Текст книги "Мифы Дальнего Востока. От хозяина тайги Дуэнте и шаманки Кытны до духов вулканов и мухоморных девушек"

Автор книги: Татьяна Муравьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Незадолго до этого на Сахалине побывал Антон Павлович Чехов – он начал перепись населения, но успел переписать только ссыльных и каторжан, и начальник округа Владимир Осипович Кононович поручил Штернбергу продолжить эту работу и переписать представителей коренных народов Сахалина.

Группа гиляков с Л. Я. Штернбергом. Гиляки. Начало XX в. МАЭ 1837-189.

Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)

Штернберг пустился в путь. На собачьей упряжке он объехал северную часть Сахалина, населенную нивхами и орочами. В переводчики ему был назначен нивх Гебелька, но Штернберг решил научиться с его помощью сам говорить по-нивхски. В результате он смог свободно объясняться с нивхами и заслужил их доверие. Штернберг останавливался в их юртах, приучил себя есть тюлений жир и параллельно с переписью начал вести наблюдения этнографического характера.

За семь лет сахалинской ссылки Штернберг объехал весь остров, познакомился с жизнью и бытом всех населяющих его народов. Во время поездок ему пришлось пережить немало приключений. Так, в июне 1891 года он проделал долгий путь на лодке по реке Тыми, а далее предполагал ехать на оленях, которых ему обещали дать орочи. Но они почему-то не сдержали своего обещания, и Штернбергу пришлось добираться до мыса Делиль де ла Кройера, южной оконечности земель, населенных нанайцами, пешком и лишь изредка верхом. Случалось ему оказываться и в центре местных конфликтов. «В Александровске распространился слух, – отмечал он в одном из писем, – что меня якобы убили гиляки (так в то время называли нивхов) во время межродовых войн».

Результатом его исследований стала очень интересная монография «Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны», в которой он в числе прочего довольно много рассказывает о верованиях и мифологии народов Сахалина. Среди «Десяти заповедей этнографа», составленных Штернбергом, была такая: «Не навязывай насильно исследуемому народу своей культуры: подходи к нему бережно и осторожно, с любовью и вниманием, на какой бы ступени культуры он ни стоял».

По окончании ссылки в 1897 году Штернберг вернулся в Петербург. С 1901-го он работал в Музее этнографии и антропологии, преподавал на этнографическом отделении Государственного географического института, который после революции стал называться Ленинградским институтом истории и литературы. Известный исследователь народов Дальнего Востока Владимир Клавдиевич Арсеньев, считавший Штернберга своим учителем, назвал его «основоположником новой русской этнографической школы».

Штернберг скончался в 1927 году, на его могиле написано: «Все человечество едино».

БРОНИСЛАВ ОСИПОВИЧ ПИЛСУДСКИЙ

Бронислав Осипович Пилсудский (1866–1918) не был профессиональным этнографом, он, как и Штернберг, попал на Сахалин в качестве ссыльного. Но судьба распорядилась так, что всю свою жизнь он посвятил изучению этнографии нивхов, ороков и айнов.

Бронислав Пилсудский родился в небольшом городке Зулове близ Вильны (Вильнюса) в польской дворянской семье. В ранней юности он проникся витавшими в то время в воздухе идеями вины дворянства перед народом. Будучи гимназистом-старшеклассником, Пилсудский писал в дневнике «о неравенстве и несправедливости нашего социального строя, который принуждает одних жить за счет других».

В 1886 году Пилсудский поступил на юридический факультет Петербургского университета и сблизился с «Фракцией» – студенческим отделением революционной организации «Народная воля», которая готовилась к покушению на Александра III. Полиция заподозрила неладное, и в день покушения троих бомбистов взяли с поличным, а затем были арестованы и остальные члены группы. Пятеро из них, в том числе старший брат В. И. Ленина Александр Ульянов, были повешены.

Пилсудский, скорее всего, не был причастен к непосредственной подготовке покушения, а возможно, и вообще не знал о нем, но тем не менее ему поначалу тоже вынесли смертный приговор. Однако император заменил казнь пятнадцатью годами каторжных работ на Сахалине.

Прибыв на остров, Пилсудский писал отцу: «Я увидел первый раз то место, где должна протекать моя новая жизнь. Я вспомнил о прошлом и о том, что оставил я в родном краю, и жутко сделалось мне на сердце…»

Молодой человек был заключен в каторжную тюрьму в селе Рыковском. Сначала он вместе с другими заключенными работал на лесоповале, был занят на строительных работах. Но образованные люди ценятся в любой среде, и через некоторое время тюремное начальство перевело его в канцелярию. Пилсудскому было поручено вести метеорологические наблюдения и работать учителем в школе для детей тюремных служащих. Эти занятия давали определенную свободу. Он жил в отдельной избе, мог беспрепятственно перемещаться по острову.

Фото Б. О. Пилсудского. Портрет семьи с сестрами. Айны. Сахалинская область. Не позднее 1909 г. МАЭ 1472-36.

Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)

В 1891 году Пилсудский познакомился с Штернбергом и по его примеру начал собирать материалы по культуре и быту коренных народов Сахалина и записывать их фольклор. Благодаря доброжелательности и умению общаться Бронислав Осипович легко сходился с людьми самого разного состояния и положения. Нивхи, ороки и айны вскоре прониклись к нему доверием, а он относился к ним как к людям, достойным самого глубокого уважения.

В 1897 году Пилсудский был переведен в разряд ссыльнопоселенцев. К тому времени у него накопился большой и интересный этнографический материал, он начал печататься (правда, под псевдонимом) в газете «Владивосток», что дало ему некоторую известность в научных кругах. В 1898-м по ходатайству Общества изучения Амурского края Пилсудский был направлен во Владивосток для работы в музее общества.

В 1901 году срок его ссылки закончился, но Пилсудский решил остаться на Сахалине и продолжать работу. В 1903 году он был награжден серебряной медалью Русского географического общества «За труды на пользу науке».

Во время очередной поездки по острову он познакомился с айнским старейшиной Кимура Богунка и влюбился в его племянницу Чухсанму. Их торжественное бракосочетание состоялось в деревне Ай и было совершено по айнскому обряду.

Пилсудский был уверен, что проживет на Сахалине до конца своих дней. Но в 1904 году началась Русско-японская война. Деревня Ай отошла к японцам, и над Пилсудским нависла угроза обвинения в шпионаже. Нужно было возвращаться в Европу. «Должен поехать на запад, – пишет он, – хотя и пугает меня жизнь тамошняя». Он хотел ехать вместе с женой, которая тогда была беременна, и маленьким сыном, но Кимура Богунка не разрешил. Слово старейшины было для Чухсанмы, как и для любой айнской женщины, законом, и Пилсудский уехал один.

Он поселился в Кракове. В Польше в это время шла интенсивная политическая борьба, одним из лидеров которой стал младший брат Пилсудского – Юзеф. Бронислав был далек от политики, суета большого города казалась ему утомительной и бессмысленной, и он почувствовал себя чужим на родине предков. Бронислав Осипович пытался заниматься обработкой своих сахалинских материалов, но ему было ясно, что эти занятия бесперспективны. «Здесь, в Польше, – с грустью отмечал он в одном из писем, – нет ни средств, ни особого интереса к этой области науки».

С началом Первой мировой войны Пилсудский уехал в Швейцарию, затем обосновался в Париже. Он говорил, что ему не хватает воздуха, пространства и движения, мечтал вернуться на Дальний Восток. А 17 мая 1918 года Пилсудский утонул в Сене. Говорили, что это было самоубийство.

ВЛАДИМИР ГЕРМАНОВИЧ ТАН-БОГОРАЗ

Владимир Германович Тан-Богораз (1865–1936) – один из крупнейших исследователей народов Чукотки, также попал на Дальний Восток в качестве ссыльного.

Он родился в 1865 году в городе Овруче Волынской губернии в еврейской семье. Переехав с родителями в Таганрог, Богораз поступил в гимназию, где одновременно с ним, только классом старше, учился А. П. Чехов.

Окончив гимназию, Богораз поступил в Петербургский университет, на физико-математический факультет, но скоро перевелся на юридический. В университете он страстно увлекся революционными идеями, в чем немалую роль сыграла его старшая сестра Прасковья. Она училась на женских курсах, входила в революционную организацию «Народная воля» и, как писал Богораз, была «добела раскалена землевольческим огнем».

Но Богораз и сам по натуре был бунтарем. Обладая бурным общественным темпераментом, он, по его собственным словам, всю жизнь «дрался с начальством» и, будучи уже в преклонных годах, с гордостью сообщал, что «привлекался к суду по делам политическим и литературным раз двадцать».

Став членом «Народной воли», он организовал подпольную типографию, где печатались революционные листовки, активно вел пропаганду среди рабочих, несколько раз был арестован, год провел в одиночном заключении и в 1889 году был сослан на десять лет в Среднеколымск. Чиновник, объявивший ему приговор, сказал на прощание: «О Среднеколымске мы ничего не знаем, кроме того, что там жить нельзя».

И. В. Ческий. «Вид Среднеколымского острога и реки Колымы вниз по оной». 1802 г.

Атлас карт и рисунков к путешествию в Северо-восточную часть России и на острова северной части Тихого океана флота капитана Г. Сарычева, 1802

Условия на Колыме действительно были очень суровые: зимой стояли лютые морозы, так что «плевок замерзал на лету»; весной, когда заканчивались припасы, наступало время бескормицы. Но для людей, наделенных энергией и верой в себя, нет ничего невозможного. Ссыльных в Среднеколымске было около пятидесяти человек, они основали коммуну, которую сами называли «Колымской республикой», и взялись за организацию хозяйства. Ловили рыбу, заготавливали дрова, завели домашнюю скотину, вскопали огороды, которые для тех краев были большим новшеством. По вечерам собирались все вместе, читали вслух, обсуждали прочитанное, спорили, пели песни. «Незабвенными годами» называл время ссылки Богораз.

Среднеколымск окружали чукотские стойбища, и Богораз начал изучать жизнь и быт чукчей. Очень скоро он понял, насколько важно исследование коренных народов – «первобытных, полуистребленных и почти совершенно неизвестных». Занятия этнографией Богораз называл «социальным заданием эпохи». В чукчах его поражало мужество, самодостаточность и присущая ему самому воля к борьбе. По его словам, чукчи «от поколения к поколению с незапамятных времен так привыкли к борьбе с морем, морозом и ветром, что без нее жизнь показалась бы им лишенной содержания и смысла».

В 1894 году, оставаясь ссыльным, Богораз получил разрешение принять участие в качестве этнографа в Сибиряковской экспедиции, организованной на средства богатого золотопромышленника Иннокентия Михайловича Сибирякова, и на протяжении двух лет кочевал среди чукчей. Он жил в ярангах, ел мороженую оленину, выучил чукотский язык, записывал мифы, сказки, песни и шаманские заклинания. Чукчи прозвали его «Пишущий человек». Работа «Пишущего человека» вызывала у них неподдельный интерес. Богораз рассказывал, как однажды, остановившись на ночлег в яранге чукчи по имени Ятиргин, он заработался до поздней ночи, но хозяин отказывался лечь спать, пока бодрствует его гость. «Нет, нет! – решительно отвечал Ятиргин на все уговоры. – Пока твои глаза еще смотрят, стыдно моим закрываться. Буду тебе товарищем скуки. Стану смотреть на бег твоей руки».

Кроме того, к своему удивлению, Богораз прослыл среди чукчей знатоком шаманских заклинаний. Случалось, какой-нибудь молодой шаман говорил ему: «А ну-ка, погляди в свою колдовскую книгу, выскажи, какое заклинание против весенней слепоты».

В ссылке Богораз начал писать беллетристику. Под псевдонимом Тан он отправил несколько рассказов о жизни чукчей в журнал, который выпускал известный писатель и общественный деятель Владимир Галактионович Короленко. Тот высоко оценил эти рассказы: «Все это оригинально, неожиданно, странно… запечатлевается в памяти и дает картину своеобразного, неведомого быта».

Литературной деятельностью Богораз занимался до конца своих дней. Его перу принадлежат романы «Восемь племен», «Жертва дракона», «Союз молодых», многочисленные рассказы и очерки. Большинство из них основано на мотивах чукотского фольклора и овеяно поэзией древних северных сказаний.

В 1899 году Богораз по ходатайству Академии наук был возвращен в Петербург и вскоре получил предложение принять участие в экспедиции, которую организовал известный американский ученый Франц Боас. С этой экспедицией Богораз объехал земли чукчей, коряков, эскимосов, ительменов и на основе собранных материалов написал монографию «Чукчи», которая до сих пор остается самым фундаментальным трудом по этой теме.

После революции Богораз продолжил работать с прежним энтузиазмом. Он сотрудничал с Музеем антропологии и этнографии Академии наук, преподавал в разных вузах, совместно с Сергеем Николаевичем Стебницким написал первый букварь для школ Севера; по его инициативе были основаны Институт народов Севера, Комитет содействия народам северных окраин, Музей истории религии и атеизма.

Скончался Богораз в 1936 году. За несколько лет до смерти он писал: «Столько налипло на душе всякой дряни за полвека, как раковин на днище корабля. Был революционер, потом беллетрист, ненасытный художник, всемирный гражданин… Революция счистила все, и старое судно снова поднялось и надуло паруса…»

ВЛАДИМИР КЛАВДИЕВИЧ АРСЕНЬЕВ

Очень многие представляют себе Дальний Восток прежде всего по романам Владимира Клавдиевича Арсеньева «Дерсу Узала», «По Уссурийскому краю» и др. Книги были написаны более ста лет тому назад, но до сих пор пользуются большой популярностью и постоянно переиздаются. Однако Арсеньев (1872–1930) был не только писателем, но и ученым-этнографом.

Он родился в Петербурге. Его отец служил на Николаевской железной дороге, любил читать и привил эту любовь сыновьям.

Подполковник Арсеньев со знаком ордена Святого Владимира 4-й степени. До 1917 г.

Wikimedia Commons

В детстве Арсеньев, как и многие мальчишки, увлекался приключенческими романами Жюля Верна, Фенимора Купера, Майн Рида, но с неменьшим интересом читал также документальные описания путешествий, труды по географии и естествознанию. Уже тогда его привлекала исследовательская деятельность, однако по настоянию отца он поступил в юнкерское училище. Военную географию там преподавал известный путешественник Михаил Ефимович Грум-Гржимайло, принимавший участие в экспедициях на Памир, Тибет, Тянь-Шань. Он много рассказывал о Дальнем Востоке, и у Арсеньева появилось горячее желание своими глазами увидеть этот малоизученный край.

По окончании училища Арсеньев получил чин подпоручика и был направлен в полк, который стоял в городе Ломже. К месту службы он поехал не один, а с молодой женой, семнадцатилетней Анной Константиновной Кадашевич.

Арсеньев добросовестно исполнял свои служебные обязанности, а в свободное время усердно занимался естествознанием. Анна Константиновна вспоминала: «Я в Ломже все время воевала с Володей. Он приносил домой всякую гадость: поставил террариум, там жили жабы… Еще возился со зверьками – жуки, бабочки, всевозможные насекомые».

Однако Арсеньева продолжал манить Дальний Восток. Он подал прошение о переводе в те края, и в 1900 году получил назначение в 1-й Владивостокский крепостной пехотный полк.

К тому времени Арсеньев уже успел зарекомендовать себя как умный, храбрый и исполнительный офицер, и на новом месте службы его сразу поставили во главе так называемой охотничьей команды. Охотниками тогда называли добровольцев, которым поручались особо сложные и рискованные задания, к тому же требующие умения принимать самостоятельные решения. Отряд Арсеньева занимался разведкой, картографированием местности и сбором статистических данных о населении края. С 1900 по 1903 год Владимир Клавдиевич совершил целый ряд экспедиционных рейдов, изъездив весь юго-восток Уссурийского края.

Однако наряду с основными заданиями он успевал по собственной инициативе заниматься наблюдениями местной флоры и фауны, геологическими и этнографическими исследованиями и даже провел археологические раскопки, отправив наиболее интересные находки в Русский музей.

Во время Русско-японской войны Арсеньев принимал участие в обороне Владивостокской крепости, отражал японский десант в районе залива Святой Ольги и был награжден орденом Святой Анны 3-й и 4-й степеней с надписью: «За храбрость».

В 1906 году он возглавил масштабную экспедицию, снаряженную для сбора военно-географических и военно-статистических данных на случай новой войны с Японией. Экспедиция должна была исследовать Сихотэ-Алинь – горную область, простирающуюся от южного Приморья до устья Амура, и продолжалась полгода.

В заливе Святой Ольги экспедиции пришлось задержаться на месяц. Владимир Клавдиевич побывал в окрестных стойбищах орочей, удэгейцев и нанайцев, собрал большой этнографический материал, причем сделал важное открытие: доказал, что удэгейцы – «лесные люди», которых раньше объединяли с орочами, – представляют собой самостоятельный народ.

А 3 августа 1906 года в верхнем течении реки Тадуши произошла первая встреча Арсеньева с героем его последующих литературных произведений – нанайцем Дерсу Узала. Владимир Клавдиевич вспоминал: «Я понял, что Дерсу не простой человек. Передо мной был следопыт, и невольно мне вспомнились герои Купера и Майн Рида».

Арсеньев нанял Дерсу Узала в качестве проводника экспедиции. Несмотря на разницу в общественном положении, жизненном опыте, возрасте – нанаец был значительно старше, – Арсеньев и Дерсу по-настоящему подружились. Глубокая народная мудрость немолодого нанайца, его умение жить в гармонии с природой, храбрость и самоотверженность внушали Владимиру Клавдиевичу восхищение. «Не раз, – рассказывал Арсеньев, – рискуя своей жизнью, он смело бросался на выручку погибающему, и многие обязаны ему жизнью, в том числе и я лично».

Дерсу Узала много помогал Арсеньеву в его этнографических исследованиях, рассказывал про обычаи и верования нанайцев, с его слов Арсеньев составил список нанайских богов и духов.

В 1907 году за первой экспедицией на Сихотэ-Алинь последовала вторая, продолжавшаяся семь месяцев, а в 1908 году – третья, самая долгая, на которую ушло более полутора лет. За это время Арсеньев и его спутники преодолели огромные расстояния, пережили множество приключений, не раз им грозили серьезные опасности. Арсеньев вспоминал: «Четыре раза я погибал с голоду, три раза тонул, дважды подвергался нападению диких зверей (тигр и медведь). И ничего!»

В 1908 году нелепо и бессмысленно погиб Дерсу Узала. Он был убит беглым каторжником, который позарился на его охотничье ружье.

Во время экспедиций Арсеньев регулярно вел дневник, и его путевые заметки начали печататься в газете «Приамурье». Впоследствии они легли в основу книги «В горах Сихотэ-Алиня».

Несмотря на то что научные изыскания и литературный труд давно уже стали главным смыслом жизни Арсеньева, он по-прежнему оставался на военной службе. В 1911–1913-м ему было поручено руководство рядом секретных экспедиций, которые считались научно-исследовательскими, но на самом деле были направлены на борьбу с хунхузами – организованными и хорошо вооруженными бандами разбойников, которые терроризировали Уссурийский край. Арсеньев сумел задержать и отправить на родину несколько сотен таких разбойников.

Второй задачей операции была борьба с браконьерами, которых Арсеньев ненавидел всей душой и называл «самыми ужасными хищниками, беспощадными и свирепыми». Ему удалось уничтожить огромное количество браконьерских баз и ловушек, поставленных на дикого зверя.

Когда в октябре 1917 года в России произошла революция и началась Гражданская война, Арсеньев, будучи человеком мыслящим и объективным, не встал ни на чью сторону, однако остро переживал события, разделившие общество на два враждующих лагеря. У него была возможность эмигрировать, но он сознательно отказался. «Революция – для всех, – писал он по этому поводу, – в том числе и для меня! Я недолго раздумывал и быстро решил разделить участь моего народа».

В первое послереволюционное время Арсеньев, как офицер царской армии, был поставлен на учет Государственного политического управления (ГПУ) при Народном комиссариате внутренних дел (НКВД), но потом новая власть признала его лояльность. Он продолжал свою научную деятельность, работал директором Хабаровского краеведческого музея, много занимался вопросами охраны природы, по-прежнему участвовал в экспедициях; были опубликованы и приобрели большую популярность его книги «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала». Но Владимир Клавдиевич чувствовал, что его жизнь подходит к завершению. «За время революции и Гражданской войны, – писал он в одном из последних писем, – столько было пролито крови, что у меня что-то надломилось в душе. Мое желание – закончить обработку своих научных материалов и уйти, уйти подальше, уйти совсем – к Дерсу!»

Во время очередной экспедиции он сильно простудился и 4 сентября 1930 года умер от воспаления легких.

Одновременно с перечисленными исследователями этнографии народов Дальнего Востока работали и многие другие, также посвятившие всю свою жизнь этой неисчерпаемой теме. Все они были энтузиастами своего дела, самоотверженными и отважными и ничуть не менее достойны нашей благодарной памяти. Но рассказ о них потребовал бы отдельной книги.

БИБЛИОГРАФИЯ

Аврорин В. А., Козьминский И. И. Представления орочей о вселенной, о переселении душ и путешествии шаманов, изображенные на «карте» // Сборник Музея антропологии и этнографии. М.; Л., 1949. Т. 11.

Арсеньев В. К. По Уссурийскому краю. М., 2023.

Батьянова Е. П. Коряки рассказывают о себе. М., 1995.

Бельды Р. А., Булгакова Т. Д. Нанайские сказки / Фонд культуры народов Сибири. Хабаровск, 2012. (Языки и культуры народов Дальнего Востока России. Нанайский язык и культура / отв. ред. Э. Кастен; т. 1).

Богодайко О. В. Космогоническая модель мира орочей XIX – начала XX века. Опыт реконструкции. СПб., 2022.

Вениаминов И. Записки об островах Уналашкинского отдела. СПб., 1840.

Гончарова А. А. Мифы творения и космогонические предания Камчатки. Петропавловск-Камчатский, 2008.

Золотарёв А. М. Родовой строй и религия ульчей. Хабаровск, 1939.

Иохельсон В. И. Коряки. СПб., 1997.

История и культура уйльта (ороков) Сахалина. Историко-этнографические очерки (XIX–XXI вв.). Владивосток, 2021.

Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М., 2020.

Крейнович Е. А. Нивхгу. Загадочные обитатели Сахалина и Амура. М., 1983.

Легенды Тымовской долины. Южно-Сахалинск, 2021.

Леонтьев В. В. Этнография и фольклор кереков. М., 1983.

Мифологическая проза малых народов Сибири и Дальнего Востока / сост. Е. С. Новик. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/novik/index.htm.

Можаев Б. А. Удэгейские сказки. Владивосток, 1955.

Народы Сибири. М.; Л., 1956.

Озолиня Л. В. Фольклор ороков (уйльта). Сюжеты и мотивы. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=43086316.

Орочские сказки и мифы. Новосибирск, 1966.

Островский А. Б. Религиозные верования нивхов. Южно-Сахалинск, 2005.

Петрова Т. И. Язык ороков (уйльта). Л., 1967.

Санги В. М. Легенды Ых-мифа. М., 1967.

Сем Л. И., Сем Ю. А. Мифы, сказки и предания нанайцев (гольдов хэчжэ). СПб., 2019.

Сем Т. Ю., Подмаскин В. В. Пантеон уйльта (ороков) Сахалина в XIX–XX вв.: типология и семантика // Россия и АТР. 2018. № 3. С. 151–167.

Сем Т. Ю. Верховный пантеон тунгусо-маньчжурских народов Сибири и Дальнего Востока (XIX–XX вв.). Типология и семантика образов. СПб., 1997.

Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки. М., 1974.

Сказки народов Севера. М.; Л., 1959.

Сказки об Эмэмкуте / сост. И. Т. Баранников. Л., 1940.

Сказки Чукотки. М., 1958.

Сказочная Камчатка. М.; Петропавловск-Камчатский, 2018.

Сказочная Чукотка. М., 2019.

Сказочный Сахалин. М., 2022.

Скоринов С. Н. Космогонические представления тунгусо-маньчжуров и нивхов юга Дальнего Востока России (XIX – начало XX в.) // Вестник ДВО РАН. 2005. № 2.

Смоляк А. В. Шаман: личность, функции, мировоззрение. М., 1991.

Старцев А. Ф. Этнические представления тунгусо-маньчжуров о природе и обществе. Владивосток, 2017.

Стебницкий С. Н. Очерки этнографии коряков. СПб., 2000.

Стеллер Г. В. Описание земли Камчатки. Петропавловск-Камчатский, 1999.

Тан (В. Г. Богораз). Восемь племен. М., 1962.

Татаренкова Н. А. Трансформация сюжета о превращении в морских бобров в фольклоре командорских алеутов // Россия и АТР. 2018. № 4. С. 75–90.

Тунгусо-маньчжурские народы Сибири и Дальнего Востока. М., 2022.

Фетисова Л. Е. Повествовательный фольклор ороков (уйльта) в мультикультурном пространстве Дальнего Востока // Россия и АТР. 2016. № 1. С. 234–242.

Фетисова Л. Е. Повествовательный фольклор ульчей: типология и своеобразие // Россия и АТР. 2015. № 2. С. 218–228.

Фольклор удэгейцев. Новосибирск, 1998.

Хасанова М. М., Певнов А. М. Мифы и сказки негидальцев = Myths and tales of the Negidals / предисл. Тосиро Цумагари. Osaka, 2003. Т. IV. (Endangered languages of the Pacific rim; 2003, A2–024) (Исследования по тунгусоведению; 21).

Хасанова М. М., Певнов А. М. Негидальцы: язык и фольклор. URL: eprints.lib.hokudai.ac.jp.

Чаадаева А. Я. Вселенная нанайских сказителей. URL: https://life-on-earth.ru/dalnij-vostok-rossii/vselennaya-nanajskikh-skazitelej-a-ya-chadaeva

Шаньшина Е. В. Мифология первотворения у тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока России. Владивосток, 2000.

Шаповалова С. Н. Мифологические существа удэгейской культуры в этнографических работах В. К. Арсеньева // Тр. ИИАЭ ДВО РАН. 2023. Т. 40. С. 75–86.

Штернберг Л. Я. Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны. Хабаровск, 1933.

Эскимосские сказки и мифы. М., 1988.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Все мифы и мифологические сказки, за исключением особо оговоренных, даны в пересказе автора.

2. В последующей части повествования бытовая история становится мифом: героиня превращается в божество, наделенное мощной творческой силой. Здесь и далее в сносках, за исключением оговоренных случаев, примечания автора.

3. Кухлянка – мужская и женская меховая рубаха; торбаза – высокие сапоги из оленьей шкуры. Прим. ред.

4. У многих первобытных народов существовал обычай добровольного ухода из жизни стариков, которые уже не могли быть полезными для соплеменников и не хотели быть для них обузой. Такая смерть считалась почетной и сопровождалась торжественными ритуалами.

5. Примечательно, что такие названия носят два чукотских села.

6. Тальник – ивовый кустарник. Прим. ред.

7. Образ ворона занимает большое место также в мифологии эскимосов, алеутов и североамериканских индейцев.

8. Такой мяч обычно называют «эскимосским», поскольку, по мнению исследователей, чукчи заимствовали его у эскимосов. Сейчас подобные мячи стали одним из символов Чукотки и популярным сувениром.

9. В этом мифе, в отличие от предыдущего, Куркыль предстает в человеческом обличье.

10. Танниты – в чукотском фольклоре общее название для врагов-иноплеменников.

11. Современные искусствоведы относят Онно к одному из крупнейших мастеров прикладного искусства первой половины XX века. Отец Онно был шаманом, сам Онно тоже прошел обучение у известного шамана Тамнэ, при этом одновременно осваивал и искусство резьбы по кости. В 1920–1930-х годах жизнь на Чукотке начала стремительно меняться, открывались культбазы, школы, больницы, шла активная «цивилизация». «Все это, – писал этнограф И. П. Лавров, – вселило в Онно сомнения в правильности жизненного пути, указанного отцом-шаманом, и заставило его отказаться от намерения стать посредником между людьми и духами, которые казались ему еще где-то существующими, но уже не проявляли своего могущества. Онно остался на культбазе, усиленно начал заниматься искусством и скоро прославился как лучший художник побережья. Однако он не только не скрывал своего неудачного опыта достижения шаманской силы, но, наоборот, довольно охотно рассказывал мне различные необычайные случаи, связанные с фантастическим миром шаманских видений».

12. Считалось, что бубен помогает шаману перемещаться между мирами.

13. В конце книги приведен список используемой литературы.

14. Мгновенное рождение ребенка – часто встречающийся мотив в сказках народов Дальнего Востока.

15. Причины подобного страха никак не объясняются, но можно лишь предположить, что это отголоски некоего мифа о соперничестве Ворона и Солнца, в котором Солнце оказалось победителем.

16. Хотя у народов Чукотки и Камчатки допускалось и двоеженство, и двоемужество, здесь, скорее всего, «морской» муж – вторая ипостась Великого ворона.

17. В. Леонтьев, комментируя этот миф, пишет, что он не закончен, «так как сказитель через некоторое время заболел и умер».

18. У народов Чукотки и Камчатки жены, имевшие общего мужа, назывались подругами по мужу. Мужья, имевшие одну жену, – товарищами по жене.

19. Керкер – женская одежда в виде комбинезона. Прим. ред.

20. Встречаются и другие варианты написания – Куткиняку, Куйкынняку.

21. Вероятно, имеется в виду, что на будущей земле все живое должно согреваться небесным огнем.

22. В другом варианте мифа из березы сделан русский.

23. С точки зрения орнитологии ворон и ворона – разные птицы, но в сказке они брат и сестра.

24. Тарбаган – зверек, напоминающий сурка.

25. Поскольку имена мифологических персонажей и Стеллер, и Крашенинников записывали на слух, встречаются разные варианты их написания и звучания.

26. Юкола – сушено-вяленая рыба. Ее обычно брали в дорогу, юколой из низших сортов рыб кормили собак.

27. Сарана и кимчига – растения со съедобными клубнями. По свидетельству тех, кто их пробовал, по вкусу они напоминают картофель.

28. Кирилк (то же, что и килыкил) – блюдо из рыбы и ягод.

29. По эскимосскому поверью, шторм унимается, потому что его «победил» осьминог. Но если осьминога волной выбрасывает на берег, то «победило» море и буря продлится еще долго.

30. Морской петух, или тригла, – крупная хищная рыба, обитающая в основном в теплых водах. Только одна ее разновидность (серая тригла) встречается на Дальнем Востоке. Ее плавники похожи на крылья, грудной плавник разделен на отдельные лучи, напоминающие ножки, она может издавать разнообразные громкие звуки. Серая тригла встречается редко, у эскимосов ее шкурка или изображение, вырезанное из дерева или кости, считалось одним из самых надежных оберегов, защищающих охотников от опасности и привлекающих удачу.

31. Таньги – враги-иноплеменники, в данном случае коряки или юкагиры. Во время чукотско-корякских войн эскимосы выступали союзниками чукчей, а на стороне коряков воевали юкагиры.