Текст книги "Забияка. (Трилогия)"
Автор книги: Тая Ханами
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 68 страниц)
Наверное, мне повезло. В том, что у металлиста нет привычки размахивать конечностями по поводу и без. И не повезло одновременно. В том, что Илья – человек, а не малолетний денебец, и мыслей у него не в пример больше, чем у Иззи.
Но это все были мелочи по сравнению с тем, как мне не повезло с тем, что Илюха угодил в этот портал. Кстати, а зачем он вообще находился у ветеранки в саду?
– А где ему еще быть? – развела руками Илана. – Так я хоть как-то за ним присматриваю, а так – в него мои земляки попадали.
– А почему тогда он без стража стоит? – удивилась я. – Раз он настолько опасен?
– Так он – блуждающий и форму меняет, – ответила собеседница. – Робот за ним не уследит, а живое существо сгинет. А у меня из сада он никуда не денется. Кроме того, мы им разведчиков своих проверяем.
– Понятно, – мрачно изрекла я. – Мы в разведчики не годимся.
Денебка пристально посмотрела на меня, словно просвечивала взглядом насквозь. Удивилась, посмотрела еще раз.
Я воспользовалась паузой, погрузилась в созерцание гористых сумерек. За одной скалистой грядой синего цвета следовала другая, чуть более серая, за ней – фиолетовая. Светящийся туман клубился у подножия хребта.
– Сложно сказать, – наконец изрекла ветеранка внешней денебской разведки. – То ли Борилий совсем спятил, то ли он – гений. В одиночку вы бы все пропали, причем почти сразу. А так – неплохо справляетесь.
– Почему пропали бы? – обиделась я.
– Потому что на разведчика, как и на любого другого специалиста, учиться надо, – таким тоном, каким обычно втолковывают прописные истины младенцу, ответила мне ветеранка. – А ты, я вижу, учишься чуть больше года. Да и то, не на разведчика, а на мага.
Ага! На "специалиста, которому нет равных!" На Ваню-дурачка женского полу!
Но я все-таки была не одна в нашей команде:
– Зато Антон учился всю свою жизнь. Да и Илья…
– Они же как это… – замялась инопланетянка, забыв нужное слово. – О, ученые! А это, заметь, и рядом с разведкой не лежало. Вот твой увлеченный металлом товарищ и не устоял перед искушением прикоснуться к тому, что бесконечно ему интересно. Но зато теперь, если он переживет этот… инцидент, у него будут неплохие шансы стать разведчиком.
Наверное. Да. Если переживет, то станет.
– Хоть бы уже скорее все это закончилось, – вздохнула я. – А как вы думаете, он…
– Прежним уже не останется в любом случае, – ответила Илана на мой невысказанный вопрос. – Что-то в нем обязательно изменится.
– Понятно. Опять борьба бобра с козлом, – помрачнела я.
– Кого с кем? – не поняла денебка. – При чем тут эти животные?
– Добра со злом, – не смогла удержаться я от улыбки, глядя на ее удивленное лицо.
Илана расхохоталась. Все же, наверное, она прибеднялась насчет чувства юмора.
– Ну ладно, – поднялась, отсмеявшись, хозяйка дома. – Мне пора. А ты… – замялась она. – Не отталкивай Илью, если сможешь.
– Почему? – удивилась я.
– Уж очень быстро ты его нашла, – непонятно ответила бывшая разведчица, и направилась к выходу из сада.
* * *
Эту ночь, как и предыдущую, я спала одна. С заклеенным ртом на всякий пожарный. А все из-за боязни сболтнуть лишнее при металлисте. Я же не знала, есть ли у меня привычка разговаривать во сне, или нет. А вдруг от душевного потрясения появится?
Но я зря перестраховывалась. Ночью мне приснился не металлист, занудный и невежливый, а богатая на шалости жизнь юного дракона. То ли мой мозг буквально воспринял мое собственное желание о не причинении зла, пусть даже невольного, боевому другу и товарищу. То ли загруженные в память сведения не желали валяться без дела, но, так или иначе, спалось мне весело. Снилось мне, будто не огненный Рассвет, а я участвую в соревнованиях только что окунувшихся в Источник драконов в искусстве управления пламенем. Оказалось, что разных типов пламени у меня было никак не меньше ста. Я могла использовать тоненькую струйку, такую, что в сухом древесном листике появлялась еле заметное обгорелое отверстие, а могла, при желании, целиком спалить шестисотлетнее дерево за какие-то доли секунды. Собственно, поэтому я соревнования и проиграла – дерево жечь не захотела. Кроме того, мне был неприятен азарт соплеменников, выбирающих дерево потолще.
"Что-то странные у моего дракона приоритеты были", – потягиваясь, думала я с утра пораньше. – "Чтобы молодой и азартный огнедышащий ящер, да деревья жалел? Во дает!"
На этом, собственно, мои раздумья о странностях юной драконьей природы и закончились. Кинув взгляд на часы, я вскочила с кровати. Через каких-то пять минут у нас начиналась тренировка по отождествлению денебца с его запахом, а я еще была не одета!
Когда мы приступили к занятию, выяснилось, что друид, во-первых, вновь обрел нюх, а, во-вторых, он в местных мужских "фотографиях" смыслит так же, как коза в – балете. Антон повторил наши отрицательные вчерашние успехи, и только. За исключением того, что не смог разглядеть деталей в бывшем облике разведчицы.
– Что же, – сжалилась Илана над взмокшим от усилий друидом. – Отсутствие результата – тоже результат. Наверное у вас ничего не выйдет, ребята.
– Да уж, – понурилась я.
– Пессимистка, – жестко прокомментировал мое состояние металлист. – Не надо… подрывать боевой дух нашей команды, – попытался он, как мне показалось, смягчить свое первое высказывание.
"Ого!" – подумала я. – "Прогресс. Уже совесть прорезалась. Вслух".
Обретший не только нюх, но и слух, друид с удивлением воззрился на товарища. Потом вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно покачала головой – мол, не спрашивай. Антон непонимающе моргнул и повернулся за объяснениями к денебке, наблюдавшей сцену выяснения взаимоотношений с печалью в сияющем взоре. Судя по тому, как постепенно округлялись глаза друида, он узнал от Иланы много нового.
По окончании телепатического сеанса Антон повернулся ко мне и сочувственно присвистнул. Я деланно вздохнула.
А на самом деле, настроение у меня было преотличное. С тем, что мне придется тепрпеть наезды товарища, я примирилась, а сегодняшней ночью окончательно убедилась в том, что у меня появился способ избегать печальной реальности. И довольно неплохой способ-то. Я бы даже сказала, что увлекательный. И мне интересно, и не сболтну ничего лишнего, и Рассвет продолжал жить. Хотя бы виртуально.
А между тем заседание продолжалось.
– Что же, – послышался сверхвысокий голос денебки. – У вас не вышло с образами, и примем это как данность. Давайте думать дальше.
– Может, испросить особое разрешение для Штирлица на пребывание в нашем мире? И он сам отыщет своих сограждан?
Ветеранка покачала головой:
– Этот вариант не пройдет. Запрет для наших мужчин строг, а они законопослушны, и уважают другие расы. Порой даже слишком…
Денебка замялась, но потом продолжила:
– Как бы там ни было, Штирлиц не станет свободно разгуливать по вашему миру. Он может к вам телепортироваться в случае чрезвычайной ситуации, и если точно знает, куда, и если у него есть разрешение от вышестоящей организации. Вот как несколько ваших дней тому назад случилось. Но не более того. Кстати, разрешение ему выбивали целый месяц по вашему времяисчислению…
Странно. Очень странно. Только что Илана сказала, что их мужчины законопослушны. Но тем не менее, заключенные-то были. И, похоже, сбежали. На Землю.
– А за что они хоть были наказаны-то?
Ветеранка погрустнела. Решилась.
– Мне хотелось всеми силами избежать этого разговора, – грустно молвила она. – Поэтому я и затеяла эту безнадежное мероприятие с… фотографиями. А на самом деле, надо было сразу говорить вам, в чем дело. Речь пойдет о самой сокровенной тайне моего народа, и обещайте мне, что никому ни слова не расскажете из того, что здесь услышите. Борилию можно, но он, вероятно, и в курсе.
Мы, естественно, пообещали.
– Как вам уже известно, местные мужчины сильно отличаются от местных женщин, – повела денебка свой рассказ.
Больше того, женщины были смертными в нашем понимании этого термина, а вот мужчины продолжали свое существование в камне, пока природные катаклизмы их не разрушали. Денебцы активно искали аналогичных себе во Вселенной, но, чем больше они миров узнавали, тем печальнее становился факт – все так или иначе прекращают свое существование насовсем, а они – нет. Со временем денебцы практически прекратили визиты на чужие планеты – отчасти потому, что устали от поисков себе подобных, а отчасти потому, что уж больно много разрушений и прочих бедствий могли причинить.
Вместо активных поисков они начали подглядывать за жизнью обитателей других миров, благо постоянных порталов на планете хватало. Но все наблюдения говорили об одном – все остальные смертны, а они – нет. В общем, у них развился своего рода комплекс – вместо того, чтобы спокойно заниматься своим делом, чуть ли не все мужское население планеты (за исключением армии и особо мудрых элементов) терзало себя за чаркой огненного коктейля возле порталов, показывающих пышные похороны на кладбищах иномирцев.
– Все же они – такие же люди, как и все остальные, – не выдержала я абсурдности рассказа.
– Почему? – удивленно воззрилась на меня денебка.
– Ну, не знаю, – попыталась я оформить в слова свое невнятное ощущение. – Постараюсь объяснить, только начать придется издалека. Вот, допустим, наши женщины всегда переживают по поводу того, что стареют, и у них появляются морщины. И наши ученые бьются над проблемами возрастных морщин.
– Я бы тоже переживала по этому поводу, наверное, – задумалась денебка.
– А вы не стареете? – с удивлением воззрился на нее друид.
– Как вы уже, должно быть, поняли, наши женщины иногда кардинально меняют свой облик, – ответила денебка. – Ну, например, я изменилась, когда у меня родился сын. Раньше я была куда меньше ростом и… вы видели отпечаток. А не видели, – посмотрела она на мотающего головой Антона, – так у начальства своего выясните, какая я была раньше. Я думаю, он вам охотно расскажет.
Ну да. На том отпечатке была неряшливая лохматая девчонка, а теперь перед нами сидела светоносная красавица. Эх! Нам бы такие изменения вместо тех изменений, которыми нас наградила природа…
Я поймала себя на том, что мечтаю о несбыточном. Как и все люди.
– Ну так вот, собственно, – продолжила я свою мысль. – А еще наши ученые бьются над проблемой бессмертия. И ваши мужчины мечтают о том, чего у них нет и быть не может. Значит, они люди.
– Фальсификатор, – незлобно подытожил мои предположения металлист.
– А я не претендую на истину, – ответила я ему. – Это так, ощущения вслух.
– Что-то в этом есть, – задумчиво сказала денебка. – Надо будет подкинуть эту идею нашим философам, пусть позабавятся. Но, если честно, я не думаю, что такое объяснение их удовлетворит.
Но самим поганым во всей этой истории, что, по всей видимости, среди денебцев завелись фашисты, проповедующие свою уникальность и неповторимость. Сначала их не воспринимали всерьез – как это так, все вокруг неправильные, только мы такие, как надо? Что за бред!
Но, время шло, и, к сожалению, идея становилась все более и более популярной.
– Насколько популярной? – мрачно осведомился металлист.
– Примерно пятьдесят последователей, – уныло отозвалась денебка. – Ужасно много.
– Много? – удивилась я.
– Для нас – увы, много, – подтвердила Илана. – Нас не так много, как людей на вашей планете. Эта идея начала распространяться очень быстро. И, потом, обычно наши люди вообще не склонны менять свое мировоззрение. Мы изолировали философа и его приспешников, и вроде бы, все затихло. Но, надолго ли? Ведь нам так и не удалось выяснить, откуда у местного основоположника фашизма появилась его, с позволения сказать, "мысль".
– А почему вы не склонны менять мировоззрение? – удивился друид.
– Мужчины не склонны, – поправила его Илана. – Они рождаются либо со светлым огнем, либо с темным, и середины у них нет.
– И уживаются? – не поверила я.
– До сих пор прекрасно уживались, – пожала точеными плечами ветеранка. – Во-первых, нас действительно не так много. Но, что куда более существенно, до сих пор никто из них не мог поменять свою природу, а потому никто никого сроду ни в чем не переубеждал. Они лишь подтрунивали друг над другом – мол, у тебя поле не так завернуто. И все. Те, кто… поумнее, отбираются в самом детстве, и воспитываются в строгости.
– Как Штирлиц, что ли?
– И он лучший, можешь мне поверить. Я бы даже сказала, в нем много чисто женской смекалки.
Кстати, о смекалке…
– Ведь Штирлиц нашел того беглого каторжника, что ошивается в здании "Известий"! – осенило меня.
– Тот-что-без-искры? кисло усмехнулась разведчица. – Это был просто преступник. Просто его, скажем так, камера, находилась рядом с колонией политических преступников. Когда упал метеорит, она разгерметизировалась, и тот-что -без-искры, смог улизнуть. И вот что я скажу вам, друзья. Политическим кто-то помогает скрываться от нашей внешней разведки. Потому что того-что-без-искры, мы обнаружили сразу. Другое дело, что попасть наш разведчик на вашу планету смог далеко не сразу. А вот те, что заразились националистическими идеями, как в лаву канули. Не видны они нам. И, поверьте мне, это более, чем странно.
Да… Неожиданный поворот событий, ничего не скажешь. Я-то думала, что нам придется искать каких-нибудь воришек, а выходило – политических преступников, наделенных чуть ли не единственной идеей, и той – насквозь националистической. Кто знает, какие формы она у них приняла? Что они задумали? Сидеть на чужой планете, показывать пальцем на смертных уродов и тихо хихикать? А если нет? А если что похуже?
Денебцев надо было срочно отыскать.
* * *
В тот же вечер мы вернулись на Землю. Поводя итоги, можно было сказать, что командировка местами удалась. Особенно нам повезло со спасением, если так можно было сказать, дракона – ведь он тут же окончил свое существование путем самосожжения. Еще мы выяснили, наконец, истинную причину беспокойства по поводу беглых каторжников. И то благодаря тому, что полгода назад малолетнему Иззе захотелось побродить по чужим мирам. Если бы не встреча с ним его матерью, отважной ветеранкой разведки, мы бы никогда не докопались до истины – мужское население Огненной не вело откровенных разговоров с чужаками на темы о своем бессмертии.
На этом наше везение заканчивалось, и то, как искать беглых денебцев было по-прежнему не ясно. Волхв коротко кивнул нам – мол, привет, давно не виделись, заходите с утра, и уединился с Иланой в домике. Металлист, буркнув мне что-то не совсем вежливое на прощание, похлопал Антона по плечу, и направился в сторону Слитка. Мы же с друидом пошли к Дереву.
– Эк тебя угораздило, – сочувственно вздохнул товарищ, когда Илья удалился на достаточно большое расстояние. – Что у тебя там произошло-то? Поделись, легче станет.
– Я же не могу жаловаться, – укоризненно посмотрела я на него. – Забыл? Если тебе и впрямь захочется узнать, каково мне, лучше спроси об этом завтра у начальства после того, как он мне мозги прощупает.
– Понятно, – вздохнул Антон. – Тогда не буду тебя больше пытать. Извини, я не понял. А вот, кстати, мы и пришли.
С этими словами он прислонил руку к стволу гигантского Дерева, и в нем открылся проход. Я, не задумываясь, шагнула было вслед за ним (а чего думать-то, сколько раз уж ходила!), но ствол захлопнулся прямо перед моим носом, чуть его не прищемив.
– Что еще за шуточки? – оторопела я. – Да повыведутся на Земле последние древогубцы! – отчетливо произнесла я пароль.
Никакого эффекта. Спустя пару секунд дерево неохотно приоткрылось, и из него вышли Антон и старший друид.
– Привет, Лиса! – несколько смущенно произнес дед Макс. – Что-то у нашего корпуса характер прорезался, ты уж его извини. Принял он тебя за супостата – видать, в тебе твоя основная стихия разыгралась.
– Это огненная, что ли? – недоуменно оглядела я себя. – Да я вроде бы такая же, как всегда.
Дед с сомнением покачал головой:
– Дерево редко ошибается. А если быть совсем уж честным, то никогда. Давай-ка, я тебя лучше успокою, а потом отвара мятного заварю, ты мигом остынешь до своей нормальной кондиции.
– Да пожалуйста, – обиженно глядя на Дерево, отозвалась я.
– Ну, не дуйся, – как маленькой, сказал мне дед. – Подумаешь, может, система сигнализации в кое-то веки раз обозналась, с кем не бывает?
– Да я не дуюсь, в общем-то, – начала я остывать под действием тепла ладоней старого друида, приложенных к моим вискам. – Просто устала, и все.
– Это ничего, – ответствовал дед. – Поспишь в лазарете, и все наладится. Ну вот, готово, можно идти.
На этот раз Дерево без лишнего скрипа пропустило меня. Зато старому друиду стало плохо – все-таки слишком много он от меня огня перебрал. Он, не пройдя и десятка шагов внутри Дерева, осел на землю. Сбежались друиды, поднялась суматоха. Антон оставил мне жбан с мятным отваром, а сам направился ухаживать за наставником. Я было хотела сменить его (все-таки, ему к жене надо, а друид Макс и мой наставник тоже), но товарищ сказал, что сам разберется. И что от меня, злосчастной, помощи сейчас, как с козла молока. Уютных посиделок, о которых мне так мечталось последнее время, не получилось, наставник заболел, а я была кругом виновата. С тем я и отправилась спать в лазарет.
Ночью мне снилось продолжение того же сна в котором я брела (в образе дракона) прочь от места, где обитают динозавры. Шла я целую ночь, дождь так и не прекратился, а утром я проснулась в насквозь мокрой постели.
"Эк я в чужую жизнь вжилась", – недоуменно подумала я. – "Спасибо, хоть крыло у него уже успело зарасти, а то что-то мое подсознание в последнее время шутит, и все как-то не по-детски…"
Утром меня ожидал еще один сюрприз. Моя несравненная Маня шарахнулась от меня так, что чуть было в сосну не врезалась. Это было очень странно – многоножка и сосны составляли единое целое, и Маня, насколько мною было изучено во время совместных прогулок, еще ни разу с деревьями не сталкивалась. А мчались мы с ней подчас о-го-го на какой скорости! А потому подобная реакция меня насторожила.
"Может, со мной что-то не так?" – рассеянно думала я, глядя, как Маня уворачивается от дерева.
До столкновения все же не дошло. Многоножка пришла в себя, пригляделась повнимательнее, подползла, заглядывая в глаза: "мол, прости деревянную, обозналась".
Вот тут-то мне и стало не по себе – в зеленых очах многоножки отражалась я. Но в моем облике было слишком много огня – его излишки отражались страхом в зеленых глазах смолистой многоножки.
Это было странно – я себя чувствовала, как никогда, спокойно. Никакого там жара излишнего, ни ментального, ни физического, я в себе не ощущала.
Маня тем временем опомнилась окончательно, подставила спину – мол, поехали кататься. Приехали мы к пещере дракона.
"Ты. Хотела. Сюда. Приехать", – поймала я неоформленную Манину мысль.
– Нет, – покачала головой я. – Я хотела просто кататься.
"Значит какая-то часть тебя хотела", – заупрямилась Маня.
Отлично! Только шизофрении мне не хватало до полного комплекта радостей!
– Вези обратно, – мрачно сказала я. – А еще лучше, к начальству.
"Как скажешь", – услышала я ответ многоножки.
И только тут до меня дошло, что я могу с ней общаться ментально. Прежде я лишь чувствовала ее на грани то ли догадки, то ли интуиции, а теперь вот вполне осознанно понимала. Похоже, мне и впрямь было пора на встречу с волхвом.
Глава 6.Борис Иванович меня ждал. Сидел за столом, пускал колечки дыма. Едва завидев сотрудницу свою непутевую, отложил трубку в сторону, впился глазами, снимая информацию. Только после этого соизволил поздороваться:
– Здравствуй, Лиса. Странно выглядишь. Что у тебя там на Огненной произошло?.
– И вам здравствуйте, Борис Иванович. Вы о чем? Об Илье?
– И о нем тоже. Проходи, садись, в ногах правды нету.
"Если сейчас от меня еще и кресло начнет удирать, то я точно выругаюсь", – пообещала себе я. – "Смачно, матом, и при начальнике".
Волхв покачал головой. Мне показалось, что я практически поняла, о чем он подумал.
– Ты садись, давай, – многообещающе сказал телепат. – Признавайся, с драконом общалась?
"Где ты была с восьми до одиннадцати?" – чуть не брякнула я в ответ, но все же сдержалась. Телепат укоризненно хмыкнул.
Я медленно села. Кресло обхватило меня едва ли не ласковей, чем обычно. Может, потому оно и стояло у камина?
– Ну, общалась, – честно сказала я. – А что?
– И как же вы общались, позволь поинтересоваться? – вкрадчиво поинтересовался волхв.
– По-моему, телепатически, – пожала плечами я. – Я просто провалилась в его воспоминания, а потом вышла обратно. А что стряслось-то?
Волхв задумчиво посмотрел на меня, хотел было что-то сказать, но передумал. Или не решился. Вместо этого уставился на магический огонь в камине. Я глянула в том же направлении. И поразилась. Элементалы обрели индивидуальность. Раньше они были все на одно лицо, теперь же я отчетливо видела, что характеры у них отличаются друг от друга.
Наверное, с ними было бы интересно пообщаться…
–У меня есть всего лишь догадки, – наконец, молвил Борис Иванович. – Как сделанные со слов Иланы, так и те, что появились теперь, когда ты, напуганная спонтанным визитом в пещеру дракона, вошла ко мне в кабинет. И все они туманны и не оформлены, ибо то, что, возможно с тобой происходит, вообще не может быть. Так понятно?
Умеет волхв расставить точки над "ё"… Мне было ясно только одно:
– Вы не хотите мне говорить о своих догадках.
– Нет пока, – подтвердил волхв мою правоту. – Но если ты вспомнишь, что у тебя произошло с того момента, как вы покинули Землю, возможно, что-то этой истории прояснится. Приступай, я буду рядом с тобой.
Я покивала головой (поняла, мол), и принялась дисциплинированно вспоминать недавние события – прямо с того момента, как мы втроем ступили на женскую часть планеты 14565. Драконью историю я прокручивать не стала – только обозначила. Историю с раем закончила на том моменте, как металлист ожил, и, брюзжа, направился в мою сторону – на мой взгляд, на этом месте она сама себя исчерпала. Закончила я трансляцию событий сном, представлявшим из себя воспоминания юного дракона.
Судя по еще не остывшему чаю, принесенному домовым, много времени на просмотр моей памяти у волхва не ушло. Зато озаботился он крепко. Настолько, что ошарашил меня своим вопросом:
– Лиса, а для чего ты живешь?
– То есть? – оторопела я. – Что за вопрос? О смысле жизни?
– А что, это запретная тема?
– Да нет, вообще-то. Просто я…
Как объяснить словами то, что невозможно высказать? Когда машину разбирают на части, она перестает бегать. Стоит задуматься о смысле жизни, как эта самая жизнь ускользает от тебя, задумчивой, и идет себе спокойно вне тебя. А ты лежишь на кровати, и мыслишь вселенскими категориями. И хорошо еще, если так. Как-то раз один философ, задумавшись, вышел в домашних тапочках на проезжую часть. История окончилась плачевно. Вот поэтому я не думаю о смысле жизни.
– Мысль твоя понятна, – прервал мои размышления собеседник-телепат. – Но она, извини, немного однобока. Иногда машина нуждается в ремонте.
– Я чувствую себя прекрасно, – с вызовом произнесла я.
– Я если не совсем? – вкрадчиво поинтересовался волхв. – Хорошо, давай обратимся к истории, рассмотрим ту же проблему на чужом примере.
– У меня в этой области сплошные пробелы.
– А зря. Неужели все настолько плохо? Вот, допустим, что ты знаешь о самураях?
– Почему о самураях? – опешила я.
– Потому что мне почему-то кажется, что о них тебе хоть что-то должно быть известно, раз ты получила по боевым искусствам какую-то там степень. Это раз. Во-вторых, самураи – очень поучительный пример. В каком-то смысле. А в третьих, отвечай на вопрос.
Когда волхв вот так сдвигал брови, и откладывал любимую трубку в сторону, с ним лучше было не спорить:
– Это, если можно так выразиться, привилегированная воинская каста феодальной Японии.
– И какая же у них была привилегия? – насмешливо осведомился Борис Иванович.
– Умереть достойно, – тут же ответила я. – Ну… И еще относительно безнаказанно отнимать жизни у крестьян только потому, что под горячую самурайскую руку подвернулись.
– Что же, с темой ты хоть как-то знакома, – усмехнулся телепат. – Тогда поведай мне, о сотрудница моя, в чем же состоял самурайский смысл жизни.
Мне не хотелось думать о смысле жизни. И я уже говорила о машине, которая не бегает. Но была и вторая причина. Это раньше было модно говорить о смысле жизни. А в мое время подобный интерес, высказанный вслух, вызывал лишь понимающе-многозначительную усмешку у собеседника: "Ну-ну. И ты туда же…"
– Я не настолько глуп, чтобы, задав вопрос, обижать насмешками отвечающего на него же. Можешь спокойно думать.
Я благодарно взглянула на волхва. Сейчас я была готова простить ему всю его телепатию – если бы не она, я бы никогда не решилась высказать вслух свои опасения. Побоялась бы. Насмешки.
Самураи, самураи… Я не жила в их эпоху, я про них только читала. Переведенную на русский язык книжку "Хагаурэ", написанную средневековым самураем Ямамото Цунэтомо. В ней понятно и доступно для широкого круга читателей описывались основные идеи "Бусидо", или кодекса чести самурая. Вот согласно набору пунктов из этого кодекса, и стоило жить молодому самураю. Их было довольно много, но я, как на грех, их все, кроме двух самых красочных, позабыла. Первый колоритный пункт был о том, что самурай должен жить так, как будто уже умер. Но его можно свести к тому, что я уже упоминала – к привилегии умереть достойно. Ну, этот момент как раз был понятен: уже умер, и в атаку идти не страшно, и страх не обезобразит красоту смерти.
А вот еще один пункт… Второй пункт, поразивший в свое время юную меня до глубины души, был о правилах выбора партнера для половой жизни. Прямо так черным по белому и было написано: мол, надо выбирать чистого душой и телом юношу, из уважаемой семьи (впрочем, я за давностью лет могла и ошибаться, может, и про семью там не было сказано) и подходить к выбору со всей ответственностью.
– Что-то тебя не туда понесло, – решил внести коррективу в ход моих мыслей наставник. -
Не стоит мне вешать лапшу на уши о том, что самураи жили ради лишь сомнительных удовольствий гомосексуального характера.
– Хорошо, – покладисто ответила я. – Не буду. Попробую еще подумать.
– Подсказка. Обычно люди живут ради чего-то или кого-то. Можешь принять это как аксиому.
Ладно, пусть люди обычно живут ради чего-то. Или кого-то. Вот японцы, допустим, жили раньше ради сюзерена. Допустим. Это и так все знают. И сеппуку (оно же "харакири", оно же вспарывание себе живота ритуальным ножом определенным образом) совершали во имя чести и того же сюзерена, и, чаще всего, по его прямому приказу. Оно, конечно, круто, взять, да и умереть спокойно только потому, что тебе грозный (сопливый, смелый, тщедушный,…) босс приказал. Но, с другой стороны…
С моей, неяпонской точки зрения, не от всего этого веяло силой духа. Никак. Для того, чтобы жить, самостоятельно принимать решения, и, вдобавок ко всему, нести за них ответственность, тоже нужна смелость.
А так, получалось, среднестатистический японец впитал с молоком матери устои своего общества, и эти самые устои на уровне подсознательного им руководили. В том числе, приказывали умереть во имя хозяина. Ну и где тут воля и прочая человеческая личность? Где смелость? Скорее уж, это была некая готовая "кнопка" под названием "самоуничтожение", (вот совсем как в стиральной машине!), на которую давил господин, после чего самурай послушно самоликвидировался. Ну, перед этим, разумеется, он любовался осыпающимися лепестками сакуры. Если, опять же, ему везло, и он попадал в сезон. И если ему добрый и отзывчивый сюзерен разрешал.
Где тут жизнь? Своя воля?
Кроме того… Любая японская сказка о любви кончалась смертью того, кто рискнул полюбить по-настоящему. Одного там, или обоих – неважно. Вот строить ячейку общества можно и нужно. А любить – ни-ни. Смертельно это.
Послышался смешок волхва. Я поняла, что отвлеклась от темы о самураях. Он понял, что из меня на эту тему выжать уже ничего не удастся:
– Подытожь.
– Ради сюзерена они жили. Не самая лучшая участь, но ведь у них, как я понимаю, и выбора-то особо не было.
Волхв неопределенно хмыкнул.
– Ответ принимается. Правда, ты забыла о том, чему тебя наставник Лин учит.
Умеет волхв навести на мысль…
– При чем тут ушу? Мне почему-то кажется, что самураи им не занимались.
Борис Иванович немного устало воззрился на меня.
"Как можно не понимать таких простых вещей?" – говорила вся его пускающая ароматный дым фигура.
– Я о другом говорил. Про истинное, или божественное, если хочешь. И о том, как оно воплощается людьми в жизнь. В японской культуре есть высоты духа. Это безусловно. Вот только претворить в жизнь их могут единицы. Но едем дальше. На досуге измыслишь, для чего живет современная среднестатистическая женщина. На досуге, я сказал. А заодно подумаешь, ради чего живешь ты сама. Что? Никак уже знаешь?
"Чтобы кататься на Мане", – хотела было ответить я.
Каков вопрос, таков и ответ. Но я не успела ничего произнести вслух – в дверь вежливо постучали, волхв от меня, наконец, отвернулся, а на пороге появился металлист.
"А вот теперь я пойду, и выпущу свои кишки наружу", – устало подумала я. – "Наверное, именно к этому и вел весь этот треп о самураях".
Конечно, умирать я не собиралась. Но терпеть ежедневно то, как небезразличный тебе человек обливает тебя холодным презрением с ног до головы? И при этом оставаться собой? Это было сложно, друзья мои. Практически нереально.
* * *
Что-то было не так.
Я ожидала от металлиста любой, сколь угодно негативной, реакции на свое присутствие. А у него не было никакой. Точнее, была реакция человека, в первый раз увидевшего совершенно постороннюю личность.
– А это и будет мой партнер? – кивнул в мою сторону головой Илья.
– Да, – с удивлением уставился на металлиста волхв. – А что?
– Тогда давайте знакомиться, – сияя улыбкой, подошел ко мне боевой друг и товарищ. – Меня Илья зовут.
Я растерянно взглянула на начальство. Оно ответило мне тем же, еще и плечами пожало. Ладно, потом разберемся.
– Лиса, – ответила я. – С ударением на переднем слоге.
– Очень приятно, – скользнув по моей фигуре взглядом, ответил хорошо знакомый металлист.
"Кончай дурака валять!" – хотела ответить товарищу я, но поглядела на Бориса Ивановича, и сдержалась. У видавшего виды волхва отвисла челюсть в прямом смысле этого слова. Потом стопятидесятилетний могучий маг все же взял себя в руки, и усиленная работа мысли отразилась у него на лице.
– Илья, – позвал он моего компаньона. – Ты вчера свою сестру Жозефину навещал?