Текст книги "Забияка. (Трилогия)"
Автор книги: Тая Ханами
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 68 страниц)
"Как хорошо, что я отнесла вещдок начальству", – подумала я. – "В крайнем случае, он мне подтвердит, что я в своем уме. Или поставит другой диагноз, и я буду отлеживаться в лазарете", – окончательно повеселела я, и направилась к улице Строителей.
А потому и не заметила, как кирпичная стенка дрогнула, и сувенирная лавка, как ни в чем ни бывало, появилась на прежнем месте.
* * *
– О! Явилась – не запылилась! – радостно встретила меня явно пришедшая в норму Танька. – Заходи, как раз к чаю.
– А у меня пряники, с твоей любимой начинкой. Вот, держи!
Из дальней комнаты высунулся Димка, торопливо прокричал "Здрассте!", и скрылся обратно. Через мгновение оттуда раздались сопутствующие "думу" звуки. Танька выхватила у меня пакет с пряниками, и умчалась на кухню. Ее место в прихожей занял серый пушистый котенок – забавный, широко разевающий пасть представитель породы "московская помойная". Лапы его так и норовили разъехаться в разные стороны.
– Привет, – села я на корточки, и почесала его за ухом. – Давно ты здесь?
– Вчера появился, – появилась в обозримом пространстве Танька. – Сам нашел нашу дверь, полчаса под ней мяукал, пока Димка мое сердце не растопил. Иди ко мне, Бульдозер! Иди, маленький мой.
– Классная кличка, – оценила я, глядя на то, как кот, шатаясь, передвигает лапы по скользкому паркету по направлению к хозяйке. – Колись давай, что у тебя за сомнения?
– Может, все же на кухню, – покосилась Танька на высунувшуюся Димкину головенку.
– Тили-тили-тесто, жених и невеста! – завел дразнилку всех времен и народов вредный ребенок.
– А ну, брысь отсюда! – кинула Танька в брата чем попало. То бишь, моей правой кроссовкой.
Не попала. Зато кота прогнала – тот ее высказывание на свой счет принял. Хотел было гордо удалиться, но лапы не справились с задачей, и подло разъехались самым недостойным образом. Животное обиженно посмотрело на пол перед носом, на хозяйку, поднялось на лапки, напрудило лужу. Брат гнусно ухмыльнулся, показал сестренке нос, закрыл за собой дверь, и, судя по звукам, снова принялся гонять фрицев по экрану. Интересно, и как он только услышал, о чем мы беседуем?
Попав на кухню, я дала волю смеху. До этого крепилась, главным образом потому, что не хотела унижать кота. Они, заразы, гордые да обидчивые. Еще нагадит в мою спортивную обувь! Появилась Танька с мокрыми руками, сердито зыркнула на меня карими глазами, но не выдержала, и тоже расхохоталась. Начало конструктивной беседе было положено.
– Так какие, ты говоришь, у тебя сомнения? – задала я вопрос вечера.
– Что-то радости у меня нет, – ответила, чуть помедлив, Танька. – Такое впечатление, что выхожу замуж только потому, что так в обществе принято. Да и Вадик заладил: "хочу из тебя сделать честную женщину!" Можно подумать, что я падшая!
Я проигнорировала Танькины эмоции. Если мы сейчас начнем в них копаться, то разговор сведется к банальному "все мужики – сво", а воз будет и ныне там.
– То есть, ты хотела-хотела, а как тебе сделали предложение, и ты дала согласие, тут же засомневалась?
Танька кивнула головой. Я в задумчивости почесала маковку. Надо было давать ответ, а мне этого делать очень и очень не хотелось. Хуже нет встрять между супругами – они потом помирятся, а вот ты окажешься крайняя. Но у собеседницы были такие горестные глаза буриданова осла, утопающего в трясине, что я решилась.
– Ты ведь знаешь, я недолюбливаю Вадика, – осторожно начала я высказывать свою точку зрения.
– Знаю, – подтвердила подруга. – Но ты ошибаешься!
– В чем же, позволь полюбопытствовать?
– Он такой… – обратила она на меня горящий взор, – ласковый, нежный, заботливый, предупредительный…
– Хватит-хватит, – жестом остановила я ее. – А как насчет верности?
– Клянется, что я – его единственная и неповторимая любовь на веки вечные…
– А что так кисло?
– Я ему не верю, – понурив голову, ответила Танька. – Он меня обманывает…
– А чего же ты тогда согласие дала? – моргнула я. – Кстати… Кстати, ты всегда можешь проверить его чувства…
– Это как? Прописать его, и нарваться на развод? – подняла на меня недоверчивые глаза подруга.
– Не угадала, – усмехнулась я.– Составить брачный контракт, где будет пункт о том, что квартира – твоя и только твоя.
– Неудобно как-то, – поежилась, как от холода, подруга. – Да и боюсь я его потерять…
– Согласна, неудобно, – жестко ответила я. – Зато потом ты не будешь костерить себя в том, что, как дура последняя, поверила альфонсу!
Танька хлопая глазами, уставилась на меня.
– Раньше ты не была такой жестокой, – наконец, сказала она.
Все правильно. Не была. Внешне не была.
– Извини, я погорячилась, – безо всякого, впрочем, раскаяния, ответила я. – К тому же, ты не права. Я всегда была такой, просто все больше молчала.
– А теперь не могла? – с отчаянием в голосе спросила Танька.
– Извини, нет. Ты не забыла, зачем ты меня позвала? Потому что у тебя были сомнения.
– Ты к нему предвзято относишься, – встала подруга грудью на защиту своего жениха.
– Тань, – устало ответила я. – Давай не будем, а? Ты что думаешь, мне приятно цербером быть? Давай, так: ты все же заведи разговор о контракте, если у него будет положительная реакция, я извинюсь. Публично.
– А если нет? Если он опять будет изображать из себя оскорбленную невинность?
– А что, уже изображал? – усмехнулась я.
– Да, когда я его спросила про Люську, – всхлипнула Танька. – Как уставился на меня глазами униженного лемура, так я чуть не заплакала от жалости…
– Да… Если мужиков брак губит, то теток – эта самая жалость… Сочувствую…
– А ты бы что сделала?– вскинулась Танька.
Я встала, налила себе еще чаю. Воззвала ко всем известным мне богам. Зачем, зачем я в это влезаю?
Вернулась на место. Ответила:
– Заявила бы, что не верю, и на гнусную примитивную манипуляцию поддаваться не собираюсь. Правду говорить легко и приятно, как утверждал советский классик. А где, кстати, жених-то? Вы, кажется, вместе жили?
– К Люське пошел, за вещами. Скоро будет, наверное…
Танька снова поникла красивой головой. Боже, какая драма! Толпы средневековых трубадуров рыдали бы от концентрированного маразма этой, в общем-то, банальной и избитой ситуации.
– Короче, Склифосовский, – потеряла я всякое терпение. – Могу помочь двумя способами. Первый – тебя накрутить. Да так, что тебе будет море по колено, а примитивная манипуляция со стороны всяких там проходимцев – до лампочки. Второй – жениха твоего на откровенный разговор вытащить. И пусть это все будет на моей совести.
– Ага… – жалобно всхлипнула Танька. – Чтобы я потом, в случае, если Вадик все же хорошим человеком окажется, всю оставшуюся жизнь чувствовала себя полной скотиной? Не-е-е-т…
Ага. Значит, хороший человек – это тот, который наделит тебя, несчастную, непрекращающимся чувством вины до конца дней твоих?
– Ладно, – решила я. – Плохой девочкой буду я. Только, чур, не мешать мне. А то придется и тебя обездвижить.
Танька радостно закивала красивой головой. А вот мне стало не до веселья. И когда я только поумнею настолько, что в чужую семейную жизнь соваться перестану? Кажется, кто-то совсем недавно про жалость распинался? А сама? Не смогла выдержать слез в карих глазах подруги? Ага, вот и объект.
Послышался звук открываемой двери, Танька, просияв, сорвалась с места, как подорванная. И на фига я во все это лезу?
Из коридора послышался шепот, и я самым бесстыдным образом расширила границы восприятия. Понятно… Пока "дум" самозабвенно показывал, как надобно мочить фашистов, Димка, приложив стетоскоп к двери, не менее самозабвенно подслушивал. Я хотела было испортить ему удовольствие, но вовремя одумалась: а я, собственно, не тем же самым занимаюсь?
Я переключилась на тех, что в прихожей. Ага. Оправдывающиеся нотки в голосе Таньки – мол, прости, у меня в гостях моя лучшая подруга. И презрительное со стороны новоявленного жениха: "Ладно, пущай чай допивает, а потом мы ей тонко намекнем, что пора бы и честь знать". Вот… редиска! Пытаться копаться в его голове я точно не буду – не в ассенизационном обозе работаю, как-никак!
Я вернула слух в человеческие границы, налила себе еще чаю, и с самым невинным видом уселась ожидать "возлюбленных". Что-то потерлось о мои ноги. Мягкое, доверчивое, пушистое. Я наклонилась, подняла Бульдозера, положила его к себе на коленки.
– Здравствуй! – с самым что ни на есть радостным и благожелательным видом поздоровался Вадик. – Как здорово, что ты к нам заглянула!
У меня немедленно сложилось впечатление, что меня тут давно ждали, обо мне мечтали, и со мною будут носиться, как с писаной торбой до конца дней моих. Во актерский талантище пропадает! Не слышала бы его высказывания до этого момента, ни за что бы не поверила, что это лишь игра. Вадик же, выдав на гора порцию обожания, притулился возле стола. Скромненько так…
Танька не сводила с него влюбленных глаз, только раз на меня покосилась – мол, ну разве он не прелесть? Еще бы! Еще чуть-чуть, и я поверю в то, что у этого человека единственная радость в жизни – моя подруга, и что ради нее он готов на все – даже меня терпеть в своем доме… Та еще прелесть! Я глубоко вздохнула, и потянулась к Вадиковому сознанию: "Ты среди друзей, своих в доску, можешь делать, что хочешь… Можешь расслабиться, тебе хорошо оттого, что можно быть самим собой…"
Краем глаза я следила за Вадиком – никаких изменений. Он, как сидел в позе притулившегося птенчика, так в ней и остался. То ли я плохо училась у эмпатов, то ли мы альфонсу были самые что ни на есть лучшие друзья. Вот совсем как бриллианты для представительниц прекрасного пола.
Танька, заметив мое замешательство, уже было начала подпрыгивать от счастья, когда меня осенило – надо не внушать (кто его знает, что там за морально-этические принципы у человека, может для него тетка, из которой он деньги тянет, и есть самый лучший друг). Я кардинально изменила тактику – вошла в состояние человека, которого все достало, у него ничего не получается, кругом полный облом, терять уже абсолютно нечего, и, единственное, что он может сделать – высказать "этим сукам" все, что он о них думает. И подключилась к Вадику. Тот вздрогнул, оглядел кухню, и злорадным голосом произнес:
– А мебель-то не итальянская… И плита всего на три конфорки, хоть и керамическая. Но это и ничего – авось, быстрее разобьется… И домик старый, весь тараканами так и кишит… Уж не знаю, чем их тут морили, но рано или поздно они все равно появятся… И уж тогда-то мы с тобой и переехали бы, и новое жилище наконец-то было бы совместным. Но ненадолго. Как же ты меня достала! Знала бы Танька, какая ты дура! Ты мне немного нравишься, конечно, и это хорошо. А то, была бы ты толстой и не красивой, пришлось бы страдать. А так – и квартиру получу, и развлекусь попутно. Только потом от тебя все равно избавлюсь, хе-хе. А вот подруга у тебя с характером… Была бы моя воля – пристрелил бы стерву на хрен, да вот нельзя. Как же, дуреха моя обидится, из дому выгонит обоссатой паршивым котенком тряпкою… Ненавижу котов.
Краем сознания я заметила, что котенок сполз с моих ног, направился на шатких лапках вон из кухни.
– А уж как придурок этот семилетний меня заколебал!
Вот тут и надо было бы остановиться. Танька достаточно впечатлилась увиденным, на лице у нее появилась гримаса неподдельной боли и отвращения, но я вдруг почувствовала, что не могу разъединиться. Недоучка хренова!
Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не Димка. Малец, не отягощенный взрослыми предрассудками, ворвался в кухню, и со всей семилетней дури залепил обидчику клавиатурой по голове. Вадик моргнул, и непонимающе уставился на аудиторию. Потом, как ни в чем ни бывало, пригладил левой рукой взъерошенные волосы, снова становясь "белым и пушистым". Димка недоуменно переводил взгляд с одного взрослого участника этого безобразия на другого. Вот его взгляд окинул смятенную сестру, упал на меня…
– Тетя Лиса, что с вами!? – завопило чадо. – Что-то вы как-то позеленели, и, по-моему, вас… того… тошнит чего-то…
Как ни странно, именно это детальное описание происходящего мне и помогло. Правда, в голове все еще мутилось, но я была уже в этой реальности, а не где-то там, и смогла осознать, что действительно веду себя не так, как положено в гостях.
"Молодца!" – "похвалила" я себя. – "Пять баллов! Интересно, что мне сказало бы мое разлюбезное начальство, если бы увидело это безобразие?"
Мысль о волхве окончательно привела меня в чувство. Я извинилась, подмигнула ошарашенному Димке и помчалась в ванную, быстренько привела себя в порядок, и повернула обратно.
Вовремя! Уже по пути на кухню я услышала интонации "оскорбленного в лучших чувствах лемура", но такие визгливые и въедливые, что, казалось, источником звука была дрель, а не человек.
– Ты хоть понимаешь, о чем ты сейчас говоришь? – упрекал Вадик свою невесту. – Чтобы я мог на такое пойти?! Да тебя эта стерва, пардон, подруга твоя лучшая, подучила, а ты и повелась… Эх! Ты…
– Неправда! – вклинился звонкий детский голосок. – Я все слышал! Лиса тут вообще ни при чем!
– Вон отсюда, – послышался отстраненный голос Таньки. – Вместе с вещами.
– Ну ладно, – с угрозой в голосе ответил Вадик. – Я уйду. Но ты на коленях приползешь обратно. И тогда я подумаю, прежде чем тебя простить…
– Крути педали, пока не дали! – снова встрял ребенок.
– Ну так я ухожу? – с непонятной смесью вопроса и угрозы поинтересовался жених.
– Уходишь, – подтвердила я его худшие опасения, входя в кухню. – И ключи оставь на тумбочке, пожалуйста.
– Ведьма! – злобно бросил мне незадачливый аферист, забрал так и не распакованный чемодан, швырнул брелок с ключами на пол, и вышел из квартиры.
Разогнавшаяся было дверь тихо захлопнулась. Ай да я! Первый раз удалось совладать с металлом! Наверное потому, что сейчас я была немного не в себе. А потом я увидела понурившуюся Таньку, и улучшившееся было настроение забилось куда-то под плинтус. Даже мелкий Димка, вообще говоря, довольный уходом Вадика, и тот чуть было не прослезился при виде неподдельного горя, исказившего лицо сестры.
– Тань, – позвала я великомученицу. – А представляешь, это случилось бы позже? И у тебя была бы парочка детей, издерганная чувством вины нервная система, и куча болячек в придачу? Димка! – заметила я уставившиеся на меня любопытные детские глазенки. – Брысь отсюда!
– Не могу же я бросить свою сестру! – возмутился малолетний защитник. – Она во мне нуждается!
– Не сейчас, – ворчливо отозвалась Танька. – Мы еще поболтаем немного, а потом я к тебе приду, ОК?
– Договорились, – покладисто ответил брат.
– И. Будешь юзать стетоскоп не по назначению – уши обдеру, – пообещала я добреньким голосом.
И меня совершенно не мучила совесть по тому поводу, что парень меня спас всего каких-то десять минут назад благодаря своей тяге к подслушиванию.
* * *
Когда я в двенадцатом часу ночи возвращалась домой, у меня было всего два чувства. Первым было ощущение, что по мне пробежалось стадо увесистых слоников. А вторым – желание поспать. Не тут-то было! У меня в избушке горел свет.
– Кого еще принесла нелегкая? – обреченно вопросила я у хмурого неба.
Оно, естественно, не ответило – только налило мне воды в нос. Я фыркнула, совсем как Танькин Бульдозер. Ладно, все равно через пару секунд… Металлист! А у меня клейкой ленты нет, чем же я буду рот себе на ночь заклеивать, чтобы, не попусти стихия, ненароком не ругнуться?
Пока я раздумывала, не попросить ли мне помощи у волхва, силуэт товарища исчез из окна, дверь распахнулась, и он появился на пороге.
– Заходи, чего мокнешь?
– Да вот, видами любуюсь, – брякнула я первое, что пришло на ум.
– А тебе не сыро?
– Вообще-то, я домой шла, но потом смотрю, у меня, оказывается, кто-то в гостях сидит. Дай, думаю, подожду еще чуть-чуть, может…
– Не дождешься! – нахально заявил металлист. – Проходи, а то простудишься. Я тут к тебе зашел – никого. Ну я и сел книжку почитать. Не возражаешь?
В руках у товарища действительно был наладонник. Почитать он мог и дома, но я ему, увы, об этом сообщить не могла.
– Я тебе чаю налью, – глядя на то, как я стаскиваю с себя мокрые кроссовки, сказал добрый товарищ.
"Ишь ты, какие мы заботливые! Интересно, а что будет, когда действие зелья кончится?" – в который уж раз за последнее время задала я себе один и тот же вопрос.
Ответа на него, естественно, не было.
– Где была? – тоном заботливого родителя осведомился Илья. – Проходи, садись, тебе с молоком?
– Мне покрепче, – не сдержалась я, очень уж хотелось проверить степень заботливости.
– Нельзя, спать не будешь, – не замедлил с ответом товарищ.
Я же не маленькая!!! И сколько мне еще прикажете терпеть этого буквоеда?
"Четыре дня, если не ошибаюсь", – услужливо подсказала память. – "Почти половина позади".
– Какими судьбами? – отхлебнув мятный (вот это забота о моем сне!) настой из чашки, поинтересовалась я.
Металлист покраснел, аки маков цвет. Я с любопытством уставилась на невиданное зрелище. С минуту он вел себя, как достойный пример для какой-нибудь институтки, и я уже готова была подумать, что он так или иначе увернется от прямого ответа. Но я ошиблась.
– Лиса, – проникновенно глядя мне в глаза, сказал боевой друг и товарищ. – Ты мне нравишься.
Я поперхнулась мятным чаем.
– Конечно, это для тебя неожиданность, – продолжил исповедь металлист, – но я должен был с тобой поговорить. Дело в том, что мое сердце отдано другой.
– Это кому же? – подозрительно уставилась я на, как мне казалось, знакомого вдоль и поперек металлиста.
Богатое воображение принялось рисовать сексапильную леди-вамп в черной кожаной одеже. Обтягивающей. С третьим размером и осиной талией, с…
– Ее, как ни странно, тоже зовут Лиса, – с усмешкой ответил собеседник. – И она недавно очень меня обидела. Но я все равно ее люблю.
– Ой.
Леди-вамп растворилась, даже не помахав ручкой на прощание.
– Да-да, – ответил металлист. – Странно, не правда ли?
– И что, я на нее еще и похожа? – от растерянности я не нашла ничего лучше, чем подыграть своему товарищу.
– Ты удивишься, но она – фактически твой двойник, – покачал головой металлист. – Только…
– Что "только"? – уставилась я на него с жадным интересом.
– Она – живая, – с мечтой в голосе отозвался Илья. – Бывало, ее подколешь, так, интереса ради, и тут же нарвешься на перченый ответ…
– Э-э-э, – только и смогла прокомментировать я необычные пристрастия товарища.
– И при этом она всегда остается доброй…
– Понятно… – протянула я. – Ты скучаешь. А где она?
– А я думал, ты знаешь, – удивленно посмотрел на меня Илья. – Ты живешь в ее домике, ты на нее похожа, как две капли воды, ты знаешь все подробности о преступниках с Огненной…
– Да, я знаю, где она, – поспешила исправиться я. – Не волнуйся, она скоро вернется, и ты сразу об этом узнаешь.
– Правда? – обрадовался металлист. – Ну ладно, я пошел тогда…
– Погоди, – позвала я его. – А что она такого сделала, что тебя обидела? Конечно, если хочешь, можешь не отвечать…
– Я предпочту не распространяться на эту тему, – покачал головой товарищ. – Спокойной ночи.
Ответные слова застряли где-то на уровне горла. Впрочем, металлист и не ожидал от меня ничего. Встал и вышел из домика. Хлопнула входная дверь.
Глава 8.Ночь прошла спокойно. Ни тебе жизни ушедшего в нирвану дракона, ни кошмаров с участием металлиста. Может быть, вследствие ночного разговора, но, скорее, из-за ящерки-талисмана, от плохого сна защищающей, подаренной непревзойденным мастером магических амулетов Ярославом. Так что утром я проснулась свежая, отдохнувшая, и, по внутренним ощущениям, стопроцентно-человеческая.
После обязательной утренней пробежки я приняла душ и отправилась завтракать к волхву.
– Сегодня ты прекрасно выглядишь, – одобрительно оглядев меня с ног до головы голубыми глазами, вынесло вердикт начальство. – Молодец.
– Просто я спала рядом с амулетом.
– Что же, – философски заметило начальство. – Это, конечно, временная мера, но, на худой конец, сгодится и она. А там, глядишь, и помощь тебе подоспеет, – заветно повеселело оно.
– Какая такая помощь? – не уследила я за полетом мысли волхва.
– Здравствуйте, Борис Иванович, – прервал беседу металлист. – О, Лиса! Привет! Ты вернулась! Где пропадала?
– На задании была, – ответил за меня быстро сориентировавшийся в ситуации волхв. – Проходи, садись. Гоша!
Через хозяйственный портал, по виду и свойствам не отличимый от скатерти-самобранки, на столе начали появляться атрибуты завтрака. Горшок дымящейся каши, масло, сыр, и прочие полезные для организма продукты.
– Ваши предложения? – покончив с кашей, осведомился волхв.
– Пустить Илью по следу, и найти кузнеца бесноватого куска железа, – ответила я.
– Я тебе что, ищейка какая? – немедленно ощетинился металлист в соответствии со своей недельной программой поведения. – И, вообще, откуда ты знаешь про мою поездку в Щедринку? Своего двойника пытала, что ли?
– Она сама мне рассказала, – ответила я нейтральным тоном. – Так мы едем?
– Не пори горячку, Лиса, – покачал головой волхв. – У меня для вас еще одна новость. Вы, как я помню, в своей прошлой поездке успели познакомиться с Жидомиром?
– Жидомир, Жидомир… – задумчиво произнесла я. – Вроде бы, знакомое имя…
– Сосед это Вели и Зевула, дырявая ты голова, – не выдержал моей борьбы с собственной памятью металлист. – А в чем, собственно, дело?
– Точно! – вспомнила я. – Это особо зловредный некромант, что сидит в своей башне и пьет соки неосторожных гостей. И что?
– Он пропал, – ответил волхв.
– Как пропал? Откуда это известно?
– Да вот, вчера ко мне Глеб Макарыч наведывался, привет вам передавал, и новости местные рассказывал.
– Литров десять пива вчера уговорили, – ворчливо донеслось непонятно откуда. Тарелки и прочая кухонная утварь, познакомившаяся с кашей, начала исчезать со стола, их место занял самовар с кружками. – Хорошо, Тоша мне подсобил, пока я на кухню бегал.
Волхв осуждающе покачал головой, но ничего не сказал – как известно, каков хозяин, таков и нрав у его домового.
– А что, это разве плохо, что этот злодей куда-то запропастился? – вернула я беседу в прежнее русло. – Глядишь, без него-то получше будет…
– С одной стороны оно, конечно, неплохо, – ответил Борис Иванович. – Но исчез он как-то нехорошо. Поехал на Валаам отмечаться, по пути в тамошнюю Москву завернул к приятелю – им вместе было не так страшно в обитель честных волхвов соваться. А на Валаам добрался лишь один приятель. Весь нервный, говорит, вышел Жидомир в свежеоткрывшуюся лавку за подарком (у сына московского некроманта случился День Рождения), и пропал.
– Та-ак, – протянула я. – Опять лавка. И опять сувенирная.
– Вот именно! – С жаром отозвался волхв. – Вот именно!
– Я что-то пропустил? – поинтересовался металлист.
– Да вот, Лиса вчера у станции метро Университет купила кусок ухмыляющейся железяки.
– Кстати, вы не знаете главного, – вспомнила я продолжение истории. – Лавка исчезла.
– Как исчезла? – удивился волхв.
– Не было ее, когда я там второй раз была.
– Значит, судя по всему, односторонний портал, – покивал в такт своим мыслям волхв. – Плохо.
– Почему плохо?
– Плохо потому, что засаду устроить не удастся. И потому, что мы у них будем, как на ладони, а сами их не увидим, сунься мы в эту лавку.
Настроение начало портиться:
– Я уже сунулась. И те редиски, что стоят за всем этим, скорее всего, меня запомнили. Но… сдается мне, что охота велась не на меня. Может, на очередного кузнеца?
Настроение начало улучшаться. Ненамного – кузнецов тоже было жалко.
– А вот это, ребята, вам и предстоит выяснить, – бодро ответил Борис Иванович. – А меня надо кое-кого проверить. Дождитесь моего возвращения.
* * *
Едва мы остались одни, металлист уткнулся в свой наладонник. Мол, делай, что хочешь, только не мешай. А мне почему-то захотелось в здание «Известий» заскочить. Не знаю, почему – захотелось, и все тут. Может, меня Жозефина заразила спонтанностью неотложных желаний. Последние у нее, по словам друида, наличествовали, и в избытке.
– Скоро буду.
Илюха не шелохнулся.
"Доктор, меня игнорируют". – "Проходите, следующий".
Я телепортировалась.
В тот самый коридор, где уже два раза видела бывшего жителя Огненной, и чуть было не угодила в смердящую никотином толпу народа. Она гудела подобно пчелиному улью – журналисты и к ним не относящиеся обсуждали, откуда вдруг посреди коридора взялась каменная статуя, изображающая существо непонятного пола, в ужасе прикрывающее лицо руками. Из правой руки шедевра торчал уродливый кусок железки. Создавалось впечатление, что скульптор от избытка чувств вонзил первое, что под руку подвернулось, в свое неудавшееся творение, а оно так и застыло в назидание коллегам и потомкам.
Пока я ошарашено глазела на статую, та пошла трещинами, начиная с железяки, и, тихо шурша, осыпалась на пол. Какая-то женщина с ужасом обнаружила, что осколок статуи пропорол ей колготки, закрыла лицо руками, и, и зияя дырой на икре, ринулась к прокуренному туалету. А до меня с опозданием дошло, что продавший искру денебец только что прекратил свое существование.
Это же возможно!
Я телепортировалась обратно.
– А занятная складывается ситуация, – сказала я по возвращении.
Ноль внимания.
Волхва в комнате не было – судя по всему, еще не вернулся. За его столом сидел металлист, и уныло созерцал свою левую руку. Чего-то на ней не доставало. Чего-то очень знакомого. Я покосилась на свою конечность, и увидела на ней ажурное колечко – подарок Полоза. Насколько я помнила, у Ильи тоже было кольцо, правда, другого дизайна. Куда же оно подевалось? Металлист, насколько мне помнится, так им дорожил, верхом совершенства считал, поэзией металла опять же, глядя на него, проникался…
– А где твое кольцо?
– Издеваешься? – мгновенно взъерепенился боевой друг и товарищ.
Настолько, что вышел из-за стола, сделал шаг в моем направлении. Я подавила в себе нешуточное желание исчезнуть немедленно.
– Сама же его в том непонятном измерении, куда мы угодили, загнала каким-то проходимцам, а теперь еще и спрашивает!
Вот оно как!
– Э-э-э… А ты уверен?
– Слушай, Лиса, не зли меня, – с угрозой в голосе ответил металлист, убирая руку за спину. – Лучше скажи, чего это ты шастаешь туда-сюда?
– Денебца в "Известиях" угробили, – безо всякого энтузиазма в голосе отозвалась я.
Загадочная уверенность металлиста по поводу моих манипуляций с его частной собственностью интриговала меня ничуть не меньше порушившейся статуи, даже, пожалуй, больше. Жалко, что нельзя попробовать разубедить товарища в его заблуждении, еще упрекнешь ненароком-то.
– Где угробили? Как угробили? Они же бессмертные!
– В здании "Известий", – повторила я. – Когда я появилась в том коридоре, где эта серая личность рекламой занималась, то застала там кучу дымящего народу, любовавшегося каменным изваянием. В руке изваяния статуи торчала железяка, которая, сдается мне, имеет ту же природу, что и та, которую мы… ты лицезрел в Щедрино. А потом…
– А потом он рассыпался, – мрачно закончил за меня металлист. – И так понятно. Что-то они там перемудрили…
– То есть?
– А то и есть, догадливая ты моя, – ответил Илья, – что, по словам той же Иланы, мы имеем дело с денебскими нацистами, основной идеей которых является истребление смертных цивилизаций. А по твоим словам выходит, что они создали оружие самоуничтожения…
– Нестыковочка…
– Слушай, а ты там ничего не напутала? – с надеждой осведомился товарищ. – Может, ты обкурилась, и у тебя случился глюк?
– Не дождешься! Что же делать будем?
– По следу пойдем, как ты и предлагала, – пожал плечами металлист. – Авось, что-нибудь путное выйдет…
– А куда ведет след?
Металлист молча показал на шкаф, за которым был ход на изнанку, и снова уткнулся в наладонник, всем своим видом показывая настырной напарнице поневоле, что разговор окончен.
– Когда отправляемся?
– Через час.
Я поторопилась уйти.
Много вещей я с собой не взяла – так, по мелочи. В основном старалась зубную пасту со щеткой, и прочие предметы гигиены не забыть. Ну и аптечку распотрошила – отобрала лишь самое необходимое. В прошлый визит на изнанку я убедилась, что на дикие земли она не тянет, да и с телепортацией у меня уже куда лучше получалось – в случае чего до Глеба Макаровича у меня был всего один шаг.
Пока собиралась, все вспоминала лицо товарища, с которым тот созерцал свою левую руку. Теперь, когда я узнала, что у металлиста пропало кольцо, и именно меня он считает виновной в пропаже, мне стало куда понятнее его поведение. И, все же, неужели ему настолько дорог металл? И, интересно, было ли у меня что-нибудь, столь же дорогое сердцу? Такое, ради чего я могла бы ополчиться на "обидчика"? Или, по крайней мере, начать себя вести неадекватно? На какой-то миг мне показалось, что пойми я сейчас, что для меня самое важное в моем существовании, и все, можно будет не беспокоиться по поводу своего туманного будущего, и не выслушивать лекции начальства о смысле жизни.
К сожалению, понять смысл собственного бытия было мне не дано…
Когда я вернулась в избушку волхва, тот уже был на месте.
Судя по его сияющему виду, миссия с его участием прошла успешно. Огорчить его, что ли?
– И не надейся, – не перестал сиять Борис Иванович. – Знаю я, что произошло с денебцем этим.
– Так какие же они после этого бессмертные?
– Поверь мне, – неторопливо набил трубку волхв. – Раньше эти сгустки мрака с искорками ничто не брало.
– А почему их нельзя разрушить? Они же, вроде как, каменными на закате жизни становятся?
– Так они сотню – другую лет представляют собой на диво живые камни, – ответил волхв таким тоном, как будто удивлялся, как это можно не знать настолько элементарных вещей. Затянулся. Выпустил струю. – Даже двигаться могут, и перемещаются, пока не найдут себе местечко поживописнее. Да и потом их хрен угробишь…
Я вспомнила одинокие валуны, там и сям разбросанные по поверхности планеты. Они действительно производили немного странноватое впечатление, и только теперь до меня дошло, почему. Камни действительно не были мертвыми. Но почему их нельзя уничтожить?
– Может быть, они никому не нужны, чтобы их уничтожать? – ответил мне на невысказанный вопрос волхв. – Извини, не могу тебе сказать. Не денебец. Ты готова?
Я потрясла собранной котомкой.
– А вы не знаете, Антон с нами не пойдет?
– Нет. У него случилось прибавление в семействе.
– И давно?
– Час назад.
– Девочка?
– Она, родимая. И не думай! Тебе через пять минут отправляться. Вернешься – насюсюкаешься.
Я хотела было спросить, уж не по этому ли поводу волхв так скоропостижно покинул нас, но постеснялась. А тот сделал вид, что не заметил моего не озвученного вопроса.