Текст книги "Смерть для бессмертных (СИ)"

Автор книги: Тимур Айтбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 6. Багоюзер

– Смерть императора – это тяжелейший удар для всех нас, – молвит мужчина, что стоит перед главными советниками Голденхэйвена посреди тронного зала. – Но куда тяжелее – потеря совсем еще молодой Эльзы, что была избрана императором в качестве его наследника. Но какой бы силы ни был траур… империи нельзя оставаться без правителя – пусть даже у нас больше и нет кандидата, что достоин занять трон по праву наследования…

– Вообще-то есть один! – вперед вышел весьма престарелый советник. Оратор молниеносно оценил эмблему, красующуюся на его груди. – Императрица. По закону… она должна занять трон.

– Да, верно… – мужчина кивнул. – Но разве кто-нибудь позволит сесть на трон той, что долгое время изменяла нашему императору с бывшим кардиналом, держала нашего правителя околдованным, а сама, со своим любовником, правила империей? В данный момент мне уже известно, где она прячется. И известно имя мужчины, с коим она связана супружескими узами. Теперь это некий малоизвестный граф.

– Вот же потаскуха, – заметил кто-то из толпы.

– И мы… позволим ей сесть на трон?

Реакция была той, что он и ожидал – присутствующие уже люто ненавидели ее.

– Хорошо! – вышел из толпы еще один мужчина. – Допустим, ее кандидатура отметается в связи с… недостойностью. Хорошо. Но кто тогда? Среди нас нет того, чья кандидатура была бы принята единогласна. Каждый будет тянуть одеяло на себя. Стою я здесь – и уже представляю свой старый, сморщенный зад на этом треклятом стуле! – рукой он показывает на трон. – Бьюсь от заклад, господа, что каждый из вас думает уже об этом! Мы так лишь развалим Империю, если каждый заберет себе свои войска и земли.

– Поделим империю! – заорал кто-то из толпы.

И прежде чем присутствующие начали ор, мужчина поднял руки, прося всех замолчать.

– Все вы, достопочтенные, одинаково велики и равны для того, чтобы занять престол. Но разве за нашу многолетнюю историю люди не показали себя ужасными и недальновидными, полными низменных пороков, правителями?

Волна недопонимания и громких перешептываний пронеслась по толпе.

– Не понял! – вышел вновь тот самый престарелый мужчина, что выступал вторым. – К чему ты ведешь, жрец? Чтобы на трон сел кто? Ежели не человек!

– Я веду к тому, чтобы избрать на роль правителя… Бога.

И тут зал наполнил раскат громоподобного смеха.

– А, ясненько! – вышел еще один советник. – Типа править будет Бог, а ты, как представитель церкви, вещать его волю?

– Нет, – отвечает верховный жрец, после чего медленно опускается на колени. – Явись, владыка Перегил, огненный Бог, что живет в недрах земли и на самом солнце! Используй тело мое, ибо служит оно лишь для исполнения воли твоей!

Несколько секунд ничего не происходит. В зале стоит такая тишина, что где-то в толпе даже раздается несколько сдержанных смешков.

– Умом тронулся, – комментирует кто-то.

И тело жреца покрывается огнем, ярким красным пламенем. Воспламеняются волосы и одежды. Распростирающий в разные стороны руки жрец теперь похож на распятого грешника, которых сжигали в последнее время на кострах во имя Перегила.

Советники отступают назад – и является он.

Уже не тот жрец, что стоял здесь мгновение назад – его тело словно лопнуло, и изнутри вышло это существо – тело которого покрыто языками пламени, в горящих красных одеждах. Вместо его волос – языки огня, устремляющиеся вверх.

– Я – Перегил, – произносит это существо, и никто не сомневается в истинности этих слов. – И вам удалось обратить на себя мое внимание. Чего вы… хотите?

Ответить никто не смеет – всех присутствующих сковал страх… и трепет пред высшим существом, словно давящим своей мощью и величием.

– Ни одного? Никто не смеет набраться смелости, и говорить от лика толпы?

Вперед шагнула молодая женщина. Она не была советницей, но пришла со жрецом. Он сказал, что так нужно. И даже предупредил ее, что, если потребуется, говорить придется ей. Тогда она ничего не поняла – но теперь понимает. Теперь она все понимает.

– Наш император мертв.

– Мне это известно, – безжизненным голосом, немного отрешенным, говорит Перегил.

– И его дочь тоже мертва.

– Эльза была недостойна того, чтобы править, вещая от моего имени. Она очернила меня, устроила публичные сожжения, якобы для укрепления веры ценой страха. Я лично послал своего послушника, чтобы лишить ее жизни.

– Мы хотим, – и молодая жрица опускается на колени, – чтобы Вы правили нами, заняли престол и вели нас. Указывали путь, как в древние времена, когда Боги правили людьми напрямую. Пришло время… возродить те обычаи.

– Все присутствующие… разделяют это желание?

Первыми, кто опустился на одно колено, стали старики. Вслед за ними, будто по инерции, ближайшие к ним. А затем и все прочие.

– Что ж, – произносит Перегил, мастерски делая такое лицо, словно соглашается на этот шаг нехотя, – да будет так…

***

– Лживый ублюдок, – произносит девочка лет девяти на вид, сидящая в позе лотоса с закрытыми глазами в нескольких сотнях миль от Голденхэйвена, в котором и происходили наблюдаемые ею события. Но теперь она открывает глаза и смотрит в пустоту перед собой. Ее окружают деревья, выстроившиеся в непроглядную лесную стену.

Несколько минут она так и сидит, не двигаясь, но уже с открытыми глазами, размышляя о том, как ей теперь поступить и что делать. План был… но очень уж ей не нравился. Но, кажется, теперь выбора нет. Ее последняя надежда в лице Эльзы, в голове которой она почти зародила зерно сомнения, теперь мертва. Возможно, как раз по ее милости… скорей всего.

И теперь она даже испытывала чувство вины за это.

– Трам-там-тара-рам, – пропела она и пробарабанила кончиками пальцев по своей коленке. Посидела еще немного, а затем снова закрыла глаза, чтобы найти кое-кого.

В голове почти вырисовался окончательный план действий. Ее последний план, ибо больше идей у нее не было.

***

Напавшие на торговый караван разбойники уже пожалели, что решили поживиться именно сегодня. Сильнее всех, пожалуй, жалел сейчас Кучубей, которому Бегриф только что размозжил левую ногу в области колена своим молотом.

Давненько Кучубей так не орал – с детства, наверное. По крайней мере, больше он вспомнить подобного эпизода не мог. В тот раз он отхватил от отца – ремнем с огроменной бляшкой. И все из-за того, что выпил какого-то зелья, после чего облевал родительскую постель. И даже сквозь алкогольную анестезию он помнил, как это было больно.

Сейчас, пожалуй, было больнее.

И боль усилилась, когда под молот попала его правая стопа.

Кучубей заорал еще сильнее.

– Что, членосос, думал, что сможешь грабануть этих милых торгашей и отджахать их телочек, да? – Бегриф произнес это, приблизившись к лицу Кучубея почти вплотную, но так тихо, чтобы его не услышали прочие члены его команды. Вряд ли Лиагель понравилось бы то, что он говорит. Да и Кириллу не надо это слушать. – А может, ты еще и лучницу хотел нашу отчухырдить?

– Никого не хотел я…

«Чухырдить», – хотел сказать Кучубей, но не успел. Он начал кричать так громко, что Бегрифу нужно было срочно заканчивать разговор – и потому он вновь ударил молотом. Прямо в лицо. Да с такой силой, что мозги разбойника разлетелись в разные стороны вместе с осколками его черепа.

– Вух! – громко вскрикнул Бегриф, а затем обернулся к остальным.

– Фаталити! – вскрикнул Кирилл и вытянул по направлению к Бегрифу кулак с оттопыренным большим пальцем. Что бы это ни значило, но Кирилл, кажется, был не против. И Бегриф облегченно вздохнул.

Прочих разбойников они связали между собой и привязали к дереву. Бегриф был за то, чтобы казнить их. Гелегост тоже разделял это желание, хотя и высказался, что лучше бы отправить их рабство – так от них еще будет хоть какая-то польза. Единственным, кто был более-менее против казни, был Кирилл. Лиагель, к всеобщему удивлению, тоже была за то, чтобы «казнить ублюдков».

– Серьезно? – переспрашивает ее Кирилл. – Я думал, ты как раз-таки захочешь их пощадить. Раньше ты…

– Раньше не было на нашем пути таких сволочей, – указывает она на них своим длинным тонким пальчиком. – Они хотели ограбить их, а затем убить. Убить всех. Забрать лишь детей, намереваясь продать их в рабство. Мальчиков – на верфи, а девочек – в бордели. Считаешь, что они достойны того, чтобы жить?

Кирилл несколько раз моргнул, а затем перевел взгляд на пленников.

– Отнюдь, – теперь он оборачивается к Бегрифу и Гелегосту. Кивает им. И отворачивается. Лиагель делает то же самое. И вздрагивает, когда слышит предсмертные крики.

***

– Убивать в бою – это одно, – говорит Кирилл, сидя у костра. Торговцы, коим очень повезло, что во время ограбления им попалась эта бравая четверка героев, с радостью поделились с ними и дровами, и кабанчиком, и заморским вином. – Но вот убивать безоружных, связанных…

– Ой да брось! – хлопнул по его плечу Гелегост, огроменный орк, секира которого лежала сейчас неподалеку, окрашенная кровью этих самых разбойников. – Убив их, мы спасли много больше!

Орк всегда говорил так громко и экспрессивно, словно находился на театральной сцене. И сейчас, в ночной тиши, его слова раздались словно гром. Сидевшие неподалеку торговцы все обернулись, словно по команде.

– Я это понимаю, – кивает Кирилл и чешет голову.

– Просто не думай об этом, – Лиагель была на удивление спокойна. – Это было не убийство, а казнь. Если не казнить таких, как они – мир падет.

Кивнув, Кирилл встает. Он почти ничего не съел.

– Нужно было хотя бы вернуть им оружие и сразить в честном поединке… а так… не правильно это было.

Сказав это, он ушел.

– Пойду прогуляюсь.

– Я его понимаю, – кивает Бегриф и отрывает зубами кусок мяса от отлично прожаренной кабаньей ножки. – Пусть проветрится. Только берегись волков!

Гелегост и Лиагель вопросительно смотрят на дворфа.

– Ну… тут водятся… волки, – и Бегриф снова возвращается к своей ножке. – Да.

Отошел молодой авантюрист не очень далеко.

Он не понимал, с чего вдруг на него напала подобная меланхолия, ведь убил он в этом мире уже стольких, что из-за этих шестерых казненных разбойников можно даже и не париться… но факт остается фактом – ему было не по себе.

Да и Лиагель почему-то стала какой-то жесткой. За эти месяцы, что они путешествуют вместе, она никогда не выказывала подобную жестокость.

Упав на траву, Кирилл прислонился спиной к широкому дереву и посмотрел на небо. Оно не отличалось от того, что было в его мире – те же звезды, та же луна. Никаких отличий. Возможно, созвездия здесь и другие, но он в них не разбирался.

– Паришься насчет того, что твоя девчонка была слишком жестокой? – слышит он тонкий голосок откуда-то позади. Кажется, это девочка. Одна из детей этих торговцев?

– Да… наверное, – кивает.

– Или тебя больше парит, что ты по этому поводу паришься сам?

Кирилл хмурится.

Медленно встает и обходит дерево вокруг. Ему кажется, что голос исходил по ту сторону дерева, но, обойдя его вокруг, он понимает, что ошибался.

– Прятки – одна из моих любимых игр. Знаешь, почему? – теперь голос исходит оттуда, где он только что сидел. – Я в них чемпион!

– Ты кто? Одна из детей тех торговцев?

– Я похожа на обычного ребенка? – и она звонко смеется. Только теперь смех раздается откуда-то издалека, из леса. – Сможешь поймать меня?

Он резко оборачивается, так как вопрос был задан словно ему в самый затылок. Он даже почувствовал, как теплый воздух от ее дыхания коснулся его шеи. Но позади – никого.

– А мне оно нужно?

– Если поймаешь, – снова из-за дерева, – получишь награду.

– Какую? – он быстро обегает дерево – но там снова пусто.

– Любую. На выбор. А если схватишь за руку – то исполню три желания, как Джинни из Аладдина.

– Ты смотрела Аладдина?! – Кирилл застыл. – Ты… ты из… ты тоже из другого мира?! Оттуда же, откуда и я?!

– Нет.

Улыбка, что успела появиться на его лице, тут же исчезает.

– Тогда…

– Я просто знаю это. Благодаря вам, путешественникам. Ваши воспоминания о вашем мире проходят через меня. Я ими питаюсь в каком-то роде. Теплые воспоминания. Добрые. А все плохие… и жесткокие – они питают другого… Перегила.

– Перегнила? Кто перегнила? Я не понял.

– Перегил – это полубог. Ну… теперь уже как бы бог, но один из младших. Он был слабее меня раньше. Я... мы… как бы общались. Дружили, можно сказать. Я многому его обучила.

Кирилл очень медленно шел туда, откуда шел голос. Кажется, девочка слишком глубоко ушла в раздумья, и потому перестала перебегать с места на место. Если раньше голос скакал, то теперь он исходит из одного места. И, если Кирилл прав, то она окажется прямо за соседним деревом. Кирилл шагал как можно тише, чтобы не сбить ее рассказ.

– Но в итоге он стал иным… каким-то злым. Жестоким. И чем сильней он становился, тем больше отдалялся от меня. И теперь он другой. Совсем другой. От того Перегила, которого я знала, больше не осталось ничего. Для меня он умер. Навсегда. Особенно с тех пор… когда он решил убить меня. Чтобы забрать всю силу себе и стать полноценным богом. Абсолютным. Пока энергия как бы распределяется между нами обоими. Но, если меня не станет… он поднимется. Сравняется с самим Граором… ну… не совсем, конечно, но будет весьма близок!

И тут Кирилл резко рванул за дерево – и был весьма удивлен, что ее там нет.

– Я же сказала – в прятках я чемпион. Думаешь, так легко заработать исполнение любого желания?

Усмехнувшись, Кирилл падает на задницу и смотрит куда-то перед собой.

– Ладно, сдаюсь. Показывайся. Признаю, что в прятках тебе равных нет.

И она вышла из-за ближайшего дерева. Маленькая девочка с голубыми волосами, прямо как Мальвина. Чертовски красивый и милый ребенок. Лет девять-десять на вид.

– Кирилл, – протягивает ей руку пришелец из другого мира.

– Аква! – радостно произносит она свое имя, приближается и протягивает руку.

Резко вздрагивает, когда пальцы Кирилла сжимаются на ее запястье.

– Схватил! – он вскакивает на ноги. На лице – ликование.

– Что? Что это…

– Цитирую: «А если схватишь за руку – то исполню три желания...»

– Как… Джинни из Аладдина, – шепчет Аква, выпучив глаза. – Но постой… ты же сдался.

– Только признал, что в прятках тебе нет равных. И проиграл первый приз. Но… – он покачивает головой, – выиграл три желания. Или богини в этом мире не держат своего слова?

Почти секунд двадцать она смотрела на Кирилла не шевелясь и даже не моргая.

– Ты развел меня! – вскрикивает она. – Как последнюю лохушку! Так нечестно!!!

– Ну… юридически… твое задание я выполнил.

– Но… но… но стой!!! Так не бывает! Я не то имела ввиду!

– Но сказала, как сказала! Поймай за руку – получишь три желания! Я поймал! Исполняй желания!

Надувшись, девочка упала на траву и скрестила на груди руки.

Сидит, насупившись, около минуты, а затем взмахивает рукой – на запястье авантюриста появляется водяной обруч, который затем твердеет и обращается лед, но не холодный лед, а какой-то теплый, словно стекло. И наверху – три камня, расположенные на одной линии. Все три горят ярким голубым свечением.

– Ровно три желания. Произносишь их или мне лично, или говоря в браслет, если меня рядом нет. После исполнения каждого – тухнет один из камней. Потухнут все три – и браслет станет обычной безделушкой.

– Вау, – Кирилл осматривает полезный аксессуар. – И реально можно загадать все, что только захочу?

– Ну… я же богиня, как никак. Слово нужно держать, пусть меня и обвели вокруг носа…

Кирилл улыбается.

– Это называется багоюзерство, откровенно говоря, – говорит он.

Она закатывает глаза, а затем улыбается.

– Прикольно. Спасибо, что произнес это слово – теперь я еще более продвинутая. Ты уже преподал мне сразу два урока. Давай, раз уж я итак теперь твоя должница трижды… объединимся в фулку? Ты ведь караван будешь до самого Айронхолла сопровождать? Мне надо туда же. Пойду с вами. Идет?

– Идет, – и он снова протягивает девочке руку.

И на этот раз она медлит, приподняв ручку, но остерегаясь протягивать ее Кириллу.

– Хочу сразу уточнить – если поймаешь меня еще раз – шести желаний не будет!

– Не очкуй! Дважды детей не обманываю!

– Но… я… вовсе не ребенок! Я старше тебя!

– Да ну?! – и Кирилл смотрит на нее, широко улыбаясь.

– Ты… мне не веришь?

Он отрицательно качает головой.

– Всё из-за моего вида?

Теперь он кивает утвердительно.

– Окей! – она вскакивает на ноги, делает несколько шагов назад. – Ты пожалеешь, что увидел это.

Одну ручку она кладет себе на бок, взмахивает головой, чтобы откинуть волосы назад – и в следующий миг ее покрывает слой воды. Затем она вытягивается – и становится выше. Когда водный барьер спадает, перед ним уже нет той маленькой девочки – теперь перед ним стоит самая роскошная девушка из всех, каких он когда-либо видел, даже в кино. Ее волосы по-прежнему голубые, но теперь она не похожа на Мальвину – хотя бы потому, что больше не ассоциируется с мультиком. И ассоциации нет не только из-за возраста – ее одежда словно соткана корейскими разработчиками и открыта во всех возможным местах, а фигура – просто какой-то идеал пластической хирургии, где улучшить уже было ничего невозможно, даже при огромном желании.

– Вот-вот, – произносит девушка, и ее голос заставляет сердце Кирилла биться чаще. Он даже готов загадать свое первое желание. – Потому я и не принимаю эту форму. Твои мысли питают сейчас Перегила. Похоть – один из его любимых инструментов.

– Это… – он проглатывает подступивший к горлу комок, – я думаю, тебе и правда будет тяжело с ним справиться, если на его стороне величайшая сила из всех, что существует в этом хреновом мире.

– Потому… – она вновь обращается в маленькую девочку – и лишь теперь Кирилл приходит в себя, словно только что находился под неким наваждением, – мне и нужна твоя помощь.

Глава 7. Ужин у графа

Карлейн одевал свою парадную форму всего однажды до сегодняшнего дня – когда окончил академию. Она была выткана из белых ниток, и украшена всеми полученными за время обучения наградами (а их было у юноши немало). На самом видном месте он прилепил два нагрудных знака, которые прицепила ему на китель лично сама графиня – оба за победы в турнирах. Один – за победу в турнире лучников, второй – фехтовальщиков.

Карлейн был лучшим. Всегда. И вот – его час славы. Он будет ужинать за одним столом вместе с графом. Возможно, по другую сторону стола, но… черт! С самим Дракулой! Перешивать погоны даже не пришлось – он еще не успел поднять свое звание, и до сих пор оставался младшим сержантом. Но чувствовал, что повышение не за горами. И, стоя перед зеркалом и намазывая свои волосы специальным гелем, который должен будет зафиксировать их в одном положении, Карлейн широко улыбался.

Но не один он в этот момент смотрел на свое отражение – то же самое делал и юный Хейзел. Правда, находился он при этом не в доме на несколько хозяев, куда заселяли военных в начале их службы, а в графском замке. И одевался он тоже не сам – это делали две девушки, а личный портной графа быстро завершал наряд для новоиспеченного наследника.

– Вам нравится, милорд? – спрашивает портной, прикладывая пока еще не пришитые рукава к плечам.

Хейзел кривится.

– На самом деле, это очень красиво. Возможно, вы просто пока еще не привыкли, но, поверьте моему опыту – придет время, и Вы… значительно измените свои вкусовые предпочтения.

Хейзел в этом сомневался. Но спорить не стал. И просто позволил выполнять свою работу и дальше. Об этом просила мама, которая, кстати говоря, тоже в данный момент находилась в процессе подготовки к ужину. Ей Маркус также выделил троих служанок, и они носились туда-сюда с платьями в руках, предлагая их по очереди новой графине. Все наряды, ранее принадлежавшие Эльрикель, уже перенесли в комнату в другом конце зала. И бывшая графиня была совершенно не против. Кажется, ее это даже обрадовало. Хотя Элеонор не была в этом уверена. Наверное, просто хотела в это верить.

Ткнув пальцем в один из вариантов, она, наконец, завершила этот хоровод с платьями, который уже начал больше походить на танцы с бубнами. Едва мисс Флауэрс (пока ещё) выбрала, как ее тут же усадили перед большим зеркалом в золотой оправе и принялись делать прическу.

Глотая подступивший к горлу ком, она с ужасом осознала, что это начинало ей нравиться. И Элеонор уже начала подбирать слова, которыми она объяснит сыну, что они теперь останутся здесь. Прогоняя их в собственных мыслях, она рассматривала дорогое кольцо с огромным бриллиантом, что надел ей пару часов назад Маркус, сделав предложение.

– О Боже, – прошептала она, бросив взгляд на свое отражение и посмотрев в свои собственные глаза, в которых смешалось в едино и скорбь, и усталость, и облегчение.

Она уже начала верить, что за этими стенами ей и правда будет лучше. Свою натуру, по крайней мере, она сможет обуздать. Проблема лишь в Хейзеле...

***

В обеденный зал, центр которого украшал огромный деревянный стол, уже уставленный различными фруктами, напитками и холодными закусками, первым входит Карлейн. Его провожает сюда дворецкий и указывает, куда необходимо сесть.

– По этикету, когда в зал будет входить кто-нибудь из…

– Я знаком с этикетом, благодарю, – прерывает молодой солдат дворецкого и кивает. Усаживается на предложенный стул, расстегивая перед этим свой белый парадный китель.

К еде он не притрагивается. Ждет, когда в столовую придет кто-либо еще, гадая, кем же она или он будет.

Он ставил на Мадам. Граф со своей красавицей-женой придут уже после.

Он и оказался прав, и ошибся. Первой действительно вошла Мадам. В роскошнейшем красном платье, безупречно выделяющим все самые выигрывающие части ее тела. Но сразу же за ней следом входит и графиня. Ее же наряд более целомудренный, такого же белого цвета, как и волосы. Но, тем не менее, она много прекраснее Мадам. Женщину в красном же он бы назвал... просто более эффектной.

Когда обе дамы входят в зал, Карлейн тут же встает.

– Мадам, – наклоняет он голову. – Графиня, – наклоняет голову еще ниже.

– Я более… не графиня, – сообщает девушка, мило улыбаясь. – И с сегодняшнего дня еще и незамужняя.

Карлейн хмурится, глядя на то, как двое парней из прислуги отодвигают обеим леди стулья. Присаживается он одновременно с ними. Смотрит на оба края стола. За одним из них сядет сам граф. А прямо напротив него должна была сесть графиня. Но сейчас это место пустует. Граф… развелся с графиней? Она изменила ему?

Когда двери отворяются в очередной раз, привстает теперь не только Карлейн, но и Мадам с бывшей графиней. В зал входит граф… и девушка с черными волосами. Та самая девушка, которую лишь прошлой ночью он впустил в замок. Он тут же вспомнил, что девушка просила аудиенции у графа с неким личным вопросом.

А теперь она идет с графом плечом к плечу, да и держит его за руку.

Он удивленно смотрит ей в глаза, пока граф провожает ее к положенному месту. Она тоже смотрит на юношу, видимо, вспомнив его. Хорошо, что он ей не нагрубил и ничего лишнего не сболтнул. А знал бы, что она так близко с ним знакома…

Теперь граф идет к себе, а за стол усаживается и тот мальчуган, сын этой красотки. Он присаживается рядом с матерью.

Когда садится граф, садятся и все остальные. Слуги принимаются разливать вино, другие уже идут за горячим.

– Мне сообщили, – начинает граф, – что ты обнаружил новое оружие. Опасный яд, растворяющий любую органику.

Слово «органика» было немного незнакомо Карлейну, но он был уверен, что граф все понял правильно. Органика – видимо, граф так называет органы человека в целом?

– Да, милорд, – кивает сержант.

– Я еще не видел этот яд в действии, но Мадам мне все подробно описала. Я благодарен тебе. И хотел бы наградить. Тем более, что нынешний командующий городской стражей очень хорошо отзывался о тебе. Думаю, могу смело предложить тебе высказать пожелание. Чего бы ты хотел?

На лбу Карлейна мгновенно выступил пот. Он схватил со стола бокал, наполненный красным вином, и сделал три огромных глотка. Ставит бокал обратно и встает.

– Я хотел бы стать Вашим личным телохранителем.

Мадам улыбнулась, а вот лицо графа оставалось беспристрастным.

– Я понимаю ваш скепсис, – кивает Карлейн, – но, уверяю, Вам не найти более искусного мечника и более меткого лучника во всем Айронхолле!

Несколько секунд граф молча смотрит на юношу, а затем подзывает к себе жестом стоящего неподалеку охранника.

– Кто победит – останется в замке, – говорит он, после чего его телохранитель вынимает свою саблю. То же самое делает и Карлейн. Оба отходят в другую – более свободную – часть комнаты. Прикладывают клинки сперва к собственным лбам – и уже затем принимают боевые стойки.

Граф схватил бокал с вином и принялся его попивать, внимательно глядя за поединком. Дамы тоже устремили свои взгляды на сражающихся.

Маркусу не потребовалось много времени – уже после четвертого столкновения их клинков он знал, что юнец победит. Но до конца все же досмотрел. Вернее, дал досмотреть дамам и Хейзелу, которому, кажется, больше прочих понравилось то, что творилось сейчас у всех на глазах. И, когда личный охранник графа потерял свой меч, а кончик клинка Карлейна уставился ему в кадык, – Маркус зааплодировал. Не громко и не очень быстро.

– Поздравляю, новый командующий моей личной стражей. Отныне твоей задачей будет обеспечение безопасности графини и… – Маркус указал рукой на Хейзела, – моего наследника. Начнешь сразу же после ужина.

Убирая свой клинок в ножны, Карлейн хмурится.

– Графиня и Ваш сын? Но… как же Ваша охрана?

– Моя? – и Карлейн впервые видит улыбку графа. – Я похож на человека, которому нужна охрана?

Вопрос риторический, и потому Карлейн не утруждается на него отвечать – он лишь садится за стол и встречается взглядами с Мадам. Она улыбается. А затем беззвучно произносит одними лишь губами: «Поздравляю». И Карлейн улыбается в ответ, слегка ей кивает.

– Мне охрана тоже не нужна, – внезапно произносит новоиспеченная графиня. – Пусть ходит всюду за Хейзелом, а я могу прекрасно постоять за себя сама. Так что можешь не беспокоиться обо мне, Маркус.

– Как скажешь, – кивает он и приподнимает свой бокал. – За нового командующего личной графской стражей.

Карлейн тут же встает и поднимает свой.

– За новую графиню Айронхолла! – говорит он, и Маркусу определенно нравится этот тост. Он тут же переводит взгляд на Эльрикель, чтобы отследить ее реакцию, но и она с широкой улыбкой и свойственной ей грацией присоединяется к тосту.

– За новую графиню! – кричит она, будто рада тому, что теперь эта должность принадлежит не ей.

– За новую графиню, – поднимает свой бокал и Мадам. Но вот в ее глазах и улыбке радости куда меньше. И Карлейн без труда отмечает этот момент.

– Я вижу, Вы новой графине не рады, Мадам, – говорит он ей после окончания ужина, догнав в одном из коридоров замка.

– Знать о том, что приносит мне радость, а что нет, вовсе не входит в твои обязанности, милый, – отвечает Кара с улыбкой.

– Входит, если это может как-то повлиять на безопасность моей новой госпожи.

Его взгляд серьезен. Он подошел к Мадам так близко, как было дозволено подходить лишь Маркусу. Но Кара не видит в глазах юноши страсти. Уж как минимум не по отношению к ней.

– Забавно, – шепчет она. – Ты – первый мужчина, что ни разу с первого мига нашего знакомства не бросил ни единого взгляда на мою грудь.

– Прошу ответить на мой вопрос, Мадам. Мне стоит… беспокоиться по тому поводу, что новая графиня Вам не по нраву?

Красноволосая женщина облизывает губы.

– Как бы сильно я ненавидела Элеонор… я никогда не сделаю ничего такого, что принесло бы вред нашему графу.

– Я считаю, что дело не в ненависти.

– Правда? Не в ней?

– Нет.

– А в чем же тогда?

– Быть может, ревность? – он понимает, что прав. Видит это по ее лицу.

– Думаешь, ты один тут такой наблюдательный? – улыбается она. – Я прекрасно поняла еще в том морге, что никогда не смогу тебя соблазнить. И Элеонор не сможет. И даже Эльрикель. Сделать тебя защитником графини – очень точный ход со стороны Маркуса. Не знаю, понял ли он твою натуру, но я…

И она касается кончиком ноготка его носа.

– Я, как ты, Карлейн, пойду даже на смерть, чтобы спасти его, если это когда-нибудь потребуется. У нас ведь… даже причина одна и та же?

Его глаз слегка дернулся, но виду он не подал.

– Ты мне нравишься, Карлейн. Очень. Но не становись моим врагом – не надо.

И Мадам уходит в свои покои, в одну из комнат, что отведена исключительно для нее. Она ночует в ней очень редко. По нескольким причинам. Но с этого дня, как она верно догадывается, будет ночевать здесь чаще.

***

Бросая Элеонор на кровать, Маркус тут же рвет на себе свои одежды. И уже через мгновение разрывает и ткань ее безупречного желтого платья.

– Если бы ты знала, как сильно я хотел сделать это! Весь ужин только и ждал его окончания!

Элеонор смеется и тяжело дышит, ощущая, как плавно спускаются вниз его губы.

– Так! Ну-ка стой! – и она отрывает его от себя, поднимает его лицо вверх, садится. – Я уже не та шалава, что была согласна быть частью вашего с Бруно прайда и сосать у одного, пока второй берет меня сзади.

– Я…

– И не потерплю измены, Маркус. Знаю, что ты давно не помнишь, что такое верность, но… – она поднимает руку, на которой тут же сверкнуло обручальное кольцо, – раз уж ты пошел на этот шаг, о котором я тебя совсем не просила, то прошу, чтобы все было по-настоящему. Только ты и я. С этого момента ты – единственный мужчина в моей жизни. Я тоже… хочу быть единственной. Быть может… даже смогу тебя полюбить.

– Как пожелает… моя графиня, – тихо говорит он ей, глядя в глаза.

– Смотри. Ты дал слово. Смекаешь?

Маркус улыбается.

– Изменишь мне – и я тебе член откушу. Вместе с яйцами. И съем.

– Это… жутко. И это… – он улыбается еще шире, – возбуждает.

– Тогда… – она переворачивает его на спину и стягивает вниз брюки, – если мы договорились…

Маркус запрокидывает голову назад и блаженно выдыхает, закрыв глаза.

***

– И куда же ты держишь путь теперь? – спрашивает у Освальдо его собутыльник, и зеленоглазый толстяк громко смеется.

– А куда может держать путь обычный купец, как я, под завязку закупившийся в порту Голденхэйвена?! Они оба сидела за столиком в придорожной таверне «Глазница циклопа», расположенной прямо на перекрестке. Здесь купцы могут переночевать, а с утра продолжить свой путь. То же планировал сделать и Освальдо. Но перед сном хотел залить брюхо пивом и снять шлюху. Тогда к нему и подсел этот Роджер, а теперь они разговорились.

– В Айронхолл, конечно же! Брат, даже если я оставлю половину выручки в айронхольском борделе – оно того стоит! Поверь! Одна ночь с любой местной женщиной – и ты будешь помнить ее до конца своих дней. До самого… последнего вздоха.

Роджер улыбнулся, слушая эти слова зеленоглазого толстячка. И ведь как этот торгаш был в тот момент прав. Он и правда до своего последнего вздоха будет помнить ту златовласую красотку, вытворявшую с его членом чудеса. А последний вздох ему суждено было сделать этой самой ночью...