Текст книги "Чжунгоцзе, плетение узлов (СИ)"

Автор книги: Татьяна Никитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– И мы пойдем прогуляемся, поболтаем, – Тайфэн подмигнул Юньфэну и, положив ладонь ему на плечо, увлек в изумрудные сети ветвей.

Некоторое время они шли молча, раздвигая лианы, стебли, листья, кусты, потом Тайфэн заговорил:

– Я вижу тебя насквозь, и это не фигура речи, уж поверь, – он смахнул рукавом со лба паутину и глянул на Юньфэна с усмешкой. – «Я не понимаю, о чем вы, господин». Да?

Юньфэн молчал: он понимал. Тайфэн вздохнул:

– Сейчас вылезем из этих дебрей, погоди. Скоро уже придем.

Через половину благовонной палочки они действительно выбрались на открытое место – каменистое русло горного ручья.

– Поднимемся к истоку, – коротко бросил Тайфэн и легко запрыгал с валуна на валун, только поспевай. Юньфэн запыхался, почти бегом следуя за своим проводником. Наконец Тайфэн остановился у подножия горного склона, усыпанного медной листвой. У самых его ног из-под замшелого камня вырывалась узкая струйка воды и, пролетев немного, врезалась отшлифованным острием в чистый хрусталь, пронизанный солнечным светом.

– Дитайчжицзян, – просто сказал Тайфэн. – Ты ведь его искал, – и глянул на Юньфэна внимательно и тепло. Юньфэн смотрел на свежую светлую воду, непрестанно бегущую по гладким ладоням камней. Даже жажда отступила. – Вот и я так же… – улыбнулся Тайфэн. – Уже больше тысячи лет, знаешь ли. Прихожу сюда, смотрю. И ухожу. Казалось бы, что такого: выпил глоток – и свободен? И тишина на сердце: нет ни обжигающей музыки, ни боли от прикосновения к струнам. Нет болезни. Я исцелен.

– Что же тебе мешает?

– Одна очень странная мысль. Может быть, думаю я, тысяча лет, и еще две, три – сколько еще отмерил этому миру Великий Владыка – долгие-долгие годы рядом с другом, в конце концов, окажутся малой каплей в вечности без него. Там, после конца мира. Единственной каплей света в бесконечном мраке. Может быть, именно эта музыка, эта боль не дадут мне лишиться рассудка в вечности за пределами света.

– Почему – за пределами? – тихо спросил Юньфэн.

– Просто не знаю, какова будет участь таких, как я. Ди-тай отправится к своему Владыке, как только Тот призовет его. Меня в лучшем случае просто не станет. Наверное. Ди-тай, правда, уверяет, что его Владыка милостив беспредельно и может меня принять. Но тогда эта капля будет свидетельствовать против меня и отсечет от Его милости.

Впрочем, моя доля не должна тебя беспокоить. Я бессмертен, по крайней мере, пока породивший меня мир жив. У меня еще много времени, и я успею принять решение. А вот вы, люди, как бабочки-однодневки. Вы должны быстро решать. Великий Владыка ждет от вас любви, но не той, которую Ди-тай зовет ночным мотыльком в пламени свечи. Он хочет, чтобы ваша любовь очистилась, пройдя сквозь Его творение: друзей, врагов, каждого встречного – всех и всего, и вернулась к Нему. Так создается основа вечной жизни. Что-то в этом роде – Ди-тай мне объяснял. Ты знаешь об этом?

– Да, Чжайдао тоже говорил что-то подобное.

– Ну вот. Потому-то нужно очистить сердце и… Сам человек не может, ты ведь понимаешь. Понимаешь, как это действует?

– Понимаю. Но почему ты не хочешь?

– Моя природа – чувственная, как у животных и растений. Вдруг, лишившись какого-то чувства, я потеряю свою природу? Чем тогда я стану? Персиком без вкуса и аромата? А? – он подмигнул Юньфэну.

– Разве ты не получишь от Владыки что-то большее? Разве у Него – такого великого и щедрого – могут существовать персики без вкуса и аромата? А вообще Чжайдао говорил, что сладость чувственной любви – только прообраз любви Божественной, что…

– Он-то откуда знает про чувственную любовь? Из книжек что ли? – усмехнулся Тайфэн и, не дав собеседнику возразить, продолжил: – И что это ты заладил: Чжайдао, Чжайдао? Сам-то ты как считаешь?

– Мне кажется, он прав.

– Тогда почему ты сомневаешься?

– А ты?

– Просто люблю острое, пряное, сладкое. Мне нравится забавляться с огоньком. Когда я стану взрослее, надеюсь, это пройдет, – Тайфэн лукаво прищурился. – В любом случае, у нас с Ди-таем свои счеты. А что касается тебя, то… – он замолчал, скептически разглядывая Юньфэна. – Зачем тогда бамбуковый старичок прислал тебя к нам?

– Бамбуковый старичок? Это господин Цуйчжу?

– Он самый. Зачем он отправил тебя пить из Дитайчжицзяна? Почему?

– Он откуда-то узнал, хотя я вовсе не говорил… Не понимаю, как он понял что-то о неподобающем чувстве и о том, что мне не по себе. Я даже Чжайдао никогда не признавался.

– Но ты признавался Владыке.

– А…

– Владыка может раскрыть нечто о человеке тем, кто имеет возможность помочь, – Тайфэн положил руку на плечо Юньфэна. – Будешь еще думать?

Юньфэн вздохнул и посмотрел на родник, звенящий у его ног.

– Это самая вкусная вода на земле.

– Откуда ты знаешь? – улыбнулся Юньфэн.

– Мне Ди-тай рассказал, когда первый раз уговаривал выпить.

Юньфэн присел, протянул сложенную лодочкой ладонь к закрученной спиралью струйке и вдруг замер, не коснувшись воды.

– Да чего ты боишься? Ты же не лишишься памяти. Просто… твое любимое блюдо перестанет быть таким переперченным. Поменьше сычуаньского перца – и ты почувствуешь его настоящий вкус, – Тайфэн подтолкнул юношу в спину, и тот чуть не окунулся в источник.

Поймав равновесие, Юньфэн набрал воды и сделал глоток. Таким был бы вкус предзакатного неба – ясный, сияющий, незабудково-голубой. Хотелось пить не переставая, но после трех глотков Юньфэн почувствовал себя наполненным до краев светом и сладостью.

– М? – вопросительно глянул на него Тайфэн. Юньфэн покачал головой не в силах произнести ни слова. Он выпрямился медленно и осторожно, точно боясь расплескать лучезарную благодать, переполнившую его. Как они вернулись, Юньфэн почти не понимал, ощущая лишь солнечный свет, вошедший в него.

Ди-тай и Нежата сидели на крыше и о чем-то оживленно беседовали. Нежата хотел было окликнуть Юньфэна, но Ди-тай удержал его взглядом: «Ему сейчас надо побыть одному».

– Он пил из твоего источника?

Ди-тай кивнул.

– Если все будет хорошо, утром отправитесь в Лоян. Мэнгу пошли дальше – в Сычуань и Шэньси.

Они спустились на землю.

– А сам не надумал? – спросил Ди-тай, заглядывая в лицо Тайфэна.

– Теперь я боюсь по-настоящему, – усмехнулся тот. – Начну сиять, как ты. Да меня комары ночью съедят!

Ди-тай натянуто улыбнулся и промолчал. Теперь Тайфэн вопросительно посмотрел в глаза друга: «Что, не оценил мою шутку?» – но тот махнул рукой и отвернулся.

– Эй… – окликнул его Тайфэн.

– Потом, – отозвался тот, не оборачиваясь. – Идемте пить чай. Ведь господин Ао прекрасно готовит чай.

Все это время Юньфэн стоял в стороне и наблюдал, как движутся листья бамбука, а кусочки неба между ними меняют форму и размер. Он чувствовал себя то ли птицей, летящей в потоке ветра, то ли насекомым, запутавшимся в паутине солнечных лучей. В какой-то момент этого стало слишком много, и тут Ди-тай, осторожно потянув его за рукав, тихо позвал:

– Господин Ао, не приготовите ли нам чаю?

***

Когда Нежата и Юньфэн остались одни, Юньфэн спросил:

– О чем вы говорили с Ди-таем?

– Он рассказывал о том, как они с Тайфэном познакомились и о том, чем занимаются обычно, когда не нужно гонять злых духов.

– И чем же?

– Он поведал пару историй… Знаешь, похожие легенды рассказывал отец Авраамий, когда я был маленьким. Как ангелы или святые по повелению Божьему спускались на землю и шли по деревням, просились на ночлег, а тот, кто их плохо принимал, получал по заслугам…

Подшучивали над глупыми людьми, а те, поняв, что к ним приходили не просто странствующие монахи-попрошайки, валились в ноги, просили прощения. Ди-тай все вздыхал о поврежденной человеческой природе и несколько раз повторил: «Если бы ты знал, каким прекрасным Владыка задумал человека! Он подарил ему даже способность творить…» – Нежата вздохнул и, улыбнувшись, добавил: – Но вообще я не знаю, можно ли верить в подобные рассказы. Может быть, Ди-тай просто хотел мне что-нибудь объяснить таким образом. В любом случае, мне кажется, у ангелов не очень богатая фантазия. Да ведь им это и не нужно.

А ты? О чем говорил с Тайфэном? Пил воду из Дитайчжицзяна?

– Пил.

– И что?

– Невозможно передать словами… Тебе бы понравилась эта вода, – он улыбнулся.

– Может, Ди-тай и мне разрешит тоже…

– Только она, наверное, слишком холодная: у меня горло болит.

– Сказать Ди-таю?

Юньфэн качнул головой: мол, не стоит. Но к вечеру горло разболелось так, что он не мог говорить, а ночью начался жар. Нежата, проснувшись, прислушался к неровному дыханию Юньфэна, с каждым вздохом понимая, что спокойно уснуть уже не сможет. Он встал с постели, накинул верхний ханьфу и отправился на поиски Ди-тая.

Тот сидел под деревом, тающий в лунном свете, и тихонько наигрывал на листе бамбука какую-то знакомую мелодию.

– Ди-тай! – Нежата поспешил к нему.

– Тихо, – улыбнулся тот, указывая взглядом на Тайфэна, который спал, положив голову на колени друга. – Садись, – Ди-тай кивнул растерянному Нежате и, помолчав, добавил: – Тебе тоже кажется, что это как-то… странно?

Нежата пожал плечами.

– Сколько тысяч лет я живу на земле среди людей и земных духов, а так и не научился их понимать. Этот жест… когда кто-то кладет голову на колени другому… Так делал Циминсин, когда они с Хуанъэ плавали на своем чудесном плоту по Серебряной реке и по Западному морю, а она, шутя, вплетала ему в волосы цветы коричного дерева, растущего на луне… Потом она засыпала, прижавшись к нему, и он оберегал ее сон, и парус трепетал на ветру, а нефритовый голубь на мачте тихонько звенел. Они и сейчас плывут по реке и едят спелые плоды дерева цюнсан. На то они муж и жена. А еще так делал Чжуаньсюй, когда, бродя с Шаохао по Птичьему острову, уставал слушать наставления дяди и они садились где-нибудь в тени, внимали пению птиц и придумывали новые мелодии. Но они – племянник и дядя… Я иногда очень плохо понимаю Тайфэна, хотя знаком с ним не первую тысячу лет. Но Владыка говорит, что Тайфэн угомонится. Надеюсь. Я беспокоюсь за него. Он единственный, кто все еще остается со мной. Духов становится все меньше: они слабеют, все больше походят на людей и умирают. Те, кого я знал когда-то давно, уже вознеслись на небеса или отправились в бездну Юду. Может, я так дорожу им, потому что боюсь остаться на земле в одиночестве… Но разве мой Владыка не всегда со мной? И все же… – он вздохнул и беспокойно спросил. – Я становлюсь похожим на человека?

– Не знаю, – отозвался Нежата. – Сомнения ведь свойственны только людям, да? А Владыка… Он…

– Он обычно почти ничего не говорит… Впрочем, мои дела не должны тебя беспокоить. Ты о чем-то хотел спросить? Что с твоим другом?

– У него, кажется, жар.

– Так бывает. Пойду приготовлю лекарство. Только… – он растерянно глянул на Тайфэна.

– Сейчас принесу подушку, – Нежата поспешно встал.

В комнате было очень темно, в открытое окно уже не проникал лунный свет. Нежата ощупью нашел свою кровать, прихватив подушку, он подошел к постели Юньфэна и, отодвинув полог совсем чуть-чуть, чтобы не налетели комары, просунул руку и коснулся горячего лба друга. Он верил Ди-таю, но ему все равно было тревожно. И, упрекнув себя в маловерии, он попросил о помощи Пресвятую Богородицу.

Луна опустилась так низко, что едва проглядывала за ветвями бамбуковой рощи, зато звезды лучились изо всех сил, дрожа и переливаясь. Тень натекла на домик и сад, как темные брызги помо[4], полупрозрачным живым пятном, заполнив воздух своим мягким дыханием.

Ди-тай осторожно устроил голову Тайфэна на подушке и, кивнув Нежате, направился на кухню. Нежата последовал за ним.

– Ты можешь лечь спать, – успокоил его Ди-тай. – Мне не нужна помощь. И с господином Ао ничего не случится. Через пару дней его недомогание пройдет.

– А можно… просто я хочу еще немного посмотреть на тебя. Встретить такого, как ты, – великая радость.

Ди-тай рассмеялся:

– Да, встретить такого, как я, простому смертному почти невозможно. Можешь смотреть. Споешь со мной?

– Я не умею…

– Я буду петь, а ты подстроишься, – улыбнулся Ди-тай.

Так они провели полночи: Ди-тай перетирал какие-то травы, кипятил воду и напевал, а Нежата смотрел на него, пока не уснул. На рассвете Ди-тай разбудил гостя и протянул чашку с отваром:

– Уже немного остыло: можешь пойти напоить господина Ао.

Весь день Нежата просидел рядом с Юньфэном, то подавая кашу, то поднося лекарство. Раздосадованный Саньюэ несколько раз подходил к нему, давая понять, что это его дело – ухаживать за господином. Но Нежата только вздыхал:

– А я тогда чем буду заниматься?

– Господин Ао, – обиженно взывал Саньюэ. – Почему господин Не так себя ведет? Скажите ему, чтобы он позволил мне выполнять мои обязанности.

– Чжай-эр, иди, отдохни, – отзывался Юньфэн.

– Но я и так отдыхаю! Я тут только и делаю, что отдыхаю, – возражал Нежата.

– Может, тогда ты почитаешь мне? Спроси у Ди-тая: у него должны быть интересные книги.

Нежата сомневался, что сможет прочесть эти интересные книги, но все же отправился искать хозяина.

– Что-то почитать? – переспросил Ди-тай, с сомнением глядя на Нежату. Он готовил суп с кошачьими ушками, потому у него все руки были в муке. – Тайфэн, как ты думаешь, что можно дать господину Ао такое, что Чжайдао смог бы прочесть?

– Отличная книга «Баопу-цзы», особенно глава «Снадобья бессмертия». Я уверен, что господин Ао оценит по достоинству, а Чжай-эр вполне сможет прочесть.

– Ну ты и шутник, Тайфэн! Это старая книга: ей уже тысяча лет. Конечно, Чжайдао не сможет ее читать. Да и ничего хорошего там нет.

– А как же великолепный способ добычи мозгов этого зверя… как его? Фэншэншоу? – Тайфэн даже подпрыгнул на месте от удовольствия, вспоминая живописное повествование и в тайне предвкушая, как подсмотрит за реакцией гостей, читающих книгу.

Ди-тай только вздохнул.

– У меня не так много книг, но зато есть книга «Фуин». Вам должно подойти, – он отряхнул руки от муки и точно из воздуха достал небольшую книжицу.

Книга «Фуин» оказалась Евангелием. У Нежаты сердце замерло от счастья, когда он понял, что это за текст, правда, многие слова он не знал, как читать, и постоянно переспрашивал Юньфэна, потому они скоро устали и отложили чтение.

– Это и есть история твоего Бога? – спросил Юньфэн, потянувшись за чашкой. Нежата поспешно подал ее и сказал с упреком:

– Почему ты всегда говоришь так, будто Бог только мой? Он и твой. Он – Творец всего мира, Господин всего сущего.

– Допустим, – Юньфэн поставил чашку на край стола. – Но если Его почитатели такие, как ты или Ди-тай, то как же остальные? Какое место они займут в Его мире?

– Да нет же, Он принимает и любит всех! Почему ты сомневаешься? Просто надо любить в ответ.

– Любить ведь совсем не просто.

– Да, ты прав. Вот отец Авраамий умел любить. Он ко всем хорошо относился, но я всегда был уверен, что меня-то он любит больше всех. А потом мне Незнанка сказал, будто его батюшка любил особенно. И другие люди так говорили, точно каждый был самым любимым.

– А у тебя кто самый любимый?

– Из тех, кто сейчас живет на земле? – переспросил Нежата, Юньфэн кивнул, и он просто ответил: – Ты.

Юньфэн даже вздрогнул:

– Разве можно такие вещи… вот так говорить?

Нежата рассмеялся:

– А как же еще? Тем, кто далеко, моя любовь ничем не поможет. Я могу только молиться о них. А ты рядом, и, надеюсь, я могу хоть что-то сделать для тебя. Хотя и сам не знаю, что именно.

– Значит, так ты думаешь… – вздохнул Юньфэн.

– Это неправильно?

– Все правильно.

– Тогда что?

– Можешь зажечь светильник, а то уже темно становится.

Нежата разжег огонь. Как раз в это время дверь открылась, и в комнату вошел Ди-тай в сопровождении Саньюэ и Тайфэна.

– Мы принесли ужин, – сказал он, расставляя на столике чашки и закуски. – А мне пришло в голову, что я мог бы рассказать вам кое-что.

– Ди-тай хочет рассказать про Чуньюя, – вставил Тайфэн. – Он всем, кому только можно, рассказывает эту историю на протяжение нескольких тысяч лет. Даже мне успел рассказать ее уже не меньше сотни раз. И тут вдруг понял, что вы-то еще ничего не знаете о его любимом Чуньюе.

– Да, – немного смутился Ди-тай. – Я считаю, что к нему сложилось несправедливое отношение, и мне бы хотелось рассказать всем, каким он был на самом деле.

– Но кто такой этот Чуньюй? – спросил Ао Юньфэн. – Я первый раз слышу это имя. Чем он был знаменит?

– Он известен под именем Бейцуй-гуй, Бедный бес, но это так неверно! Его жизнь вызывала у людей презрение и насмешки, но он… – Ди-тай взволнованно сжал пальцы. – Расскажу все по порядку. Это недолгая история. А вы ешьте пока, – он улыбнулся, помолчал немного, собираясь с мыслями, потом заговорил: – Он был одним из сыновей Чжуаньсюя – Небесного императора, правнука Хуан-ди. Шаохао дал ему имя Чуньюй с отсылкой к фразе: «Прекрасен он, как яшма с Чжуншаньских гор». Хотя он не был таким красивым и одаренным, как Лаотун, или таким ярким, привлекательным и сильным, как другие, он был намного мудрее их всех, намного глубже понимал суть вещей… Он видел, как его отец и братья творят неподобающие дела, как в сердцах людей зарождается ненависть к ним и как темнеют жестокие небеса, безразличные к судьбам простых смертных и мелких духов. Он решил уйти из небесного дворца и странствовать, нищенствуя и принимая на себя всю людскую злобу, все их презрение, как бы взяв на себя покаяние за отца и братьев. Конечно, это тоже, но главным было то, что он разочаровался в роскоши Небесных чертогов, в ложной добродетели небожителей… Он был моим другом, да, – Ди-тай посмотрел на Тайфэна. – И я уговаривал его остаться жить со мной, однако он предпочел не привязываться ни к какому месту на земле. Он приходил ко мне каждый Новый год, а потом снова отправлялся в путь. Когда однажды он не пришел, отправившись на поиски, я нашел его умирающим на улице городка недалеко от Сююйшань. Он умирал на улице в последний день первого месяца. Я просто сидел рядом, и мне казалось, будто на земле больше нет ничего, ради чего стоило бы оставаться. Я просил тогда Владыку позволить мне вернуться. Мне не хотелось разлучаться с другом, но Владыка велел не покидать этот мир. Конечно, я всегда могу поговорить с моим Чунь-эром, и ему там очень хорошо, но все равно столько тысяч лет я продолжаю чувствовать себя покинутым.

– А как же я? – Тайфэн наклонил голову на бок и бросил лукавый взгляд на Ди-тая.

– Ты ведь совсем другой. Вообще на него не похож. Разве можно сравнивать?

– Тебе, значит, не хватает в жизни унылого нытья?

– Чуньюй никогда не ныл и не был унылым, – возразил Ди-тай. – Впрочем, это не важно. Я больше не собираюсь проситься назад.

– Это из-за меня, – кивнул головой довольный Тайфэн.

Ди-тай только улыбнулся:

– Собственно, вот и вся история. Ничего особенного. Она просто повествует о том, как украшают и в то же время отягощают нашу жизнь привязанности. Мне было так горько тогда, что я готов был просить Владыку изменить Свою волю обо мне… Но нет ничего более благого, чем воля Владыки. Каждый должен быть на своем месте в свое время. Вот так, – Ди-тай обвел слушателей взглядом и заметил книгу у постели Юньфэна. – А книгу «Фуин» я подарю господину Ао.

Так в беседах и чтении прошло еще несколько дней, пока Юньфэн совсем не поправился. Тогда они засобирались в дорогу, ведь дела не ждут.

Тайфэн налепил на их повозку какие-то талисманы, пояснив, что это благословение духа путешествий Сю и оно непременно должно им помочь избежать неприятностей в пути. Он также вызвался проводить их до Лояна. «Иначе вы будете дней десять добираться». И гости, распрощавшись с хозяином, забрались в повозку, а Тайфэн, устроившись на козлах, свистнул, щелкнул кнутом, и лошадка пустилась бежать…

К вечеру они, действительно, подъехали к воротам Лояна. Тайфэн помахал им рукой и совсем почти скрылся из виду, как вдруг вернулся и сообщил:

– И еще, чуть не забыл сказать! Ди-тай просил передать, чтобы вы навестили как-нибудь Бамбукового отшельника в горах Линьин, – и в одно мгновение растворился в облаке поднятой ветром пыли.

Солнце клонилось к закату, и город гомонил, как засыпающий улей. Впереди ждали дни, полные суеты и забот.

***

К своему разочарованию, в Лояне они столкнулись с трудностями. Чиновники Лояна, все как один, сильно отличались от честных тружеников Кайфэна. Каждый дул в свою дуду, увиливал и лукавил, все хором ссылались на то, что никаких средств из столицы им не поступало. А когда через несколько дней по приезде Юньфэна и Нежаты в Лоян прибыла новая партия беженцев с границы, в городе началось какое-то неопределенное брожение. Чиновники по одному стали навещать господина цзянчаюйши в гостинице, где тот остановился, и предлагать подарки разной степени ценности. Несколько раз выслушав отказ, они разочарованно вздыхали и, покачав головой, откланивались. У Юньфэна под конец дня от всей этой суеты разболелась голова, и он решил никого больше не принимать, однако последний посетитель был так настойчив, что Саньюэ не смог его остановить. После всех этих «ах, господин цзянчаюйши поистине благородный и утонченный, так сказать, кровь превратилась в нефрит, весьма наслышан, весьма наслышан, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, невероятно польщен, невероятно польщен», он перешел к делу и протянул Юньфэну сверток размером с чайный блин.

– Это чай? – Юньфэн, чуть наклонился к свертку, убрав руки за спину.

– Всего лишь сычуаньский чай «Зеленые побеги бамбука». Этот ничтожный понимает: господин цзянчаюйши южанин, чаем его не удивишь, это мы, северяне, пьем все подряд, не знаем толку в хороших чаях и готовить не умеем… И все же, господин цзянчаюйши, примите мой скромный дар. Просто как знак внимания, как знак уважения к вашей почитаемой ответственной должности.

– Просто чай? – Юньфэн помолчал, потом все же взял чайный блин в руку. – Но почему он такой тяжелый?

– Это такой сорт, господин. Такой сорт.

– Странный сорт… – Юньфэн поспешно развернул бумагу, и ему на ладонь выпало несколько серебряных слитков. – Зачем это?

– Вы же понимаете, господин цзянчаюйши… Вы видите, какая у нас обстановка: мы как на жерле вулкана. Что мы можем сделать? Деньги, выделенные казной для улаживания жизни на возвращенных территориях, не доходят, народ бежит от мэнгу. Голод, нищета, болезни… Мы же люди, а не всемогущие божества, что мы можем сделать, чем помочь?

– Вы можете не покупать дорогой чай и не давать взяток столичному чиновнику. Вы сэкономите немного денег, чтобы помочь простым людям, разве нет?

– Ах, господин цзянчаюйши! Если бы все было так просто. Кто поймет, кому из этого народа действительно нужна помощь, а кто – просто разбойник? Пока разберешься что к чему, свежего чая уже не найдешь! А вы готовы отказаться от чашки ароматного чая ради того, чтобы купить миску лапши какому-нибудь бродяге?

Юньфэн вздрогнул и отвел глаза.

– Не отвечайте! – заспешил гость. – Я не хочу ни в чем упрекать вас. Даже если вы можете отказаться, я не могу. И не хочу! Примите мой скромный дар, и… и вы понимаете, что делать?

– Я не могу, – сказал Юньфэн холодно.

– Очень жаль. Очень жаль вас, господин цзянчаюйши. Надеюсь, вы немного подумаете и поменяете свою точку зрения. На сем откланиваюсь, – и он, поклонившись, вышел за дверь, оставив сверток с чаем на столике. Юньфэн заметил это краем глаза, но у него совершенно не было сил гнаться за этим человеком и спорить с ним.

Он присел на постель и стиснул виски. В течение некоторого времени он слушал только головную боль и мутную усталость. Может, он даже задремал. Из оцепенения его вывел Нежата, тихо вошедший в комнату.

– Юньфэн-сюн? У тебя все хорошо? – робко спросил он, замерев перед кроватью. Юньфэн открыл глаза и чуть улыбнулся:

– Все хорошо, просто устал немного.

– Мне уйти? Или я могу чем-то помочь?

– Поставь воду для чая.

– А чай?

– Возьми этот… хотя нет. Нет, возьми какой-нибудь другой, там, – он махнул рукой в сторону вынутых из дорожного сундука и расставленных на полочке чайных блинов.

Пока Нежата растирал чайные листья, Юньфэн взял бумагу и кисть и принялся за отчет об увиденном в Лояне. Ему хотелось как можно скорее закончить тут дела и уехать в Интянь. Как можно скорее вернуться в Линьань, отдать эти проклятые отчеты и больше никогда не заниматься таким глупым бессмысленным делом, как проверка провинциальных чиновников. Он писал об увиденных безобразиях, и его душу то злость охватывала, то бессилие. Наконец, он не выдержал и со вздохом отложил кисть:

– Было очень наивно с нашей стороны полагать, будто мы сможем восстановить хоть какую-то справедливость.

– Но никто ведь так и не думал, – возразил Нежата.

– А? Как?

– Очевидно же, что в мире нет справедливости. Если бы она была, всё было бы иначе, а Господь Иисус Христос не сошел бы на землю и не умер за нас. Но ее нет, и весь этот сумасшедший мир держится только милостью Божьей.

– Он очень плохо держится, – мрачно отозвался Юньфэн.

– Когда столь многие расшатывают основание мира и только один Бог все это удерживает Своей добротой и человеколюбием, по молитвам немногих праведников, конечно, все рушится и образуются такие дыры, в которые и проваливаются люди и целые страны…

– Где же тут милость? Ведь ты сам говоришь, что Бог всесилен. Разве Он не может навести порядок?

– Он может, но предоставил людям свободу действовать по их усмотрению. Однако стоит только попросить, и все станет на свои места.

– Разве все стало на свои места, когда ты попал в ямэнь? А разве… разве я не просил?

– Так ведь стало, – тихо сказал Нежата. – Ты же что-то понял, правда?

Юньфэн вздохнул: тогда он понял, что Йесу Цзиду никогда не выберет такой исход, который будет вреден для Юньфэна или Нежаты. Понял, и перестал бояться.

– К тому же, – добавил Нежата, погладив друга по руке, – незачем держать обиду из-за того случая. Мы уже не раз говорили об этом.

– Но почему, – возразил Юньфэн. – Все-таки я не понимаю, почему – ты. Кто угодно другой, но ты…

– Да я тоже не святой!

– Ты-то?

Нежата рассмеялся и помотал головой, но ничего не сказал. Они помолчали немного, потом Юньфэн снова заговорил:

– Возвращаясь к вопросу о восстановлении справедливости…

Нежата вдруг перебил его:

– Ты можешь просто брать деньги у чиновников и отдавать их тем, кому они нужнее. Вот этим беженцам с границы, которые пришли вчера.

– Брать деньги? – Юньфэн задохнулся от возмущения. – Просто брать деньги? Я? Это же… это же…

– Что тут такого? Чего ты боишься?

– Это же позор! Брать взятки!? Чжай-эр, как ты можешь мне такое предлагать?

– Позор… Но так ведь принято: брать подарки и замалчивать злоупотребления и нарушения. Ведь даже если ты разворошишь это осиное гнездо, в сущности, ничего не изменится. В лучшем случае, сюда пришлют других чиновников, но никто не сможет поручиться, что они будут честными, такими, как в Кайфэне. Что они будут стараться сделать все для блага простых людей, а не присвоят жалкие остатки средств, выделенных казной.

– Да.

– А если ты просто возьмешь у них денег, ты поможешь хоть кому-то, хоть один раз.

– И этот один раз что-то изменит?

– Для кого-то, может быть, нет. Но кому-то это пойдет на пользу. Мы не можем знать.

– Все равно, взять деньги… изменить своим принципам… потерять лицо…

– Потерять лицо! Вот об этом слишком уж сильно пекутся. У нас это называется «честь» или «гордость». Только это неверное представление о чистоте и собственном достоинстве. Что о тебе подумают люди? Да какая разница, Юньфэн-сюн!

– Гм-гм, – Юньфэн кашлянул. – Тебе легко говорить: ты неземное существо, ты как монах и не принадлежишь миру. Но я совсем другое дело. Если обо мне пойдут слухи, что я беру взятки, какое поручение сможет мне дать Император? Сможет ли мне доверять Юйшитай? Скорее всего, меня отстранят от должности.

– Но разве так не делают все, Юньфэн-сюн? Разве эти чиновники несут тебе подарки не потому, что их положено принимать?

– Принимать – и покрывать беззаконие? – с упреком откликнулся Юньфэн.

– Ты же сам понимаешь, что все равно ничего не изменить, так почему же…

– Оставим это, – оборвал его Юньфэн. Нежата закусил губу и принялся пристально изучать пейзаж за окном. Юньфэн, подперев ладонью лоб, взял кисть и продолжил писать отчет.

В этот момент в дверь поскребся Саньюэ.

– Что там? – Юньфэн раздраженно поднял голову.

– Вам передали письмо, господин.

– Давай сюда, – Юньфэн развернул лист бумаги, просмотрел послание и гневно блеснул глазами. – Что это еще такое? Кто его передал?

– Письмо передали половому, а он отдал мне.

– Какая гадость, – Юньфэн прижал ладони к горящим щекам.

– Что там, Юньфэн-сюн? – встревожился Нежата и склонился над плечом друга, пытаясь разобрать небрежное цаошу.

– Глупости какие-то. Тут пишут, что, если я не буду играть по их правилам, мне грозят неприятности.

– То есть они предлагают брать подарки и молчать? Всего-то!

– Всего-то! – сердито выплюнул Юньфэн.

– Неужели тебе настолько трудно смириться с такой мелочью?

– С мелочью! Чжай-эр, я понимаю тебя, но и ты попробуй меня понять. Я. Не. Могу. Так. Сделать. Это противоречит всему, чему меня учили. Это противоречит вообще всему.

– Но делать, как ты хочешь, как ты привык… это же не имеет смысла. И к тому же опасно. Они пишут… м-м… этот иероглиф я разобрал: «смерть»…

– Нет, – отозвался Юньфэн. – Это не то, что ты подумал. Тут написано: «Вы не боитесь смерти, вы подобны льду в нефритовом сосуде…» – то есть очень честный, – он кашлянул, быстро глянув на Нежату. – «Но все же сегодня вы приняли чай, а значит, чистота Ваша уже соприкоснулась с грязью. Не было ли в том сверке с чаем чего-то еще, господин цзянчаюйши? Помните, что не только Вы имеете красивый почерк, а письма, доносящие правду до Вашего начальства, могут идти не только от Вас…» – Юньфэн снова посмотрел на Нежату. Тот сидел, задумчиво подперев ладонью щеку.

– Что ты скажешь об этом, Чжай-эр? Я не запомнил имя чиновника, принесшего мне чай. Впрочем, даже если я его отыщу и отправлю ему чай, он всегда сможет сказать, что серебро я забрал. Что же мне делать?

– Думаешь, они донесут на тебя?

– Вряд ли они посмеют, хотя это не важно. Я горкько разочарован в государственной службе. Вернусь из Хэнани и все брошу. Буду жить в монастыре… – он помолчал немного и едко добавил: – Тоже мне великие тайны и ужасные преступления! Разделили между собой те жалкие несколько тысяч лянов, что все же добрались до них из столицы. Не помогли беженцам? Задрали цены на рис? Да кого это волнует, в конце концов! Думаешь, в столице кому-то есть до этого дело?

– Тогда зачем все это тебе? Просто помоги людям хоть чем-то! А так… Как глупо! И сам пострадаешь, и ничего не изменишь, и деньги, пусть ничтожные, пойдут на развлечения и излишества, а люди будут голодать и умирать под стенами Лояна. Дай им возможность уйти подальше вглубь страны, спаси хоть кого-то.