Текст книги "Брак или не брак (СИ)"

Автор книги: Татьяна Патрикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

   Регис сделал себе зарубку на память, как-нибудь отдельно уточнить, насколько платоническими были чувства де Иорна к Стельфану Алитору. Конечно, тот много в чем признался в присутствии Димора, но, судя по последней фразе, лорд воспринимал принца, скорее, как еще одного сынишку, кого следует учить жизни и оберегать от ее тлетворного воздействия.

   – Так что там со вторым сыном?

   – Он попал ко мне в возрасте двух лет. Но он мой сын.

   – Объясни толком! – Регис позволил раздражению прозвучать в его голосе.

   Эштон тяжело вздохнул, откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, пояснил:

   – Та история, которая произошла в Магрене во время карточного бунта, о которой вспоминал Тей, намекая на мою общую безволосость, которую приметил именно тогда. Так вот, эта история через пять лет имела свое продолжение. Я нашел будущего младшего сына в доме шулера, который жил с какой-то потаскухой, бросившей ребенка умирать от голода, как только ее дружок погиб от моей руки, потому что во время смуты украл интересующие меня документы. Малыш ползал в крохотной чердачной комнатке среди объедков и несвежего белья... – на последнем фразе голос Эша сел, а потом и вовсе сорвался. – Теперь они оба мои сыновья и наследники. Но об их существовании знает только принц Стельфан... теперь не только он. Я всегда хотел, чтобы они жили со мной. Но, я не желаю, чтобы на из воспитание мог влиять кто-то из старших представителей рода де Иорнов, кроме того... при той жизни, которую я вынужден вести при дворе короля Энриса, я не могу себе позволить такую роскошь. Дети стишком уязвимы. В дворцовых играх – они не больше, чем разменная монета, поэтому...

   Регис не дал ему договорить. Закрыл рот поцелуем. Когда он отстранился, Эш продолжил, неотрывно глядя в глаза советника короля:

   – Я испросил у Энриса разрешение остаться здесь при принце Стельфане. И он дал согласие, хоть и не одобрил такое мое решение. Его можно понять, не хочет упускать советника, к тому же он мне доверяет, но, если выбирать между детьми... я подумал, что вы оба могли бы стать неплохим гарантом того, что здесь, несмотря на весь особый колорит дворцовой жизни, они могли быть счастливы. – Но особенно трудно де Иорну далась последняя фраза: – Со мной и... с вами.

   – То есть приглашаешь в мамочки? – Регис позволил себе улыбнуться.

   Эштон шутки не оценил. Нахмурился, но советник поднял руку и пальцами разгладил складку между его бровей. Но это не успокоило заезжего лорда, который из-за своего признания был весь на нервах. И, если быть до конца откровенным, уже пожалел о том, что открылся этим, в сущности, совершенно чужим ему людям.

   – Я извиняюсь, если это так прозвучало, – произнес лорд светским тоном.

   Регис изумленно распахнул глаза, так как несмотря на свой богатый дипломатический опыт, в сложившейся ситуации просто не успел перестроиться на такой тон. И сразу не понял, что так сильно задело де Иорна в его вопросе.

   – Хватит уже, – раздался от двери ворчливый голос Тея, который, пока они разговаривали, успел вернуться в комнату, и слышал большую часть разговора, – Не надо нас уговаривать. И извиняться тоже не надо, мы же не в этой вашей Виктерии с вашими фанатиками веры и все такое. Я вообще не прочь обзавестись малышом. Ну или сразу двумя. Почему нет? Всегда мечтал иметь большую семью. – Он подошел к смотрящим на него из кресла Эшу и Регису и провел пальцами по щеке де Иорна, после чего с искренней и открытой улыбкой пообещал: – Я сам отправлюсь за нашими мальчиками, только перед Димором меня прикройте.

   – Он в ближайшие дни будет слишком занят, чтобы вспомнить о тебе, – сказал на это Регис.

   – Занят? – Насторожился Эш, интуитивно уловив серьезный подвох.

   – Ага, – подтвердил Тей. – Кстати, он вашего принца укусил, – заявил он между прочим, и без паузы продолжил как ни в чем не бывало: – В общем, я сказал слугам прибраться, так что не самое ли время перебраться в купальни?

   – Укусил?!

   Глава двадцать пятая

   Мир тесен

   – Мне показалось, или приглашение на утренний му-шай было высказано в несколько ультимативной форме? – обронил король Энрис, поднося к губам изящную чашечку под пристальным взглядом Димора, который, на самом деле, пришел в отведенные под завтрак королей покои совсем не для этого. У него накопились вопросы к венценосному собрату, и он горел желанием их прояснить, не откладывая в долгий ящик.

   – Не показалось, – буркнул Димор, сидящий напротив короля Энриса за накрытым белой скатертью круглым столом и с недовольным видом взирающий на собеседника.

   – И в чем же я провинился, венценосный собрат? Или, все дело в моем младшем брате? Не по зубам оказался чертенок?

   – Волчонок, – поправил Димор и неожиданно жестко усмехнулся, – Он мой, чтобы ты знал. Поэтому больше никаких чертей, только волчата.

   – Да что ты? А мне казалось, он будет, – ударение на этом слове было очевидным, – твоим, если сам захочет.

   – Сам? То есть ты не будешь оспаривать наш договор?

   Энрис помолчал, прежде чем ответить, потом спокойно и твердо произнес:

   – Не буду.

   – Это хорошо. Стельфан не хотел рвать все связи с семьей из-за нашего союза. Ему будет приятно знать, что не придется отрекаться от семейных ценностей.

   – И все-таки, вопрос о "будет" или "уже" остается открытым – перебил его Энрис, – Мне казалось, ты сам озвучил мне суть вашего договора, сакраментальный пункт семь-одиннадцать, о котором при дворе сплетничают все, кому не лень. Или на тебя обещание Стельфана остаться нетронутым до свадьбы не распространяется?

   – Он мой, но при чем тут невинность? У паладинов она никак не связана с невинностью тела, как мне объяснили.

   – Он сам сказал тебе об этом или Иорн проговорился? – Энрис едва заметно нахмурился.

   – Сам. Хотя, следует признать, что Иорн намекнул на куда более интересное обстоятельство.

   – Какое же?

   – Ваш домашний лекарь сам удумал давать ему так называемое "успокоительное" или это шло от тебя?

   Энрис ответил не сразу. Поразмыслив, он задал встречный вопрос:

   – Твои люди уже сделали анализ... лекарства?

   – Сделали.

   – Тогда ты знаешь, что это не яд.

   – Я с твоим братом спаринговал. И могу совершенно точно сказать, что если бы ты его не опаивал этой дрянью...

   – Что ты знаешь о Воспитателях? Точнее, что ты успел о них узнать после того, как я сказал тебе о них?

   – Что они влюбили его в тебя, чтобы волчонок тебя не предал. Но при этом кто-то из них был в числе предателей, которые провели запрещенный ритуал.

   – Был, но только для того, чтобы выяснить, кто в этом поколении является паладином. Ритуал является запрещенным, поэтому они не могут провести его сами, но научить кого-то, от кого потом можно будет с чистой совестью избавиться, заодно и проредить ряды смутьянов...

   – Я понял. Что дальше?

   – Орат Алитор-Хамумус, нынешний глава Воспитателей, помешан на идее воспитания истинного паладина. До него воспитателей к паладинам не допускали. Они и не смели просить о подобном. А этот требует. – Энрис скривился, как при зубной боли, – Но паладины всегда были вне каких-либо систем и норм поведения. Даже вера их словно бы обтекала. Этакие младшие божества или святые в человеческом обличии. И воспитателей к ним никогда бы не допустили, если... – король Виктерии долго молчал, глядя в сторону. Димор сдерживался из последних сил, чтобы не поторопить его. Потом Энрис глубоко вздохнул и, наконец, признался, – Орат уже несколько лет является бессменным фаворитом вдовствующей королевы, нашей матери. Ее можно понять, стареющей женщине приятно внимание молодого мужчины, но...

   – Его влияние растет. Она ему потворствует. И ты не можешь разрубить этот узел одним ударом.

   – Любовь, знаешь ли, может быть зла. Даже если это любовь к матери. Кроме того, Стельфан тоже ее любит. Я старше и смотрю на мир уже по-другому... после смерти отца. Думаю, тебе не надо объяснять, – Энрис ясно дал понять, что намекает на то, что Димор сам лишился родителей и был вынужден учиться править в неспокойной обстановке, опираясь лишь на самых преданных и верных людей. У Эриса же была мать и долгое время он верил ей беззаветно, пока не осознал, что и у такой великой женщины, как она, могут быть свои слабости.

   – Думаешь, что он не простит тебя, если ты... обидишь ее? Зря. Твой брат, знаешь ли, очень разумен.

   – А еще он тянется к теплу. А мать умеет... манипулировать нами обоими.

   – Поэтому ты решил сбагрить братца мне? Чтобы не разрываться между ними? Чтобы у нее не осталось рычага для манипулирования тобой?

   – Не только. Я знал, что ты попытаешься подмять его под себя. Это ваша тентервильская волчья натура. И даже мог приблизительно спрогнозировать, как Стеф отреагирует, когда ты озвучишь тоже предложение, которым выбил из колеи меня.

   – Превратиться в волчонка?

   – Я в таких случаях называл его чертенком. – И, если Димор думал, что Энрис уже и думать забыл про "будет" и "уже", то он ошибся. – Так почему ты утверждаешь, что он уже сейчас твой? До церемонии и брачной ночи?

   – Потому что церемония бракосочетания в нашем случае – только формальность.

   – Не скажи... – начал король Виктерии обманчиво легким тоном и резко осекся. Переменился в лице, тряхнул головой, – Нет... ты же не...

   Но Димор ответил ему спокойным, твердым взглядом, и Энрис понял, что догадка верна.

   – Ты думаешь, что творишь?! – Вскричал молодой король Виктерии и резко вскочил на ноги.

   Но король Анлории не переменился в лице, наблюдая за ним все с тем же каменным выражением. Энрис скрипнул зубами и снова сел. Рявкнул, коротко и грозно, презрев все нормы приличия:

   – Какая стадия?

   – Прости?

   – Я знаю, что ваши укушенные возлюбленные в отличие от братьев и приемных детей проходят не две, три стадии – пассивная, активная и мертвая.

   – Тогда сейчас у него мертвая.

   – То есть ты укусил его сразу же, как только он ушел от меня, так?

   – Да.

   – Не поинтересовавшись даже, хочет ли он этого, готов ли... – с горечью прошептал Энрис.

   – Ошибаешься, – покачал головой Димор. – Он подтвердил, что хочет.

   Энрис резко вскинул глаза на венценосного собрата.

   – Прямо так и сказал?

   – "Я хочу быть твоим", – процитировал Стельфана Димор.

   Энрис медленно выдохнул. Значит, есть надежда. Или, все же нет?

   – Я могу его увидеть? – Слова короля Виктерии прозвучали глухо и отстраненно.

   – Нет.

   – Это может быть его последний деть, – хрипло заметил Энрис.

   – Может. А может и нет. Если он был влюблен в тебя, твое появление у его ложа может всколыхнуть те, искусственно привитые чувства, которые спровоцировали пробуждение моего личного зверя. И может поколебать его выбор. Он должен выйти на свет к моей любви. Цепляясь за твою, он вряд ли выберется.

   – Это жестоко.

   – Не тебе говорить мне о жестокости, Алитор. Творить такое со своими родными, по меньшей мере, отвратительно. И я жажду лично побеседовать с этим вашим главным воспитателем, – выплюнул Димор и залпом осушил чашку с остывшим мы-шаем. Со стуком поставил на блюдце и решительно поднялся из-за стола. – А теперь прошу меня извинить, но мне нужно быть с супругом.

   – Скажи мне, когда все решиться.

   – Думаю, он сам тебе скажет. У вас же ментальная связь.

   – И об этом он тебе рассказал, – с непонятной грустью, обронил Энрис.

   В душе Димора всколыхнулась иррациональная ревность. Потому что в самом голосе короля Виктерии он услышал намек на то, что не будет Стельфан его кровным братом, Энрис вполне мог бы... Димор отмел эти мысли и покинул зал для аудиенций. Кажется, прежде чем возвращаться к Стельфану, недвижно лежащему в постели, словно, и правда, умер, не мешало бы умыться и проветрится. Разговор с его венценосным братом дался королю Виктерии нелегко.

   В королевских покоях Димор чуть не поседел. Король сам не ожидал, что так бурно отреагирует, когда увидит в святая святых Вельвета. Юный убийца понял все без лишних слов, вскочил с полосатого дивана, вскинул вверх руки и попятился.

   – Я только поговорить хотел! – Защищаясь воскликнул он. Взгляд истинного Тентервиля никого не оставил бы равнодушным.

   Король немного успокоился и перестал отсвечивать желтыми, нечеловеческими глазами. Несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, разжал кулаки и уже спокойнее посмотрел на нежданного визитера.

   – Я думал, он тебя из постели еще пару суток не выпустит.

   – Ну... – Вельвет перевел дух и слабо улыбнулся, – он и не выпускал. – А потом куда веселее заметил, – Ну и горазд же ты, Волк, пугать. Не тронул бы я твоего мальчишку. Просто взглянул одним глазком. Красивый... – последнее было сказано почти с завистью.

   – Похоже, мой названный старший братец плохо старался. Надо будет еще одно внушение ему сделать.

   – Это ты к чему? – насторожился Вельвет.

   – Все еще считаешь, что недостоин его?

   – А ты бы на моем месте не считал? – Тут же окрысился парнишка.

   – Он просто боялся сорваться.

   – Мне от этого, знаешь ли, не легче, – проворчал убийца, но уже не так резко. Снова опустился на диван. А Димор подошел к небольшому столику и позвонил в колокольчик. Лакею было приказано организовать еще одно мушайпитие.

   – Но на этот раз побольше всяких сладостей, – дал король четкое распоряжение. Слуга поклонился и поспешил исполнять указания.

   Димор махнул рукой, приглашая Вельвета к столу. Тот неохотно покинул нагретое место на диванчике и присоединился к нему. Король дружески поинтересовался:

   – Все еще скрываешь от Джонола, что любишь сладкое?

   – Не хочу терпеть насмешки.

   – Ой, ли?

   – Любого другого насмешника я мог бы легко убить, – небрежно заметил юнец. Но даже теперь Димор ему не поверил. Улыбнулся со знанием дела и прокомментировал:

   – От этого ты не станешь старше в его глазах. И, судя по тому, что ты примчался ко мне за советом и моральной поддержкой сразу после ночи страсти, братец все-таки где-то ошибся.

   – Он... – начал Вельвет, наконец, решив перейти к делу, но тут в комнату вслед за слугой, несущем большой поднос с чаем и сладостями, вошел Эштон де Иорн.

   – Доброе утро, ваше величество, – обронил лорд ровным тоном.

   Димор, не скрывая своего отношения, скривился.

   – Ну и с чем пожаловал? Неужели Энрис уже успел нажаловаться?

   – Я не видел его величество со вчерашнего дня, – ответствовал лорд, взял стул и сам приставил его к столу. Сел. Димор одобрительно хмыкнул. В повседневной жизни он не одобрял излишнего официоза.

   – У вас ко мне какой-то вопрос, лорд де Иорн? – Уточнил Димор не удосужившись представить Эштона и Вельвета друг другу. Он все еще полагал, что длительного разговора у них с де Иорном не получится, пока тот неожиданно не сказал:

   – Вчера я обсуждал с его величеством Энрисов возможность остаться при принце Стельфане, в случае успешного бракосочетания.

   – Хочешь сказать, что Энрис согласен оставить тебя мне? – Искренне удивился Димор, который был убежден, что никогда не стоит разбрасываться верными людьми.

   – Не вам, а принцу Стельфану, – едва заметно скривившись, поправил Эштон.

   – Не суть, – отмахнулся Димор, полагая, что разговор исчерпан, но и тут он ошибся.

   – Мне известно, почему Стельфан не покидал ваших покоев со вчерашнего дня.

   – И кто же, позволь узнать, проболтался? – Насторожился Димор.

   – Ваш брат.

   – И что с ним?

   – Спит.

   – До сих пор? – Тут было чему удивиться. Регис всегда был гиперактивен, поэтому Тею с ним приходилось совсем не сладко. Даже после бурной ночи, когда Игаро мог едва поднять голову от подушки, королевский советник вскакивал ни свет, ни заря. Не давая передышки подчиненным или хотя бы Димору, кому от братца доставалось больше всех, так как именно к нему направлялся Регис прямо с утра, чтобы помогать вершить великие дела. Что же могло произойти? Но не успел король задать этот вопрос, как де Иорн сам все объяснил.

   – Мы провели ночь вместе.

   – А разве твой младший брат не с тем разведчиком? – С искренним удивлением воскликнул Вельвет, который невольно стал свидетелем разговора и был вынужден вести себя тише воды, ниже травы. Даже на великолепные воздушные трубочки с заварным кремом приходилось только облизываться. Он мало разбирался в придворном этикете, но полагал, что находясь за одним столом с монархом, как-то невежливо начинать вперед него. Приходилось тренировать волю и стойкость. А ведь слюньки так и текли!

   – С тем, – медленно обронил Димор, выжидательно уставившись на Иорна.

   – Я должен был убедиться, что мне это подходит.

   – Что это?

   – Их предложение.

   – Их? То есть, вы были все вместе, я правильно понимаю?

   – Да, – на лице надменного лорда не дрогнул ни единый мускул.

   – Хорошо, – произнес король и удовлетворенно откинулся на спинку стула. – То есть я могу надеяться, что эти двое, наконец, угомонятся, раз ты смог утомить их настолько, что мой брат до сих пор не примчался ко мне делиться впечатлениями.

   – Полагаю, Тейвертино уже нет в столице. Именно об этом я пришел поговорить с вами, ваше величество.

   – Ты в курсе, что если ты тому виной...

   – Я, – перебил его де Иорн и продолжил быстрее, чем король успел окончательно разозлиться: – я обратился к ним с Регисом с весьма деликатной просьбой, и Тей просил прикрыть его перед вами, но, я совсем не уверен, что правильно понял, какой смысл он вкладывал в эти слова. Но так как Регис пока не настроен вести переговоры, мне пришлось взять эту функцию на себя.

   – Вот как... То есть ты заслал моего руководителя разведки в неведомые дали даже не испросив на то моего разрешения? – Димор не злился, просто провоцировал. Конечно, он не собирался карать Тея за самоуправство или как-то особенно стращать Эштона. Просто его распирало любопытство. Что же за поручение помчался исполнять Тей?

   Эштон правильно оценил настроение венценосной особы. Но, прежде чем ответить, он должен был решить, можно ли говорить откровенно в присутствии спутника короля. Поэтому он покосился именно на Вельвета, барабаня по скатерти пальцами. Парень смутился, заподозрив, что незнакомый вельможа догадался о его нездоровой любви к сластям, на которые парень взирал с немым обожанием. Ничего не мог с собой поделать. Ему редко удавалось полакомиться чем-нибудь сладеньким. Дело не в отсутствии денег, своим темным ремеслом парень более чем хорошо зарабатывал, но во всем городе не было места, где он мог бы укрыться от всевидящего ока Хмеля. В этом Вельвет был убежден. Поэтому не позволял себе шастать по мушайням, где подавали всякие вкусности. И, если забегал в какое-нибудь из этих мест, то лишь под благовидным предлогом, когда встречи с ним для обсуждения деликатного дела искала какая-нибудь женщина. Но даже тогда съесть больше одного пирожного, ну хорошо, изредка он заказывал себе целых два, парень себе не позволял. Ну не вязалась такая патологическая любовь к сладкому с образом профессионального убийцы!

   Заметив взгляд Эша, обращенный к Вельвету, Димор хмыкнул и заявил:

   – Он возлюбленный моего брата и скоро войдет в род Тентервилей.

   Эштон, несмотря на всю свою хваленую сдержанность, едва заметно переменился в лице. Вельвет еще больше напрягся и на всякий случай опустил руку под стол, чтобы вытащить из потайного отделения одну из любимых боевых игл. Так, на всякий случай. Уж очень странный собеседник оказался с ним за одним столом. Мало ли что такому может в голову взбрести. Надо всегда быть начеку. Димор осознал, как сглупил и поспешил разрядить обстановку.

   – Да не того брата!

   – А у тебя... то есть у вас, ваше высочество, есть еще один брат?

   – Старший.

   И тут Эштон сложил два и два.

   – Прошу прощения, – мягко обратился он к юноше, который наградил его настороженным взглядом, все еще держа руку под столом, – вас, случайно, не Вельвет зовут?

   – А вы очень осведомлены, для иностранца, – холодно заметил юноша.

   – Пожалуй, – легко согласился Эш и тут же сказал то, чего говорить не стоило. О чем он догадывался, но все же решил проверить. – Я знал твоего прежнего хозяина. Помнишь меня?

   В кадык уперлось стальное жало. Мальчишка оказался на ногах так стремительно, что мужчина даже моргнуть не успел.

   – Тогда я выглядел немного иначе из-за маскировки, – не дрогнув, как ни в чем, не бывало, продолжил Эш.

   – Вельвет, – обратил на себя внимание Димор. Мальчишка уже собирался отнять иглу от шеи королевского гостя. Он сможет убить эту мразь и потом, когда тот покинет дворец. Когда он был рабом барона, тот славно развлекался, отдавая его на ночь-другую своим прихвостням, каким-нибудь нечистоплотным дворянчикам. Но Эштон перехватил его руку с иглой, обхватив тонкое и обманчиво хрупкое запястье сильными пальцами.

   – Помнишь меня, малыш, – вдруг произнес он совсем другим тоном и ласково улыбнулся, как улыбался только своим детям. И смотрел в глаза недоумевающего Вельвета до тех пор, пока...

   – Это был ты! – Наконец, озарило парня. – Ты меня вывел из подземелья... – Ошеломленно проговорил он.

   – Да, Эхьверь, это был я. И если бы ты тогда меня дождался, я бы забрал тебя с собой, как и обещал.

   – К твоему сыну? – Тихо пробормотал Вельвет.

   – У тебя есть сын? – Удивленно вопросил у Эштона Дим.

   – Да. Правда, сейчас их уже двое. И было бы трое, если бы Эхь дождался бы меня в ту ночь.

   – Он помог мне бежать от той скотины, – пояснил Вельвет королю. Последнее слово он выдохнул с неприкрытой ненавистью.

   – Мир тесен, – резюмировал король и тут же напомнил, – так что там с твоими сыновьями?

   – До прошлой ночи об их существовании знал только принц Стельфан, но теперь... понимаю, возможно, я поспешил, но вчера была... особая ночь, – слова давались Эштону с трудом. Он отпустил запястье Вельвета, и тот поспешно убрал иглу, а потом снова сел на свой стул, теперь куда внимательнее присматриваясь к говорившему. – Я должен был убедиться, что смогу жить вместе с ними. При королевском дворе Виктерии это невозможно. Не хочу, чтобы их воспитывали так же, как меня.

   – То есть основная причина твоего прихода в том, что ты не уверен, что я позволю твоим сыновьям жить здесь вместе с тобой? А что об этом сказали Регис и Тей? Судя по тому, что Игаро уже умчался, отнеслись положительно, я правильно понял?

   Эш еще сомневался, стоит ли это говорить, но слова слетели с языка раньше, чем он успел себя остановить:

   – Уже записались в мамочки.

   – Серьезно? – Неподдельно оживился Димор, – то есть я смело могу записываться в дядюшки?

   Повисла неловкая пауза. Эштон хмуро выдал:

   – Мои дети Тентервилями не будут.

   Король выдержал его тяжелый взгляд и очень спокойно заметил:

   – Вы с Регисом это уже обсуждали?

   – Нет.

   – Но ты можешь утверждать, что ему понравилось с тобой? С вами обоими?

   Эштон помедлил. Он полагал, что Димор не имеет право задавать ему такие вопросы, но решил ответить честно, потому что оценил тон, которым это было сказано.

   – Да.

   – Тогда это только лишь вопрос времени. Когда Тентервиль находит своего человека, жажда становится сильнее его. Жажда безраздельного владения, это понятно?

   – Не совсем.

   – Хорошо. Объясню на примере. Мой старший брат, которого, как ты уже догадался, в некоторых кругах называют Хмелем, уже пять лет не позволяет себе даже прикоснуться к нему, – Димор указал на Вельвета. – Избегает любого физического контакта. Не треплет по волосам за хорошо выполненную работу, не жмет руку, не похлопывает по плечу. И только благодаря этому все еще держится. Но, если я правильно понял, и ты не соврал, этой ночью между вами было больше, чем просто прикосновение. И вы оба остались довольными друг другом.

   – Трое.

   – Не суть. Регис давно бы принял в род Тея, если бы его полностью удовлетворял их союз. Но он все время сомневался. Теперь, как я подозреваю, с твоим появлением в их тандеме, сомнения отпали...

   – Я мог и ошибиться.

   – Он все еще спит.

   – Это благодаря отголоскам моего наследия.

   – Ну и что? Скажи мне другое, как ты собираешься не прикасаться к собственным сыновьям.

   – Они мои сыновья, а не потенциальные возлюбленные, – Эштон натурально вызверился. Димор не предполагал, что этот холеный мужчина может быть таким.

   – В нашем случае, конечно, есть разница, но не принципиальная. Ты к ним привязан, так? Любишь, пусть и отцовскою любовью. Как только ты сам станешь Тентервилем, то вряд ли сможешь удержаться. Но я тебе вот что скажу, дети легче это переносят, и, кроме того, кусать придется всего лишь в плечо. Конечно, пару дней организм будет перестраиваться, но риск минимален.

   – Это если мы говорим о представителях древних родов с богатым наследием. Но мой младший сын... – он запнулся, глубоко вздохнул и все же сказал это, – я забрал его у матери шлюхи, когда убил его отца вора.

   – Мятеж в Магрене?

   – Именно.

   – Сколько ему?

   – В этом году будет шесть.

   – А старшему?

   – Должно быть около одиннадцати, – вставил свое слово Вельвет, которому Эштон рассказывал о сынишке, когда помогал сбежать от бывшего хозяина и насильника.

   – Ты чего не ешь? – Спросил у него Дим, – Взял пирожное, и в рот. Давай-давай.

   Вельвет по-мальчишески искренне улыбнулся и с готовностью схватился за трубочку с кремом, на которую весь разговор буквально слюньки пускал. Затолкал себе в рот чуть ли не наполовину и с блаженством зажмурился, когда на язык полился воздушный крем. И его не смутили взгляды мужчин, которые, несмотря на внешнюю беспристрастность, одинаково умилились. И снова посмотрели друг на друга, чтобы продолжить разговор. Димор придумал, чем можно занять и Вельвета, и Эштона. До тех пор, пока Стельфан не очнется. Или пока Хмель не примчится вызволять своего ненаглядного мальчика из лап коварного младшего брата. Или продерет глаза Регис и отправится на поиски сбежавшего любовника. В общем, пусть эти двое займутся общим делом, пока Димор вернется в спальню с Сефи и будет бдеть на одной с ним подушке. Потому что, если мальчик так и не очнется, незачем будет жить.

   Глава двадцать шестая

   Страсть во сне и наяву

   Возможно, принц Стельфан никогда бы не вышел к свету, если бы его так активно не стимулировали на поиски выхода. Дело в том, что очнулся он в незнакомом месте и далеко не сразу сообразил, что находиться где-то за пределами мира живых. Он бы еще долго блуждал по туманным, серым коридорам, которые могли совершенно невообразимым образом пересекаться несколькими древесными ветвями, прошивающими стены насквозь, словно он находился в каком-то полуразрушенном здании, или же обрываться небольшими прямоугольными полянами, которые когда-то могли быть внутренними помещениями разрушенного замка. Или что это было за здание такое? Может быть, какой-нибудь старинный дом зажиточного купца? Или еще что-то в этом роде. Вот в одной из таких бывших комнат, где пол так плотно порос мхом, что это выглядело, как плотный зеленый ковер, он впервые обнаружил весьма необычную сцену. Прямо на мхе полуобнаженными возлежали двое, целуясь и сплетаясь руками и ногами. Одного из любовников он узнал. И был настолько поражен этим открытием, что не сразу смог заставить себя отвернуться и пойти в противоположную сторону, туда же, откуда пришел.

   Это был Гибо. Таким, каким нарисовал его Стельфан. Розоволосый, хрупкий, с большими фиалковыми глазами, раскрасневшийся, дрожащий от возбуждения, стонущий. Такой... соблазнительный. Но стоило получше присмотреться, как и личность его любовника перестала быть тайной. Тень паладина. Последнего действующего паладина, если быть точным. Высокий статный мужчина, со светлыми волосами, которые отчетливо отливали в рыжину. Он лежал на боку, опираясь на локоть, и свободной рукой беспрепятственно скользил по бледной груди мальчика, намеренно задевая пальцами соски, от чего с губ Гибо срывались все более нетерпеливые стоны. Вот тогда-то Стельфан и понял, что находиться в мире духов. Испугался и убежал. Ему хотелось вырваться отсюда, он не желал умирать. Почему? Да потому что они с Димором еще столько не попробовали! Ведь он хотел. Давно уже хотел и даже пробовал настаивать на большем. Но упрямый Тентервиль... Гад. Ни себе ни людям!

   Но после длительной пробежки принц снова успокоился. И снова бесцельно побрел куда глаза глядят. Он не знал, сколько прошло времени в бесцельных блужданиях. Не найдя выхода, он ощутил странное опустошение и апатию. Зачем куда-то бежать? Зачем к чему-то стремиться? И так хорошо. Тихо, спокойно. Так умиротворяющее просто бродить тут из комнаты в комнату, изредка перебираясь через ветки, невысокие кустики и поваленные бревна, каким-то чудом затесавшиеся между стен. И это при том, что нигде над головой не просвечивало открытое небо, только какая-то непонятная мгла клубилась в том месте, где должен быть потолок. Чем дольше он бродил тут один, тем больше ему это нравилось.

   – Не получилось, – зашептал Гибо в сторону мужчины, который выглядывал из-за угла коридора поверх его головы. Они вдвоем наблюдали за принцем Стельфаном. После чего взял паладина за руку и отвел в сторонку.

   – В общем, так, – решительно начал дух замка, снизу вверх взирая на своего рослого визави, – поцелуев недостаточно.

   – Извини, – спокойно и сдержанно отозвался тот, – но я сразу говорил, что это не выход. К тому же, мне больше нечего тебе предложить.

   – То есть я тебе не нравлюсь? – Мальчишка нахмурился и поджал губы.

   – Послушай... – начал паладин устало, но дух замка перебил его.

   – Ты просто ответь да или нет.

   – Ты мне нравишься, – помедлив, произнес бывший паладин, – но ты же мальчик. А я мужчина. Поэтому...

   – Димора и Стельфана это не останавливает.

   – Они живые.

   – И что? Мы что ли мертвые?

   – Не знаю, как ты, а я...

   – Глупости! Подумаешь, не из крови и плоти, но ты чувствуешь, мыслишь, значит, существуешь!

   – В том-то и дело, существую, не живу, – в голосе мужчины прозвучала горечь.

   – Потому что сам дурак, – убежденно заявил на это Гибо. Шагнул к нему ближе и тихо спросил: – что тебе мешает?

   – Мешает чему? – Паладин, отвлекшись на такую неожиданную близость, не сразу понял, о чем его спросили.

   – Просто жить... – пробормотал мальчик, привстал на цыпочки, ухватился пальцами за край плаща, накинутого на плечи тени паладина, и весь вытянулся в струнку, чтобы прикоснуться к губам высокорослого мужчины.

   Тот сделал попытку отпрянуть. Но в глазах мальчишки мелькнуло такое жгучее разочарование, что мужчина сам не понял, как качнулся ему на встречу.

   Следующая сцена, которую застал принц в безвременье, в котором оказался, была куда горячее предыдущей. На этот раз поверх невысокой, шелковистой травы был расстелен плащ, с гербом ордена паладинов, и поверх него возлежали уже полностью обнаженные мужчина и мальчик. Тень паладина был более смугл, отчего кожа Гибо на его фоне выглядела особенно бледной и словно светилась изнутри. Мальчик стоял на четвереньках и так выгибал спину, что казалось, еще немного и переломиться. Мужчина стоял на коленях позади него и с такой силой двигал бедрами по направлению к мальчику, что Стельфан, еще недостаточно искушенный в таких делах, искренне перепугался, что тот может сделать мальчишке больно, но если судить по тому, как Гибо стонал и подавался на встречу... ох! Стельфан невольно прислонился плечом к стене коридора, из которого не успел выйти, и на миг зажмурился. Внизу живота появилось тянущее, влажное ощущение, которое было ему уже знакомо. Но возбуждаться только от того, что увидел, как другие занимаются любовью, это... унизительно! А почему собственно? Юноша открыл глаза. Картина была все такой же развратной. Но теперь мужчина додумался схватить мальчишку за ногу и повернуться на бок, закинув ногу себе на плечо. Гибо вцепился пальцами в плащ, на котором лежал. Скомкал его. И протяжно застонал, хрипя и задыхаясь от наслаждения. Член малыша между широко раскинутых ног дергался в такт толчкам, оставляя на красной материи влажные следы. Мужчина тоже был уже на грани. Стельфан развернулся и медленно побрел прочь. Сил больше не было смотреть на это. Он завидовал. Отчаянно завидовал и хотел... хотел, чтобы Димор был здесь, с ним. Чтобы они тоже... тоже... И снова накатила апатия. Зачем? Димор замечательный, но упрямый, как тот осел. Поэтому Стельфану в любом случае ничего такого до свадьбы не светит. А будет ли свадьба, еще неизвестно. И даже если будет, это сколько ждать продеться? Несправедливо! Ну почему? Почему Димор именно такой?