Текст книги "Безнадежные (СИ)"

Автор книги: Татьяна Семакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Еще около двадцати минут я вношу незначительные правки в пиджак, затем приседаю, чтобы подогнать длину брюк.

– Даш, – вдруг негромко зовет он.

– Да? – отзываюсь я, продолжая заниматься делом.

– Даша, – повторяет он.

Я поднимаю голову и натыкаюсь на его взгляд. Несколько секунд жду продолжения, пока не доходит, что говорить он ничего и не планировал. Ему нравится, что я фактически стою перед ним на коленях. Его это заводит и сильно. Взгляд быстро становится стеклянным, я разрываю зрительный контакт и, не завершив работу, почти убегаю в мастерскую, чувствуя себя испачкавшейся.

– В чем дело? – слышу я удивленный голос отчима в спину.

– Я сейчас, – на ходу отзываюсь я.

Хочется содрать с себя кожу, до того противно. Я глухо мычу, расхаживая взад-вперед, с остервенением чешусь и брезгливо морщусь. И впервые за день думаю, что подвал – не такая уж и плохая идея. Что в подвал не придут те, перед которыми придется заискивать. Что я смогу отказать в обслуживании.

Если не придет он же. Отказав которому, можно потерять не только достоинство.

Двадцать секунд я трачу на то, чтобы стереть со своего лица брезгливое выражение. Затем хватаю коробку булавок и возвращаюсь в главный зал. С равнодушным видом опускаюсь на корточки перед Бугровым и молча завершаю работу, представляя, как вонзаю булавки в его тело. Снова и снова.

– Я закончила, – любезно произношу я.

– Когда будет готово? – уточняет Бугров.

– Зависит от того, как долго вы планируете терять в весе, – флегматично пожав плечами, отвечаю я.

– Не планировал, – бурчит он себе под нос. – Когда следующая примерка?

– Через пару дней. Мы свяжемся с вами, – слащаво отвечаю я, а он, почувствовав издевку, сдвигает брови к переносице и как обычно ставит свое условие:

– Я заеду завтра в то же время.

– Будем ждать, – тем же тоном отвечаю я. – Но, увы, костюм еще не будет готов.

В глазах Бурова вместо ожидаемого раздражения мелькает молния азарта, но в эту странную перепалку с компромиссом вступает отчим:

– Мы постараемся внести изменения до завтрашнего вечера. Но на случай, если работа займет чуть больше, чем бы нам всем того хотелось времени, условимся о звонке, скажем, в шесть часов вечера. Что думаете? – обращается он к Бугрову.

– Я заеду завтра в то же время, – настырно повторяет он и начинает раздеваться, вынуждая меня развернуться к нему спиной.

Когда он наконец покидает ателье, отчим закрывает дверь изнутри и как-то странно смотрит на меня. С хитринкой, что ли.

– Чего? – недовольно бубню я, глядя на него волком.

– Мне кажется или…

– Или! – перебиваю я его.

– А вы раньше не встречались? – спрашивает он будто невзначай.

– Определенно нет.

– Ты могла и не заметить… – задумчиво бормочет он и, как будто бы повеселев, добавляет: – Уже поздно, я вызову тебе такси.

– Это лишнее, пап, – смягчившись, говорю я.

– Не спорь, – строго пресекает мою самостоятельность отчим и сразу же идет за телефоном.

А мне, по правде, не очень-то и хочется спорить. Одного воспоминания о поездке с Бугровым достаточно, чтобы принять любое проявление заботы от отчима. По правде, я бы с удовольствием переночевала у него, в десяти минутах неспешным шагом, но это добавит накала в наши и без того натянутые отношения с супругом.

Минут через семь, когда отчим сообщает о подаче машины, я выхожу на улицу. И первое, что вижу – внедорожник Бугрова, замерший прямо напротив дверей.

Замешкавшись буквально на секунду, я бросаюсь к такси, стоящему позади него. С рывка открываю дверцу, падаю на заднее сиденье и хлопаю так, что закладывает уши.

– Простите! – виновато восклицаю я.

– Ничего страшного, – вежливо отзывается водитель. Уточняет адрес и вскоре трогается с места, объезжая машину Бурова, в сторону которой я принципиально не смотрю.

Но главный сюрприз ждет меня дома. Илья так и говорит, когда я, еле шевеля ногами от усталости, прохожу.

– У меня для тебя сюрприз!

– Какой? – наивно радуюсь я, привыкнув еще с детства, что сюрприз – это нечто приятное.

Если честно, я довольно далеко улетаю в свои фантазии. Первыми на ум приходят, конечно, цветы, но я быстро отметаю вероятность их наличия: вручил бы сразу. Следом – сладости из моей любимой пекарни. Затем – небольшое ювелирное украшение. Или котенок. Крошечный белоснежный комочек, скучающий по маме. На худой конец – очередная наша свадебная фотография на холсте. Мимоходом я даже пытаюсь вспомнить, а не забыла ли о какой знаменательной дате. Но реальность оказывается куда более прозаичной. И жестокой.

Муж поднимает со столика листы с печатным текстом формата «А4», скрепленные степлером. Потрясает ими в воздухе с самодовольной блуждающей улыбкой и озвучивает:

– Я заключил договор. Снял для тебя это помещение, Дашуль.

Судя по его сияющему лицу, мне надлежит скакать от счастья. С визгом броситься ему на шею, а затем отблагодарить так, как полагается любящей женщине. Но я не могу заставить себя даже улыбнуться.

– Это… ты… оно… – бессвязно начинаю и затыкаюсь я.

– Я знаю, любимая, – снисходительно посмеивается Илья. Он опускает документы обратно на столик, подходит вплотную и прижимается своими губами к моим в горячем поцелуе. – Знаю, – горячо шепчет он, обеими руками убирая волосы от моего лица и заправляя их за уши. – Я уже нашел бригаду для косметического ремонта, я всем займусь сам. Ты закончишь свой большой заказ и сможешь, наконец, работать рядом с домом.

Не будь у меня ничего, я бы вцепилась в эту возможность зубами. Но как же, черт возьми, больно падать. Особенно, когда крылья ломает собственный муж.

Глава 4

Не так уж и просто сделать что-то втайне, когда живешь в однокомнатной квартире. На работу я выхожу в обычное время, но вместо того, чтобы отправиться на остановку, я окольными путями иду к дому напротив. Дожидаюсь, когда выходит первый житель, и прохожу в подъезд. На пролете между вторым и третьим этажом занимаю свой пост. Теперь, куда бы муж не отправился, я увижу.

Не дожидаясь начала рабочего дня, я звоню отчиму.

– Что случилось? – напряженно спрашивает он вместо приветствия.

– Ничего, – апатично отзываюсь я. – Я опоздаю. Но когда ты услышишь причину, не станешь злиться.

– Не терпится узнать, что этот нарцисс придумал на этот раз, – с брезгливой интонацией шипит отчим.

Я сбрасываю вызов и горько хмыкаю, глядя на детскую площадку между двумя стоящими друг напротив друга домами. И вслух отвечаю:

– Ничего ужасного.

Со стороны этот жест Ильи выглядит, должно быть, весьма широко. Аренда на год влетела в копеечку, плюс грядущие затраты на ремонт – это действительно дорогой подарок с серьезной эмоциональной составляющей. Но есть нюансы.

Деньги он потратил не свои, а наши. Взял из сейфа, куда я систематически отправляю часть своей зарплаты. И в этом нет ничего дурного, когда идет речь о тратах на благо семьи. Но я сама была бы дурой, если бы поверила в то, что глупец – он.

Не мог он не заметить моего разочарования. Ни что касается самого помещения, ни, тем более, его сюрприза. Более того, он именно поэтому и заключил сделку, чтобы у меня банально не осталось выбора. И это – забота, как и говорил отчим, исключительно о себе. Прямая гнилая манипуляция. Игра на чувстве вины. Психологическое давление.

Вывод из всего этого неутешительный – я вышла за красивую картинку. Повелась на внешний лоск, на комплименты, на долгие разговоры при свечах, на ласку и внимание. Умеет он, когда хочет, произвести впечатление.

Ближе к девяти, машинально поздоровавшись с десятком спешащих по делам незнакомцев, я наконец вижу Илью. Он выходит из подъезда и отправляется в сторону колледжа, в котором преподает, а я спускаюсь, радуясь, что мое бдение закончено.

В собственную квартиру пробираюсь воришкой. Вычищаю сейф и меняю на нем код, чтобы в случае чего выиграть себе время. А затем отхожу на пару домов и вызываю такси, опасаясь пересечься с мужем на улице: черт знает, есть ли у него сегодня пары или он просто вышел прогуляться, такими расслабленными и неспешными показались его движения.

Не знаю пока, как буду отстаивать свои права. Не знаю, как буду противостоять его шарму, который, вне всяких сомнений, он пустит в ход, поняв, как просчитался. В голове свербит лишь одна мысль – хватит. Довольно. Не сделаю больше ни шага в подготовленную им темницу. И если он окажется не согласен, первый шаг сделан. Я забрала самое ценное, что у меня было – свою подтвержденную десятками юридически значимых документов личность.

В машине я еще раз проверяю, не выложила ли ключи от квартиры отчима. От стресса дрожат пальцы и крутит живот, в голове бесконечным калейдоскопом меняются вероятные сценарии развития событий, а за окном – пейзажи. И чем ближе мы к месту, тем спокойнее становится на душе. Из машины я выхожу с чувством, что наконец-то держу путь домой, но, едва поднимаюсь на третий этаж добротной сталинки, признанной объектом культурного наследия федерального значения, сердце падает к пяткам.

Деревянная, обшитая бордовым дерматином дверь в квартиру оказывается взломана, и видно это невооруженным взглядом. Неплотно прикрыта, замок буквально выкорчеван, будто ее открывали штурмовым тараном, на полу валяются щепки.

Я чутко прислушиваюсь, встав поближе, но кажется, слышу лишь грохот собственного сердца. Простояв так около пяти минут и немного успокоившись, я аккуратно толкаю дверь и, не придумав ничего лучше, кричу:

– Полиция! Вы арестованы!

Тон моего голоса, конечно, от командного в тот момент сильно далек. Но кричу я громко, а внимания привлекаю много. И с шумом открывающейся двери этажом ниже, я слышу звон и топот, доносящиеся из квартиры отчима. Я дергаюсь в сторону, чтобы занять более удачную позицию, но не успеваю, оказываясь прямо на пути выбежавшего из квартиры мужчины.

Он с силой толкается меня в грудь, и я, вскрикнув и потеряв равновесие, падаю спиной назад, на ступеньки. Острая боль обжигает сразу в нескольких местах, а дыхание перехватывает. Мои ноги подкидывает к голове, и тело совершает еще один кувырок. Каким-то чудом не свернув себе шею, я перекатываюсь через несколько ступенек, пока не оказываюсь на площадке между этажами. С трудом приоткрываю глаза и вижу лишь поношенные кроссовки некогда белого цвета и низ черных спортивных брюк убегающего.

О том, чтобы кинуться в погоню нет и речи. Кое-как приподнявшись, я ищу взглядом свою сумку, а когда нахожу, начинаю горько плакать. Пока я скатывалась с лестницы, этот мерзавец успел вытрясти все содержимое на пол. И, конечно, забрал пачку перетянутых канцелярской резинкой купюр.

Не придумав ничего лучше, я звоню отчиму.

– Да, – отзывается Борис, но в ответ я не говорю ни слова, только всхлипываю, шмыгаю носом и издаю протяжное «ы-ы-ы». – Где ты⁈ – кричит отчим, и на этот раз я плаксиво мямлю:

– У тебя-я-я…

– Выхожу! Не вешай трубку! Дашунь, слышишь? Дочь⁈

– Угу, – бурчу я, почувствовав себя маленькой девочкой, упавшей с новенького велосипеда. – Я… нормально.

– Ничего нормального в твоих слезах нет! – с одышкой рявкает отчим. – Я бегу. Бегу, солнце. Все наладится, все будет хорошо. Просто вспорю этому недоделанному брюхо и…

– Он не при чем, – хнычу я. – Меня ограбили! И тебя!

– Ограбили? – недоуменно переспрашивает отчим. И гораздо спокойнее. – Подожди. И тебя?

– Я приехала, а он тут, – жалуюсь я, пытаясь подняться с холодного пола.

– Ты в порядке⁈ – Борис снова срывается на крик.

– В целом. В смысле, все цело. Вроде… Я упала с лестницы и…

– Ты упала с лестницы⁈ – ревет он медведем. – Вызывай скорую! Живо!

Он сбрасывает вызов, а я, стеная и охая, завершаю подъем. Проверяю целостность костей, морщусь, но короткий номер так и не набираю, начав соображать. И лишь один вопрос крутится в голове. А ограбление ли это?

Фактически, да. Деньги были – деньги сплыли. Но когда я, держась за перила, поднимаюсь и заглядываю в квартиру, складывается впечатление, что единственная цель, которую преследовал мерзавец – разнести все к чертовой матери. Даже из прихожей видно, что в квартире устроили настоящий погром. И тут, бесспорно, появляются вопросы к соседям (ведь на такую работу было потрачено действительно много времени), особенно тем, что живут снизу и выглядывали на площадку, услышав крик, но вина не на них. А на том, кто готов добиваться своего любыми методами.

– Дочка! – раздается крик отчима с первого этажа. – Даша!

– Я тут, пап, – обычным голосом отзываюсь я: остальную работу делают высоченные потолки, эхом разнесся звук по подъезду.

Борис стрелой взлетает на третий этаж.

– Ты в порядке, – убедившись собственными глазами, тяжело выдыхает он.

– Чего не скажешь о твоей квартире, – уныло бормочу я, поглаживая ушибленные места.

– Это всего лишь вещи, – отмахивается Борис и осторожно обнимает меня.

– Ай, – невольно морщусь я.

– Вызвала скорую?

– Нет, – вторично морщусь я. – Одни синяки, что они сделают? А вот полиция бы не помешала.

– А ты его рассмотрела? – покашляв, уточняет отчим.

– Он был в толстовке с капюшоном, кепке и обмотан шарфом до самого носа. Все, что я могу о нем сказать – он худой, как шпала. И такой же длинный.

– Не густо, – бурчит отчим и повисает тишина.

– Соседи снизу выглядывали, когда я закричала, – вспоминаю я. – Может, они видели?

– Там сейчас только Анютка. И ей что-то в районе восьми.

– Тогда понятно, – вздыхаю я. – Перепугалась, наверное, когда сверху начали буянить.

– Наверняка, – соглашается Борис. – Зайду к ней.

– А другие соседи?

– Рабочее время, дочь. У нас даже пенсионеры еще в строю.

– Ясно… но на подъездах же камеры?

– Да, но они сняли то же, что увидела ты. То есть, ничего полезного.

– Откуда тебе знать? У него могла быть машина или сообщник, – настаиваю я. – Можно же хотя бы определить направление, в котором он побежал. Да и вообще, полиции виднее.

– Конечно, – снисходительно улыбнувшись, отвечает отчим. – Я займусь всем тут. Ты как? Сможешь открыть ателье?

– Да, почему нет? – пожимаю я плечами. – А мне разве не надо дать показания или вроде того?

– Если понадобится – сообщат. А вот встречу с клиентом уже не перенести, он приедет через полчаса. Успеешь рассказать мне, что у тебя стряслось.

– Да что у меня… – мнусь я и замолкаю. – Я все еще люблю его… Я так думаю. Наверное. Не знаю, – раздраженно заканчиваю я.

– Что он сделал, дочь? – допытывается отчим.

– Он снял его. Тот подвал. Видел, что мне там не понравилось, и все равно сделал это. Завернул это дерьмо в заботу обо мне и нашем браке и торжественно вручил. Я похожа на тетю Мотю?

– Нет, – четко отвечает отчим на поставленный вопрос, всеми силами сдерживая улыбку.

– Я забрала из сейфа деньги и документы и хотела оставить у тебя, но, пожалуй, лучше арендую ячейку.

– Разумно, – серьезно кивает отчим. – Я тоже больше не храню ничего особо ценного дома. Послушай… – немного нерешительно начинает он. – Не думал, что скажу это, но… не спеши подавать на развод. Даже вслух это слово не произноси, пока не будешь уверена. Одно упоминание может разрушить любой, даже самый крепкий брак.

– Да где крепкий, пап? Он даже не посоветовался! – возмущаюсь я.

– Смысл? Ты во всем и всегда соглашалась с ним. Ты сама создала почву для подобного пренебрежительного отношения. И в твоих силах изменить эту модель поведения. Вопрос в том, хочешь ли.

– По-твоему, стоит попробовать?

– По-моему, не стоило вообще за него выходить, – нахмурившись, строго говорит он. – Но ты сделала это, не приняв в расчет моего мнения. У подобного решения должны быть причины, не так ли? Все, ступай.

– Я хотела немного пожить у тебя, – мямлю я.

– Играя в молчанку ничего не решишь, – назидательно произносит он. – Мои двери всегда открыты, а сейчас, как видишь, буквально, – шутит он между делом, – но лично я не помню, чтобы учил тебя бегать от трудностей.

Он вновь смотрит на часы, ненавязчиво подгоняя, и мне приходится начать спускаться.

– Я вызову тебе такси, – понаблюдав за тем, как я прихрамываю, вздыхает отчим. – Жди внизу.

– Спасибо, – задрав голову и улыбнувшись, говорю я.

И вроде бы все как обычно, но кое-что в его поведении ужасно настораживает. Он терпеть не может Илью. Он его презирает. Еще вчера он непрозрачно намекал, что идти рука об руку с этим человеком означает влачить самое жалкое существование из возможных. С чего бы вдруг сегодня ему идти на попятный?

Но если это я могу, хоть и с натяжкой, объяснить заботой о моих чувствах, то оправданий тому, что он фактически не разрешил мне пожить у него я найти не могу. Распахнутая настежь дверь на самом деле закрыта.

До звонка в дверь я успеваю лишь минимально привести себя в порядок и насладиться видом продолговатого синяка на левой руке, вывернув ее к зеркалу. Выбрать платье без рукавов было не самой лучшей идеей, но вскоре это перестает меня занимать.

Раздается звонок в дверь, в точно обозначенное время. Я открываю, приветливо улыбаюсь приятному мужчине немного за пятьдесят с благородной сединой на висках и моложавым лицом, впускаю его и совершаю стратегическую ошибку – оставляю дверь незапертой. Это кажется адекватным решением в моменте, ведь закрываться с мужчиной как минимум неприлично, но буквально через две минуты, когда он уже начинает раздеваться для примерки подготовленного отчимом готового костюма, дверь распахивается и в ателье влетает женщина, с порога начиная верещать:

– Я так и знала! Старый ты потаскун! На молоденьких потянуло⁈ Я тебе устрою молоденьких!

Когда мужчина начал раздеваться, я, как обычно, тактично развернулась к нему спиной, так что дамочку имею удовольствие лицезреть без дополнительных телодвижений. Но это не спасает меня от ее цепких пальцев, которыми она вцепляется в мои волосы, подбежав так стремительно, что я и опомниться не успеваю.

– Вера! – кричит мужчина из-за моей спины. Я в этот момент взвизгиваю от резкой боли и, согнувшись, пытаюсь разжать пальцы женщины. – Ты в своем уме⁈ – рявкает мужчина, перехватив запястье, полагаю, супруги.

– А ты⁈ А ты⁈ – визжит женщина так, что срывается на хрип. – Стоит тут, без штанов! Совсем совесть потерял!

– Сумасшедшая, – сквозь внезапный приступ громогласного смеха ругается мужчина. – Вера, отпусти девушку! Вот наказание! Вера, это ателье! Я заехал за костюмом к годовщине!

– Что? – бормочет женщина, а ее пальцы расслабляются.

У меня получается встать прямо. Потерев голову, я отступаю на пару метров от ревнивицы, распускаю пучок и собираю волосы в хвост.

– Дарья, прошу прощения, – говорит мужчина, сияя тульским самоваром.

Женщина осматривается и произносит с укоризной:

– Вы слишком красивы для этой работы.

– Не всем суждено стать содержанками, – не сдержав смешок, отвечаю я, а женщина окидывает меня долгим придирчивым взглядом и пожимает плечами.

– Валера стал слишком уж загадочен в последние недели, – поясняет она свой припадок, и не думая извиняться.

Она с неудовольствием косится на мужа, а тот, все еще пыжась от гордости, произносит:

– Я готовлю сюрприз к знаменательной дате. И все должно быть идеально, в том числе я.

– Ты идеален и без костюма. – Она обнимает мужа, так и оставшегося стоять в одной рубашке, трусах и носках. – Без – особенно, – хвастливо шепчет она мне, после чего смущает подмигиванием.

– Ладненько, – бормочу я, чуть отвернувшись. – Сделаю вам кофе.

Когда я возвращаюсь с подносом, на котором стоят две чашечки и графин с коньяком (на всякий случай), мужчина уже крутится у зеркала, а рядом с ним, разглаживая несуществующие складки на рукавах, хлопочет его Вера. И, признаться, от этой картины теплеет на душе.

– Юбилей? – интересуюсь я, поставив поднос на столик.

– Тридцать лет я терплю ее закидоны, – с улыбкой отвечает мне мужчина и любовно смотрит на жену через зеркало. – И пролетели они как одно мгновение.

Польщенная женщина тянется к нему для поцелуя, а мне, признаться, хочется расплакаться. На фоне собственных внутренних баталий их трепетное отношение друг другу трогает до глубины души. Даже невзирая на то, что десять минут назад меня совершенно незаслуженно оттаскали за волосы.

– Дарья, если надумаете стать содержанкой, – на прощание говорит мне Вера, протягивая свою визитную карточку, – позвоните мне. Я познакомлю вас с достойным мужчиной.

– Спасибо, – посмеиваюсь я, забирая карточку, – но я замужем.

– Жена достойного мужчины не будет работать ради заработка. А с недостойным жизнь не прожить. – Она вновь пожимает плечами, а с моего лица сползает улыбка. – Не обижайтесь, милая, я настолько избалована своим мужем, что позволяю себе говорить правду людям в лицо. И по вам видно, что вы пашете, как лошадь. Пока вы молоды, это не портит ни здоровье, ни красоту, но годы бегут быстрее, чем нам всем кажется.

– Я люблю свою работу, – не слишком вежливо отвечаю я.

– А мужа? – нагловато хмыкает она, допивая щедро приправленный коньяком кофе.

– Этот пиджак вас уродует, – не остаюсь я в долгу.

– Нам пора! – запальчиво восклицает ее муж и первым подскакивает с дивана.

Он достает портмоне, оставляя щедрые чаевые, тогда как Вера, которой, с виду, чуть за сорок, только загадочно улыбается. И нет-нет, да поглядывает на свое отражение в большом зеркале.

– Позвоните мне, – напоследок говорит она. – Я в долгу за свою несдержанность.

«Может, и позвоню, – думаю я, закрываясь. – Ведь правы, отчасти, и папа, и Илья. Мне пора двигаться дальше».