Текст книги "Мифы Дальнего Востока. От хозяина тайги Дуэнте и шаманки Кытны до духов вулканов и мухоморных девушек"

Автор книги: Татьяна Муравьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Оттолкнулся Мамбу шестом от берега и поплыл вниз по Амуру. Как завидит селение, так кричит: «Люди! В свой род меня прими́те! Своим назовите! Новое имя мне дайте!»

Какой род принял к себе Мамбу, какое получил он новое имя – про то неведомо. А про роды Сулаки, Зоринча и Сенкинча с тех пор никто больше не слышал. Только в сказках о них рассказывают.

КУЛЬТ БЛИЗНЕЦОВ

Подобно многим другим народам, ульчи воспринимали рождение двойни как явление сверхъестественного порядка. Считалось, что близнецы рождаются от духов и один из них «таежный», а другой – «водяной» человек. Появление близнецов было благоприятным для всего рода, поскольку все родичи через них вступали в родство с духами-хозяевами воды и тайги, и те посылали им удачу в промысле. Ульчи говорят: «Рыбу ловить, медведя ловить – близнецы счастье дают».

Сруб для хранения пуповины близнецов. Ульчи. До 1927 г. МАЭ 3618-153.

Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)

Женщина, родившая близнецов, пользовалась особым почетом, однако причастность к миру духов не проходила для нее даром. По свидетельству этнографов, ульчские женщины – матери близнецов были подвержены истерическим припадкам. Чтобы вернуться в нормальное состояние, такая женщина должна была спеть под аккомпанемент бубна особое священное предание «Дорога близнецов». А. М. Золотарёв, записавший это предание, отметил в примечании, что рассказчица, со слов которой оно было записано, «долго отказывалась диктовать, уверяя, что как только она начнет рассказывать, с ней случится припадок».

Предание представляет собой пересказ сна матери близнецов. Ей привиделось место моления, где стояли два амбара, два дома, три музыкальных бревна и три туза, то есть ритуальных дерева или шеста, на которые вешали священные стружки, а у подножия ставили идолов. От этого места начиналась «дорога близнецов», изобилующая разными препятствиями и опасностями. Героиня предания пошла по этой дороге, ей встретились три озера, три сопки, три реки, а затем торчащие из земли острые копья, медвежьи берлоги, желтая гора, каменная скала и многочисленные духи в разных обличьях. Женщина «мимо костра прошла, мимо хозяина тигров прошла, мимо хозяйки огня прошла» и наконец достигла жилища хозяина тайги59.

Там она видит, что перед хозяином тайги стоит разная еда – «кушанья простых людей», то есть та ритуальная пища, которую приносят ему во время моленья. В предании особо оговаривается, что «еда должна быть хорошей».

Комментируя довольно запутанный рассказ, Золотарёв пишет: «Это предание… имеет ярко выраженную нормативную установку. Мол, в конце дороги близнецов, описанной столь красочно, есть дом. В этом доме живет хозяин близнецов, тигров, медведей, который ест кушанья, посылаемые ему молящимися людьми. Взамен этих кушаний он дарует им удачу в промыслах. Отсюда мораль: нужно молиться и жертвовать хозяину тайги только хорошие кушанья, ибо плохие, “грязные” кушанья до хозяина тайги не дойдут».

НАНАЙЦЫ

Нанайцы – самый крупный среди тунгусо-маньчжурских народов, относящихся к южной ветви. Их численность – более одиннадцати тысяч человек. Самоназвание нанай означает «местные люди».

Нанайцы живут в южной части Амурского бассейна по берегам самого Амура и его многочисленных притоков, а также на озерах, причем обитающие вдоль рек называли себя биранкан – «речные», а живущие на берегах озер – хэвэнкэн, то есть «озерные».

Как и другие тунгусо-маньчжурские народы, нанайцы придавали большое значение своей родовой принадлежности, причем наиболее древние роды считали, что ведут свое происхождение от самого хозяина моря.

Основным занятием нанайцев, живущих в долине Амура, было рыболовство, а у тех, что жили по берегам его притоков, преобладала охота. В своем историческом развитии нанайцы испытали многовековое влияние китайцев и маньчжуров. Традиционное жилище нанайцев напоминает китайскую фанзу с отапливаемыми нарами – каннами, а распространенная одежда нанайцев – халат китайского типа.

Мифологические представления нанайцев во многом совпадали с верованиями других тунгусо-маньчжурских народов, однако в них заметно и китайское влияние. В частности, из Китая к ним пришло почитание дракона как благожелательного существа, подателя здоровья, богатства и благополучия. Его изображения вырезались на деревянных столбах нанайских жилищ, орнаментом в виде драконьей чешуи украшались халаты невест. Нанайская поговорка гласит: «Когда дракон появляется в небе, злые духи прячутся».

«КРУГОМ БЫЛА ВОДА»

В нанайских мифах о сотворении мира рассказывается, что в изначальные времена «кругом была вода, одна только вода» и так было «долго-долго».

Но как-то раз поднялся сильный ветер, вода вспенилась и понеслась бурным потоком, который закрутился мощным водоворотом. Пена в водовороте начала сбиваться, подобно маслу, твердеть и в конце концов превратилась в землю. После этого вода успокоилась и потекла вокруг земли широкой рекой.

Поначалу земля была пустынной, и только время от времени над ней пролетали разные птицы. И вот однажды утка выронила из клюва ветку лиственницы – и на земле выросли лиственничные леса; потом тетерев бросил ветку кедра – и среди лиственниц поднялись могучие кедры. Синица уронила на землю сережку тальника – и тальник стал расти по берегам рек; ворона выронила веточку березы – и появился светлый березняк. Так на земле выросла тайга.

Пожилой мужчина с женой и внуком. Нанайцы. 1957 г.

Wikimedia Commons

В этом мифе мир возникает без участия какой-либо божественной силы, но известен и другой сюжет, в котором землю создает орел и некий загадочный старик. Примечательно, что и в том и в другом варианте мифа в мире изначально, как данность, уже существуют птицы.

Вначале была вода, и над водой летал орел. Долго летал, устал. А сесть ему некуда. Другие птицы на воду садятся, а орел не может. Вдруг он увидел небольшой клочок земли. Опустился на землю, сидит, отдыхает. Хозяином той земли был один старик. Просит его орел: «Дай мне немного земли». Отвечает старик: «Бери, сколько унесешь». Наскреб орел земли когтями, набрал в клюв, взлетел повыше и бросил в воду. Так образовалась наша земля.

Еще в одном варианте мифа с теми же героями первобытный хаос представляет собой не воду, а ил. «А кто в иле может жить? Шаг ступишь – и утонешь». Кроме того, в этом варианте более отчетливо обозначена божественная сущность героев. Орел назван ипостасью небесного бога Боа-Эндури. Сказительница говорит об этом так: «Был Боа-Эндури – небесный бог – мужчина, но по виду орел».

Посреди топкого ила бог-орел увидел островок «величиной с голову сохатого». На островке возле костра сидела старуха. Боа-Эндури хотел опуститься на островок, но старуха сказала: «Нельзя тебе сюда садиться: я – На-Эндури, земное божество, а ты – небесное». Однако старуха разрешила орлу взять земли с ее островка и произнесла: «Где захочешь отдохнуть – брось комочек. Там земля будет». Орел послушался, и «так возникла земля, возвысилась над илом, и сразу вода вокруг нее выступила».

Нанайская мифология содержит несколько различных вариантов мифа о появлении на земле человека. В одном из них рассказывается, что богиня-прародительница Мямельди укусила себя за палец и из капель ее крови появились люди. В другом варианте первый человек возникает сам собой и о нем говорится, что он жил «перед тем, как появилось на земле много народу»:

Земля тогда была еще очень маленькой, и ее со всех сторон окружала вода. Человек жил один, ходил по своей маленькой земле, никого не встречая, но однажды увидел на берегу семерых неведомых существ. Возможно, это были духи, но он этого не знал и подумал: «Наверное, это другие люди!» Человек громко их окликнул, но они испугались, прыгнули в воду и исчезли. Человек подошел к тому месту, где они только что были, и увидел оставленный на земле кнут. Он не знал, что это такое и для чего нужно, но поднял кнут, внимательно его рассмотрел, потом хлестнул им по краю берега. И вдруг полоска берега откололась и стала отдельной землей посреди воды. Человек хлестнул еще раз – и земля посреди воды увеличилась. «Этак я могу много земли себе сделать» – и начал хлестать наотмашь. Прошло время, и стало земли больше, чем воды. Теперь человек мог далеко ходить.

И вот однажды ушел он совсем далеко и встретил женщину. Спрашивает ее: «Кто ты и куда идешь?» Отвечает женщина: «Я человек. Вышла из дому погулять, возвращаюсь, а ни моей земли, ни моего дома нет. Теперь хожу, ищу, куда они подевались. И вот встретила тебя. Куда дальше идти, не знаю». Говорит человек: «Не надо тебе искать свой дом. Оставайся со мной, и мой дом будет твоим».

Привел человек женщину к себе, стали они мужем и женой. Родились у них дети, от которых и пошел весь человеческий род.

В нанайских мифах о сотворении мира небо появляется в последнюю очередь, уже после того, как была сотворена земля и на ней поселились люди.

Небесные духи возвели небесный свод из камня. Посмотрели люди на небо и испугались: не ровен час, рухнут камни на землю и придавят всех, кто на ней живет. Тогда духи подняли небо высоко-высоко, подули снизу вверх, и из их дыхания между небом и землей образовался воздух. Скрылся из глаз каменный свод, и теперь с земли видна только небесная синева.

Высота неба представлялась нанайцам бесконечной, в отличие от земли, которая имела края.

Однажды двое братьев решили узнать, где заканчивается небо. Один пошел туда, где небесный купол соприкасается с землей, а другой полетел ввысь, чтобы достичь вершины неба. Вернулись они через много лет дряхлыми стариками. Один рассказал, что дошел до края земли и чем ближе к нему подходил, тем ниже становилось небо, так что в конце концов он коснулся головой небесного свода. А второй брат рассказал, что, сколько ни поднимался вверх, так и не достиг вершины неба и был вынужден вернуться назад, не узнав, где заканчивается небо и заканчивается ли вообще.

СИУН И БЯ

У нанайцев, как и у других тунгусо-маньчжурских народов, существует миф об изначальной множественности солнц:

В те времена, когда на небе сияли три солнца, жить на земле было невозможно: птицы сгорали на лету, рыба, выпрыгнувшая из воды, падала обратно уже изжаренной. Уничтожить лишние солнца взялся герой по имени Горонта60. Однажды еще до рассвета он построил навес из древесной коры, чтобы укрыться под ним от палящих лучей, взял лук и стрелы и стал ждать, когда появятся солнца. Но как только светила взошли на небо, древесная кора моментально вспыхнула и сгорела, так что Горонта не успел выстрелить.

На другой день он поставил высокий деревянный столб и укрылся за ним, но столб тоже сгорел, едва три солнца поднялись на небо. Тогда Горонта сложил высокий столб из камней. И вот поднялись на небо три солнца. Раскалился каменный столб, но устоял. Горонта пустил из-за столба две стрелы – одну справа, другую слева. Погасли два солнца. Осталось на небе только одно – то, что было посередине.

С тех пор птицы стали без страха летать по небу, рыба плескаться в воде и всем на земле стало хорошо.

Нанайцы почитали солнце как божество, обращались к нему с молитвами в самых разных ситуациях. Старики говорили: «Молиться солнцу надо на чистой поляне. Ждать, когда оно пошлет первый луч на землю. Тогда оно касается земли и все видит: кто молодой, кто старый, кто больной, а кто здоровый. И все слышит, потому что ухо у самой земли держит. Тогда и проси у солнца, чего тебе надо».

Нанайцы называют солнце – Сиун, а луну – Бя. В одном из мифов Сиун предстает в женском обличье, а Бя – в мужском. Сиун и Бя полюбили друг друга, но Сиун убежала от своего возлюбленного. Бя пытается ее догнать, однако это удается ему только раз в месяц – в день новолуния. В это время небо погружается во тьму, чтобы ничто не мешало им наслаждаться любовью.

Однако чаще в мифах и мифологических сказках (причем у большинства народов мира) луна ассоциировалась с женским началом и водной стихией, поскольку считалось, что именно она управляет физиологическими процессами в женском организме и движением мировых вод – приливами и отливами. Одним из существ, связанных с луной, у многих народов почиталась лягушка, которая, как и луна, олицетворяла женское начало и водную стихию. В очертании пятен на луне нанайцы видели силуэт сказочной девушки-лягушки.

Жили на берегу Амура две подруги – женщина и лягушка. У женщины был маленький сын, у лягушки – дочь.

Однажды говорит лягушка: «Пойдем, сестрица, черемуху собирать!» А черемуха росла на дальнем острове посреди Амура. Взяли они своих детей, сели в лодку и поплыли к острову. Лягушка на веслах, женщина рулем правит.

Причалили к острову, детей оставили в лодке, а сами пошли за черемухой. Много ее к тому времени поспело – скоро не соберешь. Вот и говорит женщина лягушке: «Поди-ка посмотри, как там без нас наши ребята!»

Подошла та к лодке. Дети спят. Смотрит на них лягушка и думает: «Сестрицын сынок такой красавец, а моя дочка – лягушка лягушкой!» Взяла свою дочь и положила на берег. А сама села в лодку и уплыла домой.

Шаманка. Нанайцы. Начало XX в. МАЭ 1837-75.

Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)

Ждала-ждала женщина подругу, не дождалась. Пошла на берег. А лодки нет. И лягушки нет, и сына. Только лежит у самой воды лягушкина дочка и плачет.

Стала женщина жить на острове, растить лягушкину дочь. Построила из травы шалаш, насушила побольше черемухи. Когда зима пришла, стала печь из сушеной черемухи лепешки. Так год за годом и жили.

А сын женщины тем временем у лягушки в доме растет, ее своей матерью считает. Вырос, стал взрослым парнем, начал на охоту ходить, зверя добывать. Лягушка при нем живет, нужды не знает, каждый день мясо ест.

Раз выслеживал парень в тайге жирного лося. Вдруг села ему на плечо маленькая птичка и запела: «Глупый ты, глупый! Для лягушки мясо добываешь, а твоя родная мать с лягушкиной дочерью на дальнем острове голодает!»

Вернулся парень домой. Стала лягушка его чаем поить. А он к ней присматривается, потом спрашивает: «Матушка, почему у тебя такие кривые ноги?» Лягушка отвечает: «Как же им не быть кривыми? Твой отец торговать ездил, меня с собой брал. Я по целым дням на нартах сидела, вот ноги и покривились». – «А-а! – говорит парень. – А почему у тебя на животе темные разводы?» – «Шила однажды твоему отцу одежду у огня и обожглась». – «А почему у тебя желтые щеки?» – «Когда-то подарил мне твой отец китайские медные серьги. Я их носила в мороз – вот и отморозила щеки».

Однако парень ей не поверил. На другой день взял лодку и отправился по Амуру на дальний остров. Нашел там травяной шалаш, а в шалаше свою родную мать и лягушкину дочку. Говорит парень женщине: «Матушка, я твой сын».

Заплакала женщина от радости, стала обнимать сына. Парень ей говорит: «Поедем домой, а лягушкина дочь пусть здесь остается». – «Как же я ее брошу? Ведь я ее вырастила». Парень, хоть и нехотя, согласился взять лягушкину дочь с собой. Сели они все трое в лодку, поехали домой.

Увидела их лягушка, испугалась и убежала.

Вот живут мать и сын, и лягушкина дочь при них. Кормят ее, одевают, а все равно чувствует она себя в доме чужой. Пошла как-то поздним вечером лягушкина дочь по воду. Села на бережок и заплакала: «Родная мать меня бросила, приемная разлюбила, названый брат едва терпит. Одна я на белом свете!» Потом набрала в ведра воды, хотела домой идти, но тут взошла луна, и увидала лягушкина дочь на луне свою тень. Смотрит она на свою тень и думает: «Лучше бы мне оказаться на луне, чем жить из милости у чужих людей!»

И вдруг дрогнула в небе луна, растянулась до самой земли длинной лентой, подхватила ее и унесла к себе.

С тех пор в полнолуние видна на луне девушка-лягушка с двумя ведрами.

Как и многие народы, нанайцы по-особому воспринимали небесную дорогу – Млечный Путь, который они называли Лыжней Уде. Специалисты полагают, что Уде в нанайской мифологии был божеством дождя. Дождевые струи в представлении многих народов считались нитями, связывающими верхний и средний миры. Вероятно, поэтому Уде поначалу предстает как обычный земной человек, а потом уходит на небо.

В низовьях Амура стоял золотой утес, ближе к истоку – серебряный, а в среднем течении жили в своем доме два брата: старший Акиа и младший Уде61. У старшего брата были жена и маленький сын, младший был еще холост.

Однажды сказал старший брат младшему: «Заготовь завтра побольше дров, чтобы надолго хватило». Акиа ушел на охоту, а Уде отправился в тайгу за дровами.

Вечером вернулся Акиа домой, смотрит: навалены вокруг дома целые деревья, вывороченные с корнем, да такие огромные, что из каждого можно сделать днище лодки. Пришлось ему, чтобы в дом попасть, перелезать через эти стволы.

Дома жена собрала Акиа поесть и говорит: «Уде меня сегодня напугал. Понатаскал столько деревьев, что в дом не войдешь. Еле уговорила его остановиться». Спрашивает Акиа: «А где он сам?» – «Спит. Притомился».

Когда Уде проснулся, брат его похвалил: «Молодец, много дров заготовил. Теперь надо порубить их на поленья».

Утром ушел Акиа на охоту, вечером вернулся, смотрит: сделал брат все так, как ему велели. А жена Акиа говорит: «Что-то неладное с Уде творится. Он целые бревна руками ломал, стволы на поленья ногами разбивал, так что все вокруг гремело, земля ходуном ходила, и даже содрогнулись золотой и серебряный утесы».

Посмотрел Акиа на Уде и удивился: раньше были они одного роста, а теперь Уде стал выше на две головы и в плечах шире.

Наступила весна, отправились братья на рыбалку. Много рыбы принесли. Акиа взял несколько жердей, стал вешала для сушки на берегу ставить, а его жена села рядом, принялась рыбу чистить. Потом сказала Уде: «Принеси в дом воды, налей в котел, чтобы рыбу сварить».

Вот поставил Акиа вешала, его жена закончила чистить рыбу, и пошли они в дом. А там воды по колено. Натаскал Уде столько воды, что не хватило для нее в доме посуды, разлилась вода по полу. Стали они все втроем вычерпывать воду. Вычерпали, посыпали пол песком. Смотрит Акиа, а Уде еще больше ростом стал, голова выше верхнего оконного косяка поднялась.

Прошло какое-то время. Уде все растет и растет. Все выше становится, все шире в плечах. По берегу идет – там, где ступит, образуется глубокая яма, где двинет ногой, появляется холм, где посильнее толкнет – высокая сопка. Весь берег покрылся ямами и ухабами. Чтобы брат и невестка не спотыкались, Уде каждый день берег руками разглаживает.

И вот однажды принес он из леса огромное дерево, расколол ствол вдоль пополам, сделал лыжи и сказал родным: «Не могу я больше жить на земле, ухожу на небо. Меня уже дом не вмещает, а скоро, наверное, и между утесами помещаться не буду». Простился Уде с братом и невесткой, поцеловал маленького племянника, потом надел лыжи, взмахнул руками, как крыльями, и полетел на небо. Пролегла по небу его лыжня – Млечный Путь.

Старые люди говорят, что каждый год Уде свою лыжню обновляет, поэтому осенью звезды становятся ярче. И еще замечено: когда лыжня Уде идет вдоль Амура, много будет рыбы, а когда поперек – мало.

Примечательно, что в этом мифе Уде выступает как бог-творец, создающий земной ландшафт.

ДУХИ-ХОЗЯЕВА ГРОМА, РЫБ И ХОЛОДНОГО СЕВЕРНОГО ВЕТРА

К небесным божествам, наряду с общетунгусскими Боа-Эндури и Хадау, относится также хозяин грома, который в нанайских мифах носит разные имена: Сагды, Акиа, а чаще – просто «гром». Его главная обязанность, как и в мифах других народов, – поражать стрелами злых духов. В нанайской мифологической сказке хозяин грома предстает как справедливая, но беспощадная сила:

Жили муж с женой. Долго прожили, состарились, а ни богатства, ни детей не нажили. Некому их кормить, некому заботиться о них в старости.

Посмотрел на них с неба хозяин грома, пожалел стариков и велел одному из своих слуг отнести им небесного сына-младенца, а чтобы было чем его кормить – корову с выменем большим, как берестяное ведро.

Обрадовались старики, стали сыночка растить. Пьет он молоко небесной коровы, растет не по дням, а по часам. Не знает, что послан на землю с неба, думает, что старик и старуха – его родные отец и мать. Немного времени прошло, и стал небесный младенец взрослым парнем.

Однажды сидел он со своими родителями дома – и вдруг ему послышалось, что снаружи кто-то его зовет. Вышел юноша за дверь, огляделся – никого нет. И тут ударила в крышу громовая стрела, рухнул дом, погибли под его обломками старик и старуха.

Похоронил парень родителей, оплакал их, а потом решил: «Хозяин грома убил моих отца с матерью. Я должен за них отомстить. Пойду и убью его». Выковал он себе тяжелый топор, взвалил на плечо и пошел искать жилище хозяина грома.

Долго шел, устал, присел отдохнуть. Видит – идет по дороге древний старик, опирается на клюку. Поравнялся с парнем, заметил у него топор, спрашивает: «Зачем ты такую тяжесть таскаешь?» Отвечает парень: «Я хочу убить хозяина грома за то, что он погубил моих родителей». Говорит старик: «Я помощник хозяина грома. Это я по его приказанию отнес тебя на землю и привел корову, чтобы ты не умер с голоду. И он же велел мне вызвать тебя из дома перед тем, как ударить в крышу своей громовой стрелой. Так что он тебе жизнь спас, а ты хочешь его убить!» – «Меня спас, а родители мои из-за него погибли. И я за них отомщу. Только вот не знаю, где его найти». – «Ладно, покажу тебе его жилище. Пусть он сам тебе растолкует, почему ты не должен на него сердиться».

Взял старец парня за обе руки, взмахнул, как птица крыльями, – и превратились их руки в крылья. Полетели старик с парнем вдвоем на белое облако, с белого облака – на черную тучу. А туча – это не туча, а высокая сопка. Смотрит парень вверх – видит небо, смотрит вниз – видит землю. А старик говорит: «Вот ты и во владениях хозяина грома, здесь он живет».

Зашли они в большой, красивый дом. Хозяин сидит, книгу читает. Парень схватился за свой топор, но старик его удержал. Спрашивает парень хозяина грома: «Почему ты убил моих родителей?» А тот отвечает: «Я тогда весь день гонялся за одним злым духом. Метнул в него стрелу, но он увернулся, спрятался в дупле дерева. Метнул я стрелу в дерево, но злой дух успел выскочить и укрылся в доме твоих родителей. Что мне было делать? Злого духа нужно убить, иначе он всяких бед наделает, много горя людям принесет. Пришлось метнуть стрелу в дом стариков. Ты небесный человек, тебя я смог спасти, а они погибли. Спроси любого из небесных людей, и все они скажут, что я не мог поступить по-другому».

Собрались в доме хозяина грома небесные люди: хозяин неба, хозяин вод, хозяин света и тьмы и все остальные. Рассказал им хозяин грома, зачем явился к нему парень с земли, потом говорит: «Рассудите нас с ним, скажите ему, мог ли я поступить по-другому». И небесные люди в один голос ответили: «Не мог. Хозяин грома должен убивать злых духов, где бы они ни были. А парень, раз уж оказался сиротой, пусть остается с нами и станет хозяином какой-нибудь стихии». Но парень отказался, вернулся на землю и стал жить как обычный человек. Говорят, до сих пор живет.

Следует отметить, что в этом мифе на небе обитают хозяева разных сил природы, хотя обычно каждый из них живет в своей стихии. Интересно также, что герою предлагают тоже сделаться хозяином какой-нибудь стихии, то есть сказитель (миф был записан в советские времена) считает пантеон подвижной структурой, которую можно менять и дополнять.

Хозяина вод, обеспечивающего удачу в рыболовном промысле, нанайцы называли My Темуни. Как уже было отмечено, наиболее древние нанайские роды считали себя его потомками. Морским божеством была также Доро-Мама – хозяйка рыб. В одной нанайской мифологической сказке хозяин вод предстает в необычном образе каменного человека:

В селении на берегу Амура жили люди. Хорошо жили: зимой на охоту ходили, зверя добывали; летом рыбу ловили. Но вдруг перестала рыба попадаться в сети: вроде бы и много ее в реке, а рыбаки возвращаются без улова.

Затосковали люди: нанайцу на одном мясе не прожить, он к рыбе привык. До того дошло – увидит кто-нибудь с лодки, как плеснула рыба, тут же зачерпнет в том месте воды чумашкой62 и пьет: кажется ему, что вода рыбой пахнет.

И вот один человек решил узнать, за что хозяин рыб на них рассердился. Отправился он вниз по Амуру, вышел на морской берег. Видит – играют в море три косатки. Оторвал он пуговицу от своего ворота, бросил в воду. Две косатки тут же нырнули в море, а третья, самая молодая, кинулась к пуговице. Но пуговица чудесным образом опять оказалась в руке у человека. Стала косатка пуговицу искать и подплыла к самому берегу.

Говорит нанаец косатке: «Перевези меня через море. Мне надо повидать хозяина рыб». – «Ладно. Садись ко мне на спину».

Перевезла косатка человека через море, вышел он на берег. Увидел высокую гору. У подножия ее густой туман стелется, на вершине белый снег сверкает. Стал нанаец подниматься на гору. Семь дней и семь ночей поднимался, наконец достиг вершины.

Видит – стоит на вершине каменный человек лицом к восходу солнца, а рядом с ним лежит на земле каменная курительная трубка и коробочка для табака, тоже из камня. Взял нанаец коробочку в руки, она сама собой раскрылась, в ней оказался свежий табак. Набил нанаец трубку табаком, раскурил и сунул в рот каменному человеку.

Стал каменный человек попыхивать трубкой – пойнгар-пойнгар. Потом говорит: «Я знаю, зачем ты пришел. Хочешь узнать, за что разгневалась на вас Доро-Мама. А разгневалась она на вас за то, что вы убили рыбу кету, у которой только что вывелись мальки. Как им без матери быть? Куда плыть? В какой залив, в какую реку?» Понурился нанаец: «Правда, мы виноваты». Сказал тогда каменный человек: «Ладно, так уж и быть, помогу вам, уговорю Доро-Маму вас простить. Только впредь не нарушайте законов моря».

Простился нанаец с каменным человеком, спустился с горы, снова бросил пуговицу в воду. Приплыла косатка, перевезла его через море обратно. Выбрался он на берег, пошел вверх по Амуру в свое селение. А за ним в Амур устремилась из моря всякая рыба.

Стала рыба ловиться как в прежние времена. Стали люди опять хорошо жить и законов моря больше не нарушали.

Дух-хозяин тайги, покровитель охотников Дусэ, представлялся нанайцам в образе тигра, а другой таежный дух, хозяин зверей Боянэй, – в образе седого старца. Боянэй живет на высокой сопке, оттуда ему видна вся тайга: и звери, и охотники. Он понимает язык животных, и они слушаются его слова. Боянэй посылает охотникам добычу, но за несоблюдение законов тайги может наказать.

К числу злых духов относятся духи-хозяева холодного северного ветра, которые являлись в обличье старика и старухи, живущих в глубокой пещере.

Однажды разгулялся северный ветер, да так, что невозможно стало людям жить на земле. И вот двое юношей-нанайцев взяли с собой девять тяжелых камней, девять крышек от больших котлов, взвалили все это себе на плечи и направились туда, откуда ветер дует. Пришли к высокой горе. В горе – темная пещера, в пещере старик со старухой раздувают кузнечные мехи. Вылетает из пещеры ветер, несется над землей, крушит и ломает все на своем пути. Вбежали юноши в пещеру, убили хозяев ветра, потом завалили вход в нее камнями, закрыли крышками от котлов и пустились в обратный путь. И чем дальше уходили они от пещеры, тем слабее становился ветер. А когда вернулись в селение, он совсем стих.

Нанайцы верили, что сам этот миф обладает магической силой. Его рассказывали, когда поднимался сильный северный ветер, – и он стихал. Когда-то его могли рассказывать только шаманы. «Теперь же, – свидетельствует очевидец, – рассказывают те, кто помнит».

Человеческую душу нанайцы представляли в образе птицы. Души-птицы еще не родившихся людей обитают на деревьях, растущих в небесных владениях богини Омсон-Мама – покровительницы рождений. Дерево с птицами на ветвях изображалось на женских свадебных халатах.

После смерти душа человека отправлялась в загробный мир, куда ее провожал шаман. У шаманов было много духов-помощников, главным из которых считался аями. У каждого шамана был свой аями, который мог принимать облик человека или животного.

ПРЕДКИ ЛЮДЕЙ: МЕДВЕДИ И ТИГРЫ

Нанайцы, как и другие тунгусо-маньчжурские народы, считали, что человек и медведь состоят в родстве. Часто в мифах рассказывается о предке-медведе, взявшем в жены девушку, но в одной нанайской мифологической сказке сюжет противоположный: парень-охотник женится на медведице.

Жили на правом берегу Амура охотник Мэргэн со своим старшим братом. Братья были храбрыми и умелыми, много зверя добывали. У старшего брата была жена, Мэргэн был холостым.

Но с некоторого времени покинула их охотничья удача, перестали они находить в тайге звериные следы. Говорит Мэргэн: «Отправлюсь-ка я на левый берег Амура. Авось там больше повезет». А на левом берегу уже давно никто не охотился, потому что поселилась там злобная ведьма, губившая всех, кто встречался ей на пути. Старший брат и невестка начали отговаривать Мэргэна, но тот не стал их слушать.

Т. В. Муравьева. Мэргэн и ведьма.

Архив автора

Переправился он через Амур, поставил на берегу шалаш, развел костер, стал варить кашу из пшена. Вдруг захлопали крылья, вылетела из кустов тальника большая птица, села на землю, превратилась в косматую старуху. В одной руке у нее бубен, в другой – колотушка.

Заговорила старуха, будто птица закричала: «Как посмел ты явиться в мои владения? Сейчас ударю в бубен, превращу тебя в пепел!» Взмахнула она колотушкой, но Мэргэн оказался проворнее – схватил свое копье и метнул в старуху. Пронзило копье ведьму насквозь, а у юноши потемнело в глазах, упал он на землю и заснул мертвым сном. Долго так пролежал. Потом солнце коснулось его своим лучом и сказало: «Вставай! А то навсегда заснешь, в мир людей не вернешься!»

Встал Мэргэн, огляделся. Валяется на земле его копье, а ведьмы нет – ни живой, ни мертвой. И только там, где текла ее темная кровь, появились бурые камни.

Поднял охотник свое копье и отправился в тайгу. А там звериных следов без счета, никогда в жизни он столько не видел. Пошел Мэргэн по свежему медвежьему следу и вскоре нагнал молодую медведицу. Поднялась медведица на задние лапы и бросилась на Мэргэна. Начали они бороться, Мэргэн сумел ударить ее ножом. Заревела раненая медведица, убежала в тайгу. Пошел парень за ней по кровавому следу и вышел к землянке. Смотрит – перед входом на шестах сушится медвежья шкура. Удивился Мэргэн: «Кто же это успел мою медведицу убить и даже шкуру с нее снять?»

Зашел в землянку, а там на постели лежит девушка-красавица, и на груди у нее кровоточащая рана. Понял Мэргэн, что это и есть раненная им медведица. Девушка стонет, охает, вот-вот умрет. Жалко стало ее Мэргэну, а как ей помочь, не знает. Вышел наружу, увидел большой камень. И вдруг камень заговорил человеческим голосом: «Иди обратно в землянку, заберись через дымовое отверстие на крышу. Куда лицом встанешь, в ту сторону и иди. Выйдешь на большую поляну – увидишь там много разных ягод. Набери голубики и красной смородины, от их сока красавица исцелится».