Текст книги "Принц без королевства"

Автор книги: Тимоте де Фомбель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Ванго вошел в зал и сел на диванчик. В кухне кипела работа. Казалось, Альма не замечала его. Но когда он заказал яичницу, она издали ему помахала.

Посетители валом валили в ресторан, и по тому, как они топтались у порога, втягивали в себя теплый воздух, отряхивали снег с обуви и приветствовали хозяина, сразу чувствовалось, как они довольны, что очутились здесь. Они словно одним прыжком перелетели через Атлантический океан и Средиземное море и вернулись на родину, в раннее детство, в воскресное итальянское утро. Отелло же беспокоился о сохранности половичка и то и дело кричал: «Эй, не так усердно!»

– Мне восемнадцать лет, а все меня держат за мамашу, – сказала Альма, ставя перед Ванго яичницу.

– Какой он был?

– Кто?

– Он. Кафарелло.

Альма ответила не сразу.

– Да не знаю. Давай больше не будем о нем. Хватит того, что ты выходишь из своей комнаты раз в три дня… И заказываешь яичницу!

– Но ты же с ним общалась.

– Ну да, как с обычным клиентом, и только. Оставь меня в покое. Я даже фамилии его не знала.

И она побежала к новому посетителю, чтобы взять у него шляпу.

Вернувшись, она задержалась около Ванго.

– Помню только, что он был вежливый и приветливый. Вот это меня и пугает, когда я думаю о нем. Неужто люди могут так ловко скрывать свою жестокость? Девушку, которую он убил, схоронили на Вудлонском кладбище, я об этом читала. Кафарелло и вправду был тихий. Он не говорил по-английски. В Нью-Йорке он чувствовал себя не в своей тарелке. Кажется, он долго работал на западе страны, на коровьей ферме. Хорошо разбирался в мясе.

– Значит, тихий и приветливый… – сказал Ванго.

– Вот это меня и пугает, – повторила Альма и убежала на кухню.

Ванго не знал, что и думать. Он принялся за яичницу. Желток был целый, как полагалось. А белок поджарился только по краям, и они были жесткие и хрустящие. Яичницу припудрили невидимым белым перцем.

Благожелательность Кафарелло не удивляла Ванго: Альма располагала к себе. Странно другое: почему, обладая похищенным с яхты богатством, он отправился пасти коров в американскую глубинку?

Ванго дождался возвращения Альмы из кухни.

– А он был богатый, ваш ковбой? – спросил он шепотом, когда она подошла забрать его тарелку.

– Да, у него всегда были при себе деньги. Много денег. Он не знал им счету. Наш хозяин это заметил.

Теперь все сходилось. И Ванго все больше верил в очевидное: этот Кафарелло был настоящим Кафарелло, казненным за свое последнее преступление – убийство молодой девушки на мосту над Бронкс-Килл.

Ванго резко встал из-за стола, вышел на улицу и зашагал прочь под снежными хлопьями. Альма глядела ему вслед через окно.

Сердце Ванго было полно горечи. Кафарелло умер и тем самым лишил его права отомстить – и узнать правду.

Он бродил по городу целый день, часто присаживаясь на скамейку и наблюдая за прохожими. Он знал, куда идет, но то и дело сворачивал в сторону, чтобы продлить путь. Он мог просидеть на одной скамье целый час и поднимался, лишь когда собравшийся на картузе и плечах снег грозил засыпать его с головой.

Он прошел по нескольким мостам и каждый раз смотрел вниз, на медленно текущую воду, смешанную со снегом.

До Вудлонского кладбища Ванго добрался уже в сумерках. Это было бескрайнее снежное поле, усаженное деревьями. Он постучался в будку сторожа, хотя знал, что его поиски обречены на провал: кладбище занимало десятки гектаров.

Ему открыл человек в пальто и вязаной шапке.

– Извините за беспокойство, – сказал Ванго, – я ищу одну могилу. Тут у вас похоронена девушка.

– Имя, возраст, дата смерти?

– Не знаю.

– Вы шутите? Как это вы не знаете даже ее имени?

– Возможно, ее звали Лаура.

– Возможно?

– Да.

Сторож шагнул было назад, но Ванго окликнул его:

– Погодите. Вы, может быть, вспомните: эту девушку убили в прошлом году или два года назад.

Тот вернулся и подошел к Ванго.

– Вы ее знали? – спросил он.

– Да.

– Тогда почему мне пришлось копать ей могилу совсем одному в разгар июня?

Он долго смотрел на Ванго, потом добавил:

– Ладно уж. Идите по этой аллее, потом сверните на пятую дорожку слева. Увидите деревянный крест между двумя деревьями. Там она и лежит, бедняжка…

Ванго уже шел в указанную сторону и кивнул на ходу.

– Слыхали, что говорил адвокат убийцы? – спросил сторож, с трудом поспевая за ним на негнущихся ногах.

– Нет, – со вздохом ответил Ванго.

– Самый паршивый адвокат на свете. Он заявил, что это была законная самооборона. И знаете, что он еще сказал?

Ванго не ответил.

– Он сказал, что девушка сама напала на обвиняемого.

Ванго не прерывал старика, но ему больше ничего не хотелось слышать.

– Сочинил целый приключенческий роман. Люди в зале даже смеялись. Он показал тетрадь, найденную при этой девочке, – якобы она хотела отомстить ему за давние преступления.

– Спасибо, я уже все понял.

Ванго остановился. Сторож доковылял до него и пожал руку.

– Примите соболезнования, – сказал он.

И ушел.

Еще несколько минут Ванго брел по аллее, оставляя в снегу глубокие следы, и наконец увидел деревянный крест. Зачем он пришел на эту могилу?

Ему негде было молиться за упокой души родителей. Вот почему его позвала к себе эта юная жертва того же убийцы, которая покоилась здесь, между двумя деревьями. И теперь вид креста, склонившегося под снежным гнетом, умиротворил его душу.

Ванго присел на корточки и замер, отыскивая в сердце молитвы или крики, которые помогли бы ему преодолеть гнев. Он так и не понял, почему Кафарелло оставил его в живых тем вечером 1918 года у Эоловых островов. Он думал о Мадемуазель. Неужели и она умерла где-то вдали, унеся с собой все тайны? Жив ли хоть кто-нибудь, кто может рассказать Ванго о его прошлом?

Он потянул вниз рукав пальто, чтобы прикрыть им руку, нагнулся и принялся стряхивать снег с камня у подножия креста.

Наконец он увидел имя – Лаура. Потрудившись еще немного, он очистил от снега всю плиту и разобрал надпись, сделанную масляной краской:

Лаура Вьяджи

Сапина 1912 – Нью-Йорк 1935

У Ванго подкосились ноги, и он рухнул в снег.

12
Тетрадь Лауры Вьяджи

Человек, которого директор тюрьмы и кладбищенский сторож в один голос называли «самым паршивым адвокатом на свете», проживал в очень красивом доме на Бродвее.

По всему фасаду шла череда статуй в человеческий рост. Ночью, при свете огней бродвейских театров, они казались армией призраков, среди которых нетрудно было узнать героев древнегреческих мифов – Ясона, Одиссея, Антигону, Геракла. На протяжении многих лет они бесстрастно взирали на идущих мимо простых ньюйоркцев.

Но нынче вечером один из античных ликов, в двадцати метрах от мостовой, мог сильно заинтриговать внимательного наблюдателя: у этого героя были живые глаза.

Ванго стоял на узеньком карнизе и ждал, когда внизу схлынут толпы театралов. Сначала на улицу выплескивалась волна зрителей, только что побывавших на «Безумствах Зигфелда» в театре «Зимний сад»; за ними выходили любители драмы, – одни хохотали, другие спали на ходу, утомленные затянувшимся спектаклем; и наконец на Бродвей возвращалась тишина. Потом разъезжались артисты. Огни на фронтонах гасли. Танцовщицы с затейливыми прическами эпохи древних китайских династий ныряли в такси, заваленные снегом.

Напротив дома адвоката, на фасаде одного из театров, висел рекламный плакат: «Вальтер Фредерик! Весь вечер один на сцене!» – с буквами четыре на два метра и гигантским портретом. Этот самый актер только что вышел на улицу в полном одиночестве, насвистывая песенку; его силуэт казался крошечным на фоне сверкающей афиши.

Ванго не мог знать, что три года назад они вместе нелегально летели на «Графе Цеппелине». Вальтер Фредерик, бежавший из Германии, быстро завоевал известность на Бродвее и в Голливуде.

Ванго удерживал равновесие, стоя на пятках на карнизе в центре фасада. Он ждал, когда наконец погаснет свет в окне над его головой. «Самый паршивый адвокат на свете» сегодня работал допоздна.

Однако вместо того чтобы погрузиться во тьму, окно распахнулось, и из него выглянул человек.

Ванго, укрытый складками гипсового хитона греческой богини, не шевелился. До него донесся запах табака. Он даже слышал легкое попыхивание сигареты при каждой затяжке.

– Снег, снег, снежок… – произнес курильщик; необязательно говорить что-то умное, если считаешь, что тебя никто не слышит.

Затем он бессмысленно пробормотал: «Ну вот, готово дело!» – бросил окурок вниз и захлопнул окно.

Минуту спустя свет погас. Ванго ждал. Наконец «самый паршивый адвокат на свете» вышел из подъезда прямо под ним, и его серая шляпа скрылась за углом.

Ванго вскарабкался на подоконник, вынул из кармана острый гвоздь, вскрыл оконный затвор и запрыгнул внутрь.

Первым делом он направился к письменному столу, где увидел стопку поздравительных открыток, готовых к отправлению. Он посмотрел имя отправителя – мистер Тревор К. Донахью. Да, это был тот самый человек, которого он искал.

На открытках он позировал в адвокатской мантии, на берегу речки, с огромной форелью в руках.

Ванго выдвинул верхний ящик стола. Скрепки были разложены по цветам, ластики обрезаны ножом, чтобы не пачкать бумагу, карандаши подобраны по размеру. И Ванго сказал себе: здесь нетрудно будет найти то, что я ищу.

Во втором ящике он обнаружил пять безупречно отглаженных рубашек. В третьем – зубную щетку с инициалами адвоката, прикрепленную резинкой к тюбику пасты.

«Где же его досье?» – подумал Ванго.

К кабинету примыкала другая комната – видимо, для секретаря. Здесь царил такой же безупречный порядок, но никаких досье не наблюдалось. Комната походила на зал ожидания: несколько журналов, картина на стене, телефон, стеклянная банка с золотой рыбкой.

Ванго опасался, что уйдет с пустыми руками. Золотая рыбка таращилась на него. Где же еще искать? Он уже собирался погасить свет, как вдруг зазвонил телефон. Поколебавшись, Ванго из любопытства снял трубку, но не произнес ни слова.

– Это ты? – спросил мужской голос.

Ванго не ответил, и человек громко расхохотался.

– Да я же знаю, что ты там. Я сижу внизу, в кафе, и вот увидел свет у тебя в окне. Я только вышел из театра. Сейчас поднимусь к тебе. И не вздумай изображать глухого, старина Тревор, – не забывай, что у меня есть свой ключ!

Ванго положил трубку. Отступив назад, он нечаянно скинул на пол банку с рыбкой и ударился спиной о перегородку. Банка разбилась вдребезги; одновременно с этим висевшая на перегородке картина сорвалась с гвоздя. Ванго взглянул на рыбку, исполнявшую на ковре танец живота, и поднял глаза. На месте картины обнаружилась стальная дверца сейфа. Ванго подошел ближе. Осколки хрустели у него под ногами. Он осмотрел сейф. На дверце с помощью ребристых колесиков нужно было набрать шестизначный код. В его распоряжении было меньше двух минут и миллион комбинаций.

Ванго наудачу потянул за ручку, но дверца не поддалась. Зажмурившись, он сделал глубокий вздох и попробовал на короткий миг влезть в шкуру «самого паршивого адвоката на свете». Через двадцать секунд бешеной работы мозга он кинулся в первую комнату, выдвинул ящик стола и схватил блокнот с телефонными номерами. Он открыл его сразу на букве «С», пробежал глазами страницу и наконец увидел то, что искал. Под телефонами Генри Джеймса Симпсона, Филипа Смита и Сантехники фирмы «Сарабанд» было написано «Секретный Код Дж. Эдвардса», а дальше шесть цифр. Ванго был одновременно ошеломлен и счастлив.

Он вернулся к сейфу. И в этот момент позвонили в дверь.

Ванго набрал первые три цифры.

– Открывай, недоумок!

Снова звонок.

Человек за дверью злился от нетерпения.

– Ну, смотри у меня, Тревор! Сейчас я сам отопру! Или у тебя там гости?

Последняя цифра на дверце.

– Я тебя слышу, Тревор!

Сейф открылся. Ванго увидел красную тетрадь, а рядом пачку долларов. Он схватил тетрадь и кинулся к окну. За дверью звякали ключи.

– А вот и я! – произнес голос.

Ванго спрыгнул на карниз и прикрыл за собой окно.

В этот миг незваный гость вошел в комнату.

– Тревор…

Гость сделал еще шаг и увидел на полу золотую рыбку среди осколков.

– Энди!

Он присел, подобрал рыбку, подбежал к бару, схватил две бутылки минеральной воды, бросился в прихожую, вылил воду в ведерко для зонтиков и запустил туда Энди.

Ванго спустился по фасаду с легкостью падающей снежинки. Он вернулся в Маленькую Италию и тут же наткнулся на Отелло – тот закрывал ставни ресторанчика.

– Я забыл включить вам в счет горячую воду, – сказал хозяин.

– Почему же, мы с вами договорились. Десять центов за литр.

– Одиннадцать в зимнее время, если быть точным. Доброй ночи, молодой человек.

– Доброй ночи.

– Знаете, Альма ждала вас допоздна. А вы где-то разгуливаете, будто вам все равно.

Ванго, не ответив, поднялся в свою комнатку.

Записи в красной тетради были сделаны аккуратным почерком, без ошибок. На первой странице значилось: «Эта тетрадь принадлежит Лауре Вьяджи». Когда девушка начала вести дневник, ей было двадцать два года.

Решила уехать. Я его разыщу. Говорила с бедняжкой Пиной Троизи. Он в Америке. Так она сказала. Описала его лицо и фигуру.

Кафарелло Джованни Валенте.

Кафарелло Джованни Валенте.

Лаура писала это имя на каждой странице, словно боялась, что дождь намочит тетрадь и сотрет его. Наверное, она написала его где-нибудь и у себя на теле.

Смотрю на дом, который скоро покину. Над маяком собирается гроза. Вот уже четыре года, как моих сестер нет на свете. И семь лет, как умерла мать. И шестнадцать, как не стало отца. Зачем ждать? Он убил моего отца, Бартоломео Вьяджи. Он убил моего отца. Хотел сделать из него убийцу. Навлек проклятие на род Вьяджи!

Сначала придется сесть на один пароход, потом на второй. Третий отплывет из Неаполя. На билеты денег хватит. Пересчитываю монеты и бумажки. Купила новую одежду у Бонджорно. Говорят, на пароходе из Неаполя можно найти работу, чтобы продержаться первые дни в Америке.

Дальше шли английские слова – Лаура учила язык. Список с переводом: «поесть», «пароход», «работа». Потом фразы: «Здравствуйте! Я ищу друга моего отца, Кафарелло Джованни Валенте с острова Салина на Сицилии». На полях были названия нью-йоркских кварталов, планы улиц, как в путеводителях, и всюду наброски одного и того же лица – лица Кафарелло. И снова, и снова, куда ни глянь, его имя.

Сегодня ночью сплю на причале. Дом продан. Завтра уезжаю. Спрятала немного денег в носок, привязанный под юбкой.

С каждой новой страницей Ванго все глубже проникал во внутренний мир Лауры. И каждая страница напоминала ему собственный бой с тенью. При мысли о маленьком кресте на Вудлонском кладбище на глаза наворачивались слезы. Это воспоминание омрачало надежду, которой дышали записи в тетради Лауры Вьяджи. Ванго уже знал, чем все закончилось. И красная тетрадь разрывала ему сердце.

Я в Неаполе. Здесь холодно. Билеты стоят гораздо больше, чем говорили в Мальфе. Проведу Рождество здесь, поработаю на рыбном рынке. А отплыву в середине января. Пришлось продать пару башмаков.

Дальше шли записи расходов, цена тарелки супа, ночлега у монахинь, потом новые английские слова и обращения к двум умершим сестрам, – эти фразы она пыталась вычеркнуть, но их можно было разобрать:

Я увожу вас с собой. Я сдержу клятву. Не покидайте меня! Помогите его найти! Боже мой, помогите мне его найти!

Ванго медленно изучал страницу за страницей. У него было достаточно свечей, чтобы читать всю ночь. Только знай плати хозяину за каждую каплю растопленного воска.

Внезапно между страницами он увидел лицо Лауры. Фотография была сделана по прибытии в Нью-Йорк и наклеена на карточку иммигранта. Совсем крошечный снимок. Ванго поднес его к свечке, чтобы как следует рассмотреть.

Она не глядела в объектив. Ее взгляд был устремлен в сторону, словно она высматривала в толпе силуэт Кафарелло. Она выглядела моложе своих лет. Волосы острижены очень коротко, скорее всего на пароходе: чуть раньше в тетради была запись о вшах. И действительно, между листками попадались крошечные раздавленные насекомые.

Ванго не отрывал глаз от лица Лауры Вьяджи. И очень нескоро смог перевернуть страницу.

Самыми горькими были записи, сделанные уже в Америке. Прежде Лаура ничего не видела, кроме своих островов. Она знала, что путешественнику достаточно высадиться на Салине или даже на Липари и там, в порту, произнести нужное имя. И всегда найдется человек, который укажет ему дорогу. В Нью-Йорке все оказалось совсем иначе. Как можно отыскать хоть кого-нибудь в этом городе, подпирающем небеса?

В порту – никакого Кафарелло. В первые десять дней поисков – никакого Кафарелло. И по истечении месяца – тоже никакого Кафарелло.

– Карелло… моего шурина зовут Карелло, – сказал ей один паренек, ученик парикмахера, к вечеру сорокового дня. – Только он не сицилиец, он из Калабрии.

И все же Лаура Вьяджи решила посмотреть на этого Карелло, подумав, что он мог нарочно сократить свое имя. Тот оказался пожилым человеком, хозяином бакалейной лавки. Достаточно было взглянуть на его вывеску, чтобы угасла всякая надежда: «Карелло. В Нью-Йорке с 1908 года. Лучшие товары». Значит, он приехал сюда за десять лет до того. Тем не менее Лаура попросила у него вино с островов Липари, чтобы посмотреть, как он среагирует. Старик Карелло попытался уточнить у нее название, но в конце концов выставил бутылку красного калабрийского, утверждая, что именно оно самое лучшее.

Две недели спустя Лаура увидела на улице человека. На груди и спине тот нес два деревянных щита, скрепленных кожаными ремешками. Поверх были наклеены рекламные плакаты, восхваляющие достоинства какого-то сорта мыла.

На следующее утро Лаура Вьяджи вышла на улицы Нью-Йорка, надев на себя пару плакатов с мучившим ее вопросом:

Не знаете ли вы Джованни Кафарелло?

Вероятно, ее принимали за сумасшедшую.

В первые дни она следила за реакцией прохожих. Тут было все: насмешки, удивление, назойливость соблазнителей в аллеях Центрального парка: «Вот он я, Кафарелло! Я тоже вас давно ищу!» Но мрачный взгляд Лауры быстро ставил их на место.

В конце тетради Ванго нашел две склеившиеся страницы. Ему никак не удавалось их разделить. Выйдя из комнаты, он пошел по холодному коридору, припомнив, что в дальнем его конце, под раковиной, видел бритвенное лезвие. На обратном пути он вдруг услышал возле себя голос:

– У тебя кто-то есть?

– Альма?

Девушка сидела на полу.

– Я слышала, что ты там с кем-то разговаривал.

– Что ты здесь делаешь, Альма?

На ней была вязаная шапочка, залепленная снегом.

Ванго вдруг осознал, что, сидя в комнате, читал записи вслух.

– Кто там у тебя? Как ее зовут?

– Да никого там нет.

– Я слышала твой голос. Слушай, lupacchiotto, я хочу тебе кое-что сказать.

– Не теперь, Альма, я не могу. Давай завтра…

Почему Ванго чудилось, будто в комнате его кто-то ждет? Тетрадь Лауры Вьяджи будто оживала в его руках.

– Завтра, – повторил Ванго. – Договорились?

– Что у тебя там?

Он показал ей ржавое лезвие.

– Ты меня пугаешь, – сказала девушка. – Зачем тебе понадобился Кафарелло?

– Он знал моих родных. Ладно, я пошел к себе.

– Ну, спокойной ночи.

Альма встала и ушла.

Ванго вернулся в комнату и посмотрел в окно: Альма шагала по заснеженной улице.

А девушка думала о том, что хотела рассказать Ванго.

Если бы он нашел для нее минутку, хоть полминутки, Альма поделилась бы с ним внезапным воспоминанием. Она повторила бы ему слова Кафарелло, сказанные в тот день, когда он слишком много выпил:

Я не Джованни Кафарелло.

Она обернулась, чтобы посмотреть на следы в снегу и на окно Ванго в конце улицы.

Ванго снова взялся за тетрадь. Он просунул лезвие между двумя слипшимися страницами и осторожно разъединил их. На бумаге остались пятна ржавчины, но ему все же удалось прочесть:

17 мая 1935 года, восемь часов вечера. Дождь.

Сижу на ступеньках Дворца правосудия. Какой-то тщедушный, лысый, черноглазый человечек подошел и заговорил со мной.

Буквально за минуту он сообщил мне все сведения о Джованни Кафарелло, проживающем в отеле «Неаполь» в номере 35. И исчез.

Остаюсь сидеть под дождем. Вот и конец пути.

Ванго перечитал эти строки. Адвокат даже не потрудился разъединить склеенные майским дождем страницы. Теперь Ванго понял, до чего же скверной была защита. Мистер Донахью, наверное, больше думал о речке, где водится форель, о горах Адирондака[11]11
  Адирондак – горный хребет на северо-востоке штата Нью-Йорк.


[Закрыть], куда он собирался на выходные. В мечтах он уже готовил резиновые сапоги, крючки и наживки.

С его стороны это было даже не злым умыслом, а попросту безразличием. Вместо того чтобы прочитать до конца записи в тетради, он, верно, битый час просидел в кабинете, сортируя по цветам скрепки и выводя каллиграфическим почерком надпись «Маленькие конверты» на большом конверте, где они хранились.

Следующие страницы были посвящены слежке. В течение многих дней Лаура ходила за Кафарелло по пятам. Ее удивляло его могучее телосложение: Джузеппина Троизи описала его совсем иначе. Может, на него подействовала перемена климата? Она сама, например, сильно исхудала.

Он гулял по городу, нигде не работал, но денег у него было предостаточно. Лаура не спускала с него глаз, дивясь тому, что видит обыкновенного человека, а не свирепого оборотня. Однажды ночью ей наконец удалось заглянуть в регистрационную книгу отеля «Неаполь», пока сторож храпел у входа. Постоялец номера 35 Джованни Кафарелло действительно родился в Лени на острове Салина в 1885 году.

Она закрыла книгу. Да, это именно он, убийца Бартоломео Вьяджи.

Ванго с болью в сердце прочел последние записи в красной тетради. В них шла речь о семье Лауры. Это были ее детские воспоминания, маловажные и самые обыкновенные – никому другому и в голову бы не пришло запечатлевать их на бумаге.

А Ванго упивался этими незнакомыми ему мелочами. У него не было такого детства. Выведенные чернилами строки помогали Лауре вспоминать.

Шум шагов ночью на крыше, когда родители любовались звездами. Забытые бытовые подробности. Когда отец возвращался домой и открывал дверь, дети уже сидели за столом, и пар от горячего супа стелился низко над тарелками, прибитый сквозняком. После грозы они собирали сломанные ливнем веточки бугенвиллеи и вплетали их в волосы матери. Яркие цветы, украшенные дождевыми каплями. А когда было слишком жарко, все три сестры спали вместе под шатром из мокрых простыней. Потом шли совсем уж пустячные воспоминания: о прирученном навозном жуке, о кошке, случайно запертой в ящике для соли, о прочих смешных происшествиях то там то тут, о побелке дома как-то в июне…

А дальше – о той ночи, когда отец не вернулся домой, отправившись на рыбалку вместе с Джо, сыном старого Кафарелло, таким свирепым, что его и женить не удавалось, и еще с одним, с великаном Мацеттой, у которого был осел в Полларе.

Все трое ушли в море. Позже до Лауры Вьяджи дошли разговоры о случившемся. Они взяли на абордаж судно, стоявшее между островами. На борту оказалось куда больше добра, чем они ожидали. Кафарелло обезумел, превратился в кровавого убийцу. И на следующий день прикончил отца Лауры, чтобы захватить его часть добычи.

Ванго узнал эту ночь. Это была и его ночь. Вот что объединяло их с Лаурой Вьяджи. Ночь выстрелов, ночь пролитой крови.

Тетрадь заканчивалась словами:

Сегодня вечером

Даже точки не было – слово «вечером» слегка загибалось вниз.

Сжимая в руке закрытую тетрадь, Ванго мысленно видел продолжение. Схватка на мосту, над Бронкс-Килл, когда тот возвращался в отель. Победа волка над бедной овечкой Лаурой. Свидетели, которые помогли приговорить Кафарелло к смерти. И финал – электрический стул в тюрьме «Синг-Синг».

На следующий день Ванго покинул Америку. Напоследок он рискнул подойти к подножию башни Зефиро. Увидел огонек на верхушке. Затем отправился на пристань. К счастью, отплытие задержалось на сутки из-за какой-то поломки. В гавани царило веселье: ожидание стало настоящим праздником. Сотни пассажиров неторопливо ужинали в портовых ресторанах. Над грудами чемоданов и дорожных плащей витал запах вина. Дети спали по углам. У трапов распевали песни.

Пароход отошел в полночь, весь в огнях, вальсируя на воде, переполненный радостью жизни.

Послышался пароходный гудок. Ирландец, задремавший в гостиной, похожей на сигарную коробку, отделанную кожей и красным деревом, вздрогнул. Он выбрался из кресла, взял со стола бутылку и в одних носках подошел к широкому окну.

– Barcazza, – сказал он на сицилийском диалекте. – Еще одна мерзкая посудина.

Из-за этих пронзительных гудков и отвращения к иммигрантам он собирался в самом скором времени покинуть район доков Манхэттена и перебраться в Мидтаун. Но строительство его башни опять затянулось.

Тот, кого прозвали Ирландцем, надолго припал к бутылке, потом шумно фыркнул, как тюлень, вылезший из воды. Кроме этого виски, ничего ирландского в его крови не было.

Он посмотрел вслед удалявшимся пароходным огням, потом взглянул на свое отражение в стекле. Левой рукой он пригладил казацкий платок на шее. С той ночи, когда он устроил бойню на яхте возле Эоловых островов – а было это восемнадцать лет назад, – Кафарелло никогда не расставался с этим кроваво-красным платком, подарком моря, которое сделало его богачом.