Текст книги "Я и моя Тень. Книга 1. Гладиатор (СИ)"

Автор книги: Тимур Айтбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Глава 29

Глава 29. Первый шаг

В Гамлете есть одна интересная фраза: «Мы знаем, кто мы есть, но не знаем, какими можем быть». Эта фраза как нельзя лучше подходит сейчас ко всем нам: к Бруно… ко мне… и всем девушкам, что входят в число нашего с Бруно прайда.

Обстоятельства… изменило ли нас все то, что произошло с нами за то время, что мы находимся здесь? Сделали ли нас такими эти самые обстоятельства? Или лишь помогли сорвать маски?

Какие мы есть на самом деле?

Я задаю себе все эти вопросы, стоя у окна в одних трусах… или, наверное, вернее будет назвать их панталонами.

Глядя на крыши домов и звездное небо, я готов думать о чем угодно, лишь бы найти для себя оправдания. Меня пугает то, что происходит.

Но боюсь я не изменения в характерах девчонок и их готовности делать что угодно, лишь бы прожить очередные шесть дней…

И даже не того, что, возможно, во время одного из боев умру и я. Так же, как умер Джимми. Нет… не смерти я боюсь.

Я боюсь того, что больше не понимаю себя.

Не контролирую.

Не отдаю себе отчет в тех действиях, что совершаю.

Практически на все у меня двоякое мнение.

Когда Бруно предложил превратить наших бывших одноклассниц и Элеонор в рабынь, я не знал, что ответить. С одной стороны, я пытался отречься от подобной мысли. Что-то… некий ангел с голосом Джимми, сидящий на моем правом плече был категорически против. Он вопил, что они люди, что у них тоже есть чувства, а мы ущемляем их права.

Но Бруно…

Все то, что говорил Бруно, казалось вполне логичным и, что самое ужасное, я был целиком и полностью с ним согласен. Практически с каждым словом.

Наши девушки… все шестеро – всего на всего балласт. Лишний груз, который мы тащим за собой, не имея на то никаких причин. Кем они были, что мы рисковали своими жизнями, пытаясь защитить их?

Никем.

Но теперь… когда они сами подписались на роль эдаких львиц нашего с Бруно прайда… они словно обязали нас защищать их. Защищать так, словно они являются членами нашей семьи. Семьи, состоящей из восьми человек.

Я сглатываю.

Осознаю, что немного ревную Элеонор. Делить ее с Бруно оказалось сложнее, чем я ожидал. Я понял это прошлым вечером, когда мы выпили столько вина, что едва могли соображать. Бруно устроил целое представление, заставив Марию, Анну и Элеонор раздеться догола и танцевать на столе под музыку Боба – как оказалось, он весьма неплохо играл на рояле.

И слово «заставил» тут тоже не совсем подходит… все трое согласились чуть ли не с удовольствием, а Мария Кармен и вовсе добавила огня, превратив эдакий стриптиз в настоящее лесби-шоу.

Одурманенный алкоголем, я тоже наслаждался представлением, тиская сидящую рядом с собой Эбби, которая, кажется, и вовсе уже спала. Но наслаждался лишь до тех пор, пока в шоу не вмешался Бруно.

То, что он устроил посреди гостиной комнаты, раньше принадлежавшей Эльзе, не уступало ни одному порно-фильму. И если смотреть на то, как Мария на пару с Аней отсасывали Бруно, одновременно с этим лаская и друг друга, мне даже нравилось, то вот видеть, как он имеет Элеонор, оказалось немного больно.

С некой накипающей яростью я смотрел на ее стонущие губы и прикрытые глаза и, готовь поспорить, слышал голос своей Тени.

Он хотел, чтобы Бруно умер.

На следующем бою.

«Они все будут твоими, – говорил Тень. – Все эти девки. Лишь позволь Бруно умереть… не спасай его, когда придет время».

И самое ужасное, что в тот момент я решил, что именно так и поступлю.

А сейчас злился на себя за подобные мысли. Ненавидел себя.

«Ты слаб», – слышу шепот моего Теневого друга. И пытаюсь его игнорировать.

«Слабак!»

Мотаю головой и начинаю медленно бродить по комнате в поисках своей одежды. Передвигаюсь тихо, чтобы не разбудить спящую Жеральдин. Я почти не помню, как именно оказался с ней в спальне и совершенно не помню, как был с ней, но судя по ее абсолютной наготе (как и своей до того момента, как надел лежащие у кровати панталоны), сделать соответствующие выводы было не сложно.

Одежды в комнате не оказалось.

Еще бы.

Я ведь разделся еще там, в гостиной…

Внезапно вспоминаю, как Анна затянула меня в их групповуху.

Обидно не помнить такие моменты… они всплывают фрагментами… словно отрывки в трейлере вместо полноценного просмотра фильма.

В поисках одежды медленно спускаюсь вниз, удивляясь тому, насколько прочна лестница, что совершенно не скрипит при каждом моем шаге.

И вздрагиваю, когда осознаю, что в гостиной не один.

– За одеждой небось спустился? – голос Бруно узнать несложно.

Он сидит на диване, на котором этой ночью трахал Марию. Я помню этот фрагмент, хотя и не помню, где находился сам. Кажется… в этот момент я был как раз на столе… или возле него.

– Неплохо повеселились, а? – он сунул в рот курительную трубку и затянулся.

– Это не трубка Мастера, случайно?

– Нет, – немного помедлил, – наверное. Хотя может и его, если он был здесь и забыл ее забрать.

Я двинулся к столу, вокруг которого и правда была разбросана моя одежда.

До утра было еще далеко, но отраженный от луны свет отлично освещал всю комнату, особенно этот самый стол… который будет теперь долго ассоциироваться с этой оргией. А вот Бруно, как раз, сидел в тени, словно какой-нибудь вампир или пафосный злодей из дешевого фильма.

– Я думал, у тебя член поменьше, – зачем-то говорит он.

– А я не думал, что ты думал о моем члене, – подбираю свою рубаху, слушая, как Бруно смеется.

– Зачет, – кивает он. – Хочешь дам тебе слово, что не трону Эбби?

Я задумался, даже не осознав, что замер на месте и сглотнул.

– Я знаю, что ты к ней как-то неровно дышишь, и почему-то жестко тормозишь. Она целка, кстати. Хотя там… в том мире, из которого мы пришли… не верил в это.

– Тебе-то какая разница? – я уже собрал всё своё шмотьё, и готов свалить наверх.

– Завидую, – он пожал левым плечом. – Ты сохнешь по ней, она – по тебе. И очень скоро ты сделаешь ее женщиной. У меня вот целки никогда не было…

Снова сглатываю и направляюсь к лестнице, чтобы подняться наверх, обратно в свою спальню.

– Ты в курсе, что Корделия лесби?

– Догадываюсь, – снова намереваюсь уйти.

– Почему ты не хочешь поговорить со мной?

Делаю глубокий вдох.

Разворачиваюсь. Возвращаюсь к Морфи и сажусь в кресло напротив.

– О чем?

– О бабах. С пацанами мы общались о многих вещах… но разговоры о тачках в этом мире не актуальны, а марки карет я как-то не удосуживаюсь выучить. С музыкой тут тоже не айс, и фильмы не крутят. Остаются только бабы. Наши с тобой бабы, бро, – он подмигивает мне и снова затягивается.

– Разговор о бабах… немного контрпродуктивен. Не находишь?

Усмехается.

– Не вижу ничего более продуктивного в этом мире, чем разговоры о репродуктивности.

Эта фраза заставила меня улыбнуться.

– Ты знал, что Джон был помешан на настольных играх? – внезапно спрашивает Бруно, и я даже удивляюсь подобной смене темы.

– Драконы и Подземелья?

– И не только, – он разводит руками. – Всякие монополии, Колонизаторы, Цивилизации. У него была огроменная коллекция! Мы, когда приходили к нему домой, частенько до трех утра бросали кубы и двигали разные фишки. Знаешь… мы, естественно, никому не говорили… но было весело.

Не заметить на лице Бруно грусть было невозможно. Его взгляд был смещен вниз и вправо, а глаза, кажется, вот-вот покроются слезными пленками.

– У Морриса мы смотрели фильмы. Обычно, ужастики, но частенько и фантастику, и боевики. А как-то оставшись у него на уикенд, мы пересмотрели все восемь фильмов о Гарри Поттере. А Крис… у Криса мы обычно либо играли в баскетбол на заднем дворе, либо просто бухали. Он жил без матери, а отец напивался каждый вечер, и не вел счет всему тому бухлу, что лежало у него в баре… но дело не в самих пьянках. Когда мы пили… мы общались. О девках, в основном.

Мне вдруг стало его по-настоящему жалко.

– А тут… ни тебе тачек, ни баскетбола, ни фильмов… ни даже настольных игр… одно лишь бухло… и незащищенный секс.

Я не успеваю ничего сказать, так как Бруно продолжает:

– Как вообще люди жили в те времена?

– Не знаю, Бруно, – честно говорю я. – Наверное, тут и правда развлечений не очень много. Разве что… можно… книги читать.

Бруно снова хохочет.

– Ты не от Корделии заразился?

Я тоже улыбаюсь.

– У меня там, – Бруно облизывает губы, – в спальне… три обнаженные бабы. Если хочешь, можешь их навестить.

– Нет, спасибо, – я изображаю улыбку. – Пусть уж твоя спальня остается только твоей.

Морфи задумчиво поднимает глаза к потолку.

– И то верно, – кивает он. – У меня никогда раньше не было сразу с тремя. Это… необычно.

– Я тебя понимаю.

– Нет, не понимаешь, – качает головой мой собеседник. – Но обязательно попробуй! Это трио уже сработалось, и весьма неплохо. Но не исключено, что их ряды уменьшатся.

Мой взгляд резко меняется. В частности, из-за того, что он так спокойно об этом говорит.

– А что? – он улыбается. – Ни одна из них не застрахована. Как и твоя Уэбстер. Так что, – он поднимается с дивана и разминает поясницу, – я бы не стал ждать совершеннолетия, чтобы ей присунуть. Джимми, к примеру, успел натрахаться вдоволь со своей возлюбленной. Так что… мечту, можно сказать, исполнил. Так что и ты не плошай.

И после этих слов он ушел наверх. В комнату, из которой вскоре стали доноситься громкие стоны. Он ушел, оставив меня одного, обнимающегося с собственной одеждой.

Он породил в моей голове мысль, которая теперь зрела и заставляла меня страдать – я действительно осознал, что Эбби (а быть может и я тоже) вряд ли доживет до своего совершеннолетия.

***

Уснуть я так и не смог, да и не пытался. Я встретил утро в гостиной, и наверх не поднимался. К тому времени, как солнце взошло, я уже практически полностью помнил весь прошедший вечер. Помнил, как Эбби заснула на моем плече, и как затем ее увела наверх Корделия. В этот момент я как раз имел Марию сзади, пока она делала минет Бруно, и потому без проблем мог наблюдать за их уходом.

Кажется, я даже решил пойти за ними, натянув панталоны, но меня перехватила Жеральдин, которая и утащила меня в свою спальню.

Наверное, даже к лучшему, что она не позволила мне вломиться в спальню Эбби.

Нет, не наверное, а однозначно лучше.

Я покинул особняк еще до того, как кто-либо из его обитателей успел проснуться. Даже Нина с Бобом еще не успели появиться в гостиной, хотя я и был готов поспорить, что они то уже точно проснулись.

А вот когда вернулся, в доме уже вовсю кипела жизнь.

Жеральдин, Эбби и Корделия сидели в столовой и пили чай, уже успев позавтракать.

– Будете завтракать, сэр? – спрашивает Боб, и я киваю, а затем иду к столу, направляясь к Эбби и игнорируя презрительный взгляд Корделии.

– Эбби, – произношу я, сглатываю.

Она поднимает на меня взгляд. Возможно, в нем и была примесь обиды за вчерашний вечер, но от нее не остается и следа, когда я протягиваю ей до этого спрятанный за спиной букет из красных роз.

Меня наполняет некая радость, когда я вижу в ее глазах счастье, тесно переплетающееся с удивлением.

– Спенсер? – слышу недоумение в голосе Корделии.

– Зачем? – задает вопрос Эбби, но все же берет букет.

– Я делаю, наконец, то, что должен был сделать еще в школе, – в горле засуха еще покруче, чем в Сахаре. – Хочешь сходить со мной куда-нибудь?

– Куда? – она улыбается и издает смешок.

А я осознаю, что никаких мест, кроме как таверны, даже и не знаю.

– В парк… или еще куда-нибудь. Вряд ли здесь есть кино, или театр, а тем более клуб…

Я затыкаюсь, когда она поднимает на меня взгляд.

– Да куда угодно, – тихо произносит она, и у меня внутри словно разливается странное тепло.

Мы продолжаем смотреть друг другу в глаза даже тогда, когда Престон демонстративно бросает свою чашку на блюдце и выскакивает из-за стола.

Никогда еще взгляд Эбби не был таким… как сейчас.

Глава 30

Глава 30. История волка

– Она была чертовски красива! Пухленькие губки, большие карие глаза и маленький аккуратный носик, немного вздернутый. Длинные каштановые волосы… блестящие, красивые… и, черт, как же они пахли! Да и она сама, смекаешь?

Я медленно иду за Хейзелсмоуком и слушаю его рассказ.

– Да, смекаю.

Он останавливается.

– Переруби эту хрень, – говорит он, и я подхожу к непонятно откуда взявшейся лиане, перетянувшей нам дорогу. В принципе, можно было бы и пригнуться, но я знаю, для чего он заставляет меня делать это.

Вытягиваю руку в сторону, и она тут же покрывается черной материей, а затем вырастают длинные черные когти. Перерубить лиану получается с первого раза. Словно ленточку ножницами на открытии.

– На чем я остановился? – чешет он репу.

– На том, что ее волосы вкусно пахли.

– И не только волосы, Марки! Вся она! Смекаешь? – и он продолжает идти. Я – за ним. – Наверное, ее можно назвать моей первой любовью. Знаешь… даже если бы я знал, какой болезнью она меня наградит тогда… все равно бы не пошел на попятную!

– Трипака от нее поймал что ли?

Хейзел засмеялся.

– Нет, парниша. Хоть я и не знаю, что именно ты сказал, но подозреваю, что ты о той херне, от которой член вздувается, покрывается пузырями, и какая-то черная хрень течет?

Меня немного перекосило.

– Я таких болезней не знаю… но… наверное…

– Я болел разной дрянью, но все это было излечимо – магия, травки, вонючие мази, от которых только и хочется, что блевать. А еще настойки разные, после которых в сортир через по семнадцать раз на дню бегаешь. Все это лечится, смекаешь? – он откашлялся, вытер рот рукавом и продолжил: – А вот та малышка… наградила меня другой болезнью. В прочем… ты же видел.

Меня осенило.

– Так… ты не родился таким?

Хейзел заржал так, что с ветвей взлетели перепуганные птицы.

– Ты думал, что мои предки тоже такие же мохнатые? Или что меня вскармливала титькой волчица?

Он продолжает смеяться, и потому мы стоим. Он ржет, а смотрю на него. Становится тоже немного смешно. Но не потому, что он смешно пошутил, а просто от вида охотника и звука его смеха.

Наконец, он проржался, шмыгнул носом и харкнул в сторону от себя.

– Нет, браток, ликантропия не передается по наследству. Хотя бы потому, что детей ликантропы иметь не могут. Смекаешь?

Киваю.

– Печально, – пытаюсь я ему сочувствовать.

– Отнюдь! – громко вскрикивает он. – Я могу пялить всех баб без разбору, и ни одна от меня не залетит! Даже не нужно принюхиваться, когда у них течка! Хотя… откровенно говоря, на таких у меня тут же встает, и ничего поделать с собой не могу. Смекаешь, сколько у меня детей бы было за все эти семьдесят лет?!

– Семьдесят?!

– Да… – грустно чешет он затылок, – я уже не самый молодой волк… однако, – хитро улыбается, – еще ни одному самцу проигрывать не приводилось! Если б ты знал, какие у меня были стаи!!!

Я хмурюсь.

– А… – он вдруг понимает, что мои знания об оборотнях весьма скудны. – Короче, первые лет пять-шесть молодые ликантропы в людей не превращаются. Бегают по лесам, считая себя настоящими волками. Я провел в шкуре волка всего четыре с половиной года. Можно даже сказать, что я вундеркинд.

– Ты четыре года был волком? То есть… совсем волком? В смысле…

– Да-да! Я именно это и сказал, разве нет?! – он смотрит на меня, как на идиота. – Зачем ты переспрашиваешь все то, что я говорю? У тебя со слухом проблемы?

– Да нет…

– Тогда я не понимаю, – он почесал свой подбородок. Яростно и быстро. Словно собака, чешущая себя за ухом. – Четыре года я реально считал себя волком, совершенно позабыв о человеческой жизни. Трахал волчиц, жрал зайцев, таскал овечек с деревень, нападал на коров, несколько раз защищал стаю от людей, и потому вскрыл немало глоток. А затем… память стала возвращаться. Медленно. Сначала я даже не понимал, что это за воспоминания. Сначала пришли самые ранние воспоминания. Из детства… странно, что я все это тебе рассказываю.

Вдруг он разворачивается и продолжает идти. Я, естественно, – за ним.

– Да нет, мне интересно! – говорю я ему, и не лгу. Мне реально было интересно послушать про то, как человек становится оборотнем. – А как она обратила тебя? Укусила? Или резанула когтями?

Он вновь усмехается.

– Не то и не другое. Стать оборотнем непросто… и не у всех ликантропов есть такой дар – обращать в себеподобных. Вот у нее… у нее он был. А я… даже и не знаю, как это делается.

– В смысле, ты не помнишь?

– Не-а, – честно признается он. – И никто из нас не помнит. Я спрашивал почти у всех, кого знал. И никто их них не помнил ни самого ритуала, ни того времени, когда ты превращаешься из человека в волка в первый раз. Последнее, что я помню – это ее поцелуй. И запах. У нее… был удивительный запах.

И некоторое время он просто стоял, вглядываясь куда-то вперед. Видимо, предавался воспоминаниям.

– Ты часто слышишь его голос? – спрашивает он, прерывая эту умиротворенную тишину.

– Тени?

– Да, своего зверя.

– Слышу. Частенько.

– Пытается провоцировать тебя?

– Да, есть такое…

– Легко ему противостоишь?

– Ну… просто игнорирую…

– Но он зарождает у тебя зерно сомнений? Есть такое чувство, что он прав? Хочется следовать его указаниям? – охотник поворачивается ко мне, когда начинается задавать эти вопросы. И смотрит мне в глаза. Очень внимательно смотрит.

– Ну…

– Без «ну».

Я сглатываю.

– Есть немного, – даже не осознаю, как опускаю взгляд к земле.

– Даже если ты согласен с ним, не позволяй ему одерживать верх. Ты уже неплохо обучился управлять его силами. Теперь пытайся сохранять контроль. То, что из себя представляет эта хрень… это нечто темное. Очень темное. И… чистое. Оно выходит за рамки Системы.

Он словно окатывает меня холодной водой.

– Какой Системы?!

– Той, которая позволяет набрасывать очки на те или иные параметры. Как еще ты развивался, если не знал о ней?

– Я знал, но… ты тоже так качаешься?!

– Ну… да…

– И тебе тоже нужно раздевать женщин, чтобы распределять очки?!

– Э… – он явно шокирован. – Какая-то у тебя… кривая Система.

Он смеется.

– Но, знаешь, мне нравится! – он чешет затылок. – Нет, мне достаточно произнести слово «Статус!». Как и многим другим.

– Статус! – громко говорю я, но ничего не происходит.

– Видишь прозрачные слова и свои параметры?

– Да нет, ни хрена.

Он пожимает плечами.

– Тогда продолжай раздевать девок. Возможно, у тебя с башкой что-то не так, или ошибка какая… я встречал пару ребят, у которых Система работала тоже как-то неправильно… правда, им не нужно было девок раздевать…

Он всерьез задумался об этом. Затем принялся хрустеть шеей.

– Сразимся? – предлагает он. – Мой зверь против твоего.

– Думаю… не стоит.

– Боишься проиграть? – он бросает свой арбалет и колчан с болтами в траву. – Не боись, парниша, я тебя не буду кусать. Просто придавлю.

– А еще поцарапаешь, и будешь потом вылизывать мои раны?

Его лицо стало каким-то серьезным.

Затем он опускается и поднимает свой арбалет, перекидывает его через плечо. То же самое делает и со стрелами.

– Размечтался, – сказав это, Хейзел продолжает идти вперед. – Когда ты выберешься отсюда… ну… или если выберешься, я познакомлю тебя с одной леди… она кое-чему тебя обучит.

– Что еще за леди?

– Скажем так… – он втягивает носом воздух и останавливается возле упавшего дерева, которое сейчас прикажет мне разрубить, – она очень много знает. Так много, что слегка не в себе. Но именно она научила меня использовать зверя в любое время, а не только ночью. И именно она научила меня не превращаться в него во время полной луны. И именно она… – сглатывает, – предсказала мне, что я встречу такого, как ты.

Меня прошибает резкий холод. Я ощущаю, как по бедрам разбегаются мурашки.

– Ты же помнишь, что кое-что мне должен, Марки? – он задает вопрос более тихим голосом, но все равно таким же мерзким, хриплым и скрипучим, как и всегда.

– Конечно, – почти шепотом отвечаю я.

– И потому я помогу тебе выбраться отсюда. Ты мне нужен. Для одного дела.

В горле пересохло.

– В смысле, поможешь выбраться? Дашь мне денег на освобождение? Или побег устроишь?

Он молчит, словно не слышал вопроса.

– Учти, – продолжаю я, – я один не пойду.

– Я помню о девках твоих. Можешь взять с собой одну, я не против.

Одну?! Я хмурюсь.

– Я бы выбрал эту знойную гибкую красотку, которую мы тогда искали с этим твоим другом-здоровяком, но… ты выберешь ту грудастую.

– Хейзел, – я облизываю пересохшие губы, – я не хочу бросать остальных. Если и уходить…

– Ты не смекаешь, парень, – охотник тяжело вздыхает, – никто из них не выживет. Рано или поздно все они сдохнут. Даже этот здоровяк. Тебе не даст подохнуть твоя Тень, но остальных… остальных ты не спасешь. А так… можешь спасти хотя бы одну из них… ну или этого дружка своего. Тут уж сам смотри.

Сглатываю.

– Дай мне знать, когда решишься. И… еще одно! – он резко оборачивается и тычет мне в лицо своим указательным пальцем. – Не вздумай никому рассказывать о моем предложении. Никому из девок, ни этому здоровяку, ни даже Майки! И тем более – этой твоей ушастой подружке!

– Ты про ассасинку?

– Как хочешь ее называй, но ей – тем более!

В горле снова сухо. Я чувствую, что охотник предлагает что-то опасное. Побег. Это точно побег. Вряд ли он собирается выкупить меня и еще одного из нашего класса. Он хочет устроить нам побег.

– Никому нельзя доверять! – вдруг взрывается охотник. – Даже Майки нельзя ничего теперь рассказывать из-за его женушки-колдуньи! Он тут же расскажет ей, а она – императрице! Все колдуньи служат только одному человеку в этом городе! Абсолютно все! Без исключений! Я понял это, когда уловил тот самый запах, что исходил от той девки, которую мы искали! Тот же запах исходит и от его Эльзы!

«Попахивает паранойей», – шепчет мне Тень.

– Ты же заметил, как Мастер изменился с тех пор, когда стал видеться с этой девкой? И тем более, когда она переехала к нему, верно?!

Сглатываю. Он реально прав. Что-то в нем точно изменилось.

– Вокруг тебя очень медленно смыкаются щупальца самого опасного спрута в этом чертовом болоте… потому… никому больше не верь, Марки. Лишь себе.

Тяжело вздыхаю.

– Смекаешь? – наконец, спрашивает он, и я снова сглатываю.

***

После прогулок и бесед с Хейзелсмоуком состоялся обед у Мастера, после чего учитель в очередной раз накостылял нам с Бруно и провел через свою полосу препятствий, слегка модернизированную после последнего боя. Пока мы тренировали тело, девушки учились магии у Эльзы. Не могу сказать, была ли польза от ее уроков, но одно мне теперь известно точно – оборотень смог-таки заразить меня своей паранойей.

Я смотрел на Мастера и слушал его слова, не принимая их за чистую монету, а тщательно фильтруя и переваривая каждое слово. В Эльзе я и вовсе относился с повышенным вниманием, и даже с некоей осторожностью ел то, что она наготовила.

Но больше всего… больше всего я напрягался при каждом взгляде на Марию. Ибо когда бы я на нее не посмотрел, она всегда пялилась на меня. Я даже стал замечать косые взгляды Бруно и – что самое ужасное – Эбигейл.

***

– Я не пойду никуда, Маркус, – говорит мне Эбби по дороге домой.

– Мы же договорились, что сегодня у нас свидание.

– Думаю, тебе лучше пойти с какой-нибудь… другой девушкой.

Я закатываю глаза.

– Мария вовсе не…

– Я видела, как вы смотрели друг на друга.

Я заметил довольную ухмылку Корделии. Она явно была рада, что мы поссорились.

– Эбби, послушай…

– Маркус, я поняла, что ты хочешь меня поиметь. Мы с Корделией – единственные, с кем ты еще не спал. И теперь ты хочешь и напротив моей фамилии в своем списке галочку поставить. Я поняла. И тебе вовсе не нужно тратить на меня время и деньги. Если хочешь, я просто приду сегодня к тебе, и ты меня трахнешь. Зачем весь этот бред?..

Она не договорила.

Я попросту не выдержал.

Резко развернул ее к себе, крепко прижал и впился в ее губы.

Ощутил, как она пытается вырваться, но эта попытка напоминала скорее короткую, слабоватую конвульсию, нежели то, что она хотела изобразить. И уже через несколько секунд я ощущал, как ее руки медленно обвивают мою шею, а ее поцелуй становится более свободным.

Ощущаю, как ее пальцы зарываются в мои волосы и даже чувствую, как она пытается пропихнуть мне в рот язык, что невероятно меня удивляет. Она точно девственница?!

Теперь она прижимается ко мне всем телом, практически трется об меня. Тяжело дышит и, кажется, даже едва заметно постанывает.

Да она потекла! – сказал бы сейчас Хейзел, если был бы здесь. – Я чувствую запах ее щелки!

Ну или что-то типа того…

Когда поцелуй завершается, мы просто стоим в объятиях.

– Ты мне и правда очень нравишься, Эбби. Уже давно.

Она молчит.

– Я смотрел на Марию не потому, что что-то чувствую к ней, – смотрю по сторонам, чтобы убедиться, что рядом никого нет. – Тот охотник… он уверен, что она шпионит.

Эбби отстраняется.

– Карденас?! – она искренне удивлена. Затем удивление меняется на скептичную улыбку. – Для кого?

Я пожимаю плечами.

– Он сказал, что для Императрицы.

Сказав, я пытаюсь понять, правильно ли сделал, что рассказал об этом Эбби. Хейзел сказал, что никому нельзя верить. Но Эбби… она же не может быть завербована? Хотя… я же понятия не имею, чему и как их учит Эльза…

Черт! Я становлюсь параноиком!

– А зачем императрице следить за нами?

Я пожимаю плечами.

– Ну… мало ли, – я лгу. Делаю вид, что не знаю. Но Хейзелсмоук рассказал мне, о чем именно Мария, как ему кажется, будет докладывать Императрице. Но больше я ничего ей не расскажу. Не потому что не доверяю… а хотя бы ради ее безопасности. Возможно, если она не будет ничего знать… то и не станет целью Марии.

Эбби улыбается.

И мне нравится ее улыбка.

– Тогда я одеваюсь?

Теперь я тоже улыбаюсь.

– И я тоже.

Мы добираемся до дома практически в обнимку. Я обнимаю ее за талию, и мне это нравится. Наверное, впервые у меня начинается что-то настоящее, какие-то отношения. Романтика и истинные чувства, а не то, что было с Кармен.

Поднявшись на второй этаж, мы расходимся по своим комнатам. И в моей… меня ждет сюрприз.

– Легка на помине, – вздыхаю я, не затворяя дверь и продолжая стоять у входа.

– О… вы говорили обо мне? – Мария улыбается и облизывает губы. Она сидит на моей кровати, закинув одну ногу на другую. Разрез ее платья обнажает бесподобное бедро, вызывая отклик у меня ниже пояса.

– Тебе нужно уйти, Мари.

– Разве? – она изображает удивление. – Думаешь, она умеет хотя бы половину из того, на что способна я?

Делаю глубокий вдох. Выдох.

Черт… как же я ее хочу!

«Так трахни!»

– Уходи, Кармен. Прошу.

Усмехается. Ее глаза на пару с губами сводят меня с ума. Она изумительна.

Я ощущаю, как часто начинаю дышать и как ускоряется пульс.

«Закрой дверь и трахни ее!»

– Может, уже закроешь дверь? – она начинает играть с завязками своего платья, находящимися на груди, прямо над ложбинкой. – Поговорим.

«Закрой! Закрой дверь! Закрой ее, твою мать!!!»

В горле сухо, как утром во время разговора с Хейзелом, но совсем по другой причине; ладони вспотели, а сердце барабанит.

«Закрываааааай!!!» – Тень танцует вокруг кровати, и я замечаю, что у Него спущены штаны. Он что, дрочит?!

– Маркус? – Мария облизывает губы.

– Меня…

«Закрой дверь, сукин ты сын!!!»

– Меня ждет Эбби. Мы идем на свидание, Мария. Она мне нравится. А я нравлюсь ей. По-настоящему. И то, что происходит между нами, тоже настоящее. А не как у нас с тобой.

Она больше не улыбается.

«Ну ты и придурок…»

– Это из-за Бруно, да? – ее голос не такой томный и возбуждающий, как раньше. Кажется, она даже расстроена. – Из-за того, что я вчера?..

– Мария, Бога ради… просто уйди уже из моей спальни, пожалуйста! Не силой же тебя выгонять!

– Ты верности хочешь?! – не унимается она. – Слушай… вчера… я была пьяна, но тебе нравилось все то, что я делала! И танец тебе нравился! И то, что было после! Ты был не против того, чтобы иметь меня на пару с Морфи!

Она начала кричать, и потому я прикрыл дверь. Мне стало… стыдно. Я не хотел, чтобы Эбби слышала то, о чем сейчас говорит Кармен.

– Да, я дала ему на диване, но лишь потому, что ты шпилил в это время мисс Флауэрс! А ночью ты сам меня ему отдал!

– Ночью я был с Жеральдин, – зажмурившись, я протираю уголки глаз, примыкающие к носу.

– Мы были с Жеральдин. Мы втроем. Я, ты и она.

Я немного удивлен.

– А потом, когда ты кончил, к нам заявился Бруно, и спросил, не против ли ты, если он заберет одну из нас. Мол, хочет с тремя попробовать. Так как эта сучка-француженка уже спала, ты отправил меня! Думаешь, я хотела?!

Я хмурюсь, глядя на нее.

– Это уже не важно, – выдавливаю я. – Между нами ничего нет.

Я вспоминаю все те слова, что она говорила мне, когда я проиграл тот второй бой на Арене. О том, как ей было противно целовать меня и так далее. И еще я вспоминаю слова Хейзела – она шпионка. Бред, наверное… но она вполне может ей оказаться. Иначе зачем ей?..

Голова немного кружится. Сердце бьется слишком часто, хотя от стояка уже нет и следа. Это уже не возбуждение. Мне... мне плохо.

Я вижу, как Мария подлетает ко мне и прижимает к двери.

Вижу, но даже не чувствую.

Она обнимает меня, затем целует.

Я будто наблюдаю за этим со стороны.

С каждым вдохом я будто теряю связь с собственным телом.

Каждый вдох дает какую-то легкость… и отрешенность.

Я облизываю пересохшие губы, а через мгновение ощущаю ими ее поцелуй. Жаркий… и сладкий. Безумно сладкий.

Я сжимаю ее в объятиях. Потому что хочу.

Ничего я не хочу сейчас больше, чем ее.

Я даже не замечаю, как мы оба остаемся без одежд.

Я будто пьян. Одурманен.

Воздух словно пропитан эфиром или другим веществом, какое используют анестезиологи, чтобы отправить в царство Морфея пациента перед операцией.

Я трахаю ее. Жестко.

И каждый толчок совершаю с такой силой, будто хочу разорвать ее, сделать больно. Я сжимаю ее кожу. Кусаю – да так сильно, что она вскрикивает от боли, но не отстраняет меня.

Я трахаю ее.

Трахаю даже тогда, когда отворяется дверь, а в проеме стоит Эбигейл Уэбстер. Из-за ее плеча выглядывает счастливая Корделия Престон, а вот глаза Эбби наполнены слезами.

Но мне все равно.

Я даже не сбавляю темп.

Мозг включается лишь тогда, когда я кончаю, орошая лоно Марии своей спермой.

Дышать тяжело, а сердце вот-вот разорвется.

Я падаю на кровать, прекрасно понимая, что Эбигейл меня больше не простит.

Я чувствую, как Мария покрывает мою грудь поцелуями, но теперь это не возбуждает. Сейчас я хочу просто отдохнуть, так как голова сильно кружится. Я близок к потере сознания.

– Я лишь твоя, – шепчет Мария. – Только твоя, Маркус. Бруно больше и на шаг ко мне не приблизится, я клянусь! А ты можешь спать, с кем угодно! Даже с Уэбстер можешь на свидание пойти – мне все равно! Я могу быть третьей и четвертой! Но лишь с тобой!

Она прижимается ко мне, а я продолжаю лежать не двигаясь и глядя в потолок. Стараюсь отдышаться.

Прямо над нами, в той самой точке на потолке, куда устремлен мой взгляд – Тень.

И, готов поспорить, он улыбается…