Текст книги "Чжунгоцзе, плетение узлов (СИ)"

Автор книги: Татьяна Никитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Конечно, – согласился Нежата. Он не спеша выпил чай и продолжил: – В последнее время меня иногда охватывает беспокойство, и мне хочется все как следует рассмотреть и запомнить. Будто придется скоро со всем расстаться.

– Давно?

– Нет, несколько дней. Я не очень хотел сюда идти из-за странного предчувствия, будто должен кого-то встретить и что-то решить. А я еще не совсем готов.

– Ты всегда можешь остаться, – заверил его Юньфэн. – Никто не станет тебя неволить.

– Знаю. Но от этого только труднее принять то, что единственным верным решением будет вернуться.

– Почему?

– Потому что мое место там. Но ты не волнуйся: меня ведь никто не приглашает пока пуститься в далекие странствия.

– Твои мысли о возвращении точно смертельная болезнь, которая отравляет и делает острее всякую радость. И не знаешь, когда это прекратится, но знаешь, что конец неизбежен.

– Может быть, это и есть немного болезнь – тоска по родине? – улыбнулся Нежата. – А там, далеко, она обернется тоской о человеке…

– Что касается тоски по родине, я ничем помочь не могу, но горечь разлуки разделю с тобой вполне, – чуть усмехнулся Юньфэн.

– Какой-то неправильный разговор у нас получается из-за меня, – вздохнул Нежата. – Не нужно было и начинать…

– Ты всегда можешь рассказывать мне, если что-то тебя беспокоит, – возразил Юньфэн.

– Беспокоит то больше, то меньше… Не имеет значения. Думаю, это какая-то болезненная мнительность. До сих пор ничего не произошло, зачем волноваться зря.

– Зря или не зря, но не избежишь своего предназначения, и там, где ты должен быть, наконец, окажешься. На самом деле, меня тоже не оставляет беспокойство в последние дни. Потому я и привел тебя сюда. Хотелось увидеть с тобой весенний рассвет на дамбе Су. Он ведь всегда тебе нравился.

Они допили чай и неторопливо пошли в сторону дамбы.

Стоя на узкой полосе суши среди воды, они смотрели на светлеющее небо, на растворенные в предрассветных сумерках горы, на чистую гладь воды, и молчали. Наконец Юньфэн нарушил тишину.

– Чжай-эр, давай сочинять стихи.

– Я не такой уж мастер в этом деле, Юньфэн-сюн, – возразил Нежата.

– Не так ты и плох в сочинении, не скромничай, – отозвался Юньфэн. – Я начну? – Нежата кивнул. – Далеких гор касается рассвет, прозрачной кистью высветляя тень.

Нежата ненадолго задумался, оглядываясь по сторонам, точно желая найти нужные слова в ветвях разросшихся ив. Наконец он проговорил:

– Предвосхищенье дня сквозит в листве, в зеленовато-синей темноте.

– В прохладных складках сонной тишины смолкает перезвон стеклянных звезд, – ответил Юньфэн почти сразу.

Нежата спустился к воде, любуясь отражением бледнеющего неба в озерной глади и тонким лепестком луны.

– Осколок убывающей луны по водной глади не спеша плывет, – проговорил он.

– Ее челнок в светлеющих волнах уносит прочь рассеянную мглу, – чуть подумав, продолжил Юньфэн.

– Весенний ясный день приходит к нам свидетелем и вестником разлук, – закончил Нежата.

– Видно, от мыслей о разлуке никуда не деться, – согласился Юньфэн.

– А «перезвон стеклянных звезд» – это очень красиво.

– Но и это про разлуку, ведь звезды гаснут, движутся по небу…

– Они всегда возвращаются на свои места, Юньфэн-сюн.

– Чего не скажешь о людях. Пойдем?

– Давай еще постоим немного.

Когда они спускались с дамбы, их окликнули:

– Господин чжунчэн! Господин Не!

Это был очень светловолосый иноземец, Ао Юньфэн не был знаком с ним, но, заметив тревожный взгляд Чжайдао, Юньфэн насторожился:

– Ты знаешь его?

– Да, с ним я плыл на корабле, когда оказался здесь.

– Значит, наше беспокойство не было беспочвенным.

– Господа, здравствуйте! – юноша поклонился, почтительно сложив руки.

– Мне уже пора? – сразу спросил Нежата.

– Мы пробудем в столице еще десять дней: вы все успеете, не так ли? – иноземец улыбался, и от этой улыбки тревога таяла, как тает снежный лунный рог в светлеющем небе. От его взгляда весь мир превращался в стихи. – Я найду господина Не в поместье господина чжунчэна?

Нежата кивнул.

– До встречи, – и он ушел, быстро исчезнув среди деревьев.

– Что же мы будем делать? – растерянно пробормотал Юньфэн.

– Юньфэн-сюн, знаешь… давай вернемся домой и ляжем спать? – смущенно улыбнулся Нежата.

– Прекрасная идея, – усмехнулся Юньфэн. – Ты ляжешь, а мне надо сегодня в министерство. Завтра доклад императору: надо все проверить, подготовиться, как следует…

– Вот и замечательно, – согласился Нежата. – Займемся каждый своим делом. А вечером все обсудим.

И они отправились в поместье Ао.

Несмотря на то, что господин чжунчэн весь день ревностно исполнял свои обязанности, ум его блуждал где-то далеко. Мысль о разлуке с другом мешала ему дышать, и он перебирал всевозможные варианты, которые помогли бы избежать неизбежного. В конце концов, ему явилась идея взять и отправиться в путь вместе с Чжайдао. Это будет непросто, но все возможно. Благо, за время службы в Юйшитае Ао Юньфэн накопил кое-какие средства, так что его семья будет обеспечена. Нужно продать дом в столице и купить поместье в глубине страны, там, где более безопасно в случае нападения мэнгу. Десяти дней на это не хватит, но можно попросить о помощи Лю или Ханя…

Вернувшись домой, он тут же рассказал о своих планах Нежате. Не желая слушать возражения, Юньфэн красочно описал, что и как собирается делать, чтобы его семья жила в достатке и безопасности, когда его не будет рядом.

– Ты сошел с ума, – вздохнул Нежата, когда Юньфэн закончил свой рассказ. – Ты не сможешь там жить. Тебе будет очень, очень тяжело. Ты пожалеешь о своем решении.

– Но ты же будешь рядом.

– Да кто я такой? Почему ради меня ты готов бросить своих родных, спокойную жизнь в достатке и почете? Променять это на бедность, возможно, презрительное, пренебрежительное отношение людей…

– Мне все равно. Неужели ты считаешь, что это так важно? Разве не ты говорил, что все это не имеет значения по сравнению с вечностью? Что вся слава человеческая как цвет травы?

– Но, понимаешь… человеку, привыкшему к хорошей жизни, не приученному к лишениям, потерять все будет непомерно тяжело.

– Я готов.

– Ты не представляешь, Юньфэн-сюн… Ты даже не представляешь, о чем говоришь!

Но Юньфэн точно обезумел: он не желал слушать никакие доводы рассудка, упрямо повторяя, что отправится вместе с Нежатой.

– Хорошо, все с тобой ясно, – кивнул Нежата. – Только давай после твоего доклада императору отправимся к Цуйчжу-иньши. Надо бы с ним попрощаться.

– Верно. Послезавтра отправимся в горы Линьинь.

– Юньфэн-сюн, ты только пока больше никому не рассказывай о своем отчаянном решении.

– Ладно, ладно, хорошо… – отмахнулся Юньфэн.

Всю ночь Нежата молился о том, чтобы Господь вразумил Юньфэна. А потом написал еще одно письмо и положил к остальным.

…Они отправились из монастыря Линъинсы на рассвете. Ночь выдалась необычно холодной для этого сезона, и на траве белыми острыми перьями лежал иней. Они подошли к реке, к тому самому месту, где обычно останавливались выпить чаю. Оба стояли у воды, лазурной от смотрящегося в нее неба. Юньфэн в душе прощался с этой красотой и в то же время не верил, что расставание возможно. Он оглянулся на Нежату и проговорил:

– Ночь перья разбросала по земле…

– А? – переспросил Нежата, занятый своими мыслями.

– Продолжай, Чжай-эр.

– М-м… – Нежата задумался ненадолго, глядя на сверкающую в лучах утреннего солнца реку. И продолжил: – Струится меж камней поспешный блеск.

– Вода несет в себе небесный цвет… – отозвался Юньфэн, касаясь пальцами воды.

– Склоняясь, моешь руки в синеве…

– Ты опьянен студеною рекой…

– Пьешь горный чай со вкусом облаков.

Цуйчжу-иньши встретил гостей с неизменным радушием:

– Деточки пришли!

А узнав о намерении Юньфэна все бросить и отправиться с Нежатой в далекую стану за морем Бэймин и за горами Куньлунь, покачал головой, но отговаривать не стал. Видя взволнованного, встревоженного Юньфэна, он вздохнул и, порывшись в коробочках и мешочках с лекарственными травами, заварил какой-то загадочный чай.

– Это специально для тебя, Фэн-эр, – сказал он, протягивая Юньфэну изящную чашечку-цинхуа.

– Невкусный какой-то чай у вас, господин Цуйчжу, – Юньфэн, поморщившись, отставил чашку.

– Ты плохо выглядишь, тебе надо поспать. Я согрею воды: помоешься и ложись.

В тот вечер Юньфэн и в самом деле наконец-то смог спокойно уснуть. Ведь он почти не спал с той ночи, когда они с Нежатой любовались рассветом, стоя на дамбе Су.

– Не тревожься о нем, – сказал Цуйчжу-иньши Нежате. – Господь его образумит.

***

Юньфэну снилось что-то смутное, и утром он чувствовал себя невыспавшимся. Однако господин Цуйчжу настойчиво растолкал гостей ни свет, ни заря, накормил просяной кашей и отправил восвояси. На следующий день к вечеру друзья вернулись в Линьань. Сюэлянь встретила их в слезах. Оказалось, что матушка Юньфэна накануне утром шла куда-то – и вдруг упала. Второй день она лежала, не приходя в себя. Вызванный лекарь ничего не мог сказать, только руками разводил. Через два дня она скончалась. И тут случилась новая беда: гуляя по городу со служанкой, Шаньхуа попала под лошадь. Никто не мог объяснить, как это произошло: служанка на мгновение отвернулась, рассматривая нарядные подвески, а, оглянувшись на шум, увидела юную госпожу на земле с разбитой головой. Когда девочку принесли домой, она была еще в сознании, но к вечеру впала в забытье и утром умерла. От переживаний у Сюэлянь, которая была на сносях, начались роды, ребенок родился мертвым, а Сюэлянь умерла от кровотечения. Все сразу, за несколько дней.

– Где же милость твоего Владыки, Чжай-эр? В это невозможно поверить, это невозможно понять!

– Он ничего не дает человеку не по силам… Ах, Юньфэн-сюн, если бы я мог хоть как-то тебя утешить! Я бы сам лучше семь раз умер, но что я могу?

– Все верно, Чжай-эр. Забота о них мешала мне думать о Боге, мешала мне с легким сердцем отправиться с тобой. Теперь здесь меня ничто не держит. Что ж, так, вероятно, даже лучше: меньше суеты.

Юньфэну казалось, будто его сердце обратилось в камень, будто он сам весь стал камнем – грубым, бесчувственным, холодным. Только Чжай-эр еще мог согреть его, вернуть к жизни. И они отправились в дальнюю-дальнюю страну. Путь на чудесном корабле оказался недолгим, и вскоре они пристали к берегу в родном городе Чжайдао. Но что это был за город? Небольшая крепостица с серыми каменными стенами…

В монастыре, куда сразу Чжайдао повел Юньфэна, келья его старца была кем-то занята и нужно было строить себе новую. Пока же их приютил какой-то маленький грязный монашек, от которого пахло тухлой рыбой. В его темной келье стоял тот же отвратительный запах, а спать приходилось на полу, подстелив какие-то драные тряпки. Тяжелая работа, грубая пища, грязь, блохи, долгие службы, на которых Юньфэн не понимал ни слова, а в довершение всего – ледяная снежная зима, пришедшая за слякотной стылой осенью. Чжай-эр, как мог, пытался скрасить это жуткое, нечеловеческое существование, но как он мог помочь? Юньфэн не видел ни капли радости в этом кромешном мраке. Кроме, конечно, Чжайдао – светлого, как день. Точно нищета и мерзость не касались его.

Как-то раз морозным солнечным утром они сидели на пороге кельи и пили стремительно остывающий отвар из листьев смородины и мяты.

– Чжай-эр, как ты выносишь этот ужас? – Юньфэн обхватил обеими ладонями еще теплую глиняную канопку и покачал ее, глядя, как плещется внутри зеленовато-охристая жидкость. – Неужели именно сюда ты так стремился вернуться?

– Это мой мир, я здесь вырос.

– Ты похож на лотос. «Теперь лишь лотос я люблю один – не пачкаясь, проходит он сквозь ил, омыт водой, не слишком ярок он, хоть стебель пуст – снаружи гладок, прям, и аромат разлился далеко, благоуханьем воздух напоив. Издалека любуемся мы им, нельзя с ним забавляться, не сломав…»[6]

– Да, я помню эти стихи. Кажется, это Чжоу Дуньи, верно?

– Все так…

– «А лотос точно благородный муж», да?

– «Кто любит лотос так, как я люблю?» – Ао Юньфэн улыбнулся краешком губ.

– Тебе так плохо здесь, Юньфэн-сюн… – вздохнул Нежата и погладил его по плечу. – Скажи, что я могу сделать для тебя?

Юньфэн покачал головой. Что мог сделать его маленький Чжай-эр с этой огромной темной тоской, ледяной и жгучей одновременно?

В конце зимы Юньфэн заболел. Он быстро угасал, и это даже радовало его. Чжайдао приходил и молча садился рядом.

– Ты мог бы сказать, что предупреждал меня, – сказал ему как-то Юньфэн.

– Юньфэн-сюн… – Нежата сжал его пальцы. – Прости меня.

– За что?

– Что не удержал тебя от этого безумства. Может быть, если бы ты не решился отправиться со мной, все было бы иначе?

– Какая теперь разница…

– Прости меня.

– Я ни в чем тебя не виню. Ты меня прости.

– Юньфэн-сюн… ах, Юньфэн-сюн…

Юньфэн опустил веки и провалился в темноту.

Когда он открыл глаза, было светло, пахло травой, щебетали птицы. Нежата сидел рядом и смотрел с беспокойством.

– Ты проспал полдня. Хотя господин Цуйчжу и велел не волноваться – ты ведь так мало спал в последние дни. Но мне все равно было тревожно. Ты плакал во сне. Что тебе снилось?

– Чжай-эр, где мы сейчас?

– Мы у господина Цуйчжу.

– Как мы здесь оказались?

– Вчера пришли, Юньфэн-сюн. Ты еще не очнулся ото сна?

– Неужели мне все приснилось? Что за зелье мне вчера дал господин Цуйчжу?

Юньфэн рассказал Нежате сон…

– Я понял, что мне не нужно никуда уезжать. Мое место здесь, а твое – там.

И они вернулись в столицу, где все было по-прежнему хорошо.

На прощанье Юньфэн подарил Нежате две картины. На одной была изображена река в горах Линьинь, в том самом месте, где они так любили отдыхать и пить чай. Еще Юньфэн написал там стихи, сочиненные ими в последний раз. На втором свитке Юньфэн нарисовал реку Сян, ту, на которой они когда-то встретились. Там он написал стихи Синь Цицзы:

Вот и отчалила лодка,

С тем, кого провожаю.

На гору поднимаюсь,

Обозреваю реку.

Нет ничего печальней

В этой жизни, пожалуй,

Чем провожать в дорогу

Близкого человека.

Лучше б не подниматься

И не смотреть, страдая,

Туда, где на горизонте

Солнце погаснет скоро.

Скрылся путник из виду,

Диких гусей лишь стая

К югу летит, как и прежде,

В эту осеннюю пору.

А Нежата достал пачку своих писем и, немного смущаясь, протянул Юньфэну:

– Когда я вспоминал, что мы расстанемся, я писал тебе письма. Может быть, ты прочтешь их… может, это тебя порадует.

– Чжай-эр! Это же сокровище, – Юньфэн прижал к груди кипу бумаг.

Вдруг в кабинет проскользнула Шаньхуа. Она обняла Нежату и тихо спросила:

– Шушу, ты больше никогда не вернешься? Ты ведь уезжаешь очень далеко?

– Да, Шань-эр, я уезжаю очень-очень далеко и никогда больше не вернусь. Но с тобой всегда остается Йесу Цзиду и Его Пречистая Мать. Не забывай, что у твоего отца есть книга про Них.

Потом заглянула Сюэлянь:

– Чжай-эр, так жаль с тобой расставаться! – сказала она. – Мне кажется, ты очень нам с Юньфэном помог, и я даже не знаю, как тебя отблагодарить.

– Не стоит благодарности, госпожа Сяхоу. Я ничего не сделал.

– Я бы хотела назвать нашего малыша в твою честь. Помнится, когда-то ты говорил, что твое имя значит «нежный»?

Нежата кивнул.

– Юньфэн-лан, давай назовем ребенка Вэньцунь.

Юньфэн приобнял жену за плечи:

– Чудесное имя для девочки. А если родится мальчик?

– Но ведь Чжайдао так назвали его родители?

…Нежата простился со всеми обитателями усадьбы господина чжунчэна. Саньюэ обнял его, не церемонясь, Пинъэр плакала навзрыд. Проводить его на берег реки Цяньтан собрались, кажется, все домочадцы господина Ао. Нежата почтительно попрощался со всеми, наклонился к Шаньхуа и тихо сказал ей:

– Помни, о чем я тебя просил.

Юньфэн стоял в стороне в смятении и тревоге. Нежата подошел к нему, и они долго молча смотрели друг на друга молча. Наконец, Нежата проговорил:

– Пусть будет Божье благословение на тебе и твоей семье.

Юньфэн кивнул и решился: вынул из рукава красный шелковый шнурок, заплетенный узлом.

– Это узел цзю-и – «все в согласии с желаниями твоего сердца»…

– Он похож на крест, – проговорил Нежата, разглядывая подарок.

– Потому его и выбрал, – отозвался Юньфэн, не отрывая взора от друга. Нежата посмотрел на него: в глазах стояли слезы. Юньфэн и сам почувствовал, как в носу нестерпимо колет. Они одновременно отвернулись. «Как глупо, – подумал Юньфэн. – Последние мгновения, когда я могу его видеть…» – он коснулся рукавом лица и повернул голову. Нежата смотрел на него и улыбался. Юньфэн улыбнулся в ответ. Так они постояли еще немного. Нежата сжимал в руке подаренный узелок и свободный конец шнура с кисточкой шевелил ветер.

Потом Нежата вдруг вздохнул и обнял Юньфэна. И поспешно взошел на корабль.

…И кораблик поплыл к морю, растворяясь в небесном сиянии.

Нежата вернулся в Спасо-Преображенский Мирожский монастырь. Келья отца Авраамия была кем-то занята, и Нежату приютил старенький отец Михей. Он действительно почти не мылся, и пахло в его келье отвратительно, несмотря на все старания Нежаты. В начале следующей весны из затвора вышел отец Прокопий, старый друг отца Аваамия, и взял Нежату в келейники. Вскоре Нежату постригли в мантию с именем Терентий.

[1] Иоанн Златоуст, «Письма Олимпиаде», 1 письмо.

[2] Там же.

[3] Там же.

[4] 2Кор, 3:18

[5] Ис, 40:6

[6] Чжоу Дуньи, Ода к лотосу, перевод мойJ

Дополнительные главы. Глава 13. Разные слова

Это коротенькие зарисовки на заданные слова, написанные для какого-то челленджа. Всегда интересно посмотреть на своих персонажей с непривычной стороны.

Фиолетовый

Цвет сон-травы, хохлатки, колокольчиков, мышиного горошка… Цвет аметистов в окладе напрестольного Евангелия в Мирожском монастыре… Нежата назвал бы его «багряный», уходящий в синеву, подсвеченную солнцем. Юньфэн зовет его «цзы». Но в фиолетовые сумерки одиннадцатого месяца они молча сидят рядом, протянув ладони к жаровне, и слушают сюнь зимнего ветра.

До луны

Лунные ночи спокойны и прозрачны. Разве может кому-то не быть дела до луны, до ее ледяной красоты? И как не подумать о величии Бога, сотворившего этот небесный светильник, столь ясный, столь великолепный? Нежату радует чуткость народа Поднебесной, ведь у них есть день, посвященный любованию луной. Жаль только, что они лишь восхищаются небесным телом, но не умеют восхвалять его Творца…

Музыка

Музыка хороша как универсальный язык чувств. Пока Нежата не научился понимать речь Юньфэна, он слушал мелодию его голоса и угадывал его мысли. Пение циня рассказывало Нежате о том же: о поиске, сомнениях, одиночестве каждого человека.

Годы

Нежата оказался в Сун странным, чудесным образом, миновав в один миг тысячи ли, версты долгих и опасных путей по мановению чьей-то невидимой руки. Наверное, он скучает по родному городу, по своему монастырю, по обедне, по Святым Тайнам… Может быть, пройдут годы, прежде чем он сможет вернуться. Может быть, он не вернется назад никогда…

Морковь

Морковь Нежата впервые увидел, попав в Сун. Темно-красная, она добавляет цвета постным блюдам, которые готовит Юньфэн. И вкус у нее яркий, сладкий. Может, Нежата возьмет с собой семена, когда отправится домой, посадит где-нибудь… Правда, он тот еще огородник.

Вслед за

– Ты как будто повторяешь вслед за Кун-цзы, – говорит Юньфэн. – «Благородный думает о должном»! Но я не умею так.

– Я сам так не умею. Надо стараться. Кун-цзы говорит еще: «Можно всю жизнь проклинать темноту, а можно зажечь маленькую свечку». Всего-то маленькую свечку.

– Зачем мне ее зажигать? У меня уже есть.

Качели

В детстве Нежата никогда не качался на качелях: он не любил шумные праздничные забавы, а в монастыре качелей не было. Вот у Юньфэна в крошечном садике качели висят: Сюэлянь любит на них качаться.

«Ты можешь тоже», – улыбнулась она, заметив, как он наблюдает за ней. – «Иди, попробуй». Тогда он впервые взлетел над землей. Удивительно.

Флаг

Флаг? Знамя… Хоругвь. Никогда на крестных ходах Нежате не давали нести вышитое на бархате золотыми и серебряными нитками, расшитое жемчугом изображение Спаса Нерукотворного. Такое тяжелое, что Нежата вряд ли удержал бы его в руках. Он только иногда подавал кадило…

Герой

Любимым святым Нежаты в детстве был Евстафий Плакида – язычник, устремившийся за Божественным оленем и потрясенный чудом. Его любовь к Богу была так велика, что он с радостью и смирением принял все испытания, выпавшие ему на долю. Нежата хотел бы быть похожим на него, но он совсем не воин и не герой. Иногда он ропщет, душа его двоится и, наверное, «он не тверд во всех путях своих»[1].

Каштаны

Каштаны, как и многое другое, Нежата впервые попробовал в Сун. Юньфэн готовит из них нежные сладкие пирожные. Но все равно Нежата никогда не ел ничего вкуснее похлебки из крапивы и сныти, которую варил старец Феодул. Будто эти травы были принесены из райских садов.

Хвост

Когда Нежата жил в Мирожском монастыре, отец Авраамий просто стриг его под горшок. Потом он жил в другом монастыре, и отросшие волосы завязывал в хвост или заплетал в косицу. Здесь… все очень странно. Его причесывает Юньфэн, закалывая волосы заколкой из дорогого дерева алоэ. Иногда Нежате это кажется неправильным. Он не знает, как быть.

Вслух

Нежата довольно долго живет рядом с Юньфэном, но не всегда его понимает. Дело даже не в чужом языке. Кажется, тот не произносит вслух что-то важное, что его беспокоит. Нежата спрашивает: «Что с тобой? Я чем-то тебя огорчил?» А Юньфэн молчит или отшучивается.

Для тебя

Как-то раз Сюэлянь пришла к Юньфэну и раскрыла перед ним шелковый лоскуток, в который были завернуты подвески на пояс.

– Эта для тебя, – она подала ему гладко отшлифованный зеленоватый нефрит. – А эта – для братца Чжайдао, – указала она на маленькую подвеску из белой яшмы.

«Теперь, когда ты будешь смотреть на него, ты непременно вспомнишь и обо мне. Я надеюсь».

Люблю тебя

Нежата много раз говорил эти слова… В отчаянии твердил умирающему наставнику: «Я люблю тебя! Не бросай меня, отче!»

«Я тоже люблю тебя… Только мне не место рядом с тобой», – сказал он девочке, отправляясь в путь.

…А самое большое «люблю» звучит как «Слава Тебе!» и «Помилуй меня».

Мраморный

Нежату никогда не восхищали роскошные вещи: позолоченный потир с разноцветными камнями, великолепные оклады икон в Преображенском соборе… Но у Юньфэна так много изысканных и красивых предметов. Мраморная тушечница, на гладкой поверхности которой можно увидеть горы и реки, подставка для кистей из красного сандала… Правда ведь, красота не всегда в блеске и разноцветье.

Моя звезда

Они не успели вернуться в Храм прибежища душ до темноты, вечер был теплым, и теперь они лежали земле и смотрели в небо. Что еще делать вечером в горах?

– Вон моя звезда, – сказал Нежата, показывая на Полярную звезду.

– Ишь куда махнул. Это же Бэйцзисин – Звезда северного предела. Бэйцзи – ее владыка – важная персона на небе.

– Владыка всех звезд, и солнца, и луны… ты же знаешь… Он самый щедрый, ведь дал нам возможность пользоваться всем этим миром совершенно безвозмездно.

Чай

То, что привык пить Нежата у себя дома не было чаем. Вкус настоящего чая он не сразу распробовал. Горький, терпкий, с ароматом травы и как будто дыма или… рыбы? На вид этот чай – зеленый и мутный, а сверху – белая пена. Но постепенно он понял его очарование, нежную изысканность жемчужных облаков, белые росы на листьях бамбука, густой туман в черной чашечке тяньму.

Слизь

Нежата думает, что есть вещи, о которых не следует говорить. Не потому только, что стыдно. Это так же опасно, как ходить со вспоротым животом. Потому-то душа сокрыта и невидима, как внутренние органы человека. Не надо показывать людям ни слизь, ни грязь. Это то, против чего человек должен стоять с милостью Божьей… Нежате недостает исповеди, но у него есть Ангел-хранитель, которому можно довериться. А Юньфэну трудно. Нежата всегда готов его выслушать, только вот чем помочь?

Ветер

Опять ветер гуляет в бамбуковой роще. И снова Юньфэн достает вэйци.

– Разве тебе не скучно со мной играть? Я ведь совсем не умею.

– Уже немного умеешь. И разве тебе не скучно?

Они смотрят друг на друга и смеются. Юньфэн ставит для Нежаты на доску пять черных шашек преимущества.

– Твой ход!

Яйцо

– Ты будешь только овощи? Только постное? Даже яйцо не будешь?

– Не буду яйцо. Но ты удивишься: я буду рыбу.

– А цзяоцзы с креветками будешь?

– Кто такие креветки? И цзяоцзы?

Блестящий

Юньфэн кажется Нежате… Как бы сказать? Блестящим. То, что называется «кровь превратилась в нефрит». Выражение, над которым они подшучивали, но Юньфэну оно подходит. Умный, начитанный, утонченный, благородный, помнит наизусть столько текстов на этом сложном книжном языке, сдаст экзамен, сможет получить хорошую должность и приносить пользу людям. И жена его – красивая, умная, любит его. А что может Нежата? Рассказать ему о Боге?

Нога

Лепестки в воздухе, лепестки под ногами. Цветут персики и сливы. Люди в Сун называют этот месяц очень забавно: Цзинчжэ – «пробуждение червей». Он похож на цветень[2], на самый его конец, но по солнцу скорее сухий[3]… Здесь намного теплее, чем в Пскове. И снега зимой почти не бывает, только в горах. И это каждый раз как первый снег в листопадник[4] – нежный и влажный, мягко скрипит, тянет вниз длинные листья бамбука.

Это красиво.

Гроза

Вроде бы в грозе нет ничего особенного, ничего мистического, никакого гнева Перуна или другого темного божества. Но Нежата ничего не может с собой поделать: он боится грозы. Когда полыхают молнии и гремит гром, он забивается в дальний уголок комнаты и читает Иисусову молитву.

У моря

Нет, у настоящего моря Нежата так и не побывал. Даже когда они с Юньфэном жили в Линьане. Зато они любовались на речные приливы там, где в море впадает река Цяньтан. Да и прекрасное озеро Сиху разве не похоже на море со множеством островов? Им нравилось гулять среди ив по дамбе Су, кататься на лодке или сидеть в чайной на берегу, любуясь отражением луны в воде, пить местный чай и говорить ни о чем.

Лето

Лето в Сун такое жаркое! Нежате иногда кажется, будто привыкнуть к жаре намного сложнее, чем к холоду. Можно только сидеть в тени, есть охлажденные фрукты и обмахиваться веером. И никакие серьезные занятия на ум не идут. Лишь вечерами, когда духота немного отступает, получается брать в руки кисть и выводить странные очаровательные знаки – слова чужого языка.

Вверх ногами

Когда Нежата был совсем маленьким, он любил вставать вниз головой и смотреть на мир, перевернувшийся вверх ногами. Так рассказывала сестра, сам-то он уже не помнит. А она со смехом вспоминала, как заглядывала к нему сбоку, теребила за ребра и он, веселясь, катился в траву. Ему тогда не было и двух лет. А теперь он играет так с Шаньхуа, дочкой Юньфэна. Почему детям так нравится, когда мир повернут вверх ногами?

Желтый

Только цветы, подражая императору, имеют право одеваться в желтое.

Ивы у реки Сян цветут так же, как ивы над Мирожкой, и Нежата замирает, «сережек ивовых пленен невинной желтизной»[5]… А Юньфэн, задумавшись о чем-то, отламывает ветку и, вдруг, точно испугавшись, бросает ее в воду[6].

Пух

«Вновь я безумен, как ивовый пух, пляшущий на ветерке»[7]… Может, и не безумен, но Нежате кажется, будто он похож на ивовый пух, ведь его носит каким-то сверхъестественным ветром то туда, то сюда. Кому рассказать, не поверят. А он уже перестал удивляться. Только все же хочется найти место, где можно остановиться и прорасти.

Смелость

Юньфэн считает, будто Нежата смелый. Но самому Нежате кажется, что тому, кто доверился Богу, смелость уже не нужна[8]. А Юньфэн говорит: чтобы довериться, тоже нужна смелость…

[1]Иак. 1:8.

[2] Апрель

[3] Март

[4] Октябрь

[5] Ян Цзюйюань, пер. Б. Мещерякова.

[6] «По древнему обычаю, путнику при расставании вручали на память ветку ивы» М. Басманов, примечания к сб. стихотворений Синь Цицзи.

[7] Ду Фу, пер. Б. Мещерякова.

[8] Там была цитата из Евангелия: «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены; не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц» (Матф. 10:29-31).

Глава 14. Беседа за чарочкой вина

Провалившись в великолепный мир Asaaranda ( https :// ficbook . net / authors /2805639), я не смогла пройти мимо зимнего челленджа, в котором она участвовала и так красиво обыграла традиционный опросник, часто предлагаемый персонажам. У нее это – беседа главного героя с писцом из Страны-за-стеной, присланным составить его жизнеописание. Вопросы там самые разные и, в целом, довольно дурацкие. Но мне вот тоже стало интересно, как бы мои персонажи ответили на некоторые из них. Поскольку я не участвую в этом, гм, челлендже, я не стала накладывать на себя и героев никаких ограничений. Они даже могли не отвечать на вопросы. В общем, вот так у меня получилось.

После Чунъяна господин Сяхоу понял, что, хоть Не Чжайдао и посетил его, однако он ничего не мог сказать об этом человеке, кроме того, что тот опьянел от двух чарочек вина. Господин Сяхоу совершенно не имел представления о нем, а ведь приглашал-то его как раз для того, чтобы составить впечатление о том, о ком болтал весь уезд. Так что он позвал дочку с мужем и этого «небожителя» на обед, на этот раз подготовив вопросы, которые помогли бы ему познакомиться с ним ближе.

Когда гости расселись за столиком, господин Сяхоу объявил:

– Вы знаете, что я не люблю вкушать пищу просто так. Мы будем играть в застольный приказ. Правила таковы: я буду задавать вопросы, а вы – отвечать на них. Кто откажется отвечать, будет пить штрафную чарку. Не беспокойтесь, господин Не, эти вопросы не относятся к классической литературе. Они скорее касаются мировоззрения и привычек. А также некоторых фактов биографии. Итак, начинаем! Первый вопрос: расскажите о любом памятном праздновании Нового года. Господин Не?

– О, Новый год… Мы называем его Новолетием и отмечаем с приходом осени, у вас это начало месяца Белых рос. Но ничего особенного не происходит. У нас в монастыре обычно служили молебен с водосвятием. И все. Потом мы также шли заниматься своими делами. Особенно мы праздновали всегда другие церковные праздники. Но в одно Новолетие, пожалуй, было кое-что необычное. В тот год был сильный голод, многие умирали, и к нам в монастырь пришла старушка с внуком. Она была истощена, мальчик тоже еле держался на ногах. Мой наставник приютил их и накормил… Ну, чем мы могли их накормить? У нас у самих было голодно тогда. Похлебка из лука и репы с лебедой. Но было тогда как-то хорошо, тепло и мирно, и еда эта казалась особенно вкусной.Мальчик стал моим названым братом.

– Юньфэн, что ты скажешь?

– Наверное, это был Новый год в Линьане с моими тогдашними приятелями Лю и Ханем. Мы были исполнены надежд, нам было весело вместе. Да, это был особенный Новый год.