Текст книги "Западня для князя"

Автор книги: Татьяна Бурцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

И как-то забываться стало горе, и казалось уже, что не будет конца разбойничьему счастью. Но все проходит, всему бывает конец.

Вот и длинной дороге тоже.

Семён не заметил, как их привели на место. Сняли арканы и по одному затолкали в поруб.

Странно, а я думал: нас сразу будут вешать. А-а-а, князя ждут, усердие показать хотят. Ну, пущай.

Отсидка в порубе в темноте и сырости притупила боль, но не прекратила ее. Поруб – вкопанный в землю сруб, попасть в который можно только через люк наверху. Так же, как и покинуть его, ежели на то случится княжья воля. Окон в таком месте не имелось. Попав однажды в поруб, можно было уже никогда не увидеть солнечного света.

С ним вместе сидело полтора десятка его людей – всё, что осталось от вольницы. Ждали князя. И его суда.

Семён не ожидал ничего хорошего. Их взяли за разбой. Убийц численника не нашли. Всех собак повесят на них.

Князюшка крут, ох как крут.

Да еще недавно был бунт из-за численников в Новгороде. Молва докатилась даже сюда. Князь Александр сильно разгневался на народ новгородский и своего сына – Василия. Его под стражей отправил в Суздаль, а бояр-подстрекателей казнил без всякого милосердия, кого ослепил, кому нос обрезал. Это бояр, какой же тогда милости ждать разбойнику?

Сверху загремело, заскрипело. Сердце Семёна сжалось. Сейчас их поведут на суд.

– Ну что, робяты, пойдем с князем побалакаем? – нарочито задорно спросил он.

– Побалакаешь с ним, живо языки на плетень намотает, – послышался из темноты бесплотный голос.

Кто-то вздохнул.

– Видно, смертушка пришла, скорей бы, – послышался другой голос.

– Не робеть, не из таких передряг вылезали.

– Да уж, – ответил первый голос. Он зазвучал более уверенно.

– Выручай, атаман, – уже послышалась надежда.

Надежда, которой сам Семён не испытывал.

Выручай, Святой Николай Чудотворец. Брошу разбой, ей-Богу брошу!

Сверху спрыгнули и потащили на свет.

Даниил, князь Галицкий

Князь сидел в горнице за столом. Солнце лило свет в оконце. Рядом стояли несколько бояр. Чуть поодаль дружинники. По правую руку сидел князь Василько – брат Даниила, по левую – татарин в богатой одежде и при оружии. Лица были хмуры. Видно, разговор вышел нелегкий. Князь Даниил с силой провел руками по седеющим волосам и, сцепив пальцы, опустил их на стол.

«Кулаки не сжал», – заметил Семён.

Его и еще нескольких разбойников только что привели на княжеский суд.

Сердце замерло. Видеть перед собой знаменитого князя Галицкого было и трепетно, и боязно.

Трепетно, потому как только один Даниил все еще сопротивлялся Орде, хоть и пришлось ему признать ее власть и сделаться данником. Уже при жизни его считали великим человеком. Поговаривали, будто сам хан побаивается князя.

И правильно делает.

А боязно потому, что князь хоть и был милосерден, но бывал решителен и скор на расправу, если дело касалось проступков, могущих повлечь большие неприятности для княжества.

Лицо его было примечательно. На нем отразились все невзгоды, пронесшиеся над князем с самого сиротского малолетства. Читались опыт, твердость, незаурядный ум, мужество. Не было следов усталости от полной опасностей жизни. Глаза горели энергией и вниманием.

Князь смотрел прямо на Семёна. От этого взгляда у того мурашки побежали по спине.

Семён взгляда не отвел, но вызова в его взоре не было. Понимал, что вины на нем большие.

– Ты мурзу Усмана убил? – спросил князь без обиняков.

– Нет, не я и не мои людишки, – ответил Семён неспешно.

– Не ты? А кто еще? Ты по дорогам промышлял, взяли тебя на обозе. За это смерть. Лучше сознайся сам, а то с палачом спознаешься.

Люди за спиной Семёна зашевелились.

– Не мы это, а палача я не боюсь. Смерть заслужил, сам знаю.

Князь не сводил глаз с Семёна. Он уже поверил ему. Даниил жил долго и непросто и, пользуясь врожденной интуицией, мог читать в душах людей как в раскрытой книге. Душа Семёна не была исключением.

Однако что-то его тревожило, Семён это видел.

– Не мы это, – повторил Семён упрямо.

– Что ты его слушаешь? Отдай этих людей мне, – подал голос татарин, он говорил по-русски с легким акцентом, – я их накажу в назидание другим. Хан и темник будут удовлетворены.

Семён поежился. Плаха или веревка показались ему лучшей участью, чем долгая смерть на колу или что-то еще. Насаженный на кол человек мог промучиться и сутки. Да и умереть замученным татарином – позорная смерть.

– Дай нам, княже, смерть христианскую, – хрипло сказал он. О спасении более не помышлял. – Не виновны мы в смерти численника, а за обоз ответим.

Князь снова задумался, оперевши голову на пальцы левой руки и поглаживая висок.

Видно было, что такое положение князю не по душе. Важный татарин диктовал ему свои условия. Не давал в собственном княжестве вершить справедливый суд. Тем не менее на его стороне сила. От решения князя зависело благополучие всей южной Руси.

Ленивая русская речь с непривычно выговариваемыми словами звучала завораживающе.

– Не заслужили вы, собаки, легкую смерть!

– Татарин вознамерился получить свое.

Но князь был далеко не робок душой.

– По винам их и будет наказание, – твердо ответствовал Даниил.

Татарину не понравилась двусмысленность ответа князя. Он вроде бы не отказал, но и не отдал немедленно пленников на расправу.

Все это не помогало разрешить возникшие за столом противоречия.

– Не они это, – внезапно раздался голос позади стоящих разбойников и охраняющих их дружинников.

Появилось новое действующее лицо, не замеченное присутствующими. Вперед прошел молодой воин. Лицо уставшее, одежда, кольчуга – в грязи. Было заметно, что он только что прибыл.

Семён чуть заметно вздрогнул.

Сотник. Тот, которого он оглушил, взял в плен, а потом отпустил. Чегой-то он в заступники пошел?

– Почему ты так считаешь? – князя нисколько не смутило бесцеремонное вмешательство. Он без предисловий обратился к вновь прибывшему.

– Я знаю, кто убил мурзу Усмана.

– Ты поймал этих шакалов? – глаза татарина алчно блеснули. Из того, что татарин обратился непосредственно к сотнику, Семён заключил, что они лично знакомы.

Все-таки странный сотник.

– Нет, они ушли в степь, в сторону Орды.

Знатный татарин даже не пытался скрыть своего разочарования.

– Мало весят твои слова без доказательств, – сказал он, – зачем ты выгораживаешь этих людей? Боишься, что они расскажут мне то, что я не должен знать?

Это обвинение было высказано сотнику, но предназначалось князю.

Георгий спокойно встретил хитровато-наглый взгляд татарина.

– Доказательства есть.

– Ты мой гость, – спокойно обратился князь к татарскому вельможе, – и, наверное, утомлен судилищем, продолжим трапезу. Суд подождет.

Эти слова должны были показать татарину, что дальнейшие переговоры о судьбе схваченных разбойников сегодня бессмысленны.

– Этих вниз, – князь махнул рукой на понурых разбойников, – ты отдыхай с дороги, позже позову. – Эти слова предназначались Георгию. Разговор был закончен.

Татарин уже снова надел непроницаемую маску. Он был хитер и умел ждать.

Семёна поволокли к выходу, где он невольно столкнулся с выходящим Георгием. Тут же охранник дал Семёну по ребрам тупым концом копья так, что тот вылетел во двор.

– Сотник! Слышь меня?

Георгий обернулся.

– Ради Христа прошу тебя, помоги, зарекся я на разбой людей водить! Не спасешь совсем – помоги умереть смертью христианскою! Не дай на поругание собакам!

Дружинник все дальше оттаскивал Семёна от сотника. Вывернув голову, Семён все же увидел, как Георгий кивнул.

Георгий прилег в своей горнице, но сон не шел. Ждал разговора с князем.

Резко встал, стал собираться.

Пир когда-нибудь закончится. Нужно быть готовым.

Позвал мальчонку, чтобы тот принес воду. С наслаждением подставил шею и спину под прохладные струи. Смыл дорожную грязь. Надел свежую одежду. Достал меч, положил на сундук. Сел на лавку. Все, готов.

Почему-то на ум пришло, как пять лет назад в палатах так же пировали. Сотник улыбнулся своим мыслям.

Даниил всегда привечал своих дружинников. Искренне любил их за верность и отвагу.

В тот раз дружина веселилась на славу. Георгий тогда всего несколько месяцев прослужил у князя, поэтому все обычаи были для него в диковинку.

Выбирали самого удалого дружинника. Князь предложил награду – перстень с самоцветом. Вещь дорогую и памятную.

Во хмелю все тут же наперебой начали рассказывать о своих подвигах.

Георгий о себе говорить не любил, да и не считал себя достойным награды, поэтому веселился с другими и слушал.

Наконец князю это наскучило, и он поставил новое условие.

– Нет, эдак не пойдет, – сказал он, – каждый о себе горазд рассказывать. Ну-ка поведайте об удали своих товарищей.

Повисло неловкое молчание. И тут слово взял до сих пор молчавший сотник Михаил. Он вообще не любил говорить на пирах.

– Я о своем десятнике скажу, – кашлянул, собираясь с силами, – он хоть и недавно у нас, но дружинник исправный. Да и разведчик каких мало. Вот недавно отбивались мы от степняков. Пришли они большим отрядом, поболе нашего. Так десятник мой вот чего учинил. Зашел с малой силой им в голову и устроил такой переполох, что рванули степняки назад со всей прыти, а там уж мы в засаде ждали. Ни один не ушел.

– А кто засаду ту придумал? – с интересом спросил князь.

– Он и придумал. Места хорошо знал, где ударить можно, где схорониться до поры.

Князь, казалось, остался доволен услышанным.

– Приведи его ко мне, – сказал он, – за такую удаль быть ему сотником, а не десятником.

Михаил улыбнулся.

– Да вот он сам сидит, я его с собой привел.

Тут Георгий с удивлением почувствовал, что все смотрят на него…

Этот эпизод согрел душу теплом. Георгий машинально стал вертеть кольцо на пальце – тот самый перстень. Он носил его с тех пор как память. Его разбойники почему-то не тронули.

Разбойники. При воспоминании о них мысли сотника вернулись к настоящему. Вздохнув, он прислонился к бревенчатой стене.

Время шло, а к князю не звали. Глаза закрывались сами собой – сказывалась усталость. Ложиться одетым не хотелось. Сотник подозревал, что забудется крепким сном, как только его голова коснется подушки. Тогда он не сможет с ясными мыслями явиться на зов.

Зашаркали шаги. Вошел старый слуга князя – Матвей.

– Вставай, Егорушко, князь зовет, – сказал он. – Ба! Да ты и не ложился. Что ж, и не отдохнул совсем?

Георгий вздохнул.

– После смерти отдохнем, отец.

Сотник встал и пошел за Матвеем.

Князь ждал Георгия в своих покоях.

Даниил стоял перед иконостасом. Перед иконой Спасителя мерцала лампада. Тяжело было на сердце у князя. Все его усилия по укреплению городов Галиции и Волыни были потрачены впустую. Соседи в помощи отказали. Ему пришлось уступить силе орд темника Бурундая, сменившего слабого Курем-су. Он сумел остаться князем в своей вотчине, но получил приказ уничтожить все укрепления городов, которые он так тщательно и тайно возводил.

Уезжая первый раз в Орду, он устроил все дела, попрощался с братом, так как думал, что уже не вернется, однако смелостью своей завоевал уважение хана и получил ярлык на княжение с условием подчинения Орде, которое старался не исполнять.

Но сейчас, когда князь Василько и его сын Лев были вынуждены согласиться на уничтожение только что возведенных каменных стен и башен взамен на относительную самостоятельность княжества, дело принимало серьезный оборот. Такая победа равнялась проигрышу.

Этот день Даниил пытался отсрочить больше пяти лет, выигрывая отдельные сражения с Куремсой. Дольше остальной Руси на целых пять лет противостоял князь татарам. Про него говорили: первым Даниил обнажил меч на кочевников и последним вложил его в ножны.

Первым… на Калке…

Князю вспомнилась та злополучная для всей Руси битва близ реки Калки, когда погибло шесть князей из девяти. Из десяти дружинников только один вернулся домой, да и то только потому, что князья Мстислав Удатный и Даниил сумели прорваться через ордынское кольцо и организовать отход через степи. Такое сокрушительное поражение русичам еще не наносилось.

31 мая 1223 года. Степь была покрыта весенней травой, половодная в это время года Калка катила свои воды. На одном берегу, на холме под разноцветными родовыми стягами – отряды русской дружинной конницы, а на противоположном берегу, на зеленой равнине, – ровные ряды ордынской конницы, неподвижно застывшие в боевом строю. Строй ордынцев черный, зловещий, в плотной массе его невозможно пересчитать воинов. А ведь стояли еще полки в засаде, про которые не ведали русичи.

На военном совете, который был наспех собран князьями, мнения разделились. Великий князь Мстислав Киевский, считавшийся старейшим в войске, был против немедленного наступления. Он считал, что нужно построить на холме укрепленный лагерь, где можно было бы отсидеться, разослать во все стороны разведчиков, чтобы выяснить силы противника. Его поддержали многие князья. Мстислав Удат-ный, наоборот, настаивал на немедленной атаке. Того же мнения придерживался и половецкий хан Котян, многочисленная конница которого пришла вместе с русским войском. Он жаждал мести за разорение своих кочевий, виновником которого был отчасти он сам.

Согласие в действиях так и не было достигнуто. Мстислав Киевский с другими князьями начал спешно возводить укрепления на холме, а половецкий хан Котян, Мстислав Удат-ный и его верный соратник Даниил, тогда бывший князем Владимиро-Волынским, двинулись к реке Калке.

Мстислав велел своему зятю Даниилу первым переправиться через реку и вступить в бой. Будущему князю Галицкому было тогда двадцать два года.

Переправившись, он выдвинулся далеко вперед и бросился на врага.

Следом за ними поспешили половцы и конные полки Мстислава Удатного.

Мстислав Киевский и другие князья наблюдали за сражением с вершины холма.

В тот день победа могла достаться и русичам, если бы не поведение союзника – хана Котяна.

Половцы доскакали до строя татаро-монгол и отхлынули: их тактика состояла в быстром натиске и отступлении, не были они привычны к затяжным сражениям.

Взметнулись над вражеским строем бунчуки тысячников и темников, конная масса двинулась вперед и, набирая скорость, ударила по половцам. Другие монгольские отряды заходили с флангов. Не выдержали половцы, побежали прямо на русские дружины, смешивая их и внося сумятицу. Хаотичное бегство половцев нанесло урона больше, чем согласованные действия ордынцев.

Но и при таком раскладе галичане Мстислава Удатного и волынцы князя Даниила сражались стойко. Князь Даниил, бившийся рядом со своими дружинниками, был ранен копьем в грудь, но не покидал поля боя.

Более опытный Мстислав Удатный вовремя заметил опасность: свежие ордынские тысячи обходили русские полки с двух сторон. Вместе с князем Даниилом он повел своих дружинников на прорыв. Пожалуй, это было единственно верное решение. Князья повели свои дружины не к укрепленному лагерю великого князя Мстислава Киевского, а в степь.

Отходили с боем. Монголы на свежих конях догоняли галичан и волынцев, и тогда они поворачивали коней, принимали боевой строй и встречными ударами отгоняли преследователей. Это было не бегство, а отступление войска, дух которого не был сломлен поражением. Мстислав Удатный и Даниил сумели вывести из степей значительную часть своих дружинников, а остальных князей, равнодушно взиравших на битву с вершины холма, ждала горькая участь…

Монгольские тысячи со всех сторон окружили лагерь русских князей. Три дня они безуспешно штурмовали укрепления, наспех сооруженные из земли, обозных телег, составленных рядом щитов. Не эта жалкая преграда, а мужество и стойкость русских воинов остановили натиск монголов, которые несли большие потери. Тогда Субедей и Джебе – военачальники Чингисхана – начали переговоры, в результате которых князья во главе с Мстиславом Киевским были преданы брод-никами и убиты, задавленные досками, на которых сели пировать победители. Так своеобразно сдержали захватчики клятву не проливать кровь русских князей.

Таким образом, только дружины Мстислава Удатного и Даниила Волынского были частично сохранены и могли бы еще продолжать сопротивление. Третий из оставшихся в живых, князь Владимир, бежал в Киев.

Когда жар боя спал и преследователи отстали, изрядно поредевшие полки остановились, чтобы передохнуть.

Сойдя с коня, чтобы напиться, и склонившись над рекой, Даниил почувствовал головокружение и только тогда заметил свою рану.

Князь обернулся, ощутив присутствие сотника, и очнулся от своих размышлений.

– Рассказывай, – князь перешел сразу к делу.

Рассказывал Георгий недолго. Подробно остановился на Рушан-беке и его взаимоотношениях с Тенгисом. Не умолчал и о том, как спас жизнь беку, когда напали на него степняки.

– Что спас – хорошо, не будет у темника причины собрать войско и двинуться на Галич, но знай, что приобрел ты врага кровного. Иные мстят больше за добро, чем за зло, – предупредил князь.

– Буду остерегаться, – ответил Георгий и продолжил. – Когда отряд степняков ушел, посмотрел я на стрелы, которые торчали в телах воинов Рушан-бека. Больно примечательные они. Раньше я уже такие видел. Собственно, вот.

Георгий достал две стрелы.

– Вот эта – с места убийства мурзы Усмана, а эта должна была убить Рушан-бека.

Князь задумчиво взял в руки стрелы.

– Похожи, ничего не скажешь… Так значит, степняки убили мурзу? И не побоялись же зайти так глубоко на нашу землю.

– Они. Но все еще сложнее. Встретил я Хмурого, ты его знаешь, князь. Он рассказал мне, что в степи неспокойно – стали нападать на огланов, – и описал отряд, который этим занимается. Так вот, есть у них отличительная метка – подковы с пятилистником. Своего рода знак, чтобы все знали и боялись. Такие отпечатки я и нашел на месте, где напали на сотню бека. Все сходится. Хмурый мне сказал, что у степняков особенные, большие луки. Похоже, что большую часть отряда перебили внезапно, причем били издалека, потом только на оставшихся насели. Да и последний выстрел в самого бека был сделан мастерски. Все говорит о том, что того, кому нужно было убийство Усмана и его зятя Рушан-бека, нужно искать в степи.

– Да и в Орде ходят слухи, что мурзу Усмана убили свои, – проронил князь.

– Дозволь мне с небольшим отрядом в степь пойти, поймать молодчика из степняков, да поважнее. Тогда мы выясним, кто за всем этим стоит.

– Опасно это, да и ты мне нужен здесь.

– Чую, князь, что все очень непросто, как бы не потянулась ниточка к нашим неспокойным соседям, а то и дальше, к самому Римскому папе.

Князь задумался.

– Может быть… очень может быть.

– Ну так как, собираться мне? – поинтересовался Георгий.

Князь слегка улыбнулся, видя такое рвение.

– Завтра скажу, сейчас иди отдыхай, вижу: еле на ногах держишься.

– А что с разбойничками? – вдруг неожиданно спросил Георгий. Этот вопрос он приготовил напоследок.

– А почему ты спрашиваешь? – лицо Даниила снова стало серьезным.

– Нельзя их отдавать Тенгис-аге! Все же русичи они, – с жаром произнес сотник.

– Нельзя, а что делать! Все одно им смерть за разбой, сам закон знаешь. Они ведь и русичей таких же грабили.

– Казни их сам, князь! Казни смертию христианскою!

– Ты будто меня учить надумал, – князь нахмурился, – иди, я сам решу.

– Не отдавай, князь, замучают их татары до смерти, – Георгий умоляюще смотрел на князя, – не отдавай хотя бы до того, как я привезу степняка.

– Я гляжу, ты уже сам все решил. Своенравен стал. Смотри, недолго так и милость мою потерять.

Немногие набирались смелости спорить с Даниилом Галицким, но сотник не мог отступить. Он пообещал Семёну помощь, и слово нужно было исполнять.

– Не боюсь я в немилость попасть, – тихо, но упрямо произнес он. – По справедливости все должно быть. Не должен русич русича врагу предавать. Поеду завтра в степь и привезу настоящих убийц.

Князь долго и хмуро смотрел на Георгия.

– Не быть тебе, сотник, воеводою, – наконец сказал он.

Сотник взгляда не опустил.

– Быть в том воле Божьей, не взропщу.

– Иди с глаз моих, – князь Даниил все еще гневался. – Советую тебе передумать, – с нажимом произнес он.

Георгий вышел.

Этот не передумает.

Сквозь тяжелые думы князь внезапно улыбнулся.

Сотник нравился князю как раз смелостью и решительностью. Молод, да не по годам серьезен и напорист. Люди его слушают.

Самому князю семнадцати лет от роду пришлось командовать войском, когда он, будучи воеводою Мстислава Удатного, отбивал родной Галич от венгров, поэтому любил он молодых людей с искрой в душе.

Такой не отступит.

Даниилу вспомнилось, как он впервые встретил Георгия, если этс можно было назвать встречей.

Татар преследовали уже который день. Тем-никово войско обросло невольниками, продвигалось небыстро, но степи были близки. Князь Даниил спешил отбить своих, ведомых в полон, на своей земле, где можно было напасть внезапно.

Смеркалось, но привала не делали, могли опоздать.

Ехал князь в авангарде. Вдруг конь шарахнулся.

Князь всмотрелся в предмет, испугавший коня. Чуть впереди виднелся темный непонятный силуэт.

– Я посмотрю, – вызвался тысяцкий.

Он осторожно подъехал к предмету, склонился. В вечерней тишине отчетливо разнеслось его ругательство.

Князь подъехал следом, тоже склонился с седла.

Он увидел неподвижное тело человека, сначала подумал, что мертвого.

На лежащем не было живого места: все тело покрыто ранами, и все же он был еще жив.

Князь спешился, склонился ниже. Убрал слипшиеся от крови волосы, свесившиеся с лица, чтобы получше разглядеть: человек очень молод, хотя сейчас разобрать это было трудно. Побывал в сражениях, о чем свидетельствовали следы едва затянувшихся ран, проглядывавшие сквозь прорехи разорванной рубахи.

– Его бросили здесь не так давно, тут делали остановку, но пошли дальше, – сказал тысяцкий. – Если этот парень – один из пленников темника, вот-вот догоним. Чем же он их так разозлил?

– Не имеет значения, мы должны ему помочь, – ответил князь.

– Мы не можем его никуда везти, он не выдержит дороги. И так кончается.

Князь перевел взгляд на раненого. Тот разлепил глаза и мутным от боли взором смотрел на него. Губы шевелились.

– Он что-то говорит, – удивился рядом стоящий дружинник.

Князь наклонился ниже.

– …темник близко… догонишь… освободи людей…

Князь вскочил на коня.

– Вперед!

Потом обернулся к дружине, указал на одного из воев:

– Останешься с ним, головой отвечаешь, чтоб, когда вернемся, был жив!

– Все равно кончится, все нутро небось отбили, – сочувственно вставил тысяцкий.

Князь молча смотрел, как дружинники осторожно перетаскивают раненого с дороги на обочину.

Бескровное лицо парня побелело еще больше: он силился не закричать.

Князь обернулся к тысяцкому.

– Этот не кончится.

– Вперед, – обратился князь к войску, – с нами Бог!

Над воями зареял Спас.

Своих отбить успели. Темник бежал с остатками войска. Даниил, князь Галицкий, праздновал очередную победу.

Освобожденный народ потянулся обратно к своим домам, а у кого не было дома – в Галич. Там собралось много беженцев. В Галицком и Владимиро-Волынском княжествах – там, где княжил Даниил и его брат Василь-ко, – люди могли чувствовать себя относительно спокойно. Правда, недобрые соседи, пользуясь набегами Орды, пытались себе урвать кусок пожирнее. Нелегко приходилось Даниилу, но, видимо, в трудную годину Бог даровал Южной Руси заступника. На севере был еще Александр – герой Невский, однако и он не мог противопоставить Орде сплоченного войска и пытался всеми силами поддерживать с ордынцами мир.

Даниил спешил вернуться в Галич. Было неспокойно. Неверные бояре снова плели заговор и, пользуясь отсутствием князя, могли попытаться призвать венгров или еще кого-нибудь на Галицкий стол.

Раненых везли в телегах. Князь был верен своему слову и нашел среди них Георгия, поручив его особой заботе (будущий сотник был совсем плох). Он только что с большим трудом оправился от ран, а сейчас у него не стало сил бороться за жизнь. Тут даже молодость не могла стать залогом исцеления. И все же сотник не умирал.

В те мгновения, когда Георгий был в сознании, он видел перед собой девичье лицо. Зеленые большие глаза смотрели на него с состраданием. Пепельно-русые волосы заплетены в косу.

Кто ты? Ангел?

День ото дня Георгию становилось все хуже и хуже. Впав в забытье, он уже больше из него не выходил.

Красное марево окружало его, вперед вела каменистая дорога. Он шел по ней, спотыкаясь, еле-еле передвигался. Шаг. Еще шаг. Другой. Ноги заплетаются. Двигаться невозможно. Вокруг бушует алое пламя. Силы оставляли, казалось, что Георгий нисколько не продвинулся вперед. Сколько сотен лет он тащился по этой дороге? Невыносимо, но нужно двигаться вперед. Откуда он это знал? Бесконечный путь.

Но вот далеко впереди показалось что-то светлое. Оно сменило красный обжигающий кошмар. Последние силы ушли на то, чтобы заставить себя идти вперед. Вот дорога зазмеилась через оранжево-желтое поле. По пшенице волнами пробежал ветер. Золотистые колосья заколыхались на фоне темно-синего неба. Хотелось упасть и обнять руками упругие стебли. Ничего он не хотел сейчас больше. Но нужно идти вперед. Откуда же он это знает? Сверкнула молния, вдали зарокотал гром, потом ближе, ветер окреп, ударяя порывами в грудь, быть грозе… упали первые капли дождя…

Нет, это не дождь. Это плачет ангел.

Георгий моргнул и приоткрыл глаза. Девушка сидела совсем близко. По ее щекам текли слезы, одна из них и упала на лицо Георгию. Глаза девушки смотрели в небо. Губы шептали молитву.

…Спаси, Господи, и исцели, раба Твоего… на Тебя все упование мое!.. Спаси и исцели воина, за правду пострадавшего… спаси его… спаси!.. Имя его Сам ведаешь…

– Георгий, – чуть слышно прошептал раненый.

– Что?! – всполошилась девушка, склонившись над ним.

– Меня зовут Георгий, – пересохшие губы чуть раздвинулись в улыбке.

Лицо девушки озарила, словно внутренним светом, нечаянная и оттого искренняя радость.

Кто-то тряс его за плечо. Георгий вскочил, помотал головой, еще не отойдя от короткого ночного сна. Брезжил рассвет. У кровати стоял Матвей.

– Вставай, собирайся скорее, князь велел тебе выезжать. Возьмешь половину своей сотни. Выступайте так, чтобы шуму было как можно меньше. На все про все тебе три недели. Потом are ответ давать. Сейчас он будет перепись заканчивать. Поперек князя не пойдет. Так что торопись.

– Еду, – радостно ответил сотник. Сон как рукой сняло. Снова на душе сделалось легко. Да и сновидение разбудило позабытые теплые чувства.

Был ли ты, ангел, или привиделось мне в горячке?