Текст книги "Смерть под Рождество"

Автор книги: Тери Холбрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава шестая

Только без двадцати три детективы смогли покинуть дом Стилвелла. Викария на месте не оказалось, и Маура решила позвонить констеблю Бейлору. Вскоре он прибыл, готовый помочь. Маура с Хэлфордом выходили за дверь, а позади слышался приветливый баритон констебля.

– Успокойтесь, Эдгар, вам сейчас совершенно не о чем волноваться. Мы все устроим сами. Скоро придет Эдита…

Хэлфорд вывел «форд» из Верескового пляжа на кольцевую дорогу. Шел мелкий дождь. Небо с утра было беременно тяжелыми, без единого просвета облаками и вскоре разродилось проливным дождем. Сейчас же этот ливень выродился в мелкую изморось.

Маура достала полиэтиленовый пакет с очищенной морковью и баночку с изюмом.

– Забавная семейка! – сказала она и, открыв пакет, протянула его Хэлфорду. – В шкафу для посуды я насчитала пять комплектов льняных салфеток. Три кружевные скатерти. Весьма изящные хрустальные фужеры. Это совсем не то, что я ожидала увидеть в доме, где нет матери, жены, хозяйки.

Хэлфорд взял морковку и откусил сразу половину.

– Может быть, для семьи пекаря это не так уж и странно.

– Действительно. Чем накрыть стол, папашу заботит, а вот привести в порядок свою кофту, на это у него времени не хватило. А как он неряшливо одет. И это все не спишешь на то, что сейчас он пребывает в большом горе.

Они миновали U-образный поворот шоссе у рощицы и подъехали к месту, где было обнаружено тело Лизы. Поля по обе стороны дороги стремительно пробегали мимо. Помолчав несколько секунд, Хэлфорд протянул руку, взял из банки несколько изюминок и отправил в рот.

– Давай-ка посмотрим, что нам удалось извлечь из Эдгара Стилвелла.

Маура вытерла руки и открыла блокнот.

– Шесть месяцев назад Лиза начала работать у миссис Грейсон. Отец не знает, сколько та ей платила, но, видимо, достаточно, если Лиза не стала искать места секретарши. Работала она четыре раза в неделю, приблизительно с девяти до четырех. В основном смотрела за ребенком, но выполняла также и кое-какую несложную работу по дому. Лиза, активная прихожанка церкви св. Мартина, часто ездила с друзьями на побережье и в Лондон. Правда, постоянного парня у нее не было. Ближайшая подруга – Джилл Айвори, восемнадцатилетняя дочь издателя местной газеты.

– Оррин Айвори? Как же, помню! Местный властитель дум. Сама глубокомысленность и претенциозность.

– Я тоже его помню. Стилвелл сказал также, что Лиза и Джилл много времени проводили с Хелен Пейн, владелицей магазина «Реставрированная одежда». Был также какой-то неясный намек на местного художника.

– Кристиан Тимбрук, – задумчиво произнес Хэлфорд. – Подходящее имя для художника, занимающегося церковными витражами.

Маура откусила морковку.

– Не знаю, но папаша слишком настойчиво заверял, что между Тимбруком и Лизой ничего серьезного не было. Он повторил это несколько раз.

– Надо будет разобраться. А что насчет мамаши?

– Мэдж ушла из семьи шесть с половиной лет назад. Стилвелл пролил на себя в пекарне жидкое тесто и пошел домой переодеться. Пришел, значит, а ее нет. В записке, которую Мэдж оставила, было сказано, что она их всех любит, но жить здесь больше не в состоянии. Она забрала с собой почти всю свою одежду, всю обувь, косметику и несколько фотографий детей.

– Кстати о фотографиях. Я удивлен, что в доме нет ни одной фотографии.

– Одна у нас есть. Когда ты был наверху, я спросила об этом Стилвелла. Он сказал, что ни одной фотографии жены не осталось. А вот фото Лизы он достал из ящика кухонного стола.

Маура передала ее Хэлфорду.

Между лицом, что он видел в морге, и этим, на фотографии, была огромная разница. Фотография сделана где-то на природе. В кадре крупным планом стояла Лиза под каким-то деревом, видимо, дикой грушей. Чувствовалось, что девушка хорошо умеет контролировать себя. Весь ее облик, наклон головы, сияние глаз, блеск темных волос – все это делало ее весьма привлекательной.

Хэлфорд вспомнил безжизненное лицо в морге.

– Нам нужно получить подтверждение, что ее мать действительно умерла в приюте. Кстати, сколько лет было миссис Стилвелл, когда она ушла из дома?

– Тридцать пять. Эдгару было тридцать семь, Лизе пятнадцать, а Брайану двенадцать.

– Значит, что же мы имеем: в подростковом возрасте девочка осталась без матери и превратилась в молодую женщину, в спальне у которой стоят альбомы по декорированию интерьеров и кулинарии, а в гардеробе куча дорогих платьев. Отец с братом ее обожают. Однако амбиции Лизы ограничиваются работой в качестве няни. Ты считаешь – работать нянькой было пределом ее мечтаний?

– Даниел, из твоих уст это звучит так, будто она промышляла на панели.

– Черт побери, Маура, ведь убили ее не за то, что она была мисс Очаровашка. Кому-то она, видимо, мешала, и очень. Кому? И почему?

– На эти вопросы я пока ответить не могу. А как ты нашел ее брата?

Поля справа закончились, и пошла живая изгородь. Гоняя по лобовому стеклу капли дождя, методично работали «дворники».

– Не знаю, – наконец ответил он. – Заторможенный какой-то, очень похож на дебила, хотя это пока предположение. И к тому же у него серьезное уродство из-за неправильного прикуса. Если бы это был мой ребенок, я бы давно уже обратился к врачу. Сейчас это довольно просто исправляют.

– Но медицинской страховки для такого лечения, наверное, недостаточно.

– Конечно. И в таком случае присутствие всех этих дорогих вещей в комнате Лизы становится совершенно необъяснимым. Что же это? Одного ребенка в семье балуют в ущерб другому?

– Нет, Даниел, мне кажется, дело в том, что у Брайана есть работа, его будущее обеспечено. Он потомственный пекарь Фезербриджа и пойдет по стопам отца и деда. И с ним все в порядке. Ну, с зубами плохо, что-то не так в поведении – это все не суть важно. Иное дело – Лиза. Ей не так-то легко в этом маленьком городке. Симпатичная, но небезоговорочно. Я думаю, отец счел разумным вложить все средства в ее приданое.

Хэлфорд скосил на нее глаза.

– Эти выводы ты сделала из собственного опыта?

– Нет, я росла в большом городе. Помню, в юности часто воображала себя дамой. Лиза, я думаю, тоже.

– Забавно, что ты сравниваешь себя с Лизой. У нее ведь не было матери, которая могла что-нибудь посоветовать.

– Тем более, значит, у нее больше поводов повыпендриваться.

Он потянулся, чтобы взять еще морковку, но коллега бросила ему на колени пустой пакет. С притворной обидой Хэлфорд перекинул его Мауре.

– Придется тебя направить на повторное прохождение курса воспитания молодых девиц.

– Ты прав, Даниел, – засмеялась Маура, – как только я научилась работать полицейской дубинкой, немедленно забыла все премудрости дисциплин этого курса.

Дом оказался именно таким, каким его запомнила Маура. Вокруг шла каменная стена высотой чуть больше метра, похожая на пояс, который заканчивался застежкой в виде белых деревянных ворот. Сад был запущен до предела. Обе стороны дорожки окружали не то низкие деревья, не то разросшиеся кусты. Ветки с мокрой листвой били по спине – то еще гостеприимство! – а в некоторых местах кусты вообще выползали на дорожку и мешали пройти к двери. Немного в глубине виднелись кое-как обрубленные лозы, похожие на куски разделанного старого электрического кабеля, они были собраны в кучи и присыпаны желтой травой. Из этих холмиков торчали какие-то прутья. «К дому Гейл Грейсон можно подойти только этим путем, – решила Маура. – Стоит сойти с дорожки, обязательно вляпаешься в какую-нибудь грязь».

Первоначально крыша дома была тростниковая. Теперь ее покрывала потрескавшаяся со временем черная черепица. Это здание было, пожалуй, самым старым в Фезербридже. Маура вспомнила мрачную кухню с оконными стеклами из бутылочного стекла. На эту особенность тогда еще обратил ее внимание Хэлфорд, ибо в середине XIX века, когда строился Фезербридж, такое было не принято. Тем не менее округлый побеленный фасад, вместе с окрашенными в черный цвет оконными переплетами, каким-то образом даже приятно гармонировал с остальными строениями городка.

Уже не в первый раз подумала Маура о том, как жилось здесь все эти годы Гейл Грейсон, в этом чужом и неуютном для нее мире. Пеленки, которые нужно постоянно стирать, прокисший апельсиновый сок, плач ребенка по ночам. А вся эта шумиха в прессе: месяц ее имя не сходило с первых полос газет, затем все сократилось до двух-трех строчек, затем и того меньше, а потом вовсе затихло. Мауру восхищало решение этой женщины остаться здесь. Ведь у Гейл Грейсон есть родина, ей есть куда вернуться. Может быть, это из-за дома?

Рядом с входной дверью, у куста ежевики, стоял темно-голубой велосипед. Педали были заляпаны засохшей грязью. Хэлфорд позвонил. Предстоящий разговор легким быть никак не обещал. Резкие отрывистые ответы миссис Грейсон по телефону свидетельствовали о том, что настроена она весьма враждебно. И все же Маура была спокойна. Если и есть кто-нибудь, кто может совладать с этой свидетельницей, так это только Хэлфорд. Он, как никто другой, умел сопереживать допрашиваемому. Это было его коньком. Хэлфорд был настоящим мастером вести подобные допросы.

Открыв дверь, Гейл Грейсон сразу на Хэлфорда не бросилась. Но то, как хозяйка на него посмотрела, менее мужественного человека заставило бы отступить шага на три.

Хэлфорд достал удостоверение.

– Старший инспектор Скотланд-Ярда Даниел Хэлфорд. У нас к вам несколько вопросов, связанных с гибелью Лизы Стилвелл.

Миссис Грейсон перевела взгляд с Хэлфорда на Мауру.

– Добрый день, миссис Грейсон, – улыбнулась Маура, стараясь говорить как можно дружелюбнее. – Я знаю: для вас это трудно, так же как, впрочем, и для нас. Но может, будет удобнее, если мы войдем в дом и присядем?

Гейл продолжала смотреть на Мауру, вцепившись в ручку двери так сильно, что пальцы ее побелели. Она молча повернулась и направилась в дом. Детективы за ней.

В прихожей было довольно мило. Белые стены увешены детскими рисунками. Забавный, добрый детский сюрреализм – зеленое солнце с розовыми лучами, скачущие тонконогие животные без глаз. А вот когда они вошли в гостиную, сердце Мауры екнуло.

Три года назад в этом доме можно было проводить съемки для журналов, посвященных декорированию загородных коттеджей. Каждая комната являла собой цветник, чуть ли не оранжерею, только вместо живых цветов – хотя они в комнатах тоже были – здесь радовали глаз всеми цветами радуги разнообразные накидки, драпировки, салфетки и прочее, не говоря уже о картинах на стенах. Светлая дубовая мебель только слегка проглядывала из-за всего этого, как сквозь густую листву бывают видны стволы деревьев.

Теперь гостиная выглядела, как чисто прибранная рабочая комната в монастыре. Над камином единственная картина, изображающая городской пейзаж. На окнах простые белые занавески. Кое-где на мебели появились темные пятна. Неубранная зеленая елка – единственное свидетельство приближающегося Рождества – задвинута в дальний угол. Напротив камина стояли большой вязальный станок с начатой работой – что-то очень привлекательное, белое с черным, – две прялки, одна большая, другая поменьше, а также несколько корзин с цветной пряжей и однотонной шерстью. Здесь было еще несколько механизмов, видимо, тоже для вязания, назначения которых Маура определить не могла. От всего этого веяло каким-то холодом и… каким-то сверхъестественным упорством. Взгляд Мауры задержался на большом керамическом кувшине. Наверное, сравнение с монастырем было неправильным. Скорее, это похоже на прядильню XVII века, только хорошую прядильню.

Миссис Грейсон вначале направилась к узкой низенькой скамейке, но затем решила выбрать сколоченное из планок кресло у камина. Прежде чем сесть на узкую скамью, долговязый Хэлфорд с досадой осмотрелся вокруг. Выглядел он сейчас, как подросток, которого заставили сесть на детский стульчик. Маура вынула блокнот и, заняв место на скамье у окна, принялась незаметно изучать Гейл Грейсон.

Три года, прошедшие со дня трагедии, сделали ее намного старше. Сказалось, конечно, и материнство. Раньше лицо ее было округлым и нежным, каштановые волосы блестели. Мауре она тогда показалась похожей на куколку. Казалось бы, такое горе, беременность и все прочее, но, несмотря на все это, миссис Грейсон тщательно за собой следила. Они встречались в те трагические дни несколько раз, и Гейл всегда была аккуратно одета, консервативно, правда, как и положено беременной женщине, – шерстяная юбка и широкий пуловер. Маура тогда еще пошутила, что для англичанки это вполне нормально, но для американской девушки из Джорджии довольно странно. Ведь они там выползают из своих джинсов, наверное, только когда идут на воскресную службу в церковь.

Теперь миссис Грейсон стала более угловатой и ростом как-то меньше. Лицо похудело, слегка приподнятый подбородок, темные большие глаза, опушенные густыми ресницами. Короткие аккуратные пальцы, которые украшало только обручальное кольцо. Но больше всего изменились ее волосы. Они уже не блестели, кое-где их даже тронула седина. Маура знала, чтобы достичь такого эффекта, некоторые модницы платят деньги, и немалые, а вот у Гейл Грейсон все это от природы и от горя.

С ее лица взгляд Мауры переключился на одежду. Белая хлопчатобумажная кофта, чистая и выглаженная, джинсы. Туфли обуты на босу ногу. Настоящая американка.

Гейл Грейсон взяла коричневую шерстяную накидку, закутала свои худенькие плечи. Глаза ее были устремлена на колени Хэлфорда. Он откашлялся.

– Миссис Грейсон, я весьма сожалею, что вынужден снова вас потревожить. Детектив Рамсден права – для нас это тоже нелегко. Посещать некоторые места еще раз иногда бывает очень тяжело. Но речь сейчас, разумеется, идет не о вас. Мы здесь исключительно по делу, связанному с гибелью Лизы Стилвелл. Я надеюсь, что вы сможете нам помочь.

Не глядя на него, миссис Грейсон коротко кивнула.

– Ну тогда, – продолжил Хэлфорд, – может быть, мы начнем с работы Лизы у вас?

Вот только теперь темные глаза Гейл впились в лицо Хэлфорда. Маура не могла сказать, чего в них было больше: гнева, отчаяния или печали. Но каждая из составляющих эти эмоции была сильна и целенаправленна. Она почти почувствовала, как Хэлфорд борется с тем, чтобы не поежиться под этим взглядом.

Миссис Грейсон заговорила, и ее голос, как ни странно, зазвучал мягко. Это был почти шепот. У нее был легкий южный акцент, которого прежде Маура не замечала. Такой выговор, наверное, мог бы позабавить за чашкой кофе, но не теперь, не здесь и не их.

– В основном Лиза сидела с моей дочкой. Четыре дня в неделю. Причем дни менялись. – Гейл заговорила быстрее. – Иногда она убирала в доме, кое-где, иногда что-то готовила. Но главным образом она была мне нужна из-за Кэти Пру.

Хэлфорд сидел согнувшись, свободно опустив руки между колен. Маура подумала, что он сейчас пытается ими уловить исходящие от миссис Грейсон флюиды.

– И как долго Лиза у вас работала?

– Шесть месяцев.

– А где вы с ней познакомились?

– В церкви Святого Мартина, вскоре после приезда сюда.

– Вы посещаете англиканскую церковь?

Этот вопрос ее как будто испугал.

– Мой кузен, я имею в вицу кузена моего мужа, местный викарий.

Интересная способность не отвечать на вопрос. Маура ждала, как отреагирует Хэлфорд.

Он спросил то, что надо:

– Значит, вы приняли англиканскую веру?

– Нет, не совсем так. Вообще-то я принадлежала методистской общине, но верю в Единую Церковь. Если бы здесь был католический храм или даже молельня пятидесятников, я все равно бы ее посещала. Такого объяснения достаточно?

Хэлфорд грустно кивнул.

– А при каких конкретно обстоятельствах вы с ней познакомились?

– В то время викарий организовал при церкви небольшую группу молодых членов общины, до двадцати лет. В этом городке не так уж много молодежи. Иногда я встречалась с ними, мы ходили в кино, еще куда-нибудь. Я воспринимала это как общественную работу. Пять лет назад Лизе было около семнадцати.

– С кем она была особенно близка?

Миссис Грейсон еще сильнее закуталась в свою накидку и снова стала напоминать Мауре куколку.

– Лиза была очень общительной, – осторожно произнесла Гейл. – Легко заводила друзей, но я не уверена, надолго ли эта дружба сохранялась. У меня создалось такое впечатление, что она довольно быстро теряла к людям интерес. Но полагаю, самой близкой ее подругой была Джилл Айвори, дочь Оррина и Анизы Айвори. – Она сделала паузу. – Вы должны их помнить.

– А как насчет мальчиков?

– Мне не известно, чтобы она увлекалась кем-нибудь серьезно. – Гейл подергала край накидки. – Одно время у нее что-то было с Кристианом Тимбруком, художником, но, кажется, это давно прошло. Фезербридж – маленький городок, серьезный роман здесь не закрутишь.

Хэлфорд помолчал в ответ, дав слову «роман» повиснуть в тишине. Маура посмотрела на потолочные балки, на белые стены. Да ведь этот городишко прямо создан для серьезного романа, в старом английском духе. Все здесь к этому располагает. А вот что заставило эту симпатичную американку застрять в этой дыре – выйти замуж за поэта и переехать жить в старинный дом, расположенный в провинциальном городке, построенном по прихоти и фантазии английского лорда? Этот вопрос почему-то Мауру очень интересовал и даже волновал. И главное, что происходит в душе этой женщины сейчас, после того как ее суперанглийский супруг внезапно и трагически положил конец всем ее мечтам и фантазиям?

Итак, что она сделала здесь, в этом доме? Ободрала все драпировки, кастрировала мебель, измазала стены толстым слоем во что-то белое. Маура перевела взгляд с лица миссис Грейсон на каминную доску. Под акварелью, изображающей городской пейзаж, одинокий бронзовый ребенок с длинными локонами сидел так, что пол его определить было невозможно. Статуэтка была предположительно викторианской эпохи. Ребенок сидел на пеньке и пытался вытащить из ступни занозу.

– А был ли у нее кто-нибудь еще? – продолжал Хэлфорд. – Как вы считаете, могла она встречаться с кем-нибудь в другом городе?

– Вполне возможно. Лиза любила ездить. Но если честно, я не знаю.

Голос Гейл сейчас звучал низко и настолько бесцветно, что Маура уже не различала в нем интонации американского Юга.

– А чем вы занимались, когда Лиза сидела с вашей дочкой?

– Я работала. – Казалось, миссис Грейсон хочет спрятаться под накидку. – Я занималась исследованиями о корабле «Алабама», боевом корабле конфедератов, который затонул в проливе Ла-Манш во время Гражданской войны. Шесть месяцев назад я подписала контракт на эту книгу и именно поэтому пригласила Лизу поработать у меня.

– Ее отец сказал, что она закончила колледж по делопроизводству. Вероятно, ее квалификация была выше, чем просто нянька?

– Это верно, хотя для того, чтобы в течение семи часов присматривать за ребенком, тоже нужна определенная квалификация. Но я понимаю, о чем вы спрашиваете. Когда я в первый раз заговорила с Лизой насчет работы, то, разумеется, имела в виду, что она будет помогать мне в работе над книгой, то есть будет кем-то вроде секретаря. Но это предполагалось в будущем, а ей была необходима работа сейчас. Мне же был нужен кто-то, кто мог бы присматривать за Кэти Пру… – Миссис Грейсон перевела дыхание. – Вот так и получилось: она сидела с Кэти Пру, а я работала, в основном в библиотеках, но иногда и по ту сторону пролива, беседуя с людьми в Шербуре. Правда, написать мне пока удалось совсем немного.

– До Шербура за один день не обернешься. Значит, Лиза иногда оставалась с Кэти Пру и на ночь?

– Нет. Если мне приходилось провести где-то ночь, я брала их обеих с собой. – Она поколебалась. – Кэти Пру было полезно посмотреть другие места.

Хэлфорд покрутил усы.

– Я познакомился с вашей первой книгой. Считаю ее хорошей. Мне прежде не довелось с таким интересом читать об истории Гражданской войны в США. Например, я не знал, что в ней определенную роль играла Англия, причем тайно. Книга написана легко и не отпугивает неподготовленного читателя академическими сложностями. По-моему, это очень ценно.

Вот сейчас можно было смело сказать, что губы миссис Грейсон тронула слабая улыбка.

– Вообще-то в научные глубины я не погружалась. Диссертацию мне так и не удалось закончить. Работая с академическими изданиями, я порой ощущала себя абсолютной тупицей, поэтому хорошо представляю, что должен чувствовать рядовой читатель.

– Когда должна выйти вторая книга?

– Определенная дата выхода еще не установлена, хотя срок представления рукописи в издательство истекает примерно через восемь месяцев.

– Вам придется теперь искать кого-то, кто мог бы помогать в работе над книгой и присматривать за дочкой. Не простая ситуация, должен сказать.

– Я еще об этом не думала, – с горечью ответила Гейл и сухо улыбнулась. – Я подумаю об этом завтра.

Если Хэлфорд сейчас и уловил в ней сходство со Скарлетт О’Хара, то вида не подал.

– У Кэти Пру была какая-нибудь программа занятий? – спросил он. – Я имею в виду, чем занималась с ней Лиза, пока вы работали?

Миссис Грейсон пригладила волосы и даже немного оживилась.

– Без всякого плана. Обычно я просила Лизу приходить где-то между девятью и девятью тридцатью, но иногда и позднее. В дни, когда я выезжала на беседы, мне надо было быть более точной, но это случалось нечасто. Во всем же, что касается Кэти Пру, какого-то определенного плана составить нельзя. Она ест, когда проголодается, ложится спать, когда устанет. На улицу они с Лизой шли, когда в доме им становилось скучно, и возвращались, когда хотели. Моя дочка сама устанавливает себе режим.

– А в субботу? Какой распорядок должен был быть в ту субботу?

– На субботу у меня была назначена встреча в Портсмуте с археологом-подводником. В час дня. Но до этой встречи было еще несколько дел здесь, поэтому я просила Лизу прийти точно в девять.

– Миссис Грейсон, не могли бы вы перечислить ваши действия в субботу утром между девятью тридцатью и одиннадцатью часами? Причем как можно подробнее.

Маура ожидала этого вопроса, надеясь, что Хэлфорд будет тянуть с ним столько, сколько возможно. Он же решил не тянуть. Судя по реакции миссис Грейсон, этого, наверное, пока делать не следовало. Все барьеры и заслоны были немедленно восстановлены на свои места, и прогресс в отношениях, достигнутый в течение нескольких последних минут, пошел насмарку. Миссис Грейсон снова смотрела на Хэлфорда с ненавистью.

– В 8.30 я приготовила дочери завтрак, выпила чашку кофе и вымыла посуду. В 9.01 я оставила Кэти Пру играть, а сама пошла переодеваться. В 9.07 я сошла вниз и обнаружила, что она учинила в гостиной кавардак. В 9.10 я зашла на кухню, чтобы взять тряпки, совок и кое-что еще. В 9.15 я начала сердиться, что Лизы еще нет. В 9.20 позвонила соседке, миссис Баркер, и попросила ее посидеть с Кэти Пру, пока я не закончу необходимые дела в городе.

Ее голос был полон сарказма и дрожал. Южный акцент исчез совершенно.

– В 9.25 я отвела Кэти Пру к соседке. В 9.30 я зашла в овощной магазин. В 9.40 вернулась домой и начала убирать за Кэти Пру. Затем позвонила Лизе, но никто не ответил. В 10.15 позвонила Эдгару Стилвеллу в булочную. В 10.20 пошла забирать Кэти Пру и вместе с ней возвратилась домой. Где-то после одиннадцати позвонил Эдгар и сказал, что Брайан нашел Лизу. – Гейл Грейсон перевела дух. – Вот видите, мистер Хэлфорд, насколько я точна.

Собственный сарказм, очевидно, утомил Гейл. Она покраснела. Глаза повлажнели и тоже стали красными, но Маура подозревала, что не от горя по Лизе. Миссис Грейсон достала из кармана джинсов сложенный пополам листок бумаги и бросила его перед собой на стол.

– Вот. Я все здесь для вас написала. А то, не дай Бог, вы что-нибудь перепутаете.

Маура думала, что Хэлфорд сейчас скажет ей что-нибудь резкое, но он мягко произнес:

– А вы не подумали о том, чтобы сначала позвонить Лизе и выяснить, почему она опаздывает, а потом уже ехать по делам?

– Нет. Я очень торопилась.

– И вас не беспокоило то, что она могла заболеть?

– У меня в голове был такой сумбур; нет, я не думала об этом.

– А какой вид транспорта вы использовали в субботу утром?

– Мопед.

– Вы поехали с дочкой на мопеде?

– Для нее там сзади установлено маленькое седло. Вполне надежное. К тому же дочь всегда в шлеме.

– Кто-нибудь видел, как вы возвращаетесь домой из овощного магазина?

– Кто-нибудь, наверное, должен был. Я ведь не окольным путем ехала, а по Главной улице.

– И все-таки, может быть, вы кого-то вспомните? Может, кому-нибудь помахали, задержались поговорить?

– Я очень спешила.

Хэлфорд подался вперед. Говорил он тихо, но не в громкости было дело. За пределами полицейского управления таким тоном он говорил очень редко, и обычно с преступниками, когда изобличение было неизбежным. Мауре стало жалко миссис Грейсон: шансов у нее практически не было.

– Вы говорите, что спешили? – начал Хэлфорд. – Зачем же? Приехать домой и начать убирать то, что вполне могла убрать Лиза? Или для спешки у вас были какие-то другие основания?

Она начала заикаться.

– Вы неправильно поняли. Я имела в виду, что не знаю, видела кого-нибудь или нет, потому что не взяла с собой очки.

– Очки?

– Свои очки.

– Я не знал, что вы носите очки.

– Нечасто. Так, иногда.

– Но вы надели их в субботу утром?

– Нет, я их забыла. Такое со мной иногда случается.

– Что именно?

– То, что я забываю очки…

– Намеренно?

– Да.

– Почему?

– Если мне не хочется останавливаться и разговаривать с кем-нибудь… если мне не хочется никого видеть.

Хэлфорд встал наконец со своей низкой скамеечки, подошел к большой прялке и начал водить пальцем по спицам огромного деревянного колеса.

– А в каких отношениях вы были с Лизой, миссис Грейсон?

– Не понимаю. – Она смотрела на него вопросительно.

– Вы были друзьями?

– Полагаю. Хотя, конечно…

– Или это были чисто деловые отношения?

– Пожалуй, нет.

– А вы куда-нибудь вместе ходили? Ну, например, попить кофе, поиграть в дротики? Короче, миссис Грейсон: насколько интимными были ваши отношения с Лизой? Вы можете мне ответить, или для этого вам тоже нужны ваши чертовы очки?

У Мауры перехватило дыхание. Она не верила своим ушам. С Хэлфордом она работала уже три года, и это была не просто работа, а удовольствие. Они стали друзьями. Маура считала его по природе добрым и умеющим довести до конца любое начатое дело. Это был настоящий профессионал, способный заставить говорить даже почтовый ящик. И вот этот специалист высочайшего класса, Даниел Хэлфорд, завалил сейчас допрос, потерял над собой контроль, переоценив силы свидетельницы. Маура уткнулась в свои записи и ждала.

И только когда стало очевидным, что миссис Грейсон не собирается отвечать, Хэлфорд наконец повернулся к ней лицом. Гейл была бледна, злость ее прошла, она как-то внезапно сникла, стала старше и тоньше. Сгорбившись в кресле, она подтянула к груди колени.

Маура вскочила, не решаясь, кому из этих двоих первому оказать помощь, и тут сверху вначале раздался громкий стук открываемой двери, а потом дробные тук-тук-тук – шажки ребенка по деревянной лестнице. Шаги эти сопровождало громкое, чуть хрипловатое пение. Исполнялась песенка, где единственным различимым словом было «арбуз». Перед самой последней ступенькой возникла пауза, а затем дитя спрыгнуло на пол.

Крепкие ножки в модельных лаковых дамских туфельках затопали по полу. Остальную часть тела покрывало оливково-зеленое одеяние. Остановившись, существо в последний раз вызывающе протрубило: «Арбуз!» – и, продолжая издавать невнятные звуки, встало у двери. Маура с Хэлфордом с удивлением ее разглядывали. На месте головы красовался пакет из «Макдоналдса», на нем цветным фломастером была изображена пара глаз и широкий голубой рот.

Маура вдруг упала на колени и запричитала. Краешком глаза она видела, что миссис Грейсон с удивлением наблюдает за ней.

– О грозное чудовище Биг Мак, съедающее все на своем пути! – Маура прижала кулаки к вискам и закачалась назад и вперед. – О нет, только не это! Что же нам теперь делать?!

Чудовище взвизгнуло и двинулось на Мауру.

– Я не буду тебя сейчас есть, – прорычало оно. – А донесу до раковины и смою в трубу, чтобы тебя унесло в море.

Маура засмеялась, чудовище тоже. Затем пакет «Макдоналдса» слетел, и показалась головка. Головка была уменьшенной, пухленькой копией головы Гейл. Те же темные волосы, те же глаза, но в отличие от оригинала они искрились весельем. Маура протянула руки и обняла девочку.

– Меня зовут Маура, а ты, должно быть, Кэти Пру?

Дитя кивнуло и поудобнее устроилось на коленях Мауры. Затем Кэти Пру показала на фигуру у колеса прялки.

– А это кто?

Маура внимательно всмотрелась в ошеломленное лицо Хэлфорда и выбрала более спокойный вариант.

– Это мистер Хэлфорд. Он полицейский.

Кэти Пру посмотрела на него в нерешительности.

– Насчет полиции я все знаю. Это, когда ты в беде, надо только крикнуть: «Мистер полицейский, на помощь… на помощь!»

Слово «помощь» было произнесено как надо, на полную диафрагму. Подняв подбородок кверху и заверещав, ребенок наблюдал за реакцией Хэлфорда. Он откашлялся и почему-то похлопал по карманам. Кэти Пру приуныла, повернулась к Мауре и покачала головой.

– Он не полицейский. У полицейских такие смешные высокие шапки. Он просто почтальон. – Окончательно решив таким образом вопрос, она поудобнее устроилась на коленях Мауры и уже безразлично наблюдала за действиями «почтальона».

У двери кашлянул кто-то еще. Там стояла молодая женщина в прекрасно сшитом костюме пурпурного цвета.

– Извините, мы там играли, играли, и вдруг ей потребовалось срочно увидеть маму. – Она посмотрела на Мауру. – Извините, что из-за меня вы были вынуждены прервать беседу. Я Хелен Пейн.

Владелица магазина «Реставрированная одежда». В этом городке она новенькая. Во время расследования дела Тома Грейсона Хелен Пейн здесь еще не было. Маура вдруг заметила, что уже невольно делит людей на две категории: времен Тома Грейсона и после смерти Тома Грейсона.

Если мисс Пейн была одета в костюм из своего магазина, то, видимо, качество ее товара превосходное. Пурпурный костюм был свежевыглаженным и выглядел великолепно. И сама она выглядела великолепно – темно-рыжие короткие волосы, уложенные в изящную прическу, ладная фигура. Хелен Пейн была бы еще великолепнее, если бы не косметика. Ее было несколько многовато. То есть чересчур. Какие-то точки и тире по носу и щекам, густые тени у глаз. Маура подумала, что Кэти Пру в этом доме не единственная, кто напялил на голову пакет «Макдоналдса».

Наконец к Хэлфорду вернулась способность говорить:

– Я старший инспектор Хэлфорд. Смею вас заверить, мисс Пейн, вы вовсе нам не помешали. На сегодня мы здесь все закончили. А вот с вами нам тоже хотелось бы побеседовать. Завтра детектив Рамсден позвонит вам и договорится о встрече.