Текст книги "Смерть под Рождество"

Автор книги: Тери Холбрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Глава девятая

В шесть вечера небо уже было чернильно-черным, как ночью. Пора и двери все запирать. Гейл посмотрела в окно кухни на ворота, которые невидимо угадывались там впереди, за садиком. Они уже были заперты – довольно хлипкая защита от непрошеных гостей. Как будто что-то в этом доме может этих непрошеных гостей остановить.

Замки – вот то немногое, что Том оставил этому городку в наследство. Гейл, выросшая в Атланте, где полным-полно уличных банд, всяких там бритоголовых с их разборками, была единственной в Фезербридже, кто имел привычку запирать дверь. «А какие у них основания думать, что здесь ничего не случится? – спрашивала она Тома. – По-моему, каждый здесь считает, что до Лондона, со всеми его пороками, миллион миль?» Он мягко посмеивался, держа Гейл за руки, когда она поворачивалась, чтобы пойти запереть дверь. «Моя маленькая американская паникерша» – так называл Том жену, но ни разу не попытался остановить Гейл, когда, прежде чем отправиться спать, она дважды проверяла дверные запоры.

Теперь же замки на дверях в Фезербридже есть у всех. И этот страх пришел к ним в одночасье. В один из мартовских вечеров они все разом осознали, что жить опасно. Тут же начали укреплять двери и окна. Теперь в каждом мужчине они видели террориста, а каждая женщина опасалась киллера.

С наступлением ночи кухня Гейл, казалось, съеживалась до размеров нескольких метров. В углах вырисовывались таинственные тени. Гейл посмотрела на свои записи, разложенные на столе. В течение ближайших нескольких месяцев работа требовала от нее погружения в историю корабля «Алабама» и жизнь адмирала Семменса, пиратствующего во благо Конфедерации. Сейчас это кажется чем-то ужасным. Как будто есть разница между тем, что давным-давно творили пираты ради неправого дела, и просто убийством сегодня. Например, таким, какое совершил ее муж. Она начала быстро собирать бумаги. «Меня никто не обвинит, что изменила своей родине, – думала она. – Родившись в стране, где горящие кресты и качающиеся на виселицах «странные плоды» являлись чуть ли не делом чести, я вышла замуж за человека такой же чести».

Напротив, через стол, Кэти Пру отказалась от томатного супа в пользу более творческой деятельности. Она отложила свой фломастер и протянула Гейл листок.

– Смотри, мама. Я закончила.

Гейл взяла у дочки листок и поднесла к свету.

– Чудесно, Кэти Пру! А ты можешь мне рассказать, что это такое?

Снова эти взрослые со своим: «А что это такое?», но Кэти Пру к недостаткам своей мамы была снисходительной. Она наклонилась и ткнула пухленьким пальчиком.

– Здесь же Мария, Иосиф и маленький Иисус. Видишь? А это ослик.

– Да, деточка, теперь вижу. Очень хорошо.

И действительно, рисунок был выполнен голубым, пурпурным и красным фломастерами. И все фигуры были узнаваемыми – Иосиф удлиненный и с посохом, маленький Христос округлый и улыбался, а Мария стояла на коленях, у нее был круглый живот, она раскинула руки с растопыренными пальцами. Она одновременно молилась и восторгалась.

Гейл почувствовала, что у нее защемило в горле. Какая счастливая троица, благословленная ангелами, обожествленная царями! Никакой там родильной палаты, незнакомых людей в стерильных перчатках. Они везли Гейл по коридору и заключили ее ноги в холодные металлическое оковы. Никакой сестры, повторяющей снова и снова: «Ну, напрягайтесь, напрягайтесь! Держите мою руку и напрягайтесь. Все хорошо, все хорошо…», а Гейл в это время слышала свой голос. Она кричала, она звала Тома, она умоляла его вернуться к ней, к жизни и остановить этот кошмар.

Аниза предлагала ей потренироваться перед родами. Даже бабушка позвонила из Джорджии и предложила оливковую ветку – она помогает. Но Гейл отказывалась. Она надеялась увидеть то, что увидел Том, когда умирал. Хотела пройти через все это.

Кэти Пру шла по родильному каналу личиком вверх. «Ваш ребенок идет личиком к солнышку, – сказала ей сестра. – Ваш ребенок хочет видеть небо». Но тут же возникли проблемы. Плод не двигался. Неспособный преодолеть костлявый таз матери, он встал в родильном канале больше, чем на час. От боли Гейл теряла сознание.

– Дай-ка мне назад, мама, – сказала Кэти Пру, беря у Гейл листок, – я забыла.

Кэти Пру взяла из корзинки, где лежали нарезанные кусочки цветной бумаги, розовый фломастер и изобразила вверху листка большую загогулину.

– Звезда, – объявила она. – Вифлеемская звезда.

– Правильно, доченька, – похвалила Гейл. – Это Вифлеемская звезда, без всякого сомнения.

Кэти Пру еще раз просмотрела свою работу. Волосы свесились вперед, и она нетерпеливо отбросила их назад. Темные волосы, темные глаза. В ее дочери ничего нет от Тома. Это дочь Гейл. Даже темперамент – упрямая, шаловливая, впечатлительная. Гейл в ее годы, наверное, была такой же. Почувствовав знакомый укол в груди, она взлохматила волосы Кэти Пру.

Ты растворилась во мне, и это называется счастьем.

Ты растворилась во мне, и я стал совсем другим.

Гейл поежилась. Тепло из кухни постепенно уходило. Первый год жизни в Фезербридже она была по-настоящему счастлива. Сейчас Гейл думала, что следовало тогда подойти к Тому, протянуть к нему руки и поблагодарить за то, что он привез ее сюда и создал для нее здесь идеальную жизнь. А как были внимательны к Гейл жители Фезербриджа! Том посмеивался над тем, что они считают загадочной эту застенчивую иностранку с мягким выговором, приехавшую из каких-то экзотических краев. «Для них Юг – это магнолии и Ретт Батлер, – говорил Том. – Но, когда ты говоришь, что родом из Атланты, они думают, что ты имеешь в виду Атлантик-Сити – дощатые настилы для прогулок по пляжу и казино. И они в замешательстве».

То, что в конце концов ее признали своей, Гейл не очень удивило. Так и должно было случиться. Она историк и хорошо знала сельские нравы: любой иностранец – это всегда иностранец, а в любой загадке всегда таится угроза.

Кэти Пру достала из корзинки зеленый фломастер и начала испещрять страницу точками.

– Светлячки, – пояснила она. – Светлячки и ангелы.

Кэти Пру в жизни не видела ни тех, ни других. Гейл улыбнулась и коснулась руки дочери: «Боже, как хорошо, что у меня есть Кэти Пру!»

А сейчас? Как пройти через смерть Лизы? Как пережить это? Она вспомнила детективов в своей гостиной, таких надменных, самоуверенных.

«Пошли они ко всем чертям!» – подумала Гейл.

Хэлфорд стоял у дверей гостиницы с полным пансионом, где им предстояло жить. Она располагалась недалеко от Главной улицы. В течение всего послеобеденного времени непрерывно разрушался миф о чудесном сотрудничестве Скотланд-Ярда и местных полицейских управлений. Добрых полчаса ему пришлось уговаривать по телефону инспектора Роуна – сначала уговаривать, потом чуть ли не обхаживать и, наконец, ругаться, чтобы он выделил людей и оборудовал для них комнаты в помещении местного Центра отдыха. Этого требовали недавно открывшиеся обстоятельства. В полицейском участке городка была всего лишь одна комната и три телефона, а этого для поиска «м-ра Э», который предполагал организовать Хэлфорд в пределах всего графства, недостаточно. В конце концов ему пришлось – через голову Роуна, и тем самым окончательно испортив с ним отношения, – обратиться к начальнику полицейского управления Хэмпшира. Он также позвонил своему шефу Чендлеру и доложил результаты проделанной работы.

– Следите за Грейсон, за ее связями, – предупредил шеф. – Лично я в случайные совпадения не верю.

В темноте задрожал огонек фары на велосипеде. Только когда велосипедист остановился и вышел под тусклый свет уличных фонарей, Хэлфорд узнал в нем констебля Бейлора.

– Перспективы невеселые, сэр? – вроде как спросил констебль и, не дожидаясь ответа, затараторил: – Я очень вам благодарен за приглашение. Не так уж часто приходится поговорить за ужином с интересным человеком. А ведь как получается: большинство людей даже не желают знать, чем занимается в течение дня обычный констебль маленького городка. – Он осмотрелся. – Полагаю, детектив Рамсден еще не пришла.

– Думаю, скоро появится. Мы договорились на восемь. Сегодня суматошный день, неудивительно, если она немного запоздает.

Бейлор понимающе кивнул.

– Суматошный день был сегодня для нас всех. В участке телефон звонил не переставая. Народ хочет знать, не опасно ли выходить на улицу, интересуется деталями. А несколько звонков вообще были курьезные – меня хотели нанять, чтобы я сопровождал детей из школы домой. Хорошо еще, что я не участвую в расследовании, тогда бы вообще времени не было.

– А мне бы очень хотелось иметь вас в своей команде, – с сожалением заметил Хэлфорд. – Этот городок вы знаете лучше, чем мы с Маурой. Думаю, ваша помощь была бы неоценимой.

Молодой человек просиял.

– Сэр, я всегда в вашем распоряжении, если что надо. Мой девиз: Скотланд-Ярду – зеленую улицу.

Хэлфорд улыбнулся. Бейлор прислонил велосипед к стене здания и направился к дверям паба.

– И вы что, просто так оставите велосипед и уйдете? – спросил Хэлфорд.

– Сэр, сколько живу в Фезербридже, здесь еще ничего ни разу не украли. Такой это город. Поэтому я, как и другие, оставляю велосипед где угодно.

Они уже собирались войти в паб, как Хэлфорд услышал шаги Мауры.

– Как вам нравится погода? Утром пасмурно, днем солнышко, а к вечеру мороз. Я забыла, вроде это называется парниковый эффект? Впредь надо брать с собой вещи на три сезона.

Они вошли в паб. Гостиница имела вполне приличный, хотя и несколько спартанский вид. Соответственно и паб – чистый, пристойный, полупустой. Из небольшого алькова слышались разговоры и смех. Однако в передней части было безлюдно.

Хэлфорд указал на небольшой столик у камина. Когда они проходили мимо алькова, раздался голос:

– Привет, Нэт. Что слышно?

В этой части паба почти все столики были заняты молодыми ребятами. Они пили пиво. Но за одним столиком сидела группа из пяти человек – две женщины и трое мужчин, – отличающаяся от всех остальных. Именно к этой группе принадлежал спрашивающий.

– Добрый вечер, Клайв, – ответил Нэт. – Как у вас сегодня? Все тихо?

Хэлфорд с интересом разглядывал компанию.

Клайв – мужчина средних лет с густой поседевшей бородой – поднял кружку с элем и сделал большой глоток.

– Не сказал бы, что так, Нэт.

Лицо одной из женщин – где-то под шестьдесят, рыжеволосой, с глубокими складками вокруг верхней губы – показалось Хэлфорду знакомым. Напротив нее сидел худой долговязый человек. Этого уж Хэлфорд точно допрашивал во время расследования дела Грейсона. Имен их, конечно, он сейчас припомнить не мог.

Бейлор расстегнул на куртке молнию.

– Рут, и вы, Джу, надеюсь, уже слышали о Лизе. Я знаю, вы были близки с ее семьей. Это все так ужасно.

Рут Баркер. Хэлфорд еще раз внимательно посмотрел на рыжеволосую женщину и вспомнил, как она рассказывала о Томе Грейсоне. Она учила его в младших классах. И еще вспомнил, что сегодня утром Гейл Грейсон сказала, что Рут Баркер иногда соглашается посидеть с Кэти Пру.

За соседними столиками царило оживление. Эта группа не обращала на них никакого внимания. Рут Баркер положила руку на плечо крепкого мужчины, сидящего рядом, и взглянула на Бейлора.

– Джакоб мне рассказал насчет Лизы. Неужели вы считаете, что это убийство?

Бейлор старался отвечать спокойно.

– Да, это так. – Он указал на детективов, стоящих рядом. – Старший инспектор Хэлфорд и детектив Рамсден из Скотланд-Ярда приехали провести расследование.

Теперь все уставились на детективов.

– Мы встречались с вами прежде, – произнес долговязый мужчина, обращаясь к Хэлфорду. – Это Джун и Клайв Кингстон. Рут и Джакоб Баркер. А я Бен Хоссет. Вы беседовали со мной о Томе Грейсоне.

Владелец книжного магазина. Теперь Хэлфорд узнал его. В магазине Хоссета на Главной улице Том Грейсон устраивал чтения своих стихов. В результате Хоссет стал чуть ли не знатоком творчества Тома Грейсона. Он не только помог следствию деталями о профессиональной деятельности Грейсона, но и снабдил детективов обширными комментариями к его стихам. Странно, но во всей Англии Грейсон как поэт был более известен, чем у себя в родном городке. За год до смерти он выпустил небольшой сборник стихов. Хоссет продал всего десять экземпляров.

– Да, мистер Хоссет, я вас помню. – Детектив коротко кивнул. – Надеюсь, на этот раз наше пребывание в Фезербридже будет не столь долгим.

Джун Кингстон пододвинула к себе подставку и аккуратно поставила на нее наполовину выпитую кружку. Ее внимание было обращено на констебля.

– Нэт, а вы не думаете, что убийца кто-то чужой? Например, какой-нибудь психопат? У меня же дочка, вы знаете. Я очень боюсь за нее.

Компания рядом взорвалась хохотом и аплодисментами. Бейлор снял куртку.

– Нет, Джун, кто это такой, пока неизвестно. В расследовании убийств есть определенная методика, и мы ей следуем. Чужой это или кто-то из местных, будет определено довольно скоро. Так по крайней мере я считаю. Что же касается Лидии, то пусть поостережется, пока все не прояснится. Но паниковать не надо.

Клайв Кингстон, казалось, отодвинулся подальше от стола. Его пальцы нетерпеливо постукивали по столу.

– Я не полицейский, Нэт, тем не менее мне хорошо известно, что большинство убийств в этой стране совершают все-таки не сумасшедшие. Вам надо искать поближе, то есть среди местных.

Он встал и оказался выше Бейлора. Вначале Клайв Кингстон уставился на Хэлфорда, потом перевел взгляд на констебля.

– Это же общеизвестно, что в большинстве случаев убийца и жертва знакомы. Но только помните: чужаки порой живут совсем рядом. Фезербридж был тихим, спокойным местом. И вот, нате вам: две жуткие смерти за три года. Тут что-то не так. Лиза Стилвелл была чудесной девушкой. Она такого не заслуживает.

Хэлфорд собирался уже возразить, что даже отъявленные мерзавки не заслуживают того, чтобы их вначале били по голове камнем, а потом душили, но Маура взяла его за локоть.

– Сэр, наш столик.

Они двинулись дальше, а Клайв Кингстон схватил Бейлора за рукав.

– Нэт, еще одно только слово, и вы уйдете. Похороны. Мы хотам, чтобы они состоялись. – Он сказал это решительно, показывая, что не принимает никаких аргументов против.

– Очень сожалею, Клайв, но с этим ничего нельзя сделать. – Бейлор мягко высвободил руку.

– Это не разговор, Нэт. – Клайв с гневом взглянул на детективов и снова посмотрел на Бейлора. – Вы поняли, о чем я веду речь? Нам всем надо успокоиться, а для этого нужно похоронить Лизу.

– Я прекрасно знаю, о чем вы говорите, Клайв. Я здесь уже два года. И я помню, как медленно приходил в себя городок после трагедии с Грейсоном. И я знаю, что это убийство всех напугало. Но еще раз повторяю, Клайв: к сожалению, с отсрочкой похорон Лизы придется смириться.

Рядом молодые люди оглушительно галдели. Пестрые тени паба падали на лицо Джун, и оно сейчас казалось грубым и костлявым:

– Как вы можете так поступать с бедной девочкой, Нэт? – запричитала она. – Как вы можете позволять, чтобы она оставалась лежать там… – Джун поднесла к лицу ладони. – Об этом даже подумать ужасно. Не представляю, как вы живете, сознавая, что сделали для нее и ее семьи…

– Дайте нам похоронить ее, Нэт, – эхом отозвался Джакоб. – Это будет правильно.

– От меня такое решение не зависит. Пожалуйста, дайте возможность полиции делать свою работу. Чем быстрее будет проведено расследование, тем раньше ее похоронят.

Коротко попрощавшись, констебль направился к столику, за которым уже сидели Хэлфорд и Маура.

Хэлфорд развернул салфетку и посмотрел на Бейлора.

– Расскажите немного об этих людях.

– Ну, это люди, уважаемые в Фезербридже, – медленно начал Бейлор. – Джун и Клайв Кингстон. Она заведует почтовым отделением, он держит магазин металлоизделий. Рут Баркер, школьная учительница, на пенсии. Ее муж, Джакоб, водитель грузовика. Ну а Бена Хоссета вы знаете. Они просто напуганы, сэр. Здесь, в Фезербридже, смерть Лизы все принимают близко к сердцу.

С противоположной стороны снова раздались выкрики и смех. Хэлфорд вопросительно посмотрел на Бейлора.

– Это не местные, сэр. Паб пользуется хорошей репутацией. Владельцы, семья Миллбери, прекрасно его содержат.

И тут же, словно так и было задумано, в зал вошла миссис Миллбери. Хэлфорд посмотрел на нее и понял: перед ним самая настоящая белка. Она стремительно бросилась к ним, затем застыла на полдороге и ринулась к буфету за полотенцем и ручкой. Потом снова направилась к ним, но снова застыла на полдороге и побежала за блокнотом. Наконец, она еще раз посмотрела на них, глубоко вздохнула и зашагала вперед. Хэлфорд тоже вздохнул. На улицу миссис Миллбери выходить нельзя, за ней сразу же станут гоняться ребятишки.

– Я очень извиняюсь, – проговорила она, наконец достигнув их столика, – в это время года у нас мало клиентов, я имею в виду тех, кто приходит обедать и ужинать – только так, случайные проезжие. Боюсь, что вы будете немного разочарованы, но мой муж – отличный повар. Я не говорю, что у нас сейчас будет что-то совершенно особенное, но то, что вам подадут, определенно должно вам понравиться.

Эта вступительная речь привела их в восторг, и компания заказала тушеную баранину. Миссис Миллбери юркнула прочь, и Хэлфорд наклонился вперед.

– А теперь, Маура, познакомь Нэта с последними новостями.

Констебль достала из сумочки блокнот и бодро произнесла.

– Все хорошо. Пока. Был совершен обход соседей Стилвеллов, которые живут на Вересковом пляже. Двое свидетелей показали, что в субботу утром Лиза выехала из дома около девяти двадцати. Никто ничего подозрительного и необычного ни у них на участке, ни на кольцевой дороге не заметил.

– Прекрасно. Поскольку в Центре отдыха нам все-таки выделили несколько комнат, – сказал Хэлфорд, обращаясь к Бейлору, – то, может быть, мы скоро слезем с вашей шеи.

Бейлор нахмурился.

– После того, как вы ушли, звонил Роун и настаивал, чтобы вы перебрались в полицейское управление Винчестера.

– А вы не посоветовали ему, чтобы он наконец заткнулся. Нам надо быть обязательно здесь, в Фезербридже.

– Я, конечно, не сказал ему буквально, чтобы он «заткнулся», но сообщил, что вы вряд ли согласитесь. В общем, с этим все будет в порядке. Завтра утром привезут компьютеры, телефоны и все остальное и будут оборудовать помещения в Центре отдыха.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Нет, сэр.

Хэлфорд повернулся к Мауре.

– А как ты провела время после обеда?

– С большой пользой. Я позвонила викарию, и он назвал имена девушек, с которыми Лиза особенно часто общалась в церкви. В основном они сообщили то, что было нам уже известно: чудесная девушка, никаких парней, предана церкви и семье. Но одна из них, Бетти Сизонс, сообщила любопытную вещь: в последние две недели Лиза была очень оживлена и выглядела счастливой. Она сказала Бетти, что скоро в ее жизни все изменится, хотя пока еще не знает как. Мисс Сизонс очень впечатлительная девушка, ей семнадцать, так что не знаю – может быть, это обычное преувеличение событий после смерти. Такое ведь иногда бывает.

К столику подошла миссис Миллбери с большим подносом в руках. Она сгрузила тарелки с дымящимся жарким, проверила, как у них с напитками, и шмыгнула назад. Хэлфорд осторожно наколол вилкой кусочек картошки.

– А как с Тимбруком? Я понимаю так, что это один из характерных типажей Фезербриджа.

– Сам он, несомненно, о себе так не думает, – ответила Маура. – Я не буду лишать тебя удовольствия осмотреть его жилище, поэтому описание мастерской опущу. Но и сам разговор был довольно интересным.

Она протянула ему свой блокнот. В скорописи Мауры разобрать можно было каждое двенадцатое слово, но и этого Хэлфорду оказалось достаточно.

– Ага. Значит, они встречались. А как ты нашла Тимбрука? Может он казаться привлекательным для заведомо неопытной девушки?

– Я бы сказала, он может казаться привлекательным не только для таких девушек. Причем опасно привлекательным. Все дело в имидже, который он себе создает: грубый художник, но с золотым сердцем. Наш разговор он начал шипящей змеей, а закончил благонамеренным, все понимающим гражданином. Думаю, молодая девушка вполне могла им увлечься.

– Велосипеда у него нет. Хотя, вы, Нэт, продемонстрировали мне, насколько легко здесь позаимствовать велосипед на час или два.

Маура занялась тушеным барашком.

– Как насчет отпечатков пальцев, Даниел? Что-нибудь известно?

Хэлфорд достал из кармана несколько бумаг.

– В полдень получил рапорт. На велосипеде Лизы найдены отпечатки пальцев ее самой, Брайана и Эдгара Стилвеллов. На одежде Лизы обнаружены черные, рыжие и светлые человеческие волосы и несколько волокон – видимо, шерсть какого-то животного. Учитывая, что она работала у Гейл Грейсон, уверен, что это пряжа. Грязные пятна на ее пальто не содержат каких-либо различимых следов.

– Кристиан Тимбрук уж точно нигде не оставит своих отпечатков. За работой он часто ранит пальцы, во всяком случае уверял меня, что очень часто. Сегодня все десять у него забинтованы.

– Бинтом или пластырем?

– Пластырем.

– Повязки свежие, как по-твоему?

– Тимбрук сказал, что это случается с ним каждый день, но подозреваю, что это он, конечно, загнул. Во всяком случае, повязки выглядели достаточно грязными.

– Так. – Хэлфорд возвратил Мауре блокнот. – А что насчет миссис Грейсон?

– Очень интересно. Я стала расспрашивать его о подругах Лизы, и, когда упомянула миссис Грейсон, он вдруг заколебался, и даже очень. Я нажала, и тогда он начал бормотать насчет нее что-то уклончивое. Но было видно, что он ее ненавидит. То есть просто не в силах говорить о ней. – Маура наморщила нос. – Это довольно странно.

Хэлфорд снова взял у нее блокнот.

– Перепечатай это завтра же, чтобы я смог прочитать. Мне надо знать точно, что он говорил. Обо всем. Нэт, а у вас нет никаких соображений, почему Тимбрук может испытывать антипатию к миссис Грейсон?

Бейлор проглотил кусок жаркого и запил элем.

– Отчего же, сэр? Между ними кое-что…

– Было? – в один голос спросили Маура и Хэлфорд.

– Да. Они были любовниками. Несколько месяцев назад.

Хэлфорд молча уставился в свою тарелку. Когда он снова посмотрел на Мауру, та, в свою очередь, разглядывала Бейлора, и на губах ее играла легкая улыбка.

Джереми Карт чувствовал себя немножко глупо. Чувствовал себя глупо, когда собирал вещи и запихивал их в старую корзину. Он чувствовал себя слегка глупо, когда звонил Оррину Айвори. Викарий чувствовал себя немного глупо и сейчас, когда прятался с корзиной в тени. Он устроил ее между двух розовых кустов. Эти кусты сейчас спали, но шипы все равно кусались. Это он обнаружил очень скоро – один из шипов больно уколол его. Карт ойкнул и слизнул кровь с пальца.

Впереди показались горящие фары автомобиля. Подъехал Айвори на микроавтобусе и остановился. Многозначительно улыбаясь, издатель наклонился через сиденье и открыл заднюю дверь.

– Операция «Гейл» начинается, – тихо произнес он.

Карт швырнул корзину на заднее сиденье, а сам сел впереди и вяло улыбнулся.

– Действительно, это так хорошо, что вы откликнулись на мое предложение.

– Я и сам очень переживал по поводу Гейл, но все не было времени. – Издатель покачал головой. – Ведь на мне Аниза и Джилл. Они не такие крепкие, как кажутся.

Машина двинулась по направлению к кольцевой дороге. Своего раздражения Карт старался не показывать: «Многие, дорогой издатель, не такие крепкие, как кажутся. Одну из таких я намеревался похоронить в эту пятницу».

Дорога до дома Гейл заняла от силы три минуты. С улицы он казался совершенно безжизненным. Кругом было темно, за исключением зеленого окошка наверху. Там комната Кэти Пру. Сейчас только начало десятого. Кэти Пру спит, а это ее ночник – лампа в форме Микки Мауса установлена в углублении под подоконником. Он смотрит на нее оттуда и широко улыбается. Когда Гейл ложится спать, то Микки Маус остается единственным источником света в доме. Нет, есть еще один – зеленый огонек проигрывателя компакт-дисков в спальне Гейл. Карт знал, что до утра будет проигрываться один и тот же диск.

Айвори поставил машину на ручной тормоз. Двое мужчин посмотрели друг на друга.

– Готовы? – спросил Карт.

Айвори похлопал себя по груди и улыбнулся.

– Готов, как всегда.

Хэлфорд изучал темную гущу на дне своей кофейной чашки и старался припомнить, сколько он уже выпил. Четыре, а может быть, пять чашек. Через равные интервалы времени появлялась любезная миссис Миллбери и совала в его чашку тонкий носик кофейника. При этом она улыбалась и восторженно объявляла, что так рада тому, что старший инспектор не разделяет мнения некоторых по поводу кофе, который готовит ее супруг. Она очень рада, что старший инспектор не считает его пойлом. А Хэлфорд поглощал одну чашку за другой, наверное, быстрее, чем миссис Миллбери успевала тараторить.

– Даниел, – позвала Маура.

С явной неохотой он отставил чашку.

– Ты ведь еще не видел Тимбрука. Он и миссис Грейсон – очень странно… очень трудно в это поверить.

– Да, да… – Хэлфорд поднял чашку, наклонил и глотнул из нее воздух. А в мозгу все стучало: миссис Грейсон вообще с кем-нибудь – не то что странно, а просто невозможно. Он развернулся, надеясь увидеть рядом беличью мордашку миссис Миллбери. Но ее не было. Наверное, где-нибудь в соседней комнате заготавливает на зиму орехи.

– Они абсолютно… абсолютно разные. – Маура ткнула ложку в розетку с персиковым вареньем и отправила ее в рот. – Здесь что-то не так.

Бейлор закивал.

– Так же говорили и здесь, в Фезербридже: как будто кролик с кошкой решили спариться. – Заметив, как Хэлфорда покоробило это выражение, Бейлор расширил глаза. – Нет, сэр, ни в коем случае я не хочу быть вульгарным. Я просто цитирую то, что сказал мистер Миллбери. Могу повторить точно: «Кролик с кошкой спариваются. Интересно, какое у них будет потомство?»

Хэлфорд отставил стул и с пустой чашкой в руке направился к двери. «Что значит, какое потомство? – подумал он. – Конечно, от такого союза получаются белки. Дикие белки, которые ни черта не соображают в том, как варить кофе». Миссис Миллбери нигде не было. Он вернулся назад. Маура сунула ему свою чашку, но кофе уже остыл. Хэлфорд выпил его двумя глотками, даже не присев.

Маура постучала пальцем по ложке на столе.

– Нэт, а вы уверены, что у них что-то было? Есть тому какие-то свидетельства?

– Сам лично я ничего такого не видел. Вернее, видел: пару раз они заходили в паб. Ну так что из этого? Просто слухи. Но весь мой опыт работы в Фезербридже подтверждает: слухи здесь почти на сто процентов всегда правда.

– Но это так странно! – с жаром воскликнула Маура. – Я имею в виду миссис Грейсон. Она такая замкнутая, запрятанная в свой кокон и вдруг связалась с местным… ловеласом. Надо учитывать еще и Лизу, которая увлекалась не только Тимбруком, но и, судя по заявлениям ее отца, была очень привязана к ребенку Гейл.

Хэлфорд почувствовал, что кофеин в его крови достиг такой концентрации, когда волосы на голове начинают расти внутрь. Все. Надо уходить. Он встал и нежно сжал плечо Мауры.

– Хорошо, друзья, вы потолкуйте здесь, прикиньте, что к чему. А я пройдусь. Только, пожалуйста, разыгрывая роли мисс Марпл и лорда Питера[9]9
  Персонажи романов Агаты Кристи.


[Закрыть], не спешите с выводами. Их пока делать рано. Еще не вечер.

Ночью на кольцевой дороге неуютно. Хэлфорд прошел пару сотен метров, обогнул кладбище и, оставив Главную улицу позади, вышел на кольцевую дорогу. Шаги его одиноко звучали в тишине. Он и чувствовал себя сейчас совершенно одиноким, незащищенным. В легком пальто и без шапки Хэлфорд сразу замерз. В лицо из темноты бил промозглый ветер.

Все время после обеда он старался не думать о разговоре с миссис Грейсон. Конечно, не надо было так на нее набрасываться. Сейчас Хэлфорд страшно ругал себя за это. «А виновато ее лицо, – подумал он. – С каким выражением Гейл открыла нам дверь! Даже не попыталась скрыть, как ненавидит нас. Особенно меня. Подумать только, прошло три года, а она по-прежнему считает меня виновным в смерти своего мужа».

Хэлфорд попытался сосредоточиться на расследовании. Во-первых, миссис Грейсон и Кристиан Тимбрук, во-вторых, Лиза и Кристиан Тимбрук. Как могли две совершенно разные женщины увлечься этим человеком? Вот что значит жить в Фезербридже. Наверное, в этом причина. В больших городах огромное пространство для поиска своего идеала, а в маленьких городишках люди похожи на пушинки, сбитые в один комок. Они задыхаются в обществе друг друга и все равно льнут друг к другу, ибо внутренний голос им подсказывает, что это лучше, чем пассивное одиночество.

Дорога повернула к дому Гейл Грейсон, и внезапно детектив обнаружил, что стоит перед белыми воротами. В нижнем этаже все окна горели, шторы раздвинуты. В комнатах никого не видно. Неожиданно Хэлфорду показалось, что в доме творится неладное. Он знал, что Гейл Грейсон обожает полумрак, а уж сегодня, после такого напряженного дня… Даниел просто кожей чувствовал, что там, за окнами, произошла трагедия. Эти огни заставили его на мгновение помертветь от страха, а затем, ничего не помня, кинуться к воротам.

Вдруг Хэлфорд заметил какое-то движение в одном из окон. Казалось, миссис Грейсон парила в гостиной. Руки изгибались, как лебединые шеи. Она покружилась и замерла лицом к двери. На глаза ей невесомым грузом упали густые темные волосы.

За волнистой поверхностью оконного стекла было трудно что-то рассмотреть. Но ему все же удалось увидеть: Гейл отбросила волосы назад, на плечи, широко раскрыла руки, губы ее начали двигаться.

Господи, да она пела. Хэлфорд слышал свое тяжелое дыхание. С преувеличенной величавостью миссис Грейсон оттянула нижний край своего свитера и сделала глубокий реверанс. Что-то тяжелое стукнуло ей в грудь. Она наклонилась вперед, поднесла ладони к лицу и затряслась от смеха.

Хэлфорд стоял в этом неухоженном саду, не зная, что делать. Он подозревал, что основной причиной, заставившей его выйти на эту прогулку, было желание увидеть Гейл, может быть, извиниться, а может быть, просто посмотреть на нее, как сделал это в Саутгемптоне три года назад.

Теперь миссис Грейсон повернулась, и можно было увидеть ее улыбающееся лицо. Хэлфорд стиснул зубы. Господи, ведь девчонка, работавшая у нее, погибла и еще даже не похоронена! С чего же радоваться-то? Он закрыл глаза. «Я хочу поговорить с ней, – стучало в висках у Хэлфорда. – Черт побери, я хочу наконец понять ее!»

У окна возник Оррин Айвори, и, не успев сделать ни одного движения, Хэлфорд застонал. Бежать к воротам слишком поздно, так же как накидывать на голову пальто и прятаться в тени. Его увидели. Стараясь держать себя в руках, он поправил галстук, пригладил волосы и с достоинством направился к двери. Открыл сам Айвори, вернее, только приоткрыл дверь.

– Хэлфорд, вы меня удивляете! Даже для Скотланд-Ярда это слишком поздно. Помилуйте, уже одиннадцатый час! Или это у вас называется специальный полицейский надзор?