Текст книги "Смерть под Рождество"

Автор книги: Тери Холбрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Глава семнадцатая

Кэти Пру несла лиловые цветы. Вообще-то она мечтала о других. Ей хотелось розовых, настоящих, ярко-розовых цветов с зелеными точечками и маленькими желтыми тычинками, но дама в магазине сказала, что у нее нет ничего похожего, что она даже таких цветов и не видела. Тогда Кэти Пру согласилась на лиловые – ирисы, как называла их дама, – потому что лиловые ближе всего к розовому.

Сама Кэти Пру нисколечко не боялась, и, когда с мамой поднималась на зеленый холм, а ирисы лизали ее руки – будто собаки своими языками, – она поняла, что в выборе цветов не ошиблась.

Все утро мама была очень молчаливая и тихая. Началось это, когда она принимала ванну, а Кэти Пру сидела рядом и рассматривала книжку. От воды приятно пахло, почти так же, как в магазине, где они купили цветы. Пока мама не видела, Кэти Пру окунала в воду руку и дотрагивалась до прохладной белой эмали ванны.

– А мой папа живет в ящичке.

Почему она так сказала, Кэти Пру не знала. В книжке говорилось о маленьком мальчике, у которого была волшебная шапка, но почему-то это все напомнило ей о ящичке. И еще кое о чем.

– Лиза тоже должна быть в ящичке, но ее пока там нет.

Мама очень долго не произносила ни слова. Она просто смотрела на круги в ванной, остающиеся от движения детской руки.

– Кто сказал тебе это, деточка? – наконец спросила она.

– Миссис Баркер. Она говорит, что Лиза разбилась и больше не вернется, а мой папа живет в ящичке, потому что он плохой.

Мама глубоко вздохнула.

– Насчет Лизы миссис Баркер права. Она умерла, и мы ее больше никогда не увидим. И это очень печально.

Кэти Пру подождала, но мама больше ничего не добавила, тогда девочка напомнила:

– Ящичек зарыт в землю.

– Кэти Пру, – произнесла мама мягко, – ты помнишь, как вы с Лизой ходили на могилу твоего папы?

Кэти Пру не помнила. Она глядела в запотевшее зеркало. Мама вышла из ванны и потянулась за полотенцем.

– Давай одеваться, божья коровка, – сказала она. – Мы идем гулять.

Они обе оделись. Мама в темно-голубое платье с красивой отделкой по краям, Кэти Пру в платье ярко-красное, с пуговицами, похожими на маленькие луны. Обе надели черные блестящие ботинки и волосы зачесали одинаково – немного назад.

А потом они вышли из дома и сели в автомобиль. Автомобиль Кэти Пру не любила, потому что ей нужно было сидеть на детском сиденье сзади, и из-за маминой головы ничего не было видно. Иногда – когда ехать приходилось долго – она даже забывала, какое у мамы лицо. Это Кэти Пру пугало, и она начинала дергать спинку кресла водителя, пока мама не оборачивалась и не шикала на дочку.

Из Фезербриджа они поехали мимо полей и ферм. Остановились только затем, чтобы купить лиловые цветы. Дорога поднялась в гору с кирпичными домами по бокам, а потом снова пошли поля и фермы.

– Кэти Пру, – объяснила мама, – мы едем на Винчестерское городское кладбище. Я хочу показать тебе, где похоронен твой отец. Я хочу, чтобы ты посмотрела, посмотрела на это со мной.

Кэти Пру решила пока посмотреть в окно. Они проехали несколько больших деревьев, согнутых и голых. Как выглядел папа, она не помнила, хотя мама несколько раз показывала ей фотографии. Он был высокий, много выше мамы, со светлыми волосами и широкой улыбкой. Он всегда улыбался. Фотографии лежали в маленькой плоской коробочке, и Кэти Пру перемешивала их, как карты. Вот он – улыбающийся, улыбающийся, улыбающийся. Однажды она спросила у мамы, почему он все время радуется. Мама ответила, что люди всегда такие на фотографиях. Они улыбаются, и все потом думают, что они были счастливы. Но мама была очень печальной, когда это говорила.

Кэти Пру начала трясти мамино сиденье.

Они миновали большие черные ворота и проехали мимо каменного здания вверх по извилистой дорожке. Кэти Пру смотрела в окошко. Она уже видела такие камни и раньше, около церкви. Но здесь было много новых, которые еще блестели. И очень много цветов. Такого она прежде не видела.

Дорожка расширялась, образуя небольшую стоянку. Мама остановила машину. Недалеко от большой желтой машины с огромной клешней, которая вгрызалась в землю. Клешня залезала в дыру, вытаскивала оттуда кучу влажной земли и высыпала в сторону.

– Вот смотри, Кэти Пру. Вот так людей хоронят. Сначала копают могилу.

Мама открыла дверцу автомобиля и вытащила Кэти Пру. Желтая машина издавала сильный шум. Она рычала и хрюкала, как будто там, в дыре, пережевывала землю.

Кэти Пру зажала ладошками уши.

– Я хочу домой.

– Скоро поедем. Но вначале я покажу тебе кое-что.

И вот, зажав в руке лиловые ирисы, Кэти Пру поднималась за мамой вверх на горку. Вершина ее оказалась плоской. В этом месте были только новые могилы. Чавканье желтой машины отсюда было едва слышно. Сквозь ветви деревьев пробивалось утреннее солнышко и согревало спину под курткой. Они остановились перед поблескивающим черным камнем с золотыми буковками.

– Что там написано? – спросила Кэти Пру.

– Это инициалы твоего папы, первые буквы его имени и фамилии. Т.У.Г. – Томас Уинстон Грейсон.

Внизу у подножия камня была спрятана ваза. Из нее торчали сухие желтые листья. Мама выбросила их в урну.

– Давай, ставь свои цветы.

Кэти Пру нерешительно сунула ирисы, по одному, в отверстие вверху вазы. Закончив, она посмотрела на маму.

– А мне не страшно.

– Вот, Кэти Пру, здесь похоронен папа. – Мама наклонилась и прижала ее к себе. – В «ящичке» под землей. Вот так поступают с людьми, когда они умирают. Такое бывает. И я не хочу, чтобы ты пугалась, думая о папе. Я хочу, чтобы ты запомнила: во многом он был очень, очень…

Она не закончила. Глаза застилали слезы, и Гейл отвернулась. Внизу желтая машина закончила копать, и железная клешня повисла в воздухе.

– Вот так вот. – Мама взяла руку Кэти Пру и сжала ее. – Когда Лизу похоронят, мы тоже положим на ее могилу цветы. Я просто хотела тебе показать, что это случается со всеми. Это очень печально, но не страшно.

Они пошли назад к машине. Всюду вокруг были блестящие камни и красивые цветы. Кэти Пру держала маму за руку и, подпрыгивая, запела:

«В ящичке, в ящичке. Когда-нибудь мы все будем в ящичке».

Мощенная камнем дорожка от покойницкой при церковном кладбище до южных ворот церкви св. Мартина была заполнена народом. Небеса наверху были в нерешительности, не зная, дождь или снег обрушить на головы прихожан. Хэлфорд вышел из машины, которую поставил на обочине кольцевой дороги, и, миновав церковные ворота, направился к толпе.

У дверей покойницкой он встретил констебля Бейлора.

– Добрый день, сэр, – приветствовал тот Хэлфорда. – Солидное предприятие, доложу я вам. Давно уже в этой церкви не собиралось столько народа.

Детектив внимательно оглядел толпу. Через портал, сопровождаемая мужем, прошла Джун Кингстон. Подальше он увидел рыжую в завитках голову Рут Баркер и рядом ее дочь Берил Лемпсон. Пожилой человек, видимо, отец, обнял за плечи двух молоденьких девушек. Но девушки все равно выглядели очень испуганными. Хэлфорд понимал, в чем дело. Он знал, какое жуткое впечатление производит на молодых людей смерть их сверстника.

– Послушайте, Нэт, мне нужна ваша помощь. Дело в том, что я не могу присутствовать на службе. Я оставил Мауру в полицейском управлении – она там разбирается с рапортами – и должен вернуться туда. А вас я просил бы – если можете – остаться здесь до конца. Меня очень интересует, как все пройдет. Отметьте, кто присутствует, а кто не пришел, и все остальное, что найдете любопытным. Вы лучше меня знаете здешних людей.

Молодой человек был явно польщен.

– Да, сэр. Можете не беспокоиться.

В церковь они вошли вместе с последними прихожанами. Большинство членов общины уже сидели на своих местах. Хэлфорд скользнул на последний ряд и посмотрел вперед. Ступени алтаря украшала простая композиция из роз и гвоздик разных оттенков. Он был уверен, что задумывалось это как память по чистой душе. Чистые цветы. Но они теряли свою прелесть в сравнении с пышными гроздьями рождественских венков и гирлянд, украшающих экран за алтарем.

Внимание Хэлфорда привлекла восточная стена с круглым желтым окном, похожим на глаз. Она грустно смотрела этим больным глазом на происходящее. Созерцая окно, Хэлфорд так погрузился в свои мысли, что даже вздрогнул, когда заговорил Джереми Карт. Викарий стоял за великолепной резной кафедрой, на нем был стихарь, а мягкий свет нефа падал на его точеное лицо так, как обычно освещается лицо актера на сцене.

– И сказал Господь: в судный день я воскрешу вас всех и призову к себе…

Без сомнения, преподобный Карт был в своей стихии. Взявшись обеими руками за края кафедры, он подался вперед – источник благодати, утешитель страждущих. Даже унылое желтое окно играло сейчас в его пользу. Хэлфорд поморщился. Интересно, сколько романов Троллопа[15]15
  Троллоп Энтони (1815–1882) – английский писатель, бытописатель нравов и психологии английского провинциального мещанства.


[Закрыть] прочитал Карт, прежде чем решил выступать здесь, а не в телевизионных сериалах.

Хотя думать так о викарии было, пожалуй, несправедливо. Все, что рассказывал Карт вчера вечером – по крайней мере относительно своей биографии, – согласуется с рапортом полиции Грейвсленда. Единственный сын священника, сам стал священником. Такова была воля отца. Себя на его месте Хэлфорд представить не мог – весь этот мистицизм, музыка, запутанность догм, доктрин и ритуалов. Но Карт, похоже, плавал во всем этом как рыба в воде. Хэлфорд вспомнил священника в тот вечер, когда тот пытался развеселить миссис Грейсон.

Карт начал читать псалмы. Голос его звучал высокопарно и звучно.

– Господь – это наша сила и надежда. Он избавитель от всех наших бед…

И пусть земля разверзнется под нами, пусть холмы погрузятся в пучину морскую – страшиться нам нечего.

И пусть бушуют воды и вздымаются волны, и пусть горы трясутся…

На первом ряду близко друг к другу сидели Эдгар и Брайан Стилвеллы, оба спрятав лица в ладони. С такого расстояния хорошо разглядеть их было трудно. Алиби отца и сына подтверждено – когда Лиза отправилась на своем велосипеде к дому Гейл Грейсон, магазин был открыт и работал. Как раз в это время туда пришла миссис Милберри купить для своего заведения дневной запас хлеба. Она сказала, что разговаривала с ними обоими. Да и маловероятно, чтобы отец и брат были виновниками смерти Лизы. Брайан без Лизы стал совсем беспомощным. Хэлфорд вспомнил мокрую подушку Брайана, его неспособность говорить на слушании у коронера, его болтающиеся шнурки, которые аккуратно завязал преподобный Карт. Но он также вспомнил бойкие речи Эдиты Форрестер, когда она утверждала, что Лиза сделала все возможное, чтобы прекратить дружбу Брайана с дочкой Симпсонов.

Сзади Стилвеллов сидела группа молодых парней и девушек. Которая из них Симпсон? А может быть, ее здесь и нет? Хэлфорд снова посмотрел на викария. Слова псалмов эхом отражались от стен. Ни всхлипывания, ни сопения, ни каких-то еще звуков, которые издают обычно люди, когда плачут, – ничего этого он не услышал. Однако головы у всех были опущены: семья Айвори, семья Баркеров, Кингстонов, Бен Хоссет. Только один Кристиан Тимбрук, похоже, изучал Карта. Правда, в равной степени он мог созерцать и желтое окно – единственный, по всей видимости, из всех присутствующих, кто думал об этом окне, как Хэлфорд.

– Господь и сохранит, и защитит тебя своей праведной рукой…

Господь отвратит тебя от всего дьявольского…

С Хэлфорда было достаточно. Он легонько хлопнул Бейлора по плечу и начал пробираться на выход.

Небо над его головой было сплошь в тучах. У западной стены, глядя вниз на полуразрушенные могильные плиты, шумели огромные старинные тисы. Хэлфорд посмотрел на часы. В запасе есть еще пятнадцать минут, и он свернул с дорожки к тисам.

Было очевидно, что прихожане облюбовали эту старинную часть кладбища, чтобы дать природе делать свое дело. Могильные камни были плотно обвиты плющом, в щелях мраморных плит проросли пучки барвинка, сами плиты кружевом покрывала ежевика. Хэлфорд остановился у мраморного могильного камня. На нем еще остались следы искусно выгравированной розы. Хэлфорд не спеша отодвинул ветви плюща и прочел: Ребекка Лоусон, 1880–1902. Никакой больше надписи, никаких слов о безутешной скорби, никаких свидетельств о том, кем была покойная – женой, дочерью или матерью. Только имя и этот узор на камне.

«Вот и все, что осталось от Ребекки Лоусон, – подумал Хэлфорд. – От ее непрожитой жизни. А что могут оставить после себя все умершие в молодом возрасте, кроме надежд и обещаний?» Он оглянулся на церковь. Оттуда раздались первые звуки гимна. Да, когда умирают молодые, не остается ничего, кроме несбывшихся надежд.

Он наклонился и вырвал клок желтой травы за могильной плитой Ребекки Лоусон. Беловатые корни пахли затхлостью. От отбросил подальше траву и склонился за следующей. Так бы он, наверное, и привел в порядок могилу Ребекки Лоусон, если бы, бросив очередной взгляд в сторону церкви, не увидел, что из южной двери показалась Эдита Форрестер и через кладбище направляется к нему. «Черт бы ее побрал, – выругался про себя Хэлфорд и принялся вытирать руки. – Неужели и в такой день эта старая сплетница не может угомониться?»

– Старший инспектор, – начала она как ни в чем не бывало, – я видела, как вы уходили, и хочу сказать, что очень рада, что вы нашли время прийти. – И хотя никакого приглашения от нее на этот званый вечер Хэлфорд не получал, он счел разумным изобразить доброжелательную улыбку. Эдита Форрестер просияла.

– Конечно, это не то что настоящие похороны. Но все равно… я всегда считала, что панихида – самая прекрасная часть церковных обрядов. А какие чудесные слова по этому поводу в Священном Писании! В дни моей молодости невинных молодых девушек хоронили в цветочных венках на голове, а несущие гроб все были в белых перчатках. Не правда ли, чудесно? Жаль, что сейчас все это забыто.

Хэлфорд кивнул в сторону церкви.

– Очень много пришло людей, как вы считаете, мисс Форрестер?

– О да! Правда, хочу заметить, я ожидала больше. Но сейчас по телевизору так много интересного – футбол, рок-музыка, сериалы, куда там скромной панихиде, хотя бы и по невинной жертве убийцы. – Она наклонилась поближе и прошептала. – Я ожидала толпу. Видите вон ту могилу с засохшим розовым кустом? Это могила Мэдж Стилвелл. Там рядом будет похоронена Лиза.

Хэлфорд посмотрел на серый блестящий могильный камень. Весной, когда кругом расцветают цветы, наверное, эта могила может показаться достойным местом для упокоения женщины, которая страдала при жизни. Но сейчас Хэлфорда неприятно поразил вид холодного могильного камня, похожего на зеркало. «Нет, под старыми полуразвалившимися камнями со стертыми буквами – вот подлинное место упокоения, – подумал он. – Жаль, что такой памятник нельзя поставить на свежую могилу. Потомки на наши могилы принесут не стихи, а средство для мытья стекол».

– Я полагаю, – сказал Хэлфорд, – эта служба должна все-таки несколько успокоить людей. Таких случаев, наверное, здесь еще не бывало.

– Не знаю, старший инспектор. – Голос Эдиты Форрестер звучал довольно беззаботно. – Конечно, люди взволнованны, но посмотрите на эту молодежь. Да им все как с гуся вода. Может быть, один или двое из них что-то запомнят на время, может быть, кто-нибудь из них вздрогнет, когда в его руке сломается палка, или некоторое время будет бояться ездить по кольцевой дороге. Да простит их Господь за их короткую память.

Хэлфорд пристально на нее посмотрел.

– А при чем здесь палка?

– О, старший инспектор, я имела в виду палку, ту, которую убийца вставил в спицы велосипеда Лизы. Ничего особенного в этом трюке нет. Но Джун Кингстон сказала, что однажды видела такое в фильме. Вам следует поискать среди тех, кто увлекается кино.

Хэлфорд поднял лицо к небу. Идиот Роун! И – как бы не хотелось так думать – идиот Бейлор. Но Роун… Роун, с его опытом, независимо от того, как он относится к Хэлфорду, он не должен был делать такую ошибку. Ведь сведения о палке были строго конфиденциальными. А теперь об этом судачат за обеденным столом почти в каждом доме.

Южная дверь со скрипом отворилась, и на пороге показалась первая группа скорбящих прихожан. Служба закончилась.

– Хорошо, мисс Форрестер, – начал Хэлфорд. – Уверен, у вас сегодня еще много забот…

– Естественно. Но я пришла сюда к вам не просто так, а поговорить кое о чем. Перед тем как принять такое решение, я какое-то время поразмышляла. Все думала, насколько это важно. В конце концов подумала – судить об этом вам.

– Прекрасно. – Он облокотился на камень Ребекки Лоусон.

– Лиза пыталась отобрать у Гейл маленькую Кэти Пру и установить над ней опеку.

– Кто вам это сказал?

– Этого я вам сказать не могу.

Хэлфорд выпрямился и засунул руки в карманы.

– Мисс Форрестер, поскольку вы отказываетесь назвать источник информации, значит, это все не более чем сплетня. А сплетнями мне заниматься недосуг. – Он пошел к воротам кладбища, но на ходу обернулся. – А кроме того, мисс Форрестер, я очень не люблю сплетни. Если вы хотите помочь полиции, что похвально, назовите имя того, кто сообщил вам это. Если нет, то самым мудрым решением для вас было бы просто немного помолчать. Это тоже иногда полезно.

Через пару секунд он услышал, что мисс Форрестер ковыляет вслед за ним. Он остановился и подождал.

– Старший инспектор. – Она подошла, вся запыхавшись, глаза блестели. – Я не говорю вам, потому что мне это сказали по секрету. Но я уверяю вас: этому человеку можно верить. Не сомневаюсь я также и в том, что это правда. – Она развернулась крутом и потопала к церкви. На полдороге мисс Форрестер остановилась и прокричала: – И, молодой человек, никогда не смейте разговаривать со мной таким тоном.

Глава восемнадцатая

На Анизе все еще было черное шерстяное платье, какое она надевала в церковь. Она не удосужилась даже повесить на вешалку пальто – оно валялось на кухонном столе, рядом разбросаны ее туфли. Оррин молча глядел на Анизу, склонившуюся над раковиной. У него красивая жена. Прожив вместе уже много лет, он все еще понимал это. Следуя взглядом за изящной линией ее ног, он мог не только представить, но и мысленно осязать ее всю, вставленную в толстую шерсть этого траурного платья. Она восхищала его сейчас не меньше, чем когда он увидел ее в первый раз на вечеринке в Престоне и решил, что вот она – девушка, которая ему нужна, та девушка, на которой он женится.

И в плен Оррина взяла не только ее красота. Хотя в ту пору он был всего лишь зеленым репортером. За время работы в этом промышленном районе Англии Оррину Айвори доводилось повидать немало красивых женщин. И молодых, и постарше, и не только повидать. Тогда же он понял: красота – скоропортящийся товар. А вот Аниза оказалась исключением, подтверждающим правило. Она была не просто женщиной, а квинтэссенцией женщины. В его воображении она всегда представлялась ему как шепот – тихий, горячий шепот.

Он подошел к жене сзади и обнял за талию. Аниза ожесточенно драила большую сковородку, по дну которой барабанила сильная струя горячей воды, руки Анизы блестели от жира. Айвори прижался щекой к ее волосам.

– Почему ты не возьмешь какое-нибудь моющее средство?

Она замотала головой и хрипло произнесла:

– Я ненавижу эту раковину. Ты думаешь, я замужем за тобой? Нет, я замужем за этим идиотским краном, этой дурацкой трубой и всеми этими предметами, которые все эти годы чистила несчетное количество раз.

Айвори прижал ее еще крепче.

– Да оставь ты все это. Я позже уберу. Сковородка звякнула, потому что Аниза принялась за нее с новой энергией.

– Нет, я хочу ее дочистить. Просто я сказала, что ненавижу эту работу, и это правда.

Она закашлялась, плечи затряслись над раковиной. Айвори схватил ее руки и подержал несколько секунд над водой. Затем повернул к себе.

– Извини, Аниза. Эта неделя была ужасная.

– Сама не знаю, чего это на меня нашло, – вздохнула она. – Некоторые люди спокойно переживают смерть. Но не я.

Оррин погладил ее волосы.

– Но почему бы тебе не пойти отдохнуть? Джилл в своей спальне, сказала, что хочет вздремнуть, хотя сомневаюсь, что это ей удастся.

– Она вообще не спит последние несколько ночей. И снотворное не принимает. Я пыталась ее успокоить, но бесполезно. Она и слушать не хочет. Прошлую ночь я слышала, как она слонялась. Спустилась вниз, то включала, то выключала телевизор. С трудом догадываюсь, что с ней творится.

– Служба прошла. В конце концов хотя бы с одним делом покончено. Может быть, сейчас станет полегче.

– Может быть. – Аниза выскользнула из его объятий и тыльной стороной кисти вытерла нос. – Я рада, что мы не пошли к Стилвеллам. Сомневаюсь, что я легко бы это перенесла. У них там полно народу и без нас. Распоряжается всем Эдита Форрестер. Значит, будет порядок. А тебе на работу сегодня надо?

– Нет, Гриссом был на заупокойной службе. Он знает, что делать.

– Как, ты посылал репортера на религиозную службу?

– Конечно. – Айвори не нравилось, когда на ее лице появлялось испуганное выражение. – Дорогая, газета должна публиковать информацию. А кроме того, даже ты не знала, что был Гриссом. Ни диктофонов, ни щелкания фотовспышек. Он был очень осторожен.

– Но это как-то неприлично.

– Есть только одна неприличная вещь – убийство Лизы. А все остальное – серия вынужденных действий, хотя порой и не очень приятных, но направленных на то, чтобы примириться с этим фактом.

Аниза нахмурилась, и Оррин снова притянул ее к себе. Прижав влажные ладони к его щекам, она прошептала:

– Пойду поднимусь, проверю, как там Джилл.

– Будь с ней поласковее. Ты же знаешь, она увидит, что ты расстроена, и ей захочется тебя утешить.

– Постараюсь сделать веселое лицо. Может быть, мне потренироваться перед зеркалом?

– Не надо. У тебя всегда лицо ангела.

Хэлфорд вошел в полицейский участок, организованный в Центре отдыха и развлечений. В этот час там работало не много людей. Несколько сотрудников сидели у компьютеров и обрабатывали данные поиска «м-ра Э». Ричард Роун наклонился к молодому констеблю-девушке и, показывая на список телефонов, что-то негромко ей втолковывал. Он лишь мельком взглянул на вошедшего. Хэлфорд сразу же направился к кофеварке, в которой выкипал густой осадок, оставшийся на дне, и выключил ее. Небольшая корзина рядом с ней стояла переполненная использованными одноразовыми пластмассовыми стаканчиками.

Роун выпрямился и протянул Хэлфорду папку.

– Экспертиза велосипеда, – кисло произнес он. – Должно вас заинтересовать.

Хэлфорд сел и начал просматривать бумаги.

– Значит, они предполагают, что когда палка была вставлена в спицы, велосипед двигался со скоростью 10–15 миль в час. И это заставило его подпрыгнуть. Так. Но все равно, на чем ехал убийца, определить нельзя. Он мог ехать на мотоцикле – скорость Лизы это позволяла. С таким же успехом он мог ехать на мопеде. А вот велосипедисту было бы очень трудно подъехать достаточно близко, чтобы вставить палку. Стоило ему покачнуться, и он бы упал. Но свидетельств, падал ли еще один велосипедист, кажется, нет?

– Нет, – безразлично произнес Роун. – И мы проверили в Фезербридже всех. Ни у кого нет мотоцикла. Владелицей единственного мопеда является миссис Грейсон.

Хэлфорд так напряженно вчитывался в документ, что у него начало двоиться в глазах.

– Да, – медленно проговорил он, – значит, велосипед не исключается. – Он помолчал некоторое время, а затем передал папку Роуну. – Хорошо. Это больше поможет не нам, а защите. Что-нибудь еще?

Роун кивнул на девушку-констебля.

– Она занимается подтверждением алиби. Собирает все сведения, полученные о передвижении свидетелей между девятью двадцатью и десятью тридцатью, когда Брайан Стилвелл нашел тело. Владелец овощного магазина говорит, что миссис Грейсон вошла к нему примерно в девять тридцать и пробыла несколько минут. Купила «Таймс» и ничего больше. Репортер Гриссом подтверждает, что Джилл и Оррин Айвори выехали из редакции примерно в девять тридцать. Владелица газетного киоска заявила, что Айвори заходили к ней где-то в начале одиннадцатого, сразу же после заправки на станции в Истли. Алиби остальных еще проверяются.

Кивок Хэлфорда Роун расценил как конец разговора. Он подошел к кофеварке, быстро ее вымыл, налил воды и включил.

Вскоре по всему помещению поплыл аромат свежего кофе.

«Пошел он к черту, этот Роун, что, у меня других дел нет, что ли, чем смотреть на него», – решил Хэлфорд и потянулся к телефону.

Гейл Грейсон взяла трубку только после пятого гудка.

– Миссис Грейсон, это старший инспектор Хэлфорд. – В трубке прослушивались отдаленные шумы, напоминающие крики обезьян в джунглях. – Я позвонил вам в неудачное время?

– Это зависит от того, что вам нужно.

– Я хотел бы прийти и поговорить с вами. Сейчас это возможно?

– Если насчет поговорить, то да, вы действительно позвонили в неудачное время. Я только что привела Кэти Пру с прогулки.

– Понял. А как насчет того, чтобы попозже?

– Надо подумать. А вам это важно именно сегодня?

Хэлфорд не отвечал. Если быть честным, то следовало бы признать, что дело несрочное. Он бросил взгляд на девушку, которая, прикрыв рот рукой, нервно говорила по телефону. Она поймала его взгляд и покраснела. Роун слонялся в дальнем конце комнаты, то и дело поглядывая на Хэлфорда. Не было никаких сомнений, что он с нетерпением ждет, когда Хэлфорд уберется отсюда ко всем чертям. Маура и Бейлор были заняты. Хэлфорд мог, конечно, попросить Роуна, чтобы он выделил ему кого-нибудь в помощники для проведения дознания, но просить было очень противно. А кроме того, ему хотелось поговорить с миссис Грейсон наедине.

– К сожалению, это не может ждать.

Она устало вздохнула.

– Дочка через час пойдет спать. Если вы хотите, чтобы во время разговора ее не было рядом, тогда придется подождать.

– Согласен.

Не сказав больше ни слова, Гейл повесила трубку.

Маура ожидала, что у Стилвеллов к этому времени все стихло. Куда там! Дом был похож на вокзальный перрон, откуда только что, высадив пассажиров, отошел поезд. Кажется, здесь собрались все женщины Фезербриджа. Но и мужчин было достаточно. Они столпились в холле, покуривая и обсуждая футбольные новости.

Эдиту Форрестер найти было несложно. Она хозяйничала на кухне, рядом со шкафом для посуды. Стол был заставлен грязными тарелками. Когда Маура вошла, внимание группы женщин, одетых в траур, было приковано к Эдите Форрестер.

– Это было так грубо и неприлично, – первое, что услышала Маура, и мисс Форрестер ей улыбнулась. – Он никакого права не имел так разговаривать со мной. Я же просто хотела помочь.

Женщины сочувственно зароптали. Маура подняла руку.

– Я могу поговорить с вами?

Мисс Форрестер замолкла, внимательно посмотрела на нее, поджала губы и кивнула.

– Хорошо. Вы тогда были очень милы. Мы поговорим.

Она поправила кружевной воротник и начала пробираться к выходу.

Маура направилась было за ней, но ее рукав поймала чья-то жилистая рука, вся в венах.

– Ну и что из того, что она хотела взять ребенка? Что, за это надо сразу убивать?

Маура осторожно высвободила руку и, бормоча какие-то слова, которые ничего не значили, сделала попытку выйти из комнаты.

Чей-то голос сзади вдруг пробасил.

– А почему вы здесь? Почему не занимаетесь своей работой?

Со всех сторон ее сжимали тела. Две женщины загородили ей выход. Сзади кто-то произнес:

– Вы арестуете ее? Когда вы арестуете ее? Такая женщина не должна гулять на свободе.

– Наши мужчины говорят, что…

– Может быть, нам самим что-нибудь предпринять, пока полиция бездействует?

Ну, это уже слишком. Расставив для устойчивости пошире ноги и сосчитав до трех, Маура повернулась кругом. Женщины подались назад и под ее взглядом замолкли.

– Мы никого не собираемся арестовывать, потому что некому предъявить обвинение. – Слова ее повисли в воздухе. – Обвинение можно предъявить только, если есть доказательства. Вы все, наверное, провели немало времени у своих телевизоров и должны быть знакомы с этой несложной на первый взгляд процедурой. То, что вы сегодня слышали, это не более чем слух. А на основании слухов в этой стране, слава Богу, никого арестовать нельзя. Помните, сегодня вы требуете арестовать ее, но завтра кто-нибудь может потребовать арестовать вас. Так вот, если вам больше нечего сказать, то я прошу обратить внимание на семью, ради которой вы здесь сегодня собрались.

Она оглядела притихших женщин, повернулась и вышла.

– Мисс Форрестер, – начала Маура, – мне очень неприятно вам это говорить, но вы ведете себя неправильно. Очень неправильно. Во-первых, единственное, что у нас есть, это ваше устное заявление, будто Лиза хотела учредить над ребенком опеку. Во-вторых, даже если она кому-нибудь об этом и сказала, это еще не доказательство того, что предпринимала в этом направлении какие-то действия. И уж тем более это не означает, что миссис Грейсон – зная, что все права на ее стороне, что любой суд признает подобные намерения Лизы абсурдными, – в холодное декабрьское утро сядет на велосипед и отправится душить Лизу, как гуся под Рождество.

Может быть, и не следовало так резко говорить, но Маура рискнула. И кажется, не ошиблась.

– О детектив Рамсден, что за ужасные слова вы произносите в доме, в котором траур! – Голубые глазки мисс Форрестер блеснули. – Пойдемте в гостиную и поговорим там.

Войдя в гостиную, мисс Форрестер шуганула оттуда троих подростков, развалившихся на диване. Затем села и пригласила сесть Мауру.

– Я думаю, вы правы, – начала мисс Форрестер. – Не следовало им говорить. Мне доверили тайну, а я рассказала о ней не только полиции, но и половине Фезербриджа. – Несмотря на эти слова, очень расстроенной она не выглядела. – Просто старшему инспектору не надо было так со мной говорить. Это все из-за него.

Маура понимающе кивнула, считая, что женщина в данном случае права.

– И тем не менее, мисс Форрестер, если вы будете вести себя более осмотрительно, то окажете нам большую помощь, и Лизе тоже. Нам очень нужна помощь. Но не суд Линча. Как раз этого бы мы хотели избежать.

– Суд Линча? – Мисс Форрестер выглядела по-настоящему удивленной. – Вы думаете, эти женщины способны на суд Линча? Дорогая, вы ошибаетесь. Мы все глубоко верующие.

– Может быть, не именно эти дамы, мисс Форрестер, но слух в пределах кухни не удержишь. И никто не знает, что случится, когда он начнет гулять по улицам. С секретами надо обращаться очень осторожно. Вы так не считаете?

Вот сейчас мисс Форрестер слегка заволновалась и тяжело задышала. В ней боролись два чувства: гнев и смущение. И Маура отметила, что, к чести мисс Форрестер, последнее победило.

– Я об этом как-то не подумала. Да, вы правы. В будущем мне надо быть более осторожной.

– А теперь, чтобы все поставить на свои места, может быть, вы сообщите, кто вам это рассказал.