Текст книги "Безнадежные (СИ)"

Автор книги: Татьяна Семакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Ты серьезно? Серьезно⁈ Вот так просто соберешься и уйдешь? Сейчас?

– Я больше не могу, – бормочу я, отрицательно покачивая головой. – Не могу, прости.

– Да и проваливай! Пошла вон! И не возвращайся! – яростно орет он и швыряет мой телефон в стену.

От раздавшегося треска я морщусь. Поднимаю остатки, из которых надеюсь извлечь хотя бы сим-карту, обуваюсь, беру пальто и выхожу на лестничную клетку.

Вовлекать отчима в свои личные разборки, однако, желания не возникает. Не хочу, чтобы он переживал попусту, пусть хоть эту ночь поспит в беспечном неведении. Так что, вновь потратившись на такси, я медленно брожу по историческому центру, пока не нахожу салон сотовой связи. Покупаю простенький смартфон, вставляю свою сим-карту, с помощью менеджера переношу все данные, а затем, устроившись в кафе поблизости, все же отправляю заявление на развод.

В районе десяти, под закрытие заведения, я иду к ателье. Как воришка заглядываю в окна и дожидаюсь, когда отчим пойдет домой. После чего, из-за угла проводив его взглядом в спину, иду ночевать в ателье.

Но сон не идет. Промаявшись с час, я поднимаюсь с диванчика в главном зале и иду в мастерскую. Разглаживаю ладонями лежащие на столе готовые лекалы для рубашки и принимаюсь за работу.

Утром, так и не сомкнув глаз, собираюсь в клинику и уезжаю до того, как появляется отчим. Сдаю анализы и возвращаюсь, задремав в такси на обратном пути. Когда прохожу, застаю отчима за увлекательным занятием – беготней по кругу. Конечно, он не мог не заметить, что я похозяйничала, пошив за ночь рубашку.

– Дочь, что случилось? – встревоженно спрашивает он.

– Я подала на развод.

– Он тебя недостоин, – высокомерно произносит он и обнимает меня.

– Ты выглядишь, как алкаш, подравшийся за бутылку, – фыркаю я.

– А ты – как тот, кто ее по итогу выпил, – не остается он в долгу. Сует руку в карман и достает из нее новый комплект ключей. – Твои. Иди домой. Поспи. Еле ноги переставляешь.

Я забираю ключи, не став уточнять реальную причину. В самом деле иду домой и ложусь на диване в одежде, а вечером, наспех перекусив по пути, возвращаюсь в ателье и приступаю к пошиву последней рубашки из заказа Бугрова. Но это – не единственная нить от прошлого к будущему, которую следует разрезать.

– Пап, дай денег, – брякаю я, не поднимая глаз от стола.

– На что? – равнодушно спрашивает он.

– Хочу выкупить у Ильи его долю квартиры.

– Разумно. Продажа может занять больше времени, чем развод.

– Как продам, сразу верну!

– Ничего глупее в жизни не слышал, – презрительно кривится он, а я едва уловимо улыбаюсь. – Заедем утром в банк.

– А заказывать не надо?

– Управляющий – наш постоянный клиент. Если захочешь поговорить… – туманно добавляет он.

– Нет, пап, – тихо отвечаю я. – Не сейчас.

Вскоре я получила урок, который следовало бы запомнить на всю жизнь – никогда не откладывай важные разговоры с близкими людьми. Но теперь эта информация мне ни к чему: я потеряла последнего.

Глава 7

… настоящее время

Отчетливо я помню всего три момента. Как мое плечо сочувственно сжала ладонь мэра, как я зачерпнула пригоршню могильной земли и швырнула ее в рожу Бугрова, посмевшего заявиться на похороны, и как столкнула будущего бывшего мужа в подготовленную для гроба яму.

А вообще, было, не побоюсь этого слова, претенциозно. Прощание стараниями Майского скорее тянуло на светский раут, а все присутствующие мужчины выбрали не черные наряды, а пошитые в нашем ателье, отдав таким образом дань уважения. Я не проронила ни слезинки, но это лишь потому, что за неделю, что мне не отдавали тело, выплакала все. На деле, я была очень тронута и ушла первой, чтобы невольно не начать презирать того, кто осмелился бы сделать это до меня. То есть, около часа назад, который я потратила на то, чтобы, едва переставляя ноги, добраться до квартиры, собрать пакет со средствами для уборки и дойти до ателье.

Печать с двери сняли только вчера. И, занятая организацией похорон, я не успела привести все в порядок. Перед выходом пообещала Майскому, что не буду заниматься этим сама, что пойду домой, посплю, а завтра утром мы придем сюда вместе, вызовем специальную службу, но… не могу я домой. Не могу больше сидеть без дела, слоняться по квартире тенью и бесконечно плакать. Я должна занять руки чем-то полезным, иначе сойду с ума от одиночества и скорби.

Я распахиваю дверь и с порога чувствую неприятный затхлый запах, от которого начинает мутить. Отвернувшись к улице, я глубоко вдыхаю и на время задерживаю дыхание. Затем, вдохнув еще раз, оставляю дверь нараспашку и быстро прохожу, следуя мимо высохшей лужи крови к окнам. Открыв все, я снова делаю вдох и почти бегом устремляюсь сначала в подсобное помещение, а затем в мастерскую, впуская свежий воздух и там. Ставлю сумочку и пакет на стол и выжидаю минут пятнадцать, прежде чем возвращаюсь в главный зал и застаю у места преступления убийцу.

Бугров поворачивает голову, услышав шаги, а я пячусь назад.

– Я пришел поговорить, – сообщает он, а я разворачиваюсь и бегу в мастерскую. Успеваю достать из сумочки свой телефон, но он обхватывает меня со спины, зажав в кольцо вместе с руками. – Только поговорить, – заверяет он.

– Пусти, – всхлипываю я, бесполезно трепыхаясь в его руках.

– Я не убивал твоего отца. Не убивал. Зачем мне это?

– Пусти! – повторяю я нервно, делая частые мелкие вдохи.

– Мне это ни к чему. Просто подумай, – наговаривает он мне в макушку, прожигая дыру в голове своим горячим дыханием.

– Да я даже дышать рядом с тобой не могу, – с надрывом шепчу я, перестав оказывать сопротивление.

Бугров мгновенно разжимает руки, а я, судорожно вдохнув, медленно оседаю на пол, держась рукой за край стола. Сажусь, подтянув колени к животу и утыкаюсь лицом в свои ноги.

– Уйди, – спустя время тихо произношу я.

– Нет.

– Пошел вон! – ору я, сорвавшись на хрип. Подскакиваю, получив ударную дозу адреналина и кричу уже глядя ему в глаза и указывая пальцем на дверь: – Пошел! Вон!

– Нет, – спокойно повторяет он.

– Я вызываю полицию, – предупреждаю я, поднимая руку с телефоном.

– Я приду снова. И еще. И еще. Я буду ходить до тех пор, пока ты не выслушаешь меня. Пока до тебя не дойдет, что я этого не делал.

– Святой, да? – ехидно уточняю я.

– Нет, – угрюмо отвечает он. – Но и не убийца.

– Что бы ты не сказал, я не поверю ни единому твоему слову. За тебя говорят факты, – зло произношу я. – А теперь проваливай. Оправдываться будешь перед следствием.

– Какие факты, Даш? Я даже не выходил из машины, когда подъехал. И у следствия есть доказательства, я в тот же день передал флешку с регистратора из машины.

– Значит, ты сделал это чужими руками. Квартиру ты тоже не сам громил, так что я не удивлена. Но это неважно. Проваливай. Если не хочешь убить и меня – катись ко всем чертям, – шиплю я, теряя остатки терпения.

– Какую квартиру? – со вздохом уточняет он. Прикрывает глаза и трет лоб.

– Хватит строить из себя идиота, – презрительно морщусь я. – Ты прослушивал ателье и не стеснялся тыкать меня в это носом. Тоже будешь отрицать?

– Нет.

– Убирайся, – с отвращением произношу я.

– Нет.

– Убирайся! – кричу я так, что у самой закладывает уши.

– Я должен был остановиться, – вдруг говорит он, сделав два шага вперед. – Должен был.

– Не подходи ко мне, – бормочу я, растеряв весь запал. Шарю рукой по столу, не отводя от него взгляда, и нахожу ножницы. Выставляю их перед собой и повторяю: – Не подходи.

– Хорошо, – вкрадчиво произносит он, приподняв руки. – Просто выслушай меня, ладно? С моей стороны все выглядело совсем не так, как с твоей. Я приехал тем утром, чтобы поговорить с тобой. Чтобы понять, почему ты… – он запинается и морщится, – почему ты не отпихнула меня? Почему не закричала, почему… – Бугров замолкает, зажимая переносицу двумя пальцами. Так и не заканчивает фразу, но, убрав руку, заверяет: – Я клянусь тебе, я был уверен, ты плачешь из-за мужа. Из-за того, что в последний момент передумала, из-за… не знаю, мук совести.

– Мук совести? – с нервным смешком переспрашиваю я, взмахнув ножницами на манер волшебной палочки. – Серьезно?

– Ты поехала со мной. Сама. Я тебя силком не тащил. Все, что я сделал – предложил тебе бабок. И ты согласилась. Согласилась, понимаешь?

– Ты угрожал мне, – шиплю я. – Ты, сволочь такая, чуть не спалил нас с папой тут заживо. Ты разгромил его квартиру, ты ограбил меня, ты избил его!

– Я ничего из этого не делал. – Он разводит руками и смотрит прямо мне в глаза.

– Ты изнасиловал меня, – впервые произношу я вслух.

Плечи Бугрова заметно опускаются.

– Я этого не хотел, – хрипло произносит он.

– Ты это сделал.

– Я понял это слишком поздно, Даша! – повышает он голос. – Уже когда ты ушла! Когда увидел кровь на постели! Почему ты, мать твою, не наорала на меня, как орешь сейчас⁈ Почему по яйцам мне не врезала, не кусалась и не царапалась? Я как, черт возьми, должен был догадаться, что тебе больно, а не противно? Как⁈

– Так это моя вина?.. – ошалело бормочу я.

– Нет, – мученически произносит он и делает еще шаг в мою сторону. Я выбрасываю вперед руку и почти касаюсь лезвиями ножниц его живота. – Прости, – кажется, искренне произносит он. – Я должен был остановиться и спросить. Почему ты плачешь, Даша?

Он выглядит очень расстроенным. Пожалуй, даже печальным. В его взгляде читаются вина и раскаяние. И я не знаю, можно ли так искусно притворяться, но мне хочется ему верить.

Однако, это не меняет двух фактов.

Он это сделал. А задай он тот самый вопрос, я бы солгала.

– Для меня это было игрой, – безжизненным голосом говорит он. – Строптивая красотка с придурком-мужем. Красивая до одури. И пахнет так, что колпак срывает. Я три дня пялился в эти окна. – Он кивает на окна за моей спиной. – Забыл зачем, нахрен, вообще пришел… – бубнит он тихо и отходит на несколько шагов в сторону, встав ко мне спиной. – Если бы помнил, возможно, твой отец остался бы жив. Если бы я не потерял голову.

– О чем ты говоришь? – лопочу я.

– О том, что получил заказ на одного подонка, – поясняет он, развернувшись. – Мелкая мразь, доставляющая много неприятностей разным людям. Я должен был найти его, и вышел на это место. Точнее, на Бориса.

– А папа тут при чем? – хмурюсь я.

– Я так и не узнал, – морщится он. – Один парень сообщил, что слышал обрывок разговора. И речь шла о том, что Борис должен тому, кого я разыскиваю. Парень был в том положении, когда взыскать долги и зарыться – самое мудрое.

– Ерунда какая-то, – бормочу я. – Зачем папе брать в долг? Да еще и у какой-то, как ты выразился, мелкой мрази. Если бы понадобилась крупная сумма, он бы обратился к тому же Майскому.

– Возможно, он выражался фигурально. Или дело было давно. Может, Борис занимал не у него лично, а у его отца, дяди или прадеда, не знаю. Но выясню. И мне нужно, чтобы ты рассказала, что случилось за эти дни. Хоть какая-то зацепка.

– Так вот зачем ты пришел, – ехидно посмеиваюсь я, враз потеряв к нему всякое доверие. – За информацией.

– Нет.

– Любимое слово? – ухмыляюсь я.

– Нет, – кривляется он. – Я пришел понять, к чему был этот твой акт самопожертвования. – Я беззвучно смеюсь, а он сталкивает брови к переносице. – Что я опять не так сказал?

– Просто любопытно, у тебя были женщины, которые не рыдали под тобой?

– Тебе будет сложно поверить, но да, – раздраженно отвечает он.

– Тогда скажи мне, Бугров, как можно не почувствовать, что женщина тебя не хочет?

– Я платил не за твое желание. А для того, чтобы ты сама раздвинула ноги, – зло огрызается он.

– Ну хорошо, – с прежней улыбкой принимаю я. – А кровь?

– У меня что, по-твоему, лаборатория в штанах? Проверь почту, вдруг пришли результаты биохимии?

– Пришли, – в голос смеюсь я. – Все в порядке, спасибо, что спросил.

– Ты сдавала анализы? – мрачно спрашивает он.

– Естественно, – весело фыркаю я. – Гинеколог мне до сих пор по три раза на дню пишет, – охотно рассказываю я. – И раз в пару дней звонит. Волнуется за меня. Уговаривает написать заявление. Как думаешь, стоит?

– Напиши. Отрицать не стану, – серьезно отвечает он.

– Я подумаю, – кокетничаю я. – А кровь, она же липкая, – продолжаю я загадочным тоном. – Ну, знаешь, когда подсыхает. Трение усиливается… Приятно тебе было? Приятнее, чем обычно?

– Хочешь услышать правду?

– Конечно, мы же тут откровенничаем, – тем же издевательски сладким голосом заверяю я. – Не стесняйся.

– Да, – четко произносит он. – Мне было ахренительно. Настолько, что стремно представить, каково было бы, ответь ты взаимностью. – Я сглатываю, перестав потешаться и паясничать, а он добавляет: – Но, знаешь что. Попроси своего дятла подолбиться в тебя насухо. И спроси у него после – почувствовал ли он разницу. Если окажется, что у него в трусах гигрометр – я сам на себя заяву накатаю.

Он выходит сначала из мастерской, а затем и из ателье, а я еще какое-то время молча хлопаю глазами. Потом, стряхнув с себя странное забвение, вызванное его чрезмерной словоохотливостью, снимаю каблуки и пальто, переодеваюсь в заготовленный спортивный костюм и натягиваю высокие плотные хозяйственные перчатки.

Бугров возвращается, когда я, набрав ведро воды, стою у засохшей растрескавшейся лужи крови, не решаясь начать уборку. В одной моей руке большая мочалка, в другой – половая тряпка. В голове – туман. В памяти – широко распахнутые безжизненные глаза отчима. Мужчины, который окутал меня заботой и вниманием тогда, когда я сильнее всего в них нуждалась. Мужчины, за спиной которого я взращивала самооценку. Единственный, кто дарил мне цветы без повода.

В руке Бугрова – шпатель. В глазах – намерение поучаствовать, хочу я того или нет. Впрочем, тут как раз ничего нового.

Он приседает на корточки и начинает счищать корки. Я кладу губку и тряпку на пол и беру щетку и совок. Довольно быстро мы снимаем основную часть крови, я завязываю мусорный пакет, а он уходит с ним на улицу. Когда возвращается с пустыми руками, я отрешенно комментирую:

– Вряд ли можно просто выкидывать биологические отходы в помойку.

– Скажи это Дизелю, – парирует он. Мочит в ведре тряпку и начисто вытирает там, где я успела пройтись губкой.

– Который Вин? – недоуменно уточняю я.

– Который кот. Я нашел его в мусорном баке в пакете. Года три назад.

– Живым?

– Около того.

– И где он сейчас?

– Почти уверен, падла дрыхнет на моей кровати.

Я прыскаю и натираю пол активнее, стараясь дышать через рот, чтобы не чувствовать специфического неприятного запаха размокшей крови.

– Почему Дизель?

– От него пасло соляркой. А теперь такая ряха, что даже похожи с тезкой.

– Я тебе не верю, – с прищуром говорю я.

– Хоть что-то остается неизменным. Но и это я могу доказать.

– Дай угадаю, фотографии у тебя нет, это не по-мужски, и мне надлежит приехать к тебе домой и убедиться лично?

– Не сегодня. У меня не убрано, – ехидничает он. Оставляет тряпку на полу, вытирает руку о штанину и достает телефон из заднего кармана джинсов. Потом демонстрирует мне откормленного лощеного красавца угольного цвета.

– Он не твой, – заявляю я. Следующей фотографией он показывает, где они вместе. – Ты фоткаешься со своим котиком? – откровенно издеваюсь я.

– И каждые новогодние праздники достаю из его задницы дождик. Мы очень близки, – на серьезной мине говорит он, а вот я, признаться, уже с трудом сдерживаю неуместный трауру смех.

– На следующие попробуй не украшать им квартиру, – советую я.

– Попробуй сказать моей семилетней племяннице, чтобы не играла с ним этой херней.

– Семья, спасенный кот… да ты славный парень, Бугров, – усмехаюсь я.

– Нет, – глухо отвечает он. – Но из всего дерьма, что я успел натворить, то, что я сделал с тобой грызет меня сильнее остального. И серьезно лупит по самооценке.

– За удовольствие приходится платить, – хмыкнув, отмечаю я.

– Я рассчитывал, что это будут бабки, – морщится он. – Даш, мне жаль. Мне чертовски жаль, правда.

– Я не хочу больше об этом говорить.

– Ты поможешь мне достать ублюдка, за которым мы сейчас подтираем?

Вопрос застает врасплох. Но без крови близкого человека под ногами в мозгах немного проясняется и приходит время задать себе главный вопрос. Так в чем конкретно я его обвиняю?

– Коктейль Молотова, – начинаю я. – Сначала нас пытались поджечь.

Я рассказываю о всех событиях в хронологическом порядке, не переставая убираться. Бугров молча слушает и помогает. Когда я заканчиваю, спрашивает:

– Он вел себя как обычно?

– Ты прямо как следователь, – иронично фыркаю я и копирую деловитую интонацию того, кто допрашивал меня: – Дарья Сергеевна, ваш отчим не казался вам встревоженным? Может быть, он с кем-то ругался недавно? Или разговаривал на повышенных тонах?

– Я тоже Сергеевич, – вдруг говорит он, улыбнувшись. – А ты что? – возвращается он к делу.

– А я ему такая – не отчим, а отец, – важничаю я, а Бугров тихо смеется. – Он психовал, но недолго, – говорю я уже серьезно. – Сразу после твоего появления на нашем пороге он вызвал сюда Майского. Я подслушала их разговор.

– И о чем они говорили?

– О тебе. Папа думал, что ты что-то вынюхиваешь.

– Проницательный. Ты рассказывала об этом следователю?

– Конечно.

Я рассказала обо всем, кроме того, что после случившегося в отеле мне пришлось обратиться к врачу. Не знаю почему. Не смогла это из себя выдавить, не хотела выглядеть жертвой, не хотела смещать фокус с главного происшествия.

– Молодец. Правильно, – неожиданно хвалит Бугров. – Что потом?

– Потом папа успокоился. Полагаю, ты оказался в числе приглашенных на свадьбу.

– Какую свадьбу? – удивляется он.

– Дочери мэра, – нахмурившись, поясняю я.

– Нет. Я даже не знал, что Оксанка выходит замуж.

– Оксанка? – презрительно фыркаю я, закатив глаза. – Кажется, я знаю, почему тебя не позвали.

– Мы разошлись довольно давно и мирно, – отмечает он, – но ты права, бывших любовников приглашать не принято. И мне почему-то нравится с тобой препираться, но при чем тут свадьба?

– Майский предположил, что ты заявился заказать костюм по случаю. И посоветовал папе уточнить у одного мужика… фамилия на «п»… не помню. Пан… чего-то там.

– Панкратов, – подсказывает Бугров.

– Наверное, – неуверенно соглашаюсь я. – У него, якобы, есть полный список приглашенных. Я решила, он подтвердил, ты в их числе.

– Тебе отдали личные вещи отца?

– Да, они дома. Я проверю его телефон, когда вернусь.

– Я пойду с тобой.

– Нет, – отвечаю я его излюбленным словечком.

– Я больше никогда не коснусь тебя с сексуальным подтекстом, пока ты сама не позволишь.

– Этого не случится ни-ког-да, – зловещим шепотом произношу я. – Я посмотрю список вызовов, когда вернусь домой. И возмо-о-о-жно… – издевательски растягиваю я. – Возможно, – повторяю я, усиливая эффект. – Напишу тебе. А теперь, будь любезен. Свали. Нахрен.

– Больше не страшно? – хмыкает он, комкая мокрую тряпку в неаккуратный шар. Подбрасывает ее и пинает носком кроссовка, отправляя в середину зала.

– Представь себе, – дерзко отвечаю я.

– Такой ты мне нравишься даже больше.

Он подмигивает мне, ненадолго зависнув с одним прикрытым глазом, и наконец-то уходит. Казалось бы, можно расслабиться, но от его последнего заявления я напрягаюсь только сильнее.

Глава 8

Закончив с уборкой, я закрываю сначала окна, следом задергиваю плотные шторы и напоследок проверяю, заперта ли входная дверь. Затем достаю журнал заказов и обзваниваю всех, с кого Борис успел снять мерки и взять предоплату и гарантирую, что заказ будет выполнен в срок. В ожидаемом качестве.

Львиная доля клиентов до сих пор на поминках. О чем мне сообщает Майский, пробившись со звонком в череде моих собственных.

– Мы тут все немного… шокированы, – кашлянув, подбирает он деликатное слово. – Все все прекрасно понимают, заверяю тебя. Никакой спешки нет.

– Вы же бизнесмен, Артур Львович, – хитро говорю я. – Сейчас как раз тот самый момент, когда следует взять с уважаемых людей слово, что все договоренности в силе, пока сама не осталась в должниках.

– Ну почему же сразу! – возмущенно фыркает подвыпивший Майский.

– Да потому что, – вздыхаю я. – Они шли не ко мне. А залог возвращать мне нечем. Вы слышали когда-нибудь, чтобы папа ходил в должниках? – ненавязчиво уточняю я.

– Никогда такого не было, – с гордостью заявляет он. – Я с ним за одной партой сидел, я знаю, о чем говорю!

«Вот и я о том же», – бормочу я про себя.

– Репутация сама себя не заработает, Артур Львович, – пропеваю я, а он тихо смеется. – Мне нужны эти заказы.

– Твой отец всегда гордился тобой. Абсолютно заслуженно, лишний раз убеждаюсь, – как обычно, не скупится он на похвалу.

– Вы сделаете мне одолжение, если сообщите всем заинтересованным, что я не сошла с ума, а как раз пытаюсь этого избежать. Мне нужно занять руки.

– Конечно, – бархатным голосом отвечает он. – Я подойду завтра к девяти, решим вопрос с уборкой. Не слишком рано?

– Я уже убралась, – говорю я быстро и еще быстрее сбрасываю вызов.

Я заканчиваю обзванивать оставшихся клиентов и устраиваюсь в мастерской, когда мне вновь поступает звонок. Поколебавшись несколько секунд, я все же отвечаю.

– Ты обзвонила не всех, – послушав тишину, произносит Бугров.

– Ты же знаешь, что твой заказ готов, – на выдохе устало бормочу я.

– И я могу его забрать?

– Когда ты спрашивал разрешения? – кривлюсь я.

– Так могу или нет?

– Не сегодня.

– Я стою у двери.

Я раздраженно рычу и иду открывать.

– Ты можешь оставить меня в покое хоть на день? – негодую я, распахнув дверь.

– Я оставил на неделю, и ты успела отрастить яйца, – усмехается он. – Еще сутки, и ты ввалишься ко мне домой с пушкой и жестко отомстишь за все злодеяния. А Дизелю нельзя столько сырого мяса, он и так прилично набрал.

– Фу, – кривлюсь я, а он нагло оттесняет меня плечом и проходит внутрь. Я принюхиваюсь и морщусь. – Ты пил?

– Я с поминок, Даш.

– На которые тебя не звали, – отмечаю я.

– Если бы твой батя мог, позвал бы.

– Да неужто? – презрительно фыркаю я.

– Само собой, – надменно отвечает он, развалившись на диване. – Он прекрасно видел мой к тебе интерес и ни разу не осадил. Даже когда ты слиняла с примерки.

– Он просто не понял, что произошло, – кривлюсь я и веду плечами, вспомнив, каким омерзением меня тогда накрыло.

– Он-то понял, – задумчиво произносит Бугров. – Но мы оба интерпретировали по-своему.

– Остановись, – строго произношу я.

– Я противен тебе?

– Да, – резко отвечаю я. – Еще вопросы?

– Есть один. Где мои рубашки?

– В Караганде, – пыхчу я себе под нос, уходя в мастерскую. Когда выхожу, этот уже красуется перед зеркалом по пояс голым. – Какого… – ошалело бормочу я и закрываю глаза.

– А что, обычно тряпки за баснословные деньги забирают без примерки? – говорит он, явно приближаясь.

– Никто не просил тебя распушать свой павлиний хвост и платить втрое, – не открывая глаз, дерзко парирую я.

Выбрасываю руки с рубашками вперед и, не ожидая, что он стоит так близко, врезаюсь костяшками пальцев в его живот. А реагирую, будто обожглась. Глухо вскрикиваю, роняю вещи и прячу руки за спину.

– Ты обещал, – шепчу я, опустив голову. – Обещал, что не тронешь.

– Я и не трогаю, – с неохотой отзывается он. – А на поминки заявился, к слову, не чтобы побесить тебя, – говорит он уже явно дальше, чем был. – Отловил Панкратова. Борис в самом деле звонил ему, спрашивал про меня. И тот любезно подтвердил, что я значусь в числе приглашенных.

– Зачем? – хмурюсь я, приоткрыв глаза.

– Уверяет, что прикрыл мой зад. Еще и ментам соврал, даун.

– Ну, мэра на допрос не вызовут, – пожимаю я плечами. – К тому же, это будет его проблемой. Панкратова, в смысле.

– Это будет моей проблемой. Потому что такие слизняки, как он, когда их ловят на лжи, начинают выкручиваться еще большей ложью. И достаточно допросить организатора свадьбы, мэру об этом даже знать необязательно.

– Попроси о содействии бывшую, – ехидничаю я. – Мне-то это с какой целью рассказываешь? Я тебя прикрывать не собираюсь.

– Просто рассказываю, – пожимает он плечами, застегивая рубашку. – Руки у тебя золотые, Даш. Сидит, как влитая.

– Уверена, ты понял это и по предыдущей. И вполне можно было обойтись и без стриптиза.

– Оценивал, насколько все плохо.

– И? – едко уточняю я.

– Да вилы, – с неудовольствием произносит он. – Никогда себе не прощу.

– Хоть в чем-то мы солидарны, – не удерживаюсь я от издевки.

Бугров долго разглядывает себя, потом горбится, одновременно с этим скрещивая руки.

– Всегда думал, что в классике неудобно. Но в этом и на махач, и на папашин юбилей.

– И в пир, и в мир. Так обычно говорят.

– А у меня с рождения все через то место, которое тебе лечить пришлось. Кстати, как там? Все ок?

– Ты совсем без тормозов? – округляю я глаза, чувствуя, как лицо загорается пламенем стыда и негодования.

– Переживаю, – пожимает он плечами. – Сошьешь мне еще костюм?

– Нет! – почти выкрикиваю я.

– Я хорошо заплачу. И пальто. Можешь?

– Могу, но не буду.

– Почему?

Так и подмывает сказать очередную колкость, но я заталкиваю свое раздражение подальше и отвечаю нормально:

– Закончу со всеми заказами и больше не буду шить на мужчин. Хочу заняться другим, ни на что не отвлекаясь.

– Ясно. Из-за меня?

– Из-за таких, как ты. Отчасти.

– И какой я?

– Ты не хочешь услышать ответ, – усмехаюсь я.

– Скажи.

– Надменный козлина, которому нравится унижать женщин. Доволен?

– Когда я тебя унижал? – удивляется он. – И опустим отель, ты говоришь не об этом.

– Бугров, у меня нет ни времени, ни желания на эти разговоры, – устало бормочу я, потирая лоб.

– Я выяснил еще кое-что. Ответишь – расскажу.

– Шантаж… – смакую я, подняв взгляд к потолку.

– Выбор, – поправляет он, начав расстегивать рубашку.

– Ты унизил меня, стоя на том же самом месте, на котором стоишь сейчас, – холодно произношу я.

– Поддался соблазну, не более.

– Я делала свою работу. А ты сделал из меня свою шлюшку.

– Вопрос восприятия, – огрызается он, отбрасывая снятую рубашку на диван. Берет футболку и натягивает ее, продолжая зло: – И когда я найду ублюдка, который поспособствовал твоему, он пожалеет, что родился.

Бугров надевает толстовку и кожанку, достает из внутреннего кармана последней пачку наличных, аналогичной той, что он швырнул мне в отеле. И только собирается бросить ее на стол, как натыкается на мой взгляд.

– Картой, – говорит он, убирая деньги обратно. – Я расплачусь картой.

– Спасибо, – одними губами отвечаю я.

– Я его прикончу, – кровожадно улыбнувшись, заключает Бугров. – А ты – выберешь, каким именно образом.

Я смотрю на него и совершенно отчетливо осознаю – не шутит. И, наверное, должна возмутиться, опротестовать, но… я лишь улыбаюсь аналогичным образом, воскрешая в памяти собственные размышления в отеле. Все могло быть иначе.

– Что еще ты выяснил? – мимоходом спрашиваю я, набирая на терминале оплаты сумму.

– Борис снимал квартиру.

– Квартиру? – с глуповатой улыбкой переспрашиваю я. – У него шикарная трешка в сталинке, зачем ему понадобилась еще одна квартира, да еще и в аренду?

– Хороший вопрос. У меня несколько вариантов.

– Сначала скажи, как ты это выяснил? – хмурюсь я.

– Он не хотел заключать договор аренды, поэтому обратился к одному из своих клиентов. Тот как раз занимается сдачей жилых помещений, – поясняет Бугров, прикладывая карту к терминалу оплаты.

– И он просто так взял и рассказал тебе это? – недоверчиво интересуюсь я.

– Когда я спрашиваю, обычно отвечают, – без бравады сообщает он. Просто констатирует факт.

– То есть, ты подошел к нему и спросил, не снимал ли папа жилье, наверняка зная, что он имеет собственное?

– Почти.

– Звучит неправдоподобно, – выношу я вердикт, отрывая чек и протягивая ему. – Если хочешь, чтобы я поверила тебе, мне нужны детали.

– Если попросишь – расскажу, – выдвигает он встречное условие, а я нервно фыркаю и отвожу взгляд.

– Теперь ты требуешь к себе уважения? – с кривящимися от нахлынувшей обиды губами спрашиваю я, переведя на него злой взгляд.

– Дело в другом.

– И в чем же? – с вызовом спрашиваю я, дернув подбородком.

– Здравый смысл подсказывает мне, что втягивать тебя в поиски убийцы как минимум недальновидно, – неспешно поясняет он, – но, если ты попросишь – я не смогу тебе отказать.

– Ясно, – бурчу я, растеряв всю спесь.

– И я прикинул, – продолжает он, аккуратно вытаскивая из моих пальцев чек, – если ты переступишь через себя и попросишь, значит, влезла бы и без меня. А это еще опаснее.

– Я не хочу больше жить с закрытыми глазами, – немного подумав, говорю я. – Расскажи мне все, с самого начала. Кто тот парень, за которым ты гоняешься, что уже успел выяснить, что планируешь делать дальше. Я хочу знать все. – Я замолкаю и долго смотрю в сторону, прежде чем получается заставить себя посмотреть ему в глаза. – Пожалуйста, – выдавливаю я не искреннюю просьбу.

– Пообещай, что не предпримешь никаких шагов без меня. Это может быть опасно. Убийца импульсивен, но не глуп.

– Откуда вывод?

– Он протер ножницы. Сначала воспользовался первым подручным инструментом, а затем стер улики. И сделал все быстро, учитывая скорость, с которой вокруг тела образовалась лужа крови. Кровавых отпечатков обуви не было.

– Откуда информация?

– Я довольно неплохо знаком со следователем, ведущим дело.

– При каких обстоятельствах вы познакомились? – учиняю я настоящий допрос.

– Я приволок им несколько рож из розыска.

– К тебе за помощью обращалась полиция? – удивляюсь я.

– Нет. Это хобби, – огорошивает он. – С бонусом в виде полезных знакомств. Так что? Обещаешь?

– С трудом могу представить, что бы я такого могла сделать, так что да. Обещаю.

– Присядем? – Он склоняет голову в сторону дивана. Я кошусь туда же и отрицательно мотаю головой, отведя взгляд. – Я к тебе даже не притронусь.

– Дело не только в этом, – бормочу я, поморщившись. – Если я сяду, то уже не встану.

– Тогда пошли к тебе. Заодно провожу, уже поздно.

– Нет, – нервно смеюсь я. – Приглашения домой ты точно не дождешься.

– Мы поговорим, и я уйду. Сядем на кухне, ты разогреешь себе ужин. Ты ничего не ела сегодня.

– С чего ты взял?

– Ты постоянно хватаешься за живот.

«Черт!», – выпаливаю я мысленно и быстро отвожу взгляд.

– Значит, болит уже с голодухи, – заключает Бугров.

– Ты прав, пойдем, – соглашаюсь я поспешно, только чтобы был повод уйти.

Я даже не замечаю. Не замечаю, как, гадая, забеременею ли, трогаю живот. Надо следить за собой. Не собираюсь играть с ним в семью. Не собираюсь растить ребенка вместе с насильником. Ко всему прочему, даже если это случится, я была и с мужем. С Ильей мы точно предохранялись, но кто даст гарантию?

– Успокойся, – говорю я себе тихо, встав перед зеркалом. – Еще ничего не ясно.

Возможно, ничего решать и не придется.

«Возможно, Илья согласится записать ребенка на себя», – проскальзывает совсем уж фантастическая мысль, от которой бросает в жар.