Текст книги "Западня для князя"
Автор книги: Татьяна Бурцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
В двух местах, там, где горел тын, степнякам почти удалось пробиться в обитель. С большими потерями их натиск удалось отбить.
Уже немало воинов увели или унесли к монахиням для врачевания ран, а убитых с ложи-ли под стеной домика настоятельницы. Сотня Георгия уменьшилась больше чем на треть.
Опасность была велика, но и степняки несли большие потери: разведчики тоже не зевали, уже более сотни степняков валялись вокруг скита и у тына, подбитые стрелами, зарубленные мечами или ошпаренные кипятком.
День клонился к вечеру.
Степняки отошли подальше от стен, видимо начальники отрядов обдумывали, как им быть дальше, – они и так слишком задержались.
– Эй, рус! Рус! Давай говорить! – раздался из-за стены голос с татарским акцентом.
Эва как поворачивается!
– Говорить буду только с начальником, – ответил Георгий хрипло. В горле пересохло, а отойти попить водицы было некогда.
Сотнику очень хотелось поближе познакомиться с человеком, возглавляющим отряды степных разбойников. Между тем он отдавал себе отчет в том, что степняки постараются не оставить в живых свидетелей их налета и тем более человека, узнавшего в лицо их предводителя.
– Открой ворота, к тебе войдет человек.
Ну уж нет, не такие мы простофили.
Сотник усмехнулся такой прозрачной хитрости разглядеть скит и его защитников изнутри.
– Я сам сейчас выйду, – гаркнул он, – убери всех от ворот, и без глупостей, мои вой стреляют без промаха.
Георгий направился к воротам. Пока дружинники оттаскивали возы, он подошел к колодцу утолить мучившую его жажду и умыться. Негоже в чумазом виде встречать дорогого гостя.
Одну створку ворот приоткрыли, и он с небольшим отрядом вышел наружу.
Там их уже ждали. Несколько воинов в дорогой одежде и оружии пошли навстречу. Среди них выделялся один – в лисьей шапке и с двумя саблями, заткнутыми за пояс. Его лицо было непроницаемо спокойно. Темные глаза смотрели властно и колюче, так что сотник безошибочно определил в нем предводителя.
Степняк тоже оценивающе смотрел на Георгия. Правда, к каким выводам он пришел, сотник не понял.
– Я предлагаю вам сдаться, – без вступлений и по-русски начал степняк.
Георгий, конечно, предполагал, что ему будет сделано это предложение, но все равно не ожидал услышать его вот так, в лоб.
– Почему? – просто спросил он. Хотя ответ и сам знал. Степняки теряли драгоценное время. А защитники скита от этого только выигрывали: скоро могла подойти помощь с заставы.
– Сейчас мы разрушим стены и всех убьем, а если сдадитесь, то останетесь живы.
По голосу чувствовалось, что этот человек привык повелевать.
Непонятная привычка для степного разбойника.
В голове сотника шевельнулись уже задремавшие было подозрения.
– Интересно услышать, на каких условиях вы предлагаете сдачу, – Георгий тянул время.
– Никаких условий, сдаетесь – остаетесь живы. Уходите, сдав оружие. Если нет – все умирают.
– А скит и монахини?
– Это наша добыча.
Георгий покачал головой. Такой расклад был неприемлем. Кроме того, доверять степняку у него не было никакого резона. Попробуй только сдай оружие – быстро и без головы окажешься. После прежних налетов Белых волков не осталось в живых никого, кто бы мог об этом рассказать. Да и что такое плен, он знал не понаслышке.
– Нет, наш ответ: нет.
Глаза степняка яростно блеснули.
– Тогда молись своему богу, сотник, скоро ты с ним встретишься.
Воины развернулись и пошли прочь.
Был полдень. Дед Матвей ждал у ворот. Сестры собрались быстро. Однако в скиту оставалось еще несколько раненых, некоторые были лежачие, так что Георгию пришлось отрядить шестерых дружинников, чтобы они несли носилки.
Мать игуменья и еще несколько пожилых сестер на уговоры не поддавались и не хотели оставлять место, где они насельничали уже много лет.
Сотник был занят приготовлениями к обороне, но все равно невольно искал глазами знакомую фигуру. Олеси почему-то не было. Наконец она появилась в сопровождении настоятельницы. Та ее в чем-то упрекала, но слов Георгий не слышал.
Олеся обернулась и увидела его. Лицо озарила все та же светлая улыбка. Замерла, потом кинулась навстречу.
Сердце сотника бешено забилось, он бросил все и побежал к девушке.
Подхватил ее, закружил. Медленно опустил на землю, притянул к себе, обнял.
Так они и стояли, крепко прижавшись друг к другу и закрыв глаза.
– Я люблю тебя, – только и сказала Олеся, – я больше не могу сдерживать это.
– Я больше жизни люблю тебя, – ответил Георгий и вдруг почувствовал, что эта любовь делает его не слабее, а во сто крат сильнее. Он больше ничего не боялся, не боялся даже потерять ее. Пускай им суждено всего несколько минут быть вместе, но они навсегда запомнят этот миг. Даже если в живых останется один из них, другой будет знать, что не побоялся пойти навстречу такому Божьему дару, как любовь.
– Александра! – раздался голос настоятельницы. – Нет времени, всем нужно уходить. Задерживаться опасно.
Из глаз Олеси потекли слезы.
Эти двое не хотели расставаться. Как было бы хорошо остановить время! Этот миг они продлили бы на века.
Первым очнулся Георгий.
– Уходи скорее, – он решительно отстранил девушку от себя, – степняки скоро будут здесь.
– Я не хочу уходить, я останусь с тобой.
– Нельзя тебе здесь оставаться, – Георгий умоляюще посмотрел на нее, – пожалуйста.
– Обещай, что не погибнешь, что мы всегда будем вместе.
– Мы всегда будем вместе, – тихо ответил сотник.
Только было непонятно, что он имел в виду.
Сестры с дедом Матвеем уже покидали скит. Олеся побежала догонять, обернулась на бегу, стараясь запомнить Георгия таким, каким он был сейчас.
Непокрытые черные волосы шевелил ветер, лицо усталое, но наполненное внутренней силой. Одет в кольчугу, полностью вооружен – очень скоро начнется схватка. Ей вслед он смотрел спокойно и нежно.
Увижу ли я тебя живым, муж мой?
Степняки снова пошли в наступление, сгрудились у северной части частокола. Георгий прикинул на взгляд – половина. Значит, остальные пойдут на приступ с другой стороны, чтобы разделить силы защитников. Только вот какой приступ настоящий, а какой отвлекающий? А может, оба настоящие. Георгий разделил оставшихся воинов против приготовившихся степняков и оставил в резерве один десяток, придав ему всех легкораненых для поддержки. Раздался свист, и степняки с двух сторон кинулись к частоколу.
С северной стороны степняки, пробив брешь в тыне, уже стали влезать внутрь, но выручил все тот же воз с бревнами. Разогнав его, направили в брешь. Наученные горьким опытом у ворот, степняки резво полезли обратно, создав толчею. В эту кучу и влетел воз. Перевернувшись, он засыпал брешь бревнами. Только одинокая рука, слегка подрагивая, торчала из кучи. В убегающих от стены степняков вдогон полетели стрелы.
Все, с этой стороны нападения какое-то время можно было не ожидать.
У южной стены дела шли хуже. Засыпав защитников стрелами, враги вплотную подобрались к стенам и пороком стали пробивать обожженную южную часть.
Раздался оглушительный треск, и часть деревянного частокола обрушилась внутрь. В образовавшуюся брешь хлынули воины. Часть дружинников с северной стороны во главе с Георгием бросились к остальным защищать пролом. Туда же ринулся оставленный в резерве десяток, на бегу сбивая ряды. Рассыпься строй на одиночные поединки, враги задавили бы их числом. Внутрь проникло уже порядочно Волков. Воины Георгия не давали им разбить свой строй и рассыпаться по скиту. Время от времени стрела, прилетавшая из задних рядов, вырывала одного из сражавшихся.
Постепенно, сражаясь в бешеном темпе, русичи оттеснили степняков обратно к проему. Но тут в брешь полезли степняки, отбитые у северной стены, а на помощь Георгию бросились все оставшиеся воины, кроме троих, оставшихся сторожить избу с тяжелоранеными.
Воины перемешались. Бой превратился в бешеную рубку. С этого времени невозможно было догадаться: кто кого?
Георгий пробирался к степняку в лисьей шапке. Тот ловко орудовал своими двумя саблями, расчищая себе дорогу. Сотник отбросил одного Волка, другого, и наконец два предводителя отрядов столкнулись чуть ли не спина к спине.
Они разошлись в стороны и встали, не начиная бой. Каждый пытался прочитать мысли другого.
Степняк напал первым. Его две сабли давали ему преимущество, однако раньше Георгий тренировался и не с таким противником.
Отразив серию ударов мечом и щитом, он сам пошел в атаку. Клинки сошлись, во все стороны брызнули искры. Степняк был чудо как хорош, мерзавец. Георгию было нелегко отбивать замысловатые и сильные удары сабель и самому наносить их сквозь рисунок стальных клинков.
Удар, еще удар, щит, подобранный перед поединком, треснул, со следующим ударом раскололся. Георгий отбросил его в противника, тот увернулся, но не раскрылся, отразил меч молнией сверкнувшей сабли.
Нужно было что-то делать. Следующий удар Георгий почувствовал на кольчуге – та выдержала, но синяк наверняка останется. А рядом была уже другая сабля, клинок которой, за неимением лучшего выхода, он отвел уже просто наручью.
Все, считай, ты меня разозлил. Пора сравнять силы.
Георгий отступил на полшага, перехватил получше меч. Когда сабля пошла вниз, он проверенным приемом рубанул мечом у эфеса. Собственно после этого у степняка должна была остаться всего одна сабля.
Снова брызнули искры, и клинок Георгия, сверкнув серебряной рыбкой, отлетел в сторону.
Сотник ошарашенно посмотрел на меч. В руке у него осталась только рукоять.
Тут его озарила простая и страшная догадка. Этот прием всегда срабатывал, когда в руках был проверенный не в одной сшибке меч.
Его булат остался у Демьяна, когда сотника оглушили бояре.
Зато степняк не склонен был теряться. Увернувшись от летящей в него рукояти, он нанес несколько ударов, от которых безоружному сотнику чудом удалось увернуться, и впечатал ему колено в доспехе в грудь так, что Георгий отлетел назад и, споткнувшись о лежащее тело, упал.
Дыхание никак не хотело восстанавливаться.
Степняк замахнулся обеими саблями, намереваясь пришпилить сотника к земле.
– Ну что, молиться будешь, рус? – с кривой усмешкой спросил он.
– Уже помолился, – с большим трудом сделав глоток воздуха, ответил сотник.
Почему проклятый рус так спокоен?
Волк мотнул головой, чтобы прогнать эту мысль. Клинки, сверкнув в вечерних лучах солнца, пошли вниз. В эту долю секунды степняк с удивлением заметил, что за их поединком наблюдала не одна пара глаз.
Олеся, сидя на острове посреди болота, не находила себе места. Душу терзала смутная тревога. Руки были сложены на груди, но молиться не было сил. Вся она была мольбой – ее поза, мысли, которые кричали.
Снова и снова она вспоминала усталый, но светящийся взгляд темных глаз. Завитки спутанных запыленных волос. Улыбку. Он так спешил, чтобы предупредить об опасности.
Неужели, неужели я больше никогда тебя не увижу!
В груди было холодно от сознания надвигающейся беды.
Так не должно быть. Неужели я нашла его, чтобы снова потерять, теперь уже навсегда?
Сознание бессилия угнетало. Ожидание было хуже самой страшной пытки.
Она так хотела любить и быть любимой.
Отчаяние вдруг стало таким острым, что из глаз сами собой полились слезы. Она склонила голову на руки. Плечи обреченно опустились.
Внезапно смятение сменила уверенность. Олеся вытерла слезы.
Я не отдам тебя смерти.
Как будто это ее желание что-то могло изменить.
Я не отдам тебя!
Она сама не знала, кому это говорила.
Олеся встала, обвела взглядом расположившихся рядом сестер и бросилась по тропке, ведущей назад.
Господи, помилуй!
Борясь со спазмом, сдавившим грудь и не дающим вздохнуть, Георгий внезапно понял, что сегодня он не умрет. Понимание этого пришло свыше и наполнило его спокойной радостью.
– Ну что, молиться будешь, рус? – услышал он почти правильную речь степняка.
– Я уже помолился, – чистосердечно ответил сотник.
Он не знал, откуда придет спасение, но ждал его.
Словно разрезая само время, сабли медленно пошли вниз. Георгий обратил всего себя в открытую книгу, где монах-летописец готовился вписать новую строчку.
– Сотник, держи меч! – услышал он возглас.
В воздухе сверкнул клинок, который Георгий поймал в развороте, уклоняясь от острых молний, грозящихся проткнуть его насквозь.
Лицо степняка перекосило удивление.
Сотник уже стоял напротив с целым мечом в руке и твердым желанием победить. Лишь на секунду он отвлекся, чтобы кивком поблагодарить дружинника, кинувшего ему свой меч.
Степняк не нападал. Ждал, что предпримет Георгий.
Сотник бросился на него, нанося серию быстрых ударов. Лязг, и клинок одной из сабель степняка отлетел. Георгий в первый раз верно провел прием, хоть его меч и переломился при этом. Сабля Волка тоже пострадала, а теперь и вовсе сломалась.
Степняк отбросил рукоять как ненужную, он и с одной саблей представлял серьезную опасность.
Георгий, ощущая подъем, начал его теснить. Ближайшие воины перестали сражаться, а просто стояли и завороженно смотрели. От исхода поединка могла зависеть судьба скита.
Противники были практически равны, их бой был красив, насколько красивым может быть смертоубийство.
Удар, снова удар. Степняк отвел. Фальшивый выпад, Волк потерял равновесие, Георгий помог ему пинком. Тот грохнулся на землю. Без лишних раздумий сотник ударил сверху, степняк, так же как до этого Георгий, перекатился. Но тут в поединок вмешались несколько воинов, напавших со спины. Георгий вынужден был перенести внимание на них. Ему на помощь кинулись несколько дружинников. Когда он обернулся, степняк уже был в нескольких десятках метров.
Вдруг от самого пролома раздался приближающийся вой. Сигнал, что подоспела подмога с заставы.
Степняки бросились назад в пролом. Остатки сотни стали их догонять и истреблять.
Волк обернулся, засмеялся и, легко вбежав по лесенке на стену, перемахнул через частокол. Георгий подался вперед, но по перестуку копыт понял, что там степняка ждал конь.
Во двор тем временем въезжали воины с заставы, ведя на арканах и подталкивая копьями пойманных разбойников.
Георгий стоял посреди этого поля битвы и смотрел в небо. Румяные облака золотились предзакатным солнцем.
Как хорошо было жить!
Олеся бежала по болотным кочкам. Бурая вода намочила подол ее платья, но она этого не замечала. Сейчас имело значение только одно – еще хотя бы раз увидеть Георгия. Ее не пугало то, что в скиту почти наверняка идет схватка. Меньше всего она думала о грозившей ей опасности. Сердце рвалось к любимому человеку, словно птица из силка.
Бежать впопыхах, соскальзывая с кочек и утопая по щиколотку, было утомительно. Но Олесю ничто не могло остановить. Из болотца она вырвалась в перелесок, до скита оставалось совсем чуть-чуть.
Вечернее солнце ласкало зеленую хвою елей. Лес был так спокоен – все жило своей неторопливой жизнью. Здесь никому не было дела до трагедии, разворачивающейся совсем неподалеку. Ни зайцу, прошмыгнувшему в густой кустарник, ни белке, прячущей орехи в дупло, ни кукушке, отсчитывающей чей-то век.
Внезапно Олеся остановилась. Впереди над верхушками елок показался дым.
Я опоздала! Уже опоздала!
Сердце девушки замерло.
Быстрее, нужно бежать еще быстрее.
Олеся боялась подумать о том, что она может увидеть в конце своего пути. Сердце бешено колотилось.
Вон там, за поворотом тропинки, уже будет виден скит.
Еще чуть-чуть…
Дымящиеся скаты крыш и частокол. В одном месте стена разрушена. Ворота распахнуты.
Олесины ноги остановились сами.
Кто же внутри?
Сотнику пришлось отвлечься от созерцания красот природы. Пора было наводить порядок. Его поредевшая сотня собиралась у избы с колоколенкой, служившей сестрам храмом. Туда же перетаскивали мертвых русичей, степняков складывали с другой стороны. Связанные пленные сидели во дворе.
Георгий медленно направился к своим воинам. Теперь, когда лихорадка боя спала, Георгий понял, как устал. Каждый шаг давался с трудом, однако радость еще давала силы двигаться. И на душе было легко.
Уже вечер, а я еще жив.
Девичий крик заставил его обернуться. Сердце на секунду замерло.
Олеся с радостным возгласом побежала к нему. Раскрасневшаяся, в платье, забрызганном болотной грязью.
Георгий, спотыкаясь, но с улыбкой на губах, побрел навстречу.
Мирный скит превратился в поле боя. На всем вокруг лежал отпечаток разрушения и смерти. Олеся не могла поверить, что сотник цел и невредим.
Мне снится или я действительно вижу его?
Лицо девушки выражало радость и замешательство.
Георгий смотрел на приближающуюся Олесю.
Теперь все стало на свои места. Георгий почувствовал, что они две части одного целого, просто не знали этого раньше.
Теперь мы всегда будем вместе.
Среди хаоса мертвых тел и дымящихся головешек две души встретились и поклялись никогда не расставаться. Потому что смерть иногда рождает жизнь.
Михаил
Семён встретил своих перед рассветом – его уже начали искать. Поручив пригнать коней своему десятку, он поскакал в город. Нужно было срочно доложить про фальшивых купцов.
Своего сотника он встретил возле княжеских палат. Все вокруг суетились – князь должен был выезжать на охоту.
Михаил по лицу Семёна понял, что тот принес какие-то новости, и скорее всего недобрые.
Сотник не стал задавать вопросов. Просто постоял и подождал, когда Семён отдышится и все расскажет сам.
К слову сказать, сотник вообще был сдержан. Говорил мало и по делу. Побывавшие с ним в переделках воины рассказывали о необычном хладнокровии Михаила. Его спокойная уверенность заражала окружающих.
Однажды был такой случай. Произошло это в то время, когда князь воевал с Куремсой. Стояли напротив татарского войска. Несколько раз подряд один татарин выезжал перед русичами и бахвалился, вызывая на бой. Слушали его молча. Охотников принять вызов не находилось – татарин был здоров как бык. Да и как поведут себя остальные, было неизвестно. Михаил тоже смотрел на это представление без особой радости.
Сначала поединщик перечислял родословную неприятеля. Когда же дело дошло до прямых богохульств, Михаил, не говоря ни слова, выехал из рядов и не спеша направился к татарину. Тот смерил сотника презрительным взглядом – Михаил был далеко не богатырского телосложения.
Зато он вырос в семье со славными воинскими традициями. Обращению с оружием его учили с того момента, как он смог держать игрушечный меч.
Все так же молча он встал напротив и приготовился к бою. Татарин с ухмылкой предложил ему ударить первым. Второго удара и не понадобилось.
Ордынское войско встретило это происшествие гробовым молчанием. Михаил спокойно развернулся и не торопясь пошел к своим. Вслед ему не полетело ни одной стрелы.
«А почему ты был уверен, что сможешь победить и вернуться целым?» – впоследствии интересовались его воины.
«А я и не был уверен», – невозмутимо отвечал Михаил.
Пока они шли, Семён рассказал сотнику о своих ночных злоключениях. Изложил все без утайки. Случай с могилой вызвал на лице Михаила ухмылку.
– Потом я сделал ступеньки, вылез и бегом сюда, чтобы предупредить, – продолжил Семён.
– Э-э, а кто бы это мог быть? – спросил десятник после минутного молчания.
– Не знаю, – сотник задумался, – нужно доложить князю, пойдем.
– Меня к князю? – Семён оторопел.
– А кого ж еще? Ты все видел, тебе и рассказывать, – сотник подбодрил Семёна хорошим ударом тяжелой ладони по спине.
Князь был готов выезжать. Семён удивился, как запросто Михаил вошел к нему и задержал его отъезд.
Даниил расположился на обычном своем месте на возвышении.
– Рассказывай, – просто сказал он, обратившись к Семёну.
Бывший разбойник мял в руках шапку. Он снова ощущал неловкость от пристального взгляда голубых глаз. Странно, неробкого десятка, а перед князем уже второй раз теряется. Что-то было в самом Данииле, что заставляло людей раскрываться перед ним, обнажать самые потаенные глубины души.
Собравшись с духом, Семён снова рассказал все с самого начала.
Князь слушал задумчиво. Казалось, что сообщение не вызвало у него удивления.
– Как ты думаешь, кто бы это мог быть? – спросил он вдруг у Семёна.
Семён озадаченно замолчал. Больше всего десятника удивило, что князь спросил у него совета.
– Не знаю, – честно ответил он, – только это не разбойники. Лихие люди в город не пойдут, подстерегут с товаром или казной в лесу. Опасно. Я-то знаю, – Семён смущенно замолчал.
Князь улыбнулся, он помнил о недавнем прошлом своего дружинника.
– Спаси тебя Бог, что предупредил, но опасаться их не стоит, – вслух рассуждал Даниил, – учитывая, что ночных гостей было пять-шесть человек, думаю, это соглядатаи.
На сообщение он отреагировал серьезно. Ждал чего-то в этом роде. Слишком легко Буру ндай отошел от Холма. В Орде явно что-то замышляли.
Князь снова невольно улыбнулся, вспоминая, как его брат – Василько – обманул темника. Когда Василько с двумя мурзами, знавшими русский язык, подъехали к Холму, чтобы по приказу Бурундая склонить жителей к сдаче, то князь, набрав в руку камней и сказав «не велю вам обороняться», стал кидать их на землю. Воевода Холмский угадал мысль князя и с притворным гневом ответствовал ему: «Удались ты, враг государя нашего, не то сам по голове камнем получишь». Василько действительно хотел, чтобы жители сопротивлялись, имея надежные укрепления. Татары же, не любящие долговременных кровопролитных осад, через несколько дней отступили и пошли на Польшу, которая как раз перед этим отказала в помощи русичам.
– Ты встанешь у главных ворот, – продолжил князь, вернувшись к действительности, – остальные закроем для купцов, будешь ждать ночных гостей. С собой возьмешь еще людей. Появятся – всех возьми живыми. Нужно будет с ними потолковать.
– А ты, князь? – спросил молчавший до этого Михаил, – опасно тебе сейчас выезжать из города.
– За стенами прятаться не буду, – сурово ответил Даниил, – со мной дружина, чай не беззащитен. К вечеру вернусь, тогда поговорим.
Рассудив, что разговор окончен, Семён и Михаил вышли.
Солнце стояло высоко. Полдень. В воротах была хоть какая-то тень. У Семёна уже рябило в глазах от бесконечных прохожих. Загадочные всадники все не появлялись. Семёну уже начинало казаться, что ночью ему все привиделось и разведчики не придут.
Вот прошел мастеровой. На плече он нес топор со слегка удлиненной ручкой. Вот княжеский дружинник, ведущий в поводу коня. Вот смеющиеся девочки, бегущие наперегонки.
Купцов уже проехало несколько. Двух местные стражники знали. Одного проверили – ничего подозрительного. Пришлось пропустить.
И все равно Семён чувствовал неясную тревогу, словно время чего-то важного неотвратимо приближалось.
Несмотря на самое начало лета, солнце жарило немилосердно. Семён смахнул пот со лба и присел в тени ворот. Оставалось только ждать. Такая уж у него теперь была работа, и другой он не хотел.
На какое-то время движение сквозь главные ворота прекратилось.
Хотелось задремать, глаза сами собой закрывались.
Интересно, где сейчас сотник Георгий? Где его нелегкая носит?
Семён до сих пор так и не смог встретиться с ним, чтобы поблагодарить. Он расспрашивал всех попадающихся навстречу дружинников, пока не узнал, что тот был отправлен князем провожать ордынского посла – агу Тенгиса.
Жаль. Ну да ладно, даст Бог, свидимся еще.
Вдалеке послышался скрип колес и мерный топот конских копыт.
Вот, опять кого-то несет.
Семён встал и занял свое место.
В ворота въезжала большая, нагруженная добром телега. Сопровождали ее пятеро всадников.
Так, пятеро плюс один на телеге, итого – шесть. Только б не дурили.
Семён еще не узнал ночных гостей, но уже понял, что это они, подал знак, чтобы все были готовы.
Всадников остановил пожилой дружинник.
– Издалёка приехали? – спросил он.
– Издалёка, издалёка, – попытался отшутиться мужичонка в телеге.
В его голосе чувствовалось напряжение.
– Воров ловим, – объяснил дружинник, – намедни у одного боярина коней свели, а нынче ярмарка, всех проверяем.
– А-а, – успокоился мужичок.
Семён обошел вокруг коней, внимательно их осматривая.
– Смотри, хозяин, вот-вот подкову потеряешь! – внезапно сказал он, поднимая глаза на одного из всадников.
– Есть такое дело, – смешался тот.
– Кузнеца хорошего не знаете? – выручил его мужичонка в телеге.
– Отчего же не знаем, – ответил пожилой дружинник, – слушай внимательно: едешь сначала прямо, потом поворот налево, потом вдоль по улице и направо…
Масть, подкова – все сходится.
Семён внутри весь сжался.
Князь велел всех живыми брать.
Решение пришло внезапно, словно озарило светом.
«…Три дома пропускаешь, дальше чуть в стороне кузня, Архипа спросишь…»
«Пропускайте», – показал Семён. Дружинники переглянулись, но приказание выполнили.
Мужичонка тронул поводья, телега медленно двинулась, всадники с видимым облегчением сделали несколько шагов, и тут Семён подал сигнал. Дружинники со всех сторон кинулись на «купцов». Те не успели опомниться, как их постаскивали с коней и скрутили. Хитрей всех оказался шустрый мужичонка, он рванул поводья, и телега загромыхала по ухабам. Правда, далеко он не успел уехать. Семён в последний момент сумел уцепиться за борт, с трудом влез в телегу и сжал беглеца в медвежьих объятьях. Тот выпустил поводья и закатил глаза. Семён остановил коня и за шиворот стащил его на землю.
– Говори, собачий сын, зачем в город ехал! Живо из тебя душу вытрясу, – закричал Семён ему прямо в ухо.
Голова мужичка моталась из стороны в сторону.
Нужно взять себя в руки, не ровен час действительно из него душу вытрясу.
– Все рассказывай как на духу, а то я тебя так поисповедаю!
Мужичонка, казалось, поверил, затрясся.
– Я не знаю! Они меня заставили! Велели в город провести! Награду обещали! – зачастил он.
Семён захвата не ослабил.
– А ты у нас невинное овча! Почто купца порешили?
Семён спросил наугад, а мужичку стало совсем плохо.
– Я не хотел, думал, отпустим купчину, а эти, – он показал на связанных, – его в спину ножом пырнули. Этот, с бесстыжими глазами, смеялся еще, говорит ему: «Че орешь, словно мамка-роженица!»
Этому Семён поверил. Слишком живописная картинка. Такое на ходу не придумаешь.
Все время его не оставляло ощущение, что мужичка этого он раньше видел.
Тот состроил жалостливую мину, словно вот-вот заплачет.
– Не губи, пожалей малых детушек.
Семён содрогнулся от отвращения и вспомнил.
Этот мужик прибился к его шайке несколько лет назад, но надолго не задержался. Не по нутру ему были неписаные законы и правила, которыми подчинялись все без исключения люди Семёна. Точно так же он канючил однажды, когда попался разъезду. Те поверили и отпустили. Но Семён был не таков.
– Цап! Ты ли это? А я думал, тебя давно за татьбу порешили.
Мужичонка вздрогнул. На секунду он позволил захлестнувшему его страху отступить и всмотрелся в лицо своего мучителя.
– Семён, – ахнул он, – не может быть… Как?
– Да вот так, – Семён тряхнул его, чтобы не расслаблялся, – быстро рассказывай, зачем вы здесь, а то прямо здесь кончу, ты меня знаешь.
Семён покривил душой. Цап никогда не видел, чтобы Семён кого-то убивал просто так, не в стычке, но у новоявленного десятника была довольно грозная слава. Вольные людишки его боялись и уважали.
– Быстро! – процедил Семён сквозь зубы.
– Не знаю я ничего, их пытай, – Цап дрожащей рукой показал на остальных.
– Маме своей будешь небылицы рассказывать! Я тебя, яблоко ты червивое, вдоль и поперек знаю.
В глазах мужичонки горело отчаяние.
Семён подбодрил его хорошим тычком. Тот упал на колени и начал обнимать десятниковы ноги.
– Правда, я ни в чем не виноват, эти, – он снова показал рукой, – в сторожку приехали, сказали, что в город дозарезу нужно, купцами вырядиться надоть. Взяли мы купца с охраной, эти переоделись и поехали сюда.
– А что это за люди?
– Не знаю, не наши вроде, не разбойники.
– Без тебя вижу, сморчок, – удовлетворенно сказал Семён, ему было приятно, что перед князем он не осрамился.
– Что им в городе нужно?
– Смотреть хотели. Что князь здесь строит, сколько дружины держит. Все выспрашивали про ворота, когда, дескать, открыты, и здесь ли сейчас князь.
Семён насторожился.
– А ты что сказал?
– Известно что. Здесь он, только что вернулся. С утра пораньше на охоту поехал.
Сердце Семёна упало.
– Что, и про охоту спрашивали? И ты сказал! – он оторвал мужика от колен и снова сжал, – откуда сам знаешь!
– Да мне один отрок поведал, что в княжеских хоромах прислуживает. Я вчера в городе был, на базар ходил побрякушки торговать, что у купца забрали, так его встретил, он и сказал, что князь только приехал и на охоту собрался, не отдохнул толком даже.
Семён застыл в замешательстве.
– Спаси, Семушка, не губи душу невинную, – снова заканючил Цап, – ты же из наших, пожалей братца-разбойничка.
– Был из ваших, да стал человеком княжеским! – разозлился Семён. – Говори лучше, сколько их было, все ли здесь.
Цап счел за благо ответить.
– Шестеро их было, один вчера не вернулся. Вечером куда-то уехали четверо, а вернулись только трое.
Так и есть. Князю угрожает опасность.
Семён оттолкнул от себя мужичонку.
– Свяжите его и вместе с этими ведите в узилище. Нужно всех хорошенько расспросить, – сказал он дружинникам.
Сам Семён кинулся искать своего сотника. Нужно было срочно рассказать все Михаилу. Положение могло оказаться очень серьезным. Уже на бегу до Семёна донеслись завывания Цапа.
– Ой, горюшко мне, горюшко, смерть пришла неминучая, не видать мне малых детушек! Послушать бы мне хороших людей, на разбой не ходить… Вот вчера мне мертвый явился из могилы, предупреждал, видать, о моей горькой долюшке!
Семён хоть спешил и был встревожен, но все равно непроизвольно улыбнулся.
Оставив плененных на попечение воеводы Микулы, Михаил с Семёном с его ведома и согласия выступили навстречу князю.
Дорога казалась бесконечной из-за напряжения, которое охватило всех.
Ехали молча.
– Что-то тревожно мне, – вдруг произнес Михаил, чем немало озадачил Семёна. Выражать вслух свои переживания – это было не похоже на сотника.
Семён мудро промолчал в ответ. А сотник продолжил:
– Отца ведь его, князя Романа, убили, когда он возвращался с войны домой. Какой ум был, какая сила! Чуть было не стал Великим князем Киевским, и тут на тебе! Подстерегли в засаде.
Михаил горестно покачал головой и снова произнес:
– Что-то на душе тяжело.
– Я вижу, что в дружине любят князя, – решился вставить Семён.
– Любят. Потому как справедлив, храбр и любит нашего брата – простого воина. Только мы ему всегда верны были, на нас надеялся да на нескольких бояр, что еще его отцу служили.
– А почему он меня на службу взял? – задал Семён давно мучивший его вопрос.
Михаил призадумался.
– Понимаешь, – ответил он, – у князя особый дар на людей, смотрит – словно насквозь видит.
Это точно. Значит, не у одного меня от княжеского взгляда нутро сжимается и мурашки взад-вперед по спине бегают.
