Текст книги "Принц без королевства"

Автор книги: Тимоте де Фомбель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Расстроенный рояль только ухудшал ситуацию. Музыка могла бы немного снять напряжение. Несколько месяцев назад капитан Леман дал полуторачасовой концерт, во время которого все и думать забыли о бушевавшей грозе.

Вечером второго дня Эскироль постучал в дверь каюты Венсана Вальпа. Она находилась в конце коридора, который тянулся до самого киля дирижабля. Это была одна из немногих кают с окном наружу, а главное, только в ней хватало места для четырех коек.

– Кто там?

Вопрос был задан через дверь.

– Это я, – сказал Эскироль.

Дверь приоткрылась, и охранник спросил:

– Что вам нужно?

– Я хотел бы пригласить месье Вальпа выпить со мной в кают-компании.

Эскиролю было необходимо хоть на несколько минут выманить из каюты ее обитателей, чтобы изучить обстановку, перед тем как Зефиро приступит к операции.

– Нет, – буркнул Вальп, не подходя к двери. – Мне не хочется пить.

– Он не желает выходить, – пояснил охранник.

– У нас есть бутылка шампанского, которую командир Эккенер оставил специально для нас.

– Пейте без меня.

Дверь захлопнулась.

Эскироль вернулся к Зефиро, который ждал в каюте на диванчике вместе с Пюппе.

– Он не выйдет.

Переодевшийся во все темное Зефиро был в полной боевой готовности.

– Тогда я займусь им прямо в его логове. Устройте так, чтобы они были там все втроем.

– Я думал, тебе нужен только Виктор.

– Нельзя, чтобы они забили тревогу до того, как цеппелин приземлится в Лейкхерсте.

И Зефиро положил перед собой парабеллум с тремя патронами.

22
Белый парус

В час ночи с 5 на 6 мая 1937 года в небе над Северной Атлантикой произошло нечто совершенно необъяснимое.

Этель лежала на койке, с которой все это время почти не вставала. Глаза ее были открыты. Она не спала с самого первого вечера на дирижабле. Булар предупреждал: однажды Ванго позовет ее на помощь, но будет поздно. Сердце ее сжималось, она думала только о нем.

Внезапно раздались звуки музыки.

Кто-то играл фугу Баха, и рояль звучал превосходно.

Этель села и прислушалась. Потом встала, надела пальто прямо на ночную рубашку и вышла в коридор. Отовсюду бежали пассажиры: они спешили в салон. Там за роялем сидел капитан Леман, его руки порхали над клавиатурой.

Видимо, какой-то скучающий путешественник, прежде чем пойти спать, от нечего делать нажал на клавишу. И выяснилось, что рояль в полном порядке.

Что же случилось? Как могло произойти такое чудо? Никому и в голову не пришло, что рояль просто освободили от начинки весом в восемьдесят килограммов. Кто-то уверял, что нашел между струнами четки из оливкового дерева. От этой истории веяло тайной.

Дождавшись, когда все пассажиры соберутся вокруг рояля, Эскироль пошел в каюту предупредить Зефиро.

Зефиро приподнял квадратную панель, которую выпилил в потолке из легкой фанеры, подтянулся и оказался в металлических дебрях каркаса дирижабля.

Снизу доносились звуки рояля. Все пространство наполнилось музыкой Баха. Зефиро пробирался в темноте над потолком верхней палубы.

Он старался идти вдоль балок, чтобы не сбиться с пути и не рухнуть в какую-нибудь каюту, наступив на ее фанерный потолок. Он считал пролеты: сейчас под ним должна быть лестница. Свернув налево, он начал спускаться по алюминиевой мачте с просверленными в ней отверстиями. Рояль стоял прямо за стеной.

Теперь Зефиро пробирался над новыми каютами нижней палубы. Каюта Виктора Волка была десятой по счету, но Зефиро остановился, не дойдя до нее. Он удостоверился, что оружие при нем, вынул из-за пояса кинжал – острый, как опасная бритва. Вырезал в полу отверстие и пролез в него. Виктор и его люди должны были сидеть рядом, в соседней каюте. Через узкое боковое оконце просачивался скудный свет. Он исходил от прожекторов, освещавших темные облака, сквозь которые летел дирижабль.

Как Зефиро и надеялся, каюта, в которую он проник, была очень шумной из-за работающих поблизости моторов. Значит, он сможет действовать, не привлекая внимания. Прижавшись ухом к перегородке, он уловил еле слышный шорох. По каюте Виктора кто-то ходил.

Зефиро взглянул на часы. Они показывали двадцать минут второго. Эскироль и Пюппе знали, что операция начнется в час тридцать. Они должны были убедиться, что в это время оба телохранителя Виктора находятся рядом с ним.

Следовательно, у Зефиро было десять минут, чтобы приготовиться и напасть. Он должен был прорезать отверстие в переборке под кроватью в каюте Виктора. Этот надпил в стене у самого пола наверняка никто не заметит. В последний момент будет достаточно протолкнуть доску вперед. И в час тридцать он окажется наконец рядом с Виктором. Он мысленно повторил последовательность действий. Он знал, под каким углом ему стрелять, чтобы шальная пуля не попала в баллоны с водородом.

Ему предстояла очень сложная операция – все равно что удалить опухоль, не затронув соседнего жизненно важного органа. Ведь цеппелин был бомбой, готовой взорваться в любую минуту. Но Зефиро ждал этого момента больше восемнадцати лет. Он чувствовал, что способен на все.

Нагнувшись, он приготовился проползти под койкой к переборке.

Но едва он оперся ладонью на пол, как чья-то потная рука вцепилась в его запястье, а в плечо впились острые ногти. Он с трудом сдержал крик. Нападавший выскочил из-под койки, зажал шею Зефиро между ногами и стиснул колени так сильно, будто хотел его задушить. Зефиро отчаянно сопротивлялся. Ему никак не удавалось достать нож или пистолет. Сцепившись, они откатились к противоположной стене, прямо к умывальнику. До сих пор ни один не проронил ни слова. Были слышны только приглушенные звуки борьбы. Наконец Зефиро удалось высвободить руку, но он лежал на спине и не мог достать оружие. Он схватил край висящей над ним шторы, которая закрывала вешалку, резко дернул вниз и одним махом накинул ее на шею врага, как удавку. Еще несколько мгновений – и Зефиро овладел ситуацией. Когда штора сдавила ему горло, противник перестал сопротивляться.

Зефиро думал, что имеет дело с одним из охранников Виктора, но, когда он повернул к окну лицо побежденного, оказалось, что это совсем молодой паренек, лет двадцати, не больше. Его взгляд молил о пощаде.

– Ты кто? – шепотом спросил Зефиро.

– Хайль Гитлер! – ответил паренек.

Зефиро рукой зажал ему рот.

Когда он отнял руку, парень что-то забормотал, но различить удалось только несколько слов: «рейх», «раса» и «кровь».

– Как зовут? – спросил Зефиро.

– Шифт.

Падре ослабил штору у него на шее. Юноша уже не дергался.

– Что ты здесь делаешь?

– Гинди меня проглотил.

– Кто это – Гинди?

– Дирижабль. Гинди.

Зефиро не мог поймать безумный, мечущийся взгляд Шифта.

Нелегал.

Значит, он просидел в этом убежище почти три дня. Зефиро освободил его и сел на койку. Достав часы, он понял, что не успеет проникнуть в соседнюю каюту через перегородку. Три его мишени будут вместе еще недолго.

– Гинди меня проглотил, – повторил Шифт.

Зефиро сжал кулаки. В прошлом году в Нью-Йорке он упустил Виктора из-за Ванго. Теперь его план снова разрушает мальчишка, которому нет и двадцати.

– Ты умеешь считать до тысячи?

– Один, два, три, четыре…

– Считай до тысячи и не двигайся.

– Пять, шесть…

– Стоп! Начнешь считать, когда я скажу.

Он посмотрел парню в глаза.

– Если двинешься, Гинди будет недоволен. Ты понял?

Шифт кивнул.

– Залезай в свое укрытие и считай.

Парень повиновался.

– Один, два…

– Потише.

– Три, четыре…

– Еще тише!

Наверху, в большом салоне, умолк рояль.

Зефиро подошел к окну, обернул руку шторой и выбил стекло. Потом прислушался. За стеной было тихо. В разбитое окно ворвался ледяной ветер. Накануне пассажиры видели дрейфующие в море обломки айсберга. Зефиро разбил еще три стекла и выдернул из пазов рейки, которые их разделяли.

– Семьдесят шесть, семьдесят семь… – торопливо бормотал Шифт за его спиной.

Зефиро положил на пол перед окном алюминиевую стремянку. Вынул из-за пояса парабеллум и крепко сжал его в руке. Наклонившись, он выглянул в разбитое окно. Снаружи было страшно холодно. Несмотря на встречный ветер, дирижабль летел со скоростью сто километров в час. Зефиро задвинул ступни поглубже под перекладины лестницы, чтобы не упасть.

Лестница упиралась в стену под окном. Зефиро осторожно вытянулся и попробовал заглянуть в соседнюю каюту. Ветер свистел у него в ушах.

В первую минуту ему показалось, что в каюте никого нет. Однако, изогнувшись посильнее, он увидел за стеклом, прямо перед собой, чью-то спину. А где же двое других? Зефиро так и подмывало выстрелить. Он давно не подбирался к Виктору так близко. Но он подумал об Эскироле и Пюппе: те тоже рисковали жизнью. В этот момент он увидел, что на койке слева из-под одеяла высунулась нога. Значит, один охранник спал. Не хватало второго.

В это время в курительной комнате Эскироль подошел ко второму охраннику.

– Вас зовет месье Вальп.

– Что?

– Месье Вальп, – повторил Эскироль.

– Что с ним?

– Ваш коллега передал мне, что месье Вальп попросил стакан воды.

Охранник недоверчиво посмотрел на него и направился к двери. До половины второго оставалась минута. Эскироль метнул взгляд на Пюппе, который наблюдал в окно за угольно-черными облаками.

– Это знак, что погода испортится, – сказал он бармену Максу.

– У месье Спа в нижней каюте воет сука. Вчера он принес ей говяжьих костей от жаркого со сморчками, но она все равно не успокоилась.

– Наверное, боится грозы, – предположил Пюппе.

– Капитан Прусс говорит, что, пока гроза не пройдет, мы будем кружить над побережьем.

Зефиро, все еще державшийся за раму разбитого окна, увидел, как в каюте Венсана Вальпа открылась дверь. Второй охранник вошел со стаканом воды в руке и что-то сказал. Падре не мог его слышать. Вальп закрыл дверь. Зефиро пытался пошевелить закоченевшими пальцами. Сейчас ему нужно будет выстрелить три раза. Три раза нажать указательным пальцем на курок. Первый охранник поднялся с койки. Теперь все трое стояли. Зефиро по-прежнему видел только спину Вальпа. Он ждал. Впереди, в нескольких десятках метров, гудел двигатель.

В тот момент, когда один из охранников прошел перед Вальпом, тот обернулся, и яркая электрическая лампа высветила его лицо.

Из глаз Зефиро брызнули ледяные слезы.

Вальп с недоумением смотрел на принесенный ему стакан.

Это был не Виктор Волк.

«Доржелес!» – подумал Зефиро.

Виктор Волк никогда не был Венсаном Вальпом. Доржелес – правая рука Виктора – заменил его на время этой поездки в Европу. А они дали себя провести! Виктор со своим звериным нюхом снова обманул их.

Зефиро плакал, стоя на пронизывающем ветру. Он чувствовал, как слабеют ноги. Он выпустил из руки парабеллум, и тот полетел в пустоту.

Ему хотелось одного: последовать за ним. Второй раз в жизни он обращал свой беззвучный протест к небесам, к Богу. Впервые это случилось во время войны, в Вердене, когда в двух шагах от него десять человек вмиг превратились в кровавое месиво. И теперь, когда Зло опять взяло верх, он снова проклинал Бога, летя на высоте четырехсот метров над океаном. Отныне помощи ждать было неоткуда.

И тут, совсем рядом с ним, раздался голос:

– Всё!

Между перекладинами лестницы показалась голова Шифта.

– Я досчитал до тысячи!

Зефиро посмотрел на него и сказал:

– Тяни меня за ноги, малыш. Тяни обратно.

Эскироль и Пюппе ждали. Они сидели у рояля, который Кубис накрыл черной тканью, чтобы никто больше не терзал его слух. Оба уставились в противоположный конец салона.

Пюппе первым увидел вошедшего.

– Смотри.

Эскироль затаил дыхание.

Человек оказался охранником Венсана Вальпа.

Он подошел к ним и поочередно оглядел обоих. На Пюппе был халат из голубой парчи. На Эскироле – простой замшевый жилет и широкие брюки.

– Месье Вальп не просил воды.

– Не просил? – удивился Эскироль. – Вы уверены?

– Зачем вы сказали принести ему воды?

– Я думал, в такой духоте… Чувствуете, приближается гроза?

Телохранитель выплеснул воду из стакана, разбил его о рояль и ушел.

Пюппе и Эскироль поспешили в каюту и заперлись там. Что же случилось с Зефиро?

На следующее утро за завтраком капитан Прусс объявил:

– Посадка откладывается на несколько часов. В Лейкхерсте гроза, а у нас достаточно топлива, чтобы полетать над побережьем Нью-Джерси. Мы прибудем после полудня.

– Но меня ждет жена с тремя детьми! – возмутился Джозеф Спа.

– Ей сообщат.

– Пусть еще немного понаслаждается тишиной, пока не вернулась ее шавка, – съязвила дама, которой не давал спать собачий лай.

Один из пассажиров объявил, что рассчитывал увидеть сверху свой дом, самый высокий на побережье.

– Мы постараемся доставить вам это удовольствие, дорогой сэр. Я пришлю к вам старшего штурмана.

Пассажиры почти не утомились от перелета. Им, конечно, не терпелось сойти на землю, но на столе уже стояли горячие тосты, в яичнице пузырились ломтики бекона, а серебряные кофейники распространяли волшебный аромат. Жаловаться было не на что.

Только Этель расстроилась донельзя, узнав об опоздании. Она догнала Прусса на лестнице.

– Вы уверены, что мы не можем приземлиться сейчас?

– Да, мадемуазель. Вас тоже встречают?

– Именно. И это очень важная встреча.

– Желаете кого-нибудь предупредить?

– Нет.

Она увидела, что позади нее стоит один из норвежцев, в которых Пюппе признал русских. Это был бородатый детина, напоминавший Распутина, каким его изображали в книжках. Ей показалось, что он ходит за ней по пятам.

Этель вернулась в каюту, захлопнула дверь и легла на койку.

Тем временем в недрах стального каркаса цеппелина сидели двое. Зефиро и Шифт прятались между баллонами водорода.

– Что будешь делать потом? – спросил Зефиро.

Шифт не ответил. Казалось, он даже не понял вопроса.

– Я тоже хотел бы дрейфовать, как ты, – сказал Зефиро. – Просто плыть. А мне приходится грести все время против течения. Я устал.

Но, встретившись взглядом с парнем, он понял, что ошибся. Вся жизнь Шифта тоже была борьбой. Он не был похож на щепку в сточной канаве – он уже давно плавал самостоятельно.

– Если хочешь, я заберу тебя с собой.

Шифт поднял глаза.

– Я живу с друзьями на острове посреди моря. У меня есть пчелы.

Шифт улыбнулся. И Зефиро снова вспомнил, как Ванго появился в невидимом монастыре.

– Я увезу тебя, и будем там жить.

Он вынул из кармана смятый лоскут голубого шелка с желтой вышивкой и повязал его на запястье. В складке платка была видна заглавная буква V.

– И знаешь что еще, малыш: я познакомлю тебя с одним моим другом, который немного похож на тебя.

Лейкхерст, через два часа, 6 мая 1937 г.

Дирижабль медленно разворачивался над толпой.

У края летного поля находился невзрачный деревянный ангар длиной почти в тридцать метров. Первый этаж был завален разной железной рухлядью. Наверху хранилось сено: раз-два в год на поле косили траву. Но поскольку дирижабли не едят сено даже зимой, его запасы росли с каждым годом. Тюки сена громоздились до самого потолка. Никто не знал, что с ним делать.

Однако у окна, где пахло пылью и сухой травой, место было расчищено. Здесь Виктор Волк наблюдал в бинокль за «Гинденбургом». Рядом с ним стоял мужчина со снайперской винтовкой. Он только что собрал ее из деталей, принесенных им в футляре от контрабаса.

– Надо следить за последним окном по правому борту. Сигнал дадут оттуда, – объяснил другой мужчина, смахивающий на танцора аргентинского танго.

Виктор опустил бинокль и презрительно взглянул на говорившего. Он и так все это знал. И просил только одного – тишины. Виктор Волк послал в Европу Доржелеса под именем Венсана Вальпа, чтобы тот убедился в серьезности предстоящей сделки. Ирландец также хотел гарантий. Судя по последним новостям, во время полета Доржелес получил все необходимые подтверждения, но он еще не виделся с Хуго Эккенером, единственным поручителем, достойным доверия. Если встреча с командиром Эккенером прошла хорошо, Доржелес вывесит в окне каюты белый платок. Если же платок будет красным, значит, сделка оказалась обманом.

Профессиональный стрелок, пересчитывающий рядом патроны, был нанят именно ввиду второго исхода. Несколько пальцев у него было сломано, но, чтобы совершить убийство, достаточно и одного. Если платок будет красным, Виктор прикажет немедленно убить этого господина Пюппе и его таинственного компаньона, как только они ступят на американскую землю.

«Гинденбург» продолжал снижаться. Он сделал последний разворот, позволявший обозреть его нос и капитанскую рубку. Сейчас наконец-то покажется правый борт дирижабля!

– Ну что? – спросил танцор.

Виктор не отрывал глаз от бинокля. Он знал, что неудача будет стоить ему нескольких миллиардов, самого грандиозного контракта в его жизни. Красный платок в окне также означал бы, что ему нанесено оскорбление, которое можно смыть только большой кровью. Снайпер ждал. Дирижабль повернулся еще немного.

– Белый, – сказал Виктор. – Белый!

– Браво! – воскликнул «аргентинец» за его спиной. – Гарантии получены. Мои поздравления!

23
О, несчастные пассажиры!
В то же самое время, в пятистах метрах отсюда

– Этель…

Это имя рвалось прямо из его сердца. Ванго бежал к «Гинденбургу».

Корабль высадил его в нью-йоркском порту два дня тому назад. Он сразу бросился к башне, вскарабкался по лесам. Стройка так и стояла заброшенной. Ванго обнаружил пристанище Зефиро за огромными стальными буквами, которым так и не нашлось применения. Было видно, что здесь уже давно никто не живет. И никаких следов падре. Что, если Этель привела за собой врагов Зефиро? А вдруг они схватили и ее?

Ванго прождал на стройке всю ночь. Утром, вконец истерзанный тревогой, он перешел на другую сторону улицы и, забыв об осторожности, обратился к портье «Скай Плаза»:

– Мне надо передать кое-что мадам Виктории, которая живет в апартаментах на восемьдесят пятом этаже.

– Кому, простите?

– Мадам Виктории.

Портье полистал журнал.

– У нас нет постоялицы с таким именем. И никогда не было.

– Но зимой кто-то снимал этот номер несколько месяцев подряд. Возможно, я спутал имя. Проверьте.

– Нет, – возразил портье, – восемьдесят пятый этаж находится на ремонте уже три года. На нем нет номеров.

– Уверяю вас…

– Пожалуйста, не настаивайте. Уходите, прошу вас.

И Ванго ушел. Он побрел по улицам наугад.

На Центральном вокзале он нашел на скамейке оставленную кем-то газету. На последней странице всего в нескольких строчках сообщалось о прибытии в Нью-Йорк «Гинденбурга». Ванго посмотрел на часы.

Этель будет на борту. Он ни минуты в этом не сомневался.

Пока он бежал по летному полю к дирижаблю, его не оставляло чувство, что он сам загнал Этель в ловушку. Это из-за него она оставила дом и прилетела сюда, преследуемая убийцами. Почти десять лет назад он бросил ее посреди поля в Лейкхерсте после их трансатлантического перелета на «Графе Цеппелине». Он сделал это, чтобы оградить ее от смертельной опасности, которую сам ощущал постоянно. Когда он оставил ее одну на набережной в Саутгемптоне, причина была та же: он дорожил ею больше всего на свете.

Перед ним на бешеной скорости промчался двухцветный форд-купе. Машину заносило в сторону, и шины оставляли глубокие следы в мокрой траве.

В это время Этель стояла в салоне дирижабля с чемоданчиком наготове. Глядя в окно, она смотрела на приближавшуюся землю. Люди внизу, на поле, уже больше не казались муравьями. Она различала даже детей и перья на дамских шляпах и не могла не заметить черно-белый автомобиль, который подъехал к деревянному амбару.

Форд-купе затормозил возле двери. Из него вышел мужчина и начал подниматься по лестнице, приставленной к стене амбара.

Виктор Волк смотрел, как стрелок разбирает винтовку. Впервые Виктор был доволен, что оружие не пригодилось. Время от времени его одолевали сомнения: стоит ли ввязываться в эту рискованную игру со ставкой десять миллиардов? Но теперь он начинал верить, что выиграл.

– Господин Виктор…

Стрелок так и не избавился от аргентинского акцента. Виктор резко обернулся, чтобы приказать ему заткнуться.

– К вам тут человек… – сказал мужчина, гладкие волосы которого блестели не меньше, чем его остроносые туфли.

Виктор повернулся еще на четверть оборота и увидел, как между тюками сена возникла чья-то фигура.

Это был Ирландец. Он стряхивал сухую траву с пиджака.

Виктор изобразил улыбку, которой он больше не удостаивал никого в мире. Улыбку с оттенком уважения.

– Ваши люди внизу пропустили меня, – сказал Ирландец. – Они не очень-то бдительны.

– Они знают моих друзей не хуже, чем я.

Ирландец подошел к окну. Он смотрел на дирижабль, которому оставалось сто пятьдесят метров до земли.

– У вас тут прекрасный обзор.

Виктор кивнул.

– Какие новости? – спросил Ирландец.

– Хорошие.

– То есть?

– Мои люди получили в Европе гарантии. Сделка чистая.

– Вот как!

– Я бы не втянул вас в сомнительное дело.

– Правда? И кто же эти ваши люди на борту?

– Доржелес и еще двое. Доржелес работает со мной с самого начала.

– Это же сколько лет!

Ирландец продолжал нервно отряхивать пиджак, хотя на нем уже не осталось ни былинки.

– Я могу идти? – спросил стрелок, закрыв футляр для контрабаса.

– Нет, – тихо сказал Ирландец, прежде чем Виктор успел ответить.

Виктор Волк вздрогнул. Ирландец подошел к нему почти вплотную.

– Могу я попросить вас об услуге?

– Да, – сказал Виктор.

– Я вымазал руки, пока пробирался по этому хлеву. У меня во внутреннем кармане лежит фото. Можете его вынуть? Не хочу пачкать рубашку.

Виктор медленно протянул руку и, сунув ее в карман Ирландца, осторожно пошарил там. Виктору было сильно не по себе. Он еще никогда не видел этот красный шейный платок так близко.

«Подарок покойного друга», – однажды объяснил Ирландец.

Виктор нащупал в кармане бумажный квадрат.

– Держите, – сказал он, доставая фотографию.

– Нет, посмотрите сами. Говорю вам, у меня грязные руки.

Виктор Волк вновь подошел к окну, разглядывая фото.

– Это Жозеф-Жак Пюппе, – уверенно сказал он.

– Именно.

Двигатели «Гинденбурга» гудели уже не так громко, а сам он опускался все ниже. Виктор внимательно смотрел на снимок.

Он мгновенно все понял.

Пюппе был сфотографирован с боксерскими перчатками на шее. Он стоял посреди поля, утыканного белыми крестами. Кладбище Дуомон под Верденом. Пятнадцать тысяч надгробий и в десять раз больше безымянных солдатских могил. Внизу под снимком шла подпись курсивом:

Ж.-Ж. Пюппе – чемпион мира по боксу и борец за мир

– Вы уверены, что хорошо знаете ваших друзей? – спросил Ирландец.

Виктор Волк молча смотрел в окно. Только что он потерял миллиарды и сейчас потеряет самого богатого партнера. Надо было дать ответ быстрый и убедительный. Развернуть ситуацию в свою пользу.

– Приготовь карабин, – приказал он стрелку.

Стрелок снова разложил футляр на полу.

– Вы уверяли, что сделка чистая, – сурово сказал Ирландец. – Но это ловушка для крыс. И я уже почти засунул в нее лапу, Виктор. Из-за вас. Как крыса. Пюппе часто принимает участие в таких махинациях. А уж эта – самая грандиозная. Не знаю, как зовут второго, но мне известно, что он француз и что он с ним заодно. А ваш Доржелес – простофиля.

– Я все исправлю, – сказал Виктор еле слышно. – Пюппе, Доржелес и все остальные… они мне за это заплатят.

Он наклонился, вынул особую длинную пулю из верхней части футляра от контрабаса и протянул ее снайперу. Ирландец молча наблюдал.

– Это зажигательная пуля, – сказал стрелок со сломанными пальцами.

– Зарядите ею.

– Она у меня одна. И я не могу убить человека такой пулей.

– Я знаю. Достаточно будет одного выстрела.

Он обернулся к дирижаблю, с которого как раз сбросили полтонны воды, чтобы он снижался медленнее.

– Шевелитесь! – приказал Виктор.

– Но…

И тут снайпер все понял.

– На борту трое наших людей. Там Доржелес…

– Знать не знаю никакого Доржелеса, – отрезал Виктор и, выхватив из кармана пистолет, наставил его на стрелка. – Делайте, что вам говорят.

Было видно, что Ирландцу понравилась эта попытка искупить вину. Он ухмыльнулся и пошел прочь, аккуратно обходя тюки сена. Ему не следовало здесь задерживаться. Он спустился, сел в машину и уехал.

Ванго находился на краю площадки, куда должен был вот-вот приземлиться «Гинденбург». С цеппелина уже сбросили тросы. Небо роняло редкие дождевые капли. На мгновение ему показалось, что он видит в окне Этель. Ванго попытался пробиться вперед, но его оттолкнули. Служащие из причальной команды ловили тросы, однако «Гинденбург» был еще в нескольких десятках метров от земли.

Внезапно на корме цеппелина блеснула какая-то точка.

И тут же вспыхнуло пламя. В толпе раздались крики ужаса.

Ванго даже не понимал, что с ним творится. Кричит он вместе со всеми или нет?

За несколько секунд дирижабль превратился в горящий факел. Журналист, который вел прямой репортаж, продолжал говорить в микрофон севшим голосом:

– Все в дыму, он горит, он падает! Боже, он падает на людей! О, несчастные пассажиры!

Смотря на бушующее пламя, Ванго думал только об Этель. Ловушка! Ему казалось, что это он устроил пожар. Это пепелище… всю жизнь оно преследовало его! «Гинденбург» рухнул на землю вертикально, носом вниз. Ванго бросился к огненному столбу, от которого отбегали десятки теней. Это были люди, тянувшие тросы, чтобы спустить дирижабль на землю. Началась паника.

– Этель!

Сквозь рев пламени он наконец услышал собственный крик.

– Этель!

Еще минута – и все будет кончено.

– Этель!

Горящий водород стремительно пожирал «Гинденбург». Однако, подбежав ближе, Ванго увидел силуэты людей, выбиравшихся из огня. Значит, не все погибли! Ванго подхватил одного из них. Тот весь почернел от дыма. Юноша оттащил его подальше и замахал руками, подзывая на помощь. Еле различимые в дыму спасатели подбегали к уцелевшим.

Поблизости, с другой стороны дирижабля, какой-то человек только что вынырнул из гигантского костра. Он наполовину обгорел, но не чувствовал боли. На руках он нес безжизненное, изуродованное огнем тело. Он положил его на опаленную траву и рухнул рядом.

– Шифт! – позвал Зефиро, тряся его за плечо.

Но Шифт уже ничего не слышал. Лежа около него, обессиленный Зефиро понял, что и его время на исходе. Он чувствовал, как боль пульсирует в теле, захватывает все его существо. Зефиро толком не мог поднять веки. Однако ему почудилось, что он видит перед собой чье-то лицо.

– Падре…

Это был Ванго.

Зефиро попытался пошевелить губами.

– Это вы, падре? – спросил Ванго.

Он наклонился ниже.

– Живи… Уходи и живи, Ванго. Забудь все. Начни сначала.

– Падре…

– Забудь.

И Зефиро слабо улыбнулся.

– Я не смог. Но ты дай мне клятву. Не надо мстить. Вычеркни прошлое.

Ванго колебался.

– Клянись!

Ванго поклялся.

Тогда Зефиро медленно поднял правую руку. И Ванго увидел на запястье падре свой голубой платок.

– Возьми его, – сказал умирающий.

Ванго осторожно развязал платок. Он был цел, обуглился только один уголок. Огонь остановился у вышитой звездочки.

– Он твой. Но ты должен отдать его этому мальчику, который так похож на тебя. Он был бы этому рад.

И Зефиро указал на Шифта.

– Давай же, Ванго. Это твое спасение. Все будут думать, что ты погиб.

Зефиро прибавил:

– И тогда ты выживешь.

Ванго прижался щекой к щеке Зефиро, и падре стал шептать ему на ухо. Слезы Ванго капали на лицо друга.

– Уезжай туда, где тебя не знают, – задыхаясь, говорил Зефиро, – где никто не будет тебя преследовать.

Предвкушая развлечение, Ирландец отъехал на пару километров и остановился посреди луга. Сидя на капоте автомобиля, он курил и любовался жутким зрелищем, словно красивым закатом.

Этель еле выбралась из-под обломков. Она шла босиком по горячим углям, вытаскивая из пламени каждого, в ком еще можно было признать человека. Удивительно, но посреди этого пекла она промокла насквозь: баллоны с водой спасли девушке жизнь, взорвавшись прямо над ней, когда начался пожар. На нее как будто обрушился водопад Виктория. Теперь, когда прибыли спасатели, она хотела только одного – найти такси до Нью-Йорка. Это был вопрос жизни и смерти. Кто-то заметил глубокий ожог на ее правом плече. Пожарные попытались увести ее с собой, но она, не переставая думать о Ванго, ускользнула от них и бросилась к обугленному каркасу «Гинденбурга». Она надеялась, что по другую его сторону стоит какой-нибудь автомобиль.

Увидев голубой платок на обгоревшем трупе, Этель не остановилась. Она продолжила бежать, старалась изгнать из памяти эту картину.

Машина. Нью-Йорк. Пятая авеню. Тридцать четвертая улица. На свете существовало только это.

А потом она осознала, что бежит все медленнее, что возвращается назад. Этель упала на колени перед мертвецом, у которого было сожжено лицо. С немым воплем она взяла в руки голубой платок.

В эту минуту ее издалека увидел Ванго. Он позвал ее, но она не услышала. Он бросился было к ней, но, не добежав двадцати метров, остановился как вкопанный.

Какой-то мужчина в полусгоревшем пальто пристально смотрел на Этель. Он наблюдал за ней несколько минут. Это был один из выживших, тот, кто походил на Распутина. Влад-стервятник – а это был он – выглядел невозмутимым и как ни в чем не бывало отхлебывал из фляжки.

Ванго увидел, как мужчина подошел ближе и отшвырнул фляжку. Она отлетела так далеко, что упала почти рядом с юношей. Этель, словно окаменев, стояла на коленях перед обожженным до неузнаваемости телом.

– Ванго…

Ванго подобрал фляжку. Он узнал медведя, выгравированного на горлышке. Они снова были здесь. Он подумал, что только его смерть положит этому конец. Только тогда люди перестанут погибать из-за него.

К Этель подошли спасатели. Они что-то тихо говорили. Но она как будто их не замечала и по-прежнему сжимала в пальцах голубой платок. Они взяли ее за руки. Она стала отбиваться, но их было четверо. Она закричала.

Другие спасатели положили на носилки тела Зефиро и Шифта. Уже были подсчитаны жертвы: двадцать четыре погибших и двенадцать пропавших без вести. Шестьдесят два человека спаслись, и это казалось настоящим чудом.

Сквозь дымовую завесу Ванго неотрывно смотрел на Этель, которая безостановочно повторяла его имя.

Влад-стервятник преспокойно направился в город. Он должен был сообщить в Москву, что все кончено.

Ванго пошел прямо, в безлюдную пустошь.

Какой-то человек остановил санитаров, несущих Зефиро.

– Я ищу брата, – сказал он и, приподняв край простыни, открыл лицо падре.

– Это ваш брат?

– Да.

– Сочувствую вам. Скажите его имя. Нам нужно опознать погибших.

– Его звали отец Зефиро.

Впервые Виктор Волк произнес это имя с удовольствием.

Над обломками последнего в истории пассажирского цеппелина летали грифы. Ванго медленно брел по лугу. В небе то и дело вспыхивали зигзаги молний.

Ванго сорвал с себя рубашку. Он оставлял позади все, даже любовь.

Он не знал, что в конце прошлого века его отец пережил то же самое – свое новое рождение.

Мадемуазель рассказывала об этом в письме, которое ждало Ванго у доктора Базилио. Однажды утром его отец тоже отказался от своего прошлого, оставив в нем всех, кто его любил. И там, где его никто не знал, он начал все сначала. Как и отец, Ванго испытывал голод и страх, которые, может быть, чувствуют все новорожденные.