Текст книги "Чжунгоцзе, плетение узлов (СИ)"
Автор книги: Татьяна Никитина
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
– Из чего же Он творил, если ничего, кроме Него, не было? – хитро глянул на Нежату отец Михей.
– Из Своего желания, из Своей любви, – мягко пояснил Нежата.
– Разве же из желания и любви можно создать вещи?
– Он же Бог, Его желание не то, что желание человека. Посмотри, как разнообразен мир. Разве человек может придумать что-то, чего в мире нет? Что не похоже ни на что из того, что существует? А Бог создал всё – всё это разнообразие, не имея перед Собой никаких образцов. Разве такому великому Творцу нужно что-то еще, кроме желания творить?
– Ты путаешь меня, Александре, – отмахнулся старичок.
– Ты сам себя путаешь, – снисходительно проговорил Нежата. – Не может быть вещество предвечно или совечно Творцу. Разве бездушное, бренное и склонное к разрушению может быть больше, чем совершенный и всемогущий Бог?
– Ну так откуда же Он появился тогда, всемогущий и совершенный?
– Да зачем же Ему откуда-то непременно появляться? Он был всегда. Просто был всегда! Что тут непонятного?
– Нет, непонятно, – вздохнул отец Михей. – Откуда Он взялся, если не было ничего. Вот если как черви в сыре, тогда – да.
И хотя Нежата, побывав у Ариши и почитав ее энциклопедии, знал, что червяки тоже не самозарождаются в сыре, а вылупляются из яиц мух, он не стал больше спорить, только переспросил:
– А откуда взялось вещество?
– Было. Было всегда.
Нежата невесело хмыкнул:
– Отче, я никому не скажу о твоих опасных речах, но и ты молчи. И молись Богу, чтобы Он вразумил тебя. Я тоже буду молиться…
Он завернул червивый сыр в тряпицу и пошел на берег Мирожки. Солнце пригревало, развесистая старая ива, по которой они еще с Незнанкой в детстве лазали, склонялась к воде задумчиво, смиренно подставляя широкий ствол. Нежата взобрался на дерево, бросил сыр в реку. Глядя на круги, разбегающиеся по воде от белесого кусочка, он подумал, что удивительно, как Юньфэн когда-то поверил ему, прислушался к его словам, обратился к Богу. Но тут не было никакой его заслуги, хотя порой Нежате и казалось, будто он так хорошо объясняет, что Юньфэн слушает и понимает. Нет, просто Господь открыл для него это сердце, этот пытливый разум, ищущий истину.
Разве не так же хорошо он объяснял отцу Михею? Вразуми его, Господи, и помилуй! Надо же такое придумать! Сыр и черви…
Глава 17. Кто любит лотос так, как я люблю
Эпиграф
В самом деле, для любящих недостаточно одного лишь соединения друг с другом душою, они не довольствуются этим для утешения себя, а нуждаются и в телесном присутствии друг подле друга, и если это не происходит, то исчезает немалая доля радости.
Свт. Иоанн Златоуст, Письма Олимпиаде, письмо 2
Нежата и представить не мог, что можно так скучать по живому человеку. Каждый день он всем существом ощущал тысячи тысяч ли, разделяющие их с Юньфэном.
Но у Нежаты было к кому пойти с этой болью, а Юньфэн? Как там Юньфэн? Идет ли путем, на который встал? Не запутался ли, не отвернулся ли от Бога?
– Помоги, помоги ему сердце держать открытым для Тебя!
И сердце Юньфэна было открыто. Временами там гулял сквозняк, но по временам его касался теплый благодатный ветер.
И все же эта тоска не проходила. Она утихала, прячась за повседневными заботами, но порой обрушивалась на Юньфэна соленой волной, перекрывала воздух и свет, заставляя его съежиться в уголке кабинета и перечитывать, перечитывать письма Чжайдао, воскрешая их разговоры. Юньфэн перебирал бережно хранимые упражнения Нежаты в каллиграфии от самых первых, робких и забавных, до последних, достойных встать в ряд с лучшими образцами.
Только от этого ему не становилось легче. И когда невозможно было терпеть, Юньфэн отправлялся в горы Линьинь к старичку Цуйчжу-иньши.
Тот встречал его неизменно приветливо, но порой укорял за стремление полагаться на людей:
– Человеческая помощь лишь тень: нельзя на нее надеяться. «Мне же прилеплятися Богови благо есть, полагати на Господа упование мое» [1]. А то придешь однажды, а я помер. Как бы не впасть в отчаяние.
Беседы с Цуйчжу-иньши помогали Юньфэну вернуться к себе.
Однажды он встретил у старца Ди-тая.
– Господин Ао! Рад видеть вас в добром здравии.
– Я тоже, тоже рад встретиться с вами, господин Ди-тай.
– Вы чем-то опечалены?
– Он все скучает по нашему Чжайдао. – покачал головой Цуйчжу.
– Нет-нет, – поспешно вставил Юньфэн. – Я давно привык к тому, что его нет рядом.
Ди-тай хотел было что-то сказать, но просто кивнул, соглашаясь.
– Хотелось бы узнать, как он там, – тихо обронил Юньфэн. – Все ли хорошо.
Ди-тай прикрыл глаза и сидел так некоторое время. Все молчали, дыша наполненной блаженной тишиной. Потом Ди-тай взглянул на Юньфэна и улыбнулся:
– У него все прекрасно, господин Ао. И он тоже часто о вас вспоминает.
– Хотел бы я тоже так уметь… – вздохнул Юньфэн.
– Но и в таком умении мало утешения, – возразил Ди-тай. – Я могу видеться и говорить с моим ненаглядным Чуньюем, но мне всегда хотелось бы большего. Ведь для любящих недостаточно соединения душ, так в этом мало утешительного для тех, кто нуждается и в телесном присутствии друг друга[2].
Они долго еще говорили каждый о своей печали и понимали друг друга как себя. Господин Цуйчжу только головой качал:
– Ладно уж, господин Ао, он человек, но ты, Ди-тай-гэгэ! Ты-то с чего так убиваешься?
– Чем дольше живу на земле, тем больше становлюсь земным, – с горечью ответил Ди-тай. – Но Владыка молчит об этом. И Тайфэна теперь я не могу бросить. Впрочем, «если кто умеет любить искренно, если кто знает силу любви, тот знает, о чем я говорю[3]».
– Бренное, чувственное, человеческое… – вздохнул Цуйчжу-иньши и вышел, взмахнув рукавом. Из-за дверей послышался его строгий голос: – Ложись спать, Юньфэн. У тебя сегодня был долгий день: надо отдохнуть. Завтра еще поговорите.
И господину Ао – важному чиновнику, удостоенному лицезреть государя – ничего не осталось, как послушаться этого старичка.
Юньфэн был взволнован встречей с Ди-таем, беседой с ним. Перед ним снова встали воспоминания о поездке в Хэнань с Чжайдао. И слова Ди-тая не казались ему просто утешительными словами: за ними стояло нечто непостижимое. Возможно, Ди-тай на самом деле видел Чжайдао там, в далекой стране за морем Бэймин, за горами Куньлунь… Юньфэн думал, что не уснет, однако сон коснулся его, едва он, помолившись, закрыл глаза.
Сновидение, пришедшее этой ночью, было необычайно реальным. Сначала Юньфэн с высоты птичьего полета увидел белый город: белые стены, белые церкви – их Юньфэн узнал, они уже прежде снились ему – белый снег, укрывший маленькие черные дома и широкую реку, растворивший в своей белизне россыпь пестрых человечков, суетящихся внизу.
Затем он оказался в тесной комнатушке. Пахло деревом, дымом, сухой травой. Вверху, в углу, мерцал медовый огонек.
– Юньфэн-сюн, ты здесь! Так удивительно, – окликнул его Нежата.
Юньфэн обернулся и увидел его – своего Чжай-эра. В полумраке он сразу узнал его сердцем, потом лишь заметив, как тот изменился, отпустив бороду.
– Узнал меня? – улыбнулся Нежата.
Юньфэн лишь кивнул, не найдя слов.
– Я скучал, – продолжал Нежата. – Как ты живешь? Как красавица Шаньхуа? Не вышла замуж? Как малыш Вэньцунь? Мальчик или девочка?
– Столько вопросов, – усмехнулся Юньфэн, не сводя глаз с друга. – Шаньхуа и правда выросла красавицей и уже просватана. Выбрали счастливый день. Жених, кажется, хороший. Сюэлянь выбирала. Наш мальчик Вэньцунь умный и талантливый. Ему десять лет, но, думаю, через пару лет сможет сдать государственный экзамен. Впрочем, все это не важно, Чжай-эр! Скажи, как ты живешь? Здоров ли? Сыт ли? Всем ли доволен?
– Я всем доволен, Юньфэн-сюн. Здоров и сыт. Господь послал мне духовника! Отец Прокопий, друг моего отца Авраамия, взял меня под свое крылышко. Так что у меня есть наставник. Правда, он очень старенький, наверное, скоро отойдет ко Господу: сильно хворает в последнее время.
– Но ты-то? У тебя все в порядке?
– Конечно. Вот, книги переписываю.
– Целыми днями?
– В храм хожу. Еще ученика взял. Мальчика-сиротку. Убежал сейчас на салазках кататься с ребятами из Завеличья.
Юньфэн вздохнул:
– Словом, ты не тоскуешь, не сожалеешь о прошлом.
– Я очень скучаю по тебе, Юньфэн-сюн, по нашим разговорам, по книгам, по прогулкам, по прекрасным пейзажам. Часто вспоминаю. Каждый день.
– Каждый день? – переспросил Юньфэн. Он-то вспоминал, кажется, каждый миг. – Не хочешь вернуться?
– Уже не смогу, даже если и захотел бы.
– И то верно, – согласился Юньфэн. – У нас сейчас неспокойно.
Они замолчали, думая о бедствиях, сотрясающих мир.
– Ты ведь по-прежнему сочиняешь стихи? Не порвал струны на цине, подобно Бо Я[4]? – спросил вдруг Нежата. – Прочти мне что-нибудь.
Юньфэн, усмехнувшись, сжал его ладонь:
– Что ж, слушай:
Холод моря Бэймин,
Одиночество гор Куньлунь,
Сновидение, миф,
Целый мир, обращенный в золу:
Я ее достаю
Из остывшей жаровни в углу,
Где находит приют
Заблудившийся солнечный луч,
Прорастая сквозь ил —
Белый лотос – он хрупок и чист.
Не испачкает пыль
Заходящего солнца лучи —
Твой привет для меня
Из-за пиков пустынных Куньлунь —
Эти отблески дня,
Что, не грея, горят на полу.
А с течением дней
Каждый вздох, каждый стон, каждый миг
Превращаются в снег
И ложатся за морем Бэймин.
Нежата похлопал Юньфэна по руке. Помолчал немного и сказал:
– Я приготовлю травяной чай. А то, что за гостеприимство без угощения?
– Разве это возможно?
– Раз уж ты оказался здесь, можно попробовать.
Он налил душистый настой в глиняную канопку и подвинул Юньфэну берестяной туесок с медом. Юньфэн подцепив мед деревянной ложкой, задумчиво смотрел, как стекает тягучая струйка, слабо поблескивая в тусклом свете лампады.
А проснувшись, Юньфэн долго еще ощущал аромат мяты и смородины, вкус северного цветочного меда.
[1] Пс. 72:28
[2] Здесь отсылка к Иоанну Златоусту, Письма Олимпиаде, письмо 2
[3] Иоанн Златоуст, там же.
[4] Бо Я прекрасно играл на цине, и у него был друг, Чжун Цзы, тонко чувствовавший музыку. Когда Бо Я, играя, представлял горы, тот видел горы, когда представлял реку, друг слышал реку. Когда Чжун Цзы умер, Бо Я порвал струны на цине, сказав, что ему больше незачем играть, ведь нет больше человека, способного его понять.
Глава 18. Ди-тай и Тайфэн. Знакомство.
В этот день он уже и не помнил точно, в который раз отмечал годовщину своего изгнания – три тысячи лет? Четыре? Владыка не считал это наказанием. Это было поручение, это была служба, долг. Теперь он сидел на холодном валуне и, катая в ладонях осколки известняка, делал и них пестрые камушки, похожие на перепелиные яйца. Никогда прежде не знавший скорби, не умевший тосковать. Имевший множество прозвищ и только одно тайное имя. Уже много тысяч лет его звали Ди-тай – маленький небесный правитель.
Конечно, он находил радость в этом служении, он не роптал: можно ли ропать на Владыку? Но жизнь людей так горька, так печальна, так мало в ней света и утешения – что он мог сделать для них, чем помочь? Маленький беспомощный хранитель священного источника.
Вдруг рев и грохот покачнули обломок скалы, на котором он сидел. У подножия горы что-то происходило. Ди-тай кинулся вниз и через несколько мгновений стоял, наблюдая за схваткой темного духа и другого существа, перемещавшегося столь стремительно, что Ди-тай не мог толком разглядеть, человек он или нет. Чудовище извивалось змеиным телом, загребало землю когтистыми лапами, разевало клыкастые пасти, истекая отравленной слюной: словом, все было, как обычно, ничего удивительного. А прыткое человекообразное существо скакало с дерева на дерево, с камня на камень и метало в монстра полупрозрачные острия, прощупывая слабые места на его броне. Ди-таю ничего не стоило парой движений расправиться с чудовищем, только он медлил, не желая мешать человечку: тот уже нашел уязвимое место и готовился нанести смертельный удар. Но ни он, ни Ди-тай не заметили, как злой дух выбросил вперед хвост. Монстр, обхватив своего врага, стиснул так, что кости затрещали.
Ди-тай метнул в чудовище Имя Владыки, и злой дух, отшвырнув своего пленника в сторону, кинулся на Ди-тая. Еще две ослепительный вспышки Имени, и монстр рассыпался в прах. Ди-тай подбежал к лежащему без движения человеку. Тот был жив, и Ди-тай, подхватив его на руки, отнес к себе.
…Тайфэн бродил в этой мутной тьме среди стонов и вздохов, не зная, где выход. Он бы, пожалуй, так и не смог оттуда выбраться, если бы не светлое лицо, появляющееся рядом время от времени, не прохладные сияющие ладони, касающиеся его лба. Они давали ему силы, надежду и показывали, куда идти. Тайфэн спотыкался, падал, спеша за проводником, кричал ему: «Не уходи!»
– Да никуда я не ухожу, – сказал Ди-тай и погладил Тайфэна по волосам. – Куда я уйду? Это же мой дом.
– Не уходи, – шепнул Тайфэн снова и открыл глаза.
– Ну вот и хорошо, что ты проснулся. Выпей, – Ди-тай подал чашку, и Тайфэн, доверчиво глотнув, сморщился от горечи. – Ну-ну, тихо, надо выпить. Потом дам запить. Давай, ты уже взрослый дух, нечего капризничать.
Тайфэн, хмурясь, выпил все и получил в награду чашку воды, которая показалась ему слаще меда.
– А теперь спи.
– Не уходи, – повторил Тайфэн.
– Не уйду я, не уйду. Буду сидеть тут рядом с тобой, пока окончательно в себя не придешь. Может, выйду ненадолго, а так буду здесь. Отдыхай.
И Тайфэн провалился в забытье.
Когда он снова очнулся, в комнату смотрела убывающая луна, а рядом никого не оказалось. Тайфэн сполз с постели и, согнувшись и еле передвигая ноги, побрел в темноте наугад. Он толкнул какую-то дверь и чуть не вывалился в ночной сад, журчащий стрекотом сверчков, переливающийся шелестом листвы, наполненный ароматами трав и цветов, вздохами влажной благоуханной земли, прозрачным лунным светом. И среди всей этой ночной трепетной жизни в сияющем ослепительном луче, летящем с неба, как водопад, с таким же потрясающим мир сокрушительным музыкальным грохотом, стоял дух – и Тайфэн был готов поклясться, что видит у него за спиной белоснежные крылья, усыпанные каплями росы. Зрелище было так грандиозно, так величественно и непередаваемо прекрасно, что Тайфэн хотел бы смотреть на него, не отрываясь, целую вечность, но у него потемнело в глазах, ноги подкосились, и он потерял сознание.
Он пришел в себя снова в постели. Над ним встревоженно склонялся его светлоликий спаситель.
– Зачем ты вскочил? Если что-то было надо, позвонил бы в колокольчик: вот, тут, у тебя под рукой я оставил.
– Не уходи, – упорно повторил Тайфэн.
Ди-тай только вздохнул.
– Как тебя зовут, чудо?
– Тайфэн.
– «Тай» как «великий», а «фэн» как «ветер»?
– Угу. А ты?
– Ди-тай. Как «почтенный князь». Ну или как «мирный правитель».
– Хмм, правитель? Вот и хорошо… – Тайфэн закрыл глаза. Он повторял это имя с разными интонациями, и оно меняло свои очертания, то превращаясь в безмятежно спящий тростник, то в дикую сливу у поросшего мхом валуна, то в зеленые заросли осоки, идущие волнами от прикосновения ветра, то в семена лотоса на фарфоровой тарелочке цинци… Имя было вкусным и свежим, как родниковая вода, как утренний влажный ветерок, как первые снежинки.
Он проснулся утром, и хозяина снова рядом не оказалось. Тайфэн глянул на резной нефритовый колокольчик у изголовья, встал и поковылял искать Ди-тая. Он удивился, обнаружив за дверью спальни другую комнату: ночью ему показалось, будто гремящая мебелью темнота длилась не так долго, почти сразу прорвавшись залитым луной садом. В комнате все равно никого не было. Тайфэн вышел на свежий воздух. Солнце, небо, блестящая трава, бамбук, цветы, галдящие птицы – все это разом обрушилось на него. Он перевел дух и шагнул в море цвета и звука. И почти сразу потерял равновесие, пестрота вокруг него стремительно закружилась, он полетел куда-то… и упал в объятия Ди-тая.
– Я же просил тебя не вставать, Тайфэн. Пожалуйста, если тебе что-то нужно, звони в колокольчик. Ты не успеешь глазом моргнуть, как я приду.
– Просто не уходи, – пробормотал Тайфэн, повисая в руках Ди-тая.
– Пфф… Но я не могу постоянно сидеть с тобой рядом!
– Почему?
– Да зачем тебе это надо? Разве, когда тебе плохо, тебе не хочется, чтобы тебя никто не трогал? Никто не смотрел на тебя?
– Мне просто хочется видеть тебя.
– Уж не знаю, какие безумные видения посещали твою больную голову, пока у тебя был жар… – вздохнул Ди-тай. – Боюсь, к реальности они не имеют отношения. Я вовсе не тот, кого ты там видел.
– Тот.
– Наверное, ты сильно ударился головой, когда тебя отбросило это чудище. Ладно. Надеюсь, пройдет. Сейчас лежи, никуда не бегай: я принесу тебе кашу. Хоть ты и дух, после таких приключений тебе необходима человеческая пища, чтобы быстрее набраться сил. Лежи тихо, хорошо?
Тайфэн кивнул. Эта прогулка и этот разговор порядком его утомили. Пока Ди-тай ходил, он даже успел задремать.
Так пролетело несколько дней, а Тайфэн так и не воспользовался колокольчиком, каждый раз отправляясь на поиски Ди-тая и каждый раз удачно падая в обморок к нему в руки.
– По-моему, ты притворяешься, – вздохнул Ди-тай, в очередной раз ловя Тайфэна и укладывая его на траву под чайным деревом. Тайфэн усмехнулся и дунул Ди-таю в лицо, так что растрепанные прядки взлетели. Ди-тай почесал лоб и отозвался: – Оправдываешь свое имя.
– В смысле «ветер»?
– В смысле «сумасшедший». Иногда мне кажется, у тебя уже все в порядке. Как ты себя чувствуешь сегодня?
– Прекрасно.
– Зачем тогда теряешь сознание?
– По привычке.
– Вот надоедливая пчела.
– Великий феникс, сестренка.
– Какая еще сестренка?! Что за фамильярность?
– Ну, маленький братишка…
– И поскакал очертя голову. Твое поведение переходит все мыслимые границы.
– Так натяни поводья!
Ди-тай покачал головой.
– С тобой не соскучишься. Не предполагал, что на очередную годовщину моего служения Владыка преподнесет мне такой острый на язык подарок. Впрочем, думаю, скоро ты поправишься и вернешься к себе на гору Хэшань. Как тебя вообще сюда занесло?
– Я не вернусь к себе на гору.
– Это еще почему?
– Не смогу расстаться с тобой, – Тайфэн усмехнулся и подмигнул Ди-таю.
– Опять ты за свое.
– Это не опять, Ди-тай. Ты должен принять такое положение вещей. Я больше никогда тебя не покину.
– Вот интересно. Так и будешь спать в моей постели?
– Я могу спать на циновке при входе в твой дом.
– Придется где-то раздобыть тебе кровать. Но как же твоя гора? Кто будет присматривать за ней?
– Буду туда наведываться иногда.
Они сидели некоторое время молча, потом Тайфэн сказал:
– Ты так легко согласился меня оставить… Даже совсем не спорил, не ругался.
– На самом деле я даже рад. Мне было одиноко. Раньше я всегда жил с другими – с братьями. Это было так долго, что я до сих пор не привык жить один. Ты мне нравишься.
– И даже мой хвост?
– Твой хвост милый. Он идет тебе.
С тех пор они были неразлучны. Так тянулись сотни лет.
…Однажды теплым солнечным днем в начале четвертого месяца они бездельничали у пруда. В последнее время им редко выдавались такие спокойные дни: только два года назад в Хэнани была война, да и теперь воздух был густым от тревоги и ожидания новой крови. Темные духи бродили по Поднебесной. Но этот день казался безмятежным и мирным. Тайфэн лежал на животе и пускал в ручей кораблики из цветов и листьев, Ди-тай следил за тем, как их закручивает течение и как они замирают на глади стоячей воды пруда. Он теребил в пальцах мягкую траву, потом бездумно протянул руку и стал перебирать перья в хвосте Тайфэна. Тайфэн замер и вдруг, резко подскочив, прыгнул в пруд, подняв фонтан брызг.
– Ай! Что ты делаешь? – воскликнул Ди-тай, вытирая рукавом забрызганное лицо. – Лезешь в воду прямо в одежде.
– Жарко, – усмехнулся Тайфэн, не торопясь вылезать на берег.
– Правда, жарко, – Ди-тай разулся и опустил ноги в воду, даже не приподняв полы своего ханьфу, и белая ткань заколыхалась на волнах, поднятых резвящимся Тайфэном. Тайфэн протянул руку и схватил приятеля за пятку. Ди-тай дернул ногой, пытаясь освободиться.
– Щекотно! Отпусти! Что на тебя нашло сегодня?
– Ничего особенного… Ди-тай!
– А?
– Ничего, просто…
Грохот и скрежет… Они оба вскочили, переглянулись: «Слышал?»
– Похоже на друга Гэн-фу, – сказал Тайфэн.
– И он там не один.
– По крайней мере, с ним Тянь-у.
– И где-то поблизости бродит Товэй…
– Что они все сюда-то сбежались?
– Здесь все и начнется. Немного осталось.
– Неужели опять? И Южная Сун падет?
– Ты видел мэнгу: все сметают на своем пути, как саранча. И их божества идут следом…
– Надо для начала со своими духами разобраться, – Тайфэн, встряхнувшись, высушил одежду. – Идем, дорогой небесный господин. Идем исполнять свой долг, – и, подмигнув, потянул Ди-тая за руку.








