Текст книги "Тайные архивы русских масонов"
Автор книги: Тира Соколовская
Соавторы: Дарья Лотарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)
Тайные архивы русских масонов
Т.О. Соколовская, Д.Д. Лотарева
Д. Лотарева
ВВЕДЕНИЕ
Сегодня история российского масонства XVIII–XX вв. вызывает большой интерес в среде историков, филологов, культурологов и просто любителей истории. И это вполне объяснимо – ведь неофициальный запрет на исследование этой бесспорно увлекательнейшей темы сохранялся более пятидесяти лет.
В последнее время тема масонства стала вновь актуальной. Для одних это тема серьезного исследования, для других – возможность политических спекуляций, ведь в обществе бытуют в основном мифологизированные представления об этой организации. Ореол таинственности, особая активность семиотического пространства, строго иерархическая структура организации и сложная обрядность, свойственная масонам, делают сюжет исследования почти детективным.
Однако необходимо сказать, что большая часть академических работ по истории российского масонства на русском языке была создана до 1917 г. (за исключением работ А.И. Серкова, созданных в последнее десятилетие). К сожалению, современные издания по масонству чаще всего имеют ярко выраженную идеологическую окраску черносотенного толка, либо относятся к околонаучной «оккультистской» литературе. Имеется явный недостаток в документально обоснованных научных исследованиях, к каковым, безусловно, можно отнести книги и статьи Т.О. Соколовской, переиздание которых (с 1999 г.) было предпринято Государственной публичной исторической библиотекой.
* * *
Тира Оттовна Соколовская (1888–1942) происходила из семьи выходцев из Швеции (дед ее носил фамилию Оберг), чем и объясняется ее необычное имя.
Призванием Т.О. Соколовской стали научные занятия, которым она посвятила всю свою жизнь.
Первоначально, во время учебы в Археологическом институте, она увлеклась древними цивилизациями. Результатом работы стала опубликованная в 1904 г. в Петербурге брошюра «Микенская керамика. Форма и орнамент сосудов микенского типа».
Российской историей Тира Оттовна начала заниматься, участвуя в семинаре А.В. Семеки на Историко-филологическом факультете Екатерининского института. Вскоре под влиянием своего мужа, Михаила Константиновича Соколовского{1}, она нашла, наконец, «свою» тему – масонство XVIII–XIX вв., – которую разрабатывала с вдохновением и преданностью, присущими настоящему ученому.
Пик творческой активности и известности исследовательницы падает на 1910-е годы. Ее перу принадлежит несколько монографий и более сорока статей, посвященных истории, обрядности, философии вольных каменщиков, опубликованных в это время в журналах «Русская Старина», «Русский Архив», «Море»{2}. Кроме этого, Т.О. Соколовская много выступает с докладами и участвует в организации выставок, освещающих историю российского и зарубежного масонства{3}.
В письме к Н.О. Лернеру{4} исследовательница так сообщала о своих «регалиях»: «Член Совета и секретарь императорского общества ревнителей истории. Член Комитета и ученый секретарь императорского музея Великой Войны. Член Петроградского и Московского Императорских археологических институтов. Член Витебской, Курской, Оренбургской, Орловской, Пермской, Полтавской, Саратовской, Симбирской, Ставропольской, Тамбовской, Тверской губернских ученых архивных комиссий и Новгородского Общества Любителей древности».
В 1915 г. Тира Оттовна заведовала литературным отделом выставки, посвященной войне и открытой в Главном Адмиралтействе. В 1916 г. она – член комитета выставки английских военных плакатов в Академии художеств. Выставочная работа не прекращалась для Соколовских и после революции.
После Октября 1917 г. Соколовские, оставшиеся в Советской России, продолжали свою активную исследовательскую и популяризаторскую деятельность. В 1920 г. Тира Оттовна, в совершенстве владевшая французским, немецким и шведским языками, была переводчицей на выставке Красной армии и флота, открытой для II съезда III Интернационала{5}. До 1926 г. существовал музей при Обществе ревнителей истории, где М.К. Соколовский продолжал оставаться председателем, а Т.О. Соколовская – ученым хранителем. С 1920 г. Тира Оттовна и Михаил Константинович получали золотое обеспечение и «ученый» паек.
Но довольно быстро условия их жизни, как частной, так и научной, стали очень тяжелыми. Хоть Соколовские и уцелели в то бурное время, но пути в научные учреждения были для них закрыты в связи с кадровыми чистками 1929 г. «Масонская» и «дворянськая» темы не приветствовались в советских исторических кругах. В 1935 г. Центральный (ныне Государственный) Литературный музей приобрел коллекцию редчайших масонских предметов, принадлежавшую Т.О. и М.К. Соколовским. Вероятно, расстаться с коллекцией супругов заставила только крайность: «Не задержите денег: жена очень больна!» – писал Михаил Константинович директору Литмузея В.Д. Бонч-Бруевичу{6}.
Об отчаянном материальном положении Соколовских в 1930-е гг. свидетельствует также пьеса Тиры Оттовны «Закрепощенная женщина», написанная к 20-й годовщине революции в качестве «подношения» Сталину, и ее письмо к «вождю», в котором она характеризует себя как «непартийного большевика»{7}. Обращение это не имело последствий – ни дурных, ни хороших… Исследователи практически не имели возможности продолжать свою деятельность.
Т.О. Соколовская и ее муж погибли в Ленинграде во время блокады.
* * *
Как уже отмечалось, тема масонства вызывает сегодня массу кривотолков, поэтому не утратившие актуальности труды Т.О. Соколовской, выполненные на высоком научном уровне, представляются прекрасным материалом для переиздания.
Создавая их, исследовательница имела в виду прежде всего просветительские цели. Монографии и статьи написаны живым языком, богато иллюстрированы. Эмоциональность, образность являются неотъемлемыми чертами стиля Т.О. Соколовской{8}. Удивительным образом она умела собрать разрозненные сведения в яркую картину, свидетельством чего являются такие ее работы, как «В масонских ложах (1817–1822)», повествующая о реальной жизни человека в масонстве, или «Русское масонство и его обряды. Ложа Северной Звезды в Вологде», увлекательно повествующая о церемониале открытия ложи.
В то же время Тира Оттовна очень трезво оценивала масонство как культурное и социальное явление, не преуменьшая, но и не переоценивая его положительные и отрицательные стороны и степень влияния на жизнь людей. Ее позиция относительно деятельности вольных каменщиков, как правило, либо нейтральна, либо положительна, что является необходимым условием для беспристрастной оценки любого явления.
Все произведения Т.О. Соколовской основаны на подлинных фактах, отраженных в архивных материалах. Автор не устает разъяснять самые разные аспекты истории, философии, символики, обрядности масонов, «работавших» в России. Очень часто она публикует и комментирует важнейшие документы лож, их переписку, списки членов, что создает полноценное и многоаспектное представление о таком сложном явлении, как масонство. В целом можно сказать, что работы Т.О. Соколовской сочетают в себе «позитивистский» и «культуроведческий» подходы, и именно поэтому их переиздание так актуально сегодня. В первую очередь это относится к монографии Т.О. Соколовской «Русское масонство и его значение в истории общественного движения (XVIII и первая четверть XIX в.)».
Как уже было отмечено, большинство работ, созданных исследовательницей, представляют собой статьи и публикации документов с комментариями. Поэтому монография является наиболее полным отражением взглядов Т.О. Соколовской на российское масонство. В книге содержится большое количество фактов, переработанных таким образом, что складывается стройная картина, описывающая основные идейные понятия братства, составляющие самую суть и движущую силу масонского движения.
Книга Т.О. Соколовской «Капитул Феникса», в отличие от других работ Тиры Оттовны, касающихся жизни масонских лож и различных объединений, целиком посвящена истории одной, но очень важной «мастерской» российских вольных каменщиков. Речь идет о «блистательном» Капитуле Феникса, возглавлявшем с 1778 г. ложи, работавшие в России по «шведской системе».
К моменту написания монографии (1916 г.) подробных исследований о Капитуле практически не существовало. Думается, что секретный характер его работ, интрига возникновения Капитула Феникса и привлекли автора, заставив вынести в подзаголовок слова: «Высшее тайное масонское правление в России».
Создание Капитула явилось важным, но не единственным событием в жизни российских братьев второй половины XVIII в. В это время они искали и открывали для себя самые разнообразные масонские «системы» и выбирали те, что соответствовали их представлениям об истине и благе. В 1760—1770-х гг. в России распространились так называемые «рыцарские системы», отличавшиеся пышными ритуалами, благотворительной деятельностью, а главное, строгой и сложной иерархией.
Самый яркий период истории российского масонского «рыцарства» начался в 1776 г., когда в Швеции был посвящен в высшие степени кн. Александр Борисович Куракин. С этого момента в России стали возникать ложи, работавшие по «шведской» системе, их членами становились люди, составлявшие цвет и славу российского дворянства. Но лишь немногие из них знали о существовании стоявшего во главе объединения тайного Капитула Феникса.
По уставу «рыцарских» лож, Капитул Феникса, а с ним и все открытые по «шведскому обряду» российские ложи подчинялись Великому Стокгольмскому Капитулу и его главе, герцогу Зюдерманландскому. Все это в комплексе с тайной иерархией и связями с опальным Павлом Петровичем предопределило судьбу этих лож. Гонения, последовавшие со стороны Екатерины Второй, вынудили братьев еще более сгустить завесу тайны над своей деятельностью. Возродился Капитул значительно позже, в царствование Александра Первого.
Реконструкция деятельности «Высшего тайного масонского правления в России» является бесспорной заслугой Т.О. Соколовской, которая без устали собирала сведения о нем в различных государственных и личных архивах. В трех главах своей монографии она очень подробно рассказывает об особенностях «шведской системы», о ее сложных и ярких обрядах, о духе ее «рыцарского» учения, дает выразительнейшие характеристики братьям – основателям лож. Прекрасный стиль и образность изложения сделают книгу не только полезным, но и занимательным чтением для самого широкого круга читателей.
Автор приносит благодарность Н.А. Марченко и А.С. Серкову за предоставленные сведения о Т.О. Соколовской.
Т. СОКОЛОВСКАЯ
РУССКОЕ МАСОНСТВО И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ В ИСТОРИИ ОБЩЕСТВЕННОГО ДВИЖЕНИЯ
(XVIII и первая четверть XIX столетия)
Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме.
1-е послание Иоанна Богослова, 2:9
В настоящей книге изложен исторический очерк русского масонства, поскольку оно отразилось в истории русского общественного движения. Многие стороны масонства ввиду этого намеренно оставлены без рассмотрения. Так, не рассмотрены: связь русского масонства с заграничным; история масонских систем и отдельных лож; подробности ритуала, мистической и филантропической деятельности, масонских законоположений, внутренней жизни лож и пр., требующие самостоятельного исследования. Для сжатости очерка масонство XVIII века рассмотрено совместно с масонством XIX века, хотя между ними и существует значительная разница.
Очерк составлен мною главным образом по архивным материалам, причем обращено особое внимание на соблюдение возможно полной объективности. В заключение считаю долгом выразить глубокую признательность: многоуважаемому профессору Василию Ивановичу Семевскому, с редкою отзывчивостью давшему мне ряд указаний, и тем архивариусам, любезностью которых мне пришлось пользоваться при моих работах в рукописных отделениях Императорской Публичной библиотеки и Московского Румянцевского музея и в архивах: Государственном, Общества любителей древней письменности, Ревельского провинциального музея, Главного военно-судного управления, Морского министерства и Юрьевского университета.
ГЛАВА I
Если б когда-либо возможно было ввести во внутренность ордена Государей, смотрящих еще и поныне на него с опасной стороны, и предложить им в величайшей ясности все благодетельные, великодушные, благородные и человекодружественные планы и начертания для блага рода человеческого, то, без сомнения, соединились бы они толико же ревностными покровителями оных, как и столь многие дорогие и просвещенные государи, которые, знакомы будучи и с внутренностью ордена, становятся нашими предводителями и самым действующим образом споспешествуют всем полезным для человечества начертаниям. Может быть, близка уже сия благополучная эпоха; наступит она без сомнения; ибо невероятно, чтоб вечно пребыло сокрыто во мраке учреждение, управляемое здравым рассудком, делающее человеков добродетельными и купно счастливыми.
Магазин свободно-каменщический. 1784 г. Т. 1, ч. 1, предуведомление, 26–27
В Россию свет масонства проник, по преданию, при Петре Великом; документальные же свидетельства о существовании русских масонских лож относятся лишь к 1 731 г. Вскоре затем, в 1747 г.[1]1
Летописи русской литер, и древн., т. IV, отд. III, 51–52.
[Закрыть], было произведено первое правительственное расследование о сущности и цели масонского учения, когда, по повелению императрицы Елизаветы, А.И. Шуваловым был допрошен вернувшийся из-за границы граф Николай Головин о том, что заключают в себе масонские уставы и кто в ордене состоит. Ответы и разъяснения Головина, получившего наказ впредь быть скромнее, не внесли, по-видимому, полного успокоения в правительственные сферы. В конце пятидесятых годов XVIII века[2]2
Летоп. Русской лит. и древн., т. IV, отд. III, стр. 49–51.
[Закрыть] о русском масонстве было произведено новое пространное исследование через Михаила Олсуфьева, который весьма ревностно отнесся к своей задаче и даже самолично присутствовал на масонских собраниях. Олсуфьев представил реестр «гран-метрам и масонам» и описания убранства ложи и действий во время собраний и доносил, что, по словам самих масонов, их сообщество «ничто иное есть, как ключ дружелюбия и братства, которое бессмертно во веки пребыть имеет», но что на самом деле, по личному наблюдению расследователя, масонские действия и их обряды совершенно непонятны и безрассудны. В царствование Елизаветы духовные лица (например, проповедник при императорском дворе Гедеон Криновский) уже стали обличать своими проповедями людей «нрава и ума эпикурейского и фреймасонского». Таким образом, время Елизаветы не было вполне безмятежным для русского масонства, и Бебер[3]3
Handb. D. Freimaurerei. Изд. 2,1863–1867 гг.; III, 612–613. Финдель, Истор. франкмас., 1,307. Бебер в орден вступил в 1776 г., в 1779 г. был секретарем старой провинциальной или национальной ложи шведской системы. По возобновлении лож в XIX веке, образовался первый союз трех лож – Александра, Елизаветы и Петра, по шведской системе, и была открыта управляющая или директориальная ложа под управлением Бебера. До 1814 г. Бебер носил звание гроссмейстера Великой директориальной ложи. Он был сторонником систем с высшими степенями.
[Закрыть], сообщавший сведения о русском масонстве в веймарнскую ложу Амалии, отмечает, что под скипетром дочери Петра масоны не наслаждались златыми днями спокойствия и тишины и что они «так опасались за себя и за свое хорошее дело, что собирались только изредка и совершенно втихомолку, и не в обыкновенном помещении, а иногда даже на чердаке отдаленного дома».
Петр III выказывал масонам благорасположение, выразившееся даже в даре для масонской ложи дома. По иностранным источникам, он сам был масоном, в чем и не было бы ничего удивительного, так как Петр III до мелочей подражал Фридриху II и, очевидно, не оставил бы без внимания такого важного обстоятельства в жизни последнего, как явная принадлежность прусского короля к масонству. След причастности Петра III к масонству находится еще в приказании, последовавшем в первые дни воцарения Екатерины II, допросить Волкова о том, кто состоял членами ораниенбаумской ложи при бывшем государе[4]4
П. Пекарский. Дополн. к истор. мае., 5.
[Закрыть].
Екатерина II до восьмидесятых годов не предпринимала никаких репрессивных мер по отношению к масонству, хотя ей и пришлось встретиться с названием «масон» в деле Мировича, что не могло не привлечь особого ее внимания: единственный сообщник Мировича, Аполлон Ушаков, был масон. Лишь с 1780 г., когда издана была императрицею первая сатира на масонство, оно стало подвергаться гонению, которое, обостряясь все более и более, окончилось разорением масонских лож в 1786 г. «Воздвиглась мрачная негодования туча и на всю братию, особливо на собор московский, гром запрещения тайных собраний испустила», – писал по этому поводу известный масон Елагин[5]5
Иван Перфильевич Елагин, сенатор и царедворец императрицы Екатерины, родился в 1725 г. и в масонский орден вступил, по собственному признанию, с самых юных лет. Он был типичным масоном – искателем истинного масонства. С 1772 г. Елагин занимал должность великого провинциального мастера петербургской провинциальной ложи. Существовала особая масонская система имени Елагина, являвшаяся весьма близкой к старым традициям масонства. Об Елагине и его системе: статья А.Н. Пыпина (Вест. Евр., 1868 г. III, 546–589 и IV, 167–222);Kloss, Gesch. derFreim. in Engl., 197.
[Закрыть]. Последовательно целый ряд репрессивных мер был направлен главным образом против деятельности московских масонов, составлявших так называемый новиковский кружок. В 1785 г. было повелено главнокомандующему в Москве Брюсу составить роспись новиков-ским изданиям; рассмотрение же их было поручено московскому митрополиту Платону; кроме того, последний обязывался испытать самого Новикова «в законе Божием». Указом 23 января 1786 г. было предписано объявить Новикову, что типография существует для печатания книг полезных, а не «наполненных новым расколом для обмана и уловления невежд»; вместе с тем было повелено учинить надзор за школами, устроенными масонами, и произвести осмотр московской больницы, ими же заведенной. В это время императрица написала три комедии против масонов: «Обманщик», «Обольщенный» и «Шаман Сибирский». В 1787 г. вышло распоряжение отобрать все книги, находящиеся в продаже, «до святости касающиеся» и напечатанные не в синодальной типографии; огромное количество таких книг выпускал именно новиковский кружок. В 1788 г. императрицею было запрещено возобновление аренды Новиковым на университетскую типографию. Наконец, указом 1 мая 1792 г. Новиков был предан «законному осуждению на основании учреждения». Явного суда не последовало, следствие велось тайно, и дело окончилось заточением Николая Ивановича Новикова в Шлиссельбургскую крепость на пятнадцать лет; рассеяны были прочие члены его кружка, а книги сожжены рукой палача. В 1794 г. был заключен в Шлиссельбургскую крепость и другой масон, борец и фанатик идеи, поручик Федор Кречетов.
На Павла I масоны возлагали большие упования. Еще в бытность его наследником масоны употребили все возможные средства для приобретения его симпатии к своему братству. Лица, окружавшие цесаревича Павла, слыли чуть ли не поголовно масонами, и его воспитатель Панин в масонских стихах воспевается как счастливый старец, которому удалось ввести царское сердце в братство. Князя Куракина Шеш-ковский называет «инструментом» к приведению великого князя в братство. В целях пропаганды масоны чрез посредство архитектора Баженова пересылали цесаревичу масонские книги. Когда же при следствии над кружком Новикова была обнаружена записка Баженова об отношениях Павла Петровича к масонам и императрица письменно запросила об этом великого князя, она получила от него в ответ записку, где им резко отрицалась какая-либо его связь с масонством и все дело выставлялось последствием вымысла. Любопытно, что в числе лиц, осыпанных милостями при восшествии на престол Павла Петровича, находился и виновник докучного «вымысла»: 8 ноября 1796 г. коллежский асессор архитектор Василий Баженов был произведен прямо в действительные статские советники; вскоре он был награжден имениями, а в 1799 г. назначен вице-президентом Академии художеств[6]6
Сенатский Архив; стр. 2, 23, 82, 502.
[Закрыть]. «Инструмент» же Куракин тоже осыпается царскими милостями. Не забыты были государем и другие впавшие в опалу масоны Новиковского кружка, а между тем императору Павлу не мог быть неизвестным «зловредный умысел» сих «государственных преступников уловить» его в орден. Допрошенные Лопухин, Тургенев, Трубецкой даже не отрицали желания видеть в ордене великого князя, а Трубецкой откровенно признал на допросе: «Покойный Шварц предлагал нам, чтобы известную особу сделать великим мастером в масонстве в России, а я перед Богом скажу, что, предполагая, что сия особа в чужих краях принята в масоны, согласовался на оное из единого того, чтобы иметь покровителя в оном»[7]7
Профессор Московского университета Иван Григорьевич Шварц по поручению московских масонов ездил за границу для устройства самостоятельного существования русского масонства, в чем он и успел: на Вильгельмсбадском конвенте Россия была признана восьмою провинциею ордена. Шварц основал орден златорозового креста в Москве. Главная заслуга Шварца заключается, однако, не в этих масонских административных хлопотах, а в деятельном и неутомимом участии на пользу просвещения. Подробности изложены в труде Лонгинова: «Новиков и московские мартинисты» (Москва, 1867 г.). Духовным завещанием все свое имение Шварц предоставил не своим родственникам, а дружескому ученому обществу.
[Закрыть]. Причастность цесаревича Павла к масонству признавалась тогдашней ходячей молвой; толки расходились лишьв указаниях на время и место, где состоялось это посвящение в масонство. По случаю вступления Павла Петровича за границею в орден, состоявшегося или только предполагавшегося, был составлен особый пролог[8]8
В 1776 г. была за границей издана брошюра неким Le-Bauld de Nans, озаглавленная Prologue pour la reception de S. Altesse Imperiale M-r le Gr. Due de Russie к Friedrichsfelde, le 6 aout 1776.
[Закрыть]. Как бы то ни было, первые шаги Павла по вступлении на престол были полны милости по отношению к масонам. Новиков был тотчас же освобожден из крепости[9]9
Карамзин в своей записке от 20 декабря 1818 г., между прочим, писал: «Император Павел в самый первый день своего восшествия на престол освободил Новикова, сидевшего около четырех лет в душной темнице, призвал его к себе в кабинет, обещал ему свою милость как невинному страдальцу и приказал возвратить конфискованное имение, т. е. остальные несожженные книги».
[Закрыть]. После коронации в Москве у Павла I даже явилась мысль об открытии масонских лож, для чего были собраны влиятельнейшие масоны, но они просили с открытием лож повременить; Павел, как говорят, обошелся с масонами весьма любезно, каждому подал руку и сказал[10]10
Финдель. II, 113. Reinbeck, Fluchtige Bemerkungen auf einer Reise nach Moskau imjahre 1805.
[Закрыть]: «В случае надобности пишите ко мне просто, по-братски и без всяких комплиментов». Однако розовые масонские мечты и надежды найти в Павле своего покровителя должны были вскоре поблекнуть: в 1799 г. последовало запрещение масонских лож. Такое изменение во взглядах государя, ранее относившегося к масонству доброжелательно, вполне объясняется его неровным, порывистым, увлекающимся характером. Но Ростопчин причину этой реакции, причину этой перемены в направлении правительственного взгляда приписывает себе: он, дескать, доложил государю, что масоны – опасные люди, что они хороши для наследника престола, а не для самого императора, что они замышляли даже убийство Екатерины II, причем метали между собою жребий на этот террористический акт и жребий пал на Лопухина[11]11
Pyc. Apx., 1875, III, 75. Записка о мартинистах, представленная в 1811 г. графом Ростопчиным великой княгине Екатерине Павловне.
[Закрыть].
Запрещение лож было повторено Александром I в 1802 г., но уже с 1803 г. число масонских лож растет с большой быстротой. В этом именно году, по иностранным источникам, передающим слова флигель-адъютанта Брозина[12]12
Acta Latomorum, 1,218.
[Закрыть], происходила аудиенция известнейшего масона Бебера у государя. Между ними происходил продолжительный разговор, во время которого Бебер изложил сущность масонского учения и испрашивал отмены запрещения масонства в России. Государь, убежденный Бебером, якобы отвечал: «То, что вы мне говорите об этом обществе, меня вынуждает не только оказать ему покровительство, но даже просить о принятии меня в число масонов; полагаете ли вы, что это возможно?» – «Государь, – сказал на это Бебер, – сам я не могу дать вам ответ, но я соберу всех масонов столицы, чтобы им объявить о вашем намерении, и я убежден, что они поспешат пойти навстречу вашим желаниям». По выражению Брозина, ни один русский масон того времени не забыл этих знаменательных слов государя, который будто и был вскоре посвящен в масоны. Как бы то ни было, с этого времени масонские ложи, повторяю, стали размножаться в России.
В Александре I масоны видели в продолжение долгих лет своего покровителя, своего единомышленника, исполненного, собственно говоря, масонскими заветами. Даже не важно, был ли Александр фактически принят в масоны, подвязывался ли ему масонский фартук, посещал ли он масонские ложи. Это вопрос второстепенный. Важно, что Александр, искавший мятежной душой исхода своему нравственному чувству, вечно колеблющийся, представлявший тип ищущего, пристававший то к одной секте, то к другой, был долгое время масоном по духу. Он многие годы не запрещал масонских собраний, не преследовал масонов как религиозных еретиков или политических заговорщиков. И масоны видели поэтому в Александре оплот своему ордену, залог его безмятежного существования и даже процветания; они видели в нем правителя, радевшего о благе подданных. Слагая приветственные песни в честь Александра I, масоны всякий раз, воздавая ему хвалу, вспоминали об его гражданских добродетелях; они подчеркивали, что он – «страж блага, миротворец»; они воспевали его не только за то, что он царь, но за то, что он – «царь и вместе человек»: «он – блага подданных рачитель, он – царь и вместе человек». В масонских ложах ставился иногда портрет государя. 24 августа 1819 г. варшавская масонская ложа извещала виленскую ложу Славянского орла о постановке в ней портрета государя. Та же ложа препровождала в виленскую ложу Доброго пастыря экземпляр песни, составленной по поводу этой постановки портрета. Варшавский великий восток 12 декабря 1818 г. обнадеживал литовскую провинциальную ложу, которая только что получила от петербургской ложи извещение о нежелании входить с нею в соглашения, в покровительстве государя как сочлена[13]13
«Рус. Стар.», 1907, март, 545–546.
[Закрыть]. В письме[14]14
Этого письма я не видела в подлиннике, но содержание его изложено в деле о судившемся за масонство майоре Королевском в 1827 г. (Арх. Глав, воен. – суд. управл.). Письмо носит дату 12 декабря 1819 г. Определить тождественность этого письма с указанным выше, к сожалению, невозможно.
[Закрыть], «пущенном» за подписью графа Платера от великой варшавской ложи в великую виленскую ложу, рассеивается опасение последней о закрытии правительством литовских лож, с уверением, что этого не может случиться в царствование Александра I и с советом в случае, если «паче чаяния таковое запрещение последует, не противиться силе, прекратить на время работы и, ожидая благоприятнейших времен, сохранить масонство в своем сердце, оставаться между собою в связи». Масонская муза еще в 1821 г. влагает в уста императора Александра такое двустишие: «Вас не постигнет участь слезна, от прежних бед – я вам оплот!»
Жизнь показала, однако, что эти слова звучат самой горькой иронией и что именно император Александр I официально запретил в России свободнокаменщическое учение.
Обращаясь к документам, касающимся разрешения правительством при Александре I масонства, прежде всего остановлюсь на ответах на вопросные пункты инструкции, данной Вибелю из Германии в 1818 г. На запрос немецкого масона русские масоны отвечали, что здание масонства возобновлено и терпимо в России с 1809 г.[15]15
Инструкция с черновыми ответами, в двух экземплярах, хранится в Московском Румянцевском музее. Она частью напечатана Ешевс-ким (Сочинения, т. III, 456–457) и Пыпиным (Матер, для истор. мае., Вести. Евр., 1872, июль, 244–253).
[Закрыть] Далее, согласно секретному отношению министра внутренних дел к начальнику главного штаба его императорского величества от 9 января 1826 г. за № 13[16]16
Военно-ученый архив. Напечатано мною в «Рус. Стар.», 1907, февр., 344–346.
[Закрыть], масонские ложи, начавшие устанавливаться в Петербурге и других губерниях с 1804 г., «были просто терпимы, но правительство не распространяло на них никакого посредственного или непосредственного влияния»; в 1810 г. вновь назначенный министр полиции Балашов «пригласил к себе начальников масонских обществ и, предначертав им некоторые в руководство правила, объявил повеление доставлять в министерство полиции ежемесячные отчеты о всем происходящем в собраниях их, которые сам несколько раз посещал»; этот порядок не изменился и при следующем министре полиции, Вязьмитинове, который по временам докладывал государю о масонских ложах, «постоянно уклонялся от всякого непосредственного влияния на управлявших ложами и не входил ни в какое письменное с ними сношение». По слиянии воедино министерств полиции и внутренних дел, новый министр Кочубей объявил тогдашнему великому мастеру директориальной ложи Беберу, что «правительство не требует никакого отчета в распоряжениях, но тогда лишь будет вмешиваться в дела обществ масонских», когда они, не сохранив уважения к тому, что относится к святости религии и к точному исполнению законов, и уклонившись от строгих обязанностей нравственности и гражданского благочиния, «обратят на себя справедливое преследование». Так писал министр внутренних дел В. Ланской. В 1815 г., при возникших в масонстве несогласиях, последствием чего явилось учреждение новой великой управляющей ложи (Астреи), на новых основаниях, приверженцы прежних установлений противились уничтожению существовавшей до того времени управляющей ложи: «принимая во внимание, – значится в протоколе великой директориаль-ной ложи, – что закрытие этой великой мастерской может быть постановлено только нашим августейшим государем, который ее уполномочил (a autorise), и что ложи, оставшиеся верными обряду, который известен этому великодушному императору, не могут выбрать более совершенного устроителя их трудов, чем эта масонская власть», братья порешили возобновить деятельность великой ложи и выбрать должностных лиц. Репрессии начались постепенно и издали. Выше было изложено, что с 1810 г. масонские ложи обязывались доставлять сведения о своей деятельности в министерство, хотя в 1816 г. Александр I при испрошении у него позволения на открытие новой ложи отозвался, что формального разрешения он не дает, но смотрит на все это дело сквозь пальцы[17]17
По словам декабриста Штейнгеля (Декабристы фон Визин, кн. Оболенский и бар. Штейнгель, изд. Пирожкова, с. 396–397) один содержатель косметического магазина в Москве, по приезде туда государя, подал просьбу военному губернатору о разрешении ознаменовать день 30 августа открытием ложи; государь, по докладе ему этой просьбы, отозвался: «Я формального позволения на это не даю, у меня в Петербурге на это смотрят так (государь взглянул сквозь пальцы); впрочем, опыт удостоверил, что тут зла никакого нет, это совершенно от вас зависит». В биографии декабриста фон Визина слова государя несколько варьируются; государь будто бы сказал; «я не даю явного позволения, но смотрю сквозь пальцы; опытом дознано, что в них нет ничего вредного, и потому предоставляю на твою волю» (ib. 15). В записке, писанной Штейнгелем государю 11 января 1826 г., изложено: в 1816 г. 30 августа, в Москве, открыта была ложа с Высочайшего соизволения; государь изволил сказать графу Тормасову: «Я не даю явного позволения, но смотрю сквозь пальцы; опытом дознано, что в них ничего нет вредного, а потому предоставляю на твою волю». (Бороздин. Из писем и показаний декабристов. Критика современного состояния России и планы будущего устройства, стр. 67.)
[Закрыть]. В 1820 г. государь относился к масонам уже с явною недоверчивостью; так, фон Визин не был назначен губернатором только оттого, что был масоном[18]18
21 декабря 1820 г. кн. Волконский писал Закревскому, что отмеченный в рапорте о приезжающих в Петербург, фон Визин имел намерение просить место губернатора; государь отозвался об этом, что он «полагает его весьма способным к сей должности, но вместе с тем объявил, что он известен за весьма большого масона, о чем и сожалеет» (Сб. Имп. Рус. Ист. Общ., LXXIII, 54).
[Закрыть].7/19 ноября 1820 г. кн. П.М. Волконский, бывший с государем в Троппау, вскоре после известной семеновской истории писал И.В. Васильчикову: «С некоторого времени государь замечает, что много офицеров разных полков ездят в Кронштадт; так как там существует масонская ложа, вновь устроенная, то весьма может быть, что, будучи под присмотром в Петербурге, не ездят ли они туда, чтобы участвовать в заседаниях без всякого стеснения»[19]19
Рус. Арх., 1875, III, 53–54.
[Закрыть]. 13 июня 1821 г. тот же Волконский передавал Васильчикову повеление государя навести секретные справки по поводу поездки Эллизена в Торопец на воды, «действительно ли он поехал по этой причине и не остался ли он в самом То-ропце под какими-либо предлогами; так как кавалергарды также там находятся, то велите наблюдать, нет ли сношений между ними»[20]20
lb., 96.
[Закрыть]. В 1821 г. последовало запрещение печатания масонских песен. В этом году, 29 июня, кн. А.Н. Голицын сообщал[21]21
«Рус. Стар.», 1901, авг., 426.
[Закрыть] управляющему министерством внутренних дел о последовавшем запрещении печатать «масонские песни и другие сочинения, как и произведения такого сословия, которое не имеет никакого явного характера и никакими открытыми постановлениями и правилами в государстве не дозволено к существованию»; вместе с тем повелевалось, чтобы цензурные комитеты не дозволяли «к напечатанию песен таковых и других сочинений, хотя бы на них и не означалось того, что они издаются от масонских обществ, коль скоро по содержанию их довольно приметно, что они принадлежат к сим обществам». Таким образом, накладывалось цензурное veto на масонскую литературу. В этом же году был избран великим мастером граф Мусин-Пушкин, который письменно уведомил об этом управляющего Министерством внутренних дел; граф Кочубей «о сем извещении доводил до сведения государя императора и, изготовя на основании вышеизложенных правил письменный ответ графу Мусину-Пушкину, испрашивал высочайшее разрешение; его императорскому величеству не угодно было, чтобы письменно о сем было объявлено»[22]22
«Рус. Стар.», 1907, февр., 345.
[Закрыть].
Следующий, 1822-й год был роковым для русских масонов. 1 августа 1822 г. последовал высочайший рескрипт на имя графа Кочубея о закрытии всех масонских лож в России. От него в свою очередь последовали письма великому мастеру великой ложи Астреи графу Мусину-Пушкину-Брюсу и наместному мастеру великой провинциальной ложи Ланскому[23]23
Текст этих писем приведен в «Русской Старине», а подлинник письма от 6 августа за № 565 на имя С.С. Ланского хранится в Румянцевском музее. «Рус. Стар.», 1877,1, 65—651.
[Закрыть]. Мотивом запрещения были выставлены «беспорядки и соблазны, возникшие в других государствах от существования разных тайных обществ», и желание государя, «дабы твердая преграда полагаема была ко всему, что ко вреду государства послужить может, и в особенности в такое время, когда, к несчастию, от умствований, ныне существующих, проистекают столь печальные в других краях последствия». Вместе с закрытием лож затребованы были подписки от масонов в обязательстве, что «они впредь ни под каким видом ни масонских, ни других тайных обществ, ни внутри империи, ни вне ее составлять не будут». Отдельные ведомства тоже стали отбирать подписки от служащих о непринадлежности к масонству. Так, военный министр предписанием от 17 августа 1822 г. за № 1507[24]24
Арх. шт. Войск гвардии и Петерб. воен. окр.
[Закрыть] к командующему гвардейским корпусом требовал, чтобы чинами корпуса были даны подобные подписки, присовокупляя: «Государь император надеется, что все г.г. военные чиновники поступят в сем случае с тем чистосердечием и праводушием, какие приличны воинам, знающим правила чести, и обратят свое внимание на то, что, учинив присягу его величеству, они уже не свободны дать какую-либо другую присягу». Это распоряжение должно было быть отданным не приказом по корпусу, т. е. не явно, а «особыми извещениями на имя командующих частями», т. е. более скрытным образом. Подписки отбирались весьма ревностно: отобрана была подписка даже от великого князя Михаила Павловича как командира бригады в 1 гвардейской пехотной дивизии.
