Текст книги "Тоби Лолнесс. Глаза Элизы"

Автор книги: Тимоте де Фомбель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

16
Невеста была в зеленом

– Снаружи вас дожидается посетитель. Он пришел с дочерью и хочет с вами поговорить.

Арбайенн понимал, что сейчас не время докучать Лео Блю беседами. Но и важного гостя, близкого друга Джо Мича, тоже не стоило выводить из терпения.

– Гоните их в шею! – крикнул Лео.

– Это один из помощников Великого Свечника, близкий друг Джо Мича. Его лучше выслушать.

– Что ему нужно?

– Он хочет предложить вам свою помощь.

– Предложить помощь? Мне?

Лео беззвучно рассмеялся. Он лежал в гамаке в полнейшей темноте. Третий день не выходил из Восточного Яйца. Разоблачение Нильса Амена приводило его в отчаяние и ярость. Ведь он доверился Нильсу! Даже время от времени позволял ему видеть Элизу! А тот обвел его вокруг пальца!

– Сейчас я их позову, – осмелился наконец прервать его размышления Арбайенн. – Постараюсь объяснить, что вы очень заняты и не сможете уделить им много времени.

Лео Блю ничего не ответил. Молчание – знак согласия. Он снова погрузился в мрачные мысли.

Вскоре в Восточном Яйце в сопровождении Арбайенна появились две весьма необычные фигуры.

Отец, толстяк в старомодной блузе с жабо, обтирал пот с круглого лица огромным носовым платком в горошек. По столь торжественному случаю он густо намазал иссиня-черные волосы мушиным салом, зачесал их назад и надел белые лаковые ботинки. Сразу было видно: он из тех, кто занялся разведением светляков и стремительно разбогател – жители Вершины нуждались в ярком освещении.

На девушку рядом с ним больно было смотреть. Отец блестел и лоснился, а у дочери взгляд безнадежно потух. Вместо живого четырнадцатилетнего подростка перед Лео предстала вялая кукла в бантах, рюшах и кружевах. Ее лицо ровным счетом ничего не выражало. Ни чувства, ни мысли.

– Дорогой мой! – жизнерадостно прогремел гость, обращаясь к сгустку мрака, где скрывался Лео. – Я пришел сообщить вам приятное известие.

Лео Блю мгновенно поднялся и сел. В последнее время ему не хватало хороших вестей.

– Простите, что вмешиваюсь не в свое дело, – продолжал громыхать толстяк в белых ботинках, – однако ходят упорные слухи, будто у вас в личной жизни не все гладко.

От неожиданности и возмущения Лео едва не вывалился из гамака. Об этом с ним не смел заговаривать никто и ни при каких обстоятельствах!

– Дорогой господин Блю, я здесь, чтобы избавить вас раз и навсегда от всех тревог и разочарований.

Лео с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на этого круглого дурака и не придушить его.

– Прислушайтесь к моему совету и завтра же станете женатым человеком. Ведь сейчас вы в глупейшем положении. Вы стали всеобщим посмешищем…

Лео аж подбросило из гамака!

– А выход прост, – как ни в чем не бывало продолжал громыхать гость, – и я охотно укажу его вам…

Арбайенн, стоя в дверях, внимательно слушал. Он знал, что подобный разговор ничем хорошим не закончится. Тем более что в глазах Лео уже загорелся недобрый огонек.

– Ваше спасение перед вами! – провозгласил толстяк. – Женитесь на моей дочери Берник.

Да-да, перед Лео предстала незабвенная, несравненная Берник. Бедняжка попыталась сделать реверанс, но зацепилась пяткой правой ноги за носок левой и рухнула на пол, даже не вскрикнув. Гуз Альзан бросился к дочери.

– Берничка, деточка…

Он ухватил ее за шиворот, попытался приподнять, но она падала снова и снова. Со стороны казалось, будто толстяк подметает пол метелкой из перьев.

За последние годы наводившая на всех ужас злюка сильно переменилась. Прежде в тюрьме Гнобль, располагавшейся внутри омелы, она избивала стариков заключенных палкой, кусала за нос родственников, если они пытались ее поцеловать, набивала карманы состриженными с ног ногтями и грызла их. Теперь чудовище превратилось в тупую колоду, и отец иногда с тоской вспоминал былую несносную, неукротимую Берник.

После того как тюрьма сгорела, бывший ее начальник Гуз Альзан занялся выращиванием светляков и с легкой руки Джо Мича стал помощником Великого Свечника. При этом страстно мечтал он только об одном: выдать дочь за именитого человека.

За светляками на ферме ухаживали десятки наемных работников, но лишь один из них искренне пожелал взять Берник в жены. Это был Тони Сирено, бывший ассистент Сима Лолнесса. Предав однажды своего профессора, Тони поступил на службу к Джо Мичу, пытаясь выведать для него секрет Балейны. Но и в этом не преуспел и лишился работы. Вот тогда он и нанялся к светлейшему Гузу Альзану.

Казалось бы, что может быть прекраснее фермы по разведению светляков? Здесь все светилось: яйца, личинки, сами светляки.

Однако любой, кто заходил на сияющий склад, сначала вскрикивал от восторга и удивления, а потом начинал вопить от страха и боли. Ведь светляки парализуют жертву, впрыскивая особый яд. Их укусов не удавалось избежать никому, и работники на ферме слабели день ото дня.

Вскоре Тони Сирено совсем усох и стал таким же сонным и апатичным, как Берник. Не зря же поговаривали, что она напрасно дразнила светляков. Так что роман их не продлился и дня.

– Что скажете? – не отступал Гуз.

Лео Блю молчал, но толстяк настаивал все более бестактно и грубо.

– Нельзя же так убиваться из-за трех Облезлых и одной бесполезной, – проскрипел он, давясь от смеха.

С тех пор как разнесся слух о неудачном сватовстве, все радостно подхватили чью-то шутку: «Три Облезлых, одна бесполезная, Лео Блю любезная» – действительно, краткий перечень главных забот Лео.

Лео приблизился к Гузу Альзану вплотную. Прямой, как палка, только голова по-змеиному ходит из стороны в сторону от едва сдерживаемой ярости. Он что-то процедил на ухо гостю.

– Что-что? Я не расслышал! – прожурчал тот, довольный, что Лео секретничает с ним по-свойски.

Лео закрыл глаза и повторил еще раз. Толстяк улыбнулся, ему почудилось: «Я польщен».

– Ну еще бы! И вы мне окажете честь.

– Я сказал: «Пошел вон!»

Оторопев, Гуз выпустил из рук Берник, давно уже клонившуюся к полу. Девица рухнула, как сноп соломы.

Арбайенн мгновенно сообразил, что его господин вот-вот совершит непоправимую ошибку. Берник – крестница Джо Мича. Нельзя допустить ссоры с Альзаном. Он предостерегающе поднял руку. Лео Блю замер, тяжело дыша, втянул в плечи ноющую шею, чтобы голова перестала раскачиваться, и медленно вышел из Восточного Яйца.

Бедняжка Берник продолжала сидеть на полу, уставившись на свои ватные ноги.

Гуз Альзан, разинув рот, показывал пальцем на дверь, за которой скрылся Лео.

– Куда это он?

– Господин глубоко взволнован, – объяснил Арбайенн, – потрясен, изумлен вашим предложением. Дайте срок, он вам ответит.

– Вы уверены?

– Ответ вам непременно сообщат.

– Моя девочка его поразила?

– В самое сердце.

– Что, нервишки сдают? – толстяк заговорщицки подмигнул.

– Пошаливают. Идемте, господин Альзан, я вас провожу.

Гуз схватил дочь за руку.

– Пошли, лоскутик мой пестренький.

Кивнув Арбайенну, он потащил дочь к дверям и столкнулся с человеком, буквально влетевшим в комнату. Человек сразу же принялся витиевато извиняться. У Гуза глаза полезли на лоб:

– Пюре, ты?

Пюре в ужасе застыл на месте, в один миг лишившись дара речи. Перед ним возник тот, кого он поклялся избегать до конца дней! Разгневанный Гуз Альзан повернулся к Арбайенну:

– Только не говорите мне, что здесь доверяют этому негодяю!

Злоключения семьи Альзанов начались именно из-за Пюре, служившего надзирателем в тюрьме Гнобль, точнее, из-за его губительного совета по поводу воспитания маленькой Берник. После его педагогических экзерсисов крошка навек утратила живость и резвость.

– Знайте, что вы наняли самого подлого гада на свете, – заскрежетал Гуз, указывая на несчастного. – Не верьте его красивым словам. И если моей кроткой птичке суждено выйти замуж за Лео и обосноваться в Гнезде, предупреждаю: я не потерплю, чтобы рядом с ней ошивался всякий сброд!

Толстяк в ярости топнул ногой и удалился, таща Берник за шлейф ее платья.

Арбайенн вопросительно посмотрел на Пюре. Тот не знал, как оправдаться. Покраснел и залепетал нечто невразумительное:

– Я… Я клянусь вам… Понятия не имею, о чем это он…

Арбайенн положил руку ему на плечо и сказал покровительственным тоном:

– Разумеется, дорогой Пюре! Я вовсе не должен следовать указаниям этого человека.

Пюре вздохнул свободнее.

– Благодарю вас. Просто я боялся, что…

– Вы безупречно исполняете свои обязанности, – прервал его Арбайенн. – Стережете нашу пленницу, глаз с нее не спускаете. Один ваш принцип мне особенно по душе.

– Какой же?

– Вы любите повторять: «Невозможно быть излишне бдительным». И здесь вы безусловно правы.

Пюре расплылся в улыбке.

– Господин Арбайенн, вы так бобры!

От избытка чувств Пюре не всегда попадал в слова. Ну вот, наконец-то его оценили по заслугам! Прослезившись, он шагнул к мосткам и внезапно услышал:

– Да-да, излишне бдительным быть невозможно. Так что извольте завтра до заката навсегда покинуть Гнездо. Будьте так любезны.

Пюре остолбенел. Но не обернулся и не сказал ни слова в свою защиту. Однако от отчаяния он готов был броситься с мостков в бездонную пропасть.

Элиза не слышала, как к ней приблизился Пюре. Сидя на корточках, она вертела в руках только что полученную записку. Тень сбросила вниз еще один ледяной кинжал.

Скажите Лео «да».

Всего три слова.

Скажите Лео «да».

Она сразу почувствовала невыносимую тоску. Неужели иначе ей отсюда не вырваться? Она и сама уже подумывала: не сдаться ли… Может, лучше уступить Лео, выйти за него, а потом сбежать, скрыться, исчезнуть навсегда?

Гордость не позволяла ей осуществить этот план.

– А… Это ты, Пюре, – сдавленно проговорила она.

– Да. Вот пришел с вами попрощаться.

– Так ты уходишь?

Ответить Пюре не смог. Он и не подозревал, что так сильно привязался к этой девчушке. Старик вытер рукавом слезы.

– И когда ты должен уйти? – ласково спросила Элиза.

– Завтра.

Долгое время они молчали. Пюре тихо всхлипывал. Элиза скатала записку в трубочку и теперь мяла ее в руках. Из отверстия в куполе лился унылый серый свет.

– Это несправедливо, – сказал Пюре.

Узница и тюремщик, прощаясь, склонились друг к другу, будто две сухие ветки Дерева.

– Пюре, – позвала Элиза чуть слышно.

Он обернулся.

– Ты не мог бы оказать мне последнюю услугу? – спросила она.

В Гнезде зашептались, зашевелились, будто сюда вдруг вернулись птицы.

– Не может быть…

– Правда-правда!

– Невероятно!

– Знаю из первых рук.

– Сама сказала?

– Сама.

– Ему сказала?

– Ему.

На Вершине никто не ожидал такого поворота событий, и все без устали повторяли эту новость, чтобы убедить себя в ее достоверности.

– Не может быть…

– Да уж поверьте!

– За него? Неужели?

Пленница перестала сопротивляться! Элиза согласилась выйти замуж за Лео Блю!

Через несколько часов Вершину охватила безумная суета. Ведь свадьба назначена на завтра, пятнадцатое марта. Надо поторопиться, пока невеста не передумала. Вот ужас-то! Вот кошмар!

Элиза решила по старинной древесной традиции венчаться в зеленом.

– Все остальное на ваше усмотрение, – кротко сказала она Арбайенну.

Тот решил устроить пышное празднество. И немедленно приказал очистить и украсить Северное Яйцо, в котором располагался амбар.

Скорлупу изнутри расписали золотой пыльцой. Повесили огромную смоляную люстру с десятком светляков. Созвали великое множество гостей. Арбайенн лично уговорил Великого Свечника сочетать браком Элизу и Лео Блю.

Великий Свечник не забыл, как Элиза отдала его на съедение светляку, и затаил на нее обиду, но в конце концов уступил, прекрасно понимая, что в противном случае на его место просто назначат кого-нибудь другого.

Единственным человеком, который оставался абсолютно равнодушным к предстоящему торжеству и не участвовал в общих хлопотах, был… Лео Блю. Он не выходил из Восточного Яйца и весь день баюкал свою печаль в гамаке. Даже услышав, что пленница неожиданно согласилась стать его женой, он не изменился в лице. Только стал еще бледнее. Арбайенн с тревогой присматривался к своему господину, замкнутому и молчаливому. И не мог взять в толк, отчего тот подавлен и мрачен накануне столь радостного дня.

Только Лео Блю понимал, что происходит. Он отлично знал, отчего Элиза дала согласие…

Выпроводив Гуза и Берник, он сразу поспешил к Южному Яйцу. Взобрался на самый верх и метнул внутрь ледяной кинжал с запиской, обманув доверие девушки, принуждая ее ответить «да».

Элиза последовала совету Тени, а Тень – это он, Лео Блю.

Так что Лео не обольщался: пленница мечтала лишь об одном – вырваться на свободу. В ее ответе не было ни малейшего проблеска любви.

Дверца приоткрылась, птичка в клетке чирикнула в надежде, что дверца распахнется и можно будет улететь.

Лео Блю больше не желал чувствовать себя униженным. И придумал, как вернуть чувство собственного достоинства. Гуз Альзан сказал, что над ним смеются? Так вот, Лео не потерпит насмешек! Он всю жизнь дорожил своим честным именем и не давал порочить память отца.

Но кто, как не он, понимал, что грядущая свадьба – обман и фарс? Что ему придется вечно держать жену взаперти?

Он позвал Арбайенна и отдал ему тайный приказ: собрать всю стражу Гнезда и окружить Северное Яйцо во время церемонии, чтобы невеста не сбежала из-под венца.

Стемнело. Элиза слышала шум снаружи – вовсю шла подготовка к свадьбе, и рабочие приколачивали к мосткам доски для большей прочности. Середина марта, а снег все падает и падает. До нее доносились чьи-то громкие приказы…

Девушка посмотрела на огромное зеленое покрывало, сушившееся у нее над головой. Днем его покрасили, а к вечеру принесли ей. Элиза сама его постирала и повесила на веревку. Теперь она отдыхала: пила теплую воду под ласковый шорох снега о скорлупу.

Удивительное умиротворение смыло с ее лица остатки тоски и тревоги. Глаз не было видно из-за отросшей челки. На шею, как две длинные косы, спускались ленты.

Она твердо верила, что завтра будет на свободе.

Поначалу казалось, что это самая пышная свадьба на свете. Невесту с головы до ног окутывало роскошное зеленое покрывало. Она шла из Южного Яйца в Северное одна-одинешенька по свежему белому снегу между двумя шеренгами солдат, замерших по стойке смирно. По зеленой ткани порой пробегала дрожь – видимо, девушка волновалась.

В Северном Яйце собралось множество народу: Арбайенн согнал сюда чуть ли не всех жителей Вершины. Впрочем, в те голодные времена сотни людей готовы были кому угодно кричать «ура» ради плошки жидкой похлебки. Мужчины, женщины и дети с грустными глазами, жившие в тесных клетушках, прогрызенных долгоносиками в коре, не могли надивиться на огромную изукрашенную люстру и трепетали при виде Лео Блю, который стоял посреди зала, прямой и неподвижный, как изваяние, в черной куртке из хитина шершня.

В глубине души Лео был уверен, что нынешний день не принесет ему ни капли счастья. Вокруг все ненастоящее, все подделка. Даже гости пришли не по своей воле. Ему предстояло взять Элизу за руку… При мысли об этом руки у него затряслись. Он ни разу так и не осмелился к ней прикоснуться. А вдруг девушка ему лишь мерещится? А вдруг, когда он попытается обнять ее за плечи, у него в руках окажется лишь воздух?

Лео уже не надеялся подчинить себе зыбкую иллюзию. Он желал лишь удержать ее рядом – во что бы то ни стало. Сможет ли Элиза когда-нибудь его полюбить? На это он больше не рассчитывал.

Великий Свечник двинулся сквозь толпу навстречу невесте. Завидев ее, он поморщился и кивнул. Затем подвел девушку к жениху.

Во время церемонии Лео Блю был словно в тумане. Он не понимал ни слова из того, что бормочет Великий Свечник. Тот держал в руках курильницу кубической формы, от которой шел терпкий приторный аромат. Его речь в сознании Лео распадалась, лишалась смысла. Юноша не мог поверить, что Элиза стоит вот тут, рядом с ним. Ему казалось, будто обряд бракосочетания длится целую вечность.

– Берете ли вы, Лео Блю, Элизу Ли в жены?

Голос Великого Свечника убаюкивал, словно голубиное воркование. Лео Блю ничего не ответил. Арбайенн, стоявший далеко, у самой скорлупы, не сводил глаз со своего господина. Он понимал, что тот не в себе. Может, от избытка чувств?

На самом деле никаких чувств Лео сейчас не испытывал, на него нашло странное помрачение. Вернее, в нем пробудилось сомнение. Мучительное сомнение… Он посмотрел на закутанную невесту, стоявшую рядом, и…

Великий Свечник выразительно кашлянул.

– Берете ли вы, Лео Блю, Элизу Ли…

В толпе послышался ропот удивления. Лео Блю стоял и не отзывался.

– Господин Блю? Господин Блю? – распорядитель праздника подергал его за рукав.

Внезапно Лео шагнул к невесте. Грубо оттолкнул Великого Свечника, схватил покрывало за край и резко его сдернул. Народ ахнул… Под покрывалом стоял Пюре.

Элиза бежала босиком по белому пуху.

Взмахивая руками, будто крыльями, перелетала с пера на перо. Свобода ее пьянила!

Ей удалось выбраться из Южного Яйца как раз перед торжественным выходом мнимой невесты. По пути ей никто не попался. Гнездо опустело, все праздновали свадьбу. Она беспрепятственно добралась до белоснежного Перьевого Леса.

После того как Тень потребовала, чтобы она ответила «да» Лео Блю, Элиза догадалась, что это совет вовсе не друга. Но решила воспользоваться промахом Тени и бежать.

Отвага Пюре ее восхитила. Тот ответил бесхитростно:

– Мне нечего терять. Меня в любом случае завтра выбросят вон.

Потом слегка покраснел и добавил, потупившись:

– К тому же я всегда мечтал о роскошной свадьбе.

Когда она закутывала Пюре в покрывало, он не выглядел несчастным или обиженным. Скорее задумчивым. Попросил лишь об одном: «Разрешите мне остаться в моих любимых домашних тюфельках».

– Смерть я приму в своих тюфлях, – гордо сказал Пюре и выпрямился с видом героя.

Прыгая по перьям, Элиза с нежностью вспоминала решительный взгляд старого друга перед тем, как он набросил на лицо зеленое покрывало.

Но тут ей пришлось отвлечься от мыслей о Пюре: навстречу двигались две закутанные фигуры.

Элиза метнулась в сторону и спряталась за кустиком белого пуха.

Вглядевшись получше, она удивилась: по Перьевому Лесу шла невеста точь-в-точь такая же, как та, что находилась сейчас в Северном Яйце. А вслед за ней, отдуваясь, спешил толстяк. Его Элиза мгновенно узнала: Гуз Альзан!

– Поспешим, Берничка. Жених тебя заждался.

Значит, невеста – это Берник!

Услышав о приготовлениях к свадьбе, Гуз Альзан ни на минуту не усомнился, что Лео Блю женится на его дочери. Вот и вел ее гордо на церемонию, укрыв зеленым покрывалом.

Элиза расслышала последние указания, которые он давал Берник:

– Ты непременно должна сказать «да».

– Да, – машинально повторила та.

– Ты же знаешь: не сейчас, а потом, на свадьбе. Мы же все отрепетировали. Великий Свечник задаст тебе вопрос, а ты ответишь «да».

– Да.

– Не сейчас, нет.

– Нет.

– Нет же, нет, ни за что не говори «нет»!

– Нет, – упорствовала Берник.

– Да, да!

– Нет.

Элиза подождала, пока они не скрылись из виду, затем продолжила путь.

Само собой, в Северном Яйце никто не ждал бедняжку Берник, но роковая ошибка Гуза Альзана позволила Элизе значительно оторваться от врагов. Вскоре за ней послали погоню, и стражники, встретив в Перьевом Лесу заблудившуюся невесту под зеленым покрывалом, естественно приняли ее за беглянку и немедленно схватили, не слушая жалобных причитаний несчастного отца.

Радуясь удаче, трое злополучных смельчаков доставили Берник к Лео Блю и по лицу господина сразу поняли, что жестоко поплатятся за чрезмерное рвение.

Элиза заглянула в темный лаз – Пюре посоветовал ей туда спуститься. За Перьевым Лесом начиналось Переплетение Соломин, все они были полыми внутри. Съедешь вниз по соломенному туннелю – и ты уже на Ветвях.

Элиза отважно ринулась в темноту.

Лежа на спине, обхватив колени руками, она со страшной скоростью неслась по гладкому спуску.

Наконец-то она могла расслабиться и ни о чем не думать.

Здесь не нужно ни бороться, ни сопротивляться…

Бесконечный золотистый туннель, вполне возможно, выведет ее к свободе и счастью…

Безумная надежда когда-нибудь вновь увидеть Тоби, живого и невредимого, никогда ее не оставляла. Но сейчас ей хотелось лишь одного: крепко обнять маму.

17
Последний облезлый

Сима разбудил ужасающий грохот, он даже подумал, что в камере обвалился потолок. Дверь едва не слетела с петель.

В темноте испуганная Майя схватила мужа за руку.

– Что случилось?

– Лежи тихо, – прошептал он.

Между нарами загрохотали сапоги. Ворвались охранники с факелами. Они кого-то искали. Сдергивали с заключенных одеяла, вглядывались в лица.

Огонь едва не спалил Симу волосы.

– Вот он! – взревел грубый голос. – Следуй за мной, живо! Похоже, Лолнесс, запахло жареным!

– Ну да, это мои брови.

– Чего-чего?

– Уберите факел, не то спалите мне брови.

– Пошути мне еще!

Охранник схватил его за ворот тюремной рубахи и потащил из камеры.

– Подождите, я, кажется, забыл очки. Под подушкой, – упирался профессор.

– Заткнись и сразу прозреешь.

Дверь за ними закрылась, шум стих.

В наступившей тишине кто-то пробормотал:

– Похоже, они обнаружили наш подкоп.

Заключенные знали, что подкоп почти готов. Всеобщий побег должен был состояться на следующей неделе.

В темной камере воцарилось молчание.

Майя обхватила голову руками: «Не могу я так больше, не могу!»

Звериная жестокость. Глупость. Отупляющий страх.

У Майи Лолнесс уже не было сил все это выносить. Мужа снова забрали, куда-то увели! Она уткнулась лицом в грязный матрас и разрыдалась. Старалась плакать бесшумно, но ее всю трясло.

Как же тяжко изо дня в день бороться за жизнь! Сколько лет они уже живут в заточении, а надежда на спасение едва теплится где-то вдали… Если муж не вернется, на кого ей рассчитывать? Она осталась одна-одинешенька на дне этой ямы, чудовищной, отвратительной котловины.

Другие заключенные… Да, конечно, Майя к ним привязалась, но можно ли на них положиться? Разве кто-нибудь тут способен сказать ей слово утешения в горькую минуту, побыть рядом, спасти от одиночества? А ведь все они знают, каково ей пришлось… Грубые, равнодушные люди, хамы! Им неведомы чуткость, деликатность, сострадание…

Майя долго плакала, зажмурившись. Прошел целый час. Наконец, немного успокоившись, она перевернулась на спину, открыла глаза и глубоко вздохнула. Через несколько секунд, когда заплаканные глаза привыкли к темноте, она разглядела стоявших вокруг людей.

Все их сокамерники, тридцать человек, собрались возле нее. Как только Сима увели, они стали подходить один за другим. Голова верзилы Лу Танна упиралась в верхние нары, рядом она разглядела Ролдена: верные товарищи, плечом к плечу, целый час сторожили ее горе.

Возможно, им не хватало сообразительности и такта, и мужчины не знали, что предпринять, что сказать, но они были рядом все это время.

Послышался смущенный шепот Зефа Кларака:

– Если вам что-нибудь нужно, вы только скажите…

Майя улыбнулась, почувствовав радость и облегчение.

Ее не покинули, ее поддержали! Она сказала с искренней благодарностью:

– Спасибо… Вы так добры!

Вскоре тридцать пай-мальчиков спокойно уснули.

Сим Лолнесс увидел, что его тащат в класс: значит, подкоп обнаружен! На этот раз он понятия не имел, как выпутаться из беды самому и выгородить других.

Джо Мич сидел за учительским столом, повязанный салфеткой, и ужинал.

Сим ни разу еще не присутствовал при его трапезах, да и впредь охотно избегал бы подобной чести.

Еда размазалась не только по тарелке, но и по объемистому брюху, коленям, даже по стенам и потолку. Спасаясь от брызг подливы, Рашпиль и Торн скромно стояли в сторонке, подальше от стола.

Даже без очков профессор сразу заметил, что люк закрыт, и мгновенно успокоился.

Сима швырнули на стул.

– Ловко! – одобрил он с улыбкой.

Первым заговорил Рашпиль:

– Большой Сосед устал от ваших глупых отговорок.

– Ну хоть аппетит у него не пропал, это радует.

– Заткнитесь! – взвыл Торн.

Один из тюремщиков, не отставая от Торна в любезности, пнул сидящего Сима сапогом.

– Молчать! – не унимался Торн.

Рашпиль между тем продолжал:

– Вы попросили отсрочку. Мол, над секретом Балейны нужно еще потрудиться, и вы нам его откроете после…

– Равноденствия, – подсказал Сим.

– Чего-чего?

– Весеннего равноденствия.

– Плевать на все ваши действа!

– Весеннее равноденствие наступит двадцатого марта.

– Молчать! – опять гаркнул Торн. – Вас не спрашивают.

По щеке Рашпиля растеклась жирная подлива. Он взглянул наверх, удивляясь: неужели с потолка полил дождь? Но нет, просто Джо Мич слишком рьяно вгрызался в жаркое.

Рашпиль вытер щеку, прокашлялся и вновь заговорил:

– Большой Сосед – человек терпеливый, но он не дурак, и его не проведешь.

Сим Лолнесс посмотрел на Рашпиля с вежливым удивлением, будто тот сообщил ему нечто невероятное.

– Неужели?

– Молчать! – снова крикнул Торн.

– Итак, вы утверждаете, будто добросовестно трудитесь над своим изобретением?

– Утверждаю.

– Тогда это что? Это что, я вас спрашиваю!

Рашпиль высыпал на колени профессору целый ящик карточек. Симу пришлось подносить их к глазам близко-близко: без очков он почти ничего не видел. На всех карточках был один и тот же рисунок – изображение Дерева.

– Господин Лолнесс, мы произвели обыск в вашей лаборатории и нашли кучу таких картинок. О секрете Балейны нигде ни слова.

Сим вежливо улыбнулся.

– Я обещал открыть эту тайну двадцатого марта, и если обману, можете сделать со мной что угодно. Но едва ли вы в силах разобраться в моих изысканиях самостоятельно. Так что, будьте любезны, верните мою картотеку на место, в лабораторию.

Джо Мич протянул к карточкам грязную липкую руку. Ему подали всю пачку. Неспешно обсасывая ножку жука, он принялся перебирать их и рассматривать, оставляя на бумаге жирные зеленые пятна.

Сим едва сдерживал гнев. В густой жиже подливы гибли плоды его многодневных вдохновенных трудов! Над этим открытием он начал работать с самого начала их пребывания на дне котловины…

А началось все с того, что его очки упали и на стекле образовалась трещина, похожая на Дерево. Сим скрупулезно ее перерисовал. Вскоре случилась гроза, и профессор впервые заметил: молнии тоже имеют форму Дерева! Везде его подобия! Он находил их, изучая струи ручья летом, растрескавшийся лед зимой, вены на своих руках, прожилки на огромных листьях.

Изображения Дерева он замечал повсюду. Он собирал рисунки, еще не зная, к чему приведет их сопоставление.

Новая картотека росла, наполняя его жизнь смыслом. На дне котловины он втайне возделывал свой заповедный сад.

В конце концов Джо Мич отшвырнул карточки в угол. Профессор вскочил, чтобы их собрать, но его силой усадили обратно.

Большой Сосед снял салфетку и провел ею по физиономии. Вместо того чтобы стереть подливу, он размазал ее по лбу и по волосам. Любо-дорого посмотреть!

– Профессор, не забывайте, что вы у нас гостите с супругой, – вкрадчиво сказал Рашпиль. – Жаль, если с нею случится что-нибудь скверное. Так что трудитесь на совесть. Мы ждем результата.

Когда Сим вернулся в камеру, уже забрезжил рассвет. В руках у него была кипа промасленных карточек. Майя крепко обняла мужа.

– Ловко это они, – взволнованно проговорил он.

– Что им было нужно?

– Хотели узнать, как это я умудрился жениться на такой красавице.

– Что ты им сказал?

– Сказал: сам не знаю. Мне просто повезло.

Майя печально улыбнулась, и Сим подумал, что сейчас самое время поговорить с ней о Тоби.

– Милая, обычно я избегаю бездоказательных утверждений, но тут совсем другое дело. Так вот, я твердо верю, что Тоби жив, что он где-то рядом, хотя никаких известий от него нет и никто его не видел.

У Майи комок встал в горле, она не могла произнести ни слова. Сим прошептал:

– Вера в то, что он цел, помогает мне выжить, потому я тебе об этом и сказал.

– Мне кажется, – отозвалась наконец Майя, – три недели назад Плюм Торнетт пытался рассказать мне о Тоби. Он явно что-то знает. Тогда я побоялась, что надежда обманет. Но если ты тоже чувствуешь…

Плюм действительно жестами и мычанием старался сообщить Майе, что встретил Тоби, когда охотился на пиявок, но она его не поняла.

Сим и Майя, обнявшись, лежали на узких нарах.

На заре подал голос старый Ролден, чье место было неподалеку.

– Профессор, завтра мне исполняется сто три года.

– Да, Альбер, я знаю.

В последнее время советник Ролден сильно сдал, чувствовал неизбывную усталость и постоянно твердил, что не доживет до ста трех лет.

– Мы обязательно отпразднуем ваш день рождения. Майя испечет пирог под белой глазурью.

Ролден прекрасно помнил знаменитый пирог госпожи Лолнесс. Но как не пишут стихов мышиным пометом, так и не пекут пирогов в котловине Джо Мича. Это Ролден тоже понимал.

Майя поправила мужа:

– Когда-нибудь я непременно испеку для вас пирог, Альбер.

– Не когда-нибудь, а именно завтра. Ведь у него день рождения, милая.

Майя незаметно толкнула профессора локтем, чтобы он образумился, но тот встал посреди камеры, выпрямился и провозгласил:

– Друзья, следующей ночью мы будем уже на свободе. Назначаю побег на нынешний вечер. Готовьтесь!

По соседству, в той части котловины, где держали Облезлых, тоже всю ночь не сомкнули глаз. После полуночи стража привела двух схваченных поблизости чужаков – двух Облезлых, которым каким-то образом удалось сюда забраться.

Они покинули равнину посреди зимы, преодолели множество препятствий и все-таки попали в тюрьму, случайно съехав ночью на санях по снежному склону на дно котловины… Люди Джо Мича расставляли сети, подстерегая бродяг и заблудившихся детей. В эти сети и угодили путники.

Их бросили в ледяной барак, где ночевали, дрожа от холода, другие заключенные. Бедняги были в полном изнеможении.

– Зачем было подниматься так высоко? – сурово спросил Джалам.

Он рассердился не на шутку. Не любил бессмысленного геройства.

– У нас не было выбора, – мрачно ответил один из путешественников.

Лунный Диск сидел поодаль вместе с Микой и Льевом. Все молча смотрели на двух несчастных, не подозревающих, что, коль скоро они оказались на дне котловины, их злоключения только начинаются. Про таких бедолаг в Травяном Племени говорили: «Они попались в лапы блохе».

То же самое мог сказать про себя и Лунный Диск.

Охранник по прозвищу Шершень месяц за месяцем донимал его, пытаясь втайне от остальных выведать что-нибудь о Тоби. Из всех Облезлых только Лунный Диск знал настоящее имя Ветки.

Лунный Диск не мог врать, так что приходилось изворачиваться, чтобы не предать друга. Он говорил: «Ни единого человека я не называл этим именем; мой народ никого с таким именем не знает». Шершень, приходя в ярость от его упрямства, тысячу раз хотел пронзить Лунного Диска гарпуном, но в последнее мгновение останавливался, боясь лишиться единственного ценного свидетеля…

– Пуститься в путь посреди зимы! – возмущался Джалам. – Вы шли на верную смерть!