему. Когда-то и я был таким, как он.

– Как он? Как это может быть? – изумился Малявка.

Но сейчас не время было рассказывать. Взгляд Джема остановился на Доне Беле, затем он перевел его на Малявку, потом – на Прыщавого, потом Джем любовно представил себе Радугу, который с аппетитом поглощал под столом угощение из золотой миски. Как он мог спасти их всех? Как они могли бежать отсюда? Он долго думал о плане побега, так и сяк вертел его в мозгу. Но получится ли? Если Прыщавый не согласится бежать вместе с ними, могло и не получиться. Запросто могло не получиться.

– Нужно достучаться до него, – проговорил Джем.

– Принц? – нахмурив брови, вопросительно произнесла Дона Бела.

Малявка, набрав в рот побольше крема, плюнул на Прыщавого.

Глава 58
ОТПЛЫТИЕ

– Выпьем еще за здоровье майора-господина!

– Ойли, ты хороший друг!

– Друг? Пф-ф-ф! Верный слуга!

– Ты меня спас, Ойли!

– Майор-господин, а ты спас Куатани!

Если это было и не совсем так, сводника это ни в малейшей степени не волновало. Подобострастно улыбаясь, он снова наполнил кубок Полти, громко чокнулся с ним, постучал ногами по полу и потребовал у матери-Маданы еще выпивки для героя Куатани. На улице быстро темнело. Проулок погрузился в неприятные лиловые сумерки, похожие на огромный кровоподтек. В харчевне царил унылый полумрак. В обычный вечер в «Полумесяце» уже было бы полным-полно бражников, но нынче двери харчевни были крепко-накрепко заперты и закрыты на засов. Эли Оли Али и Полти пьянствовали вдвоем.

– Эли, ты только подумай, какой прибыли мы лишились! – прошипела мать-Мадана, ставя на стол полный кувшин.

– Прибыли? Ты еще думаешь о прибыли, старая карга, когда у нас в гостях такой великий человек? Принеси-ка нам джарвела да лампу разожги! – Он осклабился. – Ох, майор-господин, я эту старую развалину насквозь вижу. Поначалу-то она была строптивая, а теперь... – он довольно прищелкнул пальцами, – теперь она только об одном думает! Пф-ф-ф! Ты ничем не лучше меня, старуха, и не забывай об этом!

Наверное, старухе очень хотелось отвесить своднику подзатыльник, но она удовольствовалась тем, что брякнула на стол старую лампу. Стекло чуть не треснуло, язык пламени высоко взметнулся.

Эли хмыкнул:

– А джарвел-то, джарвел где? Поторопись, старуха!

Полти слушал их перебранку краем уха. В голове у него вертелись воспоминания обо всем, что случилось за день. Снова и снова он заново ощущал боль, охватившую его на галерее, когда им в очередной раз овладел Тот. В то мгновение, когда он напал на Рашида Амр Рукра, он, казалось, целиком превратился в Тота-Вексрага, в нем не осталось ничего от Полтисса Вильдропа. У самого Полти было такое впечатление, что его беспомощный дух остался на галерее в то время, когда Тот-Вексраг взлетел над площадью. А через несколько мгновений он, Полтисс Вильдроп, уже лежал на помосте, обессиленный, задыхающийся, посреди смятых цветов. Куда подевалась колдовская сила Тота – этого Полти не понимал. Когда злобное антибожество впервые овладело им в Рэкских лесах, его сила была абсолютной, всепоглощающей. С тех пор она значительно ослабела... Но почему? Не было ли в этом какой-то разгадки, из-за которой он мог бы обрести свободу? Обрести желанную свободу и оказаться в объятиях Каты?

Полти простонал:

– О, мне было так больно!

– Больно? – ухмыльнулся сводник. – Майор-господин, ты же такой сильный, такой могучий!

– Никакой я не могучий, Ойли... Нет у меня никаких сил...

– Как это – нет? Ты летать умеешь, у тебя волосы пламенем горят! Майор-господин, некоторые люди попадали ниц, завидев тебя! Они решили, что это сам огненный бог Терон явился! – Сводник пристально уставился в глаза Полти. – А скажи мне, майор-господин, как ты это делаешь? Что это за секрет такой?

Полти наклонился к столу, закрыл лицо ладонями.

– Эли, я просто весь горю, горю... Но что-то случилось нынче... Силы покинули меня... но... Но когда я почти без чувств лежал там, посреди цветов, мне показалось, что я видел, как вокруг меня катается шар!

У сводника екнуло сердце, но он сумел сдержаться и невинно переспросил:

– Шар?

– Шар был там, я в этом уверен... Но мне его больше не отыскать. Вот в чем дело! – Полти ударил себя ладонью по виску, в упор уставился на пляшущий язычок пламени горящей лампы. – Шар... он же был, как зеркало... он являлся мне... через стекло, через стеклянный шар! Ну да, в этом все дело! Или... в этом ли?

Эли даже не старался делать вид, будто что-то понимает. Он только улыбался да предлагал своему спутнику еще выпить – выпить и забыть про все печали. Майор-господин уже порядком набрался. Очень скоро он должен был уснуть пьяным сном. Тогда можно было бы уложить его кое-где, покуда Эли Оли Али займется приготовлениями к путешествию.

Времени оставалось немного. Почти наверняка Всадники уже рыскали по городу в поисках богохульника-метиса, который дерзнул посягнуть на руку дочери калифа. Почти наверняка разыскивали и майора-господина. Сначала Эли Оли Али думал бежать. Но это было бы глупо. Надо было как следует переодеться – вот это было бы намного умнее. Утром они затеряются среди паломников, направляющихся в Каль-Терон. Сводник довольно потер руки под столом. Та обида, которую он испытал, будучи с позором изгнан из дворца, ушла в прошлое. Эли был не из тех людей, которые цепляются за прошлое, и не из тех, кто упустит представившуюся возможность. Новое славное будущее манило его за собой.

Он наклонился к столу, сжал руку Полти.

– Майор-господин, ты назвал меня своим другом, гм?

– Хорошим другом, Ойли.

– А вот других-то своих дружков ты потерял?

– Боба? Бергроува? Ойли, даже не представляю, куда они подевались!

Вид у Полти вдруг стал самый разнесчастный. Сводник вздохнул.

– Тут, в Унанге, люди часто пропадают неведомо куда, и никто их потом не видит. Но ты не огорчайся, майор-господин, теперь у тебя есть новый друг, который поможет тебе во всех твоих... делах. Ты будешь... господином. А я – твоим верным слугой.

– О, Ойли!

Собутыльники пьяно обнялись и отстранились друг от друга только тогда, когда мать-Мадана наконец с грохотом поставила на стол булькающий кальян. Полти качнулся вперед. Сводник поднялся, посмотрел сверху вниз на свою жертву, освещенную золотистым сиянием лампы. Эли Оли Али пока не придумал, как воспользуется колдовскими способностями майора-господина, но как-то их применить было можно – в этом сводник не сомневался. Сердце метиса радостно забилось при мысли о Каль-Тероне, о тех прибыльных делах, которые ожидали его там. Он уже успел напрочь забыть о капитане Порло и опрометчивых обещаниях, данных им старому морскому волку.

Сводник наклонился, сунул витую трубочку кальяна в губы Полти и резко обернулся к матери-Мадане.

– Он готов. Послушай, старуха, поутру мы отбываем. Пошли. Ты должна помочь мне в кладовой... да смотри, не отпирай дверей!

Старуха медлила.

– Ты чего, старуха? Пошли!

– Эли... А как же быть с «холодной»?

– Тс-с-с! – прошипел сводник, выпучив глаза. – Мы их уморим! Разве мы не так все задумали с самого начала?

– Эли, не нравится мне это.

– Они уже полудохлые, верно? Так и надо! Не будь дурой, женщина... пойдем!

Своднику бы надо было задуть лампу, но он так торопился, что забыл это сделать. Рыжие волосы Полти отливали медью. Он сидел за тем самым расшатанным столом, где когда-то встретили свою судьбу Боб и Бергроув, и, как ребенок соску, сосал дурманящий дым джарвела, наполнявший его разум видениями и снами. Сначала ему привиделось зеркало из его покоев во дворце калифа. Оно вращалось и вращалось в вертящейся раме, а потом рассыпалось на сотни осколков, и эти осколки сложились в катающийся по полу шар...

Послышался голос:

– Полтисс Вильдроп, Полтисс Вильдроп, ты думаешь, что можешь убежать от меня?

Полти вздрогнул. Трубочка кальяна выпала из его губ. За стеной, в проулке послышались шаги.

– Я подведу сюда кибитку... А ты приготовь корзины с кувшинами браги. Поверь мне на слово: по дороге к Священному Городу мы заработаем много монет!

– Ладно, ладно... Ох, ты все-таки чудовище, Эли!

В ответ послышался хохот, затем – шаги, которые вскоре стихли вдали. Затем некоторое время было тихо, но вместо того, чтобы выполнить поручение метиса, мать-Мадана на цыпочках прошла мимо навалившегося на стол Полти. Виновато оглядевшись по сторонам, она прошла в угол и отодвинула засов на двери. На большее она не смогла решиться. Затем она поспешно вернулась, подошла к столу, быстро сунула трубочку кальяна в губы эджландца. Она ненавидела эджландцев – конечно же, она их просто терпеть не могла, но этот был такой красавчик... Старуха морщинистой рукой провела по кудрявым рыжим волосам Полти. Наклонилась, намереваясь задуть лампу, но в этот миг эджландец пошевелился, и старуха, испугавшись, убежала.

Полти протер глаза. Сначала он увидел звезды. Нет, не звезды – цветы. Помост, усыпанный цветами, и бешено катающийся по нему шар... «Полтисс Вильдроп, Полтисс Вильдроп, разве ты не знаешь, что принадлежишь мне?» Полти тупо уставился в стекло чаши кальяна, перевел взгляд на стеклянную лампу, в которой с шипением сгорало масло. Вот тут он и увидел ухмыляющийся лик, глядящий на него и из лампы, и из кальяна... «Полтисс Вильдроп, Полтисс Вильдроп, ты будешь повиноваться мне до тех пор, пока кристаллы не станут моими!»

– Нет! – Полти вскочил и сбросил злобно скалящийся лик на пол. Послышался хриплый кашель – он поднялся ввысь от осколков стекла. Полти побрел от стола в темноте, тяжело дыша. Споткнулся, упал. О, как у него кружилась голова, как кружилась... А потом он увидел что-то, крутящееся между цветами... но не шар, нет... Не монетка ли то была, выпавшая из пальцев мужчины в черном плаще? Монетка звякнула и легла между цветами, и Полти разглядел знакомый витой орнамент на маленьком золотом кружочке. Он знал эту монетку, он ее очень хорошо знал... Но где... и как... и что это могло значить? Полти погрузился в воспоминания. [6]6
  См. «Танец Арлекина», гл. 4, где рассказано о первой встрече Полти с монеткой Арлекина, которая затем стала талисманом Каты и символом ее любви к Джему


[Закрыть]
О, тут крылась какая-то тайна! Перед мысленным взором Полти предстала Мерцающая Принцесса, и Полти понял, что должен следовать за ней, чтобы найти свою судьбу...

Полти вздрогнул.

Пожар!

Воздух наполнился клубами дыма. В обшарпанном зале харчевни бушевало пламя. Полти встал, пошатнулся. Куда? Куда идти?! Все смешалось у него в голове, а ноги и руки налились свинцом.

И тут он увидел распахнутую дверь.

Туда?

Полти бросился к дверному проему и тут же вскрикнул, покатившись по осклизлым ступеням.

Он огляделся по сторонам в полумраке. Куда он угодил? Не в проулок, это точно... В кладовую, что ли? В подпол?

Наконец он разглядел на полу труп человека, явно заморенного голодом.

Но это был не труп. Человек повернул голову, разжал губы и попытался издать крик радости.

Неожиданно Полти окончательно протрезвел.

– Боб!

Он бросился к другу, поднял на руки почти невесомое тело. Но как же выбраться наружу? Разве можно было пройти сквозь бушующее пламя? Наверху послышался грохот. Горящее стропило упало и завалило зарешеченную дверь.

Полти вскочил. Кладовая наполнялась дымом. Но тут вдруг распахнулась другая дверь, и в ее проеме возник мальчишка-оборванец.

– Спасайтесь, несчастные! – крикнул он.

Через верхнюю дверь валили клубы дыма, сверху подбирался огонь. Полотнища мешковины объяло пламя. Полти, держа на руках Боба, шатаясь и кашляя, пошел вперед.

– Сюда, сюда!

Со стуком открылась крышка люка. В следующий миг они уже были в проулке вместе с мальчишками из «Царства Под». Боб задыхался, он в ужасе вытаращил глаза и цепко обвил руками шею Полти.

– Сюда! Сюда!

Наконец они без сил упали на землю где-то посреди подгнивших причалов. Боб выскользнул из рук Полти. Он в отчаянии пытался выговорить:

– П-полти... Там... Там Бергроув... Он... остался там...

Но Полти сидел, согнувшись в поясе. Он весь дрожал, его тошнило. Стену харчевни «Полумесяц» поглотило пламя.

* * *

– Ром! Прыщавый, где, проклятие, мои ром!

На самом деле капитан Порло был уже изрядно подвыпивши, иначе не стал бы звать своего давно пропавшего без вести буфетчика. Был поздний вечер, и яркая луна золотила волны за открытым иллюминатором. По полу каталась пустая кружка. Капитана качнуло вперед, он стукнулся лбом о стол и едва не задел тарелку с остатками свиной солонины с горчицей и крошками сухарей. Из угла рта старого морского волка потекла струйка слюны. Он пьяно моргал подслеповатыми глазами. Буби испуганно завизжала, вспрыгнула на плечо хозяина. Не заболел ли он? Не умер ли?

Капитан только ухмыльнулся и любовно прижал к себе обезьянку. Нет-нет, Фарис Порло был в полном порядке. Он был счастлив, и счастье его было подобно экстазу. А ведь чуть раньше, днем, в Куатани, он был близок к полному отчаянию. Какой же он был набитый дурак, что поверил тому грязному метису! Можно было не сомневаться: этот Эли Оли Али был чокнутый, почти такой же чокнутый, как лорд Эмпстер. Капитан страшно радовался тому, что избавился от них обоих. Ну, попадись они ему снова – он их непременно заставит прогуляться по рее!

Морскому волку было, правда, очень жалко хорошего парня – господина Раджа, и славненькую барышню Кату тоже было жалко. Ведь они остались в этой мерзкой стране. Как-то они теперь вернутся домой? А что сталось с парнем по имени Джем? Вправду ли он утонул, а если нет, то что с ним приключилось? Ну да ладно, они были молодые и могли сами о себе позаботиться. Вон сколько у них было ног!

Нет, сейчас капитан думал только о том прекрасном мгновении, когда после полудня, в то время как уабины позорно бежали из порта, он, тяжело дыша, спустился к причалам, разыскал свою дорогую «Катаэйн», остановился и стал кричать и махать руками. Парнишка в заплатанных лохмотьях заметил его и бросился ему на помощь. А потом – казалось, за считанные мгновения – были подняты якоря. И – прощайте, треклятые иноземцы. Уабины, унанги и все прочие – прощайте!

Капитан был готов снова заорать и потребовать рома, но тут открылась дверь его каюты, и лампа осветила знакомые, желанные очертания полной до краев кружки.

– Прыщавый? – Капитан прищурил налитые кровью глаза.

Ой, он совсем забыл!

Новенький перешагнул порог и смущенно улыбнулся.

– Меня звать Грязнуля, кэп. Прощеньица просим, кэп, но только вы сказали, что я теперь буду буфетчик. Ну, Прыщавый-то пропал вроде.

– Ну да, я так и говорить, парень, так точно я и говорить, – проговорил капитан, задумчиво подперев щеку кулаком. – Ты уж глядеть, не подводить меня, как эти неблагодарный скотины Прыщавый, ладно? Ну, не сбегать, я хотеть говорить.

– Кэп, я не убегу, нет!

– Ты быть хороший малый, Грязнуля. Ты песня любить, а?

– Да, я люблю песни, кэп.

– Ну, тогда давать мне гармошка. Вот молодец быть. Садиться тут, а? Выпивай немножко ром, да? Ну, давать, давать, садиться. Ты бывай молодец, Грязнуля. Радовайся, что мы сделай ноги из этот Унанг, вот что я говорить. Нечего там делай хороший парни, где бывай столь паршивый злобный кобра. Надо ловко орудуй абордажный сабля, когда повстречайся с этот ядовитый змей! Как-нибудь я тебе рассказывай, как я их убивай целый сотня, чтобы удирай из этот жуткий место. Целый сотня, вот сколько! Так и срубай их башка с капюшоны – вжик, вжик! – ну, будто они бывай колосья на поле!

Глаза старика засверкали, однако он быстро успокоился, отхлебнул прилично рома и сказал:

– Давай я петь тебе хороший песня.

И вот старый морской волк под аккомпанемент визгливой гармоники завел лихую песню, которую когда-то – теперь казалось, давным-давно – пел господину Джему и господину Раджу. Буби, словно в знак протеста, спрыгнула с плеча своего хозяина, пробежалась по стенкам каюты и повисла на потолке. Всем своим поведением Буби показывала, что пение капитана противно ее тонкому музыкальному слуху.

 
Лежать на дно морской большие корабли,
Когда-то не суметь добраться до земли.
Там в трюмы серебро и золото полно,
Но кто за это все опустится на дно?
 
 
Ио-хо-хо, йо-хо-хи, нелегка, нелегка
Ио-хо-хо, йо-хо-хи, жизнь-судьба моряка!
 

– Подпевать, парень! Отличный песня, а?

Грязнуля сделал приличный глоток из капитанской кружки и согласно кивнул. По его подбородку потекла струйка рома.

– Надо береги ром, парень, ром стоить на весы золото! – ухмыльнулся капитан и перешел ко второму куплету, затем – к третьему.

Грязнуля только осклабился. От выпитого рома у него закружилась голова.

– Эгей, Грязнули, вот теперь мы плыть куда надо, это я тебе точный говорить! – вскричал капитан, и, словно бы для того чтобы подтвердить справедливость этих слов, он спел еще один куплет – тот, что не пел для молодых подопечных лорда Эмпстера. Растягивая меха гармоники во всю длину, морской волк снова подумал о славе, ожидавшей его в конце этого, быть может, последнего, но уж точно самого великого из его странствий.

А Эмпстер думал, что ему удастся обвести вокруг пальца старого Фариса Порло!

 
Ах, синий быть кристалл, его давно терять.
А где теперь кристалл волшебный тот искать?
Не тайны ли морей в себе кристалл таить?
А кто, скажите, знать, где камень тот добыть?
 
 
Йо-хо-хо, йо-хо-хи, нелегка, нелегка
Йо-хо-хо, йо-хо-хи, жизнь-судьба моряка!
 

Капитан пел и пел, а ром лился и лился рекой. «Катаэйн» плыла по волнам темного моря. Корабль держал курс к островам царства Венайя.

Деа вновь взошел по ступеням белесой лестницы. В последние ночи Симонид оставался на ночь в покоях принца. Как принц ни любил старика, он с превеликим трудом дожидался мгновения, когда тот заснет.

Какое облегчение юноша испытывал, когда наконец мог выскользнуть из своих покоев на веранду! Волнение переполняло грудь Деа, как только над ним смыкались кроны деревьев в висячем саду. Он блаженно вдыхал ароматы жасмина и джавандры, сирени и нарциссов. Но вот он увидел хрупкий, колеблющийся силуэт на другом краю широкого газона. Деа, словно происходил священный ритуал, произнес заветные слова:

– Ты настоящий, Таль?

И с огромной радостью выслушал ответ:

– Конечно же, я настоящий, Деа.

– Но ты прозрачен, я вижу сквозь тебя.

– Друг, от этого я не менее настоящий. – Таль взмыл вверх, пролетел сквозь ствол дерева. – Разве тебе не хочется стать таким, как я? Разве то вещество, из которого я состою, не лучше скучной, тяжелой плоти, из которой состоишь ты? Друг, подумай, как мы могли бы смеяться, как могли бы играть, если бы оба были такими, как я. Подумай об этом, друг!

– Но Таль, я должен жениться! Я должен стать мужчиной!

Таль рассмеялся.

– Друг, ты никогда не женишься!

– Никогда, Таль? Ты точно знаешь?

– Как же ты можешь жениться, если мы с тобой должны играть?

С этими словами Таль улыбнулся и полетел прочь, словно спрут в воде, а его высокий, худощавый друг рассмеялся и бросился следом за ним. Как весело они резвились посреди темных рощ и гротов, между изгородей и на просторных газонах. Они танцевали, догоняли друг дружку, вертелись и крутились, кувыркались и хохотали, озаренные луной! И как грустно стало Деа, когда Таль сказал, что ему пора уходить!

– Возвращайся, Деа, – сказал юноша-призрак. – Приходи завтра ночью, и мы снова будем играть.

– Ты будешь здесь, Таль?

– Я всегда буду здесь, Деа, а скоро, очень скоро и ты будешь здесь. Мы навсегда останемся юными, Деа, и тогда никто не найдет нас и никто не сможет причинить нам зла.

Деа, обхватив себя руками, спустился по лестнице, мечтая только о том, чтобы поскорее свершилась его прекрасная судьба.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю