Текст книги "Смерть под Рождество"

Автор книги: Тери Холбрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава двадцать вторая

Там, у алтаря, суетились ангелочки. Ангелочки в белых рубашечках, ангелочки в джинсах, ангелочки в маленьких пуловерах с личиками, измазанными джемом, который они ели на завтрак. Хэлфорд сел на скамью и сосчитал их – двенадцать. Дети должны, видимо, были образовать полукруг перед алтарем. Но вместо этого они носились по нефу, прыгали, скакали. В общем, бесились.

– Дети, посмотрите на меня. – Карт поднял руку над головой и щелкнул пальцем, но дети не унимались. – Миссис Адамс хочет повторить с вами «О собирайтесь, все верующие». Пожалуйста, прошу внимания.

«С таким же успехом он мог попросить их изложить теорию квантовой механики, причем на суахили», – подумал Хэлфорд. Рядом с Картом стояла невысокая женщина, лет под шестьдесят, очевидно, миссис Адамс.

– Дети, дети, послушайте, – щебетала она; щебета ее никто на слышал.

Хэлфорда похлопала по плечу Маура.

– Он знает, что ты здесь? – прошептала она, садясь рядом.

– Нет. Он занят. Думаю, дам ему еще минуту-две. Ты видела Роуна?

– Да. Передала показания и Джилл, и адвоката по поводу претензии Лизы на опеку. Он уже зарядил людей проверять, не пошла ли Лиза в этом деле дальше. Хотя большого оптимизма не высказал.

– Как и я. А как насчет других алиби?

– Работник заправочной станции в Истли подтвердил, что Оррин и Джилл Айвори останавливались у него в субботу утром, примерно в девять пятьдесят. И они взяли у него квитанцию.

– А как насчет Тимбрука?

– Ничего. Никто не видел его, не разговаривал с ним до тех пор, пока в одиннадцать сорок пять не позвонила мисс Пейн.

– А сама мисс Пейн?

– Ее видел Бен Хоссет, владелец книжного магазина. Она входила в свой магазин примерно в девять.

– Но кто-нибудь может подтвердить, что она оставалась там?

Один из мальчиков слишком сильно разогнался и, увидев детективов, остановился как вкопанный. Все дети мгновенно притихли. И Хэлфорд так же мгновенно встал.

– А, мистер Карт! Мы тут сидим, ждем, когда вы сделаете короткую передышку. Хотелось бы переброситься парой слов.

Карт посмотрел на детей, теперь присмиревших, и направился к полицейским.

Вместе они вышли через южные двери. Викарий шел быстрым шагом, под его ногами громко поскрипывала сухая трава. Книга, лежащая в кармане пальто Хэлфорда, больно постукивала его по бедру, видимо, предупреждая. Только о чем, Хэлфорд пока не догадывался. У дома викарий сбавил темп.

– То, чему вы были свидетелями – я имею в виду шалости детей, – для нашего городка нетипично, – произнес он, стараясь ухватить взглядом и Хэлфорда, и Мауру. – Дети – везде дети. Но они тоже потрясены убийством Лизы.

– Конечно, – сказал Хэлфорд. – Я даже удивлен, что вы в таких обстоятельствах не отказались от инсценировки.

– Иногда я думаю, как и вы, старший инспектор. – Карт остановился. – Но приходится себе внушать: чем раньше мы вернемся к нормальной жизни, тем лучше. В конце концов Рождество ведь мы отменить не можем. Эта инсценировка должна сопровождать церемонию установки витража.

Хэлфорд ничего не ответил. Они подошли к дверям дома, и Карт похлопал его по спине.

– Я все еще не оставляю надежды, мистер Хэлфорд, что вы очень скоро закончите дело и мы сможем спокойно отпраздновать Рождество.

Войдя в кабинет, Хэлфорд из двух стульев, стоящих у стола, выбрал тот, что покрепче, оставив более хлипкий Мауре. Карт суетился – поправил занавески, предложил детективам воды, – пока наконец не сел за свой стол.

– Итак, – проговорил он, широко улыбнувшись, – чем могу помочь?

Хэлфорд достал «Эмму» и пустил ее через стол Карту.

– Узнаете?

Несколько секунд Карт смотрел на книгу, но прикоснуться не решался.

– Остин. Этот роман я не читал.

– Мы взяли роман из Лизиной комнаты. Вчера вечером, – сказал Хэлфорд. – Там есть такой персонаж по фамилии Элтон, сельский викарий. Супруга звала его «м-р Э». – Священник не отрывал взгляд от закрытой книги. – По прихоти Лизы мы двигались к вам, как лунатики – с закрытыми глазами. Но все-таки мы пришли. Конечно, надо отдать должное, убитая протестовала, чтобы вас отождествляли с «м-ром Э» из романа Джейн Остин. Вы с ним мало похожи. Он, видимо, ограниченный и самодовольный субъект. Тогда, как вы, по оценке Лизы, являетесь олицетворением лучших качеств джентльмена и мужчины.

Карт продолжал созерцать обложку книги. Наконец он покачал головой и произнес.

– Я «м-р Э»? Надо же выдумать такое!

Где-то в глубине дома зазвонил телефон, но аппарат на письменном столе молчал. Медленно, как будто этот телефонный звонок дал ему разрешение, Карт взял книгу и перелистнул несколько страниц. Затем начал листать быстрее, вчитываясь в карандашные заметки, сделанные Лизой на полях.

– Это так по-детски, – пробормотал он. – Как будто читаешь дневник школьницы.

– А когда вы были с ней, у вас тоже все происходило по-детски? – спросил Хэлфорд после паузы.

Вначале казалось, что Карт его не расслышал. Затем он захлопнул книгу, закрыл руками лицо и после долгой паузы глубоко вздохнул.

– Не могу даже описать, как это было. – Голос его сорвался на хрип. – Это все равно, как если бы я имел дело с Алисой. За исключением, пожалуй, того, что она не убегала искать Белого Кролика. А может быть, убегала. – Священник посмотрел на Мауру, но ее лицо было, как у сфинкса. – Я просто удивлен всем этим. Я считал ее все-таки другой. Молодой, но достаточно мудрой. Я полагал ее духовно близкой себе.

Хэлфорд скрестил ноги и одернул манжеты брюк.

– А что было не так?

– Ничего. – Карт испытующе посмотрел на Хэлфорда. – Я не убивал ее. Возможно, я действительно ее любил – не знаю. – Он слабо улыбнулся. – По-моему, это меня полностью оправдывает. Никто ведь не убивает только потому, что не уверен – любит или не любит.

– Зависит от того, насколько далеко зашли ваши отношения.

– Я понимаю так, что вы шутите, мистер Хэлфорд. Вы же видите, какой я. Я слуга Божий.

– А-а.

Хэлфорд встал и подошел к окну. Четырех ласточек в саду викария что-то спугнуло, и они, перепархивая с ветки на ветку, поднялись в холодный воздух, как маленькие частицы тумана.

– Расскажите немного подробнее о ваших отношениях с Лизой, – попросил он, стоя спиной к Карту.

– Они были довольно расплывчатые. Мы наслаждались обществом друг друга. Много говорили.

– А была между вами какая-нибудь физическая близость? – спросила Маура.

– Вы хотите знать, имел ли я с ней половые сношения? – Голос Карта возвысился. – Но ведь еще на слушании у коронера было подтверждено, что она девственница.

– Мы не спрашиваем вас о половых сношениях, – вмешался Хэлфорд. – Но существуют и другие формы физической близости, при которых девственность может быть сохранена.

– Ну если так, значит, между нами была определенная физическая близость.

– Вы ей помогали материально?

Хэлфорд развернулся. Карт стал нервно вертеть карандаш.

– Помогал. Ведь Гейл много платить ей не могла.

– Это был жест в пользу миссис Грейсон или Лизы? И знала ли об этом миссис Грейсон?

– Нет. Не думаю. Если только Лиза ей сама говорила.

Хэлфорд вернулся к столу. Рядом стояла глубокая голубая ваза. Он погрузил туда руку и начал задумчиво перебирать содержимое.

– Ваши платежи были регулярными?

Карту стало неудобно.

– Нет. Это происходило только, когда я считал, что ей что-нибудь нужно. Иногда давал ей деньги, иногда подарки.

– Например, какие?

– Ну, кое-что из мебели – гардероб, кровать. Кроме того, одежду и все такое.

– С вашей стороны это настоящая благотворительность. Однако, учитывая ваше положение, дарить молодой девушке кровать, одежду, может быть, нижнее белье – это не кажется вам сомнительным? А что случилось бы, узнай об этом добрые люди Фезербриджа?

– Но это были не церковные деньги, а те, что оставил мне отец. И я старался не выходить за разумные пределы. Хотя вы правы, выглядит это не очень красиво. Я много раз предупреждал Лизу, чтобы она молчала. Она вроде понимала и соглашалась.

– Это было в ее интересах, – тихо проговорила Маура.

– Послушайте. – Он бросил карандаш на книгу. – Я хочу, чтобы вы понимали оба: когда я приехал в Фезербридж, Лиза была в числе первых, с кем я познакомился. Она тронула меня до глубины души – без матери, отец в вечной депрессии, брат умственно отсталый. Я считал ее ребенком. Но чем ближе узнавал ее, тем яснее понимал, что ошибался. Ну, а отношения развивались сами по себе.

– А зачем надо было все скрывать? Разве жители этого городка не поняли бы ваших намерений?

– Вы просто не знаете этих людей, старший инспектор. Я старше Лизы на двенадцать лет, к тому же здесь чужак, хотя семья моя и связана с Фезербриджем. Конечно, я не женат, и если бы завел интрижку с любой из незамужних женщин, то мои прихожане просто бы добродушно позубоскалили. Но не с Лизой.

Хэлфорд вскинул брови, Карт посмотрел на него и продолжил:

– Существовал еще и другой аспект. Мои отношения с Гейл. Здешние жители пытаются скрыть свое отношение к ней, но это не всегда получается. Гейл чужая здесь, и вместе с ее приездом сюда пришла смерть. Мои прихожане смотрели сквозь пальцы на мои отношения с кузиной, считая, что я это делаю для Тома, то есть как родственник. Но их доверчивость небеспредельна. В общем, мне ни в коем случае не следовало дразнить гусей.

На дне голубой вазы Хэлфорд нащупал кольцо – помятое, позеленевшее и слишком большое для ребенка. Он сунул в него мизинец и вытащил.

– А со сколькими незамужними женщинами здесь у вас была связь?

– Это важно?

– До тех пор, пока вы не скажете, не знаю.

– Обета не иметь связей с женщинами я не давал. Конечно, на всех подряд я не бросался, но женщины у меня были.

– Лиза – это совсем другое?

– Конечно. Я же это и пытаюсь вам объяснить. Я понимал, что действую не совсем правильно, но она была чем-то особенным. Она была… Не знаю… Послушайте, я приходский священник. Чувства других людей я порой понимаю лучше, чем свои собственные. Я был с вами предельно откровенен. Мне нравилась Лиза. Я заботился о ней. Я не убивал ее.

– А насколько вы были осведомлены о ее планах учредить опеку над Кэти Пру?

– Абсолютно не осведомлен. Если у Лизы и были такие планы, она со мной их не обсуждала.

– Вот сейчас вы впервые услышали об этом?

– Нет. В первый раз я услышал об этом вчера. Вам не следовало так разговаривать с Эдитой Форрестер, старший инспектор. Вы очень разозлили ее. Вчера у Стилвеллов она рассказала всем и о планах Лизы, и о вашей реакции, когда попыталась сообщить это вам. Итак, тайным любовником Лизы я не был. Позвольте спросить: ко мне есть какие-нибудь претензии?

Хэлфорд взял книгу и положил во внутренний карман пальто.

– Мы дадим вам знать, мистер Карт. – Он раскрыл ладонь. – Кстати, вы не можете сказать, кому принадлежало это кольцо?

Карт пожал плечами.

– Я всегда считал, что Кэти Пру. Она единственная маленькая девочка, которая бывала в этой комнате.

Некоторое время Хэлфорд рассматривал Карта. Кольцо скользнуло в вазу и с тихим звоном упало на дно.

– Мы пойдем, мистер Карт. И позвольте вам заметить: вы устроили интересный, но негуманный эксперимент – приручили дикую молодую прихожанку, очаровали ее, а затем прикармливали через прутья в клетке.

– Мама, где мои фломастеры?

Кэти Пру стояла на четвереньках под своим детским столиком в углу гостиной, там, где она обычно играла. Корзинка с фломастерами всегда оказывалась там, независимо от того, где она их бросала. В тот момент, когда они оказывались ей нужны, фломастеры каким-то чудесным образом обнаруживались на столике. Сейчас как раз они очень понадобились, но их нигде не было. Пыль, клочки бумаги, пуговицы от кукольного платья, но ни корзинки, ни фломастеров.

– Мама. – Она уже начинала злиться. – Где мои фломастеры?

– Родненькая, где-то должны быть.

Мама сидела за прялкой. Кэти Пру начала по-настоящему выходить из себя. Она собиралась нарисовать картинку для миссис Баркер. Нарисовать ей настоящее печенье, а фломастеры пропали. Она поднялась и подошла к маме.

– Мама! Мои фломастеры!

Мама положила руку на колесо прялки и грустно посмотрела на Кэти Пру.

– Я не знаю, где они, милая. Где ты рисовала в прошлый раз?

Кэти Пру затопала ножками.

– Здесь. За моим столом.

– Но я их не трогала. Садись-ка на пол и подумай хорошенько, куда ты их положила. А это колесо будет вертеться и помогать тебе думать. И я уверена, ты подумаешь-подумаешь и мы их найдем.

Нога начала снова давить на педаль, и комки шерсти быстро таяли в маминых руках. Кэти Пру подошла вплотную и скрестила руки.

– На столе. Мои фломастеры были на столе.

– Хорошо, – сказала мама. – Иди посмотри снова. На этот раз как следует. И ты найдешь их.

Кэти Пру не двинулась с места.

Айвори медленно открыл дверь и вошел в комнату Джилл. Она с головой закрылась голубым одеялом и была сейчас похожа на больного спеленатого ребенка. Белокурый локон прилип ко лбу, а нежная кожа век казалась почти прозрачной. Айвори внимательно смотрел на нее. Одеяло было достаточно толстым, но он наконец все-таки уловил слабое движение. Она дышала.

Все восемнадцать лет, с момента рождения дочери, его преследовала эта мания. Даже сейчас он боялся, что Джилл умрет во сне. За несколько месяцев до их с Анизой свадьбы в Престоне произошел такой случай: в автомобиле, припаркованном на стоянке, умер девятимесячный ребенок. Айвори освещал это событие для газеты, был в полиции и слышал убитую горем мать, которая вся в слезах рассказывала, что вышла на минутку из машины, а когда вернулась, нашла младенца мертвым. Вот тогда он в первый раз услышал о синдроме внезапной смерти ребенка.

Оглядываясь назад, он понимал, что все его тревоги не имели никаких оснований, но, странное дело, с годами эти страхи не только не пропали, но даже не уменьшились. И каждую ночь (и сейчас тоже) он на Цыпочках прокрадывался в комнату дочери, чтобы послушать ее дыхание. Знает ли она о его ночных визитах или нет, Оррин не ведал. Аниза, конечно, знала, но никогда ничего не говорила. Только крепче сжимала его своими ногами, когда он возвращался.

За окном неподалеку остановилась машина. Отогнув штору, Айвори увидел Тимбрука. Тот вышел из своего помятого микроавтобуса и направился к дому. Бросив еще один взгляд на Джилл, Айвори поспешил из комнаты, стараясь добежать до двери, прежде чем зазвенит звонок.

Он распахнул дверь как раз в тот момент, когда Тимбрук поднял руку к звонку.

– Привет, Тимбрук. Я не хотел вас напугать, но наверху спит Джилл. Входите.

– Не стоит. Я просто пришел сказать, что панель для двери вашей редакции готова. Поскольку я исполняю обязанности также и столяра, то позвольте, пожалуйста, ключи, чтобы я мог ее установить.

– Я не ожидал вас раньше следующей недели.

– Потом у меня не будет времени. – В бороде художника запуталась свежая чаинка. – Вчера наконец я привез из Лондона стекло, и доложу вам, подобрать цвет было нелегкой задачей. Но в Ист-Энде есть один хороший магазин, там я нашел что-то похожее. Ночью я его обработал. В общем, можно ставить. Мне бы еще избавиться от этого чертова витража, и дай Бог, чтоб больше никаких катастроф.

– Да, конечно… но не могли бы мы заняться этим завтра вечером? Аниза пошла к Стилвеллам, и не хотелось бы оставлять дочь одну…

– Помилуйте, Оррин, Джилл уже вполне взрослая. Вы что, забыли? А у меня действительно цейтнот.

С явной неохотой Айвори запер дверь и сел в микроавтобус. Через пять минут они уже были на стоянке у здания редакции.

– Как вам нравится эта погода? – спросил Тимбрук, вылезая. – Сплошные дожди. Но сегодня утром случилась странная вещь.

– Какая? – спросил Айвори, осторожно обходя лужи.

Тимбрук открыл заднюю дверь и показал на бежевый брезент, покрывающий ящик с инструментом. Отодвинув ящик на середину, он показал на другой кусок в углу.

– Вот этот брезент у меня пропал. Только вчера заметил. Думал, что потерял в четверг, когда отвозил заказ. Так сегодня утром брезент опять объявился.

– Наверное, кто-нибудь позаимствовал его у вас?

– Можно было бы и спросить, – заметил с досадой Тимбрук.

– Вас же трудно найти, Кристиан.

Айвори рассмеялся и пошел вперед отпирать дверь.

Глава двадцать третья

Центр отдыха и развлечений выглядел, как школьный класс во время перемены: на стене две доски с полустертыми надписями, над столом подробная карта Фезербриджа и его окрестностей. Сам стол завален бумагами, в числе которых много промасленных оберток от бутербродов. Однако дальний угол выглядел совсем не по-школьному. Там, в центре стены, висела фотография Лизы, распростертой на дороге.

Хэлфорд оторвал взгляд от этого мрачного снимка и заметил на одном из столов еще одно фото в рамке. На нем была запечатлена пухленькая беленькая девочка. Хэлфорд взял фотографию.

– Моя дочка, – сказал Роун за его спиной.

– Какая славная. Сколько ей?

– Десять. Она живет в Манчестере, с матерью.

Хэлфорд вскинул брови.

– И часто вы ее видите?

– А как вы думаете? Вот вы часто видите свою семью? – Он бросил взгляд на левую руку Хэлфорда. – Ах да, вы не женаты, вот оно что.

– Был. Не получилось.

– Не получилось. Хорошо сказано. – Челюсть Роуна выдалась вперед. – Мы уже скоро три года, как не вместе. Да вам и самому несложно было догадаться. – Он кивнул в сторону фотографии дочки. – Развод – одно слово развод.

Хэлфорд снова посмотрел на фотографию. Высокий лоб и несколько тяжеловатые глаза у девочки были явно от Роуна, но какими теплыми были эти глаза, сколько в них светилось легкой детской радости. Возможно, все это когда-то было и у Роуна. Большую часть снимка занимала фигура девочки, но просматривался и кусочек карусели. Хэлфорд подумал, что это было во время одного из нечастых визитов Роуна к дочери. Три года, подумать только! Как раз, когда расследовали дело Грейсона. Поистине список жертв, связанных с этим делом, наверное, никогда не кончится.

– Очень жаль, Ричард, очень жаль, – произнес он наконец. – Такая уж у нас работа.

– Да, это верно. Такая уж у нас чертова работа.

Роун взял фотографию из рук Хэлфорда и поставил на стол лицом к телефону.

– Значит, вы нашего доброго викария так и не арестовали?

– Нет, – ответил Хэлфорд, довольный, что Роун сменил тему. – У нас нет против него улик. А ваше мнение?

– Я тоже считаю, что у нас нет улик. Я тут проверил у Лизы счет в банке. Каждую пятницу, как часы, на него поступало сорок пять фунтов. Миссис Грейсон ей платила в неделю, как она говорит, шестьдесят пять фунтов. Значит, все сходится. Двадцать – тридцать фунтов туда-сюда – ничего необычного в этом нет. Если бы она шантажировала Карта, мы бы это обнаружили.

Хэлфорд оперся рукой о стол.

– Но мне сейчас кажется, что для Лизы деньги были не так уж важны. Она была склонна принимать подарки – мебель, одежду. Такие вещи тоже можно получать в результате шантажа.

– Ну, и чего ей от него было нужно? Чтоб он с ней спал? Викарий, конечно, не из тех, кто завязывает свое хозяйство в рясу. Я думаю, молодых прихожанок, и не только молодых, которых можно было приласкать, у него хватало. Как вы считаете?

Хэлфорд нахмурился и заскреб подбородок.

– Не знаю…

– А может быть, Карт занимался с ней как-то иначе? Поэтому она и осталась девственницей.

Хэлфорд продолжал опираться на стол, аккуратно, чтобы не потревожить фотографию дочки Роуна.

– Если это шантаж, то, я думаю, он должен быть как-то связан с интимными отношениями. А если, например, Карт – педераст? Вряд ли он бы захотел, чтобы это стало известно в Фезербридже.

Вошла Маура и заговорила раньше, чем закрыла дверь.

– Господи, какой кошмар эти пожилые дамы, которым совершенно нечем заняться! Как же мне надоело с ними общаться. Нет, я считаю, что пенсионный возраст надо повысить до девяноста пяти.

– Еще одна приятная беседа с одной из местных дам? – поинтересовался Хэлфорд.

Маура бросила на стол сумку.

– Дело было, видимо, так: эта славная миссис Адамс, которая руководила сегодня утром детским хором, тут же побежала к мисс Форрестер и захлебываясь сообщила этой старой болтунье, как мы выволокли милого молодого викария прямо из церкви – прошу обратить внимание – чуть ли не в наручниках и на глазах у этих милых детишек. И вообще, почему мы преследуем викария, тогда как миссис Грейсон продолжает свободно щипать молоденьких девушек за разные места, чтобы определить, насколько они созрели для убоя?! – Маура потянула миловидным носиком. – По-моему, пахнет кофе.

Хэлфорд погладил ее по плечу.

– Садись отдохни. Я принесу.

Он наливал Мауре кофе и чувствовал, что Роун смотрит ему в спину. Хэлфорд подал кофе, отодвинул стул, сел и посмотрел на Роуна. Тот глаз не опустил и продолжил разговор, прерванный появлением Мауры.

– Миссис Грейсон. Вот, по-моему, есть над чем поработать.

– В известном смысле, – согласился Хэлфорд.

– Именно. В известном смысле, вернее, смыслах. Таких, как мотивы, средства и возможности совершить преступление.

– Прекрасно, Роун. Но это все легко разрушить. Мотивы – намерение Лизы учредить опеку над Кэти Пру. Но это сущая чепуха, бред какой-то! Официально это сделать совершенно невозможно. И кроме одной короткой беседы с адвокатом, тут ничего нет. Короче, это не более чем слухи.

– Но откуда нам известно, что об этих намерениях девушки миссис Грейсон ничего не знала? Насколько я понимаю, она человек весьма неуравновешенный. Ребенку угрожает опасность. В таких обстоятельствах мать может решиться на все что угодно.

Хэлфорд покачал головой.

– Без доказательств это абсолютно бесполезное утверждение. А теперь посмотрим на средства убийства. Преступник мог быть равным образом на мопеде, на велосипеде и даже на мотоцикле. Палка? Мы ровным счетом ни черта об этой палке не знаем. Орудие убийства? Шарф. Но он был тут же, под рукой. Возможность? Так я вам легко могу доказать, что у половины жителей Фезербриджа была такая возможность. Нет, против миссис Грейсон у нас доказательств не больше, чем против и нескольких других, и не намного меньше, чем против остальных.

Ни ответа, ни возражений. Даже Маура занялась внимательным изучением своего маникюра. Наконец Роун встал и направился к вешалке, где висел его пиджак.

– Даниел, вы сражаетесь с волнами, – спокойно произнес он. – У вас, конечно, большой опыт борьбы с прибоем. Но эти проклятые волны сильные и катятся, как захотят. Они могут вас смять. И еще вот что я вам скажу, старший инспектор: у всех у нас от этой борьбы остались шрамы. У вас, я думаю, их не меньше, чем у всех остальных.

Он плотно закрыл за собой дверь. Хэлфорд в течение нескольких секунд смотрел на нее, а затем повернулся к Мауре.

– Чего в нашем расследовании действительно не хватает, так это улик.

– Да, с уликами у нас туговато. – Маура допила кофе и бросила в корзину стаканчик.

Зазвонил телефон. Она потянулась и сняла трубку с ближайшего аппарата.

– Детектив Рамсден.

Некоторое время она молча слушала, затем кивнула и усмехнулась уголками рта.

– Одну минутку, мистер Карт. Старший инспектор здесь.

Беря трубку, Хэлфорд скорчил гримасу.

– Слушаю, мистер Карт.

– Мистер Хэлфорд, после того, как вы ушли от меня сегодня утром, я все время ломал голову: что еще я знаю такого о Лизе, что могло бы вам помочь.

«Еще бы не ломать голову, – Хэлфорд поморщился, – если у тебя появился реальный шанс попасть на виселицу».

– Письмо, – произнес Карт. – Было письмо…

Хэлфорд поискал глазами на столе блокнот, подвинул к себе и открыл на чистой странице.

– Значит, вы говорите, письмо, мистер Карт?

– Да, письмо. Примерно три недели назад Лиза пришла ко мне. Ей был нужен совет. Это касалось этики.

– Так, так.

– Она хотела знать: для людей с положением, нет, не совсем верно… Мне кажется, она сказала: для людей, имеющих репутацию солидных, порядочных, ну и так далее… Так вот, для людей с репутацией этические нормы те же самые, что и для остальных, или значительно выше? Я ответил, что Господь для всех нас установил одинаковые стандарты и от наших усилий зависит, сможем ли мы достичь их. Ответ, по-моему, ей не понравился. Она сказала, что хочет знать мое мнение, а не церковную догму.

– Неплохой ход с ее стороны.

– Вот именно. Вы же помните, я говорил, что Лиза достаточно мудрая. Она считает, что такие люди должны постоянно подтверждать свою высокую репутацию. Иначе свободное общество не сможет существовать. Она сказала о каком-то письме и попросила, чтобы я его объяснил.

– Это письмо у нее было с собой? Вы его видели?

– Нет. Она просто хотела обсудить некоторые его аспекты.

– Она говорила вам, о чем это письмо?

– Я понимаю так: там было что-то о некой персоне, поведение которой не соответствовало ее репутации. В противном случае, зачем было затевать весь этот разговор?

– Лиза не сказала, о ком идет речь?

– Нет.

– Откуда письмо у нее?

– Не знаю.

– Она не сказала вам, где его держит?

– Нет.

– Сказала вам Лиза, что говорила об этом письме еще с кем-нибудь?

– Нет.

– У вас есть еще что-нибудь мне сообщить?

– Нет. Я решил вам позвонить. Вдруг это как-то поможет.

– Не так уж много, мистер Карт. Но все равно большое спасибо.

Хэлфорд повесил трубку и мрачно посмотрел на Мауру.

– Если когда-нибудь это дело удастся закончить, я стану баптистом, – произнес он угрюмо и, улыбнувшись, добавил: – Зови Роуна сюда. Надо провести еще один обыск в доме Стилвеллов.

Гриссом шагал задумавшись и чуть не столкнулся с людьми у дверей книжного магазина. И это в субботу вечером! Он начал вежливо протискиваться мимо, полагая, что они выстроились в очередь за автографом какого-то модного писателя. Ничего подобного! Никакой очереди не было. Эта группа мужчин и женщин собралась совсем по другому поводу. Лица хмурые, даже злые, руки за спинами или в карманах.

У самой двери магазина стоял громадный, грузный Джакоб Баркер. Гриссом приветливо кивнул ему и попытался проскользнуть мимо. Баркер вынул руку из кармана и слегка толкнул репортера в грудь.

– Бобби! – Он схватил Гриссома за рукав и развернул лицом в толпе. – Смотрите, это Бобби Гриссом. Он работает в «Обозревателе». Может быть это с ним нам надо поговорить?

Из толпы послышались нечленораздельные возгласы, но большинство просто стояли и смотрели на Гриссома. «Будто прикидывают, – с досадой подумал он, – гожусь я им в зятья или нет».

– Итак, друзья, – бодро произнес Гриссом, тоже спрятав руки в карманы, чтобы соответствовать окружающей обстановке, – в чем дело?

Надо всеми возвышался – по крайней мере на голову – Клайв Кингстон. Рядом стояла его жена, достававшая ему макушкой до подбородка. Голос Кингстона был резким, раздраженным.

– Мы здесь из-за этого происшествия, Бобби. Ведь ничего не делается. Прибыли полицейские из Лондона. Чем они занимаются? Ходят и все выспрашивают. Никто до сих пор не арестован. Ни намека на то, что они собираются кого-то арестовать. Я боюсь оставить свою дочь одну. Она напугана. Моя жена перестала спать по ночам. Это очень плохо, Бобби. Так дело не пойдет.

– Вы абсолютно правы, я с вами согласен. – Гриссом поднял руку в знак солидарности. – Нам не повезло. Но полиция работает.

– Вот именно, это мы как раз и хотим знать, – продолжил Кингстон. – Джакоб говорит, что прошлым вечером был у Бейлора и тот ничего толкового об убийстве сказать не мог – только, что «полиция работает». Черт побери, Бобби, что делать человеку с семьей? Уже прошла неделя, а они даже не могут сказать, был это кто-то чужой или наш. Я уже дошел до такого состояния, что приказал жене и дочери не открывать двери. Нам нужна ясность.

Толпа заметно заволновалась. Гриссом оглядел присутствующих.

– Я не стану спорить с вами. Но почему бы вам не пойти в полицию и не сказать все это им?

– Вы не поняли сути! – Кингстон сделал шаг вперед. – Полиция нам ничего не скажет. Но, возможно, они что-то говорили вам. Расскажите.

Кто-то подергал его за рукав. Гриссом увидел Хоссета. Гриссом знал в Фезербридже не так уж много людей, но Бена Хоссета он знал лучше остальных. В конце концов это был культурный человек, имеющий дело с книгами.

– Ну что… – начал Гриссом, – они нас постоянно информируют…

– Так что они вам сказали?

– То, что могут, то и говорят: что расследование продолжается, что они изучают улики. Пока ничего определенного нет. Но работает Скотланд-Ярд, значит, можно надеяться, что все будет в порядке.

– Скотланд-Ярд, – выкрикнула какая-то пожилая женщина. – То-то они хорошо поработали здесь раньше.

– Да, Бобби, – попросил Джакоб Баркер, – мы бы хотели знать что-то более определенное.

– Но я пока не в курсе…

Бен Хоссет отстранил Гриссома и вышел вперед.

– Бобби может нам рассказать только то, что мы уже и так знаем. – В голосе Хоссета слышались такие нотки, от которых у Гриссома внизу живота пошел тревожный холодок. – Полицейские тоже ничего нам не расскажут, а местные газетчики с ними в сговоре. Послушайте, друзья. Лиза была одной из нас. Потеряли ее мы – не полиция, не газета.

Джакоб Баркер, стоящий рядом с Гриссомом, возбужденно добавил:

– Она нам была, как дочка. Она была наша.

– Она была наша, – повторил Хоссет. – А когда у тебя берут твое, то не надо сидеть и ждать, когда другие выполнят работу за тебя. Надо действовать самому. Возможно, полиция и делает все, что может. Возможно. Может быть, Бобби тоже старается изо всех сил. Я знаю этого парня – если он говорит, значит, так и есть. Я ему верю. Но что-то во всем этом расследовании идет не так. И я считаю, что нам следует вмешаться.

Он сделал паузу. Гриссома замутило от предчувствия чего-то недоброго.

– Разрешите мне сказать вам кое-что, джентльмены, – продолжил Хоссет. – Я каждый день читаю центральные газеты. Там ни слова об убийстве Лизы. Девушка, присматривавшая за ребенком Гейл Грейсон, найдена задушенной шарфом, а в газетах ни слова. Как это следует понимать? Мы еще не забыли Тома, не так ли? Так вспомним же, что здесь творилось. Да ведь тут был целый лагерь журналистов, телевизионные группы, даже эта чертова Си-эн-эн! А теперь, спустя три года, – ничего. Тут что-то не так. Значит, что-то скрывают.

Страсти в толпе накалились. Некоторые даже затопали ногами. Гриссома зазнобило, он вспотел.

– И я вот что вам скажу, – выкрикнул Джакоб Баркер. Мясистое лицо его стало багровым. – Надо подумать о маленькой девочке. Она ни в чем не виновата.

Толпа громко выразила согласие.

– Подождите! – выкрикнул Гриссом. – Подождите!

Но призыв его потонул в шуме. Хоссет возвысил голос.

– Мы должны действовать организованно. Для начала надо позвонить в центральные газеты и попросить прислать сюда их чертовых репортеров, пусть выяснят, что же здесь происходит. Мы должны потребовать от полиции действий.

В воздух взметнулись сжатые кулаки. Гриссом облокотился спиной о витрину магазина и в страхе подумал: «Дерьмо. Полное дерьмо».

Кэти Пру была напутана. Она смотрела на конструкцию из стульев и покрывал, которую соорудила днем. Это был домик для динозавра Спейс Люси. Здесь он мог спрятаться и читать свои книжки. Она там сделала для Спейс Люси и кроватку из полотенец и подушечки с кресла, что стоит в кабинете у мамы. Спейс Люси лег спать, а Кэти Пру заботливо укутала его шею полотенцем, чтобы он не замерз, ведь на полу холодно.