Текст книги "Тоби Лолнесс. Глаза Элизы"

Автор книги: Тимоте де Фомбель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– К сожалению, я уверен, что моего сына нет в живых, – сказал Сим. – Но поблагодарю вас от всего сердца, если вы убедите меня в обратном.

Сим повернулся и пошел к своему шкафу. Он понял, что совершил чудовищную ошибку!

– Будьте со мной осторожнее, профессор, – бросил ему вслед Шершень.

Сим Лолнесс пробормотал:

– Я вас не боюсь.

– Вы уверены? У нас с вами был общий знакомый, господин Лолнесс, и говорил он точно так же, как вы сейчас.

Сим остановился. Что имеет в виду этот человек?

– Я был охранником Нино Аламала.

Сим пристально посмотрел в глаза Шершня. И все понял…

Нино Аламала был ближайшим другом Сима. На Дереве еще жива была память об этом замечательном художнике, которого однажды обвинили в убийстве собственной жены. Роль адвоката на судебном процессе взял на себя Сим. Кончилось все ужасно. Эта история навсегда изменила жизнь Лолнессов.

Прекрасная Тесс Аламала разбилась, упав с каната. Она была канатной танцовщицей, и ее нашли на ветке с разбитой головой. Нино был безутешен. Расследование установило несчастный случай. Досужие обыватели, качая головой, повторяли, что Тесс сама виновата. Кто заставлял ее плясать на канате? Могла бы, как все нормальные люди, ходить себе спокойно по веткам.

Но очень скоро стали винить не только Тесс, но и Нино: он, мол, тоже занимался бесполезным делом, не смотрел за женой и позволял ей бегать по канатам. А у них ведь был ребенок! С их стороны подобное поведение было безответственным и даже преступным.

Обвинения звучали все громче, и в конце концов в дом Нино пришли с обыском. И что же там нашли? В углу стояла картина – портрет Тесс, шагающей по воздуху. На обратной стороне было название: «Я обрезал канат – и ты полетела».

В тот же вечер Нино Аламала был брошен в тюрьму.

Процесс начался спустя несколько месяцев. Профессор Лолнесс защищал друга. Он произнес блестящую речь. Сказал, что судят саму Поэзию, что жизнь без художников и танцовщиц потеряет смысл.

– Если я напишу своей жене, – сказал Сим, – «ты мой маленький огонек», это вовсе не означает, что я собираюсь сжечь ее в камине. Прекрасная Тесс Аламала погибла по вине трагической случайности, из любви к своему опасному искусству. Мы можем только плакать вместе с Нино.

На скамье подсудимых Нино вел себя чрезвычайно достойно, его скорбное лицо было прекрасно. Но всех насторожили руки художника, испачканные краской. Его обвинили в неуважении к суду. Нино извинился. А Сим пришел в ярость.

– Вместо того чтобы следить за руками неутомимого работника, словно за руками ребенка, которого сажают за стол, – сказал Сим, – посмотрите на его лицо, душу, картины! Они полны любви и нежности! Нино невиновен!

Сим очень любил картины Аламала. Они были небольшие по размеру и необыкновенно воздушные. В углу каждой цепочкой округлых холмов красовалась подпись, которую можно было читать и слева, и справа: Аламала.

В ночь перед оглашением приговора Нино был убит в камере. Убийство никто не расследовал под предлогом, что нет смысла разыскивать убийцу убийцы. Поговаривали, будто это один из охранников свершил справедливое возмездие.

Трагедия произошла пятнадцать лет назад, но для Сима она оставалась незаживающей раной. И внезапно Сим отчетливо осознал, что еще до появления Джо Мича, до появления Лео Блю в людях уже клокотала ненависть. Клокотала и готова была выплеснуться наружу.

Глядя вслед Шершню, Сим Лолнесс понял, что в этот день он познакомился с убийцей Нино Аламала.

А Шершень был доволен. С наступлением ночи он отправится к Облезлым. Лунному Диску перед ним не устоять. Всегда можно найти приятное развлечение, которое заставит десятилетнего мальчишку заговорить.

14
Я вернулся

Тоби и два его товарища висели над пустотой в люльке, которая крепилась к косматой бороде мха. Они дали себе передышку, задремав под журчание тающего вокруг снега.

Уже третий яркий солнечный день в этом январе! Солнечное тепло ввело в заблуждение древесных обитателей. Отовсюду слышалось жужжание насекомых и потрескивание ветвей, которое обычно раздается по весне. Тоби не спал – слушал, как Дерево пробуждается среди зимы. Он знал, что завтра белая колдунья вновь укроет ветки пуховым покрывалом и погрузит свое царство в сон.

Под звуки преждевременной капели Гоби наблюдал, как в воздухе кружатся грязные хлопья, и решил, что это от растаявшего снега. Рядом с ним мирно посапывали Шань и Торфу.

«А что если в один прекрасный день Дерево не проснется?» – вдруг подумал Гоби.

Он знал, в какой опасности находится Дерево. Лекс Ольмек рассказал ему, как мало осталось листьев на северной стороне, как гниет кора.

Все предсказания Сима Лолнесса оправдывались. Прошлой весной часть почек высохла, не раскрывшись. Обвинили в этом мох и лишайники. Но Тоби, пожив на равнине, знал, что лишайники растут даже на скалах. А значит, нельзя винить их в том, что они забирают соки и энергию Дерева. Они просто используют пространство и свет, которых прибавилось с исчезновением листьев.

Мхи и лишайники – бродяги растительного царства, раскидывающие шатры на заброшенных территориях. Разумно ли упрекать кочевников в том, что они обживают ветви, иссушенные солнцем или пожаром?

Тоби мог бы еще долго размышлять о лишайниках, если бы внезапно не осознал, что не слышит дыхания друзей. Он приподнялся и посмотрел на Шаня и Торфу.

О ужас! Головы друзей оказались словно в липких колпаках – их по шею засосали две пиявки! Они вот-вот удушат их и высосут всю кровь, оставив лишь пустую оболочку. Ошибившись календарем, весенние пиявки очнулись ото сна.

Тоби бросился с топором к Шаню. Но разве справится топор с упругой и скользкой пиявкой? Лезвие топора скользило, и Тоби боялся, что отсечет головы бедным дровосекам. Тоби издал вопль отчаяния. Вокруг него барахтались и скользили другие пиявки.

Бежать! Бегство – единственное спасение! Но разве мог Тоби бросить товарищей? Их окровавленные призраки преследовали бы его до самой смерти!

К плечу Тоби была готова присосаться толстая пиявка. Он понял, что обречен…

Помощь пришла неожиданно – скользкую тварь насквозь пронзила горящая стрела. Пиявка ослабла и упала на дно люльки.

Стрелы посыпались со всех сторон. Люльку охватил огонь. Черные твари извивались и падали. Тоби увидел, как пиявки свалились с голов Шаня и Торфу. Он издал победный клич, но их люлька на глазах превращалась в пепел. Еще секунда и… лесорубы полетели вниз. Пять сантиметров. Десять. Двадцать…

Их падение смягчило какое-то бурое месиво!

Уцепившись друг за друга, перепачканные черно-бурой гадостью, они встали на ноги. Тоби с недоумением смотрел на стекающий с его рук странный жирный соус, в котором они только что плавали. И не мог понять, что это такое.

– А ну вылезайте! – раздался грубый голос рядом.

Торфу, Шань и Тоби упали в огромный котел, поставленный на сани с перьевыми полозьями. Вокруг столпились арбалетчики и факельщики. Они смотрели на незваных гостей без малейшего сочувствия. Торфу и Шань озабоченно нахмурились.

– Господин Мич готовит кровяную колбасу, – прошептал сквозь зубы Торфу.

Тоби и так и этак вертел в голове странную фразу, пытаясь расшифровать иносказание, – Господин Мич готовит кровяную колбасу, – повторил он медленно, вникая в каждое слово.

К краю котла поднесли бесформенную гору, облаченную в тесный охотничий костюм – гора едва умещалась в легком переносном кресле.

Тоби застыл на месте.

Это был Джо Мич собственной персоной! И он был сердит.

Глядя на него, Тоби подумал, что Мич окончательно превратился в шар, а вернее, стал совсем бесформенным. Вдыхая и выдыхая, он делал «хлюп», как башмаки, шлепающие по грязи.

И это чудовище могло узнать Тоби…

– Господин Мич готовит кровяную колбасу, – раздался голос рядом с дровосеками.

«Видать, их любимая поговорка!» – подумал Тоби.

Ему и в голову не могло прийти, что Джо Мич в самом деле заготавливает на зиму кровяную колбасу.

В окружении многочисленных помощников Джо Мич охотился на пиявок. Охотники подпрыгивали на ветвях, и пиявки падали: они не выносят вибрации. Их добивали горящими стрелами. Потом пиявок выжимали и получали свернувшуюся кровь, в которую и угодил Тоби с друзьями. Из скопившегося в котле сырья вот-вот должны были наделать множество толстых, с руку дровосека, аппетитных колбас. Вымазавшись в крови пиявок, Тоби, Шань и Торфу стали невероятно чумазыми.

Впрочем, Джо Мич не узнал бы и умытого Тоби: Тоби очень изменился. Между тем существо, сидевшее на подножке кресла, узнало его сразу.

На шее у существа был ошейник, поводок был в руках Джо Мича. Мич считал это существо чем-то вроде собачонки и таскал с собой, как таскают брелок. При виде Тоби Лолнесса затравленный взгляд жалкого существа озарился счастьем.

Тоби тоже узнал его сразу – это был Плюм Торнетт, немой племянник Виго Торнетта, который разводил у себя на ферме личинок.

– Мы лесорубы, – сообщил Торфу Джо Мичу.

Похоже, сообщение толстяка озадачило: он собирался и эту добычу сделать вкусной колбаской. Ворча себе под нос, Мич почесал за ухом, потом поманил одного из своих людей. Тот наклонился, стараясь уловить в бульканье слюны какой-то смысл. Потом выпрямился, побледнев, испугавшись, что мог разгневать хозяина.

– Большой Сосед, я… все мы помним, что дровосеков мы не трогаем…

Джо Мич снова что-то проворчал.

– Произошел несчастный случай, – подхватил Шань. – На нас напали, но больше такого не повторится.

Мич потянул поводок и взъерошил волосы Плюма. Пока сообщество дровосеков было вне его досягаемости, но Джо Мич мечтал, как в один прекрасный день нанижет горстку гордецов на огромный вертел. Мысль о шашлыке его забавляла. И ему очень нравилось чувствовать, как под его рукой дрожит от страха бедняга Плюм.

После недолгих переговоров высотников извлекли из котла, и кортеж Джо Мича двинулся дальше, оставив их посреди дороги.

Прежде чем тоже тронуться в путь, дровосеки отыскали лужу и смыли с себя кровь, чтобы не стать приманкой для всех хищников Дерева.

Выжимая одежду, Тоби смотрел вслед удаляющемуся кортежу, но видел перед собой лишь несчастного Плюма. У него в груди клокотал гнев. Когда же придет день мести?

А еще он думал об Элизе.

Помнит ли она о нем? Она так своенравна! Всегда оказывалась не там, где он ожидал. И так независима. Никогда не хотела никому принадлежать. Тоби горько вздохнул. Надеяться на память Элизы все равно что думать, будто бабочка, которую он посадил на цветок много лет назад, до сих пор ждет его на том же месте. Разве такое возможно?..

Нильс снова уехал к Лео Блю на Вершину. Может, именно в эту минуту он говорит с Элизой. Тоби вдруг стало страшно. Что если он больше для нее не существует?

В этот момент Нильс и правда говорил с Элизой.

Но она его не слушала. Она над ним смеялась, предпочитая оставаться в одиночестве и наблюдать за Тенью, которая снова заняла наблюдательный пост на вершине Яйца. Тень – компаньон поинтереснее, чем незваный гость. Ее появление всегда будоражит воображение. А в словах Нильса одни банальности.

Элиза сидела, поглаживая свои ступни. Она давно научилась прятать светящиеся линии, нарисованные на них гусеничными чернилами.

Незадолго до того как расправились с их кошенилями, мама сказала:

– Не думала, что такое может случиться, но…

Прекрасная Иза обняла дочку и посмотрела ей в глаза, они сидели после ужина среди разноцветных ширм на красном матрасе.

– Я никогда не скрывала от тебя, откуда мы пришли и кто мы такие.

Элиза кивнула. Она знала, что они родом с равнины, что мама выросла среди Облезлых. Но это всё. Она понятия не имела, почему они оказались на Дереве…

Элиза наклонила голову. Она никогда ничего не спрашивала у матери и в этот вечер тоже не решалась пуститься в расспросы.

– Понимаешь, Элиза, мир стал для нас опасен.

Иза взяла в руки чашку с коричневым порошком.

– Пыльца сатурнии, ночной бабочки, – пояснила она.

Иза взяла дочь за щиколотку и намазала маленькую ступню содержимым чашки.

Светящаяся чернильная полоска погасла, потом исчезла.

Элиза вздрогнула. Она вдруг почувствовала себя совсем беззащитной.

Иза протянула ей чашку с пыльцой. Девочка взяла ее и стерла светящиеся полоски со ступней матери.

Они обе чувствовали, что совершили очень важный и печальный обряд.

Ступни – священная часть тела у Травяного Племени. Благодаря им люди равнины постоянно ощущают свою связь с землей и называют ноги «стеблем тела», потому что ступни постоянно касаются земли.

Светящиеся полоски стираются в редчайших случаях, в самые страшные и трагические времена.

В ту ночь в своем разноцветном доме Элиза с Изой спали, крепко прижавшись друг к другу. Им казалось, что они слышат вокруг шорох крыльев сатурний, мрачных ночных бабочек. Какие связи оборвали они, если вдруг почувствовали себя такими одинокими?

Пленница Вершины Дерева, Элиза взглянула на свои, теперь самые обыкновенные ступни. Она знала, что, стерев светящиеся полоски, мама спасла ей жизнь.

– Вы слушаете меня?

– Нет, – ответила Элиза.

Нильс Амен стоял перед ней и тяжеловесно описывал достоинства Лео Блю.

– Вы неверно о нем судите, – продолжил он свою речь. – Наше представление о человеке может измениться. Я хорошо знаю Лео…

«Опять все сначала…» – подумала Элиза.

Она давно поняла, зачем пришел Нильс. И решила, что он полный идиот. Она подняла умоляющий взгляд к вершине Яйца, прося Тень избавить ее от невыносимого зануды. Но Тень, по своему обыкновению, оставалась неподвижной.

– Лео Блю совсем не такой, как вы думаете. Лео Блю…

– Я все поняла! Поняла! Поняла! – заорала в ярости Элиза.

Нильс замолк. Он понял, что долгожданный миг настал…

Элиза перевела дыхание. Как Тоби мог дружить с этим тупицей?! Лео Блю, Нильс Амен… Элиза постаралась утешить себя мыслью, что, может, и хорошо, что Тоби далеко и не видит, что сталось с его друзьями.

Это потому, что она подумала о Тоби?.. Какое странное ощущение! Элиза закрыла глаза и поняла, что слушает Нильса Амена, который заговорил вновь.

– Жизнь, Элиза, похожа на заброшенный пчелиный улей. Ты идешь по нему. Ты в нем заблудилась. Золотистый свет похож на мед. Ты вдыхаешь запах воска. Зовешь. На твой голос откликается эхо. Ты ищешь того, кого потеряла. Это и есть жизнь.

Нильс набрал полную грудь воздуха и продолжил:

– И вдруг на тебя, жужжа, летит пчела. Ты падаешь на землю, закрываешь голову руками. Пчела пролетает над тобой. Ты поднимаешься, твое платье испачкано медом. Тебе страшно. Но ты слышишь голос. Это тот, кого ты искала. Он здесь. Ты бежишь по коридорам улья. Находишь его. И не признаешься, что боялась. Это и есть жизнь, Элиза.

Элиза отвернулась, чтобы Нильс не увидел ее залитого слезами лица. Что это? Что происходит?

Лео Блю, продолжавший нависать темной тенью над Нильсом и Элизой, недовольно нахмурился. Что это он там несет? Странное, непонятное. И в то же время необычайно волнующее…

Нильс не понимал, доходят ли его слова до прекрасной Элизы, но продолжал говорить так, как просил Тоби.

– Жизнь – ливень, обрушившийся на Моховой Лес. Тебе кажется, что ты его переждешь, уцепившись за самую высокую ветку, и останешься на ней до конца, до самой последней капли. А внизу тебя упрашивают спуститься. Ты уже дрожишь. Ты можешь заболеть. Перестань упрямиться, Элиза. Тебя ждут дома. Но ты упорствуешь, хотя уже промокла насквозь. Не упрямься, Элиза.

Сидевшему наверху Лео Блю припомнились подозрения Арбайенна. Кто такой на самом деле этот Нильс Амен?

Элиза больше не понимала, где она. Голос заполнил все пространство. Но это был не голос Нильса Амена. Это был голос, прорвавшийся сквозь толщу печальных лет, забытый и воскресший, – голос Тоби Лолнесса!

У воспоминаний свой тайный язык, их нужно только оживить.

Заброшенный пчелиный улей. Ливень в Моховом Лесу. Только она и Тоби могли помнить об этом. Это были их воспоминания. Только их двоих.

Элиза больше не сомневалась: Нильс говорит от имени Тоби.

Слушая Нильса Амена в скудной пустоте Яйца, Элиза внимала посланию Тоби, отправленному ей между строк.

Оно наполняло ее силами, возносило над землей, делало все возможным.

Послание Тоби говорило: «Я вернулся!»

Часть вторая

15
Предательство

Прошло три месяца.

На Кроне воцарилась зима. И надолго.

А Норц Амен с каждым днем все глубже погружался в пучину отчаяния. Он лишился сна и покоя. У него не осталось ни единого спасительного сомнения…

Теперь он знал доподлинно: Нильс перебежал во вражеский лагерь.

Сначала Норц не поверил.

Впервые он услышал об этом еще осенью. Он ужинал под открытым небом вместе с толстяком Золкеном, своим старинным приятелем. Дул непривычный в ноябре теплый ветер. Дровосеки молчали, прислушиваясь к ночным шорохам: шелестели последние листья, прополз неведомо как уцелевший майский жук.

Мужчины ели хлеб и пили пиво.

У Норца не было друга вернее и надежнее. Золкен веселился на его свадьбе, видел, как они с Лили, счастливые и радостные, плясали до утра, по традиции соприкасаясь носами. А через год, когда Лили умерла, родив Нильса, стал свидетелем его безысходного горя. Он был бы рад утешить Норца, но как? Золкен и сам остался безутешен: все вокруг полюбили Лили как добрую сестру, и он тоже всей душой к ней привязался.

Лили Амен, юная, миниатюрная, ласковая, легконогая, зеленоглазая..

Прекрасное кажется бессмертным. Никому и в страшном сне не могло присниться, будто однажды она исчезнет. Тем более ничто не предвещало, что Лили погибнет, дав жизнь своему первенцу.

Великан Золкен был так подавлен, что неделями не решался подойти к другу и сказать: «Знаешь, она была дорога нам всем. Мы поможем тебе, старина».

Впрочем, Норц, жесткий и несгибаемый, будто ствол Дерева, не принял бы ни поддержки, ни помощи. Он растил сына в одиночку Вернее, с неодобрением наблюдал, как тот растет сам по себе.

Золкен отлично понимал: Нильс стал таким ярким необычным человеком не потому, что Норц колотил его и ругал, а благодаря любви и незримому присутствию умершей матери.

Когда-то на большой поляне Норц узнал, что сын пожертвовал собой, спасая Тоби Лолнесса, и понял: Нильс – настоящий герой!

А три года спустя на том же самом месте поговорил с Золкеном… И от его доверия к сыну не осталось и следа.

– Чего молчишь? – спросил Норц.

Золкен исподлобья смотрел на друга. Он должен был открыть Норцу правду, но ему не хватало духу.

– Говори, слизень, не стесняйся! – со смехом подбадривал его Норц.

– Твой сын Нильс…

– Да, в чем дело?

– Где он сейчас?

– Не волнуйся, Золкен, зря ты насупился. Сын дома, с ним все в порядке. Если тебе понадобилась помощь, поверь, он сделает все, что в его силах.

– Мне от предателя ничего не нужно., Норца аж подбросило от ярости. Он вскочил, готовый размазать клеветника. Поднес кулак к носу обидчика, с трудом удерживаясь, чтобы не расквасить ему физиономию.

– А ну повтори!

– Я… я с предателями дружбу не вожу, – голос Золкена прерывался от волнения.

Норц закрыл глаза и постарался успокоиться, чтобы не пришибить лучшего друга насмерть. Еще секунда – и он сбил бы Золкена с ног. Он крепче сжал кулаки, но сдержался. А тот отважно продолжал:

– Прости, Норц, но это так. Сам видел, как Нильс вертится возле Гнезда. Он там часто бывает. Ведет тайные переговоры с Лео Блю.

– Нильс?!

– Да, Нильс. Видел его собственными глазами. Если докажешь, что мне это померещилось, можешь убить меня, я не против.

Норц разжал кулак, какое-то время рассеянно разглядывал ладони, затем медленно провел ими по лицу, будто силясь отогнать наваждение.

Пристально посмотрел в глаза старому другу. Храбрый Золкен выдержал его взгляд. Он действительно не лгал.

На следующий день Норц сам убедился, что Нильс их предал. Видел из укрытия, как возле Гнезда Лео Блю на прощание пожал сыну руку. Старому дровосеку пришлось закусить губу, чтобы не проклясть сына вслух.

Золкен пообещал, что никому ничего не скажет. О предательстве Нильса Амена знали только они вдвоем.

Норц понимал, что велит ему долг. Чувствовал это всем существом.

Предателям нет пощады!

Он с самого начала предупредил Нильса: свобода или смерть! От них теперь зависели сотни жизней. И существование Дерева тоже.

Норц должен уничтожить предателя, даже если это его сын.

И чтобы честь семьи Амен не пострадала, придется действовать в одиночку. Все решат, что произошел несчастный случай. Никто не узнает позорной правды.

В новогоднюю ночь Норц приготовился. Спрятал за поясом нож. Кроме них в доме никого не было. Однако убить сына не поднялась рука.

Такого нельзя требовать от отца!

Оставив Нильса в живых, он не пошел праздновать вместе с Юанем и остальными. Забился в трещину коры и впервые в жизни плакал навзрыд, безутешно, до изнеможения.

Прошло еще три месяца. Наступил март.

Все это время Норц, сам того не осознавая, старательно избегал Золкена. Тот сразу догадался, в чем дело, и сказал другу:

– Ты не можешь справиться с этим один, и я тебя понимаю. Я сам воздам ему по заслугам.

Норц возразил, что только ждет благоприятного момента. Золкен посмотрел на него с состраданием:

– Бедняга Норц, о чем ты говоришь? Разве когда-нибудь наступит благоприятный момент, чтобы убить родного сына?!

Между тем Нильс Амен был по-настоящему счастлив! Он отлично выполнил поручение, проник в Гнездо, где томилась Элиза. Теперь Лео Блю, по всей видимости, всецело ему доверяет, что несказанно радовало Тоби.

Итак, все шло как нельзя лучше.

Но больше всего его радовало не это. Не от этого у молодого предводителя восставших дровосеков кружилась голова и кора уходила из-под ног, словно Дерево вдруг заплясало вверх корнями.

Мир вокруг переменился, едва он впервые встретил несравненную, чудесную Маю Ассельдор!

Всю зиму Нильс раз в неделю приходил к Тоби, который жил в доме, скрытом в чаще лишайников, и встречал Маю.

– Вам нужно поговорить с Тоби, верно, господин Амен?

Нильс кивал в ответ, не решаясь признаться, что на самом деле ему нужно поговорить с ней.

Он наблюдал, как девушка купает в тазу маленькую племянницу. Она окатывала Снежинку теплой водой из ковша, и кругом разлетались брызги.

Мая мыла девочку, засучив рукава, фартук плотно облегал ее фигурку. Она намыливала Снежинку, а та дрожала: после горячих обливаний ей становилось холодно. Трогательная сценка и умиляла Нильса, и приводила в смущение. Он терялся и бормотал что-то невпопад. К примеру, каждый раз спрашивал, сколько лет Снежинке. Мая терпеливо отвечала:

– Три года. Как и на прошлой неделе.

– Ах да… Просто я не дал бы ей столько, она кажется совсем маленькой.

– Тоби сейчас в дальней комнате.

– Понятно…

Но вместо того чтобы пойти к Тоби, Нильс подходил к окну и начинал рассуждать о погоде. Скрытая за облаком пара, Мая тихонько посмеивалась. Непонятно, как такой застенчивый человек может командовать целой армией? Его приказам подчиняются тысячи дровосеков, его уважает все население бескрайних зарослей мха, а он краснеет, беседуя с ней… Надо же, сам Нильс Амен! Его замешательство ей льстило. Рассеянно перебирая волосы Снежинки, она отвечала:

– Вы правы, со вчерашнего вечера заметно похолодало.

– Постараюсь раздобыть для вас теплые одеяла, – пообещал Нильс.

Иногда он отваживался предложить свою помощь и приносил горячую воду из большого котла. Передать черпак из рук в руки Нильс не решался, боясь разлить кипяток, если их пальцы случайно соприкоснутся. Поэтому ставил его на пол у ног Маи.

В конце концов Нильс уходил, а девушка чувствовала, что у нее ослабевают руки… Она принималась с удвоенной энергией вытирать животик Снежинки голубым полотенцем. Девочка смотрела ей в глаза с лукавой улыбкой. И упорно не отводила взгляда, пока тетя не заворачивала ее с головой в полотенце и не принималась щекотать, приговаривая:

– Ты всех видишь насквозь, хитрая блошка! Все понимаешь, да?

«Блошка» понимала все. Насмеявшись всласть, девочка подносила указательный палец к губам и говорила: «Т-с-с!» Мая, подыгрывая племяннице, повторяла: «Т-с-с!» – с таинственным видом, мечтая, что когда-нибудь у нее действительно появится настоящий секрет.

Нильс подробно рассказывал Тоби о каждой встрече с Элизой. Хотя, по сути, рассказывать было нечего.

– Сегодня она посмотрела мне прямо в глаза. И чуть заметно пошевелила рукой.

Всякий раз он прибавлял с уверенностью:

– Не сомневаюсь: она догадывается, что это ты прислал меня.

Но Тоби больше беспокоило другое:

– А Лео? Не заподозрил ли он что-нибудь?

– Нет. Лео всегда рад меня видеть и, похоже, мне доверяет. Мне даже Арбайенн изредка улыбается.

Тоби в раздумье умолкал. Лео Блю внушал ему серьезные опасения.

– Лео не доверяет никому и никогда. Если он приветлив, значит, замышляет недоброе. Я хорошо его знаю. Ведь он был моим лучшим другом!

Тоби предостерегающе поднял указательный палец.

– Слушай, если он вдруг тебя обнимет якобы от избытка дружеских чувств, значит, ему все известно. Тогда спасайся! Беги! Ни секунды не задерживайся в Гнезде.

Нильс улыбнулся в ответ.

– Я запомню твой совет, Тоби. Но пока все в порядке. Возможно, Лео потихоньку меняется к лучшему.

– Он ни за что не изменится, – возразил Тоби.

– Он любит Элизу. Вдруг он захочет измениться ради нее? – пробормотал Нильс и тут же пожалел о своих словах.

Тоби резко отвернулся и вышел из комнаты.

А в это время в Южном Яйце на голом матрасе спала Элиза Ли. Вдруг прямо возле ее щеки просвистел сверкающий кинжал. Она мгновенно открыла глаза и откатилась в сторону.

Потом долго сидела, прижавшись спиной к скорлупе, с трудом переводя дыхание.

Кто-то пытался ее убить… Ужасно! Однако в этом была и своя польза: теперь у Элизы будет оружие, и, возможно, этот кинжал поможет ей вырваться отсюда. Если только неизвестный не доберется до нее раньше.

Элиза легла на спину и стала осторожно подползать к матрасу. Несомненно, кинжал метнули сверху. Если не сводить взгляда с купола, можно увернуться от следующего удара.

Глядя вверх и перебирая руками и ногами, как паук, девушка продвигалась к центру Яйца. Она напряженно следила за каждой новой тенью. Иногда на мгновение поворачивала голову, чтобы убедиться, что сверкающее в полумраке лезвие на месте.

Вот и постель. А прямо над ней – отверстие в потолке. Пристально вглядываясь в круг света наверху, Элиза пыталась нащупать кинжал. Но пальцы тщетно обшаривали матрас. Пришлось обернуться – кинжала не было!

Элиза метнулась в сторону, руками что было силы оттолкнулась от пола и, вскочив на ноги, приняла боевую стойку.

Нож кто-то забрал. И притаился в темноте. Убийца мог наброситься на нее в любую секунду.

Время шло. В Яйце – ни шороха, ни шевеления.

Она снова осторожно приблизилась к постели. Какой волшебник умудрился взять кинжал, оставаясь невидимым? На матрасе Элиза нашла продырявленный листок бумаги, – прежде она его не заметила. Наверное, записку надели на лезвие кинжала. Всего несколько строк. Девушка поднесла послание к глазам и медленно прочитала: «Я друг…»

Свет мигнул. Элиза запрокинула голову. Она готова была поклясться, что по куполу скользнула чья-то тень. Девушка дочитала до конца: «Я друг Нильса Амена».

Элиза едва умела читать и писать. Она не признавалась Тоби в своем невежестве и сама, втайне от него, всему научилась. Ее мать так и осталась неграмотной. Элиза помнила, как давным-давно Тоби протягивал ей блокнот или лист бумаги, исписанный вдоль и поперек. Вот было мучение!

Через некоторое время он спрашивал:

– Ну как?

Она же не могла прочесть ни строчки. Вскидывала голову и отвечала:

– Знаешь, мне все это неинтересно.

И стыдилась своей лжи. На самом деле ей ужасно хотелось узнать, что он написал…

И она начала учиться. Училась выводить буквы и читать. В этом ей помогал Пол Колин, старый поэт, живший на Нижних Ветвях.

Сомнений в собственных педагогических талантах у него не было, и очень скоро он спровадил ученицу, вручив ей следующее послание: «Если ты можешь прочитать эту записку, я тебе больше не нужен. Прощай».

Однако сейчас Элиза чувствовала себя неуверенно, спотыкалась на каждом слове. Ей понадобилось перечитать таинственное послание трижды, прежде чем она окончательно успокоилась и обрадовалась.

Оказывается, никто не пытается ее убить. Наоборот, ей хотят помочь. Тень наверху – посланец Нильса и Тоби!

Они стараются вызволить ее отсюда. А что если Тень?.. Элиза вдруг представила себе лицо Тоби…

И впервые за долгие годы взмолилась о помощи. Прошептала в тишине, на мгновение сбросив маску невозмутимости и суровости:

– Помоги мне. Скажи, что делать дальше.

Ей показалось, что хозяин Тени выслушал ее, а затем исчез.

Элиза рухнула на постель. Теперь она не одинока! И выполнит все, что ей прикажут. Без возражений.

Девушка невольно отдернула руку: матрас рядом с ее лицом был влажным. Она улыбнулась, догадавшись о причине таинственного исчезновения кинжала. Нынешний март выдался холодным, по ночам подмораживало. Ей прислали записку на острие сосульки, и в тепле ледяной кинжал растаял.

Между тем человек-тень притаился под мостками, пережидая, пока мимо шагали громогласные стражники. Потом неслышно проскользнул в Восточное Яйцо. Как только Лео Блю сбросил черный плащ и шагнул к свету, появился Арбайенн.

– Вы звали меня, господин?

Лео пристально посмотрел в глаза советнику и произнес:

– Возможно, вы были правы.

– В чем именно?

– Насчет Нильса Амена. Ему нельзя доверять.

Арбайенн схватился за рукоять меча.

– Поверьте, господин, это меня совсем не радует. Я бы предпочел ошибиться.

Теперь Лео Блю во всем убедился сам. Всю зиму он слушал, как Нильс делал Элизе какие-то таинственные намеки, но прямых доказательств его вины добыть не мог.

Лео размышлял несколько месяцев и наконец придумал план: подкрасться к Элизе в виде Тени, выдать себя за друга Нильса и посмотреть, что из этого выйдет. Если Элиза попросит у Тени помощи, значит, Нильс подослан врагами.

– В следующий раз, когда Нильс Амен к нам пожалует, живым его не выпускать, – приказал Лео с лихорадочным блеском в глазах.

Арбайенн поклонился и вышел.

Мая сказала: «До скорой встречи», – и сердце Нильса радостно запело. Бедняга Нильс! Он беспечно возвращался домой, не ведая, что приговорен к смерти и противниками, и союзниками.