Текст книги "Безнадежные (СИ)"

Автор книги: Татьяна Семакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Да, ателье приносило хороший стабильный доход, но часть его уходило на мою зарплату, плюс регулярные закупки, те деньги, что он дал мне на покупку доли Ильи в квартире, ремонт после попытки поджога, установка новой двери в квартиру, съем жилья для них с Элен. Расходов, особенно в последнее время, тоже было немало. Даже если он отказывал себе во всем, он не смог бы накопить такую сумму. Если поделить полученные в наследство деньги на мою зарплату, получается, мне вообще можно не работать лет эдак тридцать. Без учета инфляции. Но кто думает об инфляции, когда наследство в золотых слитках?

– Все в порядке? – заботливо спрашивает Евгений.

– Да, – поспешно отвечаю я, отмерев. – Да, – повторяю с улыбкой.

– У меня есть еще минут десять, – мило сморщив нос, говорит он. – Успею отвезти тебя к ателье.

Он тянется к ручке задней дверцы, а я, лукаво улыбнувшись, распахиваю переднюю пассажирскую дверь и юркаю в салон под его смех.

– Ты чудо, – говорит он, сев за руль. Помогает мне настроить кресло и, дождавшись, когда я пристегнусь, трогается. – Как насчет обеда? Или кофе. О, придумал. По чашке кофе навынос и прогулка, пока погода не испортилась. Просто как приятели. Что думаешь?

– Хорошая идея, – подумав, соглашаюсь я. – Но завтра точно не получится.

Обменявшись телефонами, мы прощаемся у ателье. Я стараюсь не замечать машину Бугрова и не показать своего волнения Жене. Забираю с заднего сиденья свой букет и выхожу. Машу на прощание рукой и провожаю машину взглядом, пока она не скрывается за поворотом. Сразу после этого из машины вываливается Бугров, громко хлопнув дверцей.

– Даже не думай, – грожу я ему и подхожу к двери.

Зажимаю букет левой рукой, в которой держу сумку, а правой выискиваю ключи. И вдруг Бугров кричит:

– Даша!

Но это не тот же рык «я тебе устрою». Это вопль, предупреждающий об опасности. Не знаю, как я это понимаю, наверное, его интонация в тот момент слишком уж красноречива, но я резко разворачиваюсь, выронив ключи, а проходящий мимо меня парень вдруг останавливается, одной рукой хватает меня за плечо, а вторую, согнутую в локте, сначала заводит за спину, а затем резко выбрасывает вперед, распрямляя и целясь ножом мне в живот.

Глава 13

Все происходит так быстро, что я и опомниться не успеваю. Парень с ножом бросается наутек, а я, почувствовав чудовищную слабость в ногах, делаю несколько шажков назад и, почувствовав спиной дверь, сползаю по ней на асфальт.

– Даша, – выпаливает Бугров, подбежав ко мне и бахнувшись на колени рядом. – Дашка, посмотри на меня, – частит он, зажав ладонями мою голову и приподняв.

Я смотрю на него с каким-то равнодушным отупением и медленно моргаю. Он же выглядит не встревоженным даже… так странно. Он выглядит испуганным.

– Все будет хорошо, – быстро говорит он и, убрав одну руку, достает телефон.

А пока он это делает, я тянусь рукой к животу и просовываю два пальца в прорезь от ножа в своем пальто. Чувствую влагу и боль, но понимаю, что основной удар пришелся на толстые жесткие стебли букета, которым я инстинктивно прикрылась.

– Не надо, – с трудом говорю я. – Не звони. – Бугров хмурится, а я в дополнении отрицательно покачиваю головой. – Цветы.

Бугров склоняется еще ниже, осматривает букет и меня. Сбрасывает один звонок и делает другой.

– Дарью пытались убить. Возле ателье. Небольшое ножевое ранение, мы зайдем внутрь обработать. Да, давай. Подъем, красавица, – командует он мне.

Бугров встает сам и помогает мне, отбирая букет и сумку. Пристраивает к стене, поднимает ключи и вскоре распахивает дверь. Когда мы заходим, он закрывает нас изнутри и прямо у входа снимает с меня пальто, бросая его на пол. Расстегивает молнию платья и резко стаскивает его до самых бедер.

– Тебе чертовски повезло, – приглушенно рычит он, опустившись передо мной на одно колено. – Рана небольшая, вошел только кончик острия.

– Кому ты позвонил? – вяло спрашиваю я.

– Следователю, – недовольно отвечает Бугров, поднимаясь. – Аптечка есть?

– Да, в мастерской, – негромко отвечаю я.

Он поднимает меня на руки и, не переставая хмуриться, несет в указанном направлении. Потом сажает на высокий стол, а я жестом указываю на нужный шкаф.

– Я сама, – бормочу я, когда он приносит коробку.

– Сама ты в состоянии только стрептоцида натрусить, – ехидничает он, имитируя дрожь в моих руках. – Ложись и не выделывайся.

Я тяжело вздыхаю, но повинуюсь. Взглядом ловлю на потолке какую-то жутко интересную точку и не свожу с нее глаз, пока он не закрывает рану марлевой салфеткой и не фиксирует ее пластырем.

– Ты соображаешь вообще, а? – принимается он отчитывать меня, расхаживая у стола. – Все еще весело? Все еще гордишься, как легко смогла меня провести? А если бы я не приехал, догадываешься, что бы произошло? Если бы я не засунул в жопу свою гордость и не побежал за тобой, как пацан! Ты бы сейчас лежала под дверью и истекала кровью, как поросенок! Потому что одним ударом он бы не ограничился! Их было бы ровно столько, сколько потребовалось, чтобы тебя уже не довезли до больницы! – повышая голос до рева, расписывает он наихудший сценарий, а когда наступает тишина, мне становится так невозможно обидно, что я начинаю плакать. – Теперь она ревет, – бормочет Бугров и яростно растирает лицо. – Теперь-то ты что ревешь, м? – спрашивает он со вздохом.

– Ты кричишь, – блею я сквозь слезы.

– Ясен хрен!

– Продолжишь, и я покажу твое сообщение следователю, – с раздутыми губами грожу я.

– Если бы я хотел тебя прикончить, я бы уже это сделал, – прилетает кровожадный ответ. – Прикончил бы тебя, твою врачиху, твоего дятла и того, кто оставил на твоем подоконнике след ботинка. – Я морщусь, мысленно отругав себя за беспечность, а он спрашивает, на этот раз без нерва: – Кто приходил утром, Даш? Кого ты впустила?

– Если бы я хотела рассказать, уже рассказала бы, – вредничаю я.

– Ты невыносима, – сокрушается он. – Неисправима, но ахренеть как хороша, – добавляет он, подойдя вплотную к столу.

– А ты не перед чем не остановишься, – обиженно бубню я, прикрыв грудь руками.

– Михалычу до нас где-то около получаса. С пробками – минут сорок. Еще он наверняка прихватит криминалиста, так что где-то час. У нас еще целых пятьдесят минут и только тебе решать, как они пройдут.

– Да следователь приходил! – не выдерживаю я, садясь и сползая со стола. – Как у тебя совести вообще хватает угрожать мне тем, за что то и дело извиняешься? – возмущаюсь я, натягиваю платье. – Скотина.

– Дай угадаю, – усмехается он, проигнорировав оскорбление. – Макаров.

– Ну, Макаров, что с того?

– Да ничего, – по-прежнему с ухмылкой пожимает он плечами.

Бугров садится на один из стульев и, досадливо качнув головой, углубляется в свои мысли.

– И не спросишь, чего он хотел? – осторожно спрашиваю я.

– Я и так знаю, чего он хочет.

– И чего же?

– Мою голову, – хмыкает Бугров.

– С какой стати? – невзначай интересуюсь я.

– С такой, что я привез обратно того, кого он чисто случайно, – явно иронизирует он, – упустил при задержании. А одного такого не довез, ублюдок понадеялся уйти вплавь, но силушку переоценил и выплыл уже кверху брюхом.

– На что ты намекаешь?

– Я не намекаю, я прямо говорю. Он обычная продажная мразь. И я ему сильно мешаю зарабатывать бабки.

– Что ж его до сих пор не уволили? – бубню я.

– Для подобного нужны железобетонные доказательства. Пара заваленных дел – это недостаточный повод. У всех бывают промахи, но разница в том, что не все за это получают откаты.

– Откуда такие выводы? Ты же сам сказал, что доказательств нет.

– У меня обширные знакомства, Даш. Я знаю чертову прорву людей, хороших и не очень. И многие из них охотно делятся своими секретами в приватной беседе, но никогда не подтвердят свои слова на бумаге. И тому есть одна простая причина.

– Какая?

– Завтра такой Макаров может пригодиться одному из них.

До приезда следователя я не говорю больше ни слова. Голова лопается от обилия информации, и я нахожу единственно верное решение избавиться от зуда под черепушкой – сажусь за работу и не думаю вообще ни о чем. Потом я сначала рассказываю о случившемся, затем – расписываю все на бумаге. Разрешаю прибывшему со следователем криминалисту сфотографировать рану и мою одежду, и, не дожидаясь, когда они покинут ателье, вновь принимаюсь за работу.

Ближе к двенадцати Бугров заразительно зевает и устало интересуется:

– Будешь всю ночь работать?

– Как получится, – отвечаю я, не поднимая головы. – Ты можешь лечь на диване.

– Могу, – подтверждает он. – Но мне нравится смотреть на тебя.

– Давай без этого? – ворчу я, поморщившись.

– У вас было свидание? – вдруг спрашивает он.

– Не твое дело.

– Он похож на твоего дятла, – лениво, будто его заставляют, говорит Бугров. – Такой тебе нравится типаж? Смазливые понторезы?

– Пока могу точно сказать, какой типаж вызывает у меня желание бежать, куда глаза глядят, – по накатанной язвлю я. – А в остальном возможны вариации.

– Тачка не его. Веры.

– И? – дерзко спрашиваю я, зло посмотрев ему в глаза. – Все еще думаешь, что мне так важны деньги?

– Просто говорю.

– Просто помолчи, – морщусь я, отвернувшись от него.

– А будешь ли ты такая же дерзкая, если я сейчас встану и уйду, а кто-то постучится в твою дверь? Или прижмешь хвост, забьешься в угол и будешь сидеть так до самого утра? Как часто ты будешь оглядываться? Хватит ли тебе храбрости выйти на улицу по темноте?

– Запугивание – как это благородно, – закатываю я глаза. – Чувствуешь себя мужиком?

– Сейчас я чувствую примерно то же, что и тогда в отеле. Ты бесишь меня адски, но привлекаешь все равно сильнее.

– Твоя проблема.

– Была б моей, проблемы бы не было, – хмыкает он. – К слову, в машине я спать не собираюсь.

– Можешь бодрствовать, я не против.

– Мне уже самому любопытно, сможешь ли ты сказать что-то такое, что я плюну на все и уйду, хлопнув дверью так, что она слетит с петель.

– Зависит от того, не ты ли подослал того парня, – пожимаю я плечами, ни секунды не веря в сказанное. – Идеальный тайминг.

– Кстати, да, – вдруг говорит он. – Он шел себе спокойно по улице, я до последнего не обращал внимания. Просто прохожий. Руки в карманах толстовки от холода, лицо опущено, потому что ветер в харю. Его кто-то координировал. И этот кто-то сообщил, когда пора выдвигаться. Повезло, что дятел номер два раскошелился на цветы.

– Так обычно ухаживают адекватные люди, – ехидно отмечаю я. – Зовут на свидание, делают комплименты, цветы дарят. Иногда даже подарки. Уму непостижимо, да, Бугров?

Бугров смотрит на наручные часы и с улыбкой констатирует:

– Ноль часов, одна минута. Все-таки, у меня была днюха.

– Что это за прикол? – хмурюсь я. – Я его не поняла.

– Ну, если факт того, что меня в младенчестве оставили у ворот богатого дома, кажется тебе прикольным… – усмехается он.

– Как оставили?.. – лопочу я, подняв голову и опустив руки на колени.

– В деревянном ящике, – детализирует он. – И байковом одеяле. Но мне повезло. Мама тогда была беременна, и ее нестабильный гормональный фон вынудил отца принять меня в семью. У нас с братом разница в пару месяцев, так что, как бы им не хотелось утаить от меня, ничего не вышло. Я подрос и зачем-то научился считать.

– Они любят тебя. Это главное.

– С чего ты взяла?

– Твоя мама торопит тебя с внуками. При том, что ты говорил, у нее уже есть. Вряд ли она делает разницу между своими детьми.

– Элен… – Бугров осуждающе покачивает головой. – Вот и вся ее конфиденциальность.

– Ты впал в немилость, – фыркаю я и игриво веду плечиком.

– Что с твоим батей? Родным, я имею ввиду.

– Мой папа был пожарным и погиб, как герой. Я плохо его помню, мне было около пяти.

– Ясно, – коротко отвечает Бугров и отводит взгляд.

– О, вот не надо этих намеков! – Я снова закатываю глаза. – Это правда, а не придуманная мамой байка. У меня полно фотографий с ним и даже одно видео на кассете. Еще есть орден Мужества. Его посмертно наградили…

– Характер у тебя его, судя по всему, – подкалывает он.

– Характер, как по мне, это больше про воспитание, чем про генетику. И вряд ли у него было особенно много времени, чтобы привить мне хоть какие-то личностные качества. Работу он любил больше, чем нас. А вот Борис – напротив. Для него семья всегда была на первом месте. – Я замолкаю, почувствовав, как в глазах копятся слезы, и провожу подушечкой большого пальца по шву. – Что-то происходило прямо у меня под носом, Саш. И папа знал, что для него это может закончиться плохо. – Бугров вопросительно приподнимает брови, а я сообщаю: – Я была у нотариуса. Папа написал завещание незадолго до убийства. И оставил мне столько денег, сколько нельзя заработать пошивом одежды.

– И теперь тебя пытаются убить, – заключает Бугров.

– Да, но зачем? Его родители давно мертвы, он был единственным ребенком в семье, женился только однажды, на моей маме, а своих детей иметь не мог. О каких-либо других родственниках я никогда не слышала, он ни с кем не поддерживал контакт. Даже на старых фотографиях, которые у него сохранились, только он и его родители, я все пересмотрела. Я не верю, что вдруг появился некто настолько кровожадный, что убил его ножницами ради наследства.

– А про невозможность иметь детей ты откуда узнала? Не от Элен ли?

– От нее, – хмурюсь я. – Это важно?

– Да как тебе сказать… Я не утверждаю, что она врет, но соврать мог и он, понимаешь? Никаких медицинских подтверждений нет?

– Когда они с мамой начали встречаться, ей было всего тридцать четыре года. Если бы он мог, у меня бы точно появился братик или сестренка.

– Так уверена?

– Абсолютно. Он так любил ее, что смог полюбить и меня.

– А вот это я вполне могу понять, – серьезно говорит он. – Но, может, твоя мама не могла? Разные бывают обстоятельства. И детей, даже взрослых, в такое обычно не посвящают.

– Мы это уже никак не проверим, – уныло говорю я. – Голова совсем не варит, надо отдохнуть. Пойдем домой? – предлагаю я без задней мысли.

Бугров надолго зависает, глядя на меня с каменным выражением лица, но участившееся сердцебиение выдает подрагивающая вена на его шее.

– В смысле… – мямлю я, вдруг разволновавшись.

– Я понял, – перебивает он и поднимается. – Пойдем.

Когда я надеваю свое продырявленное пальто, по телу проносится волна дрожи. Я снова запускаю в отверстие палец, гадая, почему так и не зашила его, что не укрывается от взгляда Бугрова.

– Ну что, заячий хвост? – шутит он. – Выходим?

– Не смешно, – бурчу я, подготавливая ключи.

– Смешно, потому что обошлось, – настаивает он и выходит первым. Осматривает улицу и кивает мне. – Можно.

Я тоже выхожу и прикрываю дверь. А когда вставляю ключ в замок, оглядываюсь и вижу, что Бугров встал ко мне спиной и как ястреб фиксирует малейший шелест листвы, слегка поворачивая голову в сторону звука. И даже если он просто выделывается, должна признать, становится спокойнее. Я справляюсь с замком, а когда он обнимает меня за плечи и ведет к своей машине, уже не оказываю сопротивления.

Дома я по привычке включаю кондиционеры на обогрев, а Бугров драматично вздыхает и сразу снимает толстовку, оставшись в одной футболке, в то время как я переодеваюсь в домашний плюшевый костюм, в котором и планирую залезть под одеяло.

– Если будешь открывать окно, закрой, пожалуйста, дверь, – прошу я, застилая кровать свежим постельным бельем.

– Я не могу закрыть дверь. Я должен слышать, что происходит вокруг. Тебе реально холодно или ты просто пытаешься сжечь меня заживо? – интересуется он.

– Второе, – ухмыляюсь я. – И окна на самом деле заколочены. Добро пожаловать в мой ад.

– Да ты угораешь, – не верит он и перехватывает мою руку. – Ахренеть. Тут Ташкент, Даш, ты че как треска мороженная?

– Не знаю, – бурчу я, пытаясь высвободить свою руку. – Раньше так не было.

– Да погоди ты, не ерзай, – бубнит он, растирая мои пальцы. – Нездоровая ерунда. Вторую давай.

– Не надо, Саш, – вяло протестую я.

– Отмороженные меня вообще не заводят, не переживай. – Он поднимает вторую мою руку и зажимает в своих, сложив ладонь к ладони. – Рана как? – спрашивает он, заполняя неловкую для меня тишину. – Болит?

– Немного, – мямлю я. – Когда двигаюсь.

– Там ерунда, – успокаивает он. – Быстро заживет. Сильно испугалась?

– Ты сильнее, – тихо прыскаю я.

– Я вообще чуть инфаркт не словил, – признается Бугров.

– А я растерялась. Надо было сразу сказать, что все нормально, ты бы успел его догнать.

– Найдем, – уверенно говорит он. – Как только ты перестанешь воевать со мной. Как думаешь, справишься?

– Не знаю, – честно отвечаю я, пригревшись и начав дремать стоя.

– Ты только что заправила для меня постель, – отмечает он.

– Это вынужденная мера…

– Вот именно, – поддакивает он. – Без меня страшнее. Все, давай, топай. Ты согрелась и стала похожа на живую.

Он отпускает мои руки, и я, машинально сунув их в карман на животе, чтобы сохранить тепло, почти бегом припускаюсь в свою комнату. Закрываю дверь и забираюсь под одеяло.

Через несколько секунд дверь распахивается и раздается суровый голос моего охранника:

– Я должен слышать.

Он оставляет дверь открытой, а я гадаю, как дожила до момента, когда доверила сохранность своего тела насильнику. Но, так и не найдя за собой соизмеримой наказанию провинности, проваливаюсь в глубокий сон.

Проснувшись в свое обычное время, я крадучись выхожу из комнаты и заглядываю в ту, в которой спит Бугров. Вглядываюсь в его умиротворенное лицо, прислушиваюсь к размеренному дыханию и собираюсь уйти, но почему-то остаюсь и разглядываю все остальное. Он лежит в одних плавках, растянувшись звездой поверх одеяла, и я могу оценить практически все, чем наградила его природа. Чтобы в очередной раз расстроиться.

Зачем? Зачем красивому мужику с красивым телом поступать так, как он со мной? Зачем платить женщинам, когда можешь получить практически любую бесплатно? И я даже не об отношениях, которых он, очевидно, опасается. Многие девушки будут счастливы провести с ним хоть сколько-нибудь времени. Что за тип мышления такой?

– О чем задумалась? – вдруг спрашивает он, а я почти подпрыгиваю на месте от испуга, а потом пунцово краснею и отвожу взгляд. Но решаю говорить откровенно.

– Пытаюсь понять, зачем ты платишь за плотские удовольствия.

– Приму, как комплимент, – ухмыляется он, открыв глаза.

– Прими, – пожимаю я плечами.

– Встала не с той ноги? – перестав улыбаться, спрашивает он и приподнимается на локтях.

– Все было хорошо, пока тебя не увидела, – острю я, но без наезда, чем снова вызываю его улыбку.

– Так что конкретно тебе интересно? – сев в кровати, спрашивает он.

– Если бы ты не считал женщин товаром, не случилось бы того, что случилось. И да, знаешь, мне интересно, как сформировалось такое отношение. Семья вроде нормальная, полная, папа с мамой считается, раз уж дал тебе свою фамилию. Если только…

– Не продолжай, – перебивает он.

– Ты даже не знаешь, что я хотела сказать.

– Знаю. Что-то плаксиво-сопливое, закончившееся так плохо, что я потерял веру в… – он поднимает взгляд к потолку, но ничего поэтичного придумать не может, заканчивая: – Короче, во все.

– И что? Это не так?

– Нет.

– А как?

– Семь утра, – обреченно выдувает он, опустив голову.

– Не хочешь, не говори, – снова пожимаю я плечами, но обида наружу так и просится, добавляя в голос характерные нотки.

– Я не считаю женщин товаром, – говорит он, когда я разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Да пофиг, – отмахиваюсь я и вскоре закрываюсь в ванной.

Вот какое мне дело вообще? Зачем лезу с этими глупостями? Как будто его оправданий было недостаточно, и я пытаюсь придумать другие. Как будто это может что-то изменить.

Умывшись, я распахиваю дверцу узкого подвесного шкафа, ища крем для лица, и натыкаюсь взглядом на коробку с тестом на беременность. Двигаю его в сторону, морщусь и бурчу:

– Не сегодня.

Глава 14

Бугров долго наблюдает за моими хаотичными перемещениями по кухне, усевшись за стол в одних трусах, пока не бурчит:

– Сама придумала, сама обиделась. Я умылся и готов рассказать о своей философии по жизни. В отношении чего угодно, – добавляет он.

– Ну а я не хочу слушать, – равнодушно отзываюсь я. – Пока готовлю, давай какой-то план накидаем. До обеда мне нужно быть в ателье, в районе двенадцати придут клиенты.

– Несколько? – удивляется он.

– Да. Я попросила Элен об услуге, – обыденно говорю я. – Она придет не одна.

– Понял, – брякает Бугров. – Надо набрать Михалычу, может, им удалось найти свидетеля. Ублюдок рванул так, что невозможно было не обратить внимания. Плюс нож в руке, спрятать на ходу было бы проблематично.

– А зачем он нам, Саш? – подумав, спрашиваю я. – Пусть твой Михалыч и ищет эту иголку в стоге сена. Во-первых, ты сам вчера сказал – его координировали. Так что скорее всего, он пошел на это ради легких денег. Во-вторых, гораздо продуктивнее будет понять, почему меня вообще пытались убить. Ну или какая там была цель… напугать.

– Не все так просто, – слабо морщится Бугров. – Его могли нанять, а могло быть и наоборот – он нанял кого-то. Сообщника, который помогал. Это раз. И два – тем самым сообщником мог быть и тот, кого изначально искал я. Тогда мы упираемся в какой-то долг, который он хочет вернуть. Возможно, хотел найти что-то в ателье, поэтому и выжидал, когда ты окажешься у двери.

– Он пырнул меня уже после того, как ты окликнул, – отмечаю я. – Точно не чтобы влезть в ателье.

– Верно, – изумленно соглашается Бугров. – А ты умница. Но хозяюшка так себе.

Бугров кивает на плиту, а я, обернувшись, хнычу в голос из-за сгоревшей яичницы.

– Это твоя вина. Ты меня отвлек, – ворчу я. – И больше готовить не из чего, так что одевайся.

– Ужин готовлю я, – вздыхает Бугров, тяжело отрывая зад от стула. В тот же момент раздается трель его телефона, и он торопится в комнату, где оставил его. – Да твою мать, – слышу его обреченный голос в параллель со звонком. – Да, мам. И тебе доброе утро. Нет. Когда будет что рассказывать, я обязательно поделюсь, обещаю. Да, даю слово. И я тебя. Пока.

Я фыркаю, умилившись их разговором, и иду переодеваться, когда его телефон вновь начинает звонить.

– Да, мам, – со вздохом говорит Бугров. – Нет, я ничего не планировал. Нет, не нужно. Даже ресторан. Даже дома. Мне пора, люблю тебя. Пока.

– Сю-сю-сю, – кривляюсь я, дефилируя мимо комнаты.

Бугров корчит рожицу, хватает с кровати подушку и запускает ее в меня, но я, взвизгнув, успеваю сбежать с места преступления и линии огня. И когда, только достигнув своей комнаты, его телефон вновь звонит, начинаю давиться смехом.

– Да, Михалыч, – раздается серьезный голос Бугрова, и улыбка сходит с моего лица. – Что у тебя? Я понял. Мы рядом, скоро будем.

– Что случилось? – с тревогой спрашиваю я, заглянув к нему.

– Неподалеку от ателье нашли труп молодого парня, – хмуро отвечает он. – Пулевое в голову. По описанию похож на того, кто вчера напал на тебя. Надо бы взглянуть.

– Пулевое? – переспрашиваю я.

– Ставки выросли, – подтверждает он мои опасения и подходит ближе. – Больше никаких побегов. – Он кладет ладони на мои щеки и приподнимает голову, устанавливая жесткий зрительный контакт. – Ты поняла меня?

– Да, – почему-то шепотом отвечаю я.

Бугров через силу моргает и отводит взгляд, одновременно с этим снимая ладони с моего лица.

– Собирайся, – говорит он и разворачивается ко мне спиной, следуя к стулу, на котором оставил свою одежду.

Через рекордные пятнадцать минут мы уже останавливаемся на аварийный сигналах за одной из служебных машин. Бугров выходит один, здоровается за руку со следователем, то и дело поглядывая в мою сторону. Потом смотрит в его телефон, кивает и подзывает меня, поманив пальцем.

Я выхожу из машины и подхожу к стоящим на тротуаре мужчинам.

– Здравствуйте, – приветствую я следователя.

– Вы узнаете этого человека? – кивнув, спрашивает следователь и показывает мне снимок на телефоне.

– Да, – поморщившись и отведя взгляд, подтверждаю я. – Это он напал на меня вчера.

Следователь убирает телефон и просит:

– Нужно будет подъехать для дачи показаний.

– Не горит? – конкретизирует Бугров.

– Нет. Криминалисты еще пару дней будут работать с ножом и одеждой, патологи и того дольше провозятся.

– Одежда… – задумчиво бурчу я. – А можно еще раз посмотреть?

Мужчины напряженно переглядываются, потом следователь вновь показывает снимок.

– Можно? – прошу я телефон, а когда следователь с удивлением вручает, приближаю изображение, стараясь не замечать пулевого отверстия в голове парня.

– Сомнения, Дарья Сергеевна? Что вы там разглядываете?

– Просто убедилась, – быстро отвечаю я, возвращая телефон. – Не хочется снова обвинить невиновного, – трогательно задвигаю я, взяв Бугрова под локоть.

– Ясно, – кашлянув, брякает следователь. – На связи, – говорит он Бугрову.

– И что это было? – интересуется Бугров уже в машине. – Но пока ты не ответила, отмечу, что мне понравилось.

– Только не смейся, ладно? – прошу я.

– Ладно, – на серьезной мине отвечает он, но видно, держится с трудом.

– Я думаю, этот парень как-то связан с тем воришкой, которого ты ищешь, – говорю я.

– Откуда вывод? – с улыбкой, которую уже невозможно спрятать, спрашивает он.

– Ты даже не пытаешься, – оскорбленно бубню я.

– Даш, почему ты так решила? Мне интересно, правда.

– Хватит улыбаться.

– Не могу.

– Такая забавная? – ехидничаю я.

– Скажешь ты, скажу и я. Колись.

– У него порвана толстовка, – бурчу я. – Точнее, была.

– Дырка? – еще шире улыбается он. – Ты сделала вывод из-за дырки? У них что, одинаковые? Парные, типа как татухи, – острит он.

– Ты дурак? – хмурюсь я. – Сказала же, была. Но зашита так, что приглядываться пришлось. А это, между прочим, футер, да еще и с начесом. Тут не просто прямые руки нужны, а опыт.

– Допустим. В чем связь?

– А у того воришки – рост пожарного гидранта, – поясняю я. – При этом, он тощий. Но его спортивные штаны были четко по щиколотку с учетом движения, и когда он улепетывал, не спадали. В обычном магазине он бы такое точно не купил, да и через интернет проблематично. Так что я думаю, они пошиты по его меркам. И у обоих капюшоны толстовок гораздо больше стандартных. Их связывает кто-то, кто умеет шить.

– Ахренеть, – заключает Бугров. – Я впечатлен.

– Да-да, – закатываю я глаза, отворачиваясь от него. – Можешь потешаться сколько влезет.

– Даш, я улыбался, потому что хотел сказать то же самое. – Я кошусь на него, и тогда он поясняет: – Вчера я его рожу не разглядел, а сегодня – да. И я с ним уже разговаривал, когда искал вора. Именно ему он был должен.

– Почему у меня такое чувство, что вчера он пытался помочь своему должнику стать богатым? – состроив кислую мину, произношу я.

– Это единственное разумное объяснение, – соглашается Бугров. – Сначала были угрозы, затем – убийство. В состоянии аффекта, но вероятность подобного исхода он ожидал, так что не растерялся и прибрал за собой. Наверняка хотел выждать, прежде чем заявить о правах на наследство, но ты буквально вырвала его из его рук. Пришлось брать в долю заинтересованного.

– На момент моей смерти у него должно быть железобетонное алиби, иначе кроме решетки вместо двери он ничего не увидел бы, – дополняю я.

– А значит, кто-то просто обязан был его видеть, – заканчивает Бугров. – Нужно сделать несколько звонков, но пока все выглядит складно.

– Если не учитывать некоторые нюансы, – вношу я поправки. – Я все еще уверена, что папа не мог иметь детей.

– Хорош нюанс, – недовольно бурчит Бугров и, посмотрев через лобовое стекло, заводит двигатель. – Он рушит всю гипотезу.

Я тоже кошусь в сторону тротуара и понимаю, что мы привлекаем слишком много внимания.

– Обними меня, – бурчу я, опустив голову и подтерев несуществующие слезы. – Пусть думают, что все это время ты успокаивал меня.

– По тебе рыдают лучшие театральные подмостки, – подкладывает он, переваливаясь через подлокотник. Обнимает меня и целует в голову. – Все будет хорошо. Мы на верном пути и скоро со всем разберемся.

– Угу, – бурчу я ему в плечо, пока он поглаживает ладонью по моей спине. – Достаточно, Саш, – мямлю я через время.

– Точно?

– Абсолютно.

– Мне кажется, они еще не поверили.

– Смотрят?

– Постоянно.

– Ты врешь.

– Не докажешь, – прыскает он и отпускает меня. Забавно выдувает через чуть приоткрытый рот и пристегивается. – Мне нравится отведенная мне роль.

– Жилетки? – фыркаю я, тоже пристегиваясь.

– Жилетки, защитника, партнера, – пожав плечами, перечисляет он и плавно трогается. – Чувствую себя на своем месте. Непривычное ощущение, – вдруг откровенничает он.

– Из-за того, что твоя семья тебе не кровная? – мягко спрашиваю я.

– Думаю, да, – обыденно отвечает он. – С того момента, как узнал, все видится в ином свете. Что странно, учитывая, что получали мы с братом одинаковое количество люлей.

– С психологом не пробовал поработать?

– Нет, – со сдавленным смехом отвечает крутой мужик. – Я и без него знаю всех своих тараканов. И, вообще-то, мы вполне уживаемся. Речь не об этом. Я пытался донести другую мысль. – Я напряженно молчу, а он, так и не дождавшись встречного вопроса, говорит глухо: – Понял.

Досада прожигает тело насквозь. И хоть мысли о том, что он может быть причастен к убийству отчима давно не посещали мою голову, да и к словам Макарова с каждой проведенной вместе минутой все больше недоверия, я не хочу, чтобы наши отношения переходили на какой-то новый уровень. Внутри меня все еще стоит высоченный барьер, который не преодолеть и не разрушить за такой короткий срок. Может, когда-нибудь. Не сейчас.

Вскоре мы в молчании подъезжаем к ателье. Бугров внимательно осматривает улицу, а я подхожу к двери, держа ключи наготове. И первое, за что цепляется взгляд – самый кончик листа бумаги цвета слоновой кости, торчащий из щели между дверью и стеной.

Я кошусь на Бугрова и одной рукой поворачиваю ключ в замочной скважине, а второй выдергиваю лист и разворачиваю его, читая короткое послание.

По телу пролетает неприятный холодок, и я машинально веду плечами.

– Предложил бы погреть, но ты не оценишь, – прилетает ремарка от Бугрова.

Я сую кулак с зажатой в нем запиской в карман и тяну на себя тяжелую дверь.

– Ты один раз так погрел, что я до сих пор мерзну, – бросаю я в пустоту и первой прохожу в кажущуюся спасительной темноту.

Ощущение, что за мной наблюдают не покидает до тех пор, пока Бугров не закрывает входную дверь. Не сдержав вздох облегчения, я на пару мгновений прикрываю глаза.

– Сам напросился, – принимает на свой счет Бугров. – Давай мириться.

Я приоткрываю глаза и вижу, как он протягивает мне мизинец. Беззвучно посмеявшись, я хватаюсь за него своим.

– И больше не дерись, – сокращает он до главного. – Проверю нашу теорию, сделаю пару звонков.

– Я пока поработаю. Мозги в кашу, – честно говорю я.