Текст книги "Я и моя Тень. Книга 1. Гладиатор (СИ)"

Автор книги: Тимур Айтбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава 9

Глава 9. Все плохо…

Спенсер…

Маркус… Спенсер…

…все плохо…

***

– Надеюсь, что твой член отсохнет, – голос преисполнен ненависти и злости. Я знаю, кому он принадлежит, но не хочу открывать глаза. – Отсохнет… и нахрен отвалится,bastardo.

Я все же открываю глаза. Мария сидит рядом с моей кроватью. На лице – то же, что и в голосе. Те же самые эмоции.

– Еще вчера тебе нравилось, – я смотрю на нее не моргая.

– Никогда… – она выцеживает это сквозь зубы. – Меня тошнило и тянуло блевать каждый раз, когда ты ко мне прикасался. Лучше бы ты сдох сегодня на арене.

И она встала. Встала и вышла из спальни. Отправилась туда, где были все остальные.

Все, кроме Морриса и Эдуара…

Жеральдин ничего мне не сказала, но я все равно читал в ее взгляде обвинение. Она считала, что это я виноват в смерти ее брата… возможно, отчасти она и права.

Дверь снова скрипнула.

– Ты виноват не в том, что не смог их спасти, – теперь голос мисс Флауэрс, – а в том, что заставил их поверить в тебя.

Я решил не отвечать.

– Мы… поминаем Эдуара и Морриса. Ты присоединишься?

Подождав некоторое время, она поняла, что отвечать я не буду.

– Ясно, – и вышла из спальни, оставив меня одного.

***

Ночью, когда все парни улеглись спать, в комнату пыталась пролезть Мария.

– Бруно, ты же не против?..

– Против, Кармен, – Морфи встал и прикрыл ее прелести халатом, который она любезно перед ним распахнула. – Еще вчера ты скакала на Маркусе, а сегодня весь день таскаешься за мной, а его осыпаешь проклятьями.

Он был почти весь перевязан лоскутами белой ткани, заменяющими в этом мире бинты. Кое-где проступала кровь, но в целом он выглядел неплохо.

– Он стал не нужен, и ты перебежала ко мне? А что завтра? Завтра вырубят меня, всех спасет Крис, и ты у него начнешь отсасывать?

– Не говори ерунды, милый, – она попыталась поцеловать Морфи, но он отстранил ее.

После этого Мария завязала перевязь на халате и гордо покинула спальню, ничего не говоря. Я тут же сделал вид, что сплю.

Когда Бруно лег, и его дыхание стало более глубоким, я медленно вылез из-под одеяла, уже одетый, взял свой меч и тихо, чтобы никого не разбудить, покинул спальню. Но перед эти посмотрел на три пустующие кровати. От осознания того, что две из них больше никогда не будут заняты, у меня защемило в груди, а на глаза чуть было не навернулись слезы.

Третья же пустая кровать принадлежала Джиму.

«А ты чего не спишь?..» – мне даже стало интересно, где пропадает мой закадычный друг… единственный кто после боя не смотрел на меня, как на врага.

Я очень аккуратно плетусь к двери.

***

Свалить по-тихому не получилось. Спали, как оказывается, не все.

В кресле с книжкой в руках сидит Корделия Престон, лучшая подружка Эбби и самый главный конкурент Джима на звание лучшего ученика школы.

– Куда-то уходишь? – спрашивает она, не отрывая взгляда от книги.

– Джима нет. Начинаю волноваться, – я не смотрю ей в глаза, потому что ее – красные и отечные. Ей нравился Моррис. Я всегда это знал. Как и то, что сам Моррис относился к ней, как к дерьму.

– Джим последние три часа лишается девственности, полагаю, – произносит она с максимально нейтральным голосом. – Сначала они чуть было не развалили кровать в женской спальне, а затем Эбби послала их в отель, сославшись на мисс Флауэрс.

Я был даже рад за Джимми… ему все-таки тоже привалило…

– А твоя подружка весь день окучивала Бруно, если тебе интересно.

– Уэбстер тоже, полагаю, – и я направляют к выходу, чтобы покинуть дом.

– А вот Эбби, кстати, нет… – Корделия перелистнула страницу. – Она частенько поглядывала на спальню. Думаю, хотела пойти, проведать тебя…

На мгновение я даже перестал дышать.

– Даже не знаю, что она нашла в таком куске дерьма, как ты, – и она улыбнулась. – Я знала, что недолгим будет твое правление. Лишь дело времени…

Я теперь я выхожу, тихо прикрывая за собой дверь.

***

Ночью улицы гладиаторского городка были практически пустыми, но зато чертовски хорошо освещенными лунным сиянием. Я медленно шел вперед, не задумываясь о том, куда иду. Мне было в принципе все равно. В кармане – несколько монет, оставшихся от той моей премии, что я получил за убийство носорога, но на шесть дней их бы не хватило. Пару раз переночевать, да несколько раз пожрать. И потом пришлось бы просить милостыню.

Я глубоко вздыхаю и слышу журчание воды.

Тот самый фонтан.

Медленно ковыляю к нему, сажусь на каменный бортик и смотрю на воду, сверкающую в лунном свете.

Замечаю плавающий по водной поверхности платок, чему весьма сильно удивляюсь. Он плывет по дуге как раз в мою сторону. Когда он проплывает совсем близко, я его хватаю.

Помню, что он должен быть измазан соплями Эла, но выглядит он чисто. Вода, наверное, смыла слизь, и я развернул его другой стороной, глядя на рисунок: “M.S.”

Удивленно смотрю на вышитые золотыми нитками эти две буквы, эдакий именной вензель.

– Подходит для Маркуса Спенсера, – чешу я голову, понимая, что платок вполне мог принадлежать кому-то с моими инициалами, но вот только как он в итоге достался Элу? Может, он и не Эл вовсе? Может, его имя тоже начинается на М, как у меня, а фамилия на С?

– О, мистер Спенсер!

Голос я узнал.

– Ани…

– Алиме, – напоминает она и присаживается рядом. – Видела сегодняшний бой…

– Ужасно, да?

– Сочувствую.

Я чешу нос и пялюсь под ноги. Немного погодя нос снова чешется, и я снова его чешу.

– Почему ты не превратился в того монстра?

– Не смог, – честно признаюсь я. – Я даже не в курсе, как в первый раз это сделал.

Луна светит нам прямо в спины, и потому наши тени, пусть и очень блеклые, находятся прямо перед нами. И моя Тень вовсю обжимается с тенью Алиме. И она не против. Не вижу, что он там делает, но почему-то кажется, что Он мнет ее грудь.

– Твоя тень… – она тоже заметила это, – она живет своей жизнью?

Я издаю нечто вроде смешка, хотя похоже это на печальный вздох.

– Более приятной, чем у меня.

– Еще вчера твоя жизнь тебя полностью устраивала.

Мой живот предательски урчит.

Я вспоминаю, что не ел с самого утра. Завтрак перед боем… и потом – ни соринки во рту.

– Накормить тебя? – вдруг спрашивает она.

Я обращаю к ней свой взгляд.

– Не бесплатно, – говорит Алиме и улыбается. – Ты поможешь мне наколоть дров.

***

Пока я учился рубить дрова (это оказалось немного сложнее, чем я себе это представлял), Алиме была занята на кухне. Она не была такой стройной как Мария, или такой фигуристой, как Эбби, да и на лицо ее не особо боги наградили… но вот доброе сердце и такой же добрый взгляд делали ее куда прекраснее многих других. Гораздо прекраснее Марии, которая смотрела на меня с такой злобой на лице, что была похожа скорее на ведьму, чем на победительницу конкурса красоты.

Даже обидно, что я не хотел замечать этого раньше.

Как сильно меняются люди в твоих глазах в зависимости от тех или иных обстоятельств…

– Маркус! – Алиме вышла во двор. Фартук, перевязанный прямо под ее массивными грудями, превращал ее в эдакую хозяюшку, вечно хлопочущую по дому и пекущую вкусные пирожки. – Ужин готов!

Она не привлекала меня, как женщина… точно не после стройной Марии… но все равно… именно сейчас… она была прекрасна.

Я положил топор рядом с большим пеньком, на котором колол дрова, и направился в дом.

***

На ужин она приготовила картошку с мясом.

Причем, весьма и весьма неплохую.

А с голодухи она и вовсе казалось вкуснейшим блюдом, какое я когда-либо ел.

– Фкуфно! – говорю я, заметив, что она не ест, а внимательно наблюдает за мной.

В ответ она улыбается, но свою картошку почти не трогает.

– Что-то не так? – спрашиваю я, проглотив кусок превосходно приготовленного мяса.

В ее глазах присутствует некий оттенок печали.

– Я не отсюда, – говорит она, снова улыбается, опускает взгляд на стол. – Мы с моим… женихом попали сюда, когда нам было по четырнадцать лет. Через пару лет поженились. К этому времени уже смогли купить себе этот дом…

Она тяжело вздыхает.

– Его убили. На арене.

Я отвожу взгляд, когда она на меня смотрит.

– И ты… так мне его напоминаешь…

Я искренне надеюсь, что она не полезет ко мне в штаны, так как полные девушки… совершенно не в моем вкусе. Даже Розалинд, которая была в принципе стройной, порою казалась мне толстухой. Наверное, это связано с тем, что когда-то я и сам начинал полнеть, в классе шестом, и ребята прозвали меня жиртрестом. Потом я начал усиленно бегать и заниматься физкультурой, и смог-таки сбросить все лишние килограммы… но вот полные девушки меня стали немного… отпугивать. Если еще в трактире, где свет был приглушен, она казалась мне привлекательной, то уже при свете дня, да и сейчас, весь ее лишний вес был прямо-таки на виду.

– Не бойся, – усмехается она. – Я к тебе вовсе не клеюсь. Видела твою подружку, знаю твой вкус. Я ей не ровня. Где она, кстати?

«Пытается отсосать у Бруно», – хочу ответить я, но молчу. Лишь киваю плечами.

– Дома. Спит, наверное.

– А в трактире вам было не до сна… – она не улыбается. Я смотрю на нее, и сейчас она похожа не на добрую хозяйку, а на строгую маму, которая вот-вот начнет читать нравоучения. – Она перебежала к тому качку, который сегодня всех вас спас на Арене?

Я молчу. Пытаюсь продолжать есть. Не хочу об этом говорить.

– Не бойся. Она снова в итоге побежит к тебе.

Я усмехаюсь.

– Откуда такая уверенность?

– Ты снова покажешь себя на Арене… и она тут же начнет вилять перед тобой хвостом. Поверь, я знаю таких девушек.

– А я покажу себя на Арене?

– Конечно, покажешь.

Снова усмехаюсь.

– Я говно, – кладу ложку в тарелку, смотрю ей прямо в глаза. – Слабое ничего не стоящее говно. Слабак. И трус. Первый бой… там даже не я дрался… а моя Тень. Не знаю, что или кто Он такой… но ему в этом мире явно лучше, чем было в нашем. Посмотри на него.

Лицо Алиме вытягивается, когда она смотрит на наши тени. Она даже раскрывает рот от удивления. Мне не нужно смотреть вместе с ней, так как я только что уже это видел. Видел, как на тень от стола мой Тень уложил тень Алиме, и теперь с успехом дрючит ее, как хренов порно-гигант.

– Моя тень… она… – Алиме краснеет и отворачивается. Смотрит на меня. Красная как помидор. – Такое чувство… что меня…

– Это нормально, – говорю я, продолжая есть картошку. – Я к этому еще со школы привык. Он живет своей жизнью, делает, что хочет. Мне даже удавалось разговаривать с ним. А предки, решив, что я свихнулся, стали водить к мозгоправу. Пришлось делать вид, что я больше этого всего не вижу.

Я улыбаюсь, кладу в рот кусок мяса, жую. Черт, как же вкусно!

Глотаю.

– А теперь похождения моей Тени вижу не только я, но и все вокруг. И, как я понимаю, в этом мире… это тоже не есть норма?

Я смотрю на Алиме и вижу, как она смотрит на пол. Словно зачарованная.

– Они позу сменили, – шепчет она, и я тоже на это смотрю.

– Да, – подтверждаю, и кладу в рот очередную ложку с мясом, глядя на то, как мой Тень имеет мою новую знакомую сзади. И вдруг понимаю, что немного и сам завелся.

– Я тебе помогу, – вдруг говорит она, и я медленно перевожу на нее взгляд. Пытаюсь понять, что она имеет ввиду. – У меня есть знакомый… он… научит тебя драться…

Я хмурюсь. Что-то в ее взгляде меня настораживает. А еще фраза… она как будто не окончена.

– Но? – спрашиваю я.

– …но тебе будет больно.

***

Ночь я провел на софе, жесткой, как лавочка в парке.

Всю ночь мне снилось, как меня избивают на Арене. Причем врагами моими являются Мария, Эбби и Жеральдин. Каждая из них пыталась как можно сильнее меня избить деревянными палками, а в конце Мария наносит удар огромными ножницами прям в мой пах.

Я просыпался, снова засыпал… и сон повторялся почти в точности.

***

На утро мы с Алиме отправились чуть ли не на самый край гладиаторского городка. Правда, совсем не в сторону той тренировочной площадки, на которой меня отделал Бруно.

Поход занял примерно минут тридцать, а может и того больше.

И завершился, когда мы с ней остановились у большого, шикарного особняка.

Во дворе стояли деревянные манекены и вкопанные в землю доски с перевязанными веревками верхушками. Различные самодельные тренажеры, очень напоминающие тренажеры с нашего мира, и даже некое подобие тира. Вот только все эти тренажеры либо заросли травой, либо проржавели, либо и вовсе сгнили.

– Раньше у него было много учеников…

Фраза так и сквозила грустью.

– А что случилось?

– Он потерял сына.

Я представил, как он тренировал гладиаторов, одним из которых был его сын. Видимо, не такой уж он и хороший мастер… раз не смог натренировать собственного отпрыска.

– Уверена… что это хорошая идея?

– Лучше его нет никого в этих землях.

Видимо, она собиралась с силами, чтобы войти во двор. Ей тоже было нелегко.

– Как погиб его сын?

«На Арене… на войне… в бою», – я был готов к любому ответу.

– Отравлен на собственной свадьбе, – я удивленно уставился на Алиме, – собственной женой.

Глава 10

Глава 10. Мастер

Мать вашу, чуваки! Тут творится какая-то дичь!

Короче, пока мы шли к двери этого Мастера, Алиме мне рассказал про свадьбу! Какой-то враг этого самого Мастера, значит, нанял убийцу – какую-то деваху из клана ассасинов, чтобы она отомстила этому самому Мастеру как можно больней! Так вот…

Был у Мастера сын. Последний родственник типа. Жена умерла давно еще, а больше детей у них не было. И эта самая ассасинка замутила с его сынишкой, влюбила в себя, и в итоге все привело к свадьбе. И вот после фразы «жених может поцеловать невесту», ну или как-то так, они целуются… сын отстраняется… хватается за горло и начинает задыхаться. Лицо становится синим, взбухают вены, а ассасинка сразу пытается дать деру… но, в общем, Мастер ее перехватывает… и давит ее голову, как хренову гнилую дыню! Она прям взрывается в его руках – ее башка, в смысле.

Но перед этим она успевает вонзить ему в глаз вилку, и теперь он типа одноглазый…

Жуткая история…

Больше всего жалко сына… он же типа… как бы вообще не при делах.

Блин…

Короче, с вами снова Спенсер…

***

Алиме медленно отворяет дверь, предварительно постучавшись.

Делает несколько медленных шагов.

– Разве ты не должна быть сегодня на работе, Алиме? – голос Мастера очень хриплый, да и говорит он тихо, но каждое слово слышно более чем отчетливо.

– Я отпросилась, Мастер. Меня заменяет Карина.

– Ясно…

Я пытаюсь понять, откуда идет звук. Особняк огромен до невозможности. Настоящие хоромы! У нас, наверное, так живут лишь самые богатые бизнесмены, да кинозвезды.

– Что за унылое чмо с тобой, Алиме?

Я охренел. Вопросительно смотрю на нее, она подает мне знак рукой, мол, все нормально.

– Это мой знакомый, Мастер. Он хотел бы…

– Я больше не беру учеников.

Мы медленно пересекаем огромный холл, идем в большой зал, украшенный самыми разнообразными шедеврами искусства – картинами, статуями, многочисленными антикварными предметами мебели. Этот Мастер чертовски богат… определенно…

Где-то в углу расположено кресло, развернутое к двери спинкой. Мастер, судя по всему, сидит в этом кресле и курит табачную трубку, аки Шерлок Холмс.

– Помните, Мастер… Вы сказали мне, что окажете услугу?

Рука Мастера с зажатой в ней трубкой показалась из-за спинки и замерла. Он ждал продолжения.

– Так вот… я пришла за этой самой услугой. И мы будем в расчете.

– Судя по скорости его шагов… силе, приложенной к каждому шагу и расстоянию между ногами, он совсем еще птенец.

– Так и есть, Мастер.

– По количеству адреналина в его крови и запаху пота, смешенного с аренской пылью, он был в Колизее вчера.

– Так и есть, Мастер.

– И ты хочешь, чтобы я сотворил чудо за эти пять дней, ибо уже на шестой он должен быть готов.

– Именно… Мастер.

– И мой долг будет выплачен, так?

– Если он выживет на следующей битве.

Трубка с рукой исчезают, он затягивается, выдыхает дым, тут же заклубившийся над креслом.

– Договорились, Алиме.

И он встает.

Широкоплечий и накачанный. В одних штанах с обнаженной грудью. На его спине – татуировка в виде огромного дракона, извергающего огонь и расправившего крылья. Грудь волосата, широка и мускулиста, живот со всеми восемью кубиками. Широкий волевой подбородок с ямочкой; черные, как смоль, волосы, такая же черная бородка, сливающаяся с усами и обрамляющая его рот. На правом глазу – черная повязка. Бицепсы такие, что сам Арни, который Шварценеггер, обосрался бы от увиденного. И рост… он выше меня на голову, хотя я – второй по высоте после Бруно в классе.

– Ты не достоин быть моим учеником, – говорит Мастер и затягивается. – Но уговор есть уговор. Не знаю, что в тебе нашла Алиме, но я ее должник. Долг, как известно, платежом красен, – и он улыбается белоснежными, как жемчуг, зубами. – Даю слово, Алиме, на Арене он не помрет…

Я даже улыбаюсь, слыша такое. Почему-то я сразу понял, что этот чувак реально крутой учитель.

– …если, конечно, до нее доживет.

И тут мне стало страшно.

***

Моя рубашка была разорвана на две части, то же стало и со штанами. Вместо них мне выделили такие же белые штаники с веревочкой вместо ремня, как у Мастера, и забрали обувь. С оголенным позорным торсом я вышел из дома, и мне тут же на спину водрузили тяжеленое бревно.

– Ох твою мать! – заорал я, когда сучок бревна впился мне между ребрами. – И долго мне его держать?

– Держать?! – и Мастер громко заржал. Так громко, что я чуть не оглох.

Он нагибается ко мне, я смотрю в его единственный глаз. Ноги дрожат, я почти падаю.

– Ты не должен его держать, лоботряс. Ты с ним побежишь.

– Шта?!

И я получил такой пинок под сраку, что даже не побежал, нет – я словно полетел. Вперед, с трудом удерживая равновесие.

– Выпускай собак, Алиме! – слышу я из-за спины.

– Собак?!

– Есть, Мастер! – кричит Алиме, и раздается громкий лай.

***

За утро я понял сразу несколько вещей…

Первая – бревно на спине, которое едва ли можно удержать, кажется легким, как перышко, если в то время, пока ты его держишь, вынужден также и убегать от ротвейлеров.

Вторая – Алиме больная на всю голову, иначе не отправила бы меня к этому психу в ученики.

Третья – я вряд ли доживу до Арены.

И четвертая – когда собака кусает тебя в шестнадцатый раз, становится не так больно. Само больно – первый и третий. Потом постепенно начинаешь привыкать…

Мои руки дрожат, я смотрю на Алиме мокрыми глазами. Вся спина окровавлена и полна заноз, ноги искусаны собаками, а Мастер тащит с кухни большую кружку. Алиме убийственно спокойна и продолжает улыбаться.

– Держи, лоботряс. Это придаст тебе сил.

Я беру кружку. Руки сильно дрожат. Зеленая жижа, похожая на разбавленный в кипятке литр соплей пахнут, как мои носки, если их не менять неделю.

– Что это за хрень?

Меня воротит от одного лишь запаха.

– Пей, лоботряс, – мастер снова засовывает в рот свою трубку и играет грудными мышцами. – На вкус не так плохо, как на запах.

Он солгал.

***

Сложно поверить, но силы мои восстановились довольно быстро. К тому времени, как я допил ту кружку блевотины, руки перестали дрожать, а натруженные мышцы были готовы к продолжению тренировки.

Правда… сам я эту тренировку не особо хотел продолжать.

– Отжимания! – гордо крикнул он и указал рукой на четыре деревянные столба, под которыми было что-то вроде ковра из наточенных клинков.

Я видел что-то подобное толи в каком-то фильме, толи в аниме.

– Принял упор лежа, лоботряс!

Тяжелее, чем отжиматься, было встать на каждое из бревен. Хренов Твистер, твою мать. Отжиматься было уже легче… это я умел…

До того, как мастер запрыгнул на мою спину.

– Ааааааа! – кричу я, практически встретившись с лезвиями лицом. Он был такой тяжелый, что я едва мог удержаться. А об отжимании не шло и речи! – Слезьте с меня! Слезьте!

– Ра-а-а-а-аз! – произнес Мастер и закурил свою трубку.

– Сууууукаааа! – мои руки не выдержали.

***

– Все органы целы, – заявил знахарь, зашивающий мои раны.

– Чудно, – говорит Мастер, протягивая мне кружку с соплями, пахнущую как дерьмо сгнившего мамонта. – Значит, ты готов заниматься дальше.

– Абсолютно, – подтверждает знахарь, отчего я чуть было не роняю кружку на пол.

***

Следующими в списке аттракционов были подтягивания. Специально для этого под турником Мастер с Алиме развели костер. Я больше был похож на червяка, болтающегося на крючке, чем на подтягивающегося человека.

Но чудо-мазь, сделанная из тех же чудо-соплей, что и напиток, который он давал мне после каждой тренировки, сняла зуд и жжение, когда Алиме покрыла ею мои обожженные ноги. Кожа на них местами облезла, где-то вздулись пузыри, где-то они лопались, а пятки и вовсе почернели. Я плакал и пил напиток из соплей, пил напиток и плакал.

***

Прыжки над ямой с кольями оказались легкой забавой по сравнению с тем, что мне пришлось испытать до этого. А ноги, на удивление, совсем не болели. Я их даже не чувствовал. И все бы ничего, если бы Мастер с Алиме не принялись играть в метание камней по движущейся мишени.

Но знахарь заявил, что ребра целы, хотя я и подпрыгивал от каждого надавливания его пальца.

– Может быть, разве что… треснули… но не сломались.

– А трещина что, не перелом?! – визжу я, получая кружку с соплями.

– Тренироваться может?

– Абсолютно, – отвечает знахарь. – Я только немного его перевяжу…

– Чудно, – и изверг глубоко затягивается.

***

– Как дела, лоботряс? – раздается голос Мастера.

Я стою на полусогнутых ногах на двух бревнах. На моей спине – коромысло, по бокам которого – ведра с камнями. Прямо под моими яйцами – длинный острый клинок.

Пот стекает со лба градом. То же и с туловищем. Ноги слегка трясутся. Перебинтованная грудь болит, особенно треснутые, но не сломанные ребра.

– Чудно! – отвечаю я ему.

– Чудно, – слышу его довольный голос, словно эхо.

– Обед! – раздается крик Алиме.

– Пошли, лоботряс. Твое спасение!

– Стойте! Мастер!

Он ушел в дом, а я продолжил так стоять.

– Я не могу… – тихо простанываю, – пошевелиться…

Но он меня не слышит. У них начался обед.

***

Вместо чая мне дали ту же жижу из соплей, но к ней я уже потихоньку привык. Я почти ничего не ел, так как меня тошнило, но зато попил этой жижи… скорее из-за того, что Мастер пообещал влить мне ее в глотку, а то, что не вместится – в зад.

Вовсе не из-за жажды…

– А теперь, спарринг, – гордо говорит Мастер.

Я уже ко всему готов, и потому мне пофигу. Тела я уже давно не чувствую, но зато замечаю, что эту зеленую дрянь пью лишь я один. Они же пьют вкусно пахнущий чаёчек.

– А почему вы не пьете эту… этот отвар?

– Сдурел что ли? – спрашивает Мастер, отхлебывая из своей кружки. – Какой человек в здравом уме будет пить выжатые яйца спиногрифа?

Алиме смотрит в стол, а я – в кружку… с яйцами спиногрифа.

Делаю глоток.

– В принципе, я пил сырые яйца в школе… ничего страшного…

– Спиногрифы не откладывают яиц, – вдруг говорит Алиме. – Они млекопитающие.

Я вдруг я понял, о каких яйцах речь.

***

После того, как я проблевался от настойки, а затем эту же блевоту мне влили в рот, и я проблевался еще раз, Мастер выпнул меня на эдакий боксерский ринг, находящийся на заднем дворе его особняка. Моим спарринг-партнером оказалась… Алиме!

– Не-не! – говорю я, пытаясь покинуть ринг. – Я женщину бить не буду. Тем более, что она была ко мне очень добра. Так что…

– Лоботряс, – Мастер хватает меня за волосы и приближает мое лицо к своему так близко, будто собирается поцеловать, – ты не будешь бить Алиме. Просто постарайся… не дать ей себя убить.

– Я буду аккуратно, Спенсер, – обещает Алиме, улыбаясь. И снимает с себя одежду.

Я готов увидеть, как выползают наружу все ее жировые складки… но вместо этого, разинув рот, наблюдаю совершенно неожиданную для себя картину.

Алиме, которая казалась мне толстухой, на самом деле была хреновым перекаченным бодибилдером!

– Не, стой! Быть того не может! – мои глаза все еще находились в выпученном состоянии, и я не мог их расслабить. – Ты! Ты!

Она не ответила. А просто принялась надевать латные перчатки.

– Это еще нахрена?! Почему они металлические?!

– Голыми руками… она сломает тебе кости, – объясняет Мастер, затягиваясь из своей трубки. – Давай, Алиме.

– Да, Мастер!

И она, улыбаясь, как ангел, сошедший с небес, быстро рванулась ко мне. Все, что я помню – это огромный кулак.

***

– Наверное, – слышу голос Мастера, ощущая во рту вкус тех самых яиц спиногрифа, – к спаррингу он еще пока не готов.

***

– Ты можешь уйти, – говорит Мастер, когда солнце заползло за горизонт.

Я весь перебинтован, покрыт синяками, во рту не хватает пары зубов, а ноги не влезают в обувь, так как распухли… да и вообще слегка кровоточат…

Кстати, ссал я тоже кровью…

Мы стоим у выхода с его территории, у самой калитки. Я, Алиме и Мастер. Она снова одета, но теперь я знаю, что скрыто под ее мешковатыми одеждами. Отнюдь не жир, отнюдь.

– Можешь не возвращаться, – говорит Мастер, покуривая трубку. – А можешь вернуться. А можешь и не уходить, остаться жить здесь.

– Остаться здесь жить?! – я посмотрел на особняк и почти представил, как стану жить в этих хоромах.

– Выбор за тобой, лоботряс. Но, если решишь продолжить тренировку, то знай… сегодня, – он наклонился ко мне. Его единственный глаз зловеще сверкнул, – была лишь демо-версия, а не полный курс.

Стало немного боязно.

Но я, в принципе, ничего уже не чувствовал.

– Я остаюсь! – принимаю решение. Жить у Алиме – вариант хреновый. Все же она итак много для меня сделала. А возвращаться к своим…

Короче, я остаюсь!

И я гордо зашагал к особняку.

– Стой! Я имел ввиду жить здесь… но не в моем доме!

– А где?

В пристройке, похожей на сарай.

Именно туда меня проводила Алиме. Находящийся на заднем дворе, этот хлев вонял не хуже того отвара из яиц, похожего на сопли. Вполне возможно, что именно здесь этих самых спиногрифов и держали. Пока их яйца не превратили в этот целебный отвар…

– Правильно решение, Спенсер, – говорит Алиме, подходит ко мне и целует в лоб.

Я аж опешил.

– Теперь я верю, что не ошиблась в тебе, и не зря поставила двести золотых на твой бой против грифона.

Она ушла.

Ушла, оставив меня одного посреди сарая представлять свой бой… с грифоном.

– Твою мать, – очень тихо шепчу я, понимая, что наступил в чье-то дерьмо.